Текст книги "Одна судьба на двоих 2 (СИ)"

Автор книги: Casperdog

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

– Всё забываю спросить. Как когда-то слышала, бывает разное проявление Дара у избранных. У Мишеля какой, знаешь?

– Не знаю точно. Вот не знаю, как бы ни было странно. Всё держит в тайне. Единственное, что было сказано как-то в дружеской обстановке Михаилом, то он как там было?… «Переживу Вас всех, да и Ваших внуков похроню с честью и достоинством». Вроде бы так, может и не дословно. Он у нас, как оказалось, если только не обманули с переданными словами, чуть ли не бессмертный. Хотя долголетие, как знаю, побочное проявление основного дара, но вот каков он? Он же, по факту, наследник престола. К моему сожалению, при моём царствовании быть всё время правой моей рукой не проявил желания, а вот потом, как сказал, «посмотрим». Что посмотрим, куда он будет смотреть, то не известно. Выводит всё это меня из нормального состояния.

– Не стоит волноваться раньше времени. У нас и своих затруднений не счесть. А наказать Михаила стоит. Не дело так унижать царствующую семью своими неблаговидными поступками. Через него и к трону у народа будет соотвествующее отношение.

– Умница ты моя. – Николай обнял и поцеловал жену. – Счастье, что рядом со мной есть такой верный друг, который и мои печали разделит и совет верный даст. Подумаю и Мишеля накажу всерьёз, что бы в следущий раз посоветовался с нами, прежде чем позорить трон. Что касается ребёнка… Ты права – нас не так много, что бы разбрасываться царственной кровью по сторонам…

* * *

Начало марта 1944 года. г. Ленинград.

– Здесь остановиться, товарищ полковник? – задал вопрос водитель потрёпанной эмки.

– Да, здесь.

Офицер вышел из машины и, закинув за плечо солдатский сидор, вынул из салона и поставил у ног два, даже с виду тяжелых чемодана.

Водитель, которому не разрешили помочь, захлопнул дверцу мащшины.

– За Вами завтра во сколько заехать?

– К шести утра. Только не опоздай, а то не успею к самолёту.

– Как можно? Буду как штык.

Сержант козырнул и, запрыгнув в машину, уехал.

Офицер с трудом поднял чемоданы и, ногой открыв дверь парадной, стал подниматься по широкой лестнице на третий этаж. Давно забытый запах родного дома. Правда, уже не пахнет кошками как обычно, да и краска на стенах висит осенними лопухам, то и гляди, опадёт на ступени.

Поставив чемоданы у дверей, нажал на кнопку звонка, но привычного за многие десятилетия дребезжащего звука не услышал.

– «Электричества нет, совсем забыл. Придётся стучать. Главное, что бы моя ладушка не переволновалась».

Несколько раз стукнув в дверь ногой, на грани слышимости услышал медленные шаркающие шаги.

– Кто там? – голос, явно женский, был совем не похож на тот, которого мужчина ожидал услышать.

– Это я, – у полковниква ёкнуло сердце, да и дыхание перехватило.

– Кто я? По имени трудно обозначиться? – вновь послышался голос.

– Я это я, Дмитрий Михайлович Ротанов, хозяин этой квартиры. Не могли бы Вы впустить меня вовнутрь? Или так и будем разговаривать через дверь?

Послышался лязг открываемых замков, шелест щеколды и дверь распахнулась. У дверей, прислонившись к стене, стояла ОНА. Та, которая снилась чуть ли каждую ночь на протяжении последних трёх лет. Она, но и не она. Худая, с ввалившимися щеками, с мёртвенной бледностью на лице, с тонкими белыми, почти прозрачными руками, сквозь кожу которых можно было увидеть кости.

– Это ты? Живой? Неужели живой. Миш… Димочка. Счастье моё.

Женщина стала заваливаться назад и, если бы офицер не успел подхватить на руки падающее тело, женщина ударилась бы головой. Так, на руках, совершенно не ощущая невесомое тело, полковник отнёс женщину в комнату и положил на кровать. Метнулся к дверям и, занеся в квартиру чемоданы, запер входную дверь. Пройдя по квартире, ужаснулся от удивления – все книги, вся мебель были на месте. Как и старинный дубовый паркет, и те огромные шкафы, которые по его заказу прислали из Германии задолго до наступления войны.

