Текст книги "Трудно быть замполитом (СИ)"
Автор книги: Бебель
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Очень сомневаюсь, что постовые все бросят и побегут сперва проверять камеру Коллина, чтобы проверить, точно ли он сбежал.
Пока я наматывал на руки Пегги кусок плаща, дабы они выглядели как связанные, она самоуверенно улыбалась, очевидно ощущая прилив адреналина.
Серина не разделяла энтузиазма:
– Я говорила, что твой замысел абсолютно безумен?
– Раз десять. Привыкай, я полон безумных замыслов.
Болит, сволочь, как же все болит…
– О, как это по мужски, прятать просчеты за самоуверенностью… Я жду вас ровно до зарницы! Не объявитесь, ищите себе другую дуру!
– Такой как ты не найдешь…
Серина было вспыхнула, но на улице послышался топот. Черт, все-таки слишком шумели… Ай ладно, бояться надо было «До», а не «во время».
Грубо хватив «блондинку», я потащил ее на свет приближающихся фонарей.
Глава 12
А че, так можно было?
На улице, впереди пары гвардейцев семенила тетка, причитающая о «клятых убивцах», что «ночами покою не дают». Заметив мою изуродованную физиономию, она осеклась и с визгами бросилась прочь, оставляя «эскорт» тихо охреневать в одиночестве. Похоже, от моего вида даже черти в аду перекрестились бы.
Борясь с головокружением и смахивая с лица кровь, я принялся за спектакль:
– Че встали⁈ Принимайте гостинец! – я пихнул Пегги в объятия замерших патрульных.
– Это кто?
– Кто-кто, беглеца поймал! Того, который «Веселого» на площади зарубил! Рыцарь этот, как его там…
Пегги замычала что-то непонятное, пытаясь подражать мужскому голосу. Этого оказалось достаточно, чтобы несчастная огребла под дых от седого стражника:
– Пасть сомкни, выродок! Чего с его рожей сотворил⁈ Глядеть боязно, будто срака разверзлась.
Во мне боролись две эмоции, с одной стороны, задолбали уже про лицо комментарии отпускать, а с другой, радостно, что они повелись. Я волновался, все кирдык, но они повелись. Хотя, как тут не повестись? У меня вся рожа в крови, а Пегги не человек, а сплошной синяк. Тут так, чисто по комплекции и серому плащу ориентироваться.
Хотя комплекция у меня явно не гвардейская.
Настал черед банальных вопросов, как, что, откуда. Я врал так, будто от этого зависела моя жизнь. Так, будто врал всю жизнь до этого. Короче, я врал как обычно. Про патруль, про то, как с темноты накинулась тень, про погибшего напарника…
– Погодь, так это ты его отделал? – седой кивнул на разбитую рожу «Коллина».
А, черт, заболтался! Кто поверит, что я рыцаря отделаю? Вон, седой уже подозревает что-то, на вшивость проверяет.
– Какой там… Напарник. Говорю, мне первому по харе полоснул! Пока оклемался, там уж все кончилось. Мне еще повезло, по затылку огреть удалось…
Седой слушал вполуха, не сводя глаз с лица «блондинки».
– Мертвее мертвого. – второй гвардеец вернулся из переулка, неся орудие убийства. – Не рожа, а варенье. Впрямь шестопером угостили, да так не скупясь, что глядеть тошно.
Раз он один, а его короткий меч мирно висит на поясе, Серина таки сумела оттащить живого гвардейца подальше, оставив только труп.
– Шестопером, говоришь… – седой взял с рук напарника окровавленную дубинку и взвесил ее в руке.
Он как-то нехорошо прищурился, глядя то на меня, то на Пегги, отчего мой сфинктер тут же сжался. Как бы не раскрыли…
– Вот чего предлагаю, мужики. Этого членососа мы живым не брали. До последнего, гад, не сдавался. Покуда череп не треснул.
Фух, я уж подумал, все, кабздец, сейчас как… Стоп, че он сказал⁈
– В смысле? А как же… Кхм, гарнизон? Арестовать?
– Чего мямлишь, какой гарнизон? Куда его, сызнова в каземат? Этож рыцарь! Сученок титулованный, вона как стоит, ничего не боится… Знает, падлюка, ничегошеньки ему не будет. Выкуп уплатит и пойдет себе дальше, бабье обижать, да мужичье в переулках резать. Но мы можем быть хитрее. Справедливость, мужики. Судить не только лорды могут, но и мы сами…
Пегги было дернулась, но ее быстро сбили с ног, укладывая лицом вниз и уже примеряясь дубинкой к затылку. Твою-то мать, о таком варианте я не думал…
– Нет, не можем!
