Текст книги "Исполнение желаний (СИ)"
Автор книги: Чук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
– Вы весьма внимательны, моя уважаемая победительница, за первым приветом Семиглавый осчастливил меня еще несколькими, например, – зашипел от проникновения мази под корку, – например, вот, глаза…
– Глаза?! То есть! Это как! Они же вот! Болят, конечно, похоже, от яркого света, но как этого может добиться змей? – да, не на шутку удивлена, еще бы, Лорканн и сам бы удивился. В гораздо лучшие времена даже не поверил бы.
– Конечно, они вот, ваша наблюдательность, уважаемая победительница, вас нисколько не подвела, – приоткрыл оба глаза, нарочно не стал ими светить, позволяя солнцу сделать радужку бесцветной и почти прозрачной. – Но теперь, я думаю, вы не удивитесь, когда я скажу, что в традиции собственного Дома родился и рос обыкновенно голубоглазым.
– Что? – даже рука с мазью зависла над раной. Нет, удивилась все же.
– Мои глаза выжгло черное пламя Семиглавого, уже когда змей повзрослел, а мы его все ловили, к счастью, это произошло во время финальной битвы, так что, – Лорканн потряс головой, стараясь забыть мучительные подробности, – у меня было потом время восстановиться.
Грифон изо всех сил гнал от себя ощущение беспросветного мрака, безнадежного выкрикивания имен тех, кто пошел с ним на битву, осознание, что выжил только он, придворный чародей, а потом шепотки вдоль улиц, которыми он шел, натянув шлем своего друга Счастливчика – своего мертвого друга Счастливчика – чтобы грифоново увечье не было различимо. Они шептали, что Лорканн все рассчитал, что Лорканн расчистил дорогу к трону и воспользовался первым же случаем натянуть головной убор короля, что все было подстроено, а в жестокости ему нет равных – и вот тогда он рассмеялся своим неуместным смехом впервые, не сдерживаясь, без стеснения. Что, конечно, добавило его образу пугающих черт безумия.
Тогда Лорканну было все равно: неблагие жители столицы знали об опасностях змея не понаслышке, но считали последнего выжившего укротителя змея не героем, а злодеем. Ну что ж, их воля, оправдываться Лорканн не собирался, а пугающая репутация могла помочь ему впредь – его продирало жутким ознобом, когда он с новым пониманием пытался мысленно выстроить будущее.
Все, кому он мог доверять, были мертвы.
И слепой грифон не имел права показать слабость. Просто не имел, иначе с таким трудом сколоченное общими усилиями королевство развалилось бы на куски.
– Эй, эй, Лорканн, – Шайлих замерла рядом, сжимая будущую повязку прямо на редкость крепко, склонив голову, чтобы заглянуть в его опущенное лицо. – Эй, это было давно, – прикоснулась в жесте поддержки к плечу, но поспешила исправиться и снова заняться раной.
Сочувствовать грифону все ещё казалось ей странным и нелепым. А может, просто боялась. Или не хотела ставить его в неловкое положение.
– Сколько вам лет, Шайлих?
Склоненное к его груди лицо заалело. Пусть вопрос прозвучал бестактно, Лорканну было важно понять – насколько он для нее древность. И без уточнений понятно: Шайлих чрезвычайно молода, бунтовщиками вообще обычно собираются те, кому далеко даже до трехсот лет…
– Мне скоро триста! – и краснеет еще больше.
Ну да, ну да.
– И под словом «скоро» вы понимаете лет пятьдесят? – следить за метаморфозами выражения ее лица было интересно, хотя и сложно, глаза все еще болели. – Или сто?
– Да какое вам до этого дело? – Шайлих зарумянилась вовсе, сердито насупливаясь, так, тут важно не перегнуть палку, похоже, вопрос, воспринимают ли ее всерьез, для девушки болезненный.
– Я спрашиваю потому, что мне, когда я оказался укротителем Семиглавого и королем Неблагого Двора, как раз доходило триста лет, – пусть на тот момент триста ему уже миновало, но не настолько сильно, чтобы считать эту малость разницей. – Я был ослеплен, но не властью, увы, а змеем; одинок и пугающ, и сейчас, когда миновало и впрямь много лет, изменился, кажется только возраст.
