Текст книги "Мой особый вид самоиронии или "Секрет Полишинеля" (СИ)"

Автор книги: Azraile

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Я позвоню, но я стребую от тебя ни одну шкуру{?}[большой долг].

И уходит, горделиво так, широко шагая.

Небо над головой темнеет, и я вижу, как с него, мелкой рябью, срываются снежинки тая в воздухе, не успевая коснуться земли. Вот и первый снег.

– Баджи, – имя срывается с уст быстрее, чем приходит осознание произошедшего, – ты даже не представляешь себе, насколько низко я пала.

Брошенный этим придурком бычок я подбираю, чтобы позже выкинуть вместе с собственным. Нужно купить жвачку и антисептик, а то от меня воняет сигаретами…

Я никогда не отличалась особым умом и находчивостью. С интуицией у меня тоже проблемы. А еще я, кажется, хуевая девушка или же наоборот ужасно понимающая. Когда мы с Майки обсуждали планы на Рождество, в моей черепной коробки мелькнула мысль, что будь он в этот вечер со мной, не смог помочь Чифую и Такемичи в церкви, поэтому я, преисполненная благородством, отказала ему в ночных покатушках по Токио. Но Майки не пальцем деланный и сел мне на уши, поэтому я согласилась погулять с ним ночью.

Но помимо интуиции, памяти и ума, у меня еще и отсутствует маячок логики на пару с эмпатией. Поэтому и только поэтому, сейчас, сидя рядом с Эммой, которая всячески пытается успокоить захлебывающуюся слезами Хину, я думаю о том, где бы взять кимоно для Нового года….

Да. Я гомняная подруга. Что тут поделать? Ладно, нет, мне действительно больно видеть Хинату такой подавленной, и брови я в печальной дуге гну из сочувствия, а не из-за того, что мой шарф стал для нее носовым платком в первую минуту встречи. Но я-то знаю, что Такемичи ее ужасно любит, и что это расставание было для ее же безопасности, но как это объяснить человеку, которому уши горем залило, я не представляю. Поэтому мне только и остается, что мерно поглаживать рыжую по спине и успокаивающе улюлюкать что-то про мудаков и «лучше найдешь».

– Я не понимаю, почему? Я такая ужасная? Все же хорошо было! – Слова, из-за надрывных всхлипов, я разбираю через раз.

– Нет, солнце, совсем нет, просто… – просто у кого-то котелок работает так же плохо, как и у меня, – Может у него были причины. Ханагаки хороший и постоянно думает о тебе. На это были причины, – На меня смотрят полными слезами глазами и громко, надрывно так, шмыгают носом. – Наверное.

Эмма, в этом плане, куда находчивее, поэтому она звонит Дракену, громко жалуясь на ситуацию и требует привезти Такемичи точно под дом Хинаты. И Дракен, судя по удовлетворенному кивку блондинки в нашу сторону, не отказывает.

И они приезжают. Майки с Ханагаки на мотоцикле. Избитого в мясо настолько, что сердце падает в пятки и я, испуганно ойкнув, подскакиваю на ноги первее Хинаты, но одергиваю себя, потому что это ее парень и, пожалуй, мне сейчас не стоит лезть.

Такемичи стоит, тупо моргая и мнется, неуверенно ероша волосы на затылки. Со спины эта картинка кажется забавнее и я, весело раскачиваясь с пятки на носок иду к Манджиро которому, кажется, заехали по носу.

Майки смотрит на меня со слабой улыбкой, пока я осторожно касаюсь пальцами его замерзших губ, со смазанной у края кровью.

– Больно? – конечно ему больно, что это еще за вопросы.

Ладони у него широкие, тяжелые и горячие. Он опускает мою руку, крепко переплетая пальцы и мотает головой, мол, нет, ерунда, а после, все также улыбаясь, кивает на Такемичи, ревущего в три ручья и стоящего перед невозмутимой Хиной на коленях. И от этой картины тепло и весело на душе.

Дракен подходит к нашей компании как раз к моменту, когда Эмма, давясь слезами, вопит о том, как же это все мило и насколько она рада.

– А ты то чего ревешь? – Вопрос остается без ответа.

Мы смотрим на это зрелище еще пару секунд, пока Майки не решает разрушить тишину, своим странноватым монологом.

