Текст книги "Трудно быть замполитом (СИ)"

Автор книги: Бебель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Но кто, блин⁈ Если я для рябого, кто для безухого⁈

Мужики потихоньку бросали инструменты и выстраивались в очередь у грубой лавки с мисками, ожидая пока с другого края двора принесут казан.

Может у девки спросить? Типа, кто ей больше всех нравится? Не, даже по моим широким меркам это какой-то идиотизм…

Пара пленников, назначенных на кухню, поставила бурлящий котел на лавку и принялась за раздачу. Один за другим, мужики разбредались по двору, занимая камни и валуны, будто столики в кафе. Взяв порцию последним, я приземлился за вчерашний камень, где уже знакомая парочка дула на чадящие миски:

– Ух, аж плошка жжется!

– Во-во! Язык обваришь…

Устав разглядывать пленников, я нехотя взялся за ложку, постепенно смиряясь, что это дерьмо станет последним обедом в моей жизни. Но остановился. Под миской, на поросшем мхом валуне, протянулась тонкая трещинка. Зарубка, которую вчера оставил арбалетный болт.

– «В кого метил»…

Мужики недоуменно подняли головы, глядя, как я ковыряю пальцем трещинку. А ведь это правильный вопрос! Очень важный, мать его! В кого метил рябой? Ведь я с другой стороны сидел! И этот ублюдок с арбалетом стрелял вовсе не в безухого, а запугивал, метя в… В его донора. В парнишку-караванщика, что сейчас относит порцию девчонке у стены.

– Эй, куда встал? А ну брось, главный залютует!

– Во-во! Вчера не хватило⁈

Держа в руках горячую миску с мерзкой, дымящей жижей, я двигал к стене. Заметив мое приближение, девица нахмурилась, а парнишка недоуменно обернулся:

– «Свежачок»? Ты чего это, накажут ведь! Вернись, покуда не заме…

– Закрой глаза. Закрой и… Кричи.

Прости, пацан, но так надо.

Недоуменное «А?» превратилось в звериный вопль, когда я окатил парня жгучей баландой из миски. Несчастный рухнул на колени, закрываясь руками, будто это могло спасти от боли. Швырнув плошку, я пару раз пнул под ребра, заставляя пацана визжать еще сильнее.

Истошные крики немедленно привлекли внимание бандитов. Безухий устремился к нам, сыпя проклятиями и едва не сметая камни на своем пути. Отпихнув меня он подскочил к пацану и схватил того за волосы, заставляя показать лицо. Прилипшие куски сельди и пшена смотрелись бубонами и нарывами, придавая обваренной коже ужасающий вид.

Впрочем… Пока рано судить, но надеюсь все же не изуродовал. Каша пусть и очень горячая, но все же не кипяток. Хотя выглядит реально стремно.

Борясь с дрожью в коленях, я подкинул дров в разгорающийся подо мной костер:

– Че зыришь⁈ А нехрен к чужим бабам лезть! Че, говнюк мелкий, у меня увести решил⁈ А вот…

– Закрой пасть!!!

– Сам закрой!!! – мой собственный командирский тон заставил безухого вздрогнуть. – Че думаешь, не знаю, чего ты тут затеял⁈ Да я сейчас всем расскажу, как вы…

Как и в прошлый раз, в лишних провокациях безухий не нуждался. Хватив за пояс, он рванул рукоять кинжала. Мир куда-то испарился. Ни девицы, ни главаря, ни двора. Только тьма и боль. Страшная, пронизывающая до самого затылка.

В сознание вернули вопли. Собственные вопли. Катаясь по земле, я хватался за рассеченное лицо. Вместо того чтобы пырнуть или вскрыть глотку, главарь со злости рубанул куда придется. А пришлось так, что аж нос раскололся надвое.

Мгновенная карма, замполит получает по заслугам… Черный юмор, мать его.

– Да чтож ты… – надо мной причитал голос рябого. – Второй раз! Второй! Чтож мне, сызнова себе тушу выискивать⁈

Рванув за шкирку, он насильно поставил меня на колени, вынуждая показать лицо. Дрогнув от омерзения, он отшвырнул меня, словно червивую колбасу.

– Кому велено, на пост вертайся!!!