Уловил, как она напряглась, перематывая плечо, отругал себя за неверный выбор слов, и кто его за язык тянул! Поспешил свести к безопасной теме:
– И цвет глаз, разумеется, они восстановились, но не в прежнем виде, вы бы знали, Шайлих, насколько убедительным Лорканном мне пришлось быть, чтобы Мидир и Айджиан поверили, что я – это все ещё я! – голос сам собой потеплел, эти воспоминания веселили, хотя, конечно, тогда особенно весело не было. – Эти двое остолопов сначала кинулись меня тормошить, а стоило обернуться им навстречу, шарахнулись, как благой от Хрустального моря!
Шайлих хмыкнула, находя сравнение дополнительно забавным потому, что речь шла в том числе и о благом.
– Благой волчара зарычал, рогатый фомор хлестанул хлыстом нервно, а чтобы рассудительный Айджиан так себя повел, должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, – вспоминать об этом как раз хотелось, на фоне былых приключений нынешнее недоразумение смотрелось смешной неприятностью. – И когда они одновременно атаковали меня в четыре руки, я осознал, что мой вид стал несколько… непривычным, – грифон тряхнул головой и довольно прищурился.
– И вы вспоминаете об этом с удовольствием? Как другие короли попытались вас убить за изменение цвета глаз?! – руки девушки застыли над повязкой, она неловко дернула бинт, но Лорканн не поморщился.
– Шайлих, уверяю вас, у них были основания так себя вести, изменился я достаточно сильно, но при этом не полностью, вероятно, они решили, что кто-то иной и гораздо более злобный захватил мой разум и тело, а это, сами понимаете, еще как повлияло бы на королевскую политику!
Девушка навострила ушки совсем отчетливо, а грифон понял, что говорить о королевской политике в любом ракурсе сейчас не хочет. Он и так был довольно близок сегодня к рассекречиванию! Поэтому вымученно – гораздо более, чем ощущал – улыбнулся и завозился, намекая на необходимость закончить перевязку.
========== Часть 10 ==========
– Интересно, а раз вы памятник Лорканна, наверное, можете что-нибудь сказать и про его характер? – голосок ребенка доискивался ответов с поразительно взрослым упорством. – Хотя бы то, что понятно по его лицу.
Живой памятник с трудом удержался от хмыканья: по его лицу невозможно было сказать, что старый грифон, например, обожает орехи, а также страсть его к справедливости для каждого или, тоже например – что сам Лорканн всегда был против деления неблагих на низших и высших.
Однако прочим было удобно делить именно так.
Что, разумеется, выводило Лорканна из себя и не читалось при этом по его лицу.
– А то в книжках пишут «свирепый король-грифон» или «яростный король-грифон»… – интересно, к чему малец ведет? – Но у короля-грифона наверняка бывало и хорошее настроение?
Старый грифон изумленно приподнял брови: на его памяти птенец был первым, кроме Шайлих, кто задался подобным вопросом, касающимся не политики, спорных решений и власти, а именно самого Лорканна.
***
Перевязанный и слегка подлеченный неблагой грифон снова уселся возле шикарного вяза, наблюдая за бунтовщиками и их оживленным после ненастья общением. Сегодня они сушили вымокшие вещи, а также, похоже, решили воспользоваться непредусмотренной остановкой, чтобы пополнить запасы продовольствия. Часть разошлась на охоту, часть – на сбор даров леса, кто-то отправился выяснять, нет ли в дальней запруде пресноводной рыбы.
И это значило, что небезнадежные бунтовщики тут все-таки были. Хотя вряд ли приказ отдал Онгхус, скорее – одобрил инициативу охотников-охранников.
Шайлих куда-то ушла, насколько Лорканн успел заметить, теперь её увела какая-то сподвижница, тоже, очевидно, на душещипательный разговор. Неблагой король мысленно ей посочувствовал: сам он недолюбливал щипать душу себе или другим! А тут, вероятно, намечалась целая серия бесед о любви.
