Текст книги "Стой за моим плечом (СИ)"

Автор книги: crazyhead

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Ладно. Он сыграет, – сдался я, – но недолго. А потом у меня есть для вас сюрприз.

После завтрака наследников пришлось снова переодевать. А потом по моему знаку в комнату зашли два юных невольника, на плечах которых сидело по прехорошенькой ручной обезьянке. Животные были обряжены в одинаковые короткие вышитые серебром жилеточки и маленькие шапочки. Я оставил радостно галдящих сыновей с их подарками, а сам отправился на растерзание к Садику.

Секретарь встретил меня непривычно-стеклянным взглядом. Я сначала не обратил на его вид внимания, но потом приметил нервическую неловкость движений, несвойственную рассеянность и какой-то ищущий, внимательный взгляд. Словно он пытается понять, в хорошем ли я настроении. В его глазах светился тот же напряженный вопрос, что зрел я в очах сотен просителей.

В этот раз мне любопытно – что же такое случилось, отчего несгибаемый, неподверженный страстям Садик столь нервозен? О чем он хочет попросить? Может, все достаточно банально и секретарь всего лишь желает выкупить кого-то из гарема? Или получить несколько дней отдыха? Или задумал выпросить несколько десятков акче в прибавку к жалованию? Не верю! Только не Садик!

Садик не так осторожен и подозрителен, как Сирхан, но я все равно боюсь спугнуть его прямым вопросом, потому, приказав подать легкие закуски и щербет, усаживаю его за столик в малой зале, которая имеет общую дверь с рабочим кабинетом.

– Пусть это будет для тебя сахаром! – произношу я традиционное пожелание, Садик отвечает положенное: «И вам того же!», но не ест, задумчиво замирает с кусочком брынзы в руках.

Очевидно, что мысли его витают далеко. Я завожу разговор о сыновьях, говорю что-то о зверинце и недавно появившемся слоновьем павильоне. Садик вежливо кивает, кидая на меня осторожные взгляды. Наш неспешный разговор прерывает стремительно вошедший Сирхан. Он быстро кланяется и без колебаний подходит, усаживаясь рядом со мной.

Садик вздрагивает и бледнеет от подобного нарушения этикета, но моя правая рука прекрасно знает – ему это позволено.

Сирхан иноземец и, несмотря на долгие годы, прожитые в нашей благословенной стране, многие вещи так и остались для него непостижимыми. Например, он презирает мудрую неспешность. Его движения и мысли быстры, он совершенно не выносит ожидания. Вежливость и хорошие манеры также освоены им весьма поверхностно, но я прощаю эти мелкие недостатки, ибо они с лихвой искупаются его верностью и исполнительностью. Мне даже нравится то, как смело он себя держит. Как соратник, не как раб.

Формально любой житель дворца – раб султана, но я прекрасно понимаю, что человек, заправляющий всеми воинами, охраняющими внутренние покои – важная фигура. Но дело даже не в этом – Сирхан нравится мне своим хладнокровием и внимательностью. Недавно я поручил ему тайно присматривать за иностранными послами и, так же тайно, проверять умонастроения на местах, создав для этого, естественно, особую службу. Сирхан с воодушевлением взялся за дело и медленно, но верно создает сеть тайных агентов, собирающих информацию по всей стране. Пока что я весьма доволен его работой, поэтому наедине – Садик и охрана не в счет – ему позволено очень многое.

Бывший палач, ныне же глава всех войск, не отвечая на мой вопросительный взгляд, невозмутимо оглядывает яства и закидывает себе в рот пару понравившихся кусочков. Садик сжимает кулаки, бледнея уже до синевы, и мне начинает казаться, что причиной его волнения является не поругание всяческих правил приличия, учиненное наглым Сирханом, а нечто иное.

– Садик, ты ничего не хочешь сказать своему государю? – спрашиваю я у секретаря, тот распрямляет спину, медлит пару мгновений, потом поднимается и, глядя куда-то в сторону, произносит:

– Муавия не виноват. Это все я.

– Интригующе, – констатирую я и поворачиваюсь к продолжающему сосредоточенно жевать Сирхану.