– Он слаб в драках, слаб перед женщинами, но в ответственный момент на него можно положиться… – Не понятно, кому были адресованы эти слова, но руку мою он сжимает сильнее. Глаза у Манджиро темны-темные и смотрит он задумчиво, куда-то мимо Ханагаки.

Я понимаю, о чем он говорит, но ответить не могу, зато может Дракен:

– Он так на него похож, наш Такемучи. – Они говорят о Шиничиро, но я усиленно делаю вид, что совершенно не разбираюсь в их диалоге и просто пожимаю плечами.

Майки смотрит на меня, чуть виновато, печально усмехаясь и я киваю. Этот его взгляд… Так обычно он просит об одолжении, без слов, эмоций, одними глазами. Видимо сегодня мы с ним не покатаемся.

– Такемучи! – Ну и лицо у Мичи. Сплошной фарш, почти как в первую нашу с ним встречу, если не хуже. – Прокатишься со мной?

А после они уходят, а на Дракена, бедного и несчастного, ложится ответственность довести до дома меня, в обслюнявленном чужими соплями шарфе и Эмму, с обслюнявленным от собственных слез лицом.

31 декабря 2005 года

Фестиваль шумел во всю. Красивые женщины, опрятные мужчины и все в роскошных кимоно и юкатах.

Я, между прочим, тоже приоделась. В кой-то веки. Мама неизменно ворчала и грозилась не выпустить меня из дома, если я опять иду гулять с этими своими гопниками, поэтому я, клятвенно положив руку на сердце, и скрестив пальцы за спиной, заверила ее, что иду я исключительно с Эммой. Пускай в ее компанию и включается два гопника. Один пониже другой повыше.

Кимоно мне досталось со странноватым, искусственным мехом непонятного бледно-розового цвета, в оттенок цветов на рукавах кимоно.

У входа меня встретила моя веселая, светловолосая компания и, я готова руку дать на отсечение, Майки присвистнул, увидев меня на лестнице. Да он, тварюка такая, промолчал, захавав комплимент вместе с тайяки, что жевал до этого, но я, внимательная до усрачки, и прекрасно видела, как он косо пялился на идущих нам на встречу мужчин то и дело приобнимая меня за плечи. И эти слабые касания, многозначительные взгляды и его улыбка, если честно, стоили всех слов мира.

Мы стояли возле какого-то храма усиленно делая вид, что веруем во всех богов сразу, лишь бы желание исполнили. Стояли ровно до момента какого-то непонятного крика и упавшей, прямо перед ногами Майки, табличкой.

– Подожди, моя эмаааа{?}[ небольшие вотивные дощечки из дерева, на которых синтоисты записывают свои прошения или благодарности.]!!! – От крика заложило уши. Вот зачем орать? Мы ее что, украдем?

– Моя Эмма? – Эммочка, это не то, что тебе послышалось, не делай такое злое лицо. – И как это вообще понимать?

Перед нами, весь запыханный, потный и взлохмаченный стоял Такемичи, а за его спиной, такая же взъерошенная компания из всех моих знакомых гопников.

– Это твоя эма? – Майки, солнце, не нужно подбирать всякие вещи с земли.

Поднял он, если кому интересно, небольшую табличку-домик для желаний.

А дальше пошел бой курантов. Громкий, четкий, эхом разлетающийся по всему фестивалю. И это именно тот момент, который я бы хотела запомнить навсегда. Вот рядом мои друзья, целые и невредимые (исключая разбитый нос Такемичи), человек которого я, уже без сомнений, люблю и надежда в сердце на хорошее, лучшее будущее.

Сквозь бой курантов я слышу пришедшее на телефон сообщение и меня дергает от вибрации в кармане.

А вот и то, что обязательно должно было испортить мне все настроение. На экране блокировки виднеется сообщение:

«Встретимся через неделю, на мосту, я договорился о встречи.

Томоэ. »

И знаете что? Лучше бы я не ходила.

========== Часть 25: Я все испортила ==========

Комментарий к Часть 25: Я все испортила И так. Я обложалась.

Облажалась я потому что позабывала некоторые детали сюжета манги, так что эта глава огромный комок неровностей. Пришлось быстро перештопать сюжет фф.

Некоторые события мы ускоряем и действия гг могут показаться вам странными и неуместными. Что же... Так и есть:_) Но без тупости не бывает храбрости, а без храбрости нет сюжета...

