Текст книги "Крепитесь, други!"

Автор книги: Астра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Однажды ей ответил усталый солидный человек, в голосе которого отразился и его кабинет с видом на Москву-реку, и покойное кожаное кресло, и даже картина, висящая перед глазами в дорогой раме. Лада списала этот телефон из журнала «Деньги», и, не зная, как сложно работать банками, наивно потревожила своим звонком.

– Вас приветствует газета «Городская новь»! Мы с удовольствием рассмотрим возможность вашей публикации на страницах газеты.

– Нам этого не нужно, дорогая… простите?

– Лада.

– …дорогая Лада. Замечательно. Так вот, в нашем бюджете даже строки на рекламу нет.

– А как же полный разворот в журнале?

– Это юбилейное, семь лет со дня основания, нового основания после акционирования. При необходимости мы просто оплачивает расходы, и все. Поверьте, это так. Через нас проходит восемьдесят процентов всех денег страны. Представляете? Мы серые кардиналы, которые одни только и имеют настоящую власть и ни с кем ею не делятся.

– Но реклама необходима любому банку! – настаивала она. – Кто же будет о вас знать, если…

Слышно было, как человек тихонько рассмеялся.

– Вы прелесть, дорогая Лада. Жаль, что не могу вам помочь. Пусть мелкота, которая путается у нас под ногами, трезвонит о своей надежности. Для нас это излишне. Мы не работаем с физическими лицами.

– В статье сказано, что вы заинтересованы в частных вкладах, – не отступалась Лада, – что вы берете на счета вклады в рублях и валюте.

– Ну, да, берем, конечно. Это люди, которые… в общем, Лада, придется вас огорчить. Для вашей прекрасной газеты мы не подходим.

Лада опустила руки на стол. «Чем я занимаюсь? Как смею приставать к серьезным людям?» Захотелось музыки, Моцарта… Вздохнув, она набрала следующий номер.

– Алло, – отозвались там, и после ее вступления сказали. – Подождите. Переключаю на рекламный отдел.

В трубке зазвучала музыка, которой часто заполняется режим ожидания. И это был Моцарт, точное воспроизведение сухими механическими пальцами. Она поморщилась.

– Алло, – появился голос. – Газета «Городская новь»? Мы продаем онинги и маркизы. Как на ваш взгляд, ваших читателей заинтересуют наши предложения?

Лада замялась.

– А что это такое?

– Как, вы даже не знаете? До свидания.

Шурочка наблюдала за нею. То, что за свободный стол села дурнушка, а не красотка из новой группы, устраивало ее. Она даже взялась покровительствовать Ладе, обучая маленьким хитростям, например, способу прохождения через секретарш, грудью закрывающих подходы к директорам.

– Сначала ты спроси, на кого рассчитан их товар, на очень богатых или на средний класс? Потом обрадуйся, что читатели газеты смогут о нем узнать и… в общем, дальше думай сама. И еще. Если генерального директора зовут по-русски, например, Иван Петрович, то настраивайся на разговор с мужчиной в возрасте. А если имя модное, вроде Виталий Геннадьевич, то не теряйся, это молодой. Кокетничай, мяукай, уводи в сторону, возвращайся. Води за нос, как хочешь, но получи приглашение на встречу. У себя в кабинете он просто так не отвертится, сделка, считай, в кармане, хоть на двести долларов.

Сама Шурочка уже нашла свою нишу. Ею оказалась медицина, множество лекарственных и лечебных центров, которые давали ей мелкую, но постоянную рекламу. Ее душе были внятны их заботы, круг знакомых расширялся, она уезжала и приезжала раза по три-четыре в день, и частенько возвращалась с договорами. Честно признаться, даже побаивалась она почему-то крупных ответственных договоров и клиентов, с которыми запросто работали Юра, Виктор, Агнесса. Хотя, конечно, кому не хочется разбогатеть!