Темные глаза палача пристально изучают секретаря, даже мне немного жутко от того холодного интереса, что излучает этот страшный мужчина. Будь я на месте Садика, наверное, уже чувств бы лишился – у меня слишком живое воображение.

– Сирхан? – я поторапливаю мужчину с объяснениями.

– Муавия напал на иноземного купца, – тут же сообщает Сирхан, я недоверчиво хмыкаю – янычар славится своим спокойствием и жизнелюбием.

У меня великолепная память, я помню имена каждого из находящихся во дворце воинов и даже знаю многое об их личных качествах и чертах характера; стоит мне разок увидеть человека – накрепко запоминаю его лицо. Естественно, об этой особенности я не распространяюсь. Кроме того, есть у меня еще одна чудинка. Азиз и Сирхан, конечно, уже поняли, что я не только замечаю окружающих меня людей, но и склонен принимать близко к сердцу перипетии жизней тех, кто умудрился выделиться среди общей массы. Думаю, именно поэтому Сирхан лично зашел ко мне, чтобы доложить о незначительном происшествии.

– И почему же, Садик, ты считаешь, что в проступке воина виновен ты? – с интересом вопрошаю я.

По мере ответа заалевшего словно роза секретаря мое удивление возрастает многократно – оказывается я, сам того не зная, поспособствовал зарождению чувств между ним и янычаром. А к купцу Муавия попросту приревновал. Услышав сбивчивую речь Садика, Сирхан хмыкает и берет слово. Из его речей выходит, что иноземный купец приехал в наш город не столько торговать, сколько собирать сведения, и интерес его к Садику был деловым – он рассчитывал получать от него сообщения.

– Нет! – Садик растерян, и испуган. – Он ни словечка о том не говорил! Ни намека!

– Просто не успел, – Сирхан зло улыбается, – ревнивый глупец сорвал мне все планы – прознав про ваши встречи, кинулся выяснять отношения.

– А что ты планировал? – спрашиваю я, отвлекая разозленного Сирхана от своего бедного секретаря.

– Ну, можно было бы передавать ему иногда через Садика что-то интересное, но, конечно, только то, что выгодно нам.

– А ты хитрец! – усмехаюсь я.

– Да, идейка была неплоха. Только идиот Муавия переломал купцу все кости и теперь он вряд ли подойдет к столь опасному источнику информации, как наш Садик.

– Невелика печаль, – я кошусь на бледного Садика и небрежно взмахиваю рукой, указывая ему на диванчик, секретарь медленно садится, не отрывая от меня взгляда, – используешь в своих играх того несчастного, которого купец попытается очаровать следующим! Пусть лучше кто-нибудь из мальчишек, кто занят не так сильно, побегает вечерами с записками. А Садик мне самому нужен.

– Да я бы его потом вывел из игры, знаю, что нужен, – Сирхан тяжело вздыхает, – ну, Муавия, сын шакала! Теперь ждать придется. Пока купец поправится, пока отважится с кем-то дело вести…

– А все же, Садик, ты с этим купчиком-то… словом – рассчитывал на какие-то пикантные встречи?

Садик издает носом странный звук, его глаза расширяются в удивлении, а сам он торопливо выплевывает слова, путаясь и мешаясь – если изъять все шероховатости и заминки, то картина выходила следующая – с купцом Садик познакомился случайно. На рынке у раззявы срезали кошель, понял он это только когда пришло время расплачиваться, и тут доброжелательный и обходительный мужчина спас растерянного Садика от унижения, заплатив за покупки. Садик поблагодарил, клятвенно пообещал вернуть долг и на следующий день отправился занести монеты. Купец встретил его ласково, предложил щербет, потом молчаливые слуги принесли закуски, и Садик сам не заметил, как провел в обществе приятного собеседника время чуть ли не до вечера. Купец между делом попросил Садика показать ему, приезжему, местные красоты, Садик не нашел возможным отказать, так они совершили несколько прогулок по городу и окрестностям, а потом вмешался Муавия и Садику только после его ужасного поступка пришло в голову то, как все эти невинные встречи выглядели со стороны.

– Сирхан, так я не понял – этот твой шпион, он соблазнял Садика или нет?