Приятного прочтения

п.с. большое спасибо за использования ПБ

В тот день я испортила и без того дерьмовое будущее…

Все наши действия имеют последствия. Какие-то из них делают нашу жизнь лучше, какие-то портят до предела. Что-то помогает другим, а что-то убивает тебя. Каждая наше слово, мысль имеет свою историю в будущем, но мы никогда не узнаем, что из содеянного нами привело к тому, что мы имеем сейчас.

Отведенная мне неделя прошла слишком быстро, за это время произошло пару событий, о которых я, если честно, давно позабыла. Память забирает у меня все больше и больше деталей и мне кажется, что однажды я проснусь в совершенно неизвестной мне реальности.

Кисаки выперли из «Свастонов» три дня назад. Выперли с позором и клеймом предателя, не давая шанса на возвращение. Об этом событии я позабыла, ровно и о том, как это повлияло на будущее.

Стоило ли оставить Кисаки в «Тосве»? Нужен ли он был Майки? Следовало ли мне об этом подумать?

Уже без разницы.

Йокохама представляла из себя весьма шумный и уютный, по сравнению с Токио, город. Он был таким же шумным мегаполисом, как и столица, но здесь, отчего-то, японская культура ощущалась куда яснее.

Ехала я сюда на поезде раздраженно булькая под нос всякие невнятные проклятья в сторону Томое, сидевшего напротив меня в соседнем кресле.

Меня беспокоило пару вопросов, на которые я никак не могла ответить. К примеру: почему Томое состоит в «Поднебесье» Йокохамы, а не в любой другой токийской группировке? Живет то, этот весьма подозрительный человек, в Токио, в Сибуи. Второй вопрос, который будоражит мою, весьма пошатанную, нервную систему – почему Изану согласился на встречу и что мне ему рассказывать? Вряд ли просьбы со слезами на глазах «не нападать на «Свастонов», будет достаточно.

Изана не кажется мне человеком слушающим и прислушивающимся… Хотя, я мало чего о нем помню. Я вообще мало чего помню из последующих событий. Все же идея записывать хронологию была хорошей, жаль, что я ей не воспользовалась. Занята была, чтоб его. Личную жизнь настраивала, мать его.

Какой же это пиздец… И почему я стала такой… Необдуманной что ли? Нелогичной, да? Так это называют. Импульсивной, нервной. Раньше этого не было. Я совершала ошибки. Действовала на эмоциях, но эти ошибки никогда не вредили окружающим меня людям. Я всегда думала о том, как то или иное мое действие повлияет на человека рядом, но тогда в какой момент все пошло по наклонной?

Поездка была не особо то и долгой, но утомительной. Зад гудел от боли. Еще бы, деревянные сидушки никого не обрадуют.

Мы шли «К мосту» … мост этот был тем самым, известным по всему миру (шучу, его дай бог по картинки из туристической карты узнать), Yokohama Bay – мостом пересекавший местную бухту, который рисуют на сувенирных японских монетках и люках некоторых городов. Чем-то он мне напоминал мост в Нью-Йорке, но они для меня все одинаковые. Зато архитекторы и дизайнеры бы наверняка заехали мне по лицу, за такие слова. Ведь все творения имеют свою особенность. Жаль, что моему неопытному взгляду их не подметить.

Томое подозрительно молчит всю дорогу, но и говорить мне с ним не хочется. А вот пнуть лишний раз локтем или «случайно» наступить на ногу, очень даже.

Предчувствие у меня нехорошее. Оно у меня в целом никогда хорошим и не бывает, но ком в горле и пугливые мурашки по всему телу – редкость.

И так. На мосту мы вдвоем. Людей удивительно мало и все куда-то спешат, шустро перебирая ногами. Я жду. Жду до победного, старательно игнорируя сверлящий взгляд Томое за своей спиной.

Тишина нагнетает, и я не выдерживаю:

– Они в пробке? – И, судя по опозданию на пол часа, пробка это анальная.

– Я все еще не понимаю почему Изана согласился с тобой встретится. – Он закуривает и дым, на этот раз с привкусом клубники, щекочет ноздри. – Я еще заикнуться не успел, что ты от него хочешь, а он уже согласился.