– «И она НИЧЕГО не сожгла в лютые морозы. Ни книг, ни мебели. Боги… как она вообще выжила? Как согревалась?»

Пройдя на кухню, увидел то, что и ожидал увидеть – рядом со старинным камином стояла самая обыкновенная буржуйка, рядом – полтора десятка поленьев. Какие-то щепки и перевязанная бечёвкой связка чужих книг. А неподалёку от печки, на полу, стопка из матрасов и несколько одеял.

– «Как понял, моя ладушка здесь всё время и жила. Намного легче обогревать только кухню, нежели самую маленькую комнату. И как сил-то у неё хватало на дрова, да на воду? Рядом с печкой стоял огромный бидон, наполненный доверху водой.

Быстро разведя огонь, налил в старинный чайник воды и поставил греться. Потом вернулся в комнату и, подхватив на руки так и не пришедшую в себя жену, вернулся на кухню и плотно закрыл дверь. Уложив женщину на матрасы, укрыв одеялами, снял с себя шинель – стало тепло, но рассиживаться особо было некогда. Достав из сидора несколько пакетов, метнулся в комнату и вскоре на плите рядом с чайником примостилась маленькая мисочка, в которой офицер стал варить кашу, обильно разбавив воду сгущёнкой.

– Ты живой, – послышался слабый голос из-под вороха одеял.

– Как видишь, милая, живой. Я проездом. Удалось на сутки вырваться. Извини, завтра утром должен буду тебя вновь покинуть. Я гостинцев привёз, да еды. Теперь полегче будет – блокаду сняли. Вскоре с продуктами станет лучше, но тебе уже сейчас питаться надо нормально, так что всё привезённое будет к месту. Только прошу – не стоит подкармливать других – тебе самой не будет столь много.

– Димочка. Ну как же не поделиться? Если бы ты знал, как мне помогали соседи снизу. И Ираклий, светлая ему память, и Ирочка. Если бы не они – я давно бы уже померла. А Ирочка мне и дров приносила и воды. Я ведь сама не в силах к Неве сходить, хоть та и рядом. Туда, может быть, и дошла бы, а вот обратно…

– Ты сказала, Ираклий умер?

– Да. Светлый был человек. Он, когда последний раз ходил за водой, попал под артобстрел. И у него, представляешь, сил и воли хватило только, что бы поднять два бидона на второй этаж. И, увидев дочь, умер у неё на руках. У меня тогда ещё силы были – помогла девочке, схорогили его достойно. А потом с Ирочкой стали жить вместе. Она предлагала у неё, ведь ниже этаж, но я боялась оставить квартиру без присмотра – ты ведь, уходя, оставил всё на мне. Знаю, как тебе всё дорого как память. Поэтому не посмела. И Ирочка перебралась ко мне. Вместе готовим, вместе едим, что получаем по карточкам, да ещё и то, что она получает на работе. Когда удаётся, что – то меняем на продукты. Но, поверь, ничего из твоих вещей не посмела взять.

– А где Ирина работает?

– Медсестрой в госпитале. Здесь, неподалёку. Если бы не её золотое сердце, я б тебя не дождалась.

– Лада ты моя. Ну почему ты не могла сжечь этот чёртов паркет? Его вон, сколько в квартире. А шкафы? А стулья со столом? Нет. Надо было волочиться куда-то и на себе нести ветки. Не понимаю тебя. Просто не понимаю.

– НЕ могла я лишить тебя радости и памяти. Просто не могла. Вот если бы кто другой позарился – умерла бы, но не позволила никому. Это твой дом. Твоя жизнь и твоя память об ушедшем. Не дворец, но и не комнатёнка какая. Так что не ругай верного пса, что оставил на охране своих сокровищ.

– Ты удивительная женщина, – полковник опустился на колени рядом с лежащей женщиной и поцеловал её руки. Потом снял с печки горячую миску. – Давай так – немного, но тебе надо проглотить хотя бы две-три ложки горячего. Потом чаю горячего сделаю. Именно настоящего чая, не свекольного и не морковного. Знаю, что ты соскучилась, но тебе в таком состоянии надо есть чаще, по чуть-чуть. Давай, милая, открывай ротик. За маму… за папу… а это за меня…

Через час женщина чуть порозовела, а на щеках появился румянец. Совсем не такой, как у здоровых людей, но офицер и этому был рад. Женщина, было, потянулась за остывшей кашей, но её тонкая рука тот час была перехвачена.

