Текст книги "О прошлом с любовью или тайна кошачьих глаз (СИ)"

Автор книги: Bevolsen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Целыми днями ей приходилось бегать по школе, устраняя последствия всевозможных проделок. И больше всего бесило, что никто из преподавателей или обслуживающего персонала даже не пытался ей помочь, предпочитая наблюдать за ее потугами со стороны.

Дни слились для нее в один непрекращающийся кошмар, от которого она никак не могла проснуться.

Оказавшись, наконец, поздним вечером в своем кабинете, Долорес в изнеможении упала в кресло. Как же она от всего этого устала. Будто весь Хогвартс вдруг разом объявил ей войну. Даже чертов ящик стола не желал открываться, механизм заело. Она в ярости саданула по нему рукой, тут же невольно вскрикнув от боли – не рассчитала силу удара. Чертова школа, чертовы дети, чертов Фадж с его манией вечных заговоров! Надоело. Ощущение полного тотального контроля, которое она так любила, стремительно исчезало, ускользая сквозь пальцы, подобно воде. И она ничего не могла с этим поделать. Кажется, у нее больше не осталось сил противостоять им всем, мечтающим о ее падении. Все против нее. Она одна.

Впрочем, она привыкла к одиночеству – ее верному спутнику последние пару десятков лет. Ее целью давно уже стала карьера. Ничего другого в жизни ей не удалось добиться. Она не смогла завести крепкой дружбы, так и не вышла замуж. Те, кто пытался узнать ее ближе, очень быстро понимали, что за сладкими улыбками и приторными манерами скрывается довольно жестокая и нетерпимая личность. Ее опасались, ее избегали. Руководство ценило ее за добросовестное отношение к работе и безграничное трудолюбие и упорность. Но, как правило, на этом все и заканчивалось. И чего она добилась в конце? Одиночество на вершине.

А ведь так хочется порой простого человеческого тепла.

В дверь громко постучали, и она почти сразу же распахнулась, впуская в комнату позднего посетителя. Минерва решительным шагом пересекла небольшое пространство до рабочего стола директрисы и бухнула поверх разбросанных бумаг толстенную кипу документов.

– Это нужно просмотреть и подписать до завтра, – коротко возвестила она, не глядя на Амбридж, и направилась обратно к двери. – Я зайду утром, заберу.

В последнее время всякий раз, как Долорес вспоминала прошлое, она сталкивалась с МакГонагалл. Или это появление Минервы навевало болезненные воспоминания о тех временах, когда она не была одна? Когда она была счастлива. Или по крайней мере ей так казалось.

Долорес невольно испустила обреченный вздох, с унынием разглядывая фронт работ на ночь. Выспаться опять не удастся. Будет чудо, если до рассвета она успеет всё это прочитать, не отвлекаясь на ночные проделки студентов. Вчера она часа три занималась устранением ночных шалостей вконец распоясавшихся учеников. И делать это приходилось как всегда в одиночку. Никто из преподавателей не желал ей помогать, прикрываясь введенными ею же самой правилами и покрывая малолетних щенков. Чтоб им всем пусто было!

– Я сама занесу, – успела крикнуть она, пока МакГонагалл не вышла из кабинета. – Спасибо, профессор.

Минерва резко остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду, и обернулась. На ее лице мелькнула тень удивления. Еще бы, Долорес Амбридж за что-то ее поблагодарила?! Наверное сейчас думает не сошла ли Долорес с ума.

Желания изображать из себя полную сил и уверенности директрису не было. И Долорес просто ответила на ее взгляд молчанием, беря в руки первый из отчетов. Пусть думает, что хочет. Ей все равно.

Она успела пробежать глазами первые несколько строк, когда тонкие пальцы вырвали у нее из рук несчастный пергамент.

– Так, довольно, – строго проговорила Минерва. Когда она успела вернуться? – Идем.

Она потянула Долорес за собой, заставляя выйти из-за стола. В дальней части кабинета виднелись едва различимые очертания двери, ведущей в личные покои Амбридж.

– Но отчеты…– как-то совсем жалобно попыталась протестовать Долорес, не слишком понимая, что происходит. Сил сопротивляться у нее уже не осталось.