И комната в агентстве ее стараниями уже напоминала зимний сад. Цветы теснились на подоконниках, стояли в проходах, ползли по стенам и цвели, цвели, несмотря на северную сторону окон. И когда, встав на стол маленькими ступнями, Шурочка поливала их, наклоняя длинную гусиную лейку, из-под ее платья непременно выглядывали зубчики кружев, как бы поддразнивая Юру, юного поклонника румяной красотки. Здесь была игра, молодая игра в любовь, никто не собирался принимать этого всерьез, но лучшим девушкам «Каскада» и НИИ нечего было делать, пока Юра работал возле Шурочки. Что ни говори, а женщине нужна любовь, отовсюду, ежеминутно, тогда она цветет, тогда у нее все ладится! Умница-Юра подыгрывал ей лучше всякого артиста, в комнате постоянно звенел смех, слышались шутки, ссоры, объяснения. Все хорошели в их присутствии. Изменился и сам Юра. На курсах подготовки в МГУ ему встретились такие ребята, с таким мировоззрением, что, как часто бывает в юности, он стал стремительно мужать и развиваться в их питательной среде, и уже подумывал о двух факультетах сразу – математическом и философском. Или математическом и естественном?

С Виктором он больше не ссорился. Зачем?

Валентина могла быть довольна. Агентство работала на полную мощность. Это была ее империя. Никогда еще не чувствовала она себя столь полноценно и могущественно, как сейчас! Само делос его неустанными требованиями стало необходимым условием ее жизни. Созидание и творчество, успех ради успеха! Каждый день открывал новые возможности, и сама жизнь оказывалась полем возможностей! Это было упоительно! Уже подумывала она о рекламе не только в толстые красочные журналы, но о рекламе на регионы страны, о рекламе политической. Свекор разохотил ее своими разговорами. Впереди выборы в Думу, а там выборы президента… Почему бы нет? Это сулило такой рост ее внутренней состоятельности, не говоря уж о прибылях, что Валентина сама поражалась своей возросшей смелости и размаху. Впрочем, от земли она не отрывалась. Напротив. За это время ей удалось решить множество разных проблем, и главную среди них – внутри агентства. Как, например, ни в чем не уступив человеку, сохранить в нем самое счастливое впечатление о ее особе? А она научилась. Как всегда быть доброжелательной, внушать подчиненным уверенность и спокойствие? А ее уважали и шли за советами. В такой обстановке можно было отваживаться на любые дела.

«Но для начала – как-то подумалось ей, – надо бы теснее сплотить сотрудников общим застольем, отметить лучших, подарить им цветы, подарки… В старое доброе время умели растить кадры».

Праздник наметили на ближайшую пятницу. Повод – богатый договор в группе Екатерины Дмитриевны. Сухощавый мужчина лет сорока пяти, бывший военный, договорился о целой рекламной компании, и как раз в пятницу эти деньги в виде наличного платежа должны были подойти. Так и получилось.

Для праздничного пира решили открыть пошире двери обеих комнат, протянуть столы от середины до середины, а директора и менеджера посадить в коридоре. Коридор с комнатами «Каскада» на втором этаже был уже отгорожен от общего институтского и освещен.

– Мы будем связующим звеном, – смеялась Валентина.

Главной хозяйкой избрали Шурочку. Ее огурчики-помидорчики, грибочки, необычайный салат из зелени, мясо с черносливом, порезанное ломтиками, и дымящаяся, посыпанная петрушкой, картошка сразили всех еще месяц назад, на праздновании ее собственного дня рождения. Теперь Шурочку вновь увидели во всей красе, беломраморную рыжекудрую богиню плодородия в цветастом переднике.

После обычного в таких случаях переполоха все нашли себе место и затихли в ожидании.

– Все на месте? Кого не хватает?

– Люси.

– Она занята, – многозначительно улыбнулась Валентина. – Начинаем. Мужчины! Откройте шампанское. Витя! Почему мышей не ловите?

Виктор полусидел на подоконнике, отведя рукой планки жалюзи. Толик стоял на тротуаре напротив. Услыша приказ, Виктор резко бросил занавес, взял бутылку, снял проволочную укрепку. Пробка хлопнула, отлетела и попала в выключатель.

Свет погас. И вспыхнул вновь.

– Талант! – зааплодировали все.

Виктор побледнел. О таком сигнале они не договаривались. Кто мог это предусмотреть? Что, если Толик, недоумевая, останется на месте? Он и не должен идти сразу, но вдруг не пойдет совсем? Сорвется такой план, такой случай! Двадцать пять тысяч долларов!

С рюмкой в руке поднялась Валентина.

– Господа! Мы должны поздравить виновника торжества, доблестного героя в орденах, пожелать ему дальнейших успехов и богатых договоров. Вот что значит армия! Ура!