Что? Это как? Он не знает, что говорить я его позвала якобы о Шиничиро? Тогда почему он меня позвал? Еще и так скоро назначил встречу, на которую сам же и опаздывает. Нет, у меня есть одно предположение, но мне хочется усиленно изображать дуру, просто для того, чтобы не тратить и без того реденький запас нервов.

– Томое, а что ты ему сказал? – Только бы не то, о чем я думаю, только бы он не ляпнул лишнего.

– «Подстилка Непобедимого хочет встретится». – Ахуеть. Мало того, что меня оскорбили, так еще и личность раскрыли.

Колкость, брошенную прямо в лицо, я старательно игнорирую, но на ус наматываю, потому что, когда это все закончится и я, в надежде на свои хилые навыки, помирю двух братьев, – точно припомню ему это дерьмо, которое он выливает на меня с первой же нашей встречи.

Изана захотел со мной свидеться потому что я, чтоб его, девушка Манджиро? И он явно решился на это не ради светской беседы. Но тогда зачем? Меня не убьют. В этом я уверена, ведь на убийство он решится только из-за науськиванья Киски, а он еще не успел вступить в «Поднебесье». Или успел?

Громкий звук уведомления заставляет испуганно подпрыгнуть на месте. Ну вот кто такие вещи на максимум ставит? У меня сердце слабое, почти как у попугайчика, на меня прикрикни я уже сознание теряю.

Томое смотрит в телефон, тихо цокает и поднимает на меня свой змеиный, прищурый взгляд. И я уже знаю, что мне скажут.

– Пиздуй обратно в Токио. – Как грубо.

– Повтори? – А тот тут такой ветер, не расслышала.

– Изана отменил встречу. – Недовольно, поджигая третью сигарету за все это время.

Чудесно. Нет. Какой ехать? Куда? Я так долго жопу свою отсиживала в той электричке, я не собираюсь возвращаться с пустыми руками.

– Когда мы встретимся?

– Не ебу.

Класс. Надеюсь не раньше, чем Изана с Кисаки, а то мне уже не до смеха будет и риск быть убитой возрастет в геометрической прогрессии.

Ну и денек, просто на поезде прокатилась… Зайду хоть Майки с Дракеным здешних никуман{?}[пирожок из дрожжевого теста с начинкой, приготовленный на пару. Типичная начинка никумана – свиной фарш с капустой.], вроде за ними и приезжают туристы, а то эти два белобрысых чуда третьи сутки возятся с байком для Такемичи, Майки всю плешь мне проел о том, как будет круто, когда у Такемичи появится близнец Бабу. Ага. Круто то круто, а вот спросить у Ханагаки, умеет ли он кататься на байке не нужно? Конечно нет… Научится.

Так, ни-ку-ман, ау~.

Это какой-то пиздец. Вся моя жизнь пиздец. Вся моя сущность – один сплошной пиздец.

Я не считаю себя героем, не считаю себя спасательным кругом, не считаю себя идеальным всепрощающим альтруистом, но тогда почему, почему сейчас передо мной стоит зареванный, абсолютно красный, тихо всхлипывающий Ханагаки?

Он завалился ко мне домой пару минут назад, весь взмокший, громко плачущий, с разодранными в мясо костяшками пальцев и невероятной печалью во взгляде. Завалился он ко мне в четыре утра, если не раньше. Разбудил меня трелью звонка, благо мать не проснулась, когда она уже уедет в командировку? Через неделю?

Выгонять его я, конечно же, не стала. Провела на кухню, сделала чай, позвонила Чифуи, ибо самостоятельно выносить этот порыв эмоций отказываюсь.

Чифуи шел медленно, а я неизменно нервничала, протирая избитые костяшки спиртом. Такемичи все так же мелко всхлипывал, а я не могла понять, что мне вообще делать.

Сердце неприятно сжималось спазмами, и в легких словно бы не хватало воздуха.

Заговорил он не сразу.

– Прости меня. – Говорил тихо, вздрагивая от моих дерганых, неуверенных касаний к болючим ранкам.

– За что? – Вопрос казался мне обычным, но Такемичи опять громко шмыгнул носом, глядя мне в глаза.

От этой картины мне и самой хотелось плакать.

– Майки мертв, все мертвы…

Сердце пропустило удар оседая где-то в пятках. Ахуенные новости.

– Что? – А вот и Чифуи с его дрянной привычкой входить без стука.