Губы МакГонагалл тронула чуть насмешливая улыбка. Впрочем, даже не улыбка, просто уголки приподнялись, придавая лицу чуть больше мягкости.

– Ты правда думаешь, что Дамблдор сам все подписывал?

Ну конечно, было бы наивно так полагать. Скорее всего Минерва все делала сама, а сейчас спихивает на Долорес просто из принципа. Своеобразная месть.

– Тебе нужно отдохнуть. Давай, раздевайся и ложись в постель.

С этими словами она подтолкнула Долорес к двери в ванную, а сама подошла к небольшому столику с чайным сервизом. Долорес совершенно не понимала, что происходит. Видимо она совсем потеряла связь с реальностью. Минерва в ее комнате, заботливая и такая родная. Как раньше. Разве такое может быть на самом деле?

– Иди, – не оборачиваясь, поторопила ее МакГонагалл. – Мне еще за тебя бумаги подписывать.

Долорес покорно побрела в ванну, благоразумно решив, что если это сон, то очень хороший, и пожалуй, она бы хотела досмотреть его до конца. Когда она вернулась в комнату, на прикроватной тумбочке уже дымилась горячая чашка с какао. Минервы в комнате не было, но из кабинета доносился тихий скрип пера по пергаменту. Осторожно выглянув из комнаты, Долорес увидела МакГонагалл в своем рабочем кресле, склонившуюся над документами. Сосредоточенный взгляд, черные волосы, собранные в неизменный пучок, в отблесках свечи казались медными. И лишь один непослушный локон выбился из прически, вызывая острое желание подойти и заправить ей его за ухо. Она делала так когда-то… очень давно… Сколько раз она наблюдала вот так за тем, как Минерва работает ночи напролет, проверяя школьные работы, составляя бесконечные отчеты для Дамблдора. В те далекие времена Долорес казалось, что она никогда не сможет на нее насмотреться. От старых воспоминаний в груди что-то приятно шевельнулось.

– Иди спать, – не поднимая взгляда, проговорила Минерва и взяла следующий документ из стопки.

– Почему?

– Ты устала. Но не думай, что это войдет у меня в привычку.

– Ты знаешь, о чем я.

Долорес вдруг почувствовала себя маленькой девочкой. И захотелось, чтобы Минерва как и прежде обняла ее. Снова почувствовать дурманящий аромат сирени, тепло ее прикосновений. Хотя бы на одно мгновение.

Минерва отложила перо, медленно сняв очки и аккуратно положив их поверх бумаг. Она вдруг показалась Долорес безгранично уставшей, как и она сама.

– Что ты хочешь от меня услышать?

Ее голос прозвучал глухо и как-то обреченно. Словно она боялась этого разговора, а теперь ей некуда от него деться. Амбридж машинально переступила с ноги на ногу. Будто провинившаяся школьница перед столом директора. Но ведь из них двоих директор-то она. Так почему ею вдруг овладела такая робость?

– Мне казалось, мы все друг другу сказали много лет назад.

Минерва вышла из-за стола и теперь смотрела на Амбридж сверху вниз, облокотившись о его край и скрестив руки на груди. Снова этот защитный жест.

Наверное думает, что Амбридж мазохистка. Любит истязать себя болезненными воспоминаниями. Может она и права. Долорес столько раз за этот год прокручивала в голове тот страшный день, что впору сойти с ума. Она была уверена, что перешагнула через это. Но теперь глядя в усталые зеленые глаза, она вдруг осознала, что все эти годы топталась на месте. Минерва ее не отпустит. Никогда. Ей не освободиться.

Она в нерешительности приблизилась к МакГонагалл и осторожно, будто боясь обжечься, коснулась ее руки, сложенной на груди. Минерва не шевелилась, лишь молча наблюдала. Легкие, едва ощутимые касания сделались смелее, превратившись в поглаживания. На лице Долорес застыло сосредоточенное выражение. Пальцы соскользнули с руки, затянутой в зелень мантии, и коснулись груди.

– Не нужно.

Слова прозвучали так тихо и неожиданно, что она не сразу поняла, произнесла ли их Минерва или это ее собственный голос разума звучит у нее в голове.

