Текст книги "Лорим и Поль (СИ)"

Автор книги: Чёрный-чёрный Дом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Часть 1 ==========

– Сантьяго, – сказал ему мальчик, когда они вдвоём поднимались по дороге от берега, где стояла на причале лодка, – теперь я опять могу пойти с тобой в море. Мы уже заработали немного денег. Старик научил мальчика рыбачить, и мальчик его любил.

– Нет, – сказал старик, – ты попал на счастливую лодку. Оставайся на ней.

– А помнишь, один раз ты ходил в море целых восемьдесят семь дней и ничего не поймал, а потом мы три недели кряду каждый день привозили по большой рыбе?

– Помню, – сказал старик. – Я знаю, ты ушёл от меня не потому, что не верил.

– Меня заставил отец, а я ещё мальчик и должен слушаться.

– Знаю, – сказал старик. – Как же иначе.

– Он-то не очень верит.

– Да, – сказал старик. – А вот мы верим. Правда?

– Конечно.

Эрнест Хемингуэй «Старик и море»

– Рауки, а что с дверью в Бездну? – спросил Поль, не отрывая глаз от восходящего солнца.

– Она вот-вот распахнётся.

Поль сжал ладонь Рауки.

– Тогда держи меня крепче.

Был Лорим – мастер осознания, а почти на другом конце страны жил тринадцатилетний мальчик Поль. Он считал Лорима своим учителем, но тот об этом даже не догадывался. Мужчина вообще не знал о его существовании. Лорим стал мастером задолго до рождения Поля, написал трактаты о техниках осознания – они пользовались заслуженным уважением среди практиков по всему миру. Со всех сторон света приезжали к нему ребята и просили взять их в ученики. Лорим принимал всех. И когда в доме на окраине города стало тесно, вместе с учениками построил школу, а рядом посадил рощу акаций. Каждый ученик растил своё дерево, и акаций вокруг школы становилось всё больше и больше. Учеников приходило много, но Лорим никак не мог найти среди них того единственного, в котором нуждался.

Лорим женился. Жена родила ему двух мальчиков, но они не пошли по стопам Лорима, не стали его учениками: их не интересовала практика развития осознания. Лорим почти потерял надежду найти нужного ученика и закрыл школу.

Поль родился и жил в дружной семье. Две старшие сестры и добрая матушка заботились о нём. Отец всегда мечтал о сыне, чтобы передать своё дело: он переплетал книги и заслуженно считался одним из лучших переплётчиков в стране. С малых лет он обучал Поля своему ремеслу. Являясь образованным человеком, наставлял его: «Ты должен не только переплетать книги, но и читать их, чтобы говорить с людьми на одном языке. Подрастёшь и пойдёшь учиться в лучший университет страны».

Поль любил книги. Не потому, что так говорил отец, а потому, что сам чувствовал к ним неподдельный интерес: в них открывались неведомые ранее горизонты. Он старался прочесть все книги, что приносили клиенты, уходил в них с головой. Отец поощрял такой интерес и, бывало, даже придерживал заказ, чтобы Поль успел прочесть хорошую книгу до конца. Отец верил, что это принесёт свои плоды, и оказался прав.

Когда восьмилетнего мальчика отдали учиться в школу искусств, у него открылись два таланта – художника и поэта.

Когда Поль читал художественные книги, перед внутренним взором оживали герои, представали пейзажи и разворачивались события. Иногда картинки становились настолько яркими, детальными и чёткими, что буквально просились на бумагу. Тогда он брал обрезки плотного светло-серого картона, что оставались от листов, идущих на обложки, и рисовал на них. Однажды Поль использовал одну из таких картонок с рисунком как закладку и забыл её в книге, что вернули клиенту. На следующий день в мастерскую пришёл знаменитый автор и спросил: «Чей это рисунок?». «Мой», – ответил Поль, испугавшись, что сейчас его будут ругать, потому что отец просил не трогать эту книгу: ценная, она предназначалась в подарок и ни в коем случае не должна была выглядеть читаной, но автор не рассердился, а, наоборот, обрадовался. Подошёл, взял Поля за плечи и спросил, сможет ли он нарисовать ещё иллюстраций. Назвал сцены из книги. «Конечно», – обрадовался Поль: опасность наказания миновала. Автор восхитился выполненными рисунками и даже заплатил за них.