Всех пришлось тихо, ползком, отправлять в мою комнату, потому что время близилось к семи. А в семь мать уходит на работу. Не хотелось бы, чтобы она спросонья, злая и недовольная будничной рутиной, заметила на кухне двух парней у одного из которого все руки в ссадинах и ранках.

В школу мы сегодня не идем. Ясно. Как же я заебусь пропуски отрабатывать, боже ж ты мой…

– Убили всех? Кто? – Чифуи хороший парень, мягкий, добрый, но временами чересчур напористый.

– Майки. – Сейчас бы звук из «Мадагаскара» подставить па-ра-ра-па-ра-ра афро в цирке, афро в цирке. У меня уже на нервной почве глаз дергается.

– Нео… – Не нужно произносить это в слух, я предполагаю, что произошло, но не хочу этого слышать. – Ты… Тебя. – Он всхлипывает и слова совсем не хотят складываться в предложения.

– Убили. – Спасибо, Чиф, чтобы я без тебя делала. – Майки?

А этот громкий хрюкающий всхлип – подтверждение?

Меня убили… Убил человек, которому я доверяю больше, чем самой себе. Не сказать, что я удивлена или что-то в этом роде, но мне определенно больно. Больно, неприятно и страшно.

Страшно, потому что я не изменила будущее. Страшно потому, что я стала одной из тех, кому Майки больше не мог доверять.

Однажды мне снился сон… Они часто мне снятся. Долгие, тягучие, реалистичные, как тогда, с пулей меж ребер, еще в начале всей этой дурацкой истории. Летом. Это были не сны, и я определенно догадывалась об этом, пускай и игнорировала.

Дерьмовая получается история.

– Нео? Ты как? – А? А что не так? – Ты побледнела.

Я всегда бледная, Мацуно. Всю свою ссаную жизнь, это мой естественный цвет кожи.

– В норме.

А потом они с Такемичи ушли, после долгих, немного нескладных рассказов Ханагаки о произошедшем. Ушли и оставили меня наедине с моими собственными, скользкими и крайне неприятными мыслями.

За стенами во всю тарабанил ливень.

Захотелось позвонить Майки. У него, в последнее время, много дел. Мы почти не видимся. Он стал задумчивее, вечно летает в облаках, словно пытается принять какой-то решение, но никак не может решиться.

Трубку он берет не сразу. Я позвонила ему в девять. Он наверняка спал или готовился к школе. Стоит ли мне сегодня в нее идти? Ах, ладно, схожу, заодно за этим пожирателем сладостей зайду.

– Да? – сонно, недовольно, булькающе.

Я усмехаюсь, потому что временами он ведет себя как ребенок, но эти моменты, так хорошо сочетаются с его ехидной мордой и природной серьезностью, что мне нравится эта его черта. Помогает расслабиться.

– Майки? – Угукание по ту сторону звучит отдаленно, словно он опять сейчас заснет. Я усмехаюсь и задаю совершенно нелепый, неуместный вопрос. Потому что такие вопросы не могут подходить ни под одну из ситуаций. Они всегда всплывают сами собой. На эмоциях. – Ты меня любишь?

И он молчит. Я не вижу его лица, но знаю, что тело его напрягается и он наверняка тупо пялится в стену, редко помаргивая, а в руках он нервно теребит то старое, потертое одеяло, историю которого я так и не смогла из него вытащить.

– Майки? – Молчание затягивается и это неизменно напрягает.

– Люблю. – Резко, твердо, уверенно.

Мне это не нравится… Не сама фраза, а тон. Что он уже на придумывал у себя в голове? Наверняка решился на какую-то глупость.

– Я зайду. Пойдем на уроки вместе.

– Я не планировал.

– Запланируй. – Нужно собираться, а то мы и к обеду не успеем.

…Я тоже тебя люблю, Майки. Люблю и поэтому сделаю самую ужасную глупость из всех возможных.

Встреча с Изана назначена у меня на следующую среду. Мило, что обо мне не забыл.

Нет. Страшно, что обо мне помнят.

Эта часть моей истории началась с фразы «В тот день я испортила и без того дерьмовое будущее…». Это и есть тот самый день. Я… просто бестолочь.

