Текст книги "Аквариум (СИ)"

Автор книги: Bonifacy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Такая бурная реакция встретила Адриана, это стоило видеть! Феликс со слезами на глазах – зуб даю, они поблескивали драгоценными камнями! – стиснул Адриана в объятиях, едва ли не до хруста костей и, пылко пожав обе руки, откланялся. Выражение его лица – безграничная благодарность.

«Ну надо же, как мало нужно человеку для счастья…» – думал Адриан, провожая братца до порога.

Распрощались. Крепкая связь между братьями как установилась однажды, так и сохранилась по сей день. Они созванивались каждую неделю и завели интересную привычку: отчитываться о каждом прожитом дне в ваттсапе несколькими короткими, но меткими предложениями.

Представлю, пожалуй, некоторые из них ради большей ясности:

😍 Мелкий умник 😍 (заходил сегодня в 21:37)

«Игра Престолов захватила меня в свой плен. Закидываюсь попкорном без устали и слушаю про лестницу хаоса уже в который раз. Мизинец лох ГЫЫ»

«Опять кушал. Ладно, жрал. Как свинья»

«Разочарован. Запороли весь сезон. Топор под пальто. Когда увидимся, я расколю тебе череп, как Раскольников старухе, помяни мое слово»

Брателло (заходил сегодня в 21:39)

«Адриану Агресту, с подросткого возраста привыкшего к прицелам камер и позированию на них, сегодня весь отдел читал нравоучения о том, каким должен быть моделька. Чуть не помер со скуки»

«Оуэн проявил интерес к живописи. Не моими генами пахнет, отнюдь -_-»

«Ностальгируя рыдал. Вспомнил, что мужчины не плачут, только к вечеру и с опухшими, как после смачной драки, глазами»

«ВЛАСТИ ПОСВЯЩАЕТСЯ: 🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕🖕»

Маринетт выпускали не то чтобы второпях. Действовали относительно быстро после того, как она восстановилась после родов за ночь. Аликс о чем-то шушукалась с Хлоей. Передала, что связи действительно имеют нереальный вес на весах общественной жизни.

Хлоя отправила вертолет за ними. Маринетт выпустят оттуда, откуда ее когда-то отняли. Тихий океан.

Адриану не разрешено было сопроводить ее, от раздражения он щёлкал зубами и заламывал пальцы. А вдруг, Хлоя обманет? Он благодарен ей за помощь, но кто, черт побери, ее знает! Она – человек ситуации и подстраивается под определенные обстоятельства, поэтому на кого точно нельзя всецело положиться, так это на нее.

Однако рискнуть все же пришлось. Он не в том положении, чтобы раскатывать губу и требовать бо́льшую гарантию безопасности, надёжности и прочее.

Усидчивость – явно не та черта, код которой был прописан в генах Адриана Агреста. Спустя всего лишь час, как Маринетт забрали люди, подосланные Хлоей, Адриан вскочил со стула и, решительно сжимая кулаки, громогласно заявил: «Вы как знаете, а я это так просто не оставлю! Довериться Хлое – это последние дело!»

«Кидать своего новорожденного ребенка – это тоже последнее дело, – парировала Аликс, копируя решительный тон юноши, – ты уже доверился Хлое и менять что-то сейчас – верх глупости. А я, хоть и очарована этим младенцем, но не являюсь его матерью. Оуэну нужен отец. Напомню: это ты, Адриан».

«Оуэн», – бессознательно повторил Адриан, словно пробуя имя на вкус.

Он бережно взял на руки младенца, осторожно придерживая его за затылок. Его ладонь по сравнению с головкой сына кажется такой огромной. Оуэн… интересно, почему именно это имя русалка обранила у самого входа?

И Адриан остался. Вопреки всему, вопреки своей сущности. Он нужен сыну. Боги, как ново звучат эти слова! Свершилось то, чего он ждал, боялся, предвкушал: у него появился крохотный человеческий сын с именем хорошо рождённого. Настоящий, не куколка. Он совсем живой. Ха-ха, даже слишком.

Вон, все кривляется и открывает рот так, будто посасывает. Даже рефлексы человеческие… Судя по рассказам Маринетт – русалки не кормят грудью. С младенчества они ловят для детей мелкую рыбу, кальмаров, устриц и других морских обитателей и раздробляют, превращая в кашу.