К тринадцати годам слава Поля как иллюстратора настолько выросла, что он перестал справляться с потоком заказов. Многие известные писатели хотели, чтобы иллюстрации к их книгам сделал именно Поль. Его рисунки ценили не только за художественное мастерство, в них отражались суть и понимание книги. Авторы часто говорили, что именно так всё себе и представляли.

Отец был счастлив: его надежды и чаяния оправдывались. Он очень гордился сыном: в столь юном возрасте получить такое признание!

Другой талант редко становился достоянием публики, он жил внутри, в сокровенных глубинах. Именно из них, в соприкосновении с миром, рождались стихи. Поль записывал их в специально сделанную для этого книгу с чистыми листами.

Возможно, жизнь Поля так бы и шла дальше, но однажды пришел человек и попросил сделать переплет для довольно старой и потрепанной из-за частого чтения книги. Когда Поль принимал заказ, клиент сказал: «Эта книга изменила мою жизнь, она дорога мне, обращайтесь с ней как можно бережнее. Слышал, что ты делаешь хорошие иллюстрации, мне нужна только одна. Изобрази на ней ученика и учителя, вставь в начало книги. Можешь не спешить, я на целый месяц уезжаю в горный монастырь, а затем вернусь. У тебя ясная душа, Поль, я вижу и верю, что тебе удастся сделать подходящий рисунок». «Да, господин», – произнес Поль и поклонился, прижав книгу к груди.

Мужчина ушел. Поль сел за стол. Положил перед собой книгу в мягкой, истершейся, а по краям порвавшейся кожаной обложке, открыл. «Лорим» – стояло вверху имя автора, а посередине название – «Беседы с мастером осознания». Поль не знал, кто такой Лорим и, перевернув страницу, прочел: «Вот учитель, вот ученик, между ними дорога. Когда ученик осознает учителя, он становится на его путь, чтобы следовать ему, и только любовь даст силы дойти до конца…»

Поль читал книгу весь вечер и всю ночь. Он ничего не воспринимал вокруг, не слышал, как матушка позвала ужинать, не видел, как подошел отец, посмотрев на него, поставил на стол лампу, потому что стемнело. Когда с рассветом он закончил читать и перевернул последний лист, в нем со всей ясностью проявилось чувство, что крепло от страницы к странице. Поль посмотрел в окно. Восходящее солнце осветило лицо, забралось в глаза. Он закрыл их, а солнце осталось. Золотым пятном на темном фоне с плавающими искорками. Таким же светом сияла в нем прочтенная книга, а возникшее чувство говорило, что он нужен Лориму.

«Почему так, – думал Поль, – почему это случилось именно со мной, а может, я сам себя обманываю и совсем не нужен учителю?» Да, внутри он уже называл его учителем, потому что так чувствовало чистое сердце, а Поль всегда ему верил – сердцу незачем лгать. «Как мне быть?» – спрашивал Поль у сердца, что так безудержно рвалось к учителю. Перед внутренним взором разворачивалась дорога. «Вот учитель, вот ученик, между ними дорога. Когда ученик осознает учителя, он становится на его путь», – звучали слова, что являлись ответом. Поль встал из-за стола, глянул прямо на поднявшееся солнце. От нестерпимого света из глаз побежали слезы, но Поль продолжал смотреть, а мир лучился миллионами радужных стрел. «Я иду», – прошептал Поль и сделал шаг навстречу запредельному сиянию, что разгоралось впереди.

А в душе рождались строки о том, чему еще предстояло исполниться:

«Мое сердце в ладонях твоих,

Ты его раздели на двоих.

В моем сердце сиянье любви,

Ты меня от себя не гони.

Я приду, и утихнет вся боль,

Мы пойдем по дороге с тобой.

Я сыграю забытую роль,

Ты познаешь – мы крови одной».

