Текст книги ""Сердце Шивы" (СИ)"
Автор книги: Atenae
Жанры:
Прочие любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Откуда-то в комнате возник американец – злой гений последних трёх недель. Прогонять его, протестовать, скрывать свои чувства уже не было сил.
А, может, не было никакого американца? Он ей только чудился?
Но нет, он был. Подошёл поближе, принеся с собой запах табака и сыромятной кожи. Он видел её позор. Слышал разговор со Штольманом. Теперь это уже не имело значения. Она умерла. Скоро умрёт. Вернётся Робинсон, и её будут судить. За преступления, которых она не совершала.
– Любишь его? – спросил американец без насмешки.
От этого вопроса против воли слёзы снова покатились из глаз. Нина молча отвернулась. Американец стоял рядом и молча наблюдал. Потом сказал раздумчиво:
– Кажется, стоит отвезти тебя в Тотонку.
– Что такое Тотонка? – почти беззвучно спросила Нина. Голоса не было.
– Последняя дыра на свете, – усмехнулся он. – Паршивый городишко на мексиканской границе. Но иногда там происходят чудеса. Бандит может стать там шерифом, а девка из салуна – почтенной матерью семейства. Так как, бэби, ты хочешь в Тотонку?
А что ей ещё остаётся? Безропотно умирать – какая разница, где! Хоть на мексиканской границе.
Подальше от Штольмана…
Она кивнула, не поднимая головы.
– Тогда так. Вот твой выбор. Я могу сейчас взять тебя в охапку и увезти, спасая твою хорошенькую задницу. Или я пойду за Джеком. Потому что в одиночку с этим камушком он не доберётся до своей Энни живым. Тебе решать, бэби!
Он снова издевался над ней. Но это тоже не имело значения. Ничего уже не имело значения.
– Иди за ним…
Американец осклабился и пристукнул кулаком по столу:
– Ладно, малышка, кажется, ты годишься для Тотонки. Это хорошее место для раскаявшихся грешников. Вот тебе ключ от моего номера. Сиди там тихо и дожидайся меня. Я помогу Джеку, вернусь, а потом мы с тобой поедем в Тотонку.
Он усмехнулся ей через плечо и заспешил прочь. Нина осталась одна. Теперь уже действительно одна.
…черные воды плавно текли, унося осколки синего дотаивающего льда…
Вместо кровавого рубина на столе лежал большой ключ с фигурной головкой…
Комментарий к Нина
Ффух! Все жилы она из меня вымотала!
========== Тотонка ==========
Хэнк Пирс был убеждён, что у каждого человека где-то есть на земле своя Тотонка. Просто не каждый это понимает и признаёт. Тотонка – загадочное место, откуда всё начинается, и где человек становится собой, как бы ни старался быть кем-то иным.
Он начал свою карьеру, как удачливый грабитель банков. Наглости ему было не занимать, меткости тоже, хотя обычно дело обходилось без большой крови – так, несколько простреленных рук и ног. Он кочевал по городкам приграничья, время от времени добывал пару сотен долларов, потом всё это спускал в первом же салуне за игрой или с девками, и все начиналось сначала. Разбогатеть и осесть, прекратив конфликтовать с законом, у Хэнка никогда не получалось. Да не очень он к этому и стремился.
К двадцати пяти годам душа его еще не успела ороговеть от такой жизни, но уже приближалась к этому. Помимо таких, как он, одиночек, по стране гуляли сбившиеся в стаи вольные стрелки. Хэнка не раз пытались привлечь в банду, но он неизменно отказывался, ценя свою свободу и возможность выбирать, когда, в кого и почему он будет стрелять. Скорее всего, он закончил бы свою жизнь на виселице в тот день, когда удача изменила ему. Но вместо этого случай привёл его в Тотонку.
Последнее ограбление было самым неудачным: улов невелик, а парень, подстреленный на входе, случайно оказался сыном местного шерифа. Так что бежать надо было быстро и, по возможности, далеко. Он скакал целый день, потом лошадь его вдруг захромала, а ощущение пенькового галстука на шее сделалось небывало отчётливым.
Гадая, как ему скрыться от настигающей погони, Хэнк с одним мешком за плечами и парой револьверов на бёдрах, продолжил путь пешком и наткнулся на караван пилигримов.