Гвардейцы недоуменно уставились на меня.
– Чего не можем?
– Хитрее быть не можем, по уставу не положено!
– О, братишка, сильно же тебя приложило… Жить-то будешь?
– Это вас, приложило, под чужими окнами пленного рыцаря добивать! Он же денег стоит, штраф, выкуп, еще чего. Стюард прознает, такого устроит…
– То верно, донести-то донесут… Эх, срамота! Душегубца и того покарать не можем! А вот при старшем-то лорде такого позору не было. Чего разлегся⁈ – сапог угодил по ребрам многострадальной Пегги. – На ноги, живо!!!
Седой оставил напарника караулить в переулке, дабы местные труп до нитки не раздели, а сам двинул вместе с нами, то и дело интересуясь, как я там, живой ли еще.
Вот же сучья жизнь, а? Ну почему этот седой не мог оказаться каким-нибудь садистом? Почему он «нормальный»? Неплохой дядька, переживающий за своих и думающий не только о кошельке, но и о какой-то там высшей справедливости. Совсем не вписывается в образ злобного врага, которого надо обманывать и побеждать.
И оттого еще хуже становится, когда о трупе в переулке думаю. Ведь он не сбежал, ведь он бой принял. Напарника не бросил…
Как так выходит, что я, делая благородные, в общем-то, дела, вынужден подставлять и убивать нормальных, хороших людей? Ответ очевиден, херню я творю, а не дела делаю.
То и дело отвешивая «Коллину» пинки, седой сокрушался на тему «раньше было лучше»:
– Скажу между нами, паря. При старшей-то «рыбе» такого не бывало. Чтоб кто при рыбьем гербе на другого руку поднял да при ней остался? Ха! Два раза… Помню, как раз рыцарь один в кабаке перебрал да конюшонка зарубил, якобы, новые стремена на старые заменил. Пленить-то такого нельзя, не по закону. Так мы его с лестницы уронили, да так, что весь дух не вышел. То «рыба» повелел, о справедливости радел. А нынче…
Пользуясь болтливостью дядьки, я подтолкнул его в нужную сторону:
– А нынче только за монеты радеют.
– Ох ты каков, не по хвосту, а зараз в дырку? Именно, паря, что одни монеты на уме. До чего дошло, аж ворье с жульем продаем, что твои самоцветы. Ты поди новенький, а всеж слыхал, а? Преступников баронишке с запада, на каторгу ссылаем. Тот монетой звонкой платит, щедро за каждую голову дает. И нам перепадает, благо лорд не жадный. Но… Не по совести оно. Срамно оно, человека как скотину продавать.
Не понял, так та повозка с серебром от Клебера? Не от Мюратов? Нет, с одной стороны это объясняет виденный Сериной парус, но с другой… Что за бред, у Клебера отродясь столько денег не было! Может стюард умудрился арбалеты втридорога продать? Да даже если так, то на Клебер сроду за каторжников не платил, ему их за «просто так» ссылали. Чушь какая-то, ничего не понимаю.
Гарнизон являл собой несколько бревенчатых бараков у побережья, огороженных от остального города все той же деревянной стеной. Тренировочная площадка, небольшая кузня, конюшня… С виду и не скажешь, что у здешнего лорда аж тысячная армия в распоряжении.
У ворот нас окликнул часовой:
– Кто такие, кого тащите? А ну, на свет показались!
– Я те покажусь, я те так покажусь… – седой в два счета подскочил к караулу и врезал кулаком самому высокому. – Раззявы!!! Каждого со свету сживу, землю жрать заставлю! Вас сюда на что поставили⁈ Чтоб рыцаря прохлопать⁈
Гвардейцы резко подобрались, начиная блеять оправдания, одно тупее другого. То, как седой вел себя с остальными, однозначно указывало на его сержантское звание.
– Ты, за аптекарем, а вы двое, взяли этого выродка и в каземат, чтоб…
– Я сам отведу.