– Сам вертайся! Пошто искалечил⁈ Своего просрал, так и моего губить⁈ Старого прирезал и этого туда же⁈

– Закрой пасть!!! Команда была верну…

– Пососи шершавый хер, команда!!! Это у лорденышей команда, а у нас делиться заведено!!! У своих не хапать, в бурдюки не ссать! Нет, я неверно говорю⁈ Мы здесь за не ради его ушей пыхтим! Мне рожу, тебе пальцы, тому нос! А этот всех без «скота» оставить норовит, все хапает! Сегодня моего угробил, завтра твоего! Аж самострел, что мне девка подарила, и тот «на общее» захапать рвется! А перстенек-то на общее не дает…

Рябой размахивал арбалетом, обращаясь к подельникам, что подтягивались к разборкам. Ситуация обострялась с каждым мгновением.

Лицо жжет, будто скипидаром, но глаза худо-бедно видят, пусть и слезятся, сволочи… Глядя, как девица стирает с ошпаренного пацана налипшую баланду, я пропустил момент, когда конфликт между рябым и безухим достиг апогея.

– Закрой пасть, закрой, закрой!!! Прекрати голосить на весь двор, подтирка ты шлюшья!!! Они же все слышат, они же…

В лицо брызнуло что-то холодное. Арбалетный болт угодил в раскрытую пасть главаря и из пробитого затылка на меня смотрел наконечник. Безухий забавно махал руками, пытаясь вытащить болт, но хватал лишь воздух. Повреждение мозга начисто лишило его чувства пространства.

Господи, неужели получилось? Даже не верится…

– Заткнул⁈ Заткнул мою пасть, а? То-то же!

Потешаясь над умирающим, рябой не замечал, как его подельники тревожно переглядываются, отступая ближе к стене. Услышав перепалку «скот» менял миски на молотки и пилы, угрожающе напирая на своих «пастухов». После всех этих воплей, даже самый тупой из пленников понял, никто их никуда не отпустит. Пусть хоть сто крепостей починят, а финал один.

Спасибо рябому. Говнюк сэкономил мне кучу времени, голося на весь двор. А то я бы неделю угробил, разжевывая и доказывая планы уголовников. И это если повезло и главарь не избавился бы от меня прежде, чем удалось подбить бунт.

А так… Считай само вышло. Но рожа болит… Ух. Как бы сознание не потерять.

– Чего удумали, доходяги⁈ Кнутом отходить, али сами образумитесь⁈

– А поди сюда, образумь!

– Во-во! Не боись, не больно зарежем!

Конечно, приятно, что рабочий класс вспомнил о своих правах, но все же паршивый расклад. Шесть пленников на семь бандитов. Один из которых эта ублюдочная, рябая туша. Здоровый говнюк, вокруг которого теперь группируются напуганные подельники. Еще и работяги остерегаются нападать первыми, давая время перезарядить арбалет. Блин, этот момент я не продумал… Как бы они вместо бунта тупо побег не устроили. Ворота-то сейчас никто не охраняет, так зачем нарываться, когда можно сбежать? Черт, а ведь могут и договориться попробовать! Ну точно, вон, уголовники уже «пыл охладить» предлагают…

Нет, ребята, мирного решения не будет. Не ради ваших жизней я на ножи прыгаю.

Голова гудела, ноги дрожали, а лицо пылало пламенем, но я все же сумел подняться на ноги, сжимая в руке камень. Уголовники были слишком заняты происходящим во дворе, чтобы заметить, как я подбираюсь со спины.

Рябой что-то почуял, но камень уже впечатался в его затылок. Арбалет шлепнулся на землю и выстрелил, пробивая ногу одного из работяг.

Двор огласили истеричные вопли, ставшие сигналом начала стачки. Кто-то метнул деревянный молоток и удачно выбил чужой глаз, а кто-то осел на колено, с воплями пытаясь вытащить застрявший в ребрах нож. Происходящее чем-то напоминало игры в кучу малу в детском доме, только если там слышался смех или обиженный плач, то здесь – хруст ломающихся костей и крики боли. Что работяги, что уголовники, поначалу такие нерешительные, быстро входили во вкус. Убей или будь убитым, что может быть проще?

К сожалению, толстый череп защищал рябого не только от попадания умных мыслей, но и от смертельных травм. Не успел я добавить по башке еще пару раз, как урод рванул меня за грудки, размазывая о крепостную стену.

