Текст книги "О прошлом с любовью или тайна кошачьих глаз (СИ)"

Автор книги: Bevolsen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== Глава 1 “Память” ==========

Хогвартс, 1995 год.

Теплый сентябрь наступил незаметно, лениво окрашивая зеленую листву в золотые и алые краски осени. Погода еще держалась теплой и по-летнему тихой, хотя по утрам становилось прохладно и зябко.

Утром первого сентября Хогвартс не спал, готовясь к прибытию студентов. Большой зал уже успели украсить к вечернему торжеству, а большинство классов блестели от чистоты. Домовые эльфы спешно заканчивали приводить замок в надлежащий вид, подгоняемые Филчем и его неизменной протеже, миссис Норрис.

И хотя ученики должны были прибыть лишь к вечеру, одного гостя ждали с минуты на минуту. Вернее гостью.

Пламя в директорском камине вдруг вспыхнуло зеленым, и из него, отряхивая пепел на ковер, ступила невысокая фигура, облаченная в розовую мантию. Женщина окинула кабинет оценивающим взглядом, и на губах ее появилась жеманная улыбка.

– Мадам Амбридж, добро пожаловать в Хогвартс.

Альбус Дамблдор приблизился к гостье, склонившись в учтивом полупоклоне. Женщина ответила ему легким кивком головы. При этом взгляд ее голубых глаз впился в директора с такой настойчивостью, словно она пыталась прочитать его мысли. Оба прекрасно понимали, зачем она здесь, но ни один не нарушал правил игры, в которой каждому была отведена своя роль.

– Благодарю, директор, что открыли для меня камин. Трястись в поезде почти весь день столь утомительно, – ее тонкий, девичий голосок как нельзя лучше подходил к внешности Долорес Амбридж: невысокой шатенке с аккуратно уложенными коротенькими кудряшками, украшенными черным бархатным бантом; длинная мантия насыщенного розового цвета дополняла образ, делая ее похожей на куклу, только весьма раздобревшую и уже успевшую шагнуть за пределы юности.

Она окинула кабинет оценивающим взглядом, останавливаясь на насесте с дремавшим Фоуксом. Феникс приоткрыл глаза и недовольно каркнул, демонстративно отвернувшись в другую сторону.

– Никогда не любила птиц, – фыркнула Амбридж, недовольно косясь на феникса.

– Как, впрочем, и любых других животных, – послышался знакомый женский голос.

Долорес невольно вздрогнула, и ее глаза забегали по комнате в поисках источника этого голоса. Из глубины кабинета ей навстречу шагнула высокая стройная волшебница, облаченная в изумрудную мантию. Черные волосы, которые едва-едва успела тронуть седина, как всегда были убраны в элегантный пучок, и лишь одна непослушная прядка так и норовила выбиться из строгой прически. Зеленые глаза смотрели живо и колко, и от этого взгляда все внутри Долорес затрепетало.

– Профессор МакГонагалл, – на ее губах зажглась дежурная улыбочка. – Мне следовало догадаться, что вы тоже будете здесь.

– Не по своей воле, – сухо проговорила Минерва и вопросительно посмотрела на директора.

Дамблдор отреагировал мгновенно.

– Студенты прибудут вечером, поэтому у вас есть время, чтобы обустроиться на новом месте и немного отдохнуть, мадам заместитель министра. Ваши вещи уже доставлены. Минерва, прошу вас, покажите нашей гостье ее комнаты, а заодно введите в курс дела.

Обе женщины удивленно оглянулись на директора. Причем трудно было сказать, кому из них его просьба была более неприятна. Во всяком случае взгляд МакГонагалл ясно давал понять, что своей просьбой Дамблдор если и не предал их многолетнюю дружбу, то как минимум нанес своей заместительнице страшное оскорбление. Тонкие губы поджались, превратившись в едва различимую линию, и Долорес невольно усмехнулась про себя – ничего, похоже, в этой жизни не меняется. И декан Гриффиндора яркое тому подтверждение. Именно такой она ее и запомнила: гордой шотландкой, всегда следующей дурацким принципам. Впрочем, однажды она нарушила собственные правила, и Долорес хорошо это помнила.