Лет двадцать назад встретить таких можно было куда чаще. Вместе со всяким сбродом на Дикий Запад тянулись те, кто желал построить рай земной на новом месте. Теперь этих чудаков заметно поубавилось, Хэнк даже не думал, что они вообще ещё водятся где-то, пока не встретил людей пастора Лиланда.
Джошуа Лиланд был молодым ещё человеком, его паства тоже не успела нажить ни седины, ни мудрости, ни опыта. Несколько семейных пар, две дюжины восторженных юнцов, понятия не имеющих о жизни. Они даже не знали толком, куда едут. Конец затеи был близок и печален.
Хэнк усмехнулся превосходящей разумение наивности этих людей, но остался с ними, пропуская вперёд погоню. Шериф и его люди проскакали мимо, спросив у людей пастора Лиланда, не видали ли они всадника, удирающего во весь опор. Хэнк не был всадником, он шёл пешком, у него не было даже шляпы, которую снесло пулей.
Ему дали шляпу. Ему поднесли воды. Его накормили вчерашним рагу. Его уложили спать в фургоне. И всё это – без единого вопроса.
Вместе с людьми Лиланда Хэнк перебрался в Нью-Мексико. Можно было больше не опасаться, что его отыщет мстительный шериф из соседнего штата, но уходить он почему-то медлил. Хотелось проследить, как эти чудаки доберутся до своей Тотонки. В этом городке их ждали дядька Джошуа Лиланда и ещё одно сборище таких же богомольных идиотов.
Может, когда-то и ждали, только апачи всё решили за всех и по-своему. Городишко был давно уже сожжён и покинут.
Вот теперь, по-хорошему, следовало смыться. Чего ему тут ещё делать? Конец печальной истории маячил уже совершенно отчётливо. Все эти праведники понятия не имели, как целиться и стрелять. Если дома они с грехом пополам могли восстановить, то оборонить их – никаким образом. Пирс так и заявил пастору Лиланду, придя к нему вечером.
Лиланд был угрюм и молчалив, но не раздавлен безысходностью. Он посмотрел на Хэнка не терпящим сомнений взглядом и сказал:
– Так ведь для этого Господь и послал тебя сюда!
Грабитель банков только присвистнул. Господь явно никогда не задумывался о существовании Хэнка Пирса, иначе заслуженная петля нашла бы его задолго до этого дурацкого разговора. Мысль о том, что подобное искупление было запланировано Господом для него, вызывала смех своей бредовостью.
И всё же Хэнк остался. В этом паршивом городишке, среди наивных праведников, не умеющих зарядить револьвер, он стал и мэром, и шерифом, и чёртом, и дьяволом.
Он выдержал в Тотонке два года, потом сбежал в Калифорнию, на золотые прииски. Провожали его всем городом, осыпая благословениями и желая скорейшего возвращения. Хэнк усмехался тому, что всё это время они считали его честным человеком. Но удивил себя тем, что, вырвавшись из Тотонки, к прежнему ремеслу так и не вернулся.
В Калифорнии ему повезло, как немногим. Его заявка оказалась богатой, он намыл немало золота, потом продал участок, вложив деньги в акции железнодорожной компании – и снова не прогадал. Теперь уже мистер Генри Пирс входил в банк не для того, чтобы вынуть из него деньги, а для того, чтобы их туда положить.
Непоседливая натура не давала ему долго сидеть на одном месте, он проехал всю Америку от океана до океана, а потом купил билет на пароход и поплыл вокруг света. От природы Хэнк был любознательный малый, он не уставал удивляться тому, что мир так велик и разнообразен. И всюду он был почтенный господин в хорошем костюме и при деньгах, уважаемый и защищаемый законом в любом месте, где бы ни оказался. И этот путь начался в маленькой Тотонке, где Генри Пирса всё ещё ждали, рассказывая сказки о легендарном шерифе детям, народившимся после его отъезда.
*
Русский сыщик, его милая жёнушка-медиум и старый мошенник дядя Пит не были похожи на чудаков из Тотонки. И Хэнк не мог взять в толк, чего ради они ввязались в эту историю с проклятым камнем. Вознаграждением тут и не пахло, пари Штольман не заключал, а добыть на этом пути можно было только пулю или удар ножом. Или шёлковый платок душителя – для разнообразия.