Все тот же мост, неестественно пустой для столь населенного города. Алеющее в закате солнце. Человек. Не очень высокий, но выше меня. Белые, аккуратно подстриженные волосы и фиалковые, нереалистично сиреневые глаза.

А еще я. Дрожащая, испуганная, на коленях.

И на что я рассчитывала? На счастливый финал? На диалог? Жизнь все так же смеется мне в лицо, потому что единственное, что я успела сказать перед тем, как мне вьебали с ноги под коленки, заставляя грохнуться на землю, царапая ноги о гладкий асфальт, – «Здравствуй». Так вот как «Поднебесье» здоровается? Мне следовало изучить этот вопрос подробнее.

Поговорим, да, Нео? Обсудим? Выслушает тебя? Ты кем себя возомнила? медиатором{?}[нейтральное, независимое лицо, помогающее сторонам разрешить имеющийся конфликт, спор] с его невероятной особенностью ставить людей на праведный путь без громкого конфликта?

Довыебывалась. Теперь стой перед Главой «Поднебесья» да смотри на него, такого гордого и холодного, с уровня пола. Меня еще и за руки кто-то сзади держит, не вырваться.

И? Что дальше? Меня убьют?

По телу мелкой рябью бежит дрожь. Ну конечно. Конечно блять меня убьют. Изану ненавидит Майки и хочет забрать у него все, что тот имеет. И, судя по темному взгляду и ухмылке на лице, я в этом списке тоже присутствую. Кисаки уже к нему присоединился, да? Как же хуево не помнить будущее… Как же хуево быть тупой.

– Изана…

Голос мой дрожит, и я вижу, как Томое за его спиной, дергается, переводя ошарашенный взгляд на стоящего, по левую руку от Курокавы, высокого парня с рваным шрамом на пол лица и слеповатым глазом. Имя я не вспомню… А Томое, видимо, не ожидал такого расклада. Не скажу, что вижу в его глазах жалость, но удивление улавливаю. Я и сама, если честно, в ахуе.

– Оони Нео. – И вновь меня бросает в холодный пот.

Изана пугает. Действительно пугает ведь от него исходит какая-то непонятная аура, как если бы я общалась с маньяком, а с ними мне, увы, приходилось сталкиваться.

– Как думаешь, Манджиро тобой дорожит?

И что мне отвечать? Лгать? Говорить правду?

– Мне то откуда знать? – Фраза срывается с уст быстрее, чем я успеваю осознать ее смысл.

Изана усмехается, недобро так, скалясь. Мимо проходят какая-то пара людей, но не останавливаются и мне становиться страшно по-настоящему. Никто мне сейчас не поможет. Никто не знает, что я здесь ведь я, бестолочь, которая не предупредила ни одну живую душу о своем визите сюда, решила все сделать сама. Один уже занялся самодеятельностью и где он сейчас? Наверное, смотрит на меня с небес и думает, откуда я, такая чокнутая, вообще взялась.

– Проверим, как сильно он разозлиться, заметив твою пропажу.

Меня убьют.

Убьют?

Я ненавидела мысли о смерти до самых своих костей. Ненавидела и ужасно их страшилась, впрочем, как и сейчас.

Меня накрыла паника, но я сдерживала рвущиеся наружу слезы. Нет уж, сама виновата и плакать я не перед кем не планировала. Пускай меня жутко знобит, пускай грудь сдавило так, что я не могу вздохнуть, но я не заплачу.

Запястья саднило от крепкой и царапающей хватки чужих рук, и эта боль помогала отвлекаться от жутких, неприятных мыслей внутри.

Живот крутило, сдавливало, меня тошнило. Как же мне страшно.

– Почему ты дрожишь? – Присаживается на корточки касаясь руками подбородка, вскидывая его, заставляя смотреть прямо в его пустые глаза.

Потому что боюсь. Потому что я не хочу помереть вот так и, потому что мне не хватило мозгов это предвидеть, ведь я решила, что справлюсь со всем этим дерьмом.

– Почему ты так ненавидишь Майки? – А спросить все же надо. Мне хочется знать. – Думаешь если отнимешь у него все, вы станете похожи? Он поймет... Как тебе было больно? –  Но мне не отвечают.

Изану лишь хмурится, пожимает плечами, встает и кивает кому-то за моей спиной. Слышится свист.

А дальше лишь боль, растекающаяся по затылку и темнота.

Непроглядная мгла.

