Текст книги "Лорим и Поль (СИ)"

Автор книги: Чёрный-чёрный Дом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Вышел привратник со стопкой из пяти книг.

– Держи, здесь все, что надо, осваивай.

– Огромное спасибо, Рауки! Ты не представляешь как я рад!

– Зачем мне представлять, – улыбнулся Рауки, – я вижу.

Поль положил книги в сумку, ему не терпелось заглянуть в них, погрузиться в чтение, но и с Рауки хотелось поговорить.

– Вечером я пойду в город за продуктами, если хочешь, пойдем вместе. Тебе ведь тоже нужна еда, а я знаю хорошие места, где можно недорого купить. А сейчас у меня есть дела по дому.

– Хорошо, Рауки, я пойду. Ты зайдешь за мной?

– Да, я тебя позову, не беспокойся. До вечера!

– Пока!

Рауки зашел во двор и закрыл дверь. Поль поднял сумку и побежал к своему месту, предвкушая новые открытия и откровения.

Рауки стоял у окна второго этажа и смотрел в ту сторону, где остановился Поль.

– Что ты делаешь? – спросил Лорим, став у него за спиной. Привратник не ответил. – Что ты делаешь, Рауки? – повторил Лорим.

– Друга, – не поворачиваясь, тихо ответил тот.

– Зачем тебе друг?

– Я хочу узнать, что это за чувство, когда рядом друг. Ты бы видел Поля с Вилькой, когда он сказал, что уезжает…

– Так вот где ты пропадал в те дни… Думаешь, что изучив и изобразив дружбу, научишься чувствовать, как человек?

– Я умею чувствовать боль, Лорим. Зачем ты ранишь меня? Я и так не забываю своей природы. Но разве сам по себе я не достоин жизни и счастья?… Когда Поль уезжал, я видел, как разрывалось и болело сердце друга. Если я умею чувствовать боль, может, научусь чувствовать и радость, когда рядом родной человек, близкий друг?

– Меньше всего я хочу причинить тебе боль, но ты должен полностью осознавать свои действия, чтобы не причинить боль Полю.

– А ты? Зачем ты заставляешь его страдать?

– Чтобы он осознал всю ценность своих достижений, чтобы умел все делать сам, чтобы смог жить дальше, когда меня не станет. Неужели так трудно понять, что я учу его быть независимым, самостоятельно летать в небе. В гнезде хорошо, тепло и уютно, кормят и лелеют, но скажи, разве это жизнь, разве это свободный полет на крыльях воли, когда являешься творцом реальности, что тебя окружает?

– Ты прав. Я сделаю все, чтобы самому стать настоящим другом.

– А Никитка? Он тянется к тебе. Он заболел, я пойду к нему вечером. Пойдем со мной.

– Вечером я иду с Полем за продуктами в город, а Никитка еще слишком мал, у нас не получится равноценной дружбы.

– Друг ценен не количеством накопленного осознания. Когда-нибудь ты это поймешь.

Поль весь день просидел над книгами. Та, которую предстояло изучить, называлась «Первоосновы». Первооснов было пять: Ничто, Пустота, Воля, Бытие, Сознание. Каждая последующая возникала на основе предыдущей. Из них состояла и вечная сущность Поля. Но чтобы начать осваивать первоосновы, надо было покинуть пространство времени, что пронизывало и содержало в себе весь материальный мир.

– По-оль!

Мальчик встрепенулся. «Уже вечер? Как быстро летит время!» – Иду! – крикнул он и, взяв сумку, выбежал на дорожку. – В город?

– Да. Сначала в пекарню за хлебом, а на обратном пути зайдем к одной моей знакомой за овощами. Она живет на окраине города, у нее большой огород. Днем она торгует на рынке, а вечером обычно дома.

– Хорошо. А почему вы не выращиваете овощи сами? У вас же много земли и она плодородная.

– Когда в школе учились и жили ученики, мы так и делали. Сами полностью себя обеспечивали. Были большой огород, сад, виноградники, своя пекарня и разные мастерские. Хотя сад и сейчас есть с другой стороны холма, но я за ним не всегда успеваю ухаживать. И не съедаем мы столько фруктов. Почти все, что собираем, сразу продаем.

– Я могу тебе помочь. У нас был сад. Я всегда помогал маме, знаю, как обрезать деревья и виноград.

– Виноградники мы совсем забросили, они заросли бурьяном с меня ростом. Да и сам виноград разросся так, что его чистить и чистить.