Грифон поморщился и постарался сесть удобнее, чтобы вздремнуть, пусть не так сладко, как в компании Шайлих, но как-нибудь несокрушительно. А то существовала серьезная опасность, что он снова выйдет из себя. И второй ливень подряд уже будет смотреться весьма подозрительно даже в глазах недалекого местного предводителя.
Будущего короля! Ха!
Лорканн завозился, успокаиваясь и наблюдая за парочкой бунтовщиков, вставших в трех шагах справа, не сводящих с него глаз. Или охрана, или желающие поквитаться за что-нибудь лично. Ветки над головой невпопад зашумели, без ветра, что Лорканн отметил краем сознания. Грифон поднял руки к груди, чтобы не было видно ни сбоку, ни сверху (наверняка, белка, но перестраховываться давно вошло в привычку) слегка пошевелил запястьями, надрывая веревки и давая току крови беспрепятственно протечь по сосудам. Возможно, скоро придется опять ловить тяжелые сапоги в замахе.
И совершенной неожиданностью стал прозвучавший посреди приготовлений едва слышный скрип.
Лорканн в тихом ужасе, стараясь не привлекать ничьего внимания, склонил голову влево, скашивая глаза, и узрел все того же Элма. Пенек застенчиво вытянул корень, подергал за рукав рубашки и скрипнул еще раз, теперь вопросительно.
Грифон с силой зажмурился и прошипел, почти не размыкая губ:
– Нет, не переживай, мне не больно, – настойчивое подергивание рукава, уличающее во лжи, сочувственное, – ладно, ладно, почти совсем!
Цветущая веточка с зелеными листочками вытянулась над головой грифона из вяза, под которым он сидел, спасая глаза. А пенек одной с деревом породы осторожно скрипнул еще раз.
– Спасибо, Элм, спасибо, но больше не рискуй, слышишь, эти неблагие забыли, почему называются высшими, не показывайся!
Пень покряхтел, не одобряя и предлагая привести своих, чтобы они выкрали Лорканна с последующим освобождением…
– Это слишком рискованно, Элм, не стоит, ничего ужасного не произойдет, не переживай, – справа зашевелились наблюдатели, и он заторопился: – Все будет хорошо, ожог пройдет, меня подлечили, одна чудесная неблагая, красавица, умница с добрым сердцем!
На скрип, исполненный сомнения, пояснил:
– Да, можешь мне поверить и такие тут водятся! Чтоб ты знал, она меня покорила, да еще и жизнь спасла, так что ожог… – Элм снова скрипнул раздраженно. Лорканн закатил глаза. – Как хочешь, так и понимай! Да и я же в конце концов король-грифон, помнишь, большой и свирепый! Не надо меня жалеть!
Своенравный неблагой скрипнул с сомнением. Да, обстановка не располагала к пониманию Лорканна в таком ключе, вместо свирепого короля перед Элмом сидел раненый и усталый пленник. Грифон тяжко вздохнул, убавил голос еще, успокаиваясь, неосознанно скрываясь даже от белки, даже от Элма и себя самого.
– Не бойся, не бойся, неблагой пенёк, все будет хорошо, главное, ты не пострадал, твоя свобода не нарушена, – прикрыл глаза, и тут же распахнул: ветка над ними вытянулась пышнее, помогая, укрывая.
Элм признательно скрипнул, последний раз уточняя, не нужна ли помощь, оплел руку Лорканна за запястье, с благодарностью пожимая, и зашуршал, уходя, исчезая, растворяясь в своем родном лесу.
Лорканн вздохнул с большим облегчением.
И тут же стремительно подобрался, подтягивая ноги, потому что три бунтовщика явно решились на какую-то пакость.
– О, у меня образовалось неблагое общество, как мило, я польщен! – с ними Лорканн собирался общаться очень умеренно и в другом тоне. – Вынужден разочаровать, сейчас моё величество не принимает! Изволит быть в плену бунтовщиков и досматривает послеобеденные сны!
– И кому это интересно? Нет, беззубый грифон, никому не интересно, – бывший за главного, прихвостень Онгхуса, один из ближайших, напыжился, стараясь выглядеть внушительнее и звучать величественнее.
Лорканн с интересом уставился на ши и попытку задавить его авторитетом. Его. Лорканна. Попросту раздувая щеки! Насмешливый хмык вырвался сам собой.