Хэнк наблюдал за этой историей с интересом. Его позабавил спиритический сеанс. Хотя вот именно с сеансом всё было предельно ясно: две красотки оттаскали друг друга за волосы из-за этого Джека. Дело было давнее, но до сих пор не отгорело. Малютка Энни была хороша, но Хэнку стало немного жаль злючку Нину. Потому что Джек даже не думал выбирать. Может, когда-то и думал, но это уже давно позади, а милашка всё ещё на что-то надеялась.
Вплоть до самого последнего разговора, когда Джек поставил все точки в нужных местах и ушёл, забрав камень.
Чего ради Хэнк вздумал предложить этой гордячке поехать в Тотонку? Ему и самому там нечего делать, а что там делать такой восхитительной стерве? Просто, должен же быть у человека один – самый последний – выход, верно? Пусть это будет Тотонка.
Интересно, взяла она ключ или нет?
Джека он нагнал уже на вокзале. Этот парень всегда двигался стремительно, а сейчас к тому же был зол, как чёрт. Что-то там случилось с ними со всеми в Бхаратпуре, иначе почему он появился здесь один, без Энни и дяди Пита, да ещё и с таким неподвижным от бешенства лицом? Таким мужчина бывает в последней стадии отчаянья, когда сердце рвётся от бессилия, и нет возможности сидеть, сложа руки.
Русский коп почему-то приводил на память какого-то старого, покрытого шрамами, поседевшего в боях вояку – генерала или адмирала. Хотя не был ни старым, ни военным. Хэнк пытался понять, что это была в нём за штука такая – неуловимая, но безусловная. Нечасто он таких людей на своём пути встречал. Вот кому, пожалуй, никакая Тотонка не нужна – они всегда знают, как правильно.
А еще Джека нисколько не обрадовало, что Хэнк его догнал. И не просто догнал, но взял билет и уселся напротив него в том же самом вагоне. Парень никому не доверял, что и неудивительно. А у него ещё и проклятый камень в кармане. А рядом сидит человек, который об этом знает. Хэнк бы тоже не доверял. Но это не имело значения.
Значение имело то, что этот парень уже очень долго спал вполглаза, да ещё столько же ему предстоит. Выдержать такое человек может с трудом. Пусть Джек был не совсем обычным человеком, но когда-то усталость возьмёт своё. И по некоторым признакам Хэнк видел, что этот момент уже близок. Скоро он уснёт, и тогда настанет момент для того, кто хочет завладеть камнем.
Джек это тоже понимал. Он боролся изо всех сил. Билет в общий вагон был куплен именно поэтому: больше глаз, меньше шансов прирезать спящего и залезть к нему в карман. И поэтому он так злился, видя Пирса на скамейке напротив. Хэнк не стал его нервировать, вытянул длинные ноги в проход, надвинул на нос широкополую шляпу и сделал вид, что дремлет, не забывая краем глаза наблюдать за русским.
Должно быть, тот всё же чувствовал наблюдение, потому что так и не позволил себе забыться глубоким сном. Проваливался в дрему на несколько минут, потом снова вздёргивался, тёр покрасневшие глаза, широкую горбинку на переносице, садился прямо или нарочно принимал какую-нибудь неудобную позу. То, как он боролся, вызывало уважение. Но бесконечно так продолжаться точно не могло.
Сам Хэнк позволил себе поспать днём, пока пассажиры в вагоне бодрствовали.
С обедом вышла незадача. На индийской железной дороге было забавное правило: обед можно было заказать на одной станции, приносили его на другой, посуду забирали на третьей. И момент, когда еду заказывали, Пирс благополучно проспал, очнувшись, когда счастливчики уже ели. Что ж, придётся попоститься, ему не привыкать!
Бросив взгляд на русского, он заметил, что тот также ничего не ел. Тоже проспал, или просто опасается, что ему подсунут отравы или снотворного? Железный парень! Как он ещё держится?
Поезд прибыл к месту назначения ближе к вечеру. Штольман, уже находившийся в состоянии какого-то сомнамбулизма, тяжело поднялся с жёсткой скамьи и двинулся на выход, слегка пошатываясь. Кажется, момент, которого Хэнк ждал вторые сутки, должен был вот-вот наступить. Он также ничего не сказал, просто пошёл следом – до того же самого оборотистого малого, который сдавал внаём повозки, лошадей и слонов.