– Смелый да, смелый⁈ – повторял он слова убитого командира, колотя меня головой о кладку. – Доходяга оборзевший, я тебя как твою суку натяну!

Я отчаянно пытался отбиться, вырваться, ударить в ответ. Тщетно. Не могу. Не получается! Он сильный, я слабый! Всегда, блин, так было! Не вышел ростом, не вышел силой. Рожей только вышел. Но какой с нее…

Громадная лапа, держащая мою шею, куда-то испарилась. Падая на задницу и заходясь в истошном кашле, я не сразу заметил, как надо мной скачет тень. Две тени.

Подойдя сзади и оседлав спину громилы, девица взяла его шею в замок. Загорелые женские бицепсы резко контрастировали с рябым лицом, которое с каждой секундой приобретало пурпурные оттенки. Идиот сучил руками, пытался дотянуться, сбросить, – бестолку. Колени дрогнули, он осел, но женщина не ослабила хватки. Она душила и душила, даже когда лицо почернело, когда изо рта вывалился язык, когда глаза закатились, а тело задрожало в предсмертных конвульсиях.

В каком-то очень извращенном смысле, это даже красиво… Хотя не, я просто сотрясение заработал. Черт, как башка-то… О-ох…

Стачка подходила к концу. Не привычные к честной драке уголовники уступили работягам. Кто лежал с проломленным черепом, кто-то взывал о пощаде. Один умудрился вырваться и перелезть за высокий частокол, что стоял на месте разрушенных ворот, но в одиночку и без припасов далеко не уйдет. Да и какая разница? Он с нами в караване не шел, к Коллет отношения не имел. Пусть бежит.

– От-так-вот! Ишь удумали, за скотину убойную держать! – крепкий мясник отвесил оплеуху сдавшемуся бандиту и обернулся, будто ожидая закономерное «во-во».

Тишина. Его худой приятель лежал среди убитых со сдавленной глоткой. Получив в самом начале болтом в ногу, бедолага оказался растоптан в пылу драки.

Лицо жгло огнем, но я так сидел, прислоняясь спиной к стене и глядя на бездыханное тело рябого. Даже когда бывшие пленники перестали избивать пленителей. Даже когда их кинули в подвал башни. Даже когда работяги начали ломать люк на верхние этажи башни, в желании отметить победу и помянуть павших чем-нибудь кроме гнилой сельди.

Ничего не чувствую. Вроде вот она, месть, лежит, остывает, скоро пованивать начнет. А ничего. Все та же тупая пустота в груди, желание зарыться под ближайший камень и сдохнуть. Коллет больше нет. Убей всех, а мир сожги, но этого никак не изменить.

Звучит театрально, но в ее смерти виноват я, а никакие-то там рябые, безухие или тупые. Ее убили благие помыслы, а не злые козни. Использовал и вывел ее в расход, как того тощего, с простреленной ногой. Случайно, ненамеренно, но разве это как-то оправдывает?

– Не ломается! – развел руками один из мужиков, выходя из башни. – Будто кто изнутри подпер! Чай и впрямь колдун какой, а? Затаился наверху башни, носу не показывает?

– Ну коли затаился, то…

– Знамя!!!

Вопя во весь голос, через двор бежал молодой караванщик. Его обожженная кожа была красной до неприличия, виднелись вздувшиеся волдыри, но на лице сияла улыбка.

– А? Перекрещенная десница? Отродясь не видывал.

– Чтоб еще и золотая на черном… Не, не слыхал.

– Тож Клеберовское знамя! Баронишка такой, с юга. Родные края, хрен трески мне в ухо!

Нет, вы издеваетесь! Я, конечно, думал о смерти, но точно не такой.

Перестав заблевывать крепостную стену и размышлять о тяжести сотрясения мозга, я, кряхтя и чертыхаясь, доковылял до частокола, расположенного на месте давно поломанных ворот.

Примерно в паре километров, по летнему лугу двигался небольшой отряд из пятерых всадников и неопределенного числа пеших. Четыре гвардейца, стюард и… И хрен знает кто еще. Караванщиков или наемников подрядили, наверное. По следам выследили.

– Так тож чего, зазря кровь лили? Выходит, нас бы и так вызволили⁈

– Та, держи карман шире… Лиходеи бы в башне заперлись, а нас сызнова в погреб. А как выкуривать? Знамо-дело, подпалить! Мерзавцы-то, авось, с бойниц да трещин поспрыгивали бы, а мы… А мы в погребе угорели.