Все закричали, захлопали. Екатерина Дмитриевна вручила ему цветы и трижды расцеловалась. Отставной офицер был тронут.

А Валентина продолжала.

– Дорогие друзья! Благодаря нашему ударному труду агентство прочно встало на ноги. Могу сообщить приятную новость. С понедельника вы будете получать не двенадцать, а четырнадцать процентов с суммы договора. Работайте и богатейте!

– Ура!! – раздался общий крик раза в три громче первого.

После первой рюмки все накинулись на угощение, передавали друг другу закуски, тянулись, перебегали из комнаты в комнату. Наконец, молодой голод был утолен. Налили по второй.

– Тост! Витя, тебе слово. Скажи!

Виктор призвал на помощь всю выдержку и артистизм, словно Штирлиц в застенке у Мюллера. Как решил Толик? Что происходит сейчас в бухгалтерии? Он медленно поднялся и поиграл вином в бокале.

– У всех налито? Слушайте. Однажды Ходжа Насреддин принес домой мясо. И ушел. Жена приготовила плов, но набежала родня и, понятное дело, все сьела. Ходжа вернулся, еды нет. «Жена, где мясо?» «Кошка сьела». Ходжа поднял кошку, взвесил ее в руках и говорит: «Если это кошка, то где же мясо? А если это мясо, то где же кошка?»… Так выпьем за то, чтобы подобные вопросы никогда не возникали… у налоговой инспекции.

– Ох! – воскликнула Валентина. – Отличный тост!

Но не успели все осушить бокалы, как дощатая дверь распахнулась и в коридорчике предстала Люся. Вид у нее был перепуганный, челюсть дрожала.

– Ой, ой, не могу. Ой, ой!

Валентина подхватила ее.

– Что случилось? Успокойся. Выпей воды.

– Ой, ой…

– Пойдем ко мне. Пропустите нас.

Они закрылись в кабинете.

Происшествие выглядело так. К вечеру Люся привезла деньги из банка. Положила в сейф, и, как договаривались, стала тотчас разносить по документам, прятать концы от налоговой проверки, сверять счета, договора. Условный стук в дверь заставил ее накрыть стол серым полотняным мешком.

– Кто там?

– Грач, – ответили за железной дверью.

Она повернула ключ.

Мужчина был в маске. Он потребовал открыть сейф. Она была одна, в полной его власти. Не крикнуть, не убежать. Грабитель сгреб все в мешок и скрылся.

– Какой он был?

– В перчатках, в маске.

– Сколько было денег?

– Сто двадцать миллионов в рублях и пять тысяч в долларах.

Валентина качнулась на стуле.

– Ладно, езжай домой. Слезами горю не поможешь.

«Грач… – подумалось ей. – Что-то не так. Откуда беда?»

К сотрудникам Валентина вышла спокойной и уверенной, как всегда. Никто не должен знать, что в агентстве произошло преступление.

– Все в порядке, продолжаем наш праздник. Люся ошиблась в подсчетах и немного испугалась.

Виктор был в восхищении. Что ни говори, а лидер – это совсем другой уровень, и притом – скачком!

После застолья начались танцы, молодежь расходилась не на шутку, вечер затянулся. Подумав, Валентина все же сообщила Екатерине Дмитриевне, но только о краже денег, без подробностей. Вдвоем они стали думать, как жить дальше.

– Надо сообщить в милицию, – предложила пенсионерка.

Это Валентина отвергла сразу.

– Ни за что! Их только пусти, уж они… – она не договорила. – Придется смириться. Завтра же перекрыть стенкой нижний коридор, поставить охрану у нас наверху, все осветить и благоустроить.

Екатерина Дмитриевна тут же нашла прекрасный выход.

– Мой муж с удовольствием пойдет в охрану, – уверила она Валентину. – Он умеет обращаться с оружием.

Валентина молча кивнула. И невесело усмехнулась, когда та ушла.

«Тоже мне, охранник!»

Урон был весом, но не смертелен. Она даже поразилась, насколько легко перенесла удар. Придется: а) снять личные деньги со счетов в двух коммерческих банках, чтобы оплатить рекламную компанию; б) отложить покупку лазерного принтера и сканера; в) взять назад данное слово о четырнадцати процентах агентского вознаграждения. Увы. Но кто этот негодяй? И что у них на уме? Как притягивают воров чужие деньги!