– Нельзя тебе больше, ладушка моя. Надо подождать хотя бы ещё несколько часов. Хочу, что бы ты была жива, а не умерла от заворота кишок. Прости, но это только для твоего здоровья. Кто из нас медик? Ты же сама понимаешь всё лучше меня.

– Всё я понимаю, но каша такая необыкновенно вкусная. Кажется, что я в своей жизни ничего вкуснее и не ела. Спасибо тебе, дорогой. Я тогда посплю немного, хорошо?

– Поспи, родная. Поспи. Тебе это надо. А я рядом посижу. Соскучился очень. Ведь столько лет не видел тебя, не слышал твоего голоса…

Женщина почти сразу уснула, а хозяин прошёл по квартире, прикасаясь руками к столу, к старинным фотографиям, к картинам, словно давая им понять, что их не забыли. Что вскоре хозяин вернётся окончательно и всё будет точно так, как и несколько десятилетий ранее. Он сел за стол и откинулся в кожаном кресле, закрыв глаза.

Жизнь продолжалась несмотря ни на что, правда теперь, кроме основной цели, появилась дополнительная, которая, на данный момент, стала на первое место – любыми путями надо сохранить жизнь его любимой женщины. Любыми!!! Всё остальное потом. Время терпит…

Его размышления прервал скрежет замков входной двери. Выйдя из комнаты, лицом к лицу столкнулся с тоненькой невысокой женщиной.

– Ира?

– Дядя Дима? Дмитрий Михайлович? – женщина, которой на самом деле было максимум лет двадцать, увидев мужчину, сделала шаг навстречу и обмякла, прижатая к груди офицера. Тот, обняв тоненькое тельце, гладил девчушку по стипине, успокаивая её. Та не плакала, лишь всклипывала, всё прижимаясь и прижимаясь к жёсткой шинели.

– Ну всё, малышка. Всё, моя хорошая. Кушать хочешь?

Кверху поднялись два зелёных глаза, которые на исхудавшем лице выглядели в половину головы.

– Дядь Дима. Ты смешной. Задал вопрос, на который нужно отвечать?

– Пойдём тогда на кухню. Моя половинка там спит. Я печку растопил, так что на кухне и тепло и тебе быстро что-нибудь сделаю. Подожди… А ты сегодня вообще ела хоть что-нибудь? Только честно?

– Днём, в госпитале, суп. Нас подкармливает главврач. Забоится, словно о своих детях. Мы поначалу отказывались, мол, раненым более нужно, но тот чуть не криком кричал – требовал есть, потому что, если у нас сил не будет, какие мы медсёстры, какие медики? Мы поначалу отказывались, но тогда и сам Григорий Александрович поставил условие – мол, если мы будем продолжать отказываться, то к нам присоединится и он. Вместе со всеми врачами. И гибель бойцов будет на нашей совести. Вот так…

– Он у Вас правильный человек. Молодец, нечего сказать.

– Он такой.

На кухне полковник предложил или что-то сварить новое или разогреть содержимое миски, что была сварена.

– Сьешь всё? – спросил мужчина, показывая миску.

– Да Вы что? Это нам на даоих на пару раз, – девушка через силу улыбнулась. – Да и нельзя сразу много. А Наташа уже поела?

– Три ложки, потом отнял, – мужчина скривился. – Если б ты знала чего мне это стоило… Чуть ли не силой отнимал еду у жены. Страшно думать об этом, не то, что сказать. Ладно, милая. Давай так. Я разогрею всё что есть, а ты скушаешь сколько посчитаешь нужным. Ты же медик, должна понимать.

Зачерпнув первую ложку, девушка поднесла ко рту и, положив в рот содержимое, замерла.

– Господи. Как же вкусно, – у неё по щекам стали скатываться слёзы. – Кажется, я и забыть забыла, что на свете существует такая вкуснятина.

– Чуть ли не слово в слово ты повторила слова моей жены. – Мужчина сглотнул, давя в себе спазм. – Кушай, малышка. Потом поговорим.

Девушка съела ещё пару ложек и решительно отставила миску в сторону.

– Нельзя больше. Кажется, что проглотила бы всё одним махом, но никак нельзя. Может Наташу разбудим?

– Она съела три ложки около… трёх часов назад. Не рано?

