Текст книги "Do you think you know everything about hospitals? (СИ)"

Автор книги: candied v

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Вайолет вскакивает, резко отодвигает, почти что отбрасывает стул, который противно царапает плитку пола, и распахивает большую дверь, быстро удаляясь в противоположном направлении.

– Вай, эй, Вайолет! – Тейт приподнимается, встречаясь взглядом с Патрицией. Та хотела было метнуться за ней, но тут один из пациентов тоже вскакивает в попытке повторить резкое движение Вайолет. Патриция принимается успокаивать бедолагу, а Тейт тихо выходит в коридор, пытаясь догнать девушку.

***

Ветерок сдувает со щек слезы. Те крупными холодными бусинами скатываются к шее и капают вниз на джинсы. По ногам пробегают мурашки от внезапной прохлады воды. Вайолет сидит на скамейке в садике психиатрического отделения, скрестив ноги и обхватив колени руками, облокотившись о стену корпуса. Время еще раннее, почти никого нет. Послышался звук приминающихся листьев.

– Почему ты убежала? – Тейт несмело подошел ближе, то ли боясь спугнуть, то ли желая убедиться, правда ли это Вайолет.

– Я не могу.

Видя, что она не против, блондин присаживается рядом, теперь неспешно потирая ткань светлых джинсов.

– Не можешь рисовать?

– Я не могу делать так как ты сказал – не могу закрыть глаза, очистить разум и нарисовать то, что первое появляется в сознании.

Тейт посмотрел на ее профиль: бледное лицо, слегка покрасневший контур глаз, розовеющий кончик носа. Вайолет почувствовала взгляд и утерлась рукавом. Он сидел здесь, рядом, и не принуждал рассказывать. Но энергия, которая исходила от него, его черные, как стая воронов на закате, глаза не просто просили, а умоляли поделиться с ним всем, что ее тревожило.

– Если не хочешь, то можешь не говорить, только пожалуйста не плачь.

Вайолет слегка улыбнулась. Это все мужчины не любят, когда девушки плачут?

– Я ненавижу больницы.

– Я тоже, – усмехнулся Тейт.

– Нет, я не просто ненавижу потому, что выжила вопреки надеждам, отец оставил меня здесь, а сам укатил Бог весть куда. Нет, это… это… – Вайолет неуверенно всматривалась в его глаза, стараясь понять, можно ли ему доверять. Так и не поняв этого, девушка просто продолжила говорить, – … это все из детства. Тогда у меня были аденоиды, это…

– … не объясняй, я знаю, что это, – спокойно прервал ее Тейт и слабым кивком головы предложил продолжить.

– … так вот, мама тогда тоже сильно заболела и не могла меня отвести в больницу, пришлось отцу. У него в том году были трудности на работе, а в тот день он ждал какого-то очень важного звонка и… в общем из-за нервов пострадала я: на вопрос врача «с наркозом или без» отец ответил без, причем врач его переспросил, но в этот момент зазвонил телефон, и ответ был все тем же отрицательным. Меня… меня отвели в большую, холодную, серую комнату… посадили на стул и… – Вайолет сглотнула. – … и надели фартук. Затем в комнату вошли санитар и врач. Принесли инструменты, надели перчатки. Я сначала не боялась, ну подумаешь, начало как при обычном осмотре… но потом… потом он попросил открыть рот. Я послушалась…я… я точно не помню, что произошло, но мне стало больно и я дернулась. Врач сказал, что так не пойдет и позвал еще кого-то. Пришли трое мужчин. Один… один держал голову, еще двое держали руки, а врач… он… я помню что было больно, и кровь… она лилась по фартуку… я пыталась вырваться, но меня крепко держали, и плакала, а они говорили, что если я не успокоюсь, то меня положат на стол рядом. – глаза снова стали влажными, Вайолет еще раз сглотнула и шмыгнула носом. – Кровь была такой темной-бордовой, я давилась ею. Мне говорили сплевывай! Не глотай! Не смей глотать! Я старалась кричать, но сил не было, голос как будто вымыло с кровью из тела. До сих пор помню вкус. Вязкая, почти что черного цвета, она была везде. Я никогда не думала, что у человека может быть столько крови… у … у ребенка… я… врач орудовал чем-то во рту, я чувствовала прикосновение холодного металла к плоти… –Вайолет зажмурилась. С ресниц упали две тяжелые капли. Девушка втянула ртом воздух. Губы были алыми и влажными от текущих слез.