– Почистим! А ты давно живешь с Лоримом? – задал волновавший вопрос Поль.

Еще больше он хотел спросить, кто Лорим для Рауки, но не решился.

– С его рождения. – Поль остановился, удивленно взглянул на Рауки. «Как такое может быть?» – говорил его взгляд. – Я расскажу тебе кто я, но не сегодня. В лесу, что с другой стороны холма, есть небольшое озеро. Давай сходим туда завтра, вдруг вода уже прогрелась и можно купаться, а если нет, тогда посидим на берегу и поговорим.

– Вы живете вдвоем, а я слышал, что у Лорима была жена и два сына.

– Жена умерла почти полвека назад, а сыновья около тридцати лет назад. Они жили обычной жизнью, а, как известно, человеческий век короток.

– Сколько же лет Лориму?!

– Больше, чем ты можешь представить.

– Сто?!

– Нет, – улыбнулся Рауки, – он постарше.

В магазине у пекарни они купили хлеб. Поль взял еще связку мягких бубликов и повесил на шею. «С чаем поедим», – сказал он. На обратном пути зашли за овощами. Купили у веселой говорливой хозяйки лук, морковку, картошку и капусту. В довесок она бесплатно дала им по огромному розовому помидору, что вырастила в теплице.

– Я одним таким помидором могу наесться, – сказал Поль.

– Приходите еще, ребятки!

– Обязательно придем!

Они поднимались на вершину холма к школе. Поль ел помидор и уже закапал живот, хоть и старался есть аккуратно, но помидор был таким большим и сочным, что аккуратно есть не получалось.

– Поль, у тебя ведь нет котелка или чайника?

– К сожалению, нет.

– Я тебе принесу.

– Ура! А то я все думал, в чем чай заварить? Сделаем костер, посидим… – Он посмотрел в спину Рауки. – Ты ведь посидишь со мной у костра? Чай с бубликами попьем.

Рауки остановился, опустил сумку, сел рядом.

– Конечно, посидим, – сказал он Полю.

– Тяжело нести? Может вдвоем?

– Вдвоем неудобно, тропинка узкая, а по траве идти еще труднее будет.

– Тогда отложи мне немного, а то я почти один хлеб несу.

– У тебя мой помидор и капуста, не волнуйся, я привык. Остановился, думал, что ты устал.

– Нет, я не устал, могу хоть бегом.

– У тебя выносливое тело, ты хорошо тренируешься.

– Но до тебя мне еще расти, и расти, – сказал мальчик то, о чем думал с первого мгновения, как увидел Рауки. Тот двигался легко и свободно. В самых обычных движениях не было ничего лишнего, они казались совершенными в своей чистоте и естественности.

– До меня не надо расти. Ты должен быть собой. Каждый прекрасен, когда проявляет свою природу.

– А Лорим не будет против того, что ты со мной общаешься?

– Нет, он не против. Мы с ним говорили об этом.

– А что еще он сказал?

Рауки улыбнулся тому, как Поль всей душей желает узнать, что думает о нем учитель.

– Он сказал, что не хочет, чтобы ты от него зависел, что ты должен быть вольным и самостоятельным. – Поль вздохнул. – Не вздыхай, а слушай и делай то, что говорит учитель.

– Я слушаю… и делаю… А если я стану вольным и независимым, он пустит меня в дом?

– Не знаю. Возможно, тогда тебе и учитель не будет нужен.

– Как это?

– А вот так. Когда самодостаточен и у тебя самого все есть, тебе никто не нужен.

– Лучше я буду вечно жить под акацией, – пробурчал Поль.

– А кто обещал делать то, что велит учитель?

– И отказаться от своих чувств?

– Чувства останутся, Поль, верь мне!

– Что ты делаешь, Рауки?! – вскрикнул Поль, ощутив, как чужая воля входит в сознание.

Рауки уронил сумку и упал на колени. Обхватил голову руками.

– Мир охраняет твою душу. Не дает завладеть. Почему?… Простите меня! Я слишком давно не общался на равных и забыл как себя вести.

– Зачем ты так, Рауки, я думал, что ты…

– Поль, пожалуйста, прости меня.

– Я смотрю на тебя и не вижу твоих чувств, словно их у тебя вообще нет. Я не знаю насколько ты искренен. Но учитель говорил, что надо быть открытым. Я не закрою от тебя сердца, Рауки, но не разбивай больше моего доверия.

– Не разобью, Поль, спасибо тебе.

– Ты только приходи чай пить, хорошо?