Седой удивленно поднял брови, глядя на кровь на моем лице. Он уже раскрыл рот, дабы оставить меня дожидаться аптекаря, но я перебил:
– Я поймал, я и отведу! А этим и хрен держать не доверю! Прохлопали раз, прохлопают второй. К тому же, хочу сам поглядеть, как эта тварь выбраться смогла. Уж не сговор ли…
– О каков… Ну добро, добро… Смотрите, увальни, вот как службу служат! С харей в крови и на косых ногах, но за общее радеют! А вы, недоноски, и свои сраки стеречь не способны! Тьфу… Погодите, вы у меня горя хапнете…
Так, надо завязывать, а то еще чуть-чуть, и я тут повышение получу.
Нагнав ужасу на бойцов, седой вновь хватил Пегги за рукав стеганки и потащил по лагерю.
– Да я как бы и один могу…
– Чавой?
– Не, ничего…
Не, отмазаться не выйдет, слишком подозрительно. Придется с ним переться.
Седой сходу двинул длинному бараку, пристроенному к стене. В отличие от прочих, этот был наполовину утоплен в землю и не имел прорубленных окошек. С виду, чисто продуктовый склад.
Минуя конюшню, я приметил знакомую телегу, пустую, как мой наградной лист. Ожидаемо. Серебро на свежем воздухе оставлять нельзя, тут же по чужим карманам разбежится. В казну оттащили, особняк лорда, подвал, или еще куда. А туда уже не пролежешь, ибо сколько Пегги не бей, а слитком она не прикинется.
Хотя, бабу молотом, будет баба золотом… Но молота тоже нет. И пес с ним, рыцарь важнее.
Дощатые ступеньки, грубая дверь с окошком, стук, ожидание, ответ и вот мы теснимся в узком коридоре, разглядывая пятый подбородок испуганного ключаря.
– К-к-как⁈ – только и вздыхал он, глядя то на «Коллина», то на хмурую рожу седого.
– А вот мы с парей и зашли полюбопытствовать, как при таком разгильдяйстве тебе еще ноздри не порвали.
– Та я чего, я ничего! Все по уму сообразил, в крайнюю определил!
– Вот мы тебя уму-разуму и обучим. Пошто замер, отворяй, не то догола раздену да самого в каземат брошу!
Ключарь быстро подхватил со стола стальную двузубую вилку и засеменил по узкому коридору, освещая путь вонючей жировой лампадой. Изнутри барак еще больше напоминал продуктовый склад. Даже шкуры на стенах остались – стопудово бывший ледник, наспех оборудованный под темницу. Значит, звукоизоляция тут будь здоров, как не ори, а снаружи не услышат…
Следуя по коридору, я насчитал несколько крепких дверей с наспех проделанными кормушками. Ничего не разглядеть, но судя по вони немытых тел, народу там битком.
Наконец, ключарь остановился у последней двери и, вдев вилку в паз, сдвинул железный штырь, служащий засовом. Дверь отворилась, свет коптильни осветил комнатушку с соломенной циновкой и пропахшим мочой ведром.
Седой уже хватил «Коллина» за рукав, дабы затолкать в каморку, но замер как вкопанный, заметив настоящего рыцаря. Красуясь парой синяков на лице, блондин продрал заспанные глаза и прищурился:
– Самнасрал?
– Господи, и ты туда же…
– Паря? Это чавой это их двое?
– А, ну так… Как бы… Типа… – я тянул резину, давая Пегги шанс среагировать, но девица явно переборщила с тормозухой. – А похер, все равно не услышат…
Поминая последние разы, когда я пытался тюкнуть кого-то по затылку, я решил не выпендриваться и со всех сил приложил коленом в пах ключаря. Под воображаемый перезвон бубенцов, он мешком повалился на пол, сжимая сокровенное.
– Ахтыж…
Седой оказался куда расторопнее. Не пытаясь взяться за меч, который в такой тесноте был почти бесполезен, он сорвал с пояса мелкий нож и бросился со спины. Не желая получить пару ножевых, я отскочил, но запнулся о тушу ключаря, заваливаясь на соломенный пол каморки. Не успела Пегги сняться с ручника, как огребла рукояткой в висок.
– Продал, да⁈ – плевался гвардеец, нависая надо мной. – Лордика, мужиков, меня продал⁈ На золотишко этого «подсирка» польстился⁈ Сговорился, сученышь…
Кровь с раны заливала глаза, я видел только неумолимо подступающий нож, метящий в мою глотку. Пытаясь отпихнуть седого, я нащупал нечто на его поясе и инстинктивно рванул на себя. Ругань сменилась криком. Седой отстранился, недоверчиво смотря на короткий меч, застрявший меж его ребер.