В комнатах смолкла музыка, народ расходился. Уборщица шумела пылесосом.

Так кто же это был? Ясно, что из своих. Подслушал Грача. Значит, курильщик. Мужчина. Кто-то из отсеявшихся? Тогда почему знал о сумме? Женщины тоже курят. Тупик.

Как всегда, если что-то случалось в делах, ее потянуло к семье. Она набрала номер телефона.

– Алло! Как у вас? Ложитесь? Где дедуля? У Анны Стахиевны чай пьет? Давно? Скоро придет? Уже идет? Очень хорошо.

Это новое обстоятельство направило ее мысли в иную сторону. Полугодовой срок той квартиры истекал в декабре, приобретение ее с помощью Розалии было делом решенным. Но как воспользоваться ею? Будь у квартиры общая с ними стенка, которую можно снять и объединить оба помещения… но нет, квартира как раз напротив. Между ними маленькая однокомнатная Анны Стахиевны. Но если свекор и соседка, бог даст, соединятся, им отойдет та, новокупленная, а Валентина с детьми расширятся за счет однокомнатной. Интересный случай.

До сих пор паспорт в лиловой обложке праздно валялся в дорожной сумке, завернутый и заклеенный от случайного любопытства жены. И, соответственно, ни разу не был проверен на качество. Он и попал к Анатолию Квашнину дуриком, «не по делу», во время гастролей в уральские Березняки, город едких туманов и желтых «лисьих» хвостов. Произошло это по окончанию карточной игры в тамошней гостинице, когда после выступлений во «Дворце химика» (в провинциях все еще дорожат своими памятниками) гастролеры уселись перекинуться в бридж. Время было темное, идти совершенно некуда, и денег-то на ресторан жалко, и сам-то ресторан жалок, а впереди еще целых два концерта, то есть полные сутки до самолета. В компанию затесался местный администратор, из тех, что обожают тусоваться с московскими артистами, щуплый седоватый мужичок с изрытым морщинами землистым лицом. Почти все мужские лица в этом городе отличались сероватостью кожи и одинаковым «полузвериным» выражением, что объяснялось самым прозаическим образом: здесь работали «отмотавшие срок» зеки.

Играли по-малой, не увлекаясь. Сразу было видно, что «чужак» немного смыслил в тонкостях джентльменского бриджа, зато с каким мастерством тасовал и сдавал карты! Словно одушевленная, превращалась новенькая колода то в пятнистую змею, то в живую дорожку, то с треском схлопывалась рубашкой вверх, то перелетала по воздуху рубашкой вниз. На кистях администратора плавали синие звезды, из-за манжет торчали русалочьи хвосты. С ним бы сыграть в очко или козла, тогда бы запели московские гости! Всю ночь напролет он рисовался перед ними, рассказывая одну за другой местные «байки из склепа», вроде той, что чуть не разыгралась на прошлой неделе в этом же самом гостиничном номере, где они сидели сейчас. Тогда, по его словам, здесь поселили молодую женщину, командировочную из Верхней Салды.

– Откуда? – дернулся Толик. – Из Верхней Салды?

Это была его родина.

– Да, недалеко тут, за Уральским хребтом. Бывали там?

– Бывал. С концертами. И что случилось?

Поздней ночью местная «братва» проиграла женщину в карты. Администратор сказал об этом буднично, в виде вступления к собственным подвигам, так как в ту же ночь спас женщину, поймал из окна и чемодан, и ее самое, и, не мешкая, отправил на первом же поезде дальнего следования все равно куда, хоть на Сахалин, лишь бы подальше.

– Тут свой закон, – он умильно поглядывал на москвичей, но сколько не добавлял сладости в лицо, оно оставалось низменно-животным, как у каннибалов племени Тату.

К утру он полностью овладел правилами, но продулся в пух и прах. Ни о каких деньгах, понятное дело, никто и не заикался.

– Хотите, мужики, я сделаю вам документы, к которым ни один мент не придерется? – предложил он сам. В его чертах трогательно проглянуло смущение. – Нужна только фотокарточка. Наш фотограф работает на первом этаже.