– Хорошо, – сказал Рауки, и что-то изменилось в его взгляде, обращенном на Поля.

========== Часть 10 ==========

Поль собрал в роще сухих веток. В паре метров от камня очистил от травы площадку для костра. По краям воткнул в землю две палки с развилками и опустил на них перекладину, для чайника. Пыхтя, притащил ровное бревнышко, чтобы на нем сидеть. Собрал на полянке душистой травы для чая. И тут понял, что у него нет воды. «Интересно, где берут воду Лорим и Рауки?» Только он об этом подумал, как появился Рауки. В одной руке у него был закопченный чайник с широким плоским дном и две кружки, а в другой большой бидон с водой.

– Рауки, какой ты молодец, я совсем про воду забыл.

Поль взял у Рауки чайник, что тоже был полон воды, повесил над костром.

– Рауки, а где вы воду берете?

– Во дворе есть колодец. Мы качаем воду из него. Как потребуется, приходи, я тебе наберу.

– Хорошо, спасибо!

– У тебя есть кружка? Я на всякий случай две взял.

– У меня есть.

– Ну ладно, может, пригодится.

Поль развел огонь. Языки пламени обхватили черные бока чайника. Солнце село. Смолкли птицы, стало очень тихо, только потрескивали дрова в костре, а в зарослях травы сверчки.

Чайник закипел, его сняли. Поль бросил в него травки и в воздухе разлился приятный аромат. Рауки подкинул в огонь дровишек. Через несколько минут Поль наполнил кружки чаем и, взяв по бублику, они устроились перед огнем на бревнышке.

– Мне здесь очень нравится, – сказал Поль.

– Лорим не зря выбрал это место. Много силовых потоков сходится здесь, на вершине холма.

– Знаешь, мне становится не по себе, когда думаю, что учитель сейчас один, в большом и пустом доме.

Рауки посмотрел на Поля.

– Ты так сильно его любишь. Почему?

– Прочтя его книгу, я словно пробудился, ожил. Я родился тем утром, он дал мне жизнь. С жизнью пришла любовь. Я никого и никогда так не любил. Она была всепроникающей, заполнила каждый уголок моей души. Я стал этой любовью. Все что я делал с того дня, делал из любви к учителю, посвящая ему.

Поль замолчал. Опустилась звенящая тишина, а затем раздался спокойный голос:

– Можно мне тоже посидеть с вами у костра?

– Лорим, – тихо произнес Рауки.

Поль вскинул глаза.

Он стоял у акации. В темных штанах и рубашке, как у Рауки, без рукавов. Короткие темно-русые волосы и спокойное открытое лицо молодого мужчины лет тридцати пяти. «А ведь ему далеко за сто», – поражаясь, подумал Поль и сказал:

– Конечно, учитель! Я сейчас чаю налью.

– Не зря я взял две кружки, – заметил, подвигаясь к краю бревна, Рауки.

– Да, – сказал Лорим и улыбнулся, отчего сразу помолодел еще лет на десять. Он сел на бревно между Рауки и Полем. Поль протянул кружку с чаем. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Внутри все дрожало, рука тоже немного дрожала. Лорим это заметил. Его ясные светло-серые глаза встретились с глазами Поля.

– Тебе холодно? Рауки, подбрось дров.

– Нет, мне не холодно.

– Смотрите, что я вам принес, – сказал Лорим и протянул Полю жестяную коробку. – Открывай. – Поль откинул крышку с выбитым на ней павлином, распустившим хвост. – Это цукаты к чаю.

– Спасибо!

– Я тоже хочу цукатов, – сказал Рауки. Поль поставил коробку на землю, чтобы все могли дотянуться.

– Там разные: ананасовые, из киви, груши, абрикосовые и еще какие-то.

– Вкусно, – сказал Поль, отправляя в рот еще один кусочек засахаренного ананаса.

– Я ходил к лесничему, который живет у озера. У него сынишка восьмилетний приболел, перекупался. Вода еще прохладная, а он целый день плескался, пока отец по делам в город ходил. Но ничего, скоро поправится. Завтра, Рауки, отнеси ему снадобье, что я приготовлю и проследи, чтобы выпил.

– Хорошо, мы с Полем сходим.

– Сходите, мальчик вам обрадуется. Так вот, вернулся я от лесничего, а в доме тихо, Рауки нет. Посмотрел в окно, увидел дымок. Не иначе, думаю, Рауки с Полем чай пьют. Я тоже люблю посидеть у живого огня.