– Рановато. Пусть ещё хотя бы час-два пройдёт.

– Умница. Тогда у меня пара вопросов. Воды, как понимаю, только один бидон?

– Да. У нас другой ёмкости нет. Вожу на санках с Невы раз в неделю. А больше и не надо – чай попить, да иногда, когда повезёт, суп горовый из концентрата сварить.

– А дрова?

– Сейчас стало полегче. Развозят военные по домам, правда, не так часто. Если успел – на неделю хватает. Зимой было очень плохо – все мои книги спалили. Я ведь теперь с Наташей вместе. Дядь Дима, ты меня не прогонишь? – девушка подняла грустные глаза на мужчину.

– Конечно нет, дурёха. Как могла вообще о таком спросить? Да я тебе по гроб обязан, что помогаешь моей жене. Если бы не ты… Сожалею, что твой папа…

– Спасибо, – девушка опустила глаза. – Мама ещё год назад умерла. Тогда было вообще страшно. Но Наташа делилась продуктами с нами. С папой и со мной. А когда папа… Простите. Не могу говорить. Я ведь теперь одна-одинёшенька на всём белом свете. И никому не нужна.

– Зачем ты так? – мужчина пересел ближе к девушке и приобнял её. – За эти лихие годы ты стала членом нашей семьи. Близкой и родной. Неужели думаешь, что бросим тебя? Да никогда. Будем жить вместе. У нас детей нет, так что будешь нашей дочкой. Война закончится – поступишь в мединститут. Практика у тебя большая. Отучишься, устроишься на работу. Потом подберём тебе красавца в суженые и замуж выдадим по высшему разряду – в белом платье с самыми красивыми цветами и на самом шикарном лимузине. И все будут завидовать твоему счастью. И мужчины и женщины.

– Так ждать ещё сколько…

– Недолго осталось. Год-полтора максимум. Мы победим, и это без сомнений. В первую мировую немцев сумели прогнать, а сейчас и подавно. Скоро в Ленинграде будет легче. Я знаю – сюда уже поезда с продуктами один за другим идут. Так что надо чуть продержаться… Парней, правда, погибло много, но для тебя сыщем самого-самого. Ты мне веришь?

– Верю, – прошептала девушка. – Только выбирать буду сама. Ладно?

– Конечно сама, – улыбнулся мужчина. – Тебе же с ним жить и детей рожать, не нам. А теперь пойдём со мной, покажу кое-что.

В кабинете, куда мужчина провёл девушку, стояли два чемодана. Открыв один, показал содержимое девушке. Та обмерла.

– Я… это… на вас двоих привёз. Знаю, что неслыханное богатство для голодного города. Поэтому прошу – не стоит хвалиться перед другими. Скажешь одному, второму, а потом сюда нагрянут бандиты. Ладно еду унесут, так и Вас здесь убьют. Осчастливить всех не сможешь, а вот из-за ненужного слова жизни лишишься. Не только сама, а и мою половинку не убережёшь. Дай слово, что не обмолвишься.

– Дядь Дима. Так это раненым нужнее. Они ведь в проголодь лежат. Как они-то?

– Милый ребёнок. Ты думаешь, что этих двух чемоданов хватит, что бы накормить всех раненных даже в твоём госпитале? Ну, может на раз хватит. А потом что? Опять будешь страдать, глядя на их порции? Скажу одно, а ты прежде крепко подумай, прежде чем станешь возражать. Если будешь в чуть лучшем состоянии, чем сейчас, сможешь оказать больше внимания своим подопечным? Или же будешь бродить от койки к койке словно привидение? И падать, не имея сил поднять утку у кровати? Подумай, малыш. Хорошо подумай. Одного прошу – не оставь мою жену голодать как прежде. Она для меня важней всего на свете. Правильно поступишь – сделаю, как обещал. Будешь счастлива. А нет, проклятия слать не буду, но выводы сделаю.

– Я поняла, дядя Дима, – еле слышно проговорила девушка. – Вы только не обижайтесь, но мне поспать надо. Скоро в ночную смену.

– Иди, ложись на кухне. Там тепло. А я пока поработаю на благо вас двоих, так что не пугайся, если дверь будет хлопать.