– Вот пущай тогда они люк и ломают…

Бывшие пленники слишком увлеклись болтовней и не заметили, как я перелез частокол и быстро-быстро заковылял вдоль стены. Поближе к лесу и подальше от крепости, стюарда и костра, на котором меня поджарит барон.

Не то чтобы на фоне последних событий я ощущал какую-то особую тягу к жизни, но есть куда более приятные способы помереть, чем попасться стюарду. Ведь и в кипятке сварить могут, безо всяких шуток.

Каждый шаг давался болью, даже дуновение прохладного ветерка отзывалось кипящей агонией на рассеченном лице. Дойдя до первых деревьев и убедившись, что знамя замерло у стен руин, а не преследует меня, я усмехнулся.

Вот и конец, лейтенант. Уйдешь от барона, сожрут волки, уйдешь от волков, прикончит гангрена. Все, финиш. Закономерный финал истории заместителя по воспитательной работе, который решил повоевать, но полем боя стала его жопа.

А ведь хотел как лучше. И «там» и «тут». Что-то изменить, исправить сделать. Отвоевать, пойти в политику, пробиться повыше и, с помощью обретенной власти, сделать жизнь в хоть капельку честнее. А итог? Удушился ремнем безопасности в перевернутом джипе, под дебильным названием «Тигр».

Здесь та же фигня. Все в высокий замок метил, революциями грезил, прогрессом, а… Только хуже сделал. Сколько жизней загубил, сколько крови пролил, а все бестолку. Гибель Коллет это апофеоз, эпитафия и подведение итогов.

Хруст веток прервал самокопания. Вздрогнув, я уставился на девичью фигуру, пролезающую через куст.

Не понял, а ее-то куда несет⁈

– Фух, едва проскочила… Ну что? Что зыркаешь?

– Не уверен, с чего начать… Ты че тут делаешь⁈

– Ну…

Девица смахнула с челки застрявшую ветку и демонстративно огладила заткнутый за пояс кинжал, что она сперла с трупа главаря:

– Не стану спрашивать, почему ты бежишь от знамени и о какой «леди» начал допытывать тот толстый управитель. Даже не спрошу, отчего ты так отчаянно прыгал на клинок, пытаясь поднять мятеж. Но, коли я цела и на свободе благодаря тебе… Скажу так, я всегда плачу свои долги.

– В жизни не слышал ничего бредовее…

А ведь сколько присяг принял!

– В нос я тоже дать могу, а потому попридержи яз…

Ветки снова захрустели, заставляя мое нутро заледенеть. Однако вместо стюарда, барона, или драконьей жопы, из кустов вынырнула еще одна девичья фигура. Не такая мускулистая и высокая, как первая, зато в дорожном платье. В том самом, которое носила Коллет.

– Фух… Фу-у-ух… Дозвольте дух перевести…

Стройная дамочка выглядела так, будто только что пробежала марафон. Или, что вероятнее, спустилась по веревке с башни и добежала до леса.

– А ты еще кто⁈ – только и выдохнула брюнетка. – Обожди, это не про тебя тот пузан с десницей спрашивал? Ты «леди»?

– Я? Да-да, совершенно верно, я самая, что ни на есть…

– Ведьма. – перебил я. – C башни.

Глава 3
По диагонали

К чести дамочки, она не пыталась прикинуться шлангом и изобразить туриста, отрицая связь с бандитами.

– Ведьма? Я⁈ Да как ты мог такое… Я такая же жертва, как и вы! Нет, даже большая! Не обделенная красотой, ставшая игрушкой для этих мерзких, похотливых… Ночь за ночью они терзали мою румяную плоть, раз за разом, круг за кругом…

Шмыгнув носом, она отвернулась, скрывая то ли слезы, то ли покрасневшие щеки. Уж больно со вкусом обрисовала.

Брюнетка виновато убрала руку от кинжала, которым безухий совсем недавно ополовинил мне лицо, и недовольно зыркнув на меня, тронула дамочку за плечо:

– Как бы… Не обращай внимания, он мнительный. Он сам не верит, что ты была заодно с теми мерзавцами. Не верит же, верно⁈

Голова трещала и плаксивые завывания нисколько не помогали. Осторожно ощупав горящее лицо, рана на котором все еще подтекала, я указал пальцем на плащ дамочки:

– Он принадлежал моей… Моей спутнице. Тот высерок, которого ты задушила, застрелил ее из арбалета. Тело раздели, надругались, и бросили в поле. Потому встает вопрос, почему теперь я вижу ее одежду на этой девке.