– А вы почти не изменились, Минерва, – проговорила она несколькими минутами позже, следуя за своей теперь уже коллегой по одному из бесчисленных коридоров Хогвартса. – Разве что морщин прибавилось.

Надо же, она снова в Хогвартсе. Древние стены хранили самые лучшие ее воспоминания. И самые худшие.

– Как и вы, Долорес, – не оборачиваясь, проговорила преподавательница, еще больше ускоряя шаг, чем заставила Амбридж едва ли не бежать за ней. Один шаг МакГонагалл равнялся почти трем ее собственным. – Время никого не щадит.

– И всё же к вам оно гораздо благосклоннее, – стоило бы улыбнуться, как она это делала всегда, этакая дежурная вежливость, но отчего-то губы никак не желали складываться в чертову улыбку.

Как она не старалась, никак не могла отвести взгляд от своей спутницы. Всё та же гордая осанка, тонкие, словно выточенные из мрамора, черты лица, горящий взгляд, строго поджатые губы. Сколько раз она видела во сне это лицо, то глядящее на нее с лаской, то непроницаемое, словно маска.

– Вы на мне дыру протрете, – кажется, Минерве удалось произнести это почти не разжимая губ.

Она бросила на идущую рядом женщину быстрый взгляд и вдруг резко остановилась. Оказывается, они уже пришли. Класс защиты от темных искусств. Дверь отворилась бесшумно. Внутри было темно и мрачно, пахло пылью. Звук каблуков эхом разносился под каменными сводами. Долорес невольно передернула плечами, смешно наморщив нос.

– Сразу видно, как меня рады здесь видеть, – она провела пальцем по поверхности одной из парт и поднесла палец к глазам, тихо хмыкнув.

– Домовые эльфы приведут тут всё в надлежащий вид меньше, чем за час.

Резким движением МакГонагалл дернула за толстый шнур, и тяжелые портьеры на окнах раздвинулись, впуская в комнату солнечный свет. Долорес невольно зажмурилась, прикрыв глаза рукой.

– Простите, я не подумала, – заметив ее движение, извинилась профессор трансфигурации.

Амбридж не сразу удалось ее разглядеть. Она стояла напротив окна, и льющийся из него свет делал ее практически невидимой – лишь темный силуэт на фоне слепящей белизны и мириад танцующих пылинок.

– Не в первый раз, – ей не удалось сдержать сарказм.

Странно, она думала, что ей удалось преодолеть обиду и злость за преданные надежды и разрушенные мечты, но стоило ей увидеть виновницу своих бед вновь, как старые раны снова открылись и теперь кровоточат, причиняя нестерпимую боль.

Кажется, Минерва смотрит на нее, внимательно, чуть наклонив голову. И странно, но на короткий миг, ей кажется, будто зрачки МакГонагалл вытягиваются, становясь узкими и вертикальными, словно у кошки. Но нет, наверное показалось. Как же ее бесит этот ее жест! И зачем она согласилась на эту должность! Как глупо с ее стороны! Но ведь Корнелиус просил. Она не имеет права отказывать ему. И плевать на эту старую кошку. Впрочем, может не такую старую. Интересно, сколько ей сейчас? Пятьдесят? Шестьдесят? Фигура всё еще стройная, словно у фарфоровой статуэтки – видно, когда при ходьбе ее мантия развевается, и становятся заметны соблазнительные изгибы…

Долорес тряхнула головой, отгоняя прочь ненужные мысли. У нее есть конкретная цель, и ни на что другое она не собирается отвлекаться.

– Спасибо, Минерва, дальше я сама справлюсь, – в этот раз надеть улыбку удалось быстро и без особых сложностей. – Не смею вас больше задерживать.

МакГонагалл равнодушно пожала плечами и, не говоря ни слова, направилась к двери. Долорес молча наблюдала, как изумрудная мантия развевается у нее за спиной подобно крыльям сказочной птицы. Интересно, о чем она думает сейчас? Мучают ли ее старые воспоминания также, как мучают они саму Долорес?