Артисты посмотрели друг на друга, пожали плечами. «… хоть шерсти клок», – означало это движение. Фотография уже открылась. Умытые, причесанные, в одном и том же поочередном пиджаке присели они на стул перед объективом. Остальное было делом техники. Вечером после концерта каждый из трех друзей получил паспорт на имя одного и того же молодого человека, в одинаковой лиловой обложке, с постоянной московской пропиской по одному адресу.

Теперь этой липе предстояло работать.

«Хоть я страшусь того, на что дерзаю…»

Несмотря на телесную крепость и богатырский вид, Толик плохо переносил нервные перегрузки. Его сценическим амплуа были пародии, забавные сценки и звукоподражание, иными словами, тяжкий хлеб легкого жанра. Поэтому вне театра он был немногословен. С возрастом увлечения молодости стремительно пошли на спад, в душе с твердостью обозначилось коренное назначение его жизни, далекое от софитов и аплодисментов.

Он был простым человеком. Он решился.

Впервые пришлось списывать данные из лиловой обложки при заполнении граф и колонок в бланке регистрации ИТД «Каскад». Когда рука его раз за разом стала выводить подлинные ФИО вместо фальшивых, он с полной ясностью осознал, через какие напряги придется идти. В корзину полетели три испорченных бланка. Дело происходило не в самой столице, но в Зеленограде, городе физиков, у железнодорожной станции Крюково. Здесь действовали московские нормы.

Первый страх он испытал на приеме в кабинете инспектора Административного Округа. Страх всамделишный, настоящий, как перед выходом на сцену. Задерганная пожилая дама, взяв его документы, принялась близоруко и неприязненно рассматривать каждую страничку лилового паспорта. Он замер. Слабым звоном качнулось в затылке головокружение. Накануне и днем, и вечером, при разном освещении этим придирчиво занимался он сам и не уличил березняковского умельца ни в малейшей оплошности.

Инспектор отложила паспорт, достала «Лицензию» на гербовой бумаге и стала вписывать его данные.

– Деревянко Станислав Романович, – написала она. – Как называется ваша фирма?

– «Каскад».

– Возьмите другое имя. Этих «каскадов» сейчас десятки и сотни.

«Много ты знаешь…»– подумал он.

– Мне нравится «Каскад», – Толик играл «крутяк».

Она пренебрежительно хмыкнула.

– Не все ли равно? Сами путаницу создаете, а потом жалуетесь, когда из налоговой к вам по двадцать раз приходят.

Опустив глаза, он помолчал. Потом сказал мягко и незаинтересованно, будто не о своем деле.

– Пишите «Каскад».

Женщина тоже успокоилась, даже прониклась тенью симпатии. На лице ее проступило странное лукавство.

– Будь по-вашему, Деревянко. А вот если бы вы пришли завтра, не видать вам никакого «каскада», как своих ушей. С завтрашнего дня вступает в силу «Постановление…» о названиях новых юридических лиц, запрещающее любые повторы.

Он поздравил себя с неожиданной удачей. Добрый знак.

– Значит, мне везет.

И чуть-чуть отпустил себя.

– Чем собираетесь заниматься? – продолжала инспектор уже по-человечески, – Что за пош. р. о.?.

– Пошив рабочей одежды.

Она насмешливо кивнула.

– А на самом деле чем, Станислав Романович? Кому нужна сейчас рабочая одежда?

Толик напрягся вновь.

– У меня хорошие отношения с зарубежными… друзьями. Будем шить для них.

– Нужны им ваши тряпки… – она вздохнула и притиснула бумагу печатью. – Все так говорят, а на самом деле торгуют, чем попало. Водкой, бензином. Эх, вы…

Заглянув вечером адресно-телефонный справочник «Желтые страницы», в алфавитный список на букву «К», Анатолий обнаружил стройный столбик из тридцати двух «Каскадов» подряд. Не слабо, как говорится.

… Большую часть своей доли Виктор отнес матери и бывшей жене с дочкой в надежде на успех второго плана, который был рассчитан на трехнедельную выручку всего агентства. Он уже действовал. Толик наведывался в свойбанк дважды в неделю, и каждый раз сбрасывал по килограмму веса от дикого страха и напряжения. Изнутри агентства обстановку отслеживал Виктор. Тихо. Невнятные слухи о краже еще бродили среди советников, отчасти подтвержденные отменой обещанных четырнадцати процентов, но близились пустые для бизнеса ноябрьские праздники, когда на долгое время замирает деловая жизнь, и среди рекламистов нарастал аврал. Скорее, скорее! Успеть, успеть!