– Я была ошибкой?

Но Минерва по-прежнему молчала. И чем дольше она молчала, тем сильнее разгоралось желание узнать ответ на казалось бы такой простой вопрос.

– Пожалуй, я закончу с документами в своем кабинете, – вдруг произнесла она и отвернулась, принявшись собирать со стола пергаменты.

Долорес словно завороженная наблюдала, как тонкие изящные пальцы порхают над бумагами, и вдруг почувствовала, как в груди поднимается волна злости, смешанной с обидой.

Какого черта она притащилась сюда на ночь глядя, такая добрая и заботливая, растеребив ей душу, а теперь сбегает. Совсем как тогда…

– Не смей уходить! – Долорес едва узнала свой голос. Никакой жеманности, никаких сладких интонаций. Крик души, разорванной на миллион крошечных кусочков. – Поговори со мной!

– Мне нечего тебе сказать. Ты сама во всем виновата.

Долорес невольно сжала кулаки.

– Я виновата?! – усталость словно рукой сняло. – Ты бросила меня. Хотя уверяла, что любишь, что я тебе дорога.

Мгновение Минерва молчала, опустив взгляд куда-то на собранные ею пергаменты. Но затем выражение ее лица изменилось, принимая знакомые строгие черты.

– И это правда, ты действительно была мне очень дорога. Но ты переступила черту, Долорес. Я живой человек, а не вещь. И я не принадлежала тебе. Если бы ты поняла это тогда…

– Не ври, Минерва! Не ври хотя бы себе самой. Признай, тебе нравилось спать с молодой девчонкой, готовой ради тебя на всё. Я любила тебя больше всего на свете. И хотела провести с тобой остаток своих дней. Но только ты испугалась – испугалась серьезных отношений. И сбежала, придумав отличный предлог. Ты бросила меня, когда я нуждалась в тебе.

– Это не так. Я желала тебе добра. Наши отношения рано или поздно разрушили бы твою жизнь, твою карьеру…

– Они бы разрушили твою, – выкрикнула Амбридж. – Вот чего ты боялась. Запятнать свою репутацию. Уважаемая профессор Хогвартса, заместитель директора – спит со своей бывшей студенткой на 19 лет моложе себя. Думаешь, тебе бы позволили остаться преподавать после такого?! Ты поставила свою карьеру выше наших чувств, а теперь лицемерно прикрываешься заботой обо мне! Ты лицемерная дрянь, Минерва. Жаль, что я не понимала этого тогда.

– Нам бы пришлось скрывать наши отношения всю жизнь…

– Но я бы это пережила. Помнишь, Минерва? В радости и в горе, в богатстве и бедности? Мне было бы всё равно, если бы ты была рядом. Но тебя не было. Всё что я делала с тех пор, я делала на зло тебе. Посмотри на меня, загляни мне в глаза – я результат твоих действий, твоей трусости. И я никогда тебя за это не прощу!

Все нежные чувства, все сожаления вдруг растворились в одном всепоглощающем чувстве ярости. Ее трясло, словно в лихорадке. Если бы у нее в руках сейчас была волшебная палочка, она скорее всего использовала бы ее, чтобы доказать, заставить, наконец, эту гордую гриффиндорку признать, что все это ее вина и только ее. Минерва МакГонагалл погубила ее!

– Я не заставляла тебя становиться такой. Это всегда было в тебе, я лишь надеялась, что смогу сдержать это. Но я ошиблась. Я ничего не могла сделать. И мне жаль… Мне жаль тебя, Долорес.

Она потянулась к ней в попытке коснуться, но Долорес с силой оттолкнула ее руку.

– Думаешь, мне нужна твоя жалость, – злобно прошипела она. – Лучше жалей своих любимых учеников и своего ненаглядного Дамблдора. Когда мракоборцы найдут его, он отправится в Азкабан, где его будет ждать поцелуй дементора. Я лично об этом позабочусь. Я разрушу всё, что тебе дорого, Минерва. Я заставлю тебя испытать ту боль, что испытала я.