– Да, и еще одно, – слова сорвались с губ в тот момент, когда тонкие изящные пальцы уже взялись за ручку двери. – Передайте, пожалуйста, директору, что я бы хотела после обеда поговорить с ним, – она вздохнула, словно показывая, что понимает, какая тяжелая ноша легла на ее плечи. – Насколько я понимаю, прежде компетентные преподаватели по защите от темных искусств были здесь большой редкостью. Ваш последний отчет не отразил в полной мере сложившуюся картину. Поэтому я бы хотела обсудить ситуацию лично с Дамблдором.

Брови МакГонагалл на мгновение взметнулись вверх.

– Хорошо, – коротко бросила она и резко хлопнула дверью.

Долорес не смогла скрыть победной улыбки.

«То ли еще будет, дорогая Минерва. Теперь я стану твоим кошмаром во плоти. Как ты была моим».

Впрочем, всё не всегда было так.

Хогвартс, 1964 год.

Утопающий в огнях замок, зыбкой рябью расплывался в едва колышущихся водах Черного озера, когда стайка маленьких лодочек, заполненных взволнованными детьми, медленно скользила по темной глади. Сидящая в первом ряду маленькая девочка в розовом платье, поверх которого была надета черная мантия, широко распахнутыми голубыми глазами рассматривала древние стены, огромные статуи, высокие крепостные стены, украшенные ярко горящими фонариками. Хогвартс поражал воображения, пугая и одновременно заставляя восторгаться своим величием.

– Так, первокурсники, осторожно выбирайтесь из лодок! – разнесся громкий бас их провожатого, огромного человека, чье лицо почти полностью было скрыто косматой черной бородой. Кажется, он назвался Хагридом, хранитель ключей и садов Хогвартса. Долорес не очень понимала, что это значит. Но спрашивать у полувеликана было как-то страшновато.

Когда все выгрузились из лодок, Хагрид повел их за собой по каменной лестнице, уводящей прочь от берега и лодочной станции. Они поднимались минут пять, и за это время Долорес совсем вымоталась. В мантии было очень неудобно, она то и дело путалась в длинных полах. И еще этот цвет, такой мрачный. Мама всегда говорила, что ей идет розовый, а черный для дурнушек, не имеющих вкуса. Большую часть ее гардероба составляли платья различных розовых оттенков, украшенных всевозможными оборочками, рюшами и прочими атрибутами женственности (так тоже мама всегда говорила). И теперь, в очередной раз одергивая уже успевшую ей надоесть мантию, она каждый раз морщила носик, понимая, что ей придется ходить в ней большую часть года. Интересно, может ей разрешат носить что-то менее мрачное? Когда они были в Косой аллее в последний раз, Долорес видела премилую розовую мантию в одном из магазинчиков. Она бы смотрелась на ней идеально.

Между тем Хагрид провел их по небольшому дворику с фонтаном в центре и остановился у огромных двустворчатых дверей. В тот же миг створы пришли в движение, бесшумно распахиваясь, и Долорес невольно замерла. На пороге стояла высокая волшебница в развевающейся изумрудной мантии. Черные волосы, собранные в высокую прическу, в свете факелов отливали медью. Зеленые, цвета изумрудов, глаза смотрели колко и живо. Никогда еще Долорес не доводилось видеть кого-то красивее. Незнакомка была похожа на богиню древности, величественную и прекрасную.

– Добрый вечер, профессор МакГонагалл, – учтиво поклонился лесничий.

– Спасибо, Хагрид, – кивнула волшебница. – Я их забираю. В этом году профессор Дамблдор попросил меня провести церемонию распределения, – она окинула притихших детей строгим взглядом. – Следуйте, пожалуйста, за мной. Но сперва встаньте парами.

Все разом зашевелились, пытаясь выстроиться в две ровные линии. Какой-то паренек попытался пролезть мимо Долорес вперед, но девочка грубо отпихнула его, не желая уступать своего места. Ей не хотелось терять из виду волшебницу в изумрудной мантии.

– Не пихайтесь, – строго прикрикнула на них профессор МакГонагалл, при этом ее взгляд чуть дольше задержался на голубоглазой девочке. – Теперь вы студенты Хогвартса и должны вести себя соответственно.

