Текст книги "Подменная дочь клана Огневых (СИ)"

Автор книги: Айлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8

Глаза разлепить мне удалось с трудом. По белому потолку змеилась длинная трещина, в одном из пятен пожелтевшей штукатурки мне увиделась морда собаки. Одна из ламп мигала, словно вот-вот должна была окончить свое бренное существование. Неприятно пахло дезраствором. В палате кроме меня никого не было. В голове было пусто. Я просто смотрела на потолок, пятно и… И наверно, находилась в гармонии со вселенной. Кажется, именно такие чувства должна вызывать медитация, или что-то подобное. То что я в больнице, до меня дошло не сразу. Что уж тут говорить. Я даже не сразу поняла, что потолок надо мной отличается от потолка в моей спальне. Голова была как чугунная. Тяжелая-тяжелая, и мысли текли также лениво и лениво. Больницы я не любила – в них сильнее наваливалось чувство беспомощности и одиночества, которое всегда сидело где-то там глубоко в душе. Повернула голову и увидела стойку с капельницей, место, куда воткнули иголку от капельницы, почему-то нестерпимо зачесалось. Зевнула. Слабость накатывала с новой силой. В палате я была одна, так что ничто не мешало мне покемарить немножко. Только я закрыла глаза, готовясь упасть в объятия Морфея, как в коридоре послышались шаги. Заглянула медсестра, молча поправив что-то в капельнице. Потом заглянула нянечка, принеся обед. Окончательно прогнала сон Сашка, ворвавшаяся в палату аккурат вслед за нянечкой

– Ну ты и напугала нас, уже думали, что не довезем. Павел Николаевич гнал так, что низенько летел. Подозреваю, ему потом штрафов навыписывали, как Мишке люлей за разбитое зеркало.

– Угу, – буркнула я, ковыряясь в каше. Больничная еда была на редкость отвратительной на вкус. Водянистая, пресная, странного землистого оттенка, эта каша одним своим видом вызывала отвращение, Сашка же мощно хрустела яблоком. Но потом я резко вспомнила, – А разве не Димка «Прости господи» зеркало расколошматил? – Сашка задумалась.

– Да они оба это зеркало разнесчастное били. Забили, короче. Про булочки твои лучше поговорим. Хорошо ещё, ты ими никого угостить не успела.

– Это да. Умудриться отравиться булочками, приготовленными собственными руками, это надо было суметь.

– Я тут краем уха услышала, что булочки твои с каким-то особым токсином отложенного действия. Весь приют в его поисках перевернули.

– Вот действительно, – на этот раз я буквально загорелась. – где? Он в чем-то подмешан был? Провалившаяся попытка массового отравления, ну как у той бабы, что отраву в школьной столовой в суп закинула? У неё там с психикой что-то было, на фоне трагической любовной любви

– А вот и нет, – Сашка развела руками. – ничего не нашли. Вообще. У нас даже отравы для тараканов нет ввиду отсутствия тараканов. Экспертная комиссия руками разводит. Судя по всему, что-то Ван Вановна знает, но молчит. И улыбается загадочно, как она это умеет. А про бабу твою я слыхом не слыхивала. Где ты только про нее вычитала?

– Без понятия, – вздохнула я, возвела глаза в потолок и задумалась. Загадочно улыбаться Ван Вановна действительно умела, чем раздражала, подозреваю, власть имущих

– О, – Встрепенулась Сашка, – Хочешь хохму? Твои булочки тоже на экспертизу отдали, эта экспертиза как раз и нашла в них следы токсина. Вот только что это за токсин, никто понять не может. СМИ в истерике захлебываются. Такой шум раздули.

– Плохо. – поморщилась я. – Небось всех собак спустили на Ван Вановну.

– Тут да. – Сашка покладисто кивнула. И выбрала из корзинки яблок, стоящей на тумбочке, самое спелое, до них она была большой охотницей. – Твои особенно лютуют, требуют наказать, сместить и все такое. Сама Ван Вановна на удивление спокойна. Я краем уха услышала, она что-то про парадокс говорила.

– Да ну, – присвистнула я, буквально приподнявшись на локтях от удивления.

– Инфа сотка, – кивнула Сашка, метко бросив огрызок яблока в мусорное ведро. Попала.

– Подслушивала? – спросила я, старательно копируя интонации директрисы

– А то.