Русский купил повозку. Кажется, он не был уверен, что удержится верхом. Повозка была кошмарная: просто дощатый настил поверх двух колёс без рессор. И лошадка тоже не из диких мустангов. Управиться с ней труда не составит.
Хэнк невозмутимо залез на место возницы и разобрал поводья. Русский смерил его взглядом, достал из кармана револьвер, проверил барабан – всё это тоже молча. Пирс пожал плечами. На самом деле он не был таким уж неразговорчивым, напротив, при необходимости мог вынести мозг не только пулей. Но сейчас такой необходимости не было. Русский и без того на пределе– еще пристрелит!
Когда останавливаться на ночлег, Хэнк тоже решил сам. Джек не стал спорить, всё также молча устроился, опираясь на какую-то суковатую корягу, которая немилосердно давила ему спину, не позволяя устроиться с комфортом и уснуть – и тут же уснул на этой коряге, как на самой мягкой перине.
Пока было светло, Пирс набрал побольше хвороста, стараясь не отходить далеко от бивака и всё время держа русского в поле зрения.
Вскипятил воды, сварил кофе, погрыз сухарь, отыскавшийся в мешке. Штольман всё спал.
Хэнк приблизился к спящему и аккуратно потянул его вниз, заставляя сползти с коряги – всё равно это не имело ни малейшего смысла. Почему-то он был уверен, что Джек не проснётся и не схватится за револьвер. Нет у него сейчас такой возможности. И до завтра вряд ли будет. Свой мешок он сунул русскому под голову.
Утром Хэнк снова сварил кофе, потом подошёл к Джеку и несколько раз попинал его сапоги. Кажется, Штольман всё же успел немного отдохнуть, так как проснулся мгновенно, вскидываясь и хватаясь за револьвер прежде, чем успел разлепить глаза. Пирс усмехнулся ему и протянул дымящуюся кружку. Русский кружку не принял, вместо этого демонстративно полез проверять карман. Хэнк пожал плечами.
Обнаружив, что рубин на месте, Штольман, кажется, смутился. Посмотрел виновато, кружку взял и медленно отпил. Сухари и кофе – прекрасная штука! Когда нет ничего другого.
Завтракали в молчании. Потом Хэнк потянулся, хрустнув суставами, и сказал, не глядя на русского:
– У того, кто в тебя стрелял, остаётся только сегодняшний день. И ещё одна ночь. Как думаешь, что он предпримет?
Русский дёрнул головой, словно был чем-то недоволён, потом поднял глаза на собеседника:
– Ты тоже думаешь, что он был один?
– Один, – Хэнк демонстративно проверил свои револьверы. – Шесть выстрелов – полный барабан. Если бы стреляли двое, ты не успел бы добежать до лестницы.
Штольман кивнул – то ли соглашаясь, то ли просто своим мыслям.
– И что он сделает, как думаешь?
Русский нехорошо сощурил глаза, но ничего не ответил. Кажется, несмотря ни на что, он Пирсу всё ещё не слишком доверял. И правильно делал. Никому не надо доверять. Особенно в такой ситуации.
Кажется, сон пошёл Штольману на пользу, он слегка успокоился. Хэнк ухмыльнулся, зевнул во весь рот и полез на дощатый настил со словами:
– Сегодня ты правишь.
Обнял свой кожаный мешок и устроился на животе, надеясь, что в такой позе меньше риска во сне удариться лбом.
Русский едва заметно улыбнулся – просто заметнее стали складки на щеках, да глаза чуть потеплели. Ну, и то ладно!
Самое удивительное, что Хэнк действительно ухитрился заснуть. Видимо, и ему нелегко далась эта дорога со сном вприглядку. Он проснулся оттого, что повозка резко остановилась, вынуждая его проехаться пузом по настилу. Пирс недовольно помянул дерьмо, потом опомнился и сел.
Солнце клонилось к закату. Наверное, можно было ехать ещё, но Штольман почему-то решил иначе. Ему виднее.