Уложив девчушку рядом с женой, которая согревшись, сопела ровно-ровно, закрыл в ванной слив и опрокинул туда бидон с водой. Взяв в прихожей санки, захватив бидон, за несколько походов к Неве наполнил водой больше половины ванны, а последний наполненный бидон пронёс на кухню.

Ира уже проснулась и суетилась вокруг жены полковника, кормя ту с ложки. Увидев мужчину, обе женщины заулыбались.

– Димочка, – супруга полковника приподнла голову. – Мне Ирочка сказала, что ты неимоверные сокровища в дом притащил? И это всё нам?

– Именно что Вам, – мужчина сел рядом с лежащей женщиной и погладил её тонкую руку. – Вы мне обе нужны живыми и здоровыми. Я ведь готовился заранее, зная, что по службе может случиться чудо, и я окажусь дома. Повидаюсь, да и помогу немного.

– А обратно когда?

– Говорил уже тебе. Завтра с утра, милая. У меня только сутки были, да и из тех осталась лишь ночь. С утра на аэродром и в Москву. А там как руководство решит.

Увидев, что девушка собирается, проводил, и в прихожей обнял её и прижал к себе на прощание.

– Ирочка. Спасибо, дочка, что заботишься о моей жене. Спасибо, что в сердце твоём одно добро. Береги себя, золотой ты человечек. И помни – всё, что обещал, выполню. Но и ты поберегись. Хорошо?

– Хорошо, дядя Дима. Спасибо Вам за всё. Я послушаю Вашего совета. Вы правы как всегда. Спасибо. – И девушка, неловко ткнувшись холодными губами в губы мужчины, выскользнула за дверь…

Вернувшись на кухню, полковник вновь сел рядом с женой.

– Кушать хочешь?

– Нет, милый. Меня девочка покормила и сама поела. Так что мы сыты. А вот от чая не откажусь. Но это чуть позже. Скажи, если сможешь. Ты добился своего?

Мужчина усмехнулся.

– Понимаешь, родная, сейчас трудно пронозировать что-либо. Нашёл с начала войны три пары, познакомил молодёжь между собой. Думал, всё сладилось, так четверо из шестерых погибли. Двое в поезде попали под бомбёжку. Двое… по Дороге жизни… так не доехали до Большой земли. Грустно. Особеннол грустно, что трое из четверых были Одарёнными. Очень слабыми, тем не менее. Только двоих сумел найти и увезти в Москву. У них как раз всё сложилось. Уже и ребёнок родился. Я, конечно, открыто не лез, но был поблизости, почувствовал, что мальчик сам по себе уникален. Потенциал просто огромен, но Дар пока спит. Да и когда проснётся – кто его знает? Так что потерять эту семью из вида нельзя ни в коем случае.

– Так и будешь носиться по стране и искать Одарённых? Всё надеешься вернуть несбыточное? Может стоит жить как все? Радоваться солнцу, людям?

– Хотелось бы, но меня не покидает чувство долга – что могу если не замкнуть круг, то обязан хотя бы попытаться. Если не я, то кто?

– Ты как был мальчишкой, тем и остался. Неужели так и надеешься, что настанет то время, когда тебя попросят вернуться?

– Может и настанет. Может и нет. Я ведь желаю не для себя счастья, для своей Родины, коей посвятил всю жизнь. Для земли, на которой родился и рос. Жил не для славы, а служа Отчизне. Пусть и не осуществится задуманное, но Братство живёт, усиливаясь с каждым годом – люди новые приходят, да и я их ищу постоянно. Помогаю чем могу. Хотя бы множится количество людей, которые чтят память предков и не забывают свои корни. Уже ради этого стоило жить… И позволю тебе напомнить – Михаил Александрович погиб в семнадцатом, убитый большевиками в Перми. Не забывай об этом никогда…

На следущее утро полковник улетел в Москву, затем его отправили в штаб к генералу армии Рокоссовскому, на 1-й Белорусский фронт.

– -

Полковник, летом того же года, узнал из письма жены, что из-за тоненького золотого колечка, которое было подарено отцом на день совершеннолетия, Ирина, которая фактически спасла и выходила его Наташу, спустя пару месяцев после приезда Дмитрия Михайловича, однажды вечером так и не вернётся домой. Её убили на улице, у дверей дома, лишив не столь единственной драгоценности, что у неё была, а памяти об отце. Грабителей милиция тогда нашла, но, спустя три года, Ротанов смог отыскать тех двоих, которые из-за кусочка металла лишили жизни одного из самых близких ему людей. Он не сдал их в милицию, а свершил правосудие сам, как посчитал правильным. Два душегуба ушли из жизни после многих дней мучений и всё время перед их глазами была фотография юной и красивой девушки…

Глава 9

Селекционер.