Меня не пытались убить одним прямым в висок. Отключилась я от резкой, невыносимой боли.

========== Часть 26: Он просто ушел. ==========

Комментарий к Часть 26: Он просто ушел. Большое спасибо за использование ПБ

Осознание того, что ты все испортил приходит также быстро, как доставщик пиццы в Токио. Эти парни работают удивительно шустро…

Знаете, мне всегда казалось, что умирать страшно. Страшно ощущать эту расплывчатую боль, осознавать, что твое сердце медленно, но верно прекращает биться, а сознание заполняет плотная дымка, лишая возможности здраво соображать.

Я ошибалась. Я часто это делаю и этот раз не стал исключением. Смерть – не самое страшное, что могло со мной произойти. Невыносимая боль растекающаяся по всему телу, которую я просто не могу унять – страшно, понимание того, что твои глупые действия погубили чью-то жизнь – отвратительны.

Я слишком… молода, что ли, чтобы настолько сломаться и если бы я могла вернуться, хотя бы на год назад, на полгода… Я бы все исправила. По крайней мере я хочу в это верить.

Темные стены подвала, а была я определенно в подвале, ну или же в отсыревшей, забетонированной комнате с крысами. Боже, крысы здесь просто огромные и жуткие. Я никогда не боялась грызунов, но эти внушали ужас.

Сколько я сидела в этой пустой комнате с серыми стенами – я не знала, но знала, что у меня вывихнута рука, эту адскую боль сложно с чем-то спутать. А еще я не могла ей шевелить, но тот факт меня волновал не так яро, как непонимание того, почему меня приволокли в эту конуру и почему я еще жива. Вставать на ноги я даже не пыталась, они были связанны какой-то тугой проволокой из пластика.

Дверь, висевшая на одной, верхней петле, неприятно скрипнула резанув слух. Голова болела ужасно и каждый лишний проблеск света, лишний шорох отдавались в висках тупой болью.

На пороге стоял Кисаки. В гладко выглаженном красном пальто с эмблемой «Поднебесья» и самой поскудской улыбкой в моей жизни.

По телу бегут мурашки, и я не в силах контролировать эту дрожь. Мне слишком страшно, слишком обидно и ненависть к самой себе буквально переполняет легкие. Поэтому я всхлипываю, но тут же глушу эти слезы, кусая внутреннюю сторону щеки. Я расплачусь перед кем угодно, но только не перед Кисаки. Если я и сдохну, то хотелось бы уйти, сохранив собственное достоинство.

За его спиной, неспешно вплывая в комнату, заходит Изана провоцируя новый приступ неконтролируемой дрожи.

Собралась компания, я да ты, ты да я. Просто чудесно.

Изана, в отличае от Тетта, выглядит задумчиво и как-то отстраненно, словно вне стен этой комнаты, где-то там, далеко в своих мыслях. На меня он, соответственно, не смотрит. Видимо дохлая крыса за моей спиной интересует его куда больше моей, засохшей на виске, крови.

– Как самочувствие, Оони Нео? – Киски ступает уверенно, присаживаясь передо мной на корточки. Желание плюнуть ему в лицо растет с каждой секундой. – Головка не болит?

Глаза у него желтые, птичьи и смотрит он всегда с каким-то неуловимым вызовом. И зачем он пришел? Принес мне анальгин?

– Чудесно. Увидела твою рожу и меня затошнило. – Щеку я, кажется, прокусила, и рот заполняет неприятная соленная жидкость. По-моему, ее называют «кровь».

Кисаки моя реплика не нравится, я вижу это по хмурым бровям. Они у него длинные, до висков. Стоило подарить ему щипчики.

Оп. Встает. Обиделся что ли? Чего ты вокруг меня круги наматываешь? Я тебе не падаль, Коршун.

– Знаешь, почему ты еще жива? – Его дыхание щекочет ухо и меня в действительности начинает тошнить. От отвращения или ужаса – внушительно непонятно.

И зачем? Понравилась вашему Королю? Ну это вряд ли, его все еще интересует дохлая крыса у стены.

– Просвяти.

Кровь оседает на языке и мне хочется сплюнуть, но это было бы крайне невежливо. Я бы хотела испачкать ботинки Кисаки, но он, увы, все так же стоит за моей спиной.