Лорим сидел, уперев локти в колени. Поль слушал его, и сам не заметил, как придвинулся вплотную. Затем, обмирая оттого, что делает, просунул под его руку свою, обхватил, прижался щекой к плечу и замер. Лорим тоже не двигался и ничего не сказал, только сильные мышцы шевельнулись под кожей, от которой пахло лесом и водой, наверное, Лорим купался в озере, и расслабились.

Горел потрескивая костер, Рауки и Лорим о чем-то говорили. Покой и тепло наполнили, охватили Поля. Перед глазами замелькали цветные картинки.

– Он совсем уснул, – сказал Лорим, – пора идти домой.

Поль хотел сказать, что вовсе не спит и, чтобы они не уходили, но не смог открыть глаз, а язык словно онемел и не слушался.

– Оставишь его здесь? – спросил Рауки.

– Нет, – сказал Лорим, – теперь его нельзя оставлять одного. Погаси костер.

Поль чувствовал, как его несут на руках. Он ощущал себя очень маленьким, как в раннем детстве, и из груди по телу разливалось сладкое щемящее чувство нежности. Его положили на скрипнувший пружинами диван, укрыли одеялом.

– Спокойной ночи, – сказал, может, Лорим, а может, Рауки, и поцеловал в щеку возле уха. От этого стало щекотно, и Поль улыбнулся во сне.

***

– Поль, просыпайся, – произнес Рауки и потормошил спящего мальчика за плечо.

Поль глубоко вздохнул и открыл глаза.

– Рауки.

– Вставай, надо отнести Никитке лекарство.

– Я сейчас.

Поль сел на диване, осмотрелся вокруг. Он был в просторной комнате, перед диваном темнел камин, а по сторонам от него стояли два кресла. Справа в окна светило солнце, лучи падали на светлый паркет. Стены были расписаны красивыми пейзажами, на каждой свое время года. Они плавно переходили одно в другое. Посередине комнаты стоял большой овальный стол, вокруг него стулья.

– Почему я здесь? Где мои вещи?

– Так решил Лорим. Вещи в твоей комнате. Ты ведь хотел, чтобы он пустил тебя в дом?

– Да, но…

– Что «но»?

– Нет, ничего, но все произошло не так, как я представлял.

Рауки хмыкнул.

– С ним все и всегда не так, как представляешь.

– Я уже настроился жить под акацией.

– Ты в любой момент можешь туда вернуться, если захочешь.

– Нет уж! – Засмеялся Поль. – Здесь лучше.

– Пойдем, я покажу, где ванная с туалетом, умоешься, и будем завтракать. Я сварил нам картошку и пожарил капусту.

– А Лорим?

– Лорим рано утром куда-то ушел.

– Что я за человек, – вздохнул Поль, вспомнив вчерашний вечер, – пришел учитель, а я уснул.

– Зато как уснул! Можно сказать, на руках учителя, не оставив ему никакого выбора. С ним такого еще не случалось, у тебя талант.

– Ты смеешься надо мной! – улыбаясь, сказал Поль.

– Я боялся, что он оставит тебя там, у догорающего костра, тогда бы я тоже остался.

Поль ничего не ответил, только взял Рауки за руку, а тот сжал его ладонь.

Они позавтракали, помыли посуду и вышли из дома, чтобы идти к леснику и его сыну Никитке, обошли вдоль забора школу. Поль вспомнил, как пробирался здесь по сугробам. С другой стороны холма открывался вид на лиственный лес до самого горизонта.

– Озеро небольшое, его отсюда не видно. До него около часа пути.

Они прошли через фруктовый сад, миновали неглубокий овраг и вошли в лес, двинулись по тропинке. Шуршала под ногами прошлогодняя листва. Сквозь кроны высоких деревьев пробивались лучи солнца. Идти было легко и приятно.

– Ты знаком с Никитой? – спросил Поль.

– Да. Вообще-то он не родной сын лесника. Тот его нашел в лесу три года назад. Никитка был избит и едва дышал, когда он принес его к нам, на нем живого места не было. Мы его больше месяца выхаживали. Не знаю, кто с ним такое сделал. Сам он ничего не говорил. Мы сначала думали, что он вообще немой, но месяца через два он сказал, что его зовут Никита. По всей видимости, надоело, что мы его малышом зовем. Я пытался проникнуть в его память и посмотреть, что с ним случилась, но мальчик при этом начинал так биться и кричать, что Лорим запретил это делать. Весь месяц лесник заботился о нем. Никитка привык к нему и ходил по пятам. Он так и остался жить у лесника. И никуда не хочет уходить, даже учиться отказался.