Аликс, Нино и Ким такие умницы! Подружишься с такими людьми, и вера в бескорыстное проявление доброты навсегда останется в сердце. Они предусмотрительно купили смесь для Оуэна.

Оказывается там, в грузовике, Хлоя записала голосовую с просьбой купить еду для новорожденного. В спешке Ким отправился в аптеку – благо, она была неподалеку! – а Нино и Аликс принялись изучать, как приготавливать смесь для младенцев.

Все оказалось не так страшно, как они думали, и когда Адриан в ужасе разинул рот, мол, нечем ребенка кормить, ребята дружно усмехнулись и показали невиданные чудеса.

Осталось разве что научиться профессионально укачивать и напевать колыбельную, чтобы все младенцы мира тянули к Адриану свои ручки. А потом, когда Адриан первый раз решил сменить малютке подгузник, его настиг пренеприятнейший конфуз.

Оуэн описался. Его бледноватая моча струйкой фонтана хлестнула папочку по подбородку. Он взял влажную салфетку, вытер мочевину и все это время не сводил серьезно взгляда с Оуэна, приговаривая:

«Ну, мсье Агрест, такое поведение просто неприемлемо для моего будущего наследника, просто недопустимо».

Оуэн в ответ издал звук, походящий на смешок, и радостно замахал руками. Адриан оскорбленно схватился за грудь и на спертом выдохе произнес:

«Ах, улыбаетесь, мсье! Так вы бесстыдник!»

И давай пощипывать сынулю по бокам. Щип-щип. Щип.

«Аааааааааааааа!!!» – вой малыша эхом отскочил от стенок дома, сотрясая как минимум его энергетическую составляющую.

Аликс, вошедшая в комнату и испуганно озиравшаяся по сторонам, выронила сэндвич, который держала во рту.

«Что случилось?»

Адриан поднял на нее пристыженные глаза и виновато ответил:

«Блин, я его щипал. Кажется, не надо было, да?»

Девушка сердито сложила руки на груди.

«Давай мы тебя пощипаем, а?! Я с радостью посмотрю, насколько приятно тебе будет. Вот и разбирайся теперь. Все вы парни, как дети».

«Ну, Ал! – взмолился парень, видя, что девушка всерьез собралась уходить, подняв сэндвич и накинув толстовку. – Ты оставишь меня наедине с этим чёртом?»

«Да ты сам, как черт, – словно птичка, попавшая в силок, нахохлилась черлидерша. – Щипаешь ребенка. Безбожник».

«Бу-бу-бу», – обиженно покривлялся Адриан, когда дверь за Аликс захлопнулась.

Глянув на сынулю, который, наконец, перестал выть, как полицейская сирена, Адриан предпринял вторую попытку поменять ему памперс. Когда он управился с этой непосильной задачей – аплодисменты герою! – то победоносно поднял Оуэна над головой. Тот рыгнул.

Адриан закатил глаза: «Яблоко от яблони, – запашок долетел до его ноздрей, и он сморщил нос, – недалеко ушло…»

Первый год Аликс очень помогала Адриану. Затем учеба, переезд, новые возможности – и они перестали общаться, как прежде, но продолжали созваниваться. Нино и Ким стали профессиональными спортсменами и часто отбывали в другие страны на разнообразные чемпионаты и турниры.

Адриан не видел мать своего ребенка четыре года. У них даже фотографий совместных не было. Странно то, что черты лица Маринетт не стерло время, он помнил ее так же отчётливо, как и в первый раз, когда разглядел по-настоящему.

Должно быть, это причудливое свойство первой любви. Адриан не особо следил за новостями. Он полностью посвящал себя карьере модели, работал на износ, чтобы оплачивать коммуналку, еду, шмотки (надо быть в тренде!) услуги Трейси и все необходимое для Оуэна. Со временем он понял, какого было отцу.

Поэтому услышал о том, что с выпущенными на волю русалками тесно сотрудничает ООН, на работе. Подавился кофе. Маринетт, скорее всего, в числе этих русалок. Это же значит, что он может связаться с ней!