– А потом что? – осторожно спросил Тейт.

Вайолет открыла глаза.

– … когда все кончилось меня понесли в палату. Я помню по дороге я повернула голову, а медбрат нес в комнату ведро с тряпкой. Полы были как в самом навороченном ужастике. Представь себе одинокий стул в комнате с решеткой на окне с окровавленным фартуком, повисшим на спинке, а возле ножек твоя собственная кровь, словно тебя только что расчленили, и это место преступления. Даже сам Декстер бы позавидовал… последнее, что я запомнила перед тем как отключилась – это мое горло, которое жутко болело, адски просто, как будто меня на части разрывали, и еще девочки в палате, мирно беседующие о каком-то мультике про… пони что ли… они пытались узнать что со мной, но они… они незлобно спрашивали, а… с… с волнением в голосе… это были последние люди в моей жизни, которые вот так вот просто, по-детски, искренне хотели узнать, что и почему у меня болит… – Вайолет замолкла, поняв, что только что завязала узел с помощью двух шнурков с разных ботинок.

– Дай я… -Тейт осторожно взялся за черные концы, принявшись развязывать. – Пожалуйста, продолжай, это ведь не конец?

Вайолет помотала головой.

– Отец пришел в бешенство, узнав, что натворил врач. Грозился в суд подать. Но это было бы бесполезно – на бумагах его подпись, доктору было дано разрешение на операцию без анастезии. Отец так себя корил за это. Когда я очнулась, то услышала крики и ругань из соседней комнаты: мама орала на отца, пыталась объяснить ему, что именно он натворил. Дело чуть не дошло до развода, если бы не я. Как бы мне не было больно я решила сделать все, что в моих силах, чтобы они не разошлись. Говорила, что все в порядке и я ничего и не почувствовала, что я и не помню ничего и вообще это пустяк.. но… это… это был шок для меня… – Вайолет, все это время всматривающаяся в осеннюю пустоту сада, почувствовала взгляд и, опустив глаза, встретилась глазами с Тейтом, заботливо развязывающим ее шнурки. Во взгляде читалось понимание и сочувствие, грусть и одновременно обида за боль девушки. -… через несколько дней, у меня случился нервный срыв. Ты можешь себе представить нервный срыв в шесть лет?? Мне было… ш-шесть… -Вайолет повторяла эту цифру так, словно сама и не знала этого факта до этого момента. – мать и сама чуть не слетела с катушек, обвиняла во всем халатность отца. Я пыталась доказать им, что это из-за того, что я боялась их развода и нервничала из-за скандалов, и… судя по тому, что они все еще вместе, всем пришлось поверить в мои слова… остальные дети в этом возрасте светлячков во дворе ловили по вечерам, а я снова оказалась в клинике с… с… нервным срывом. Мама со мной лежала, целый месяц я… я… это… -Вайолет выдохнула. – Я там столько повидала. Я ненавижу больницы.– Вайолет отвернулась, сильно закусив нижнюю губу и шумно сглатывая.

Тейт хотел было что-то сказать, но тут девушка снова заговорила:

– Мне было так страшно, Тейт. Сидя на том стуле, мне казалось, что страшнее ничего нет. Я хотела кричать от страха, кричать от того, что я не могу произнести ни звука… от того, что нет голоса… Никогда я не чувствовала себя более беспомощной, более подавленной… с тех пор я ничего не боюсь. Нет ничего страшнее ужасов жизни. Таких вот ужасов. – голос становился все тише и тише, пока она совсем не замолчала. Нижняя губа дрогнула, лоб наморщился, волосы застилали глаза.

– Вай, Вайолет, пожалуйста, не плачь… Вай… – Тейт не на шутку перепугался, быстро присаживаясь перед ней на корточки и кладя ладони ей на колени, на руки.

Вайолет заплакала, и, резко поставив ноги на землю, обхватила шею парня руками, прижавшись всем телом, крепко обнимая Тейта. Тот сперва опешил, но быстро стиснул всхлипывающее создание в объятиях, прикрыв глаза, гладя теплыми ладонями спину, волосы и нежно, совсем нежно голову. Вайолет издала смешок.