На словах звучит просто, обыденно, будто в Коллет молния ударила. А я не при делах, ничего не видел, не слышал, и никакого отношения не имел.

Загорелая рука брюнетки соскользнула с плаща девушки и вновь потянулась к кинжалу на поясе.

– Клевета и наветы! – плаксиво запротестовала дамочка. – Почему ты веришь ему, а не мне! Он заблуждается!

К удивлению, брюнетка осталась на моей стороне:

– Может так, а может и нет. От этого доходяги за лигу пахнет мерзавцем, но все же его слову я верю куда больше твоего.

Плач быстро пошел на убыль. Бледная дамочка отбросила кривляния и нахмурилась, разглядывая кинжал, на котором еще виднелись капли моей крови.

Странная она. И волосы непонятные. Будто светленькие, но какой-то сединой отдает. Цвет не серебра, железа. И, вроде бы, даже не крашенные. Ростом она заметно ниже брюнетки и ее тонкие ручки не идут ни в какое сравнение с загорелыми «банками» соперницы, но ни намека на страх. Даже особо не нервничает.

Черт, надеюсь я ошибся и она не настоящая ведьма. Иначе нам полный пиз…

– Чтож, ваши подозрения не беспочвенны, однако уверяю, мои слова не ложь! Я воистину жертва ровно настолько, насколько и все прочие, пусть моя темница располагалась на вершине башни, а не в погребе.

С ее слов, она угодила в плен во время путешествия до Хребта. Обоз, в который ее взяли, перебили, но ей сохранили жизнь, как ценному трофею. Не каждый день можно заграбастать аж целого аптекаря.

– Посмотрите мне в глаза и скажите, что поступили бы иначе! Разумеется, я солгала! Рассказала, будто редкая мастерица, а то вовсе, всамделишный магистр врачевания. Сочинила о запретных практиках, которые якобы изучаю, о том, как выучилась пересаживать части тел и органы от одного человека к другому. Их сокровенные желания были слишком очевидными, дабы не воспользоваться. Или что, лучше умереть от бесчестья или кинжалов?

Брюнетка брезгливо сплюнула:

– Лучше. Из-за твоей брехни они стали нападать на целые караваны. Тот, с которым я добиралась до Хребта, вырезали наполовину.

– Я хотела выжить! Выжить и сбежать! А покуда не сбежала, то, разумеется, мне приходилось внушать иллюзии и возводить декорации, дабы подонки верили, будто я впрямь способна излечить их уродства. Про сельдь эту вонючую выдумала, будто ею откармливать надо, наврала, что пытки и избиения портят «материал»… Любой разумный человек поступил бы так же!

– Декора… Что?

– Говоря «декорации», я подразумеваю явление, не имеющее иной задачи, кроме как занимать место. Как твоя пустая голова, к примеру.

– Ах ты мелкая…

Лошадиное фырканье раздалось в опасной близости, заставляя обеих идиоток заткнуться. Пара конных гвардейцев следовала по опушке, шумно переговариваясь:

– Следы ищи, не бурчи!

– Та недомерок издох давно! Али на севера с «принцесской» сбежал! С неделю дурью маемся… А у меня дома жена на сносях!

– Все равно не от тебя…

– Чего сказал⁈

Ведя высокоинтеллектуальный диспут, щедро сдобренный матом, всадники чинно прошли мимо, не заметив нас сквозь кусты. На этот раз повезло, но только на этот. Пока стюард не уверен, что я здесь был, но как только увидит свой перстень, которым Коллет расплатилась с безухим и который снял с трупа один из работяг, – гвардейцы не то что в кусты, в каждую дырку без мыла пролезут.

Управителю очень нужна моя жопа иначе на кон поставят уже его очко, ибо такое безнаказанным оставлять нельзя. Не то чтобы барону было особое дело до племянницы, но местные князьки крайне щепетильны в вопросах престижа. Арбалеты бы простил. Руки отрубил, ноздри вырвал, и простил. Но за Коллет он обязан спросить. Она член семьи, пусть и дальний. Такое спускать нельзя, не то слабым покажешься. А со слабыми не церемонятся, слабых жрут.