После Сашкиного визита у меня осталась пустая корзинка из-под непонятно кем принесенных яблок, до которых подруга была большой охотницей, и доступ ко всей информации мира. Сеть спасала от скуки, но заставляла глаза открываться настолько широко, насколько я никогда не подозревала. В конце концов всё, что оставалось в больнице, это серфить по сети и читать книжки. Последнее время тянуло на слезливые романы. Говорят, в книгах есть ответы на все вопросы, надо только поискать. Я честно поискала, авось что-то есть по моей ситуации. Нашла. Прочитала. Пригладила вставшие дыбом волосы. Поискала подобное. Нашла. Прочитала. Ну и фантазия же у людей. Тему Подменных дочерей обслюнявили во всех сторон. То одна в выигрыше, то другая. А какие баталии, какие сюжетные повороты. Блин, да если меня ждала бы хоть десятая часть подобного… каждая прочитанная книга убеждала, нет, нет, нет, этого добра нам не надо. Я конечно, слабо видела Милену в роли роковой злодейки, но кто знает, какие в тихом омуте черти водятся. В некоторых книгах героинь в начале можно было к лику святых причислять, и впаивать по три пожизненных в конце.

Неожиданным для меня визитом оказался визит Огневых. Их я действительно хотела видеть в последнюю очередь.

Если в глазах графа как не было никакой температуры, так и нет, то вот глаза графини несколько потеплели. Знать бы ещё с чего. Неужто их так тронула моя госпитализация. Хотелось верить, но верится с трудом.

– Как ты себя чувствуешь, Мира.

О, прогресс, графиня запомнила мое имя. Вот честно, в обычной повседневной жизни я далеко не такая грубиянка, как могла показаться, но при виде Огневых у меня словно сорвало тормоза.

– Спасибо, неплохо, – На вежливость надо отвечать вежливостью, даже если от визитеров у тебя дергаются глаза.

Графиня с сомнением осмотрела палату на шестерых, благо я здесь была одна, и осторожно присела на табуретку. Граф за ее спиной напоминал недвижимого стража. Было видно, что ему этот визит не особо интересен. И вот это меня искренне и до дрожи удивляло. Зачем? Нафига, так сказать?

– Мира, – начала графиня осторожно, словно разговаривала с душевнобольной, которую беспокоить нельзя. – Я понимаю, что у нас сложились не самые лучшие отношения. Но я хотела, чтобы ты еще раз подумала стать нашей приемной дочерью. Сегодня ты отравилась в приюте непонятно чем, а дальше что? Мы готовы предоставить тебе самые лучшие условия. – Забавно, что при всей мягкости голоса, во взгляде особого тепла и беспокойства я не замечала. Не то чтобы я сильно ожидала эту самую резко проснувшуюся любовь, сложно любить человека, с которым встречаешься третий раз, и который два раза из этих трех тебе откровенно хамил. Просто это вызывало некоторый диссонанс. А еще я поняла, что когда графиня говорила, у меня начинала болеть голова. Ее слова ввинчивались в висок и застревали там, словно иголки, отдаваясь то острой, то тупой болью. Честно говоря, даже граф с его демонстративно холодным и отстраненным поведением вызывал у меня больше понимания, чем биологическая мать.

– Отравилась я булочками собственного приготовления, – отмахнулась я, – И не думаю, что в приюте святой Анны со мной может случиться что-то из того, что не случалось в двух других приютах. – Графиня недовольно поджала губы. – Вы же, скорее всего, уже читали мое досье, – я устроилась поудобнее. – А может, и мою медкарту видели, толщиной с большую российскую энциклопедию. Так что отравление – это не самое плохое, что со мной случалось. Да и, скорее всего, не самое плохое из того, что случится. А я уже говорила, может, недостаточно ясно. Я не хочу быть вашей приемной дочерью. Да и, если честно, родной дочерью особо быть уже не жажду.

– В тебе говорит юношеский максимализм, – неожиданно подал голос граф и, надо же, говорил он относительно мирно. Вот при всем моем к нему отношении, тоже очень спорном, мне нравился такой его голос. Глубокий и бархатистый. И да, может он прав, лет пять назад я бы все на свете отдала за то, чтобы меня просто забрали. Неважно, на каких условиях. – Привычка делить на черное и белое. Хочу все и сразу это не позиция взрослого человека. Сейчас ты имеешь статус детдомовской, перспективы непонятны и смутны. На что ты можешь претендовать после выхода из приюта? Маленькая казенная квартирка? И поступление в затрапезный местный вуз? Подумай о перспективах, которые тебя ждут, если ты примешь наше предложение.