– Ты чего? – спросил Тейт.

– Просто… просто опять этот запах порошка… так приятно, – Вайолет слегка втянула носом воздух, заставив кожу Тейта покрыться мурашками. Юноша прикрыл глаза в упоении: ощущение того, как Вайолет зарывалась холодным кончиком носа в его волосы и шею в сочетании со слегка обдувающим октябрьским ветерком, заставляли его думать об очень нехороших вещах, совсем неуместных в данной ситуации.

Вайолет, немного успокоившись, будто бы пришла в себя и поспешила отстраниться.

– Прости, я не хотела, я не… это… ты извини меня… – начала оправдываться та.

– … эй, эй, эй, – настороженно смотрел на нее Тейт, держа за плечи. – Ты что? Никогда не извиняйся за то, что обняла меня или рассказала что-то, слышишь? Если тебе нужно выговориться, или объятие или… да хоть что угодно, то я всегда рядом, ты слышишь? – озабоченно говорил Тейт, глядя ей прямо в глаза, стараясь, чтобы его слова прочно засели у нее в голове. Янтарно-зеленые радужки блестели от недавних слез, а зрачки то сужались, то расширялись.

– Пойдем, пойдем внутрь, здесь прохладно, – Тейт поднялся с колен, помогая Вайолет подняться. – Скажи, ты точно не принимаешь Аминазин или что-нибудь еще?

Девушка поморщилась.

– Инес что-то дает по утрам, но я не знаю, что именно…

***

Тейт вел Вайолет до лифтов через холл первого этажа. Следы слез были почти незаметны для окружающих, так что никто не приставал с расспросами.

– Знаешь, – начал Тейт, как только они остались наедине в кабине лифта, – я ни в коем случае не оправдываю действий врача, но считаю что в пускании крови есть что-то такое… что-то умное, правильное… -Т ейт заметил, как насторожилась Вайолет, и решил поправиться, дабы не особо ее пугать, – … я просто хочу сказать, что есть куча церемоний у разных народов. Люди режут себя, чтобы стать чище, лучше… может поэтому… поэтому ты такая… – юноша смотрел в ее глаза, наполненные смесью из ужаса и дикого любопытства, – … такая светлая, чистая. Может быть поэтому в тебе нет тьмы… – его голос был низкий, волнующий, томный, таинственный, как туман, который с одним вдохом проникает внутрь, обволакивая, заполняя костное вещество всего скелета, растворяясь в теплой густой крови, протекая по венам до самого сердца и оставаясь здесь, в одном из самых важных органов.

Вайолет, не в силах комментировать, лишь чуть приоткрыла рот, еле слышно выдохнув. Дверцы разъехались и Тейт сделал шаг, не отрывая взгляда от девушки.

– Ты хочешь вернутся в зал? Если нет, то…

– …да, я хочу, – прервала его Вайолет, расправив плечи и перестав дергать рукава рубашки. – Да, я хочу.

– Я думал это будет приятным сюрпризом, я не предполагал, что это окажется таким тяжелым испытанием для тебя, прости, если бы я только знал…

– …все в порядке. Это чудесный сюрприз, правда. Я не садилась за альбом уже очень долгое время.

Тейт улыбнулся и кивком головы предложил пройти вперед.

***

В зале для творчества ничего не изменилось. Лишь за столом Тейта теперь сидело только двое: девушка и тот толстяк с мелками. Вайолет села на свое место, перед этим подвергнувшись тихим расспросам Патриции о внезапном уходе и ее самочувствии.

– Все в порядке. Мне просто стало нехорошо. Видимо это из-за духоты, можно приоткрыть окно? Чуть-чуть, – спросила девушка и улыбнулась, получив утвердительный ответ.

Ее белый лист мирно покоился на поверхности стола, точно также, как и начатая работа Тейта, пребывавшая в том же состоянии, как когда они покинули этот зал. Вайолет это показалось странным, если учитывать то, что сейчас делал с рисунком своей ушедшей соседки толстяк. Видимо Тейт здесь имеет какой-то особый авторитет.