Пока Хэнк умывался в заболоченном озерке, обнаруженном в лесу шагах в трехстах от бивака, русский распряг и стреножил лошадь, а теперь стоял посреди прогалины в каком-то невесёлом раздумье. Снова давит тоска? Ничего, парень, сам знаешь: от тоски самое лучшее лекарство – работа!
Пирс достал кофейник и сунул его спутнику.
– Набери воды, пока я костёр разведу.
Русский снова дёрнул головой, словно что-то вызывало его сомнение или раздражение. Хэнк уже подметил у него эту манеру, также как и то, что обычно Штольман ничего не говорит о том, что заставляет его сомневаться. Ничего не сказал и на этот раз, просто взял кофейник и исчез в зарослях.
Пирс притащил валежину и принялся кромсать её охотничьим ножом, добывая щепу, когда что-то заставило его насторожиться. То ли неожиданный звук, то ли просто интуиция, не раз выручавшая прежде в его бурной жизни. Внезапно подхватившись, Хэнк вынул револьвер и осторожно заспешил через прогалину к лесному озерку, куда несколько минут назад ушёл Джек.
Успел он в самое время. На скользкой глинистой тропинке не на жизнь, а на смерть схватились двое: русский и какой-то индус. Нападающий был со Штольманом одного роста и телосложения, но у него перед сыщиком было важное преимущество. Кажется, он успел достать русского в спину ножом. На лопатке расплывалось кровавое пятно, левая рука повисла плетью, а убийца, к тому же, довольно удачно взял его локтем за горло, не позволяя достать оружие и подталкивая всё ближе к обрывистому краю. Развязка была близка.
Убийца висел на спине у Штольмана, так что Хэнк выстрелил в воздух, опасаясь задеть Джека. Индус тут же отскочил, выпустив жертву, и одним прыжком скрылся в зарослях. Русский едва удержался на тропе, а кофейник всё же бултыхнулся в воду. С противоположного берега озерка плюхнулось здоровенное бревно, только это бревно довольно резво направилось к месту недавней драки. Крокодил. Так, кофе отменяется!
Хэнк продолжал держать под прицелом заросли, памятуя о том, что у убийцы тоже есть револьвер. Джек, тяжело дыша, оттянулся к нему за спину и правой рукой достал своё оружие. Прикрывая друг друга, они отступили к месту бивака, и Хэнк понял, почему русский дальновидно устроил его на широченной прогалине. Если стрелять из кустов, расстояние для прицельного выстрела из револьвера всё же великовато.
Пятно на спине у русского и висящая плетью рука Хэнку чертовски не нравились. А Штольман к тому же решительно двинулся запрягать едва отдохнувшую лошадь. Одной рукой – как же!
Пирс отобрал у него сбрую и подтолкнул к костру:
– Мы не уедем, пока я тебя не перевяжу. Вряд ли он повторит нападение сейчас, а в дороге ты истечёшь кровью.
У Джека хватило ума не спорить. Он поморщился и начал стягивать пропитанный кровью сюртук.
Всё оказалось не так плохо, как могло быть. Нож скользнул по лопаточной кости, не вонзившись глубоко, и всё же рану надо было зашить. У Хэнка с его привычками бродяги всегда была в запасе иголка, нитки тоже имелись. И виски во фляге – единственный способ обеззаразить рану и обезболить пациента. Он дал Джеку сделать хороший глоток прямо из горлышка, потом полил на рану, не обращая внимания на то, как пациент зашипел сквозь зубы. Больно, а куда денешься?
– Повезло тебе, – пробормотал Пирс, орудуя иглой.
Прокалывать живую плоть всегда трудно, но Хэнку приходилось зашивать и себя самого, так что орудовал он иглой весьма умело. И отлично представлял, что чувствует сейчас пациент.
– Повезло, – произнёс тот тихо и хрипло. – Он заходил от солнца, его выдала тень. Мне просто некуда было деться – обрыв, крокодилы. Кто это был?
Хэнк завязал очередной узелок.
– Какой-то индус. Среднего роста, худой, в чалме. Я не разглядел лицо. А ты его не видел?
Русский качнул головой и зашипел от боли.
– Не дёргайся, – предупредил его Пирс. – Я уже скоро. Остался последний шов.