Так и вышло. Знатно потрепав себе нервы, названивая всем многочисленным знакомым, он смог получить разрешение увидеться с русалками. Их, темноволосых и голубоглазых, собрали со всего мира. Русалок с параметрами Маринетт было семь, но он узнал ее сразу же. Она держалась на поверхности воды в некотором отдалении от других.

Он выкрикнул ее имя, и она вскинула подбородок. Ее глаза округлились от удивления. Она подплыла к бортику бассейна, в который их доставили и, схватив Адриана за шею, утащила за собой, в воду. Прямо как в тот раз, в аквариуме. Она целовала его, пока не припухли губы, пока от холода у него не застучали зубы.

В урождённой форме она не могла сразить всех своими знаниями французского, но прекрасно понимала все, что говорил Адриан. Схватив ее за руки, он с восторгом рассказывал об их сыне, его увлечениях, капризах, характере, отношениях с другими детьми и о том, как он скучает по маме…

В ближайшее полнолуние договорились забрать ее из условленной части океана и привезти к нему. Полная луна взойдет через неделю. Неделя, чтобы подготовить Оуэна к встречи с матерью.

Видеться с Маринетт каждый месяц, к сожалению, – затратное удовольствие. Раз в три месяца – на том и сошлись. В сумме всего лишь четыре раза за год. Но это лучше, чем ничего.

После встречи с Маринетт Адриан прочитал Оуэну оригинальную сказку Андерсана про русалочку, обсудил историю с ним, постарался направить мысли мальчика в позитивное русло, склонить их в сторону русалок. Но мальчик упорно не понимал жертвенности русалки.

«Да она же его совсем не знает! – дулся мальчик. – Как можно пожертвовать всем ради принца, которого не знаешь!»

«Женщины любят только тех, которых не знают».

«В тех, которых не знают, только влюбляются. А любят как раз тех, которых знают».

«Ну надо же, маленький философ растет, – Адриан закатил глаза, но не смог скрыть довольной улыбки. Такими речами от маленького сына стоит гордиться. – Этому тебя дядя Феликс научил?»

«Просто Феликс!»

В оставшиеся дни посмотрели диснеевскую сопливую экранизацию, потом пытались посмотреть сериал «H2O: просто добавь воды», но мальчик чуть не помер со скуки, да Адриан, если честно, тоже. Начало больно затянутое.

Но Адриан не отчаивался и продолжал любой разговор с сыном так или иначе склонять к теме русалок, какие они добрые, хорошие, распрекрасные и вообще.

Вечером шестого дня на один из таких разговоров Оуэн просто громко простонал и застал папулю врасплох вопросом:

«Пап, ну че должно произойти-то? Русалки, русалки, русалки… Надоело».

Адриан сглотнул с таким напряжением, что даже кадык дрогнул. Он серьезно не знал, что на это ответить. Поэтому просто пожелал мальчику спокойной ночи, выключил свет и вышел из комнаты.

Он недооценивал сына. Адриан думал, что он слишком ребенок, чтобы что-то заподозрить или сообразить.

Ранним утром седьмого дня Оуэна разбудил чей-то незнакомый, пристальный взгляд. Он чувствовал его кожей, он разогревал кровь в его жилах до крышесносной температуры.

«Вы кто?» – спросил он, разлепив веки и вглядываясь в миловидное лицо незнакомки. Она хлопала своими длинными ресницами и, улыбаясь, отвечала:

«Это я».

«Мама?» – изумлённо спросил Оуэн, ещё не до конца осмысливая собственное слово. Как птичка упорхнула с ветки, когда ты сократил расстояние и протянул к ней руку, так и это заветное слово вырвалось изо рта само по себе.

«Собственной персоной».

Маринетт склонилась к сыну и припечатала на его лбу нежный поцелуй. Он вскочил с кровати и стал колотить ее по ногам.

«Мама! – рыдания выбивали воздух из его лёгких. – Где ты была все это время?!»

Маринетт молча сносила удары. Не то чтобы ей было больно или обидно, но… она родила человека от ног до костного мозга. Если ранее в ее душе теплилась надежда, что в нем есть хоть что-то от ее хвостатого рода, то сейчас она пылью развеялась по ветру.

Адриан впервые за долгое время рассердился на сына и повысил на него голос. Он отнял его от матери и грозно прикрикнул:

«Как ты позволяешь себе так относиться к матери? Она русалка. Она не могла быть с нами все это время».