– Сученышь, ух сученышь…– он сквозь зубы шипел, врезаясь спиной в стену и роняя нож.
– Твою-то мать… – только и выдохнул я, утирая кровь с лица и глядя, как мужик оседает по стене. – Нет! Нет-нет-нет, нет, мать твою! Черт, да как же так, ну как⁈ Сука, да за чтож мне все это…
Под изумленными взглядами Пегги и рыцаря, я крутился вокруг седого, не зная как подступиться. Меч вытащить? А если он кровью истечет? Тогда… Да, точно, на бок его положить!
– Как больно… – едва слышно скулил он, протягивая ко мне слабеющие пальцы, пытаясь то ли схватить, то ли ударить. – Да добей уже, сученок, не мучь почем зря…
Столько раз внушал солдатам идею, что наши противники «не совсем люди». Высмеивал чужую культуру, религию, даже внешность. Показывал фотографии погибших сослуживцев, рассказывал про пытки в плену, про наркотики, которые употребляли партизаны, про их дикие обычаи. Делал все, чтобы избавить бойцов сомнений. Чтобы рука не дрогнула, чтобы башкой от чувства вины не поехали, чтобы лишние мысли не закрадывались.
Им я врал легко и успешно. Но как соврать самому себе? Где найти собственного замполита, который даст сигаретку, похлопает по плечу и скажет «про гранату ты правильно решил, ктож знать мог, что в подвале беженцы?».
Как тошно-то… Нет, не могу я седого бросить. Нельзя, он не заслужил. Никакой он, блин, не враг, а просто мужик, которому не посчастливилось оказаться не там и не с теми. Поступить на службу не к тому. Хотя, блин, они все «не те»…
Тряхнув головой, я отскочил от гвардейца и осмотрелся. Пегги вязала стонущего ключаря, а Коллин так и сидел на подстилке.
– Че расселся, за кем мы приперлись⁈ Вставай! – я швырнул Коллину плащ, снятый с седого. – Надевай, живо!
– Не знаю какое коварство ты затеял на сей раз, но второй раз я не обманусь. Хотя… – он поглядел на умирающего седого. – А, понял. Ты меня под казнь подвести удумал, будто это я их всех…
До чего же тупой ублюдок…
Подскочив, я пнул рыцаря по больной ноге, приводя в чувства.
– Встать, смирно!!!
– Как смеешь так…
– Отставить!!! Из-за тебя, сучонка, уже двух положили!!! Еще одно неподчинение, я тебя заживо сгною! Дебил малолетний, мы тебя спасать пришли, здесь тебя казнят, понял⁈ Собирайся живо! Переодевайся, плащ надень! А ты, дылда, херли тупишь⁈ С ключаря шмотки снимай и сама надевай! Быстрее, затупки, быстрее! Флегма обдристанная, никак пирожки не высрут…
В отличие от остальных офицеров, свой командирский голос мне приходилось тренировать перед зеркалом, а не плацу. Однако эффект был тот же – притихли даже соседние камеры, уже начинавшие голосить на тему «чего у вас там за кипиш?».
Коллин побледнел, ругнулся, но таки поднял серый плащ и повязал вокруг шеи.
Пройдя мимо Пегги, все еще возившейся с ключарем, я бросил:
– Разденешь, в камеру затащи! Или спрячь где, не знаю… Вообще насрать, главное, чтоб в коридоре не валялся! А сами снаружи встаньте, у двери! И чтоб без меня даже не пернули! Никого и пальцем не тронули, а кто подойдет, немыми притворяйтесь!
– Чего? Ты куда?
– За аптекарем. Да не за Сериной, а… Короче, в темпе, в темпе! Сейчас сюда толпа прибежит, вообще времени не будет.
Покинув бывший ледник и взбежав по ступеням, я кинулся к воротам, у которых уже зевала похмельная физиономия в белой робе:
– Спозаранку дергают… Эка страсть, лицо кому-то посекло! А до утра никак не обождать?
– Та мы-то чего? Сержант распорядился. Больно уж сердобольный. Но харю там знатно разорвало, как вертаются, сам уви…
Заметив меня, караул затих.
– Рыцарь сбежал, сержант при смерти!
– Опять⁈
– Опять! Че замерли⁈ За мной, недоумки, пока он там все стены кровью не раскрасил!