– Вот не спорю. – Я искреннее согласилась с графом. – Я могу от вас получить деньги, немного влияния, с вузом не соглашусь, у меня вполне неплохие шансы на бюджет во вполне приличном учебном заведении. Но вот кроме всего прочего я получу сожительство с человеком, которого ненавижу, А Милену я ненавижу. Родителей, которым я не нужна, и которые откровенно предпочитают мне непонятно кого. Косые взгляды и много другого, что расшатывает психику, и без того не слишком стабильную и крепкую. Кто поручится, что однажды под влиянием всего этого я не столкну вашу разлюбезную Милену с лестницы? Или она меня? Рациональность – это не про подростков.

– Приняв наше предложение, ты можешь решить множество проблем для твоего приюта, – также бесстрастно заметил граф, хотя в его глазах я заметила искру понимания. Приятно понимать, что мои слова не прошли мимо. А вот графиня на последней фразе откровенно напряглась. Казалось, еще чуть-чуть, и она взовьется с криком о том, что Милена на такое не способна, а вот от меня такое вполне можно ожидать.

– Тех самых, которые вы сами создали? – Огрызнулась я. – или вы думаете, что ваши действия это причина вас любить, проникаться сочувствием и умиляться? О боже, мои биологические родители так хотят, чтобы я стала их приемной дочерью, что готовы разрушить место, где мне неплохо, и где я ощущаю себя в относительной безопасности.

– Не ерничай, – Сощурился граф.

– А почему нет? – я вернула ему ту же гримасу.

– Мы зря сюда пришли. – Обратился Огнев к жене. Елена Юрьевна, никак не могу определиться с тем, как ее называть, даже про себя, кивнула и бросила на меня разочарованный взгляд, в котором я углядела еще какую-то эмоцию. Понять бы еще, какую.

– Совершенно верно, – я не могла с ним не согласиться.

– А еще беседы с моими подопечными в отсутствие законных представителей можно расценивать как принуждение, – раздался голос Ван Вановны от двери.

– Мы уже уходим, – граф помог супруге встать с табуретки и окинул меня напоследок тяжелым взглядом. Я же просто помахала ручкой, показывая, что не собираюсь их задерживать ни на минуту.

– Ты как? – Ван Вановна убедилась, что нежданные гости ушли, и села на табурет, где недавно сидела графиня.

– Так себе, – честно призналась я. – Слабость страшная и перед глазами черные мушки летают. Вроде и не смертельно.

– Ну раз не смертельно…– директриса посмотрела на меня и тяжело вздохнула. – Вопросы есть ко мне, прежде чем я уйду?

– Есть: один. Как я могла отравиться булочками, которые сама приготовила и в которые не положила ничего, кроме того, что следовало по рецепту? Неужели и вправду что-то отравлено было? Для группового убийства, ну как та тетка, которая в двадцать седьмом году целый садик отравила, у нее еще что-то с головой было. – да, эта дама не давала мне покоя. Очень хотелось, чтобы кто-то да понял и оценил глубину и широту моих знаний.

– Что б ты историю с географий так знала, как историю преступлений, – покачала головой Ванн Вановна. – Эту версию, кстати, тоже рассматривали. Официально расследование еще идет. Неофициально… скорее всего, это твой парадокс.

– Это который в теории ограничивает силу пробужденных, но по факту просто мешает жить?

– Забавное определение, – рассмеялась Ванн Вановна, – но в общем и целом на удивление точно. Если другими словами, парадокс – это антиталант пробужденного. То, что он ни при каких обстоятельствах сделать не сможет. Подробнее потом почитаешь или посерфишь.

– Я ж не пробудилась.

– А кто сказал, что они должны проявляться одновременно? В общем и целом. Готовить тебе теперь нельзя. Скорее всего, совсем. Я даже насчет бутербродов не уверена.

– Э…– я подвисла. И с настороженностью посмотрела на Ванн Вановну.

– Есть такой парадокс «тёмная кулинария». Впервые зарегистрирован в Италии. Обладатель сего парадокса Леди Бьянка Медичи, человек одной из мафиозных семей, Вангола, вроде их штатный киллер, так сказать. Пробужденная. Причем крайне низкого уровня., но зато известна своей способностью превращать любую еду в яды. Забавный, даже парадоксальный, прости за тавтологию, случай. Когда парадокс мощнее, чем сила, полученная при пробуждении.

– И как мне с этим жить?

– Хорошо, но не заходя на кухню. А вообще, – Ван Вановна склонила голову. – Это пока еще не точно. Будет собрана комиссия, которая и проверит твои кулинарные навыки. Из разряда «один раз случайность, два совпадение, а три закономерность».