« И вправду как элита…» – думала девушка, снова беря в руки карандаш.

– Знаешь, страх – это сильный мотиватор. Попробуй выплеснуть все на бумагу, – прошептал Тейт.

– А я думала мне это должна она говорить. – улыбаясь, Вайолет кивнула на Патрицию, помогающую одному из пациентов выбрать цвет для картины.

– Считай, что я твоя Патриция, – ответил Тейт, чуть приподнимая уголки губ и смеясь глазами.

***

– Так, что же тут у нас, – минут через тридцать проговорила Патриция, подойдя к Вайолет и поглаживая ту по плечу. – О, это… это сильно… – женщина чуть сжала губы, оценивающе разглядывая результат: вороны всех размеров и форм теперь занимали передний и задний планы формата бумаги, закрашенные черной-черной акварелью, словно и вправду живые, улетающие далеко и надолго. Всё остальное пространство было в сине-фиолетово-алых разводах. Где-то больше воды, где-то больше краски. – Впечатляет. Почему именно акварель?

Вайолет сунула кисточку в банку с серой водой и засучила рукава.

– Ох, понятно… – сконфуженно ответила женщина, хватая банку. – Я поменяю?

Вайолет кивнула головой и повернулась к Тейту, тоже рассматривающему ее рисунок.

– Красиво, – мечтательно произнес блондин, тряхнув головой и откидывая со лба мешающиеся кудри.

– Спасибо, – польщенно ответила та. – А что у тебя?

Вайолет с интересом опустила взгляд на его работу: точный, словно под копирку, рисунок с обложки книги казалось впитывал сейчас в себя все возможные оттенки красного: от светло алого, до темно-темно– бордового, почти что совсем черного. Тени на спине и гриве коня были так старательно и заботливо прорисованы, что Вайолет невольно выдохнула.

– Ты кажется не сторонник придерживаться оригинала?

– Почему?

– На обложке же не все красное… Нью-Йорк и низ – они светлые.

– Оу, – Тейт мило выпятил вперед нижнюю губу, походя в этот момент на маленького золотистого щенка ретривера.

Вайолет засмеялась так громко, что на нее опять шикнула соседка.

***

– И все же, почему красный? У тебя какие-то проблемы? – Вайолет шла за Тейтом в столовую на обед.

– Наверное просто люблю красный цвет. Меня как-то завораживает оттенок крови. Не тот светлый, который видно, если слегка резануть по коже ножом или получить ссадину на коленке. А именно темный насыщенный красный, как если сделать надрез на восходящей глоточной артерии.

Вайолет чуть отстранилась, с ужасом глядя на парня во все глаза.

– Что, тебе страшно? – прошептал тот, склоняясь над ней, весело сверкая глазами и ухмыляясь.

– Дурак. Ничуть, – усмехнулась Вайолет, ускорив шаг до столовой. Его слова по идее должны были бы ее пугать, и быть тревожным звоночком, говорить о том, что тут как бы не все в порядке с внутренним миром и головой. Но глаза. Его глаза в этот момент были наполнены дружелюбием и каким-то тайным желанием. Вайолет очень хотелось верить, что это было желание помочь, а не убить. В них горела искорка юмора, задора. Уставшие, немного прикрытые, но такие красивые, глубокие.

Тучи мышиного цвета постепенно рассеялись, выглянуло солнце, затянутое слоем серой дымки. Вайолет даже поморщилась от столь неожиданно появившихся светлых лучей. Сидя перед своим подносом, она все это время старалась понять, правильный ли поступок был – рассказать почти что незнакомцу о том периоде своей жизни, который она так тщательно старалась закопать поглубже, в самый отдаленный и темный угол сознания. Не знаю, может быть это и по-детски, но внезапно выглянувшее солнце было расценено Вайолет как знак, что это все не было ошибкой, а сидящий напротив Тейт с лучезарной улыбкой и глубокими ямочками на щеках лишь подтверждал ее мысли.

– Почему вороны?

– Что? – переспросила Вайолет, возвращаясь из мира мыслей.

– Вороны. Почему ты нарисовала воронов? – взгляд Тейта был полон ожидания. Парень улыбался.

Вайолет дернула уголком губ, обдумывая, стоит ли раскрывать действительную причину.