Кашлянув, дамочка стрельнула глазами в меня:

– Полагаю, под «недомерком» подразумевали тебя?

Ответ был излишним. Аптекарь шумно фыркнула, похоже, разочарованная, что искали не ее.

– Пешему не уйти от конного. – брюнетка провожала всадников взглядом. – Коли вернуться на дорогу, еще до завтра настигнут.

– В таком разе, мы могли бы затаиться, дожидаясь, покуда знамя не покинет стены руин, и уже тогда…

Даже не пытается отрицать, что прячется. Впрочем, наверняка у нее заготовлено оправдание. А вот какое шило в жопе у спортсменки, вопрос открытый.

– Не покинет. – отлипнув от дерева я едва сдержал рвотный позыв. – Даже не надейся. Меня он до победного искать будет.

– Изумительная честность… Я мыслила, отмалчиваться изволишь. Дозволь осведомиться, чем же ты им так насолил?

Проще сказать, чем нет. Спортсменка права, на своих двоих от коней не скрыться, но то в чистом поле. Среди деревьев они не поскачут, лошади в кроличьих норках все ноги переломают.

– Лес⁈ Скрыться в лесу? Ох и порядком твоей голове досталось, коли такое на ум пришло…

Я хотел во всех красках описать, как мне насрать на мнение какой-то бледной сволочи, имеющей мутную связь с уголовниками, но тошнота заставила повременить с разборками.

– Прекрасно, просто чудесно… – ворчала аптекарь, стряхивая мою блевотину с сапожка. – И чем я только думала, когда решила, что с вами будет безопаснее… Возможно, обдурить этого стюарда было бы куда… Кхм. Не важно.

Брюнетка оказалась куда менее брезгливой. Подхватив мое ослабевшее тело и представив плечо для опоры, она повела меня меж деревьями. Я пытался протестовать, но получил только:

– Не упрямься, болван! Смотреть больно, как мертвец. Идем скорее, надо твоей раной заняться.

Пришлось умолкнуть, позволяя девичьим мускулам делать всю работу. И почему она помогает? Ей-то с чего Клеберов боятся? Ладно эта бледная жопа, ей деваться некуда, ибо врет она или нет, а на костре все равно зажарят от греха подальше. Но спортсменке зачем рисковать? Она даже не знает, почему я прячусь от стюарда, – так какого хрена помогает? Сначала рябого придушила, теперь меня тащит. Это у нее хобби такое, незнакомых мужиков покрывать или у нее самой рыло в пуху?

Черт, ну и мутные пассажиры подобрались…

* * *

Мы не успели далеко забраться, прежде чем солнце окончательно скрылось за деревьями и лес укутала тьма. Но расстояние до глаз гвардейцев оказалось достаточным, дабы можно было безопасно развести костер. С которым поначалу возникли проблемы, однако бледная дамочка, прихватила с башни увесистую сумку.

– Даже огнива взять не потрудились… Ни еды, ни соли, ни даже плащей, вот чтобы вы без меня делали? С таким интеллектом, как только дышать не забываете? А все одно, коситесь, подозрения выпячиваете… Тьфу!

Брюнетка недовольно кривилась, продолжая подкидывать хворост в разгорающееся пламя, но молчала. Поворчав еще с полминуты, но так и не добившись реакции, аптекарь вернулась к пропитанной уксусом тряпке и ране на моем лице.

– Не дергайся, еще не начала!

– Я заранее практикуюсь…

Стиснув зубы, я закрыл глаза, готовясь стойко и мужественно перенести все тяготы и невзгоды средневековой жизни. Не помогло.

– Замри! Замри, кому… Да не вопи так! До чего голосистый… Ай, в пекло! Эй, девка! А ну держи его! Крепче, крепче держи! Ох, чего же начнется, когда за иглу возьмусь…

Боли не было. Была агония. Слово «страдание» не описывало и десятой доли интересных ощущений, что я испытывал во время процесса. И кто меня за язык дернул попросить осмотреть раны? Как же горит-то…

Когда все кончилось, аптекарь начала складывать «пыточные» инструменты в кожаный кошель. Хирургические ножницы, скальпель, шило, крошечная пилка для хрящей, все они были выполнено из чистого серебра. Не только ради понтов, но и для слабого бактерицидного эффекта, которым обладал этот благородный металл.