Деревья расступились, они вышли на берег озера шириною около трехсот метров. На небольшом участке берега деревья вырубили, а дальше они росли вплотную к воде вперемешку с камышом. Квакали лягушки. Тропинка сворачивала влево. Там на метровых сваях стоял небольшой деревянный дом. От него в озеро вдавался мостик.

– Дно илистое, – сказал Рауки, – если купаться, то прямо с моста нырять надо.

Они поднялись по ступенькам на крыльцо. Рауки толкнул дверь и вошел, Поль за ним. Они оказались в небольшой прихожей. Слева на вешалке висела одежда, под ней стояла обувь. Рауки и Поль разулись. По деревянному полу прошли к открытой двери.

– Есть кто дома? – спросил Рауки.

– Рауки! – раздался хриплый голосок.

Из-под одеяла выскочил худенький мальчишка, в одних трусах и бросился к нему на шею. Рауки сел на соседнюю застеленную покрывалом кровать, усадил Никитку рядом с собой.

– Видишь, Рауки, я болею, а ты все не приходишь и не приходишь.

Он поднял глаза и только тут заметил Поля, что остановился в дверях.

– Познакомься, Никита, это Поль.

– Привет! – сказал Поль.

– Здравствуй, – сказал Никитка и прижался к Рауки.

– Как я понимаю, тебе велено лежать и не скакать, поэтому ныряй назад под одеяло, будем тебя лечить. Лорим настойку передал.

Мальчик мигом оказался в своей кровати и укрылся с головой, а потом еще поворочался с боку на бок и совсем окуклился. Рауки из маленькой сумочки на поясе достал пузырек с зеленоватой жидкостью, взболтал, открутил крышку и налил в нее настойки, наполнив наполовину. Сел на край кровати.

– Вылезай. – Тишина. – Никита, давай по-хорошему. Ты ведь знаешь, что выпить все равно придется.

– Нет, – раздалось из-под одеяла.

– Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя заставил?

В ответ молчание, а потом кокон из одеяла начал вздрагивать. Никита плакал. Поль подошел к Рауки. Положил ладонь на одеяло, ощутил вздрагивающее плечо, погладил.

– Никитка, не плачь. Рауки не будет тебя заставлять. Мы оставим лекарство на столе, а сами пойдем, посидим на мостике. Если хочешь, выпей лекарство и приходи к нам, только оденься потеплее.

Рауки поставил пузырек и крышку на стол. Затем они вышли в коридор, а через него в дверь, что вела к мостику.

– Думаешь, выпьет? – спросил Рауки.

– Конечно, – сказал, садясь, Поль. Потянулся ногой вниз и попробовал воду. – Холодная еще, но искупаться хочется.

– Купайся – настойки на всех хватит.

– А ты?

– И я.

Поль снял штаны и рубашку.

– Ныряю.

– Давай, я после тебя.

Поль оттолкнулся и рыбкой вошел в воду, вынырнул.

– Ух, хорошо! – и поплыл прочь от берега.

Рауки смотрел вслед. К нему в большом свитере лесничего, что скрывал его вместе с коленками, подошел и сел рядом на корточки Никитка. Мальчик засучил рукава и высморкался в большую тряпицу. Рауки глянул на него. Лоб у Никитки был в испарине, глаза красные и слезящиеся, веки припухшие, нос тоже красный. Он высморкался снова.

– Ну почему у меня от этой горькой гадости сопли всегда ручьями текут? – спросил Никитка.

– Гадость пьешь – гадость выходит, это хорошо, через час будешь дышать свободно.

Никитка виновато вздохнул и снова высморкался. Поль возвращался к мостику, увидел Никитку и помахал рукой. Тот двинул плечом и чихнул, раз, другой.

– Гляди, не свались в воду, так чихаешь.

– Он хороший, – то ли спросил, то ли сказал Никитка, которому сейчас было не до смеха. Ему казалось, что тело просто полыхает от волн жара, что прокатывались внутри. Бешено колотилось сердечко.

– Да, – ответил Рауки.

– Купайся, если хочешь, я здесь посижу. В доме слишком душно.

Приплыл Поль, Рауки помог ему забраться на мостик.

– Водичка класс!

– Я тоже так думал, – пробурчал, вытирая нос, Никитка.

Рауки разделся и гибкой волной без всплеска вошел в воду. Никитка с Полем переглянулись и вздохнули.