Послесловие автора: Огромное спасибо моей читательнице Лио, которая помогла поймать часть опечаток и ошибок) Если заметите что-то еще буду рада, если укажите на них. Приятного чтения)

Глава 9

После насыщенного визитами дня ночью стало дико скучно. В больнице совершенно нечего было делать, кроме как спать. Никаких развлечений обитателям обычных палат не полагалось. Даже телевизора в холле и у сестринского поста не было. Сашка, конечно, приволокла мне телефон, и книжек я себе накачала. Но толку было чуть. От прочитанного я быстро уставала, а от действий некоторых героинь хотелось приложиться ладонью ко лбу, чаще всего ко лбу героини, и сжатой ладонью. Хотелось отдохнуть от чтения и погрузиться в пучину различных научно-популярных видео, скандалы, интриги, расследования и прочее, прочее, прочее. Хотелось тупо посерфить. Была только одна маленькая проблема. На моем телефоне сеть далеко не безлимитная, и с очень небольшой скоростью. Надо было что-то придумать. Я пару раз подпрыгнула на кровати – старая, пружинистая, помнящая еще прошлый век, она прекрасно пружинила и забавно скрипела, померила шагами палату, старательно огибая пустые койки. Посидела на подоконнике, как герои ванильных книжек. До сих пор так и не понимаю, почему про любовную любовь и страдания на подоконнике – это ваниль. Чем пряность не угодила?

Я деятельно посходила с ума, поспала, и решила наведаться на сестринский пост с весьма актуальным для меня вопросом: когда выпишут? Ну и воды набрать. В больнице постоянно хотелось пить, а из-под крана вода текла с мерзким хлорированным привкусом, так что приходилось шастать с графином на пост к кулеру. Ко мне уже так привыкли за последние дни, что медсестры даже не стали отвлекаться от своего увлекательного разговора при моем приближении.

– Да ты что? – деланно взмахнула руками одна из сестер. Ее я не любила. Не только за то,что она, крашеная блондинка, напоминала мне Юлианну Сергеевну, а еще она не умела безболезненно ставить капельницы, отчего я относилась к ней прохладнее, чем к другим.– Самого Ившина из отпуска вызвали? – Женщина поджала накачанные пухлые губы и закатила глаза. – Да быть того не может!

– Может, может, – Вторая медсестра, низенькая полненькая брюнетка, бросила на меня взгляд и отвернулась, не посчитав нужным обращать на меня внимание. – Да там, на третьем, блатной какой-то. Главный перед ним на задних лапках бегает, а у палаты шкафы меняются. Я тебе, Машка, что скажу. У шкафов этих костюмы, как три наших зарплаты.

Я молча набрала себе воды, решив не встревать в разговор. Во-первых, не думаю, что сплетницы поддержали бы разговор с мелкой девчонкой, не их полета птица, а во-вторых, я догадывалась, что в ответ на вопрос «когда меня уже выпишут?» процитируют лечащего врача: «Вот когда у тебя в крови токсинов не останется, тогда и выпишем». Неизвестный яд выводился медленно и неохотно. Врачи довольно цокали языком каждый раз, когда на анализ брали кровь и, судя по всему, готовили статьи и работы на следующие научные ступени. А мне больница уже надоела до чертиков, порой так и подмывало собрать вещички и тихо вернуться в приют. Останавливало то, что за побег меня по головке точно не погладят. А я и так прокосячилась.

Вернувшись в палату, я налила себе воды и довольно улыбнулась. Если бы кто-то из моих воспитателей увидел эту улыбку, то сразу бы начал ждать подвоха. Сплетни медсестер натолкнули меня на идею. Третий этаж. Третий этаж – этаж VIP. Комфортабельные палаты на одного пациента, с дополнительной комнатой для посетителей. Если они захотят находиться при родных двадцать четыре на семь, практически полноценная квартира на три – четыре комнаты. Да, завидовать надо молча. Но это мне совсем неважно. Важно другое – там есть бесплатная широкополосная сеть. Причем не в палатах, а в холле! А еще там есть уютные мягкие диванчики, телевизор и автоматы с запрещенкой. А я сейчас была готова душу продать за шоколадку. Да, все то же распроклятое «но» тут тоже было – на третий этаж меня бы никто не пустил. В конце концов, если нельзя, но очень хочется, то можно.