Когда дело было сделано, он снова полил рану виски и промокнул платком. На перевязку пошла чистая нательная рубаха. Кажется, сильно кровоточить зашитая рана не должна. Оставив своего пациента приходить в себя после операции, Пирс пошёл запрягать лошадь. Джек прав: ехать придётся всю ночь. Чем скорее они доберутся до Агры, тем меньше шансов у убийцы достичь своей цели.
Устроив сыщика поудобнее на козлах возле себя, Хэнк велел ему:
– Следи за кустами и держись крепче. Поедем быстро.
Русский посмотрел на него долгим тяжёлым взглядом, потом взял здоровой рукой за локоть:
– Если со мной что-то случится, передай камень Петру Ивановичу Миронову. Он разберётся.
– И думать не смей! – погрозил ему Хэнк. – С меня твоя малютка Энни шкуру снимет, если я тебя не довезу. Ведь снимет?
Знать бы, что там с малюткой Энни, если её мужчина идёт напролом, оставляя куски себя по всей дороге!
Отчётливая улыбка впервые за всё время появилась на губах русского:
– Снимет. С меня тоже.
Хэнк ухмыльнулся, радуясь, что сумел растормошить его. Помирать вздумал – вот ещё!
– Тебе-то что? Ты же будешь мертвый!
Штольман улыбнулся почти радостно:
– Это меня не спасёт!
– Это как? – не понял Хэнк.
– Лучше тебе не знать!
========== Кали ==========
Призрак был страшен. Красный британский мундир был изорван, испачкан в крови и даже, кажется, прожжён. Разбитое в кровь лицо обезображено синяками. Впрочем, Анна не была уверена, что видела этого человека прежде.
– Кто вы? – спросила она. – Зачем вы пришли?
*
Ничего худого с ней не произошло. Индийские слуги раджи обращались с Анной почтительно, но не говорили ни слова. Должно быть, они не понимали по-английски. Её хорошо кормили, только не позволяли выйти вон из дворца. Впрочем, Анна и не стремилась к этому. Яков велел дожидаться здесь, и в кои веки она намеревалась его послушаться.
Ей отвели отдельные покои. Дворец был странный. Он производил впечатление заброшенности и запустения, но отдельные комнаты были жилыми и даже роскошными. На своё новое обиталище жаловаться ей было грех. Ложе из циновок было мягким и удобным. Должно быть, Анна слишком устала и перенервничала, потому что уснула, как убитая, едва голова коснулась подушки.
Утром вместо её платья служанка обрядила Анну Викторовну в сари. Анна попробовала было возразить, но платье всё равно уже унесли – не ходить же ей голой, в самом деле! Впрочем, в сари оказалось на удивление удобно: ничто не стесняло живот и грудь. В последнее время корсет начал Анну раздражать. К тому же, в одеянии индийской женщины было не так жарко. Голубая кофта с короткими рукавами, застёгнутая на три алмазные пуговицы, была совсем короткой, оставляя обнажённым тело в талии. Сари из бирюзового муслина с золотым шитьём выглядело роскошным, но Анна поёжилась при мысли, насколько это фривольно должно выглядеть: обнажённые руки и живот. Потом она перевела взгляд на служанку, двигавшуюся в своём одеянии невероятно грациозно, и подумала, смотрится ли она так же красиво. К сожалению, в её покоях не было зеркал. Никогда Анна Викторовна не гонялась за модой, но сейчас ей очень захотелось увидеть себя со стороны.
Но в следующее мгновение она об этом уже забыла. Оказалось, что вместе с платьем и корсетом из комнаты пропал светло-серый пиджак Штольмана – самая большая ценность, какая была здесь у неё. Анна поймала служанку за локоть и стиснула что есть силы.
– Где? – рыкнула она.
Служанка уставилась на неё большими, как у лани, тёмными глазами.
– Где пиджак моего мужа?
Эта потеря сейчас казалась ей самой непоправимой. Анна пообещала себе, что если не получит ответа немедленно, то служанка испробует на своей голове прочность большого медного блюда, наполненного фруктами. Впрочем, фрукты она вытряхнет, так и быть.
К счастью для ничего не подозревающей индианки, в комнату пленницы бесшумно вошёл Калидас. Он тоже был роскошен в расшитом золотом и драгоценными камнями камзоле, ярких сафьяновых туфлях и тяжёлом тюрбане. На губах у него блуждала загадочная улыбка, но враждебным он не выглядел. Впрочем, Анна сейчас не побоялась бы никого.