– Сейчас на середине озера вынырнет, – с ноткой гордости сказал Никита.

Рауки вынырнул еще дальше.

Скрипнула дверь дома, мальчики оглянулись. На мостик вышел мужчина лет сорока, с бородкой и темными волосами до плеч. Он был недоволен тем, что Никитка не в постели. Тот молча встал и пошел в дом.

– Здравствуйте! – сказал, поднимаясь, Поль.

– Здравствуй! Ты пришел с Рауки?

– Да. Мы принесли Никитке настойку. Он выпил и вышел подышать свежим воздухом.

– Надеюсь, он не устраивал сцен, как обычно?

– Ну, совсем маленькую, но сразу исправился.

– Ладно, вы купайтесь, а я пойду его покормлю. Не мог ничего есть, пришлось за фруктами в город сходить. Может, хоть от них тошнить не будет.

Лесник вернулся в дом. Подплыл Рауки, одним плавным движением забросил себя на мостик.

– Никиткин отец вернулся, недоволен.

– Волнуется.

Они сели на край мостика. Высоко стояло солнце. Резко обозначились границы между светом и тенью.

– Ты говорил, что расскажешь о себе.

– Да, самое время.

========== Часть 11 ==========

Жил-был мальчик. Кроме того, что он мальчик, он не знал о себе ничего. И чтобы хоть что-то узнать, стал наблюдать за собой. Он заметил, что многое в его жизни происходит так, как ему хочется. Мальчик задумался, чем он отличается от остальных людей? Но не смог найти ответа, а лишь ощутил, что не такой, как все, и впервые познал одиночество. Продолжая наблюдать, понял, что причина в сильных желаниях, чувствах и состояниях. Раньше, переживая их, он не мог видеть ничего, кроме желания и себя в нем пребывающего, а тут обратил внимание на то, что происходит с миром, когда он столь сильно погружен в себя. Мир менялся, принимая необходимую для реализации желания форму. Тогда мальчик стал делать это осознанно, соединяя страстное желание с несгибаемой волей. Мир повиновался, не всегда, но повиновался. Главное, чтобы желание было искренним, всепоглощающим, идущим из глубин существа и сердца. «Что в моем сердце заставляет мир так отзывается на мои желания?» – думал он, погружаясь в глубины души. И чем дальше проникал его взгляд, тем сильнее становилось желание: «Я хочу стать всесильным и жить вечно». В какой-то момент он понял, что уже не погружается в глубины, а является ими. Он осознал свою сущность, слился с нею, вечной и всесильной, если следовать себе и миру. В четырнадцать лет он впервые посмотрел на мир, являясь сущностью, и увидел, что они неразрывно связаны. «Кто я?» – спросил он у Мира и четко услышал, как Мир ответил: «Ты – это я». Волна осознания охватила его, он понял, почему мир становился таким, как ему хотелось. «Если я – это он, значит, мои желания – это его желания и наоборот».

– Я люблю тебя, – сказал он Миру и переполнился этим чувством.

– И я люблю тебя, – ответил Мир, и мальчика наполнила ответная волна нежности.

И слившись в любви, они ощутили себя одним целым.

– Зачем ты отделил меня от себя, – спросила часть целого, что была мальчиком.

– Чтобы преодолеть одиночество, ведь я один. – И осознание, что он один, на самом деле один, наполнило мальчика такой всесокрушающей силой, что он заплакал. – И для развития.

– Но ведь я часть тебя, это все равно, что говорить с самим собой. Это не может стать выходом и шагом за пределы себя.

– Может, – ответил Мир. – Посмотри на то, что ты считаешь своим телом. – Мальчик посмотрел: «Тело как тело». – Посмотри на него, являясь мной, увидь так, как вижу я.

И мальчик, являясь Миром, посмотрел на тело и увидел, что оно вовсе не тело, а дверь, состоящая из огромного количества переплетенных сил. И в зависимости от конфигурации сил, которая достигалась, если тело совершало определенные движения, дверь могла открыться во что-то отличное от этого Мира.

– Ты, как выделенная из моего сознания часть, можешь совершить телом необходимые движения и, приняв нужные формы, стать ключом, что откроет дверь. Я же даю необходимые для создания двери силы. Вместе мы станем тем, кто повернет ключ, откроет дверь и шагнет в бездну иного мира или впустит ее в себя, чтобы больше не быть одному.

– Мы будем открывать дверь?

– Да.