Гвардейцы неуверенно переглянулись:
– Так пост же…
– Какой пост, мы атеисты! Команда была бегом! Да быстрее, у него меч с пуза торчит!!!
Дважды повторять не пришлось, аптекарь и пара бойцов кинулись за мной к бараку.
Заметив плащи, Коллин с Пегги напряглись, но увидав меня, остались на месте. Подскочив к распахнутой двери, я встал у проема, размахивая рукой, будто сигнальщик на аэродроме:
– Скорее-скорее, крайняя комната! Да живее, помрет ведь!
Когда последний скрылся в глубине узкого коридора, с конца которого едва светила жировая коптилка, я прикрыл дверь и, рванув доску с земляной ступени, дабы упереть ее в ручку, но передумал. Много времени это не выиграет, к тому же, сразу нас раскроет. Пусть лучше сомневаются, не понимая, куда я подевался. Так больше времени пройдет, прежде чем до гвардейцев дойдет, кто я и чего здесь делал.
– Теперь уходим. Ртов не открывать, лица прятать, идти быстро, ясно⁈
– Без своего меча не уйду, а он…
Совсем охренел…
Подскочив, я влепил рыцарю пощечину:
– Доступно⁈ Добавить⁈
– Н-нет…
Хрена лысого я позволю этому козлу все обосрать! Раз уж я уже стал убийцей, так пусть хоть за дело! Этот членосос выберется отсюда, живым или мертвым, но выберется!
Коллин весь сжался, будто в испуге. Даже Пегги прятала глаза, не решаясь встречаться взглядом. Похоже, видок у меня еще тот. Глаза бешенные, рожа в крови, ношусь чего-то, рычу… А и похер!
Была мимолетная идея освободить остальных заключенных, но я ее выбросил. Мы не в кино, половина «зеков» либо не никуда не пойдет, ибо сроки мелки, либо наоборот, лютые уголовники, которых точно выпускать не стоит.
С ворот раздавался истеричный звон – караульный долбил молотком по металлической чушке, играющей роль тревожной сирены. Не сбавляя ход, я двинул прямиком на улицу.
– Стой, куда⁈
– Аптекарь за антибиотиками послал! Сильнее бей, чтоб все слышали, ну⁈ Че встал, бей!!!
Антибиотиков здесь, конечно, не знали, но уверенный тон и призыв к действию сделали свое дело, гвардеец вернулся к молоточку и чушке, долбя по ней со всей дури. Со спины кто-то пытался нас окликнуть, но я притворился, будто ничего не слышу из-за звона.
Луна едва показалась на небе, а половина города уже стояла на ушах. В таком шухере через ворота никак не выйти, но, к счастью, ворота нам и не нужны.
Укрывшись в переулке от пробежавшего мимо патруля, спешившего вызнать, что за хрень творится в гарнизоне, мы продолжили спуск к побережью.
– Быть того не может… – у самого причала раздался вздох Серины.
Прячась за одним из рыболовных плотов, она недоверчиво оглядывала Коллина.
– Тебе и впрямь удалось… Нет, Самнаврал, я беру слова назад, ты невероятен… Вот ведь впрямь говорят, дуракам везет!
– Ага, а потом догоняет и еще раз везет… Че встали⁈ На воду спускайте, по воде уходим! – я ткнул в ближайшую лодку.
– Обожди, я весла так и не сыскала! Мы не сможем воспользоваться лодкой, без…
Долбанув каблуком по доске одного из плотов, я вытащил обломок и бросил Серине.
– Ой… А так можно было?
Сказочные долбозвоны… И как нас только с гарнизона выпустили?
Глава 13
Лекарство от жизни
Идея воспользоваться морем казалась хорошей только до первой волны, едва не затопившей лодку. Быстро стало понятно, отчего сегодня ночью в море не нашлось ни одного рыбака. Пришлось вычерпывать воду горстями, пока остальные ошалело орудовали досками, пытаясь причалить обратно к берегу. И это еще повезло, что волны гнали к земле, а не уносили дальше в море, иначе бы это стало последней тупой идеей в моей жизни.
Раздолбав дно лодки об отмель, мы худо-бедно выползли на песок, насквозь мокрые и промерзшие.
Больше всех говнился Коллин, выливая воду с сапога:
– Я мыслил, пусть ты подлец, но умен и прозорлив. Теперь вижу, добродетели напрочь обошли тебя стороной
– Ну, за стены-то мы выбрались.