Оуэн не унимался даже после отцовских слов. Он весь извертелся в его руках и, рыдая, говорил первое, что приходило в голову.

«Уведи ее! Она нас бросила. Мы ей не нужны!»

Адриан с растерянной вопросительностью кинул короткий взгляд на русалку, как бы спрашивая, что она намерена с этим делать. Она позвала его жестом и вышла из комнаты. Адриан уложил сына в постель, решив дать ему проплакать столько, сколько нужно, а сам вышел в след за Мари.

Она стояла в прихожей. Когда Адриан вырос перед ней, она встала и, положив руку ему на плечо, попросила:

«Оставь его. Он имеет право злиться».

«Ты серьезно?!» – праведно возмутился Адри, но не успел он продолжить свою тираду – девушка прервала его:

«Я не предлагаю оставить все так, как есть. Я хочу подождать до более хороших времен. Иногда нужно просто переждать, чтобы добиться результата, понимаешь? Для него это неожиданность. Ему стоит успокоиться, а для этого – порыдать и выпустить пар. А на это нужно время. Согласен?»

Ну вот что Адриану на это ответить? Он утвердительно кивнул. Ждали аж до самого вечера – там и до обратного превращения рукой подать! – всё-таки упорство маленьких детей можно воспевать в народных балладах.

Но вот, обиженный вышел из своего укрытия – есть, видно, захотел, а не решался, ведь горе-родители его все это время в кухне поджидали! – и, ни на кого не глядя, сел на стул и осевшим от рыданий голосом заметил:

«Пап, ты соврал. Мама не русалка. У нее же ноги».

У Маринетт ёкнуло сердце. Мама. Пусть слабо, недоверчиво и предельно натянуто, но он признал в ней родного человека!

«Видишь ли, Оуэн, русалки могут перевоплощаться в людей раз в месяц».

«Все чудесатее и чудесатее, – улыбнувшись во все тридцать два зуба, так беззаботно и наивно, как способны только малые дети, Оуэн повторил фразу из фильма, который они с отцом посмотрели на прошлых выходных. – Ну ты и фантазер, папуля».

Остаток вечера Оуэн показывал маме свои небрежные подделки из пластилина, глины, рисунки, медали, наклейки. Сыграл с Маринетт на планшете в какие-то игры для двоих, показал, как правильно надо ловить ртом начос, и… все.

Русалке пора обратно в морскую пучину. Адриан спросил сына, хочет ли он проводить маму обратно домой, и не испугается ли, увидев ее с хвостом. Оуэн решительно согласился.

Он, казалось, был непроницаем – пожалуй, даже слишком для ребенка! – но когда вот-вот пробила полночь, и Маринетт на вертолете пора было сбрасывать в море (некоторые миссии русалки выполняли в морях, а не в океанах), Оуэн подлетел к ней стрелой, прильнул и прошептал так тихо, чтобы было слышно только ей:

«Мамочка, возвращайся скорее, я буду ждать».

Он и правда ждал. И даже ни чуточку не испугался, увидев ее с хвостом. Наоборот, он сказал, что таким мощным хвостом, как у его маман, можно крушить машины. Знал бы он, как чертовски прав.

Вынырнуть из воспоминаний оказалось сложнее, чем думалось, поэтому Адриан тряхнул головой.

Стан Феликса так тонок и изящен, что Адриан не удержался. Он поравнялся с братом и, потрогав его по бокам и животу, чтобы проверить наличие жирка, недюжино удивился:

– Охренеть ты похудел. Сколько килограмм сбросил, столько же и мук пришлось вытерпеть? Два месяца назад ты не был таким стройным.

Поскольку Феликс путешествует по всей Европе, беря уроки у всех мастеров мира в искусстве фотографии, скульптуры, лепки и дизайна (расширяет свой кругозор) то братья видеться реже, чем хотелось бы, и в последний раз их встречи, два месяца назад, скрипя сердцем, я вынуждена признать, что Феликс был пухляшом. Да, девочки, даже в книжках мальчики не идеальны, что поделать!

– Видишь ли, дорогой братишка, я просто захотел. – Феликс пафосно откинул свои отросшие до подбородка локоны, изображая позирующую нанятой папарацци актрису. – А мысль материальна, особенно у людей с такой сильной волей, как у меня.