–Ты спрашиваешь потому что я только что интересовалась твоим?

Тейт издал смешок.

– Нет, совсем нет. Мне правда интересно.

Вайолет прищурилась, бездумно тыкая пластиковой вилкой трясущееся желе.

– Твои глаза.

– Что? – ее слова вызвали у него широкую улыбку.

– Да, это звучит странно, но… я не знаю, просто… цвет твоих глаз он… такой темный, как вороны. И красивые… как закат, – девушка подняла глаза на Тейта. Тот загадочно глядел на нее из-под ресниц, один уголок губ был чуть приподнят, слегка подергивался, будто бы он раздумывал, пытаться ли скрыть улыбку или нет.

– Ты боишься меня? – его низкий голос возбуждал, даже несмотря на вопрос касательно серьезной темы.

– Нет! Нет, с чего ты взял? – Вайолет перепугалась.

– Я же говорил нарисовать то, что пугает, значит… – по нему было не особо ясно, расстраивало его это или же наоборот, доставляло удовольствие.

– Я пыталась сделать так как ты советовал, но когда я постаралась вспомнить события того дня, то… не знаю, у меня как будто теперь антивирус на эти воспоминания. Когда я хочу представить кровь… или врачей, то вижу лишь твои глаза и становится… спокойно… хорошо. Наверное не стоит говорить такие вещи парню, я не особо в этом разбираюсь, я…

– Вайолет, эй, Вайолет, – Тейт взял ее за руку выше запястья. – Мне ты можешь рассказывать все что только захочешь. Все. Любая тема. Да хоть… я не знаю… туфли!

Вайолет звонко засмеялась.

– Для этого мне надо знать хоть что-то о туфлях.

Тейт с наигранным удивлением расширил глаза.

– Как? Ты что, ничего о них не знаешь? Ну все… – блондин сделал жест, будто бы собирается встать и уйти и засмеялся, видя как искренне радуется Вайолет.

========== Eliza Bennett – My Declaration ==========

Четверг. Вайолет покинула перевязочную с чистенькими белыми бинтами на руках и приподнятым настроением: никакого психиатра еще несколько дней! Никакой бестолковой траты времени в глубоком чересчур мягком кресле под взглядом неугомонного докторишки! Никаких просьб поговорить! Ну не рай ли это? С полными надежды мыслями девушка направилась в свою палату, по дороге думая над собственным распорядком дня и глупо улыбаясь прохожим. Сейчас она и сама напоминала пациентку психиатрии.

Но дойдя до стеклянных дверей с цифрой 8, ее ждал небольшой сюрприз: в палате никого не было, все помещение заполнялось каким-то тускловатым сиреневым светом, пахло ионизированным воздухом. На полу пристроилась желтая табличка «Не входить».

– Что за… – Вайолет быстрым шагом направилась к администрации.

***

–Доброе утро.

–Доброе, – девушка за стойкой перестала набирать телефонный номер и мило улыбнулась.

– Что происходит с моей палатой, и почему я не могу туда войти?

– Кварцевание, – медсестра поправилась. – Дизенфекция. Посиди полчаса в зале с остальными ребятами, пока помещения прочищают. – закончив речь, девушка вернулась к своему прерванному делу.

Вайолет подвигала губами. Тот зал, что всегда пустовал, сейчас тоже проходил такого же рода «чистку», на улице с прошлой ночи как лил дождь, так и похоже не собирался прекращаться. Тейт? А где он? Вайолет даже палаты его не знала. Единственным разумным решением было переждать эти несчастные полчаса в общей игровой.

«Спокойно, Вайолет, это всего лишь пациенты… постарайся не относиться к ним также как ко всем остальным… спокойно…» – пыталась уговаривать себя девушка, приближаясь к комнате рядом с творческой мастерской.

– А может… – Вайолет резво подскочила ко вчерашнему помещению с кистями и красками, заглянув в окошко. Пусто. Ну конечно. Тейт наверняка знает расписание.