– Верните одежду моего мужа! – яростно сказала она.
– Зачем она вам? – спросил раджа, глядя в сторону и всё так же непонятно улыбаясь. – Разве сари вам не нравится?
– Нравится, – сквозь зубы процедила Анна. – Верните!
Раджа сделал знак и сказал два гортанных слова. Служанка молча поклонилась и ушла. Потом вернулась, неся пиджак. Анна вцепилась в него, превозмогая себя, чтобы не зарыться в ткань лицом, вдыхая знакомый запах. Когда она расскажет ему, как обнюхивала его пиджак, он будет очень смеяться. Пусть!
На губах пленницы мелькнула улыбка. Раджа её заметил и удовлётворённо кивнул.
Анна аккуратно сложила пиджак и непринуждённо села, пристраивая его на коленях. Потом с вызовом взглянула на Калидаса:
– Зачем меня переодели?
– Затем, что вам сейчас вредна европейская одежда. Она стесняет живот и мешает ребёнку.
Анна на мгновение лишилась дара речи. Этот незнакомый мужчина непринуждённо говорил о таких вещах, которые в России ни один воспитанный человек не произнёс бы вслух. Кроме доктора, конечно.
Ребёнку? Он сказал «ребёнку»?
Раджа смотрел на неё иронически:
– Неужели вы не заметили, что в тягости?
Ну, вот не заметила как-то! Нарушения цикла в дороге у нее уже случались, должно быть, от нагрузок. Но задержка никогда не превышала месяца, так что Анна не придавала ей значения.
Так, а сколько сейчас?
Потом вдруг вспомнилось преувеличенное внимание мужа к её самочувствию в последние дни. Вот он явно что-то подозревал.
Ну, Яков Платоныч! Что, так трудно было сказать? Чтобы она не узнавала это от постороннего человека. Мужчины, между прочим!
Потом перед глазами встала маменька, произносящая назидательным тоном: «Аннушка, мужчины ничего не должны знать о дамских секретах. Это неприлично!»
Как же, не должны! Попробуй что-то скрыть, когда тебе двадцать два года, и у тебя никакого опыта, а твой муж – лучший сыщик на свете. Но что, так трудно было поделиться новостью?
Против воли Анна хихикнула, осознав всю пикантную нелепость ситуации. Это не муж должен был порадовать её новостью, а она его.
Всё-то у вас шиворот навыворот, Анна Викторовна! Всю жизнь так!
Несмотря на смущение, ей было не страшно, а даже немного весело. Только очень не хватало Штольмана. За последние два года они не расставались дольше, чем на несколько часов, и теперь она не представляла, как перенесёт неопределённо долгую разлуку.
Пальцы непроизвольно погладили лацкан пиджака. Раджа это заметил, разумеется. Ну и пусть! У неё есть муж. И скоро он за ней приедет.
Скорее бы!
– Зачем вы оставили меня здесь? – с вызовом произнесла Анна. – Вы ведь прекрасно понимаете, что мой муж – благородный человек, который никогда не нарушит слово. Нашёл бы он вам этот камень и так!
– Я знаю, – кивнул раджа. – Просто мне хотелось, чтобы ты была здесь.
– Для чего? – резко бросила она, внутренне сжимаясь.
– Для того чтобы ты прошла все воплощения и познала сама себя.
– Что вы имеете в виду? – спросила Анна напряжённо.
Раджа не смотрел на неё. На лице его была всё та же отрешённая, загадочная улыбка. Рука поигрывала драгоценной рукоятью кинжала, заткнутого за широкий кушак. Но Анне почему-то не было это страшно. А вот речи его пугали.
– Ты знаешь о Тантре? – спросил раджа.
Она молчала, опасаясь произнести хоть слово.
– Карма властвует над всем сущим. Люди и боги заключены в вечный круговорот рождений и смертей, каждый раз находя иное воплощение.
– Как Сати и Парвати? – осторожно спросила Анна.
Индус остро взглянул на неё.
– Ты уже знаешь про Сати и Парвати? А известно ли тебе третье воплощение Великой Матери?
Она только покачала головой.