Поговорив с родителями и выслушав ответ, Антон не стал развивать тему, которую предки восприняли всерьёз, хотя отшучивались, мол, что случилось, то случилось, но они не в обиде на Дмитрия Михайловича, что между ними двоими всё так удачно сложилось. И, правда, родители любили друг друга беззаветно, порой, когда шли гулять – держались за руки, словно молодые влюблённые. Но для Антона подобные мысли превратилась уже в навязчивость – пока не увидит малышей, не успокоится, хотя и не такими малыши они уже были – по десять лет исполнилось. Сообразительные, живые умом, но между двумя парами двойняшек, словно чёрная кошка пробежала. После памятного случая на Ладоге двухгодичной давности младшие стали замкнутыми, не делились, как ранее своими детскими тайнами и больше не лезли в головы старшим, боясь наказания, которое им было обещано.

– -

На вечеринке, которая была приурочена к новоселью, когда хорошо посидели, по-семейному, первым проводили Свара, которого неожиданно попросили подъехать на работу. Следующими собрались уходить Олег с Катей. Пока Антон в прихожей всех развлекал смешными историями, девушка попыталась прочувствовать эмоции уходящей семьи. Как взрослых, так и, в первую очередь, детей. Попыталась почувствовать их отношение к себе и, по просьбе брата, найти следы воздействия старика. Но, к глубокому удивлению, у детей стоял блок, который пробить без более сильного воздействия никак не удалось. Оставив безрезультатные попытки, сама активно включилась в разговор, пока неожиданно для всех Анон не скривился, словно от неприятного болевого ощущения.

Посмотрев на насупившихся детей, задал им вопрос в лоб.

– И кто из Вас сейчас так настойчиво пытается залезть ко мне в голову? Вам что, мама так до конца не смогла внушить, что без разрешения этого делать нельзя?

Катя, поджав губы, побледнела и, кинув взгляд на мужа, строго посмотрела на детей.

– Я же просила. Сколько можно говорить об одном и том же?

– Мама, мы не виноваты, правда. Ни я, ни Славена никому в голову не лезли. – Мальчишка исподлобья взглянул на маму.

Антон же не отрывал взгляда от детей, которые прятали глаза.

– Не стыдно врать? Ладно мне, а маме почему правду сказать боитесь? Страшно становится, что накажет? Так есть за что. Уверен, что мама и папа уже не один десяток раз предупреждали Вас, что нельзя нарушать основной закон менталов. Хотите провести всю жизнь под землёй? Если не знаете – для таких нарушителей имеются свои, особые тюрьмы и попадают туда не только взрослые люди, но и такие как вы, непослушные дети, которые не могут контролировать неуёмные желания. А из тюрьмы есть три пути – полное осознание вины и подчинение закону. Второй вариант – лишения дара или… самый страшный – всю жизнь провести там. Запомните, нет исключений ни для кого. И мама Вас не сможет защитить, если будете…

– Да хватит уже, Антон, петь одну и ту же песню, надоело. – Слав поднял глаза и упёрся взглядом в глаза родственника. – Сам-то что пытался у нас выведать? Ты сам у нас разрешения спросил? Может сначала с себя начнёшь, а потом будешь воспитывать чужих детей?

Катя обмерла от удивления и посмотрела на Антона, который так и продолжал меряться твёрдостью взглядов с мальчишкой.

– Я к тебе, Слав, в голову не забирался. Ошибочка вышла. А вот Вы, засранцы, как зашли к нам в дом, вдвоём всеми путями пытались выведать что к чему и почему. Неужели не было проще спросить об этом вслух?

– Не проще, – буркнул мальчик и опустил глаза. – А если не ты залезал, значит, Арина. Мне всё равно кто из Вас лезет ко мне в голову.