В больнице я плавно и незаметно перешла на режим совы. меня честно пытались будить на утренние процедуры и завтрак, но получалось так себе. Из разряда поднять подняли, а разбудить забыли. Я, честно приоткрыв один глаз, выпивала все нужные таблетки, меряла температуру, а потом снова засыпа́ла до обеда. Получилось это само собой. Сначала просто спала из-за действия токсинов и лекарств, а когда оклемалась и получила в руки телефон, то сначала дочитаем страницу, потом главу, а там и до конца книги осталось чуть-чуть, а что за окном уже светает, так это чистая случайность. И эта смена режима сейчас мне была очень на руку. Все, что мне оставалось перед визитом на третий этаж, это дождаться самого темного времени суток.

В спящей больнице, под нервный, моргающий свет я тихонько кралась к своей цели. На сестринском посту никого, только храп доносился из подсобки. На особо выразительной руладе я вздрогнула: мне показалось, что медсестра проснулась. Но нет. Я быстро зашагала к двери этажа. В лифте на третий точно не попасть, там какая-то хитрая система с картами -пропусками, оставались только лестницы. Дверь, ведущая на лестничный пролет, противно заскрипела, у меня аж скулы свело, словно целиком кислый лимон съела, от этого мерзкого противного звука. Я осторожно придержала ее в полуоткрытом состоянии, надеясь, что так она будет скрипеть меньше, и обернулась. Сзади все еще раздавались рулады раскатистого храпа. Я обмякла и вздохнула, только тогда поняв, что на самом деле затаила дыхание. Господи, на что не пойдешь ради халявной сети. Бетонные лестницы неприятно холодили ноги. Тапочки я отмела, они сильно шлепали по полу. Пришлось идти в носках, а через них все равно тянуло. На лестнице света было еще меньше. Только полная луна заглядывала в узкие лестничные окна. А деревья перед больницей превращались в причудливых монстров. В голову лезли различные городские страшилки, от красной девочки до доктора-маньяка. Блин, я даже и не знала, что у меня в голове их столько.

Дверь на этаж почему-то оказалась не заперта. Из небольшого то ли слухового, то ли декоративного окошка двери лился мягкий, теплый приглушенный свет. Я осторожно заглянула. На сестринском посту никого не было, но и не храпел никто. Повернула ручку, потянула дверь на себя и поняла, что та не скрипит. Замерла. Медленно выдохнула. А потом сделала первый скользящий шаг за дверь. Никого!

– Что ты здесь делаешь, малявка?

Я подпрыгнула как ошпаренная кошка, развернувшись в прыжке. Хотя сроду не замечала в себе таких акробатических способностей. Сердце забилось со страшной силой, перекачивая кровь, надпочечники выбросили дозу адреналина. Передо стоял тот самый шкаф, у которого костюм как три зарплаты медсестры. От него буквально веяло звериной мощью и едва сдерживаемой яростью. Вот меньше всего он походил на пациента. Я сглотнула и…

– За вайфаем пришла, – честно призналась я, стараясь выглядеть максимально безобидно. – у меня сеть слабая и трафик, а в больнице скучно.

– Что там, Пётр?

А мы ведь вроде негромко говорили, я даже растерялась, услышав надтреснутый старческий голос. Как нас услышали?

– Мышь одна проскользнула, Иван Фёдорович. – откликнулся Петр, всем своим видом показывая, что дальше порога этажа меня не пустят. Где-то там, в палате, хрипло рассмеялись.

– Говорящая и приманивающаяся на вайфай?

– Так точно. Метр с кепкой.

– Метр шестьдесят три, – педантично возразила я и снова сжалась под недовольным взглядом Петра.

– Не пугай ребёнка, – снова подал голос пациент номер один, похоже, характер телохранителя он знал хорошо. – Мне она не помешает, а на этаже, кроме меня, собственно, и нет никого. Пусть себе где-нибудь тихонечко посидит

– Я буду очень тихонечко,– пообещала я умоляюще, – как мышка.

Разумеется, я не понимала, с чего такой аттракцион невиданной щедрости от единственного обитателя этажа. Не восхитился же он, в самом деле, моей наглостью? Но отказываться от предложенного не собиралась, понадеявшись на авось, ну и на хороший характер пациента палаты 301.

– Ну, если только как мышка, – фыркнул Петр, неожиданно напомнив мне московскую сторожевую, хорошо воспитанную и хорошо натасканную., готовую и посидеть с детьми, и вцепиться в горло по команде или при малейшей угрозе хозяину.

Получив разрешение, я почувствовала себя более расслабленно. Устраиваясь максимально удобно, забралась с ногами на кожаный диванчик. В холле было тепло, кондиционер тихонько гудел, любимый криминальный сериал, серии которого мне было особенно обидно пропускать, вещал в наушниках. Кайф.