***

Этим утром Поль не стал ждать, когда проснутся родители, взял мольберт с красками и пошел в школу искусств. Он пришел раньше всех. Высокие двери красивого старинного здания оказались закрытыми. Он сел на лавочку в скверике перед школой и стал ждать. Минут через пять дверь приоткрылась, из нее выглянул старый сторож Сорон. Он был настолько стар, что никто не помнил его молодым. Он глянул на мальчика и поманил скрюченным пальцем. Что-то дрогнуло в душе Поля. Мальчишки в школе боялись Сорона, хоть иногда подстраивали ему всякие каверзы. Поль не являлся исключением – он тоже побаивался сторожа, слишком тот был стар и непонятен. Но не сидеть же, когда тебя зовут. Поль поднялся и нехотя двинулся к приоткрытой двери. Сорон отодвинулся в сторону, пропуская Поля, и тот вошел. Дверь за спиной захлопнулась, гулко лязгнул засов. Поль оказался в привычном полумраке. Знакомые запахи масляных красок, дерева и пыльных холстов, что рулонами лежали под лестницей, окружили его. Там же, под лестницей, находилась приоткрытая дверца в небольшую комнатку сторожа. К ней и подтолкнул Сорон замершего мальчишку. Поль вошел. Он был здесь впервые. Вдоль стены стояла узкая тахта, заправленная шерстяным одеялом. Рядом с ней низкий столик. На нем плетеная корзинка с булочками, чайник и две большие кружки с горячим напитком. Аромат чая и свежей выпечки достиг носа Поля, и тот сразу вспомнил, что не завтракал. Сорон кивнул на тахту. Поль опустил на пол мольберт и сел, посмотрел в окно. Из него прекрасно просматривалась аллея с лавочками.

– Рано ты, Поль, сегодня, наверное, не завтракал, – сказал Сорон, садясь рядом.

– Да, не завтракал, читал всю ночь.

– Я так и подумал. Я стар, но глаза у меня острые, особенно, если вдаль смотрю. Гляжу, сидит Поль, глаза красные, то ли опять всю ночь читал, то ли плакал…

– Нет, не плакал, то есть плакал, – смутился мальчик, – но немножко, от солнца.

Сорон взял кружку, а другую вместе с корзинкой подвинул к Полю.

– Так вот, – продолжил Сорон, – дай, думаю, напою мальца чаем с булочками, а булочки свежие, мне их Зойка утром заносит, как на рынок торговать идет, может, повеселеет мальчишка, да и мне радостней станет, а то сижу один…

Поль с благодарностью взял еще теплую сдобу и попробовал чай. Тот оказался крепким и сладким.

– Спасибо! А то еще целый день заниматься.

– На здоровье. Что же ты читал, Поль?

Тот положил булочку, поставил кружку на столик. Нельзя было есть и говорить об этом. Сорон следил за его действиями.

– Лорима, – вымолвил Поль и голос дрогнул, потому что впервые он произнес имя учителя вслух, – «Беседы с мастером осознания».

– Вот как, – произнес Сорон и накрыл руку Поля. Ладонь старика была жесткая, шершавая, но теплая. И от этого тепла, а может от чая, охватил Поля какой-то странный покой, словно все расслабилось внутри после долгого напряжения, – задел он твою душу… сильно… Ты пей-то чай, а то стынет.

Поль пил, а что-то творилось в душе и очень хотелось плакать. Он моргал, прятал глаза, подносил кружку к губам и отпивал по глоточку.

Чай кончился. Поль глянул на часы с маятником, что мерно тикали на стене. До занятий оставалось целых два часа. От тепла и еды потянуло в сон. Сторож поймал его затуманившийся взор.

– Ты давай, приляг – не стесняйся, а я одну историю расскажу.

Полю очень хотелось прилечь. Он снял сандалии, залез на тахту с ногами и вытянулся вдоль стеночки – какое наслаждение, после стольких часов напряженного сидения в одной позе. Глаза закрылись. Сорон начал рассказ, а Поль его увидел, как во сне.

Однажды ученик попросил учителя показать счастье. Учитель подвел ученика к зеркалу.

– Кого ты видишь? – спросил он.

– Себя, – ответил ученик.

– Когда увидишь меня, познаешь половину моего счастья.

– Почему только половину, учитель?

– Потому что полностью я познаю счастье, когда, глядя в зеркало, увижу тебя…

Поль видел себя. Он склонился над листом бумаги и рисовал иллюстрацию к книге Лорима. Во сне он знал, какой ей надлежит быть. Она состояла из двух частей. Первая часть – в начале книги, а вторая – в конце. Поль запомнил изображения, чтобы, когда пробудится, перенести их на бумагу.