– Думаешь, мне не было больно! – вдруг закричала она, заставляя Амбридж отпрянуть. – Я любила тебя! Но я не могла смотреть, как ты губишь собственную жизнь. Помнишь, что ты сказала мне? Без меня ты совсем перестанешь существовать. Ты хоть представляешь, как страшно мне было услышать такое? Твоя любовь превратилась в болезненную зависимость, отравляющую и тебя, и меня. Ради тебя я поступилась собственными принципами. Но тебе и этого оказалось мало, – она вдруг резко замолчала, учащенно дыша, и заговорила уже спокойнее. – То что ты называешь любовью, превратилось в помешательство, – ее голос дрогнул. – Я хотела лишь, чтобы ты научилась жить сама. Я не предполагала, что ты превратишь в… монстра.

Впервые она видела слезы в глазах Минервы. Но ей уже было всё равно. Каждое слово, звучащее точно приговор, ранили в самое сердце, покрывая его шрамами, которые тут же превращались в непроницаемый панцирь.

– Значит, я монстр? – тихо проговорила она, и на ее губах вдруг вспыхнула знакомая приторная улыбка. Вот только голубые глаза горели ледяным огнем. – Пусть будет по-твоему.

Она забрала со стола стопку пергаментов и сунула ее в руки МакГонагалл.

– Доброй ночи, профессор.

Круто развернувшись, она направилась прочь, чувствуя, как взгляд Минервы неотступно следует за ней. Ее всё еще потряхивало от пережитого напряжения, но она усилием воли заставила себя держаться гордо. Больше она не покажет слабости.

Монстр. Что ж, они еще не знают, каким монстром она может быть.

Лондон, 15 июля 1971 года.

Теплые лучи утреннего солнца, проникающие через распахнутое окно, приятно грели кожу, заполняя комнату ярким светом. Долорес, не открывая глаз, натянула одеяло на голову в попытке вернуться в объятия сна и перевернулась на другой бок.

– Пора вставать, соня, – раздался над ухом ласковый голос.

Одеяло оказалось стянуто, и Долорес ощутила мягкость женских губ на своей щеке. Поцелуй длился лишь мгновение, но его хватило, чтобы девушка окончательно проснулась. Ее руки ставшим уже привычным движением обхватили Минерву за талию, увлекая к себе в постель. МакГонагалл едва слышно рассмеялась, пытаясь шутя освободиться из капкана девичьих рук, но Долорес не собиралась отпускать свою «добычу». Раз уж ее всё равно разбудили…

Длинные черные волосы Минервы были еще влажными после душа, и капли воды, сверкая в лучах солнца подобно крошечным алмазам, стекали ей на грудь, оставляя тонкие влажные дорожки. Уложив любимую на атласные простыни, Долорес припала к ее груди, с жадностью измученного жаждой путника слизывая с гладкой кожи остатки влаги. Она стянула с МакГонагалл тонкий шелковый халат, с удовольствием обнаружив, что под ним у нее ничего нет.

Всегда такая строгая и неприступная, под ее ласкающими движениями Минерва всякий раз словно преображалась, обнажая скрытую где-то глубоко внутри мягкость; податливое женское тело таяло под напором ее поцелуев. Ее пальцы зарылись в каштановые кудри, и она подалась вперед, тихо постанывая от удовольствия. Ее грудь соблазнительно вздымалась от частого, прерывистого дыхания. Ласки Долорес, смелые и настойчивые, уже не имели ничего общего с теми стеснительными движениями юной неопытной девушки. За этот год она научилась доставлять возлюбленной удовольствие, изучив каждый миллиметр ее тела.

Она чувствовала, как Минерва дрожит от нетерпения в ее руках, ощущала под своими ладонями набухшие бусины ее сосков. Не открывая глаз, Минерва притянула девушку еще ближе, позволяя, разрешая, прося. Всё внутри запульсировало, когда пальцы Долорес уверенно заскользили вниз по ее животу, царапая обнаженную нежную кожу, заставляя мириады мурашек бежать по всему ее телу.