– Он очаровывал Садика. И надеялся договориться. Мне кажется, что о вкусах вашего секретаря он осведомлен не был, иначе бы поостерегся. Что, кстати, радует. Значит, соглядатаев во дворце у него нет или почти нет. Так как не приметить обжимающихся Садика и Муавия мог только слепец.

Садик, уже было вернувший лицу свой обычный цвет, при последних словах Сирхана краснеет столь ярко, что мне даже его жалко. Что ж, теперь мне по крайней мере ясно, о чем с самого утра желает попросить Садик – горячий Муавия после своей несдержанной выходки был заключен под стражу и секретарь жаждет заплатить за ревнивца штраф. Была у меня мысль немного поломаться просто для собственного развлечения, но я рассудил, что от страдающего Садика никакой пользы – перенервничав, он начинает хуже работать, я же уже привык к безукоризненно составленным документам. Поэтому я милостиво разрешаю Садику внести в казну минимальную сумму, подписываю быстро составленный секретарем документ и церемонно передаю его в руки Сирхана. Тот, покривившись, двумя пальцами берет у меня листок и бормочет что-то про палки, которые некоторым неумным только на пользу пойдут.

– Сильно в этом сомневаюсь, Сирхан! Палки еще никому здоровья не прибавляли! – я смеюсь, Садик благодарно улыбается моим словам, его пальцы подрагивают.

Взмахом руки я отпускаю секретаря, повелев возвращаться не раньше завтрашнего утра. Садик упрямо вздергивает подбородок и прямит спину, я вижу, что он готов начать спор, привычное раздражение вскипает темной волной – несносный секретарь все время противоречит. Чтобы пресечь его возражения я важно поднимаю палец:

– И, Садик, я надеюсь уже завтра получить копию официально заключенного договора. Все-таки ты важная фигура во дворце, так что в чем-то Муавия прав – нехорошо человека морочить. Раз уж он твой фаворит, оформи все как следует.

Садик перестает думать о секретарских делах, он снова бледнеет – полагаю, теперь его помыслы занимает лишь Муавия и его реакция. Надеюсь, янычар будет разумен и не повредит моего секретаря. Хотя… пускать на самотек такое, пожалуй, не стоит. Едва Садик стремительно выходит из кабинета, я подзываю усту и даю указание – разговор Муавия и Садика не должен проходить в одиночестве.

Сирхан яростно пережевывает брынзу, в глазах у него застыло неодобрение.

– Что смотришь? – с некоторым раздражением спрашиваю я.

– Не пойму – что великому султану за дело… к чему следить за Садиком?

– Волнуюсь. Муавия наверняка разозлен, он, оказывается, ревнивец!

– И буян!

– Да, и буян. Как бы не приложил беднягу Садика.

– Ну, приложит. И что?

– Как что? Это же Садик! Да пока я второго такого же умницу найду! И найду ли… Сирхан, ты не мог бы намекнуть Муавию, что янычар у султана много, а секретарей толковых – по пальцам перечесть можно? Да, и пусть его отпускают из казарм на ночь.

– Не положено.

– Я сказал, значит, положено. Он теперь, вроде как, семьей обзавелся…

– Что, кстати, не положено, Муавия еще на службе! – упрямо продолжает гнуть свою линию Сирхан, я гневно поджимаю губы и рассержено смотрю в его наглые черные глаза.

– Как прикажет великолепный султан, – Сирхан кивает, якобы исправившись, но в уголках твердого рта прячется еле сдерживаемая ехидная улыбка, я делаю вид, что не замечаю и начинаю расспрашивать о Наджи.

Сирхан с удовольствием рассказывает о своем фаворите и, между делом, сообщает, что танцовщик готов порадовать меня новым танцем.

– А может он станцевать для шехзаде?

– Для шехзаде? – Сирхан глядит с сомнением, ведь танцы Наджи чувственны и волнующи, ребенок вряд ли оценит.

– Да. Не так, как он обычно это делает. Что-нибудь, что понравится двум малышам.

– Я не знаю. А великий султан не думал о том, чтобы пригласить бродячих артистов? Малыши любят представления.