Поль вздрогнул и проснулся от длинного трезвона. «Так же звонят только на большую перемену в обед», – подумал он и глянул на часы. Так и есть, двенадцать часов. «Что же Сорон меня не разбудил, – расстроился он, – как я теперь в класс пойду?» Он глянул на стол. Там лежала записка. Поль взял ее и, с трудом разбирая почерк старика, прочел: «Я тебя отпросил. Отдыхай. Можешь доесть булочки».

Поль достал чистый лист бумаги, карандаш и быстрыми штрихами набросал две иллюстрации, вновь лег на тахту, повернулся лицом к стене и, подтянув колени, прошептал: «Я сделаю тебя счастливым, учитель».

Поль проснулся в три часа дня. За окном галдели мальчишки. Он выглянул, стараясь остаться незамеченным. Перед школой учителя выстраивали классы, чтобы куда-то идти. «Точно, – вспомнил Поль, – сегодня нас должны были отвести на конюшни, рисовать лошадей». Ему захотелось пойти с ребятами, но что-то внутри отгородило его от них и не пускало. Пришлось подождать, пока они уйдут. Чтобы не терять времени даром, Поль доел булочки и запил кипяченой водой из чайника.

Гомон за окном стих. Поль выглянул. Кроме двух первоклассников, что играли в шашки на лавочке, никого видно не было. Он поправил на тахте сбившееся одеяло, сполоснул кружку, достал из мольберта карандаш и на обратной стороне записки написал: «Спасибо!». Положил записку на стол и тихонько вышел под лестницу. Он уже собрался выскочить на улицу, но тут в холле раздался звук знакомой окарины. Поль замер. Отражаясь эхом, разлилась тихая и печальная мелодия. Поль вернулся к лестнице. Санька сидел на третьей ступеньке, упираясь локтями в колени. Он не видел Поля, его глаза были закрыты. Он ушел в музыку, в дыхание. Вместе с протяжными звуками, что лились из окарины, он наполнял грустью весь мир.

Поль опустился на ступеньку рядом с ним. Санька вздрогнул и открыл глаза. Увидел Поля – радостная улыбка озарила лицо.

– Привет!

– Привет! Почему ты не пошел со всеми?

– Потому что не хотел идти без тебя. Тебя весь день не было и вчера… – улыбка пропала. – Я сказал, что натер ноги новыми ботинками.

Новые темно-коричневые лакированные легкие ботинки, как провинившиеся, стояли на нижней ступеньке. Босые Санькины стопы выглядывали из светло-серых льняных брюк. Сзади, чуть выше пяток, виднелись налитые кровью мозоли.

– Носки надевать надо.

– И так жарко. Будут знать, как заставлять, – это уже в адрес мамы и тетушки, с которыми жил Санька. – Сандалии вовсе не такие истрепанные, как они говорят.

Поль вспомнил измочаленные за первый летний месяц Санькины сандалеты. В чём-то мама и тётя были правы, но уж точно не в том, чтобы заставлять Саньку ходить в ботинках, пусть даже летних.

– Куда же ты мотался, что так пятки натёр?

Санька повернул голову и обвиняющим взглядом посмотрел на Поля.

– К тебе – искал, думал, случилось что.

– Я не подумал, – опустив глаза, сказал Поль. – Сильно болят?

– Нет, ерунда.

Повисла тишина. Она возникла между ними и с каждой секундой становилась все холоднее и холоднее. Санька передернул плечами и тяжело поднялся.

– Пойду, – наклонился, поднял ботинки, затолкал в карман окарину, которую сделал и подарил ему на день рождения Поль, шагнул с лестницы.

– Саня… прости! – Поль подхватился с лестницы и оказался рядом с Санькой. – Пойдём в наше место, я тебе всё расскажу.

Он тронул его за оттопыренный локоть.

– Ладно, пойдём, – сумрачно сказал Санька, но внутри был счастлив, потому что с Полем всё хорошо и он рядом.

– Сыграй ещё, – попросил Поль, когда они вышли из школы.