Дыхание, учащенное и горячее, сбивалось с ритма, рвалось наружу откровенными стонами. Минерва вскрикнула, ощутив резкий толчок и чувствуя пальцы Долорес внутри себя. Она застонала тихо, едва слышно, умоляя не останавливаться. Когда напряжение внутри нее прорвалось, наконец, резким вскриком, Долорес победно улыбнулась, сама тяжело дыша, чувствуя прикосновения ее разгоряченной кожи к своей, целуя податливые губы. Ощущение полной своей власти над лежащей в ее объятиях женщиной, расслабленной и тихо постанывающей под ее поцелуями, сводило с ума. В такие минуты Минерва принадлежит только ей одной.

Выбраться из постели, несмотря на протесты Долорес, Минерве удалось лишь час спустя.

– Мне нужно в Хогвартс. Кажется, Дамблдор нашел нового преподавателя на должность профессора Защиты от темных искусств.

Каждый год одно и тоже. Прежде Минерва даже не подозревала, что можно проклясть должность. Преподаватели менялись с завидной регулярностью, и желающих преподавать в Хогвартсе Защиту от темных искусств с каждым годом становилось все меньше. Дамблдор даже шутил, что однажды этот предмет совсем придется убрать из списка дисциплин, потому что его просто некому будет преподавать.

– Опять этот Хогвартс, – обиженно застонала Амбридж, переворачиваясь на живот и завороженно наблюдая за тем, как одевается Минерва.

Она никогда не понимала, почему, имея привлекательную фигуру, МакГонагалл по большей части носит длинные строгие платья, скрывающие прелести ее тела.

– Была бы моя воля, я бы никогда никуда тебя не отпускала, – мечтательно проговорила девушка. – Чтобы мы всегда были вместе.

– Так не бывает, – рассмеялась Минерва и, подойдя к постели, повернулась к Долорес спиной. – Помоги, пожалуйста.

– Но я хочу, – Долорес застегнула молнию на ее платье и, убрав на сторону длинные черные локоны, поцеловала Минерву в шею. – Что в этом плохого?

– У каждого должна быть и своя жизнь тоже, – мягко проговорила МакГонагалл, выскользнув из сладких объятий. – Тебе скоро исполнится девятнадцать. Еще несколько лет и придется задуматься о замужестве.

– Мне никто кроме тебя не нужен, – упрямо покачала головой Амбридж. – И я собираюсь провести с тобой остаток жизни.

МакГонагалл лишь покачала головой, осматривая комнату, словно в поисках чего-то. Наконец, ее взгляд остановился на сидящей в постели девушке, и она коротко вздохнула.

– Мы ведь это уже обсуждали, – терпеливо проговорила она, подходя к ней и нежно касаясь ее лица. Амбридж смотрела на нее снизу вверх с затаенным обожанием.

Минерва всё еще не оставляла попыток достучаться до ее разума. Любовная связь двух женщин в их мире никогда не приветствовалась. Это бросит тень на них обеих, и избавиться от нее будет уже невозможно. А жить постоянно скрываясь слишком тяжело. Но как Минерва не старалась, она никак не могла убедить в этом Долорес. В последний раз такой разговор закончился едва ли не истерикой девушки. Ее привязанность к Минерве стала приобретать оттенки навязчивости, которые стали слишком заметны, чтобы их игнорировать. Но все попытки МакГонагалл вернуть их отношения в привычное русло вдребезги разбивались об одну коротенькую фразу.

– Я так сильно тебя люблю, – проговорила Долорес, прижимаясь к Минерве подобно ищущему ласки котенку. Каштановые кудри, не такие длинные, как у самой МакГонагалл, водопадом заструились по ее груди. – Иногда мне кажется, что без тебя я совсем перестану существовать.

При других обстоятельствах подобная фраза безусловно польстила бы ей, но сейчас у Минервы мурашки побежали по спине, и она усилием воли заставила себя улыбнуться.

– Не говори глупостей, – она погладила девушку по голове. – Тебе нужно завести друзей, проводить время с людьми, веселиться, ты ведь еще так молода.

Словно вспомнив что-то, она решительно направилась в ванную.

– Но мне интересно только с тобой, – крикнула ей вдогонку Долорес. – Ты красивая, умная и можешь быть очень веселой, когда захочешь. А еще ты заботливая, добрая, нежная…

– Притормози с эпитетами, – донеслось из ванной.