– К тебе, малыш, и я в голову не лезла. – Арина покачала голвой. – Мне нужно было узнать совсем другое, точнее, понять – кто Вас так тщательно натаскивает на взлом чужого сознания? Не поделишься? К нам ты всё равно не проникнешь, слишком слаб и душой и телом. И даже совместными училиями с сестрой не получится. Догадываюсь, не скажешь. Что же. Спрошу тогда у Вашей мамы. Задам вопрос, ответ на который расставит всё по местам. Кать, – девушка обратилась к матери детей, – ответь честно. Когда последний раз Дмитрий Михайлович Вас навещал?

– Мам, молчи! – закричали дети, но Катя, отмахнувшись, рассказала. – Он периодически к нам приезжал. Ненадолго. Ночевал у себя на даче, а дни проводил то с Олешкой, то с ребятами. О чём между собой говорили, не знаю, не прислушивалась, а что?

– Нет, ничего, – Антон демонстративно повернулся спиной к детям. – Рин. Есть отпечаток. Чёткий. Два слоя. Эта… этот человек… Всё понятно. Арин. Ты была права на все сто. Мы немного опоздали.

– Куда опоздали? – забеспокоилась Катерина, чувствуя, что разговор идёт о её детях. – Можете объяснить?

– Объясним, но чуть позже, не сейчас.

– Мы тогда пойдём? – Олег сегодня был немногословен, то и дело бросая непонятные взгляды на Арину и Антона. – Хороших Вам выходных и с Наступающим.

– И Вас с Наступающим, – Арина проводила гостей, успев шепнуть на ухо Кате. – Надо срочно переговорить наедине. Без детей. Это очень важно.

Четверо гостей ушли, а двойняшки с родителями вернулись в комнату.

– И что это было? – Настя села на стул и приготовилась слушать.

– Как мы и предполагали, на ребят воздействовали. Более того, не просто воздействовали, а запрогроммировали их на отрицательное отношение к нам, да и к Вам. Катя тоже со слепком в разуме. Ну а Олег, посколько не столь сильный ментал, скорее, эмпат, практически в норме. Его дар целителя не пострадал. Что меня удивило, старик явно пытался и на него подействовать, но почему не получилось – большой такой вопрос. Жаль ребят, но и тянуть нельзя – или их упекут после двеннадцати лет, сразу после первого теста, или с ними будет работать Мастер. Кто это такой, Вы знаете.

– Ты хочешь сказать, что у них Дар просто выжгут?

– В худшем случае ничего другого сделать будет нельзя. Здесь или-или. Обратили внимание, что дети стали неуправляемыми? Для них не существует ни одного авторитета кроме одного – того, кто внушил к членам нашей семье непрязнь. Даже не так. Скорее, ненависть. Страшно, но факт. Они ведь маленькие, совсем не понимают, что вроде добрый человек на самом деле может оказаться чудовищем.

Сергей Павлович слушал молча, лишь иногда скрипел зубами, но всё же не удержался от вопроса.

– Ребята. А Вы сами можете им помочь?

– Пап, мам. Скажу честно – будет очень сложно. Если бы мы знали, для чего старик сводил пары на протяжении последней сотни лет, было бы намного проще. Сами видите результат его труда – две пары двойняшек – менталов. Что у него дальше по плану? Не знаю, могу лишь предположить, что это не конец работы, но где-то очень близко к тому. – Арина говорила с трудом, понимая, какую ответственность несёт за каждое слово. – Не знаю что на уме у брата, но, как по мне, у старика был план вполне осуществимый. Подмять нас под себя, сделав зависимыми полностью как от Братства, так и от себя лично. Поучать хорошие деньги, выжимая из нас все силы, а ребят… Может сделать их наёмными убийцами? Пап, подожди, не спорь. К чему такие мысли? Вы просто не почувствовали какой окрас эмоций и мыслей что у Славены, что у Слава. Темнота. Точнее, чернота. В детей загнали убеждение, что они избранные. Что самые сильные и лучшие люди на планете. Что кроме Братства и его руководителя нет никого, кто может их понять, кто сможет их поднять до невообразимых высот. И дети на это неосознанно пошли. Кому не хочется в этом возрасте быть самыми-самыми. И так, с их точки зрения, в школе сплошь недоумки и дебилы. Что одноклассники, что учителя. Отец – неудачник, слабак. Мама – безвольная тряпка. Честно говоря, не смогла до конца почувствовать, но и к ней отношение, скорее вынужденно терпимое, чем любящее… Вот, мои родные, какие дела. А может у старика вообще далеко идущие планы? Например, создать ситуацию и возродить монархию? А что? Думаете, бред? Увы. Ведь сам старик, как доказывают документы, и на самом деле прямой родственник царской семьи. И использовать шанс вновь встать над всеми – чем не осуществимый план? С помощью Братства, задурив всем головы, поднять страну на дыбы и предложить себя в качесве самого разумного и достойного из всех? Помните, кто был прилашён во Дворец? Кто присутствовал на первой, закрытой части? Исключительно потомки дворян и высшей знати. Думаете, это было сделано просто так? Не думаю. А если мои слова всё же не бред и в воспалённом мозгу старика действительно ТАКОЙ план? Мы все, если поддадимся, станем его не друзьями, не слугами – станем молчаливыми исполнителями, рабами. Одни будут его лечить, продлевая жизнь, другие убивать тех, на кого будет указано. Страшно… Теперь давайте думать как предотвратить такую возможность и что делать?