Долорес почувствовала, что краснеет. Волшебница смерила вновь притихших детей оценивающим взглядом и, видимо оставшись довольной, повела их за собой. Долорес шла первой, не спуская глаз с их провожатой. Женщина двигалась уверенно и в тоже время грациозно, и Долорес невольно подумала, что тоже хотела бы быть такой: красивой и уверенной в себе.

Они миновали холл и остановились перед высокими деревянными дверями. Профессор МакГонагалл вновь обернулась, поочередно посмотрев на каждого.

– Сейчас вы войдете в эти двери и присоединитесь к своим товарищам по учебе. Но прежде вас распределят по факультетам: Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран и Слизерин. Пока вы будете учиться в Хогвартсе, ваш факультет будет для вас семьей. За успехи в учебе вы будете получать очки, за нарушение правил вы будете их терять. Факультет, набравший большее количество очков в конце года получит Кубок школы…

Кажется, она говорила что-то еще, но Долорес едва ли слушала. Семья… да, она бы хотела обрести семью, настоящую. И чтобы профессор МакГонагалл тоже была ее частью.

========== Глава 2 “Гриффиндор” ==========

Хогвартс, 1995 год.

Подает нам история сумрачный знак,

Дух опасности в воздухе чую.

Школе «Хогвартс» грозит внешний бешеный враг,

Врозь не выиграть битву большую.

Чтобы выжить, сплотитесь – иначе развал,

И ничем мы спасенье не купим.

Все сказала я вам. Кто не глух, тот внимал.

А теперь к сортировке приступим.

Распределяющая шляпа умолка, погружая зал в тишину, которая, впрочем, быстро разбилась о звонкий гул аплодисментов, сопровождающихся перешептыванием студентов. Сидящая рядом с Дамблдором Амбридж едва слышно хмыкнула. Ну надо же, даже старая потертая шляпа, место которой уже давно на помойке, и та туда же. Дух опасности, объединитесь… Единственная опасность сейчас сидит рядом с ней в фиолетовой мантии, расшитой серебряными звездами. Фадж не зря опасается Дамблдора. За всей этой напускной добротой скрывается алчный до власти старик, которому явно надоело сидеть в этом замке. Теперь он нацелился на кресло министра магии. И самый верный способ заполучить его, создать внешнюю угрозу, которая сплотила бы вокруг него перепуганных волшебников, уверовавших в то, что Дамблдор всех спасет.

Только Корнелиус не дурак, он сразу разгадал план старика. И вместо того, чтобы поддаться на его провокации, он ударил первым. Поэтому она здесь – не дать Дамблдору создать армию, запудривая мозги молодым волшебникам и волшебницам, являющимся будущим магического мира. Он хочет взрастить своих верных последователей? Что ж, она ему помешает. Дамблдор еще не понимает, что в тот момент, как Долорес переступила порог школы, он уже проиграл. Ничего, она наведет здесь порядок. Слишком долго Хогвартс был сам по себе. Пора Министерству взять контроль над будущим их мира.

Со своего места она наблюдала, как перед сгрудившимися в кучку первогодками встала профессор МакГонагалл. Развернув внушительных размеров свиток, она устремила испепеляющий взгляд в сторону стола своего факультета, над которым все еще висел гул голосов. Перешептывания моментально стихли, и Минерва назвала первое имя нового студента Хогвартса.

Долорес наблюдала за этим действом со смесью отвращения и ностальгии. Кажется, она и сама еще совсем недавно сидела на высоком табурете, утопая в безразмерной Шляпе едва ли не по самый подбородок, трясясь от ужаса. Как же сильно она боялась, что Шляпа никуда ее не распределит, заявив, что ее вообще не должно быть здесь. Для Долорес, чья мать не обладала магическими способностями, это был настоящий кошмар во плоти. Всю жизнь она чувствовала себя ущербной, неполноценной. А когда у ее родителей родился сын-сквиб, страх Долорес достиг небывалых пределов. Она никому не рассказывала о своей семье, опасаясь, что если кто-то узнает о ее матери и младшем брате, она окажется опозорена. Но больше всего она боялась, что из-за генов матери может лишиться волшебства. Каждое утро, просыпаясь, она тайно создавала какое-нибудь простенькое заклинание, чтобы убедиться, что ее самые страшные страхи не сбылись. Сейчас-то она конечно понимает, как глупо всё это выглядело. Но от детской привычки так и не избавилась.