Мальчик стал заниматься по методикам, что давал Мир. Ему предстояло стать ключом.

Но правительство страны, в которой он жил, развязало войну, объявило о всеобщей мобилизации.

– Не ходи, – сказал Мир. – Они не познали себя, глухи к словам души, в их сердцах пустота, ее ничем не заполнить, не насытить. Постоянная жажда обладать чем-то внешним, доказывать, что они что-то из себя представляют и чего-то стоят. Но никакие богатства и власть не принесут им удовлетворения, только смерть. Поэтому их в нее засасывает. Воронка смерти растет. Они тянут за собой других. Затевают войны, участвуют в них. Чужая смерть приносит минуты забвения, но темная пустота внутри от этого только разрастается, пока не сожрет их полностью. Пойдешь на войну – потеряешь меня, потеряешь себя, станешь, как они.

– Если я не пойду, меня убьют. Всем, кто старше четырнадцати лет, предписано явиться на сборные пункты. Я видел, как разогнали демонстрацию противников войны, некоторых схватили и казнили на месте. Среди них были мои сверстники… Мир, почему ты молчишь? Мир!

Мир не ответил. Мальчик не пошел на сборный пункт, но из дома тоже не ушел. За ним пришли. Война или смерть? Война… и смерть…

Три года он был на войне. Три бесконечно долгих года. Вокруг гибли люди. Мертвых становилось больше чем живых, даже среди живых. У мальчиков были юные, почти детские лица, ясные глаза. Их искажали злоба и боль, постоянная боль, черствеющего, загнивающего сердца. Смерть вместе с кровью покрывала тела снаружи, а души изнутри. И боль превращалась в жестокость, не находя иного высвобождения. А жестокость уничтожала остатки человечности, сдирала с мясом, вязкой гнилью сочилась из сердца.

Мальчик пытался сохранить себя, но с каждым днем это становилось делать все труднее и труднее. Когда нелюди смеются, издеваются над жертвой, как промолчать, остаться в стороне и самому не превратиться в следующую жертву? Он храбрился и ржал вместе со всеми, отчего на душе становилось невыносимо мерзко. Старался воевать честно и доблестно, не пятнать себя грязью бесчестия. Так продолжалось, пока одним ранним утром они не взяли маленький городок возле леса. Говорили, что в лесу скрывается отряд партизан из местных жителей.

Он не пытал женщин, для этого имелись более опытные товарищи, но оказался в числе тех, кому приказали расстрелять изнасилованных девочек. Он приставил ствол к затылку одной из них. Когда-то у нее были красивые светлые локоны. Сейчас их покрывала грязь и кровь. Она ощутила прикосновение ствола и вздрогнула.

– Убийца, Мир покарает тебя.

Она произнесла «Мир» так, как когда-то говорил он.

– Огонь!

Раздались выстрелы. Привязанные за вытянутые вверх руки девочки безжизненно закачались. Кроме одной. Он не слышал, как закричали матери, он ничего не слышал. Он ощутил гулкую пустоту. Вокруг него не было мира, его Мира. Мир остался где-то далеко. Из страха перед смертью, он променял его на войну. Он был в мире войны, в мире смерти, а страх стал его вторым именем. Вторым? Да! Потому что первым было – предатель, ибо предал он сам себя.

К нему подошел командир.

– Почему ты не выстрелил?

– Я не смог. Она невинна.

– Хм. Невинна? Сколько через нее прошло? Дюжина?! Не думаю, что после этого она сохранила невинность, – стоявшие рядом насильники заржали. – Стреляй!

– Не могу.

– Или ты убьешь ее или я у-убью вас обоих! – Его темная тяжелая бешеная ярость давила, ломала всякое сопротивление, уничтожала сознание до дрожи в коленях и потемнения в глазах. – Считаю до трех. Р-раз! – «Мира нет». – Два-а! – «Меня нет. Только страх и смерть». – Пли!

Раздался выстрел. Мальчика, что любил Мир, не стало. Маленький гаденыш ухмылялся, глядя в пробитый пулей затылок.

– Если эти тупые с-суки до завтра не выдадут своих гребаных мужей! – Командир перевел дыхание. – То завтра! Ты! Сам! Повесишь! Всех! Пацанов! Ты понял?!

– Да.

Женщины не выдали, и ранним утром он спустился к двери подвала, в котором сидели мальчишки.

– Что-то там тихо, – сказал он, прислушавшись к звукам за дверью.

– Спят, наверное, – сказал стражник, хлопая заспанными глазами.