– То есть все, что мне остаётся – это грызть ногти и втихаря завидовать по-черному?

– Не совсем, но ты на правильном пути.

Братья рассмеялись. Адриан остановился посреди коридора и хлопнул себя ладошкой по лбу, словно его вдруг посетила гениальная мысль! Феликс притормозил тоже и с немым вопросом уставился на старшего.

– Я совсем забыл! Я же хотел у тебя спросить, – Адриан схватил младшего за предплечья и встряхнул, будто приободряя, – ты умный, образованный, надёжный, целеустремленный, верный, к тому же красивый, молодой, а теперь и стройный парень! Почему у тебя нет девушки? Или я чего-то не знаю?

Настроение между братьями резко переменилось, стоило последнему вопросу предгрозовым облачком повиснуть между ними. Молния заискрилась – Феликс смерил Адриана стеклянным взглядом и прохладно заметил:

– Ну надо же, сколько моих положительных качеств ты перечислил, о существовании некоторых я даже и не подозревал.

На Адриана обрушилась догадка. Он даже рот приоткрыл, сраженный ею наповал.

– Только не говори мне, что ты… о, кара небесная… – слова точно вставали поперек горла, говорить было тяжело так, будто кто-то обрезал голосовые связки, – ты до сих пор сохнешь по Маринетт?

Точно, Адриан. В самое яблочко. Прорезав мякоть.

– Не будем об этом, – твердым, но тихим голосом попросил Феликс. Адриан сжалился и более не поднимал эту тему, но его сердце ни раз пропускало удары, когда он думал об этом. Любить ту, с которой не можешь быть вместе, которая навека отдана океану. Говорят, любовь – это дар свыше? Да это больше похоже на проклятье…

Тяжело вдохнув, Адриан направился дальше по коридору. Видно, теперь очередь Феликса оплачивать той же монетой и бередить душевные раны.

– Адриан? – Старший вопросительно вскинул бровь, когда оклик Феликса заставил его замедлиться. Какая-то тревога гремела голосом Фела. – Вы с Оуэном вчера навещали отца?

Эта семейная традиция установилась, когда самому младшему Агресту было шесть лет. За день до праздника Оуэна они с папой навещали дедушку в больнице. Он по обычаю был молчалив, но его лицо всегда оживало и будто бы становилось молодее, когда он видел сына и внука. Будто ещё чуть-чуть – и он придет в здравый ум. Но этого не случалось.

– Нет, – спустя несколько секунд ответил Адриан, задумчиво почесав гладко выбритый висок, – и вряд ли больше будем.

– Ты один все решил?! А как же то, что Оуэн рад видеть дедушку, да и тот, несмотря на свое слабоумие, хоть улыбается, когда видит внука.

– Да, Феликс, один. Потому что я отец Оуэна. И у меня не было возможности посовещаться с его матерью на этот счёт. Но я думаю, что она бы одобрила мое решение. К тому же… неделю назад, когда я отчитывал его за очередную выходку, я так рассердился на то, что он смотрел куда-то в сторону, а затем, спокойно взглянув на меня, сказал, что дедушка ругать бы его не стал. Дедушка, черт побери. Твой дедушка не желал твоего рождения, более того, на пару с твоей мамой он хотел тебя прикончить – в сердцах сказал я. И чертовски пожалел. Оуэн прорыдал ночь, не общался со мной сутки. Потом, вечером, подошёл, подёргал за брюки и спросил с такой надеждой: «Папа, ты ведь пошутил про дедушку?» Я не мог и не хотел врать, поэтому подтвердил и… Проклятье, он потребовал потребностей, и я рассказал ему почти все, за исключением некоторых деталей. Он так серьезно выслушал меня и заключил, что больше не хочет навещать дедушку. И я понимаю. Никому не хочется добровольно видеться со своим несостоявшимся убийцей, даже если это родной дед.

– О, Господь, – младший свел брови к переносице. Сколько драматичных разговоров в этот день! И время, как назло, тянется медом, а говорят, что оно не резиновое… Ложь! Радости мимолётны; муки медленны. Закон подлости.

– Он не поможет, – весело подхватил Адриан, тоже уставший от этих серьезных разговоров. – И уж точно не наполнит желудок за тебя. Аликс запекла индейку. Просто пальчики оближешь. Ты должен попробовать.