– Думал. Не хочется приводить во дворец сомнительных людей.

– Я могу организовать все. Если устроить представление в саду, женщины тоже посмотрят.

Я киваю: не сомневаюсь – Сирхан сделает все правильно.

В покои заходит Азиз, приветливо кивает Сирхану и торопит меня – дети уже ждут. Оставшуюся часть дня я провожу с сыновьями – веду их в зверинец, они долго рассматривают животных, и я рассказываю детям все, что могу вспомнить о повадках зверей. Затем мы с Азизом принимаем вместе с малышами пищу, маленьких непосед переодевают и уже знакомый невольник заводит новую сказку.

В этот раз мне удается дослушать до конца и не заснуть. Уставший невольник, который не только рассказывал сказку, но успел еще и поиграть с мальчиками, и побегать с ними немного, и даже станцевал что-то очень простое и безыскусное – так, без музыки, притопывая пяткой и тихо мыча, с благодарностью ложится на матрас, а мы с Азизом тихо удаляемся, чтобы впервые за сегодняшний день уединиться. Неугомонные, шумные наследники весьма утомили меня, и я признателен расторопным слугам, сноровисто приготовившим покои ко сну.

– Кажется, они начали привыкать ко мне, – говорю я Азизу, тот задумчиво кивает.

– И сколько времени ты планируешь их… приучать к себе? – интересуется воин.

– Это не совсем приучение. Понимаешь, – я медлю, чтобы лучше облечь мысль в слова, – понимаешь, Азиз, я много думал. Особенно пока сидел в Золотой клетке. Например, отчего отец побаивался и меня, и остальных сыновей, а мать сделала все, чтобы спасти сына и никогда не сомневалась в том, что, придя к власти, я возвышу ее? Почему, ведь он – отец, столп семьи, и именно его милостью я жил беззаботно и безбедно? Знаешь, в кафесе делать особо нечего, и я размышлял целыми днями, пытаясь проникнуть в суть, чтобы в дальнейшем не бояться собственных детей, чтобы они не убивали друг друга. Мне кажется, кроме очевидных вещей, дело еще в том, что мать отлично меня знала. Она воспитала меня, понимала меня, как никто и оттого была уверена – я испытываю к ней любовь и уважение. Исходя из этих дум, я пришел к решению – уделять сыновьям времени не меньше, чем уделяла мне в свое время мать. Тогда они вырастут под моим присмотром и все пойдет как должно.

– Разумно! – Азиз кивает и начинает раздеваться догола.

Азиз, как и многие среди слуг и воинов – иноземец. Его забрали у родителей, с отрочества воспитывали и готовили к службе государю. Он с удовольствием читает Коран, перенял многие обычаи и даже суеверия, но спать предпочитает обнаженным. Это немного смущало меня первое время – не привык к совершенно голому телу, но я ведь первый начал, когда заставил его снять покровы одежды и, надо сказать – увиденное не перестало мне нравиться. Столько лун пробежали, подобно воде, казалось бы – и к безумной красоте можно привыкнуть, перестать ее замечать… но нет – абрис спины, крепкие руки, твердые ладони волнуют мою кровь, притягивают взгляд. Я ловлю себя на том, что с жадностью наблюдаю за оголяющимся воином, мне не терпится прикоснуться к этому горячему телу. Азиз перехватывает мой взгляд, его лицо освещает легкая улыбка – кажется, он наконец позволил себе поверить в то, что ближайшие десятилетия проведет за моей спиной.

Я любуюсь своим воином, забыв о детях, Танзиле, Сирхане и Садике, и о многочисленных подданных, сейчас меня не трогают проблемы грядущего дня – вечер и ночь только для нас двоих. Каждый рассвет приносит новые заботы, и я готов погружаться и вникать в проблемы и просьбы, но когда тьма падает на землю, я выкидываю все лишнее из головы – это время Азиза.

Одежда наконец уложена на сундук, и воин с завлекающей улыбкой поворачивается ко мне:

– Не желает ли великий султан вкусить неземных наслаждений?

– Желает! – поспешно подтверждаю я, твердые натруженные ладони сжимают меня в объятиях, и мне хочется, чтобы этот миг длился вечно.