– Уж не знаю, как вы рассуждали, называя меня беззубым, но как раз тут – о, надо же, какой сюрприз! – ошиблись! – в доказательство своих слов он усмехнулся особенно неприятно, выставляя напоказ линию зубов и впечатляющие клыки.
Бунтовщики набычились больше, пригибая головы и насупливаясь, на что Лорканн тоже посерьезнел, стараясь выдержать соответствующий беседе тон. Пусть удавалось с трудом. Сплошные зазнавшиеся дети!
– Хотите быть выше меня, так сначала дотяните до равных! – насмешливо сощурился, наблюдая такую же детскую обиду. При взрослых вроде как притязаниях! – Сплошные обещания! Претензии! Без короля в голове!
– Мы свободные ши! Зачем нам король, тем более, в голове? – озадачился правый мордоворот.
– Да это выражение такое! Меня у вас в голове, слава старым богам, не наблюдается, но и обычного короля нет, что хуже! – Лорканн хотел бы хлопнуть себя по лбу, но прерывать зрительный контакт сейчас не стоило, сразу кинутся, да и неудобно со связанными руками.
Пусть весьма номинально связанными!
– Ты смеешь называть себя королем?! – средний снова включился в беседу, переходя сразу к части праведного негодования на вероломные и превратные королевские заявления.
Что бы король в данном случае ни заявлял!
– Не знаю, что вас удивляет, – Лорканн вежливо приподнял брови, хмыкнул со светским сомнением. – Власть я преемнику не передавал, корона при мне, слава свирепого короля-грифона тоже! Кем мне еще зваться, как не королем?
Все трое подступились на шаг ближе единым духом, как живой и целый организм, Лорканн приготовился вычерпать до дна неглубокую бездну собственного терпения, когда ветки над головой зашуршали, а в другой момент между ним и бунтовщиками встала Шайлих, собственной персоной.
– Руфус, оставь его в покое! – высокая бунтовщица выступила вперед, бесстрашно закрывая сидящего грифона и оттесняя своих товарищей. – Он просто сидит! И ничего вам не сделал! А всякие взыскания, каким он был королем, может проводить лишь вступивший в права наследник!
Лорканн, все одно не ожидавший такой горячей поддержки озадаченно примолк и уставился Шайлих в затылок. Медленно покачивались каштановые короткие кудри под ветром. Неторопливо к нему приближалось осознание, что белка, случайно слышавшая и наверняка наблюдавшая разговор его и Элма в лицах, оказалась вовсе не белкой. А милейшей из виденных им бунтовщиц и разведчиц.
И уже это значило, что Шайлих слышала совершенно все. То есть абсолютно. То есть: отказ от побега по сомнительным причинам и дифирамбы ей, Шайлих, высказанные просто по пути. Очень искренние и ясно сформулированные!
Лорканну очень захотелось хлопнуть себя по лбу: вот старый убогий грифон! Про белку подумал, а что Шайлих постарается скрыться от череды неприятных разговоров, одновременно продолжая выполнять свои обязанности по охране пленника – нет!
Тем временем Шайлих уверенными словами отогнала нехорошо блестевших в его сторону глазами ши и обернулась. Лорканн постарался принять свой обычный вид, поднял глаза, доискиваясь её реакции, что удалось благодаря прикрывшей их от солнца веточке. Спасибо, конечно, Элму, но кто знает, как непредсказуемая бунтовщица истолкует грифоньи слова и действия!
Шайлих посмотрела Лорканну в глаза очень серьезно, не спеша начинать разговор. Грифон не выдержал и приподнял брови, без слов намекая, что ждет хоть каких-то слов, и почти уверившись: слова эти будут неласковыми!
– И как вы это растолкуете! Пусть не стали Элму! Но я-то заслуживаю объяснений! – притопнула длинной ножкой, сердясь как будто не на грифона, а на себя. – Что это у вас было за выражение про «покорила»?
Лорканн почувствовал себя по-настоящему связанным и загнанным в угол. Другое дело, что соображал он в таких ситуациях тоже быстро. Хотя тут стояла задачка посложнее: и намекнуть на истинный смысл (что покорила она грифона самым удивительным образом), и подтвердить больше поверхностный (раз у Шайлих есть сомнения в победе над ним).