– Можно и мне слово? – Антон пододвинул стул к сестре и приобнял её. – Ринка сделала всё, о чём мы договаривались. – Молодой человек пояснил недоумевающим родителям что произошло. – Я и в самом деле не залезал к ним в сознание, лишь показал свою заинтересованность их достижениями, но на все мои доброжелательные посылы были выставлены жёсткие блоки. Понимаете? Они вообще не желали вести диалог ментально. То ли не хотели, то ли им запретили. Скорее, второе. Поэтому одной частью сознания я касался их рецепторов мозга, слегка возбуждая и провоцируя, другой – увидел и ощутил тот же негатив, что и Рина. Могу её слова подтвердить на все сто. Что хочу добавить. Из мальчишки желают вырастить защитника. Отнюдь не того ЗАЩИТНИКА, которыми всегда славилось Братство, а того, кто будет прикрывать сестру, пока девочка будет наносить удар по выбранной кем-то цели. Пап. Не смогу гарантировать, что через год – два ИХ можно будет остановить. Поэтому думай. Надо будет помочь – поможем. Эти двое не станут сильнее нас, но в способах уничтожения опередят нас намного. Да и сможем ли мы им противостоять, не знаю.

– Страшно, ребята, что Вы сейчас сказали, – Настя с ужасом смотрела на детей. – Спрошу ещё раз – СЕЙЧАС можно что-либо сделать?

– Мам, – Антон покачал головой. – Однозначно сказать не могу. Если разорвать их свзяь с дедом – треть дела будет сделано, но не больше. Следующий шаг – изолировать их от других детей, обычных детей, одноклассников. Это просто необходимо, что бы никто из посторонних не пострадал при вспышках неконтролируемой ярости, а она появится сразу же, когда воздействие на мозг прекратится. Это своего рода наркотик. Поэтому ломка и гнев, ярость от нехватки стимуляции мозга. И третий этап – лечение. Обычный психиатр исключается. Их надо увезти в НАШУ школу, что бы они занимались со сверстниками, такими же, как и они, одарёнными. И, конечно же, постоянный контроль, круглосуточно. Неизвестно сколько у деда «помощников», но то, что они есть в разных структурах – стопроцентная гарантия. Романов как паук – раскинул сети и ждёт, когда добыча сама явится в сети. Ну, может, чуть подталкивает своими ручками. Играется до поры до времени, а потом, когда настанет момент – раз, и всё. Помнишь, пап, как ты и Олег рассказывали историю захвата подземелья? Меня долгое время мучил единственный вопрос – где был в тот момент старик? А никто не знает. Странно, правда? Чуть ли не десять лет где-то пропадал, пока, опять же совершенно внезапно, появился в самый подходящий момент, когда я и сестра оказались если не в беде, то, по крайней мере, в опасности. И тут он вынырнул как чёрт из табакерки, словно всё время был рядом. Вот и возникает вопрос – а может он и был всё время рядом? Наблюдал со стороны, где-то ниточки подтягивал, где-то отпускал? А знаешь, пап, какие ещё непонятные совпадения? Можешь объяснить – почему именно в тот момент, когда мы поехали в командировку в Москву, наша пара так заинтересовала ту долбанную московскую школу? Ни раньше, ни позже? Опять случай? Вот не верю я в такие совпадения ни на грош. Думаю, что и здесь ниточки тянутся к старику. Кстати, а что с воспитанниками школы? Никто ведь ничего мне так и не рассказал!