– Открой.

– Надо кого-нибудь еще позвать.

– Открывай!

Он открыл дверь – в подвале было пусто.

– Как же так? Я позову командира, – сказал стражник и скрылся за дверью.

Убийца смотрел на странный алый луч, что уходил под углом вверх. Он подошел к нему и прикоснулся. В тот же миг тело будто окаменело. За руку его держал мальчик.

– Я заберу твою детскую душу, – сказал он, – уведу по дороге. Только мне не забрать всей, ты уже запятнал ее часть, погрузив в мир войны. Я отсеку гнилое. – Страшная, невыносимая боль пронзила сердце. Словно раскаленное лезвие резало его, а он не мог даже шевельнуться. Рядом с мальчиком, что держал за руку, появился еще один, сотканный из света. Он с трудом узнал в нем себя. – Ты еще можешь спастись, до для этого должен успеть открыть дверь. Вспомни, чему учил тебя Мир. У тебя осталось очень мало времени, они уже спускаются.

– Помоги мне, – выдавил он.

– Я помогаю, – сказал мальчик и отпустил руку. – Ты сможешь найти свою душу, если у тебя появится любящий ученик и сын.

Два светящихся мальчика и красный луч исчезли. Но перед этим второй мальчик, которым он когда-то был, улыбнулся ему, приглашая идти за собой.

Сердце болело, и эта непреходящая боль заставила двигаться. «Дверь, ключ, одно». Кто-то действительно вел его тело, забывшее многое, силы сплетались, опутывая дверь. Плавили в очищающем огне остатки сущности. Заливали в форму движущегося тела. Охлаждали. Поворачивали.

Дверь открылась. Он шагнул в Бездну за пределами Мира, а Бездна шагнула в него. С тех пор Дверь больше не закрывалась.

– Вы меня не видите, – сказала Дверь тем, кто спустился в подвал.

Она не задержалась в городе. Ей пришлось спешить почти на другой конец страны, где вскоре предстояло родиться тому, кто открыл ее. Дверь успела, и сама приняла опасные для жизни ребенка роды. Мать ребенка была юной шестнадцатилетней девушкой. Беременность стала досадной ошибкой. Она шла к лесному озеру, чтобы на его берегу родить ребенка и сразу утопить. Но по дороге к озеру ее догнал красивый юноша. Он оказался учеником лекаря. Почему-то она сразу ему поверила и все рассказала. Он обещал помочь и забрать младенца, раз он ей не нужен. Девушка плакала от благодарности, потому что даже боялась представить, как будет топить собственного ребенка.

– Как ты назовешь его, – спросила она юношу, что завернул плачущего мальчика в свою рубашку и собрался уходить.

– Лорим.

– А как зовут тебя?

– Рауки, – ответил он и скрылся в лесной чаще.

Много гостей из Бездны прошло сквозь дверь-тело Рауки. Они входили в тело и жили в нем. Разные сущности из иного мира. Наш Мир говорил с ними, и сам шагал в Бездну, что-то ища в ее глубине.

Рауки был распахнутой в Бездну иного мира дверью, и только ветер внутри. Ветер из Бездны, что не позволял сформироваться его собственному самосознанию. Самосознание вместе с личностью приносили гости.

***

– Лорим рос. Вместе с самосознанием росло ощущение пустоты в душе. Ему не хватало потерянной части себя. Он страдал и страдает сейчас. Но это очень глубоко внутри и почти не проявляется наружу, ведь он мастер. Мастер осознания, который в первую очередь должен уметь владеть собой. Он живет с этой невыразимой болью все эти годы и старается преодолеть, найти себя. Я все ему рассказал. В том числе и слова мальчика об ученике и сыне. Именно поэтому Лорим создал школу, чтобы найти или вырастить ученика, что сможет помочь ему. Именно поэтому он создал семью, в надежде на сына. В любви отдавал всего себя, свои знания, посвящал время. Я смотрел на него, окруженного учениками, и видел, что он счастлив. Помнил ли он, окутанный их любовью, о своей боли и цели, с которой создал школу? Думаю, нет. Он вспоминал об этом только когда оставался один. В итоге все оказалось тщетно и даже трагично. Он перестал брать новых учеников, а когда, повзрослев, ушли последние, совсем закрыл школу и стал искать иной выход. Он научился путешествовать сущностью по иным мирам, но так и не смог найти дороги, что приведет к самому себе, так и не смог вновь услышать Мир, обрести его, хоть и любил всем сердцем.