Со стороны зала доносилась приглушенная болтовня и звук работающего телевизора. Сначала Вайолет беспокоилась, что все будет так, как обычно бывало в школе: ты, опоздав, входишь в класс, а все двадцать с лишком пар глаз устремляются именно на тебя, осуждающе прожигая дыру во всем твоем теле. Однако, приблизившись к стандартным прозрачным дверям, Вайолет искренне удивилась: длинный диван, кушетки, кресло и ковер были заняты детьми разных возрастов, ползающими, прыгающими, переговаривающимися и наконец (в меньшинстве своем) смотрящими телевизор. При этом те, кто действительно смотрели, кричали тем, кто мешали им, чтобы они прекратили баловаться. Некоторые играли в настольные игры возле невысокого шкафа на столе у стены, еще парочка изучала статьи в рамках на другой стене, кто-то читал книги на полу. Всем было плевать на Вайолет. Девушка тихо отодвинула дверь и проскочила внутрь, задвинув ее за собой. Куда себя деть? Здесь ли Тейт? Пока Вайолет оглядывала несуразные блеклые лица в поисках знакомой симпатичной мордашки, она неосознанно молилась, чтобы среди всех этих разномастных детей не было ее соседок. Вчера вечером Гвен завелась по-поводу какой-то своей вещи, обвиняя Вайолет в ее исчезновении. Вайолет ответила той в своей грубой резкой манере, на что шатенка чуть не затеяла драку, пытаясь снова доказать что « На вопросы старших принято отвечать правду». На год! Старших всего на год! Тоже мне, большое дело. У кое-кого внутреннее развитие на уровне младенца, так что возраст не играет роли.

Но ни Гвен, ни Тиффани здесь не было.

«Видимо, это слишком низкое занятие для таких принцесс как они» – усмехнулась Вайолет, дойдя взглядом до экрана телевизора. «Элвин и бурундуки». Девушка улыбнулась. Поющие животные? Что, у психиатрии тоже санитарный день? Это была мимолетная шутка, но вот если судить по возрасту находившихся здесь некоторых пациентов, то вышесказанное ставилось под вопрос: в разных частях комнаты занимались своими делами дети. Не крошечные конечно, но и не подростки. Несколько мальчиков и девочек. Вайолет передернуло. Детское крыло? Но ведь Инес говорила, что здесь нет детей… так значит… психиатрия?

Рядом со шкафом пылился пуфик. Уже вдоволь насладившись одиночеством посреди комнаты, девушка поспешила присесть. Вот так лучше. Никто не сможет сбить с ног и не врежется. Подростки, окупировавшие диван и все примыкающее к нему пространство, все также занимались кто чем. Из телевизора все также доносилось пение бурундуков, два малыша дрались за толстую книгу, вырывая ее из рук друг друга. Вайолет потерла лоб и убрала назад волосы.

«Боже, скорее бы отсюда…»

Она и сама не знала о чем конкретно была эта мысль. Об этом зале? О больнице в общем? А может…

Все звуки, образовывающие дурной микс, эхом отражались в голове девушки, играя на струнах ее нервных клеток. Если они действительно не восстанавливаются, то лучше бы санитарам поторопиться с уборкой.

Девушка разглядывала валявшуюся на полу толстую книгу, еще недавно пребывавшую в детских руках, как вдруг услышала тоненький голосок.

– Ты впервые умираешь?

Вайолет медленно подняла голову, чуть поджав губы. Рядом с ней стояла малютка в голубом сарафане-комбинезоне и лосинах.

– Нет, – Вайолет округлила глаза, тут же судорожно вновь прокручивая в голове фразу девочки. – То есть что? Что ты спросила?!

– Я говорю в этой больнице ты впервые пребываешь?

– Нет, – Вайолет дернула головой. Что за чертовщина? – То есть да… да, впервые.

Малышка не ответила, лишь улыбнулась и, постояв с минуту рядом, направилась к остальным детям.

Вайолет потерла лицо. Таблетки. Это точно они виноваты.