Феликс решил подхватить его порыв и подыграть. Им не в первой делать вид, что ничего не случилось.

– Да, ты прав, я с удовольствием.

Когда братья вошли в светлую и просторную кухню, нос тотчас наполнился восхитительным ароматом свежезапеченного мяса индейки и специй. Как вовремя они пришли! Аликс только-только вынимала блюдо из духовки; вокруг нее клубился пар, но быстро рассеивался. Феликс поймал себя на том, что неосознанно покусывает нижнюю губу, представляя, как будет хрустеть во рту аппетитная корочка. Предательский аппетит!

За столом уже ждали гости, а он так и замер на месте, будто окаменел. Ему в голову ударила странная мысль! Ударила и не отпускала даже тогда, когда на стол уже подали, произнесли тосты имениннику и принялись кушать, попутно обсуждая какие-то незначительные вещи.

Он все думал об Аликс. Вернее, о том, как она выглядела. Она доставала индейку и ориентировалась на кухне так уверенно, словно проделывала все это не раз. В этом доме. На этой кухне.

Ее руки, облаченные в бирюзовые прихватки, фартук из того же набора – седьмое небо, этого не было в арсеналах Адриану! Да ну, быть не может. Не церемонясь, Фел, пользуясь тем, что сидит рядом с братом, придвинулся к нему непростительно близко и с жаром выпалил:

– Кем тебе приходится Аликс?

Адриан лукаво скосил глаза.

– А что?

– Отвечай! – бурным полушепотом потребовал Феликс, отчего-то возбужденный мыслью, что раскрыл чей-то личный секрет.

– Девушкой, – невозмутимо пояснил Адриан, не отрываясь от вкуснейшей индейки, – мы встречаемся почти месяц.

– Да ладно? Спустя столько лет? – младший поперхнулся шампанским, которым решил запить удивление. – Вы же терпеть друг друга не могли! Ну, в смысле, постоянные стычки и тому подобное…

– Я тебя понял, – хохотнул Адриан. Видимо, он слышал это уже. И не раз. – Ну, поживешь и не такое увидишь.

– Маринетт знает?

– Мы с Аликс сошлись недавно, а с Мари не виделись уже полгода. У меня не было возможности ей сказать.

– Оуэн.

– Аликс первая, кто держала его на руках. – Адриан говорил это с такой важностью и гордостью, что становилось понятно непросвещенному, что это значимо для него. – Она привязалась к нему. Они прекрасно ладят. Вместе играют в теннис.

– Могу поздравить тебя. Девять лет без отношений, и вот…

– Пожалуй. Когда ты отбываешь в Сан-Франциско?

– Через два дня, а чт…

– Великолепно. Встретишься с Маринетт. А то два года не лицезреть любимую – я тебе не завидую.

Феликс мрачно усмехнулся и закатил глаза.

***

Феликс нетерпеливо кусал губы. Адриан заламывал пальцы. Его ко всему прочему обуяло предвкушение – предвкушение их объяснения. Он не сомневался, что она поймет его и, более того, не будет злиться, ведь они видятся четыре раза в год – только представьте! – но все равно было горько.

Вроде все и очевидно, но когда ты произносишь это в слух – все меняется, и отношение к этому вопросу тоже.

– Ну когда уже? – взрываясь от нетерпения, совсем как маленький, хныкал Оуэн, кутаясь в осеннюю куртку, которую его заставил натянуть заботливый папаня. Они топчатся на безлюдной поляне уже полчаса в ожидании вертолета, но от него ни слуху, ни духа.

Наконец, долгожданная точка появляется в небе – сильные лопти разрезают воздух.

– Отойдите! – закрываясь ладонью, обтянутой стильной кожаной перчаткой, от пыли, поднимаемой ветром, Адриан как-то бессознательно загородил «детей» собой.

Вертолет шумно приземлился. Через несколько минут из него, покачиваясь и неловко смеясь, вывалилась Маринетт:

– Ох, держите меня, я совсем потеряла координацию!

Феликс и Адриан взяли ее под руки и помогли спуститься.

– Спасибо, мальчики!

Маринетт каждому поочередно подарила ослепительную, как летнее солнце, улыбку.