Стянув кошель шнурком, аптекарь устало вздохнула:

– Жить будет, а благо ли это, оставлю на чужой суд. Но только попробуй заявить про кривизну строчек, сам виноват, нечего дергаться!

Ощупав пришитую на место ноздрю и шов, что протянулся через все лицо, я промямлил дежурные благодарности и подсел к костру поближе. Глядя, как на прутиках подгорает пара беличьих тушек, я не сразу заметил охреневающие девичьи взгляды.

– Че? Чего так смотрите?

– Как бы… Твоя рана… Она ужасна.

– Не в моих правилах ругать свой труд, но, мамочки, вот это страхолюдина! Отныне тебя взамен пугала ставить можно. Ни одно зеркало не стерпит, лопнет.

– Да ну нахрен! Не может быть так плохо!

– О, еще как может! Представь, что у тебя появился новый рот. Мерзкий, рыбий рот. И протянулся он через все лицо по диагонали.

– Диаго…

– Наискосок, дура деревенская.

Брюнетка окрысилась, но снова проигнорировала оскорбление, возвращаясь к самолично пойманным белкам, ограничившись только:

– Ерунда. Шрамы украшают мужчину.

– О, так это не ты мгновение назад назвала его ужасным?

– Я сказала не подумав.

– Сказать не подумав, значит сказать именно то, что думал! Умолкни и вернись к готовке этих крыс, за которыми полвечера по деревьям лазала. Уверена, кухарка из тебя лучше, чем мыслитель.

Пока женщины собачились, будто дембеля у раздачи в столовой, я молча стискивал челюсть, дабы не стонать. Все болит, рану жжет, башка трещит, тошнит как незнамо что. Стоило больших усилий поддерживать себя в сознании.

– Эй? – под нос сунулся кусок подгоревшего мяса. – Ты как?

Голос брюнетки звучал участливо, но ее взгляд избегал моего изуродованного лица. Нехотя приняв кусок белки, я вспомнил, что ничего не жрал минимум три дня. И чем только блевать умудряюсь…

– Как-как, как в порту. Жопа в мыле, хрен во рту. Сама не видишь?

Брюнетка подсела еще ближе и, поглядев на дамочку, что была слишком занята втихую хомяча полоски копченой рыбы из своей сумки, еле слышно спросила:

– Ты ей веришь? В эту историю про аптекаря? Она не попытается прирезать нас во сне или… Околдовать?

– Меня-то чего спрашиваешь? Я че, ясновидящий? Нашла, блин, справочную.

Спортсменка раздраженно цокнула и молча отсела, демонстративно отворачиваясь.

Через боль прожевав и проглотив кусок белки, я вздохнул. Не надо на ней срываться. В конце-концов, жизнью обязан. Пусть не уверен, что эта жизнь мне сильно нужна.

– Судя по инструментам, про аптекаря, может, и не врала. – я говорил громко, ничуть не таясь дамочки. – Но все что касается плена и работы из-под палки, полная туфта. Ну, брехня, то есть.

– Так мило, что говорите обо мне, будто меня здесь нет, но…

– Как ты понял? – внимательно слушая, брюнетка мигом забыла про обиду. – Объясни.

– Ну сама-то подумай. Было восемь работяг и восемь уголовников… Тьфу, бандитов. А еще были ты и она. Обе девятые и обе женщины. Один плюс один… Арифметику не обманешь.

Дамочка немедленно встрепенулась:

– О, я вижу, на что ты упираешь, но дозволь уточнить, кто сказал, что женские органы нельзя пересадить мужчине⁈ А? Все озвученное тобой, не более чем домыслы! Держи их при себе.

– Я, вообще-то, хотел сперва намекнуть на рыбу, что ты от нас прячешь, а про органы уже потом сказать, но раз уж ты сама с них начала…

Доказать нечем, но никакая она не жертва, а подельник. Иначе бандиты никогда бы не припасли для нее собственного донора. Правда, непонятно, как она сама себе операцию делать планировала? И где скрывает уродства или болезни, из-за которых решила прибегнуть к экстремальной медицине, граничащей с фантастикой?

Но то детали, суть не меняет. Она точно где-то наврала, а где и почему, не так уж важно. Самого факта достаточно, раз скрытничает, значит есть мотив, а если есть мотив, значит боится, а если боит… Короче, и так все понятно

Бледная девушка пыталась отбрехаться, но осеклась, когда увидела кинжал брюнетки.