***

Кошмарная борьба с невидимыми микробами подошла к концу и Вайолет выпорхнула из душной игровой. И почему она не сделала этого раньше? Ведь можно было пойти куда угодно: столовая, первый этаж, балкон под крышей, найти Инес… Тейта… Вопрос так и висел в голове без ответа, пока она пробиралась в потоке людей до своей палаты. В какой-то момент ее чуть не сшибли с ног каталкой с бедолагой, которого быстро увозили в сторону операционной. Санитар грубо выкрикивал «Осторожно!» и «Дайте дорогу!», пока двое других суетились над телом. Вайолет ошарашенно отскочила в сторону, провожая взглядом уплывающее от нее все дальше кровавое месиво. Девушка вздрогнула и поспешила убраться отсюда, пока ее не раздавили толпящиеся тут и там люди. Шагая в сторону палат, Вайолет

не могла оторвать взгляд от капель крови под ногами. Какие-то уже размазались, какие-то были нетронутыми. И цвет такой алый, такой знакомый… Вайолет подняла голову, стараясь не думать об этом. Не смотреть под ноги! Вот что нужно. Самоконтроль! Быстро дойдя до начала женских палат и перескочив на ковролин, девушка ускорила шаг.

Знак убрали, мистической фиолетовой подсветки уже не было. Отодвинув дверь, Вайолет прошла внутрь, все еще ощущая запах ионизированного воздуха. На своей койке сидела Стефани, поправляя незабинтованной рукой одну штанину. Сегодня ее чуть волнистые темные волосы были убраны в беспорядочный пучок и перевязаны голубой резинкой.

– О , Вайолет, – улыбнулась та. – Мы как-то давно не оставались наедине.

– И тебе добое утро, – с такой же искренней улыбкой ответила девушка. – Да, как-то странно, – Вайолет не знала что еще ответить и, присев на свою кровать, принялась бездумно поправлять подушку.

– Как твои дела? – Стефани передвинулась на край, свесив ноги.

– Все хорошо. Вчера нашла комнату творчества…

– …а, Патриция, – засмеялась Стефани. – Она не просила тебя нарисовать твоего убийцу?

– Ч…чего?

Стефани звонко рассмеялась.

– Ну убийцу. Потенциального то есть, – девушка поджала под себя одну ногу. – Она говорит, что это помогает понять себя, свои страхи. Рисуешь убийцу – а потом смотришь на рисунок и… ба! Да я же отца нарисовала! Так вот откуда мои проблемы! Ну и все в таком духе, – Стефани еще раз нервно хихикнула и убрала за ухо выбившуюся прядь.

– Первый раз слышу о таком методе, – с толикой страха ответила Вайолет.

– Ничего, я думаю просто ты новенькая, тебя не хотели сильно пугать.

В коридоре показался Эрик и невысокая стройная женщина в твидовом прямом пальто. Они двигались с черепашьей скоростью, живо о чем-то переговариваясь.

– Вот что, – начала Стефани, явно нервничая, так как ее поза менялась чуть ли не каждую секунду. – Мне сейчас будут делать эту… процедуру. Останешься со мной?

Карие глаза соседки выражали полное спокойствие и хладнокровие, в то время как нетронутая рука девушки нервно расчесывала плечо другой руки.

– Конечно, – Вайолет сказала правду. Было даже интересно, что это могла быть за процедура, да еще и в палате.

Дверь открылась, и внутрь прошла та же твидовая женщина в сопровождении медбрата.

– Вайолет, это моя мама – Лили, мам – это Вайолет.

Женщина перевела взгляд на девушку. За тонкой пеленой грусти продолжал бороться за жизнь теплый огонек надежды. Глаза Лили были большими, красивыми, зелеными. Зато вот волосы матери и дочери были абсолютно идентичны. Только лишь у старшей они мягкими волнами спадали чуть ниже плеч, сзади заколотые в аккуратную мальвинку.

– Рада познакомиться, – женщина улыбнулась. Грустно, но искренне. – У нас сегодня рассадник прекрасных цветков. – она издала нервный смешок, и девушки засмеялись, стараясь ее поддержать. – А что с тобой? – обратилась она к Вайолет.

– Отравилась, – быстро ответила за соседку Стефани и мило улыбнулась.

«Не хочет говорить правду? Переживает за чувства матери? Или же паталогическая лгунья?» – перебирала в голове возможные варианты Вайолет, следя за движениями Эрика. К слову сказать, санитар был словно выполнен под копирку принца из диснеевской «Русалочки» (даже имя то же, удивительное совпадение): темные вьющиеся волосы, красивая улыбка, точеные черты лица, карие глаза, слегка обветренная кожа. Понятно, почему половина женского крыла так нервничает! Эрик слегка расчистил тумбочку Стефани, затем снял с подноса темную банку, ножницы, бинты, мазь в горчичном тюбике, марлю размером с полотенце, какую-то толстую книгу и резиновые перчатки. Натягивая их, Эрик почувствовал взгляд Вайолет и улыбнулся ей все той же широкой улыбкой.