– Это было отражение произошедшего в двух словах, мне негде, да и незачем было умалчивать: если бы я не успокоил Элма, он бы явился со всей родней, – пожал плечами как мог равнодушно. – Против них вы не выстояли бы, но пострадали бы обе стороны, и пеньки, конечно, больше. А что бы при Дворе ни рассказывали про меня, бессмысленное кровопролитие, особенно за свою монаршую грифонью персону, я не очень люблю!
Шайлих подошла ближе, сузила свои синющие глаза, наклонилась, устроив свое лицо прямо напротив его лица:
– Вы не ответили на мой вопрос! – и ноздри её сердито раздувались.
Лорканн поймал себя на том, что прижался затылком к дереву, пытаясь отстраниться, а глазами просто прикипел к чудесному личику бунтовщицы.
– Отчего же, ответил, – взял себя в руки и тоже по-заговорщицки склонился навстречу, зная, что ей будут заметны маленькие, будто следы от градин, шрамы на лбу и возле глаз, свидетельство пережитого пламени Семиглавого. – Это слово было отражением происшедшего! Происшедшей надо мной победы, например!
– Например? – разведчица перестала сердиться, но отодвигаться не собиралась, интересуясь то ли его лицом, то ли сменой дистанции при разговоре. – Там есть еще смыслы?
– Шайлих, милая моя бунтовщица, почти у каждого слова есть хоть по два смысла, – перевод темы подальше от «я в вас влюблен» удавался не блестяще. – Мы неблагие, нам не пристало выражаться прямолинейно!
– Но это не означает, что можно выражаться вовсе неясно! – Шайлих прищурилась снова сердито и почти уткнулась носом в его нос. – Извольте объясниться!
В минуту затруднения и слишком сильного волнения на помощь снова пришла его стихия, Лорканн будто увидел себя и Шайлих со стороны, как она склонилась, упершись ладонями в колени, как он сам подался, связанный, навстречу. Вместе с этой картиной пришло спокойствие, спокойствие и усталость.
– Я уже объяснился, пусть не совсем ясно, дорогая бунтовщица, – улыбнулся, наблюдая за её лицом: как она отреагирует, вдруг опомнится и отвернется? Однако, нет, Шайлих живо наблюдала за мимикой, как если бы надеялась, что выражение лица скажет больше, чем сам Лорканн. – Вы меня покорили! – склонил голову набок и потряс связанными руками.
Шайлих обиженно поджала губы, когда Лорканн договорил, улыбаясь лукаво и многообещающе, зная, что желтые глаза сияют, несмотря на белый день, заметно.
– И вы, – приподнял брови, – покорили меня, – отвесил небольшой придворный поклон, почти такой же, как отвешивал официально Счастливчику, будучи еще придворным магом: опуская голову с признанием чужих заслуг и настоящим почтением.
Даже глаза прикрыл, настолько вошел в образ. И открыл, получается, шею. Чего с ним не случалось уже очень давно.
Пораженный выдох Шайлих пошевелил волосы на макушке, так близко стояла девушка, а по спине грифона пробежали мурашки. Медленно, с достоинством, Лорканн выпрямился, откинулся, разрывая дистанцию, снова спиной на дерево. Улыбнулся ей, завершая разговор, не собираясь больше ничего объяснять: пусть догадывается сама, додумывает, достраивает, у женщин это получается прекрасно. И гораздо качественнее, чем если бы он прямо тут расписался в своих чувствах.
Намекам и себе дерзкая бунтовщица поверит явно больше.
А там, чем фомор не шутит, найдет в своем сердце место для старого грифона.
Лорканн устроился поудобнее, прикрыл глаза и все-таки заснул.
***
– В книгах написано, что король-грифон был самым страшным и свирепым нашим королем, но до него в хрониках упоминается лишь Счастливчик, а быть самым свирепым из двух, значит, быть просто свирепым, – задумчивый голосок звенел близко, похоже, мальчишка вновь облюбовал спину.
На голове зашуршало, по бокам от его лица опустились ладони, и Лорканн осознал, что птенец мало того, что оседлал шею, так ещё и голову щекой на макушке устроил! Как на подушке!