Санька так и шёл босиком, и Поль забрал у него ботинки. Он с удовольствием извлёк из кармана глиняную окарину. Повертел в руках, погладил, как живую. Вдохнул и поднёс к губам. Вновь полилась печальная мелодия, а Поль тихо запел песню известного менестреля. (Автор песни Тэм.)

Ты не плачь обо мне, мой верный оруженосец.

Без того на земле плачет золотом листьев осень.

Кровь с травы смоет дождь, что осенний ветер приносит.

Мне пора уходить – в этой битве устал я очень…

Они были давно знакомы. Целых шесть лет – половину жизни.

Слышишь, мальчик, не плачь обо мне, ты же будущий воин.

Я оставлю тебе свой клинок – он приносит удачу.

И не смей отрицать, моего ты оружья достоин.

Это капли дождя на лице, а я вовсе не плачу.

Они всё знали друг о друге, до мельчайших подробностей, и тонко чувствовали настроение.

Я судьбу свою встретил в седле, посреди поля битвы.

Что ещё мне желать, я не умер в тепле и покое.

Брось молиться, ты знаешь, помочь мне бессильны молитвы.

Смерть меня уже держит своею холодной рукою.

Настоящие друзья – не разлей вода.

Погребальным костром мне послужат алые листья.

Только ты, да мой конь в мир иной меня провожают.

Почему опустил ты глаза, неужели, боишься?!

Слышишь, мальчик, меня, пусть душа твоя страха не знает.

Идут два мальчишки, и сразу, по едва заметным движениям, видно, что идут вместе. Один начинает, другой продолжает, а за ним вновь подхватывает первый.

И в слабеющих пальцах клинок – преклони же колено.

Луч последний на лезвии слабым сияньем искрится.

Так прими же мой меч, вместе с ним – моё благословенье.

Слышишь, мальчик, меня, ты теперь не ребёнок, ты рыцарь.

Песня кончилась.

– Почему ты не пришёл? – спросил Саня.

Они договорились встретиться в их тайном месте у ручья вчера вечером, чтобы затем идти в обсерваторию смотреть на звёзды. Они ждали этого дня почти целый месяц – мечтали, представляя, как это будет. Сколько трудов стоило добиться разрешения не только у астронома, но и родителей, особенно Саньке с его строгой мамой и тетушкой. Поль переплел астроному все рукописи, потратив много вечеров. А мог бы провести их на речке или играя на улице с ребятами. Он сидел над бумагами, а за окном слышался смех и крики. Хорошо, что Санька всегда был рядом. По маленьким рисункам Поль нарисовал на трехметровом полотне карту звездного неба. Правда, эта работа была в радость. Поль рисовал, а Санька сидел рядом и, в который раз, читал интересные и жуткие истории о приключениях мальчишек в невиданных мирах. Бывало, они начинали придумывать истории о звездах и созвездиях, о тамошней жизни – так сильно они ждали день, когда увидят их в телескоп. День настал, а Поль не пришел. Санька подождал до темноты, пока их любимые звезды не появились над головой. Он не мог уйти, не мог пойти к Полю. Вдруг он уйдет, а Поль появится, посмотрит, а его нет, и что тогда делать? Они бы, конечно, вряд ли разминулись, но кто знает? И пойти один он тоже не мог, ведь почти всю работу для астронома сделал Поль, а он только был рядом. Нет, без Поля он определенно не мог пойти, даже если бы астроном его пустил, какая радость смотреть на звезды, что сразу станут такими далекими и холодными, одному?

Когда совсем-совсем стемнело и Санька сердцем ощутил, что Поль не придёт, он заплакал. Он давно так не плакал и даже удивился, как много горя оказалось в душе, сам до конца не понимая, отчего так горько. Выплакавшись, но всё ещё всхлипывая, умылся в прохладном ручье и побрёл домой. Тогда он ещё не боялся и ни о чём не думал. Испугался он только утром, когда Поль так и не появился в классе. Его место рядом с Санькой осталось пустым. Он чувствовал эту пустоту всем сердцем, она была в нем. Он еле дождался большой перемены, чтобы сначала сбегать к Полю домой – дома никого не оказалось – затем в их место, чтобы проверить тайник для переписки – тот оказался пуст – слетать на всякий случай к астроному и убедиться, что Поль не появлялся и там, затем вновь в школу, чтобы сидеть и маяться от неизвестности. На последнем уроке в нем словно все перегорело, он уже ничего не хотел, ничего…

– Я читал, – ответил Поль, но Санька не понял: разве это причина? – Я читал книгу своего Учителя.