– Мне говорили, что твоя судьба повторила судьбу Сати и Парвати. Это правда?
– Нет. Я сама себя не сжигала.
Раджа сделался задумчив, говоря словно самому себе:
– Иногда боги воплощаются в смертных телах аватаров, так царевич Рама был аватаром Вишну. Ты тоже можешь быть аватаром.
Почему-то это прозвучало зловеще.
– Почему вы так решили? Вы меня совсем не знаете! – Анна попыталась опровергнуть все домыслы, защищаясь от неведомых ей фантазий Калидаса.
– Я знаю достаточно, – со значением ответил тот. – Обычные люди живут вполсилы, искупая свою прежнюю карму. И лишь избранные, познавшие Тантру, переживают всё, что им дано, со всей полнотой страсти. Разве ты не такая?
Анна напряглась, понимая, что именно он имеет в виду. Слишком Анна Викторовна Миронова отличалась от всех, чтобы её воспринимали нормально где бы то ни было. И только рядом с Яковом Платоновичем она обретала смысл и цельность. И тогда её непохожесть на других переставала занимать окружающих. А если занимала, то Штольман находил способы отвадить тех, кому Анна казалась слишком уж необычной.
– Это вы сейчас про что? – дрогнувшим голосом произнесла она. – Намекаете на… – произносить вслух то, о чём она подумала, воспитанной барышне было бы непристойно.
Раджа весело рассмеялся:
– Да, знатоки Тантры искусны в таинствах тела и знают все секреты Камы. Ты хотела бы пройти посвящение?
– Боже сохрани! – поспешно заявила Анна. – Кстати, в прошлый раз, когда меня собирались вот так во что-то посвятить, мой муж пришёл и пристрелил «посвятителя». Так что, не советую пробовать!
– Но пройдя его, ты способна будешь познать высшее блаженство в любви со своим мужчиной. А он с тобой.
– Нет, спасибо, мы сами справимся, – пробормотала Анна, краснея. Вот мама бы слышала, о чём они тут рассуждают! Или Яков… ох, нет! Только не это!
– Ты напрасно отказалась, – с усмешкой произнёс Калидас. – Впрочем, я не этому хотел тебя научить. Идём! – он поднялся и повелительным жестом велел следовать за собой. Анна не решилась ослушаться.
Он привёл её в какой-то полуразрушенный храм, где царило чудовищное синее изваяние Кали – со всеми её жуткими атрибутами в виде ожерелья из черепов, меча и отрубленной головы в руках.
Анна содрогнулась, не решаясь подойти. От изваяния веяло такой всепоглощающей силой, она опасалась подпасть под её влияние.
Раджа подошёл к статуе и оглянулся на пленницу.
– Чего же ты остановилась?
– Я не пойду дальше, – дрогнувшим голосом сказала она и помотала головой.
– Почему?
– Она омерзительна!
– Тебе кажется омерзительной женская суть?
– ЭТО женская суть? Вы шутите? – Анна нервно рассмеялась.
– Не торопись осуждать то, чего не знаешь! – сурово ответил раджа. – Ты помнишь историю Шивы и его жены?
Эту историю Анна слышала от профессора Стивенса, так что она только утвердительно кивнула, не решаясь перебить. Профессор отказался закончить свою сказку. Кажется, сейчас она услышит продолжение.
– Однажды великан Дурга совершил поклонение Брахме и получил благословение, в результате которого его не мог победить ни один воин. Дурга был демоном-асуром, он воспользовался благословением, победил и сверг богов, отменив все религиозные ритуалы и установив царство зла.
– Всех богов? И Шиву тоже? – перебила Анна Викторовна.
С некоторых пор к Шиве у неё было особое отношение. Он упрямо представлялся ей худощавым, черноволосым и голубоглазым.
– И Шиву тоже. Тогда от гнева потемнел прекрасный лик Парвати, и она воплотилась в грозную Кали – черноволосую, с тремя глазами и восемнадцатью руками. Переняв от каждого из богов часть его силы, Кали вышла на бой с бесчисленным воинством асуров Дурги и победила его, вернув власть богам. Пройдя три воплощения – Сати-жертвенность, Парвати-верность, Кали-защита – супруга Шивы стала Великой Матерью Шакти – воплощением женского начала в мире.