– Выбрались, да не там! Мы на восточном побережье, а не западном, нам надо к Хребту, а не от него. Чудо, если нам станется обойти город до рассвета, но даже с чудом, момент упущен. Без льготы времени пешему никогда не уйти от конного. Надо было не к докам, а к конюшне. Уж на своем «Строптивом» я бы…
– Окей, разрешаю вернуться и взять город штурмом. Коня тоже можешь приголубить. Але, парень, мы с гарнизона-то чисто на наглости выскочили, а ты на коне через ворота собрался. Скажи честно, тебя в детстве роняли?
– Еще слово и…
– Что, в жопу меня со злости поцелуешь? Я тебе жизнь спас, придурок, а ты только ноешь. Даже девчонки молчат, а ты все капризничаешь. Ты точно рыцарь?
Коллин скрипнул челюстью, сжал кулаки, но промолчал. Дурилка… Нет ничего проще, чем манипулировать «настоящими мужиками», особенно, в присутствии женщин.
Его мысль бежать сразу до Хребта казалась заманчивой, но была совершенно самоубийственной. С одной стороны, тысячная армия Дюфора, которая возвращается по дороге, а с другой, гвардейцы стюарда, которых пошлют в погоню к Янтарному заливу и горной тропе, связывающей залив и Хребет. Короче, молот и наковальня, никак не проскочишь.
Придется сперва чесать на восток и делать охреневший крюк. Опять. Походу, Серая сглазила, со своими «дураками» и «путями».
– Ох… – застонала Серина. – Вновь сапоги стаптывать… Напомните, а отчего я за вами хожу? Вы мне платите или может, ваша компания мне приятна?
– Тебе деваться некуда.
– Ах, да, верно… Моя жизнь была бы куда скучнее, если бы ты прилюдно не оплевал рыцаря и не обозвал графа куском фекалий в присутствии самой Аллерии.
– Что-что он сделал? – Коллин аж поперхнулся.
Я отмахнулся и начал помогать Пегги доставать с лодки промокшие одеяла.
Может это попытка оправдаться, но мне кажется, мои выкрутасы тут не при делах. Плевки и оскорбления, конечно, дело серьезное, в этом мире и за меньшее убивают, но в этом ли дело?
Если Хьюго такой бешенный и скорый на расправу, то какого черта он тратил свои последние вздохи, пытаясь предупредить стюарда, что я залез в телегу? Ведь мог же сначала добить Коллина или еще чего. Но нет, тыкал пальцами, хрипел до последнего. Я не взял ни слитка, с чего такая паника? Похоже, с того, что я их увидел.
Это кажется бредом, но если сделать пару предположений… Как на это смотрит Дюфор? Пришли какие-то бомжи с леса, их послали в расход чисто для подстраховки, но они не просто вернулись, они принесли вести о Больжедоре, со смертью которого про штурм пришлось забыть. Наговорили всякого разного, а потом не просто скрылись от возмездия, а поперлись прямиком в твои владения.
Либо они очень тупые и напрашиваются на смерть, либо наоборот, дохрена хитрые и уже пристраиваются к твоей жопе.
Не знаю как Дюфор нас выследил, скорее всего, так же как и Коллин, по кострищу в расщелине и следам. Точно так же я не знаю, что такого в этих слитках, как и где Хьюго их достал и почему они со стюардом так за них переживали. Причем тут торговля заключенными, Клебер и бог знает что еще – тоже понятия не имею.
Но одно можно сказать точно, Дюфор не хочет, чтобы кто-то лез в его делишки.
Хрен разберешь, чего он там мутит, и честно говоря, узнавать я не спешу.
Меньше знаешь, дольше живешь.
К восходу солнца берег окончательно растворился за горизонтом, и впереди открывались пахотные поля. Судя по множеству камней и сорняков, принадлежали они лорду, а не какой-нибудь деревне. Казенное поле, которое крестьянам приходится обрабатывать в нагрузку, дабы и дальше пользоваться «казенными» лесами, реками и воздухом.
Вид пашен не особо радовал, ибо пусть крестьяне нас и пальцем не тронут, но с готовностью укажут в нужную сторону, едва к ним прискачет гвардеец, расспрашивая о подозрительных чужаках. Однако останавливать колонну и делать крюк я не стал. Сейчас не жатва, не посевная, деревенских на полях быть не должно, ибо что им тут делать, смотреть как пшеница растет?