Санька остановился, услышав, как он произнёс «Учителя», опустил голову, потемнел, повернулся к Полю.

– Ты бросил меня ради него, – тихо, с болью в голосе произнёс он.

– Я тебя не бросал, я просто забыл, – повинился Поль, сделав только хуже.

Санька зажмурился, потому что мир уходил из-под ног; закусил губу, чтобы не заплакать. «Неужели я настолько ничего не значу? Я его друг, его верный оруженосец». Поль взял Саньку за плечи, а тому хотелось провалиться сквозь землю.

– Саша, он свет, который затмевает всё.

– Зачем нужен свет, который не оставляет ничего, кроме себя? – прошептал он с перехваченным от эмоций горлом.

– Чтобы любить его, – ответил Поль и вытер слёзы, которые всё-таки побежали из Санькиных глаз.

========== Часть 2 ==========

Через город, в котором жил Поль, бежала небольшая речушка «Яблонька». Шириной всего несколько метров, но с довольно быстрым течением. Она брала начало в горах, в нескольких километрах от города. Возможно, ее так назвали за яблоневые сады, что росли в широкой низине вдоль русла. Местами сады забросили и те одичали. Поль жил на правой окраине города возле Яблоньки. За домом раскинулся сад и огород. Дальше шла узкая тропинка, она выводила на крутой склон и спускалась в низину. Здесь яблоневый сад смешивался с лиственным лесом. Тропинка вела к реке, где, нависая ветвями над водой, росла большая и старая плакучая ива. К иве вела еще одна тропинка – от Санькиного дома. Он стоял в трех домах от дома Поля. С ветви ивы, над серединой реки, свисала веревка с привязанной на конце палкой. Взявшись за нее и хорошо оттолкнувшись, ребята перелетали на другой берег.

Поль зашел домой, положил мольберт и переоделся в зеленые шорты. Глянул на чистенького Саньку. Понял, во что превратятся белая рубашка и серые брюки, если он пойдет в них.

– Держи, – сказал он и кинул Саньке синие бриджи с заплатами на коленях. – Домой тебе лучше не показываться, а то засадят и не отпустят.

Санька без слов разделся и надел бриджи, аккуратно повесил на спинку стула рубашку и брюки, сунул окарину в правый карман, но в нем оказалась дырка, переложил в левый, пока еще целый.

– Я готов, – сказал Санька.

– Давай съедим чего-нибудь.

– Давай, – обрадовался Санька, так как в животе было пусто.

Они прошли на кухню.

– Есть хлеб и молоко.

– Идет.

Поль налил молока. Они ели хлеб и запивали прохладным молоком из одной кружки.

– Двинули?

– Да.

Сытые мальчишки, не спеша, обогнули дом и пошли по тропинке к реке. Жаркое солнце припекало голые плечи и выгоревшие русые волосы. Босые ноги шлепали по теплой дорожке. Воздух звенел от треска кузнечиков и пения птиц.

– А-а-а-а! – закричал Поль, поднял вверх руки и потянулся к небу.

– Чего орешь? – спросил почти отошедший после слез и переживаний Санька и, слегка дав Полю ногой под зад, смеясь, убежал вперед.

Тот немного подождал, хищно улыбнулся и бросился следом. Громко крича и подпрыгивая, они слетели по склону в низину. Побежали дальше сквозь заросший сад. На ходу огибая или подныривая под торчащие через дорогу ветки. Поль упивался скоростью и ловкость юркого тела. Ставшая слегка влажной тропинка приятно холодила подошвы. Впереди, пятнаемая солнечными лучами, мелькала коричневая Санькина спина и знакомые выцветшие бриджи. От этого Полю казалось, что он преследует сам себя.

А вот и древняя ива. Санька достал спрятанную в траве длинную палку с крюком на конце и потянулся, стараясь зацепить висевшую над водой веревку. Поль помог ему. Чтобы дотянуться, палку приходилось держать за самый конец, а это нелегко.