– Гриффиндор! – громко провозгласила Шляпа, и маленький мальчик радостно побежал к столу своего факультета.

Гриффиндор, факультет гордецов и лицемеров. Такой же как и их декан. А ведь было время, когда она мечтала оказаться на этом факультете. Какой же глупой она была.

Хогвартс, 1964 год.

– Мне правда нужно поговорить с профессором Дамблдором! – Долорес изо всех сил старалась придать своему лицу самое жалобное выражение. – Это вопрос жизни и смерти.

– А я уже в десятый раз повторяю, что директора нет.

Надо же, оказывается, даже каменные горгульи умеют говорить усталым голосом. Впрочем, эта, что закрывает вход в директорский кабинет, скорее уже начинает злиться.

Долорес уже минут пятнадцать пыталась убедить каменного истукана пропустить ее в кабинет Дамблдора. Правда, сам директор ей был вовсе не нужен, но ведь не скажешь об этом его верному стражу!

Естественно, ни один студент не допускается в директорский кабинет без должного надзора, тем более первокурсник. А ведь ей всего-то нужно поговорить с Распределяющей шляпой. Может она согласится сделать исключение и изменит свое решение, отправив Долорес на Гриффиндор. Ведь произошла ужасная ошибка, она не должна учиться на Слизерине, когда ее любимый профессор – декан ало-золотого факультета, а не змеиного. И Долорес непременно должна учиться на Гриффиндоре. Вот только как это устроить? Распределение состоялось. Она даже пробовала поговорить с директором утром за завтраком в Большом зале, но он лишь добродушно улыбнулся, заметив, что учиться на Слизерине большая честь.

Какая к черту честь! Ей нужен другой факультет!

– Возвращайтесь позже, когда профессор Дамблдор будет у себя, – негодующе буркнула горгулья, всем своим видом показывая, что больше не настроена на долгие дискуссии.

Долорес почувствовала, как в груди медленно закипает ярость. Ей указывает какая-то статуя! Рука сама потянулась к волшебной палочке.

– Предупреждаю, – каменные глаза угрожающе расширились, так что даже каменная пыль посыпалась, – если не хочешь вылететь из школы…

Бабах! Каменные осколки разлетелись во все стороны прежде, чем девочка сообразила, что натворила. Рука, всё еще сжимающая палочку, вдруг мелко задрожала. Теперь ее точно исключат.

– Интересный способ постучать в дверь, – послышался за спиной веселый голос.

Долорес резко обернулась, бледнея от страха. Естественно позади нее стоял Альбус Дамблдор собственной персоной. Но самое ужасно – он был не один. Долорес с ужасом смотрела в зеленые глаза, глядящие на нее со смесью удивления и недовольства.

– Здравствуйте, господин директор, – промямлила Амбридж. – Профессор МакГонагалл, – еще тише добавила она.

– Полагаю, нам следует позвать профессора Слизнорта, – МакГонагалл окинула взглядом разбросанные по полу остатки горгульи. – Не каждый день первокурсники с боем пытаются прорваться в кабинет директора.

– Она не хотела меня пропускать, а мне очень нужно было, – пролепетала Долорес, холодея от страха. Трудно было сказать, чего она в эту минуту боялась больше: отчисления из школы или разочарования в глазах ее любимой преподавательницы.

Положение спас Дамблдор. Взмахнув волшебной палочкой, он в мгновение ока вернул горгулье ее прежний цельный облик.

– Думаю, мы и сами здесь справимся, – его глаза весело блеснули за стеклами очков-половинок. – Тем более я догадываюсь, в чем кроется причина столь поразительной настойчивости мисс Амбридж.