Едва не валясь с ног от усталости и боли в заново зашитой роже, я вполуха слушал болтовню Пегги и Коллина.
– Да прекратиж ты извиняться! Синяков мне наставил, эка страсть… Папаша куда крепче колотил, а это так, между ног ладошкой.
– В таком разе дозвольте поблагодарить за вызволение. Вы наихрабрейшая леди, из всех мною встреченных и я обязательно найду способ вам отплатить.
Во каблук…
– Та какой там… – смутилась «блондинка», с чьих волос уже облезала дешевая краска из-за купания в морской воде. – То не я, то Тамболит выдумал. Я же так, лишь тумаков получала, да мычала что корова, когда он меня страже сдал.
– Как это низко, подставлять даму под телесные оскорбления заради своей выгоды…
– Твояж выгода, тебя вызволяли.
Рыцарь быстро сменил тему, начиная в сотый раз сокрушаться о потере меча, коня, и о бастарде, чья смерть принесла столько проблем. Очевидно, Хьюго он за человека не считал, ибо раз тот был рожден вне брака, то значит в похоти и лжи. Стало быть он и сам являлся сосредоточением похоти и лжи, а принявший его в семью Дюфор навеки опозорил свой род.
Походу, я не за того рыцаря болел. Хьюго, конечно, нельзя было назвать приятным парнем, но у него хотя бы оправдание – с детства утирал плевки и издевки от таких, как Коллин.
Едва мы обошли первое поле, как мне резко поплохело. Головокружение усилилось, вынуждая ухватиться за деревце, дабы не упасть.
– Привал? Сызнова? – Коллин раздраженно фыркнул. – Да сколько можно⁈ Соберись, мужчина ты или слизняк?
Я хотел послать его в пешее эротическое, но осекся, чуя рвотный позыв. Не успел отплеваться и выслушать «ты как?» от Пегги, как ко мне подскочила Серина, сходу прикладывая ладонь ко лбу:
– Горячий… На лихорадку схоже. А ну, не дергайся…
Она внезапно прильнула и провела языком прямиком по болящей ране.
– Ты че творишь⁈
– М-м-м… – она чмокала, пробуя на вкус. – Тьфу! Так и знала, сладким дает… Наверняка, грязными руками трогал, недоумок! Дозволь обрадовать, у тебя лихорадка! Заражение началось.
Трогать я ничего не трогал, но с раскрытой раной валяться на соломенном полу барака, а потом с ней же соваться в морскую воду – такая себе идея. Конечно же инфекцию занес, как могло быть иначе. С моим-то везением…
– И че делать?
– Перестать быть болваном! Я еще в тот раз весь винный уксус на тебя извела, а новый… Проклятье, так и не купила! Все из-за тебя и твоей затеи вызволить этого дуболома!
Она вскочила и принялась нарезать круги по полянке, тихо матерясь в полголоса. Кляла меня или свою забывчивость – я так и не понял. Скорее, и то и другое.
Коллин скривился:
– Леди не пристало так выражаться.
– А рыцарю быть ворчливой бабкой! Этот доходяга почти покойник, а все из-за тебя! С кем теперь мне… А-а-а, кретины недоношенные! Надоели…
Едва не сболтнув лишнего, она наконец взяла себя в руки:
– Все, довольно. Я веду его обратно город, а вы уходите, вас это…
– Блин, Серая, ты совсем поехала⁈ Никаких городов, нас там на первом же суку вздернут! Просто сделай что-нибудь, вот и все.
Удивительно с какой легкостью я полагаюсь на человека, который еще месяц назад собирался срезать мою кожу и пришить ее кому-то другому.
– Замполит, я аптекарь, а никакая не волшебница. Я не могу излечить заражение добрым словом и солнечным светом. Нам нужны лекарства. Настоящие, не «змеиное масло».
Раз она впервые не переврала мое «имя», дело действительно дрянь.
– Я схожу. – влезла Пегги. – Скажи, что нужно достать и я…
– Отставить! Никто никуда не идет!
Уже не имея сил спорить, я посмотрел на Коллина. Рыцарь безразлично кивнул:
– Гнилоуст здраво мыслит, безопаснее целовать волка в зад, нежели подходить к воротам.
Серина мрачно покачала головой:
– Вы не понимаете, еще до заката начнется гнилокровие. Дальше конец, неизлечимо. В каком-то смысле, он сгниет заживо, в бреду и мокрых портках.