– Ты первый, – сказал Санька.

Поль оттолкнулся и, поджав ноги, чтобы не зацепить воду, полетел на другую сторону. Сверху как всегда посыпались сухие листья, пыль, кусочки сухой коры и противные «слезы». Под ногами неслась вода, а противоположный берег приближался. Оказавшись над ним, Поль отпустил руки и удачно приземлился, оглянулся. Санька стоял с палкой наизготовку, чтобы успеть поймать полетевшую назад веревку, зацепив, он подтянул ее к себе.

– Ловлю, – сказал Поль и встал, раскинув в стороны руки.

– Уйди, а то зашибу, – крикнул Санька и прыгнул.

В полете он задел пяткой воду, и во все стороны ударили брызги. Санька приземлился на то место, где секунду назад дурачился Поль. Стоя на четвереньках, по-собачьи отряхнулся и прыгнул на смеющегося Поля. Они покатились по берегу, стараясь положить друг друга на лопатки. Наконец Саньке это удалось и он, оседлав Поля, прижал его руки к земле.

– Сдаешься? – грозно спросил он.

– Слезь с меня, чучело!

– На себя посмотри! Сдаешься?

Поль предпринял последнюю попытку вывернуться, но Санька сел ему на грудь и придавил к земле.

– Последний раз спрашиваю. Сдаешься, воин, или буду казнить?!

«Только не казнить», – чуть не взмолился Поль. Казнь – это целых десять минут щекотки. А Поль не мог продержаться и минуты. Да что там минуты, и десяти секунд не мог.

– Ладно, – сказал он, – сдаюсь, – и расслабился.

Санька отпустил его запястья и поднялся. Протянул руку, помог встать. Они стояли друг напротив друга.

– Теперь ты мой пленник. – Поль опустил голову. – Но ты храбро сражался, до последнего! Поэтому я дарую тебе свободу, воин!

– Ура! – закричал Поль и заключил Саньку в объятия, отчего они снова повалились в траву. Потом, хохоча, поднялись и стали друг друга отряхивать.

– Не зря я тебе бриджи дал, – сказал Поль.

– Ага, – согласился Санька, – за рубашку тетушка сослала бы меня на каторгу в горные рудники.

– Вот ведь она у тебя злющая.

– Это оттого, что она старая дева, – хихикая, сообщил Санька. – Так наш сосед Федосий говорит. А тетушка от его слов так закипает, что, кажется, еще немного и с ума сойдет. Если б могла, она б его на клочочки растерзала.

Они шли по еле заметной тропинке, которая привела к ручью, что впадал в речку. Вдоль ручья по мягкой траве двинулись дальше. Ручей уходил в овраг. Глинистые склоны с торчащими из них пластами горной породы поднимались по сторонам. Через полчаса мальчишки остановились возле перекинутого через ручей бревна. Прямо перед ним из камней была построена запруда. Они соорудили ее в начале лета, чтобы можно было купаться. Выложили пластушкой дно, получилась глубокая ванна. Иногда в ней плавали маленькие рыбки и лягушки.

– Лезь первым, – приказал Поль.

Санька снял бриджи и шагнул в воду.

– Ды-ды-ды, – сказал он, прижал согнутые руки к бокам и демонстративно застучал зубами.

– Не притворяйся.

– Сам попробуй.

Поль сел на бревно и свесил в ручей ноги. Вода была прохладная, но не настолько.

– С ледников, наверное, бежит.

– Сам ты с ледников, – возразил Поль и ударил по воде ногой, обрызгав заверещавшего Саньку. А в следующий миг Санька схватил его за руку, и они вместе полетели в воду, подняв тучу брызг.

– Ну вот, – сказал Поль, вставая на ноги после ожесточенного морского боя, – теперь шорты мокрые.

– Высохнут, – отозвался вылезший на бревно и дрожащий, сидя на корточках, Санька.

– Пойдем костер жечь.

– Пойдем, а то я что-то з-з-замерз.

– Это оттого, что у тебя коленки выше ушей и ты на лягушку похож, а лягушки холо-о-одные.

– Опять напрашиваешься? – с угрозой, но улыбаясь дрожащими губами, спросил Санька.