Через минуту Минерва вернулась в комнату и, оглядев себя в зеркало, удовлетворенно кивнула.

– Что это?

Долорес с удивлением рассматривала маленький золотой кулон, поблескивающий на шее у женщины. Странно, Минерва не часто носила драгоценности, да и такого украшения она у нее не помнит.

– Просто подарок.

Кажется, Минерва не заметила, как изменилось лицо Амбридж. Словно солнце вдруг скрылось за плотной пеленой грозовых туч.

– От кого? – напряженно спросила Долорес, медленно поднимаясь с постели.

Она вся подобралась, словно готовящаяся к броску змея. Голубые глаза вдруг сделались холодными, словно лед.

– Неважно, – Минерва невольно нахмурилась, заметив в зеркале отражение девушки. – Что не так, Долорес?

Впрочем, она уже знала ответ. Одно неосторожно сказанное слово вмиг разрушило приятную атмосферу, царящую в комнате.

– Это ведь его подарок, верно?

– Чей?

Минерва еще надеялась нивелировать стремительно разгорающийся конфликт. Признаться, она порядком от этого устала. Следить за каждым своим словом из опасения не вполне адекватной реакции Долорес. Порой ей казалось, что если бы у Амбридж была такая возможность, она бы действительно заперла бы Минерву в этой крошечной квартирке, никуда не пуская и не давая ни с кем видеться. Вспышки ревности в последнее время стали куда более частыми и бурными.

– Урхарта. Это ведь он подарил. И не пытайся меня обманывать.

Прежде чем Минерва успела среагировать, Долорес подскочила к ней и сорвала кулон с ее шеи. Женщина удивленно охнула, отступая на шаг. Но через мгновение тонкие брови нахмурились, превратившись практически в ровную линию.

– Отдай немедленно, – строго проговорила Минерва, протягивая к Долорес руку.

Но Амбридж отрицательно покачала головой, сильнее стискивая злосчастное украшение в трясущихся пальцах.

– Он сделал тебе предложение, – прошипела она. – Я знаю.

Всё вдруг встало на свои места. Пару недель назад она случайно услышала его разговор с Гейлеком. Элфинстоун расхаживал по кабинету друга, взволнованный словно мальчишка. Долорес наблюдала за ними сквозь щель неплотно прикрытой двери. Урхарт показал Мортимеру маленькую бархатную коробочку, на что тот еще усмехнулся со словами, что в таких случаях принято дарить кольцо. Долорес тогда не поняла, о ком идет речь, и мысленно порадовалась, что у Урхарта кто-то появился и он, наконец, оставит МакГонагалл в покое. Какой же наивной она была! А Минерва, тоже хороша. Как можно было принять подарок? Неужели она согласилась?

– Вот почему ты постоянно говоришь мне о моем будущем и о замужестве! – вдруг закричала Амбридж. – Дело не во мне, а в тебе! Ты сама собралась замуж! За Урхарта!

– Прекрати нести чушь, Долорес! – раздраженно бросила МакГонагалл, делая еще одну попытку забрать у нее кулон. – Я отказала Элфинстоуну, как отказывала и прежде. Он подарил его мне просто в знак того, что мой отказ не перечеркнет долгие годы нашей с ним дружбы. Отдай немедленно или я…

– Никогда!

Она швырнула кулон на пол и, схватив палочку, громко прокричала:

– Редукто!

В тот же миг золотой кулон рассыпался в прах, оставив на деревянных досках черный, словно от ожога, след. В комнате повисла тягостная тишина. Минерва не двигалась с места. Взгляд ее зеленых глаз был прикован к тому месту, где секунду назад лежал кулон.

Долорес чувствовала, как ее вдруг охватил озноб. Красная пелена гнева, застившая глаза, начала спадать, открывая весь масштаб катастрофы.

– Минерва, я… – начала было она, но МакГонагалл взмахом руки заставила ее вновь умолкнуть.

– Я возвращаюсь в Хогвартс, – в ее голосе не было ни намека на эмоции, и от этого Долорес сделалось совсем страшно. – А завтра уезжаю к брату на неделю. Поговорим, когда вернусь. Надеюсь, за это время ты осознаешь, насколько непозволительно и эгоистично себя вела.