– У благих король тоже был свирепым, на картинках он серо-и желтоглазый, больше желто-, но он у них и есть, а наш неблагой почему-то пропал, даже на картинках, или я не все нашел, – грифону почудилось сожаление и сочувствие, захотелось потрясти головой, но тогда малец бы упал, он сейчас ни за что не держался. – Остался памятник, то есть вы, а вы взялись неизвестно откуда, простите, я так и не обнаружил планов или чертежей, как бы вас планировали и делали.
Лорканн все никак не мог прийти в себя от удивительного сочувствия. Да кому! Ему! Предположительно свирепому и ужасному королю-грифону! Именем которого пугают маленьких неблагих деток! Который служит основным персонажем самых жутких и темных легенд! Мальчишка! Птенец! Ему сочувствовал!
– В книгах написано, что все три короля встречались на собрании Трёх, бывшем раз в девять лет, – обнял памятник за голову и устроился на макушке теперь не щекой, подбородком. – А теперь тех, первых королей, только двое, и они, вроде как, не встречаются. Интересно, они по Лорканну скучают?..
За нынешний момент сам Лорканн бы не поручился, но тогда мир был понятнее, проще и гораздо волшебнее.
***
В голове застучала привычная боль устанавливающегося Окна, перед глазами поплыла благая ночь – черное с серебром покрывало неба, а сам Лорканн чуть не застонал, но не от ощущений, а от неотвратимости факта.
О да, благой волчара не мог найти момента лучше, чтобы связаться с неблагим королем! Чем когда он, Лорканн, сидит связанным водорослево-шерстяным убожеством посреди неблагой чащобы, а возле его правого плеча дремлет настороженная Шайлих!
Грифон зажмурился, малодушно надеясь, что ему показалось, даже приукрасить собственный вид в эту секунду он был не способен. Ему нужны были для такого высокоуровневого волшебства руки! Это же Окно! Это не иллюзия! Это связь между мирами!
Лорканн в отчаянии ударился пару раз затылком о ствол вяза, приютившего его и на ночь, и горячо взмолился старым богам, чтобы стража визит благого волчары благим же образом прохлопала.
И никакая ирония ситуации его сейчас не радовала.
Над головой раскрылось окно, удивительным образом (не иначе как Мидир услышал-таки молитвы, раз сам Лорканн был не в состоянии себе посодействовать) небольшое. Благой король любопытно уставился на Лорканна, принявшего самый безмятежный вид, который мог – в неблагих путах, сетях, со следами крови на дублете и рубашке, с явно разбитой губой.
Грифон догадывался, что это смотрелось по крайней мере нелепо, а для Мидира и вовсе гомерически смешно, однако волк не спешил оправдывать ожидания, сощурился, сверкая нехарактерной для белого дня желтизной глаз. Разница времен двух миров шутила с обоими ши занятные шутки: Мидиру приходилось вглядываться в ночь Лорканна, а грифону – стараться не ослепнуть от прямых лучей утреннего солнца.
– Знаешь, Лорканн, Айджиан звал нас на встречу Трёх, на этот раз подвигать его береговую линию, но я гляжу, – сощурился совсем уж неблагим образом, – ты и сам прекрасно развлекаешься!
Грифон не удержался и подозрительно осмотрелся за пределами Окна, отдельно оглядев Шайлих. Стражи пока не было видно, что не могло не радовать, однако это насторожило благого волка лишь больше, и Лорканн снова в последний момент удержал стон, когда сам волк оперся на край разрыва, высовываясь по пояс, с интересом осматривая обстановку.
– К-куда! А ну кыш! Изыди! Сгинь! – в боязни разорвать свои путы, Лорканн боднул Мидира назад прямо головой. Продолжил громким шепотом. – Я тебя услышал! У меня пока дела! Когда собираемся?
Благой волк улыбнулся махом во все свои острейшие зубы, неверяще потер локоть, куда мгновение назад упиралась макушка грифона, кивнул чему-то своему, довольно подобрался, словно отбил-таки тот спорный кусок на границе.