– Проклятье, как можно быть столь недалекой⁈ Отчего ты веришь каждому лживому слову! Ты же сама нарекла его…

– Мерзавцем, да. Мерзавец он и есть. Из тех, кому не зазорно ступать по головам. И ты верно подметила, я впрямь недалекая. «Не самый острый меч в арсенале», как мне по сердцу говорили.

Разборки начинали напоминать сцену плохого сериала.

– Тогда почему он, а не я⁈

– Его худшую сторону я уже увидела, а твою только предстоит.

– Ох уж эти мудрости от деревенской шалашовки… – дамочка отбросила сумку, позволяя увидеть в ее руке нож. – Только посмей, увидишь, что последует!

Несмотря на браваду, у бледной не было и шанса. Низкого роста, с тонкими девичьими руками и обычным кухонным ножиком, против накачанной дылды с кинжалом. Она и сама это понимала, но сдаться без боя не позволяло то ли отчаяние, то ли гордость.

Но это и не важно, главное, теперь я точно знаю, что она не ведьма. Иначе бы уже чего-нибудь наколдовала.

Ладно, разведку боем провели, пора закругляться.

– Эй, эй, отставить поножовщину! Слышь, загорелая, ты ведь спрашивала, не перережет ли она нам глотки в ночи? Так вот, не перережет.

– О-о-о, ошибаешься, уж твою-то лживую…

– Почему? Откуда знаешь?

Будто в ответ, из ночной чащи донесся далекий вой. Нет, ну точно сериал! Театральней не придумать.

От перспектив быть сожранными волками девушки мигом забыли, что только что едва не устроили поножовщину.

– Как воем заводятся… – брюнетка подхватила горящую палку в довесок к кинжалу. – Крупная стая, драть их в хвост!

– Д-далеко ведь, д-да? Д-далеко воют?

– Когда близко уже не воют.

– А что, р-рычат?

– Грызут. Молча. А ты пошто расселся⁈ Коли покалеченный, хоть хвороста в костер накидай! Авось остерегутся…

Не каждый день женщины так настойчиво требуют кинуть палку, но я все же решил остаться на месте, маленькими кусочками жуя горелую бельчатину к которой так не хватало соли.

Этот вой и есть причина, по которой нам с Коллет пришлось искать обоз, а не валить с портового городка самостоятельно. Здесь, в мире красивых замков и нищих лачуг, человечество еще не успело утвердиться на пьедестале «царя природы», ограничиваясь более скромным титулом «высшего хищника». Это там, на родине, люди столетиями отучали зверье видеть в них еду. Отстреливая непонятливых и взращивая в остальных врожденный инстинкт избегать двуногих обезьян.

А тут до этого еще нескоро. Нужно лет веков так-этак пять и несколько промышленных революций, что пропитают человека синтетической вонью, которое зверье не понимает, а от того боится вдвойне. Впрочем, в этом мирке все чуть сложнее. Тут можно хреновину куда страшнее каких-то песиков. Но, слава богу, в этих лесах никаких чудовищ не водится, ибо их еще лет двадцать назад сожрали твари пострашнее.

Вой раздался вновь, кажется, чуть ближе, чем раньше.

– Эй, оглох⁈ – из размышлений меня вырвала дылда. – Кому велю, подымай зад! Дрова сами себя не кинут!

– Параша не хлебница, а моя жопа не поленница, чтобы в нее дрова кидать… И вообще, не ори, башка раскалывается. Да вообще, сядьте уже! Волки не нападут, пока нас трое.

Вранье. С голодухи волчары могут и на дюжину караванщиков рыпнуться, был у меня и такой опыт. Но признаваться не буду, ибо нужна не паника, а общая угроза, перед лицом которой люди объединяются куда охотнее. Боевое слаживание, блин. Чего бы этот идиотский термин не обозначал…

Нельзя допустить, чтобы они друг другу глотки перерезали. Без аптекаря я сдохну от заражения крови, а без спортсменки я аптекарю не нужен. Не знаю, зачем ей эта высокая деваха, может из-за мышц, чтобы защитила, а может гадость задумала, но одно сказать могу точно – покалеченный лейтенант ей в хрен не тарахтел. Бросит и уйдет. Или вообще прирежет.