Ей нужно успокоиться. Нельзя выяснять отношения прямо сейчас, когда они обе на взводе. Иначе станет только хуже.

Больше не говоря ни слова, Минерва скрылась за дверью. До Амбридж донесся приглушенный хлопок аппарации. И в тот же миг с нее словно заклинание оцепенения спало, и она медленно опустилась на пол, обхватив себя руками. Ее трясло, из груди рвались судорожные всхлипы начинающейся истерики. Ей было страшно, но еще больше она гневалась. Злость и ярость медленно растекались по организму, подобно яду, отравляя разум, лишая возможности здраво мыслить.

Чертов Урхарт! Это все из-за него! Но он заплатит. Великий Мерлин, он заплатит! Долорес никому не позволит разлучить их с Минервой. Она всё исправит. И тогда они вновь будут счастливы.

Она не находила себе места. Как бы Минерва не старалась, в последующие дни ей никак не удавалось сконцентрироваться ни на работе, ни на делах семьи. Перед глазами постоянно стояло лицо, ее лицо. Голубые глаза смотрели преданно и влюблено, но в этой небесной голубизне светилось и что-то еще, чего она не замечала прежде… Или не хотела замечать. Безумие, фанатичное, ревностное.

Когда-то она сама сказала Долорес: ночь, что они провели вместе, ни к чему не обязывает их обеих. Она верила, что со временем чувства девушки к ней угаснут, юношеский пыл пройдет, как только она вступит во взрослую жизнь. С затаенной печалью она ждала дня, когда ей придется отпустить единственный свет, который по-настоящему согревал ее жизнь. Но она не могла и предположить, что свет превратится во тьму, а столь чистое и невинное чувство в пугающее безумие.

Она упустила тот момент, когда любовь превратилась в бездушное желание обладать. Не увидела изменений, произошедших в Долорес. А ведь сигналы были и много, но она предпочла не замечать их. Но возможно еще не поздно всё исправить?

Их отношения заведут в тупик их обеих. И чем быстрее Долорес поймет это, тем будет лучше. Лучше для всех. Но как объяснить ей это? Как объяснить это человеку, который слепо верит в собственную правоту, извращенный собственническими желаниями.

Чем больше Минерва думала об этом, тем больше ей казалось, что она оказалась в ловушке, угодила в клетку, которую уже не открыть, и она обречена до конца своих дней биться о железные прутья, раздирая в кровь руки… и душу.

Первые несколько дней от Долорес не было известий, и Минерва начала беспокоиться. Но затем письма посыпались словно лавина. Долорес писала, как сильно ее любит, умоляя поскорее вернуться. И каждая строчка, написанная ее почерком, словно стрела пронзала сердце. Ей было больно, мучительно больно. И даже Малкольм, никогда не отличавшийся особой проницательность, в конце концов, спросил, что с ней происходит, почему она такая бледная и явно чем-то встревоженная. Но разве могла она рассказать?! Она уже и не помнила, какую отговорку тогда придумала, что говорил ей брат. Всё отошло на последний план, когда она получила новое письмо. От Мортимера Гейлека.

Оно заставило ее немедленно вернуться в Лондон.

Подходя к знакомому дому, Минерва молила всех богов, каких только знала, что ошибается. Всё не может быть настолько плохо. Квартира встретила ее тишиной. Был вечер, и солнце уже начинало клониться к закату, озаряя всё вокруг мягким желтоватым светом. Минерва прошлась по гостиной, зажигая свечи, раздумывая, как начать разговор. Отчего-то ей было очень страшно. Она боялась услышать правду.

Дверь в прихожей громко хлопнула, заставляя женщину обернуться.

– Минерва!

Радостный визг сотряс стены, и прежде чем МакГонагалл успела среагировать, Долорес налетела на нее, словно ураган, заключая в объятия.

– Ты вернулась! Я так рада. Я безумно по тебе скучала. Не уезжай больше так надолго, ты же знаешь, как мне без тебя плохо.

Поток слов лился не переставая. Радость Долорес казалась такой искренней, но отчего-то от этого становилось только страшнее.