– Стеф, ты хочешь, чтобы Вайолет осталась? – спросил медбрат.

– Да, да. Обычная процедура, ничего страшного или неприличного. – издала смешок та, казалось бы, стараясь подбодрить саму себя.

Лили, в это время снявшая пальто и положившая его вместе с сумкой на кресло, теперь присела на край кровати, не зная куда деть руки: то складывая их на коленях, то поправляя прическу, то проводя по белью.

В Вайолет разгорался интерес и любопытство, а от того, что все молчали, предвкушение было просто невыносимым. Девушка придвинулась поближе.

Эрик разложил марлю толстым слоем на постели, затем поместил забинтованную руку Стефани поверх и, быстро чикнув ножницами, удалил бинты. Вайолет увидела довольно неприятную картину, теперь зная как выглядят пришитые на место пальцы: багрово-черный от нижней фаланги и до основания пястной кисти, темный по контуру швов, сине-фиолетовый до ногтя, как будто эта часть тела молодой девушки ей не принадлежала, а была скорее бутафорской для ужастика.

– Что, страшно? – весело проговорила Стефани. Вайолет, чувствуя, что видимо она выглядела слишком уж потрясенной, попыталась сделать лицо попроще.

– Нет… просто… это же пройдет? То есть, заживет?

Даже Лили улыбнулась, видя, как озабочена девушка.

– Да, ее вовремя доставили в больницу, так что врачи успели все вернуть на место. – ответил Эрик, раскручивая железную крышечку банки.

– А это чт… – Вайолет не договорила, так как слова разом исчезли, и непроизвольно разинула рот. Медбрат извлек склизкое существо, похожее на червя, и занялся присоединением его к мертвецкого цвета коже. Слыша, что Вайолет не договорила, Эрик поднял на нее взгляд, улыбнувшись.

– Это пиявки, – медбрат выудил из банки еще одну.

– Зачем?

– Они отсасывают кровь, тем самым заставляя ее поступать в эту часть тела. Палец должен функционировать, а без крови это не произойдет.

– То есть они нормализуют кровообращение? – морщилась Вайолет, видя как две пиявки плотно устроились по обеим сторонам пальца, впустив в плоть свои малюсенькие зубы. Темная кровь чуть проступила на коже. Эрик вынул третьего червя и поднес его ближе к ногтю.

***

Прошло минут семь, а последний кровопийца так и не захотел присасываться. Перчатки Эрика были перемазаны темной кровью, его стандартная зеленая футболка санитара насквозь пропиталась потом от усердия, лицо выражало решимость, серьезность.

– Кропотливая работа у врачей, – пошутил Эрик, улыбаясь Вайолет. Та не смела шевелиться от напряжения. Это уже переросло в игру: ты ожидаешь что вот-вот все получится, а потом этот гладкий червячок отваливается, и все начинается снова.

– Фу-у-х, – Эрик рукой отер лоб, шумно выдохнув. Пиявка наконец-то осознала все свою выгоду от ситуации. – Ну вот, теперь как обычно.

На языке Вайолет вертелся вопрос «Что обычно?», но ее опередили.

– Так двадцать минут сидеть, – пояснила Стефани, явно тоже радовавшаяся успешному завершению мучений медбрата.

Вайолет вернулась взглядом к пиявкам. Те, словно маленькие черные губки, вбирали в себя кровь, увеличиваясь в размерах прямо на глазах. Белая марля впитывала кровь, приобретая такой же бурый цвет.

Эрик снял перчатки, подтащил к кровати складной стул и, откинувшись на спинку, раскрыл толстую книгу ближе к концу. И когда у него хватает времени на чтение?

– Я… я схожу за кофе, – произнесла Лили, смотря на дочь и ища в ее взгляде одобрение.

– Конечно, мам.

– Вам что-нибудь взять? – обратилась она ко всем присутствующим.