– Будешь главным номером в нашем маленьком представлении. – Он ходит где-то за моей спиной и это напрягает еще больше.

«Номером в представлении»? О чем он?

До моего худого на извилины сознание медленно доходит. Я один из рычагов давления на Майки. Одна из его слабых зол и они, видимо, хотят меня использовать. Но в этом пазле теряется одна маленькая деталь...

Кисаки, видимо читает мысли, потому что следующая его реплика, заставляет мое сердце упасть в пятки.

– Смерть Эммы, его сестры, наверняка выбьет из него все силы, – Нет… Только этого не хватало, – Но, если он все же заявится сюда, представь, что с ним произойдет, увидь он тебя, свою первую любовь, на коленях перед Королем «Поднебесья»?

В груди внезапно словно пропало все лишнее место. Я не могла вздохнуть, и давящая боль пыталась проломить мне ребра. Слезы сдерживать уже не получалось.

Они ее убьют. Убьют, а я не помогу ей, ведь я, чтоб его, тупо ускорила события. Ханагаки ведь… нет, нет сука он тоже не поможет ведь думает, что она умрет в конце этой ссаной зимы. Черт!

Отчаяние… Так вот какого оно на вкус. Липкое, противное, удушающее.

Кисаки стоит передо мной ухмыляясь, но я в нем не заинтересована. Изана. Он задумался. Он не хочет этого, ведь так?

– Она ведь твоя сестра… – Голос я свой не узнаю. Он хриплый, приглушенный и вряд ли достает до помутневшего сознания Изана. – Твоя семья.

– У меня нет семьи. – Но он мне отвечает, хмуро, но уверенно. – И у Майки ее тоже скоро не станет.

А после они уходят. Уходят оставив меня один на один с собственным сознанием.

Вот вам и финал. Темный, мрачный, далеко не тот, о котором мы все мечтали.

Все не может так просто закончиться...

Я пытаюсь встать на ноги и выбить дверь, вправду пытаюсь, но лишь падаю. Падаю, плачу, потому что острые камни впиваются в колени, а отчаяннее заполняет горло. И я кричу, потому что больше ничего не могу сделать.

Видимо так выглядит конец?

– Просто потрясающе. – Губы дрожат, и я с трудом разбираю собственные слова. – Так вот, как можно было все испортить.

Я упрямо ползу к двери в глупой попытке выбить ее здоровой рукой, но выходит херово. Давно ясно, что ее чем-то подперли с той стороны.

Вновь пытаюсь, искромсанными в мясо пальцами, от череды похожих попыток, развязать эту тугую проволоку, но острые края лишь режут кожу.

Вдох выходит вымученный. С силой приложившись спиной к двери, но она упрямо не поддается. Сил не остается, и я захлебываюсь слезами.

Как же мне больно. Холод. Страх. Ужас. И печаль. Настолько громоздкая и непосильная, что диву даться, как я еще не подохла от боли в сердце.

Я никого не спасла. Даже на шаг не продвинулась.

Потолок кажется мне удивительно чистым, для такой замызганной комнаты.

И почему мы всегда смотрим в небо в минуты отчаяния? Не знаю, но слезы сдержать это не помогает.

Внутри кипит ярость и обида. Нахуя я здесь? Почему я тут если нихуя не изменилось? Если я стала такой же бесполезной как дерево на фоне? Какого черта?

И винить мне некого. Только себя и свою слабость.

Эмму убьют. Такую солнечную, добрую, прекрасную просто порешают. А Дракен, придурок, так и не сказал ей насколько сильно он ее любит. Я не погуляю на их свадьбе, да?

Пугаюсь собственного всхлипа, просто потрясающе. А этот смешок, видимо, истерический, да?

– Я проиграла. – Хотя это и не было игрой…

Дверь скрипит. Вовремя успела отпрянуть от нее, чтобы не грохнуться спиной к ногам моих похитителей. Хоть что-то в этой жизни я делаю "вовремя"...

За мной пришли.

Солнце давно село и Йокохама погрузилась во тьму ночи. Нравится мне описывать пейзажи, никогда не могла с собой совладать. Даже сейчас, стоя на коленях на железном контейнере, пока меня за плечи, очевидно, чтобы не сбежала, держит сам Король «Поднебесья» (я все-таки плюнула ему на ботинки за что мне крайне неприятно прилетело в поддых).