Кажется, профессор МакГонагалл не была с ним согласна, но перечить директору не решилась. Долорес невольно засмотрелась на волшебницу. Даже когда она была чем-то недовольна, она выглядела завораживающе. К слову сказать, недовольная она была довольно часто. Будучи очень строгим преподавателем, профессор МакГонагалл не давала спуску никому на своих уроках. И Долорес, чтобы не отставать от сокурсников, приходилось прикладывать неимоверные усилия. Одним словом, трансфигурация давалась ей с огромным трудом. Но сей факт лишь подстегивал ее интерес и стремление понравиться МакГонагалл. Если она будет стараться, прекрасная профессор обязательно обратит на нее внимание. А когда Долорес вырастит, обязательно будет знать этот предмет в совершенстве.

– Вы вновь хотели поговорить о вашем распределении на факультет Слизерин, не так ли?

Долорес молча кивнула, опуская взгляд.

– А что не так с вашим факультетом? – вскинула брови профессор МакГонагалл.

– Дело в том, что Долорес хотела бы учиться на вашем факультете, Минерва, – добродушно улыбнулся Дамблдор.

На несколько секунд в коридоре воцарилась тишина. Долорес боялась поднять глаза, чувствуя, как ее щеки заливает румянец. Теперь она точно ощущала себя полной дурой. После такого позора пусть уж лучше сразу отчислят, хоть не будет мучиться.

– Распределяющая шляпа никогда не ошибается, – послышался строгий голос профессора МакГонагалл, от звука которого Амбридж едва ощутимо вздрогнула, но в следующее мгновение он неуловимым образом изменился и зазвучал гораздо мягче. – Но факультет это не приговор. Цвет вашей формы, мисс Амбридж, не ограничивает вас в выборе жизненных принципов и круга общения.

Долорес невольно вскинула голову и тут же наткнулась на взгляд зеленых глаза, глядящих на нее с теплотой.

– Вы сама хозяйка своей судьбы. Всегда помните об этом.

Ее голос звучал так спокойно и уверенно, что эта уверенность передалась и Долорес. Профессор права, неважно чьи цвета она носит. Если она хочет завоевать расположение этой женщины, она сделает это даже не будучи студенткой ее факультета. Она обязательно обратит на себя ее внимание. И тогда они будут ближе, чем подруги или сестры. И даже ближе, чем мать и дочь.

– И всё же оставлять подобные действия безнаказанными нельзя, – твердо произнесла волшебница.

– Согласен, – с самым серьезным видом кивнул директор. – Поэтому, я поручаю вам, Минерва, определить меру наказания для мисс Амбридж.

Прежде чем декан Гриффиндора успела что-либо возразить, Дамблдор, что-то тихо напевая себе под свой крючковатый нос, скрылся за открывшимся позади горгульи проходом.

Долорес подняла жалобный взгляд на профессора МакГонагалл и к собственному удивлению заметила на ее лице легкую улыбку. Кажется, преподавательнице польстило стремление студентки противоборствующего факультета учиться на ее.

– Что ж, мисс Амбридж, жду вас сегодня после ужина в своем кабинете, – проговорила преподавательница, смерив студентку хмурым взглядом, в котором, однако, плясали задорные искорки. – Подумаем, какое наказание вам назначить за ваш проступок.

С этими словами она прошла мимо девочки, чуть коснувшись ее руки своей развевающейся мантией. А Долорес так и стояла на месте, будучи не в силах поверить в свою удачу. Она окажется один на один с профессором МакГонагалл! Ну разве это не удача?!

========== Глава 3 “Первый шаг” ==========

Комментарий к Глава 3 “Первый шаг”

Знаю, в книгах Долорес описана, как довольно некрасивая дама, но мне захотелось сделать ее вполне милым ребенком, а в дальнейшем и достаточно привлекательной девушкой. Ведь дурнушкой всегда стать успеется)))))

Лично я представляю обеих моих героинь вот так:

https://ibb.co/TTgsr8t

https://ibb.co/KsHGM1W

Хогвартс, 1995 год.