– Значит, все-таки развлекаешься! Собираемся через один лунный месяц, следить за светилом-то ты способен? – явная подначка, чтобы позлить! – Или только за той прелестной спящей неблагой возле твоего правого плеча? Она, стоит признать, воистину хороша, – оценивающий взгляд волка прошелся по видимой в лунном свете части фигуры Шайлих, – разве что волосы короткова…
– Ещё слово, и я все-таки разорву свои путы, чтобы повыщипать тебе шерсти! Или устрою кровопускание! Полезная штука! – Лорканн знал, что раздражается зря, но с Мидиром сложно было сохранять спокойствие. Особенно в таком положении и с такими комментариями.
– Тебе все ещё недостаточно волчьей шерсти? – серые спокойные глаза проследили извивы веревки поперек груди грифона.
Лорканн не сдержался и засиял желтыми глазами предельно ярко. Процедил язвительно:
– Надеюсь, пострадали не твои волки! Жаль, если бы мои бунтовщики пощипали твою армию! Но если увидишь таких, ты знаешь, кому передать привет!
– О, тебе было бы и впрямь их жаль! – глаза напротив разгорелись такой же желтой свирепостью. – Уверяю, бунтовщиков на свете стало бы внезапно меньше! Благие они там или неблагие!
– Я бы пожалел их очень умозрительно! Неблагой Двор ничего бы не потерял! – Лорканн понял, что увлекся, и осекся, поправляясь. – В том, что касается мужчин! Сгинь, прошу, свяжемся позже!
Мидир – вот все-таки! Какая сволочь! – оперся на разрыв локтями, устроил лицо ровно напротив лица Лорканна и посмотрел с таким простодушным пониманием, что его сразу захотелось убить самым мучительным образом.
– Погоди, неблагой мой недруг, так ты что, влюбился? – и сказано это было совершенно обыденным тоном. Лорканн откинулся на дерево и еще пару раз приложился ни в чем не повинным затылком о крепкую кору. – Лорканн! – усиленно удерживаемый смех угадывался без всяких намеков. – Я такого от тебя не ожидал!
– Просто сгинь, благой мой недруг, просто замолчи и сгинь! – если бы Лорканн мог, он сжал бы переносицу двумя пальцами, с другой стороны, будь у него свободны руки, Мидир был бы уже выпихнут в свой мир.
– О, ну Лорканн, как ты мог не посоветоваться со своим старшим недругом! – Мидир просто светился от самодовольства. – Поверь, я могу поделиться опытом в любви! – серые глаза сияли дополнительными звездами, и Лорканн отчетливо понимал, что ему зверски хватает неблагого небосвода без этих благих вкраплений.
– И эта любовь, дай-ка подумать, – грифон закусил нижнюю губу, будто раздумывая, устремил взгляд вверх, обличающе высказал, – длилась каждый раз не больше недели! И ты старше меня всего на пять лет! Пять лет, Мидир! Это не разница! – жажду крови в глазах Лорканн усмирять на сей раз не собирался.
Но Мидир не был бы Мидиром, если бы его было так легко напугать. Это Онгхус уже бежал бы, сверкая пятками, а благой волчара лишь усмехнулся, радостно разглядывая выведенного из себя грифона.
– Ничего не поделаешь, мой младший монарший брат, придется с этим смириться, – Лорканн чуть не взвыл, но, по счастью, вовремя вспомнил, где он и с кем. Ограничился зубовным скрежетом.
– И раз ты изображаешь раненого и гонимого… – Мидир прищурился, потер подбородок, что-то прикидывая, отчего Лорканн ощутил леденящий ужас. – У меня есть пара мыслей. Потом спасибо скажешь!
– Нет! Нет! Что бы ты ни придумал, нет!
Лорканн понял, что поздно, когда в голове помутилось, а на тело словно навалился Ужас Глубин, всей тяжестью погружая в гибельные воды Хрустального моря. Мидир виделся теперь нечетко, но грифон и на одной злости был способен выдержать первые минуты закрытия такого сильного Окна, оставаясь в сознании. Он был очень, просто крайне зол!
Расплывчатый Мидир протянул руку к плечу, мягко толкнул, опрокидывая Лорканна на колени спящей Шайлих, подмигнул – вот же сволочь! Нет, ну какая сволочь! – отсалютовал рукой и пропал.