Они стали подниматься по склону оврага. В трех метрах от ручья стояли в ряд несколько больших валунов. За ними как раз и находилось тайное место – ровная площадка примерно пяти метров в длину и трех в ширину. С одной стороны росла маслина и кусты шиповника, а с другой был открытый проход. Выше по склону поднималась каменная стена и нависала небольшим козырьком. Под ним прятались в дождь. Место было полностью скрыто от посторонних глаз. Правда, сюда и так редко кто заходил. Поль нашел его случайно, когда бродил по оврагу в поисках родников. Оно ему сразу понравилось. Он любил здесь играть, или сидеть у ручья, читая книжку. И, конечно, он показал Саньке свое секретное убежище.

Возле самой стены лежали собранные ранее дрова. Поль наломал тонких веток и положил в кострище, обложенное камнями. Достал из тайника – углубление в стене, прикрытое камнем – спички. Санька принес пучок сухой травы и засунул под палочки. Трава вспыхнула, загорелись тонкие веточки. Санька положил сверху палки потолще. Было и так тепло, но огонь есть огонь, с ним интереснее. Поль стянул мокрые шорты и расстелил на нагретом солнцем валуне.

Соприкасаясь плечами, они сидели на бревне, что лежало на двух камнях. Огонь припекал коленки, Санька тер их ладонями, но не отодвигался.

– Моего учителя зовут Лорим, – произнес Поль. – Он мастер осознания и я собираюсь к нему поехать, – Санькино плечо напряглось, – чтобы проситься в ученики, но не сейчас, а через год. За это время я прочту все его книги и освою упражнения.

«Еще целый год он будет со мной, – подумал Санька и немного успокоился. – За год очень многое может измениться».

– Чем он тебе так понравился? – спросил он.

– Бездонной глубиной.

***

Они простились у старой ивы. Темнело. Санька сказал, что заберет свои вещи завтра. Завтра выходной, и в школу идти не надо.

Поль вошел в дом. Из кухни вкусно пахло едой, и слышались голоса.

– Привет, – сказал Поль, зайдя на кухню.

Мама готовила, ей помогала сестра. Римма училась и жила в женской гимназии. Она была на три года старше брата. Домой приходила только на выходные дни. Старшая двадцатидвухлетняя сестра в прошлом году вышла замуж, а в этом у нее родилась дочка. Жила она в доме мужа. Поль сильно удивился, а потом обрадовался, узнав, что стал дядей. Маме недавно исполнилось сорок пять, Полю она казалась молодой и красивой.

– Привет, Поль, – отозвалась Римма.

– Есть что-нибудь поесть? – спросил Поль и потерся носом и лбом о мамину руку.

– Набегался, – сказала она, обнимая сына за плечи и приглаживая растрепанные волосы.

От мамы шло тепло, такое родное. Поль обнял ее и уткнулся в бок.

– Вот ластится, бычок, – заметила Римма.

Поль показал ей язык.

– Тебя отец искал, наверное, ему помощь нужна.

– Да, сходи в мастерскую, как ужин будет готов, я вас позову.

– Я морковки хочу, – сказал Поль, увидев на столе очищенную молодую морковку.

– Бери, – разрешила мама.

Поль схватил аппетитный овощ и еще раз показал Римме язык, а та братцу кулак и улыбнулась. Мальчишка улыбнулся в ответ и, хрустя морковкой, побежал в мастерскую. Отец тоже был ему нужен.

– Поль! – обрадовался отец. – Куда же ты пропал? Смотри, что было в конверте помимо денег, которые заплатил вчерашний заказчик. Кстати, заплатил он сумму в три раза больше той, о которой мы договаривались, это очень щедро.

Поль никогда не брал у заказчиков денег. Всеми денежными делами заведовал отец. Не потому, что не доверял Полю, а потому что ничто не должно было мешать или отвлекать сына от творчества.

Отец дал Полю записку.

«М. Поль, я, скорее всего, не вернусь за книгой, потому что очень болен. Монастырь станет моим последним приютом на земле. Я желаю обрести в нем душевный покой перед неизбежным. Но это не отменяет заказа, тем более, что я щедро заплатил. Иллюстрацию необходимо сделать в срок. Если через месяц я не вернусь, пусть книга останется тебе в подарок».

– А что значит «М.»? – спросил Поль.