Тяжелая дубовая дверь с грохотом распахнулась, заставив Амбридж подскочить в кресле. Рука, сжимавшая перо, дернулась, ставя на пергаменте здоровенную кляксу. Прекрасно, теперь отчет для Корнелиуса придется переписывать заново. Подняв глаза, она молча наблюдала, как вдоль ровных рядов парт зеленым метеором к ней стремительно приближалась профессор МакГонагалл. Прекрасные глаза горят, на щеках играет румянец, изящные губы вытянуты в ниточку. Как же она прекрасна в гневе. На мгновение Долорес позволила себе залюбоваться коллегой. Но лишь на одно короткое мгновение.

– Разве вас не учили стучаться, дорогая? – сладко проворковала она, надевая уже ставшую привычной и родной приторную улыбочку. – Какой пример вы подаете детям?!

– Детям! – МакГонагалл едва не задохнулась от возмущения. – И это ВЫ говорите мне о детях, Долорес!

Амбридж смерила коллегу сочувственным взглядом.

– Успокойтесь, Минерва. Присядьте. Хотите горячего какао? Очень успокаивает нервы.

На короткий миг ей показалось, что МакГонагалл сейчас чем-нибудь в нее швырнет, ну или проклянет на худой конец. Столько гнева металось сейчас в ее глазах. Но очевидно ей всё же удалось взять себя в руки и вместо того, чтобы устроить сцену, волшебница молча опустилась на ближайший стул, аккуратно сложив руки на коленях, словно прилежная ученица. При этом ее спина по-прежнему оставалась идеально прямой, словно ей туда кол воткнули. Долорес невольно скривилась. Всегда такая правильная, честная. А на самом деле лицемерная дрянь.

– Мне стало известно, – ровным, лишенным эмоций голосом проговорила Минерва, – что вы применяете к студентам физические наказания.

Улыбка Амбридж стала шире. Физические наказания – понятие растяжимое, уж кому-кому, а ей это было прекрасно известно. Порой нет способа лучше, чтобы вернуть себе душевное спокойствие. Но гораздо приятнее наблюдать, как истязаниям подвергаются другие. Ни с чем не сравнимое чувство превосходства. Оно словно наркотик растекается по венам, погружая сознание в туманную дымку эйфории.

Стоило ей об этом подумать, как в тот же миг воображение услужливо подбросило дивное видение с зелеными глазами, корчащееся от боли у ее ног. О да, вот это доставило бы ей настоящее наслаждение.

– Дети получают наказание в соответствии с тяжестью своего проступка, – легкое пожатие полными плечиками. – Не вижу в этом проблемы. Я вообще заметила, что в Хогвартсе проблемы с дисциплиной. Студенты совершенно отбились от рук и не умеют вести себя на уроках.

– Может проблема не в учениках, а в учителе? – хмыкнула МакГонагалл. – На моих занятиях студенты никогда не позволяют себе разговаривать или каким-либо иным способом срывать урок.

О, она отлично помнила эти уроки. Уроки, которых она ждала больше всего на свете. Бесконечные попытки превратить ежа в подушечку для иголок, а мышь в чашку. И всякий раз, когда профессор трансфигурации проходила мимо нее, внимательно наблюдая за попытками студентов постичь азы ее предмета, маленькое сердечко в груди замирало. Она помнила, как усердно трясла волшебной палочкой, но белый мышонок никак не хотел принимать вид злосчастной чашки. И как вдруг теплые пальцы осторожно перехватили ее руку, приятный голос спокойно произнес почти у самого уха:

– Не так сильно, мисс Амбридж. Движения плавные и размеренные. Вот так…

Рука мягко повела палочку вверх и в сторону, а затем вернулась к мышонку, который почти тут же стал сворачиваться, пока не превратился в мохнатую белую чашечку с дергающейся ручкой.

– Уже лучше, мисс Амбридж. Продолжайте тренироваться, – прошелестел голос.

Сирень. Тогда она впервые почувствовала запах сирени. Ее запах.

С тех пор сирень стала ее любимым цветком.

– Долорес…. Долорес, вы вообще меня слушаете? – сухой, словно опавшая листва, голос Минервы ворвался в сладкие грезы детства, грубо возвращая Амбридж к жестокой действительности.

– Вы сомневаетесь в моих педагогических методах, дорогая? – на лице женщины отразилось неподдельное удивление. – Может, вы и в методах Министерства сомневаетесь?