– Спасибо за надежду, доктор.
Серина долго жевала губу, не вмешиваясь спор Коллина и Пегги на тему стоит ли рисковать и идти в город. Наконец, она скинула с плеча еще мокрый плащ и сняла с пояса кошель с инструментами.
– Довольно слов! Дуболом, собирай дрова для костра, а ты, простушка, разыщи воду.
– А я?
– А ты ложись на спину и дай себя связать.
– Мне нравится как это звучит… Давай, плюнь мне в лицо и назови вещью!
Башка не соображала и я совсем не следил за словами, периодически переключаясь на родной язык. К счастью, Серина не придавала этому значения, списывая на разгорающуюся лихорадку.
Вскоре рядом задымил костерок, а в медной кастрюльке закипела вода. Глядя как Серина выливает в кипяток последние капли вина из фляги, Коллин вздрогнул:
– Я слышал о там. Еще в древние времена лекари прижигали раны кипящим вином.
– Че⁈ Не-не, не надо прижигать, я и так горячая штучка…
– Лежи, смирно! А вы держите его покрепче, а говорите поменьше. Кипятком прижигать, что за ерунда? Единственная болезнь, от которой излечивает кипящее вино, зовется «жизнь». Сердце такой боли не выдержит, разорвется.
Аптекарь закинула в кастрюльку хирургические инструменты и тряпку, а сама уселась задом на мою грудь, начиная срезать швы ножницами:
– Прижечь, как же. Было бы так просто… Не-е-ет, тут тонкими слоями снимать «сладкую» плоть, пока вкус не станет соленым. Ничего особенного, не считая факта, что у меня один только болиголов остался, а я его для готовки ядов исполь… То есть… Кхм, много его нельзя. Придется без одурманивания…
Закончив со швами, она сунула мне деревянную ложку.
– Чтобы язык не откусить… Крепись, мой уродливый приятель, крепись и старайся не обмочиться, не хочу платье стирать.
– Доктор, а сраться можно?
Пока удаляли отмершие ткани, мне казалось, я смогу выдержать. Но когда серебряный скальпель начал углубляться… Даже не знаю, кричал ли я взаправду или вопли слышались только в моей голове. Наверное в голове, ибо зубы были слишком заняты, вгрызаясь в ложку.
Вот тебе и местная медицина, мать ее… Ладно Серина хоть реально обученная, а не какой-нибудь деревенский травник, который каждую хворь лечит экстремальной уринотерапией.
Блин, о чем я только думал вскрывая рану? Она ведь не дверь, захотел открыл, захотел, закрыл. Дурак, ну дурак, ведь…
Коллин и Пегги сменяли друг друга, выбиваясь из сил в попытках удержать меня на месте. С каждым новым слоем слабело сознание. На границе разума начал слышаться певучий голос, раз за разом повторяющий о леди и уплаченных долгах. Румянец на щеках, счастливый блеск зеленых глаз, арбалетный болт и жарких губ застывший лед. Под омерзительный гогот сотен глоток, кровь каплями текла с наконечника, градом тарабаня по простреленной ноге, стянутой розовым медицинским жгутом.
Из тьмы выплыли равнины и холмы, между которыми растянулась грунтовая дорога. Позади пылили грузовики, впереди лязгал танк. Сидя на броне транспортера и жмурясь от солнца, я взглядом провожал заржавевший остов машины, брошенной на обочине.
– Фугас. – зевнул наводчик, болтая ногами в люке башни. – С задержкой ставили, под кузовом рванул. Миноискатель такую залупу не берет, только собака могет.
– Долго еще ехать?
– К ужину успеем, если без сюрпризов пойдет.
– Твою-то мать…
Скука, какая же скука… Если бы я знал, что на войне так скучно, черта лысого сюда записался! Плетемся как улитки, медленнее пешехода. Впереди идут саперы с миноискателями, за ними кинологи, потом танк с тралом и мы вслед за ним. Все это двигается та-а-ак медленно… Еще и останавливаемся каждые полчаса из-за этих идиотов с разведвзвода, которые топают в полукилометре впереди, выискивая засады. Вечно им что-то мерещится…
– О, кажись нашли! – голос наводчика вторил собачьему лаю. – Уже обед, а это только первая за сегодня. Походу, у лохмачей вообще нихера не осталось, экономят.