«А у нее игривое настроение, – с каким-то бессознательным облегчением заметил про себя Адриан, – прекрасно, скандалов не будет».

Затем он бросил обеспокоенный взгляд на Феликса. Да он же буквально светился изнутри. Прикоснешься – обожжешься, он же пылающее солнце. Он смотрел на Мари, не сводя с нее взгляда, пристально, восхищённо, с необъятной нежностью. Так ребенок играется с щенком. Так младенцы инстинктивно тянут крохотные ручки к материнскому лицу, не осознавая своего счастья, но невольно дорожа им.

Оуэн первый имел честь задушить маму в объятиях. Она легко подняла его на руки и не без удивления отметила:

– Да ты совсем вырос.

– Ну, так мне уже десять лет, – гордо объявил мальчик. – Я один из самых высоких в классе.

– А у меня для тебя подарок на день рождение, взрослый ты мой.

– Ну, сейчас час ночи, – как бы в подтверждение своих слов Оуэн зевнул, – так что фактически мой др прошел, и ты опоздала, мамуль.

– Мне очень жаль, Оу, – Маринетт погладила сына по вытянутой шее, как котенка. Она единственная, кто так сокращала его имя, и был в этом какой-то шарм по-русалочьи. – Но я уверенна, что подарок придется тебе по душе.

– Удиви меня! – с вызовом хихикнул он.

Мама опустила сына на землю и, чуть покопавшись в своей сумке, торжественно вручила Оуэну ракушку. Огромную и тяжелую, как булыжник. Когда мальчик взял ее на руки, то чуть не присел под тяжестью ее веса, но стойко выстоял.

– Спасибо, мам. Она очень красивая. А слышно море?

– Не море, – поправила Мари, таинственно улыбаясь. – Звуки океанского дна.

Оу поднес раковину к уху и вслушался. Затем быстро-быстро замигал глазами и восхищённо защебетал:

– Я слышу! Не какие-то смутные звуки, а волны, шуршание песка, как будто бы по нему ходит краб… – вдруг его глаза наполнились печалью. – Ее было достать не просто, да, мам?

Он вперил в русалку проницательные глаза – точь-в-точь, как у нее самой – и ей на миг захотелось раскрыть душу перед сыном, поделиться с ним, какими трудами досталась эта ценная ракушка, имеющая специфичные свойства. Однако она не хотела огорчать сына, а потому просто прижалась к его щеке и сказала:

– Поверь, оно того стоило. Ну, беги в машину, становится холодно. Я скоро буду, но сначала поговорю с твоим папой. Видешь, в каком нетерпении он на нас смотрит, ему явно есть, что сказать.

Этот секретный шепот внушил Оуэну ощущение, будто они с мамой секретные агенты! Он посмотрел на папу – и правда! – тот места себе не находил. Буквально ерзал от невозможности терпеть. Столкнувшись со взглядом сына, он отвернулся, типа ему вообще неинтересно, когда они перестанут шушукаться, и мальчик едва сдержал желание прыснуть в кулак.

– Ах, это, – он ни на минуту не чувствовал себя виноватым! – Да он очкует признаться тебе, что у него появилась девушка. Как малявка, да?

Оуэн заговорчиски подмигнул Мари, с жадным любопытством следя, как эмоции сменяют одна другую на ее лице. Он словно бы искал материнского одобрения.

– Не то слово. Наконец-то у него появилась нормальная, человеческая девушка!

– Вот и я о чем! – поддакнул он, но стрелой метнулся в машину, когда мама пригрозила ему рукой. Хлопнула дверь.

С удовольствием дыша морозным воздухом, Маринетт спрятала руки в карманы пальто и полуприкрыла веки. Есть в человеческом мире вещи, которые хватают ее за душу, ради которых хочется переродится двуногой особью и гулять по паркам, скверам, узким улочкам, проспектам, не боясь, что перевоплощение вот-вот спадет – и придется вновь нырнуть в шелк воды.

В поле было темно за исключением фар.

– У тебя ко мне, похоже, есть какое-то дело? – с улыбкой такой, словно она знает какую-то тайну – а так оно, в сути, и было! – спросила она у Адриана, когда он подошёл к ней сзади; его теплое дыхание шевельнулось у ее затылка.

– Ну, дело – это громко сказано. Мне просто хочется с тобой кое-чем поделиться.