Взгляд голубых глаз впился в сидящую напротив волшебницу. Ну же, давай, только дай мне возможность прижать тебя к стенке, и уж поверь, я этот шанс не упущу. Она видела, как вспыхнули на мгновение зеленые глаза. Как ей хотелось сказать, всё, что она думает о Министерстве, о министре в общем и о Долорес в частности.

– Я лишь пытаюсь донести до вас простую истину, Долорес, – спокойно проговорила МакГонагалл, очевидно решив нивелировать конфликт. – На жестокости прочного фундамента отношений не построить. Вы для этих детей новое лицо, вам нужно завоевать их доверие. А вместо этого вы настраиваете их против себя.

– Ваши методы тоже до добра не доводят, – их взгляды встретились. – Или вы забыли, Минерва?

Она готова была поклясться, что заметила, как побледнела МакГонагалл.

– Нет, я помню, – тихо, но твердо проговорила она, не отводя взгляда. – Но с тех пор я многое поняла. И многому научилась.

– Чему, позвольте узнать?

Сердце в груди отчего-то забилось сильнее, и Долорес судорожно вздохнула. Рука сама потянулась к верхней пуговице розового жакета, но она усилием воли заставила ее вновь опуститься на стол. Вдруг отчаянно захотелось, чтобы Минерва извинилась, сказала, что сожалеет и хочет, чтобы всё было как раньше. Столько лет она взращивала в себе ненависть к этой женщине, а сейчас готова простить ее. Если только она попросит.

– Заботиться о своих учениках. Но всегда держать дистанцию.

Нет, конечно, не попросит. Гордая гриффиндорская львица. Кошка облезлая. Научилась, значит?!

– Вы не хуже меня знаете, к чему может привести чрезмерная забота, – Минерва медленно поднялась на ноги. – Не важно чего мы хотим на самом деле или о чем в тайне мечтаем. Для ученика преподаватель – маяк в море знаний, тот, кто научит, подскажет, объяснит. И в тот момент, когда их отношения переходят эту грань, хрупкое равновесие рушится, и никто не может предсказать, к каким катастрофическим последствиям это может привести в будущем. Как бы педагог не переживал за своего ученика… как бы не любил, ему не следует знать об этом.

– Вижу, вы в этом хорошо разбираетесь, – Долорес невольно скривилась, чувствуя, как ее накрывает жгучей волной обиды. Она еще пыталась держать на лице подобие улыбки, но контроль над собственными эмоциями, которым она так гордилась, стремительно таял. – Привыкли прятать себя настоящую, Минерва? Наверное трудно, когда вокруг столько соблазнов. Наивных глаз, глядящих на вас с обожанием. Интересно, а ваш муж знал кто вы на самом деле? Или от него вы тоже скрывали часть себя?

Она знала, что переступает черту. Но ей хотелось этого. Наконец, выманить Минерву на открытый разговор. Мучить ее старыми воспоминаниями, вызвать в ней чувство вины, которое погубит ее, испепелит изнутри, как испепелило душу самой Долорес. Тогда, много лет назад.

– Мой муж был хорошим человеком, – голос МакГонагалл вдруг зазвучал холодно и жестко. – И ему не следовало знать обо всех ошибках моей молодости. Та страница моей жизни давно вырвана и сожжена, а пепел развеян.

– Так значит, я была ошибкой?

Амбридж сама не заметила, как оказалась на ногах. К черту приторные улыбки, напускную вежливость, сладкое кокетство. Все внутри нее сжалось в один крошечный комок. Казалось, один коротенький ответ на повисший в воздухе вопрос способен убить ее или вернуть к жизни после стольких лет забвения и бесцельного по своей сути существования.

Но ответом ей была лишь тишина. А потом легкий шелест мантии по полу и тихий скрип закрывшейся двери.

Хогвартс, 1965 год.

– Мисс Амбридж, это уже третий случай с начала учебного года, – строгий голос профессора МакГонагалл эхом разносился по пустому классу, от чего создавалось впечатление, будто говорят сами стены. – Разве профессор Слизнорт не объяснял вам, что обзывать других студентов грязнокровками непозволительно? Разве вы не знаете, что это серьезное оскорбление?