– Долли… – Минерва попыталась высвободиться из объятий, но девушка так крепко в нее вцепилось, что получилось это не сразу. – Нам надо серьезно поговорить.

Только сейчас Амбридж, наконец, почувствовала, как напряжена Минерва. На ее точеном лице не было улыбки, оно казалось бледным и осунувшимся, и зеленые глаза глядели на нее с тревогой.

– Что-то случилось? – она все еще продолжала улыбаться, и вдруг глаза ее расширились. – Ты всё еще злишься на меня за кулон? Прости меня, не знаю, что на меня нашло. Наверное слышать, что кто-то другой предлагает тебе руку и сердце слишком болезненно для меня. Но я знаю, что ты никогда меня не бросишь, ведь мы так любим друг друга, правда?

И она потянулась к губам Минервы, нежно касаясь их в поцелуе. Но Минерва не ответила.

– Дело не в кулоне, – наконец, проговорила она, отстраняясь и отходя к окну. Улица под ними была заполнена спешащими с работы людьми, и Минерва захлопнула ставни. – Элфинстоун едва не погиб, – она обернулась и посмотрела на стоящую посреди комнаты девушку. – Его прокляли, но к счастью, проклятье удалось снять, и теперь он в больнице Святого Мунго.

– Ну и что, – равнодушно пожала плечами Амбридж. – Мне до него нет никакого дела.

Она смотрела на МакГонагалл так спокойно, что на мгновение Минерва и сама подумала, что должно быть ошиблась. Но затем она заметила холодный блеск в голубых глазах. Тот самый, от которого мурашки бежали по телу.

– Это ты сделала? – коротко спросила она

– Что сделала? – равнодушие сменилось недоумением.

– Это ты наслала проклятье на Элфинстоуна? Из чувства ревности.

– Нет, – Амбридж улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой, вновь подходя к Минерве.

– Не ври мне, Долорес.

Минерва не шелохнулась, когда теплые пальцы провели по ее плечу, спускаясь к кистям, а затем привычно легли на ее талию. Она чуть отодвинулась, когда девушка снова попыталась поцеловать ее.

– Но это правда, – теперь уже и Долорес нахмурилась, обиженно, словно ребенок, которому не купили мороженое. – Ведь я дала тебе слово. Помнишь? После того случая с МакКормаком.

С минуту Минерва вглядывалась в ее лицо, а потом вновь отвернулась к окну, раздираемая сомнениями. Как же ей хотелось поверить. Но что-то внутри нее отчаянно сопротивлялось.

Она ощутила, как Долорес обнимает ее сзади за талию, потираясь щекой о спину. Ее касания всегда вызывали у нее трепет, которому невозможно было противиться. Но сейчас она не чувствовала ничего кроме грусти.

– Я лишь хочу, чтобы всё было как раньше, – прошептала Долорес.

– Я тоже, – Минерва обернулась, ласково погладив ее волосы, и улыбнулась печальной улыбкой. – Я очень тебя люблю, милая. Именно поэтому я должна уйти.

– Что? – на лице Долорес появилось растерянное выражение. – Я не… я не понимаю тебя.

Ее губы усиленно пытались сложиться в подобие улыбки, как если бы она хотела убедить себя, что Минерва просто шутит. Но у нее не получалось.

– Всё зашло слишком далеко. Мне не следовало допускать этого.

Осознание того, что сейчас произойдет, придало Минерве сил. Железная клетка оказалась не такой прочной, как она думала. Она должна была сделать это давно – освободить их обеих из этого железного плена.

– Ты ведь это не серьезно, правда?

Она всё еще смотрела на нее с растерянностью, но в глазах уже начало появляться осознание того, что вот-вот произойдет.

– Минерва, не делай этого, – вдруг прошептала она, кидаясь к ней, пытаясь обнять. Пальцы с силой сжали женские плечи, впиваясь в кожу. – Я ведь всё ради тебя делала, я… – она не договорила, голос предательски сорвался. – Не оставляй меня, прошу…

Минерва прижала к себе вздрагивающую от рвущихся из груди всхлипов девушку, целуя в лоб, успокаивающе гладя по плечам, чувствуя, как у нее самой из глаз текут слезы.