Усталость наваливалась волнами, погружая грифона в глубину, охватывая холодом и беззвучием, но он надеялся, что его шепот был еще слышен:
– Чтоб тебя ледяные фоморы драли, благой волчара…
========== Часть 11 ==========
– Вы очень необщительный памятник, да? – мальчишка не отставал. – И при этом очень живой, вы меня от дождя спрятали и слушаете внимательно.
Как птенец определял, что Лорканн его слышит, а тем более – слушает, оставалось за гранью грифонова понимания.
– Я точно не могу вам чем-нибудь помочь? – горький вздох. – Джоки, правда, говорят, что лучше совсем ничего, чем я или моя помощь, но вдруг я смогу?
Старый грифон готов был поклясться, что неблагое дитя заглядывает ему в лицо. Захотелось как-то поддержать мальчишку: что это за глупости с «лучше совсем ничего»?! А вот общаться и просыпаться в полную силу не тянуло. Сон был очень сладок, а настырному мальцу потребуется много ответов…
Поэтому Лорканн, не мудрствуя лукаво, протянул руки на звук, благо, отозвался еще ветер, обрисовывая силуэт худенького и щуплого ребенка с полным беспорядком на голове. Руки привычно подхватили дитя вокруг груди, а потом грифон приподнял удивленно засопевшего мальчика, усаживая к себе на колени. Придержал одной рукой за спину, вторую уложил, прихватив пятки, оставляя мальчику возможность в любой момент встать и уйти.
Вместо этого птенец прижался как к родному, устроился поудобнее и выговорил со смущением и сдержанной радостью в шею:
– Вы все-таки живой, даже если нет. Вы живой, а я очень вам благодарен.
***
– Вы живой? Э-эй? Лорканн? – голос Шайлих раздавался очень и очень близко. Настолько близко, что захоти он, мог бы вытянуть губы и поцеловать её в щеку или нос. – Ох, кого я обманываю, он так и не слышит…
Сознание продолжало подниматься из темных и холодных глубин: усталость сброшенного Мидиром окна давила к земле и будет давить еще целый день, все менее ощутимо. Под головой было мягко, веки казались неподъемными, руки действительно удерживались ужасными веревками, настолько слаб был сейчас грифон.
– Что же с вами, что же? – пальчики Шайлих задумчиво и быстро, видимо, уже привычным маршрутом, прогулялись по его лицу. – Вечером все было в порядке! Может, вы не можете есть какую-нибудь пищу? Вчерашняя уха была из пресноводной рыбы…
Лорканн хотел возразить, что может он все, особенно есть, однако тело не повиновалось ему, глаза остались закрытыми, губы – плотно сомкнутыми. И не успел он разозлиться сам на себя, как оказалось, что это к лучшему: Шайлих, не меняя задумчивого тона и ритма движений, запустила руки в его неровно отросшие пряди!
Провела по волосам, зарылась пальчиками глубже, нащупала кожу, замедлилась, Лорканн не сразу понял, почему.
– Ох, пламя Семиглавого, наверное, достало и тут тоже! – под волосами шрамы остались крупнее и глубже. И сейчас Шайлих мягко проводила по ним пальцами. – Бедный вы бедный!
Грифон был уверен: знай она, что он слышит, ни в жизнь бы так не сказала.
– Был бы это сон-жизнь, Лорканн был бы холодным, – видимо, Шайлих уже не в первый раз перебирала варианты, настолько задумчиво звучал ее голос. – К тому же, дышал бы редко, очень редко. А тут! Теплый ведь! Гибкий!
Забинтованное запястье осторожно согнулось в ее пальцах.
– И никакой реакции! Ни на свет, ни на звук! – возмущенная бунтовщица приподняла веко, а Лорканн закатил глаза. На это его еще хватало. – Ну вот опять та же картина!
Шайлих засопела грозно, однако по мере того как проходило время, грозные звуки превращались в умоляющие и почти плачущие. Похоже, она проснулась сразу, как Мидир толкнул его к ней на колени, и оплакивала грифона уже полночи. Конечно, это было приятно. И все же слышать, как убивается небезразличная ему девушка, становилось труднее с каждой секундой.