Маринетт раскрыла глаза и довольно мурлыкнула:

– Например тем, что у тебя в кои-то веки появилась девушка?

Агрест усмехнулся и неловко потоптался на месте.

– Этот проказник все растрепал? Какой болтун, боже… И в кого такой?

Маринетт добродушно пожала плечами, так и не оборачиваясь к Адриану. Она была не в силах оторвать взора от леса, на которое давно опустились сумерки. Какая прекрасная ночь…

– И кто эта счастливица?

– Ты ее, должно быть, помнишь. Аликс. Она первая взяла Оуэна на руки.

– Да! – с восторгом подхватила Мари. – Я ее помню. Но, Адриан… кхм, это шутка такая? Вы же постоянно огрызались!

Русалка заливисто захохотала – и чем-то ее смех напоминал смех Адриана! – а парень дважды закатил глаза.

– Не поверишь, Феликс отреагировал точно так же!

Уже опустевшая сумка Маринетт податливо приподнялась с новым порывом ветра. Голос Адриана прогрохотал за ее спиной:

– Фел, ты чего там стоишь? Мы уже собираемся ехать.

Феликс ответил что-то: его негромкую фразу унес ветер. Троица села в машину. Всю дорогу молчали. Оуэн спал на заднем сиденье, удобно расположившись на коленях матери: она думала поддержать разговор, но вскоре тоже сдалась приятной неге сна и провалилась в небытие.

Адриан уверенно управлялся с автомобилем. Он предусмотрительно спал весь вечер после праздника – это добрые четыре часа! – поэтому его никаким боком не клонило спать.

Фел пытался развлечь брата разговорами, но тот отвечал уклончиво и как бы неохотно, и младший сдался, поддавшись искушению Морфея. Всю дорогу, до самого дома, Адриан размышлял о том, сможет ли Феликс решиться рассказать о своих чувствах Маринетт, наконец? Бог знает, когда им вновь доведётся свидеться! В отношениях с людьми – особенно доверительными! – медлить никак нельзя: никогда не знаешь, как круто повернется жизнь. Невысказанные чувства, мысли, ударят под дых ужасной болью, когда узнаешь, что этого человека уже нет в живых, или он уехал на другой континент, оборвав все связи.

***

Маринетт не хотела будить Аликс и с радостью бы поприветствовала ее утром, но она сама вышла на порог и обняла русалку, как давнюю подругу. Всей гурьбой выпили чай и разошлись по комнатам.

Но Маринетт – вот ведь незадача! – совершенно не спалось.

Она не хотела разбудить сына, сопящего у нее под боком, поэтому тихо вынырнула из кровати, сладко зевнула и потянулась на месте, разминая затёкшие мышцы. Упорхнула из комнаты, словно бабочка – только крыльев не хватало; они бы трепетали за ее спиной, когда она была в волнение.

Если была такая возможность, то Оуэн всегда требовал, чтобы мать находилась как минимум в его комнате, а в идеале – в одной кровати. Он не хотел расставаться с матерью даже во сне.

Он тосковал по ней, тосковал упрямо, безутешно. Маринетт тоже иногда со смущением перехватывала себя на мысли, что помнит милые черты мамы и своих морских подруг, но тут же отдергивала себя – все вздор! – ведь мама была бы недовольна ей. Она всегда учила быть сильной, а придаваться этим воспоминаниям – само воплощение слабости… человеческой слабости.

Она спустилась на кухню. Яркое свечение луны проникало сквозь полупрозрачные жёлтые занавески, создавая восхитительный контраст цветов. Чуткие глаза русалки быстро привыкли к свету и она, подойдя к стенке, на которой висели фотографии в рамках, провела по одной из них, где изображены Аликс и Адриан.

Они сидели на скамейке в парке и поедали сливочное мороженое. Болтали ножками, как дети. Счастливые, беззаботные.

Интересно, что их сблизило до такой степени, чтобы перейти черту дружбы?

– Ты ведь знаешь Адриана, ему необходимо засыпать рядом с любимой… – шевельнулся знакомый голос у самой ее шее. Она дрогнула, недовольная тем, что не ощутила посторонние присутствие, увлеченная своей фантазией. – Как бы сильно ты ему не нравилась, он не может любить на расстоянии.