Платежки мелькали одна другой.

Прошла неделя, десять дней. С полок пачка за пачкой уходили чистые бланки договоров, с напечатанными внизу слева реквизитами банка. Виктор едва успевал обновлять запас. По этим реквизитам клиенты исправно присылали оплату. А Толик ходил в банк, как на работу.

Две недели. Тишина. Все идет как по маслу. Три дня праздников даже на руку, то да се, шаляй-валяй, никакой бдительности. Однако, до тринадцатого-четырнадцатого ноября следует закруглиться. Если не раньше.

Виктор продолжал восхищаться Валентиной. Великая женщина! В одночасье лишиться целого состояния, и хоть бы хны! Ни красных глаз, ни нервных срывов… А как умеет держать расстояние! Даже мысленно не подступишься. Великая актриса! Это даже заколебало его. А мог ли бы он так-то? Пожалуй. Нет же у него на текущий момент никаких угрызений! Значит, право имеет.

– Когда-нибудь, – уповал он, с улыбкой оглядывая свое душевное хозяйство, – когда-нибудь все пережитое пригодится мне для творчества. Полюбите нас черненькими, беленькими нас всякий полюбит.

Ранние годы Алекса прошли под звездой его редкостного ума и развития. Достаточно сказать, что четырех с половиной лет он с закрытыми глазами обыгрывал в шашки пенсионеров на скамеечке у дома. С закрытыми, потому что умел видеть окружение, не разжимая век. В пять лет это умение ушло, но остались другие способности, которым он не придавал значения, полагая, что «у всех так». На шестом году мальчик был подготовлен не ниже четвертого класса средней школы, а в шестом, можно сказать, приближался к выпуску. «Принц»– называли его. Необычное прозвище среди насмешливых сорванцов!

Умных, опережающих ребят было везде немало. К сожалению, в семидесятые годы их будто не замечали и равнодушно гасили молодые умы едкой пылью школьной рутины.

Но однажды произошло невероятное. Отец шестиклассницы Ольги Егоровой, очень умной веселой девчонки с беленькими крепкими, чуть выдающимися вперед зубками, предложил ей набрать группу из семи человек, для которых он наймет преподавателей из среды университетских профессоров. Мокий Кузмич был министром бытового хозяйства, немолодым грузноватым мужчиной с сибирской раскосинкой в глазах и седоватой жесткой бородкой. Он мечтал о сыне, но был вообще бездетен в первом браке; потом в обширной министерской квартире появилась Верушка-вострушка, по годам более дочка, чем жена Мокия Кузьмича. Она-то и одарила его дочкой, теплым солнышком в душе старого отца.

Но Егоров думал вперед, очень-очень далеко вперед. Потому и обмозговал свое необычное предложение.

Сказано-сделано. Три девушки и четверо молодых людей взяли старт на четыре года. «Лицей». Но какой! Десять часов занятий в день включали все области знаний, включая четыре языка, неведомые тогда маркетинг и менеджмент на английском, бытовую, музыкальную, танцевальную культуру, современное спортивное пятиборье и восточные единоборства; в летнее время обучение переносилось либо в глухие таежные заимки, под всхрапывание и топот местных лошадок, либо под паруса «Бригантины» на Черном море, либо в европейские музеи с дальнейшим подробным докладом об увиденном, и работу на европейских бензоколонках либо мытье посуды в кафе. Но это не все! Подумать только, в те далекие до-перестроечные времена талантливая ребятня овладели программами настоящего компьютера, и через министерский канал товарища Егорова принялась шалить и шарить в баснословных сетях Интернета!

Это была волшебная сказка!

Но Мокий Кузмич был тертый калач. Дети – наше будущее? Превосходно. Не мог не предвидеть он, седина в бороду – бес в ребро, что очень скоро Ольга и Алекс, едва-едва шестнадцатилетние, рука в руке, «признаются», что ждут ребенка. Расцеловав обоих, он позвал Верушку, налил в четыре рюмки вишневый сок, и поздравил молодых. Мальчик родился в январе восемьдесят первого года, его братик – в ноябре того же года, а третий – в сентябре следующего. Вокруг детей закружились няньки и мамки.

– Третий внук все свершит, – бормотал Мокий Кузьмич. – Третий внук, третий, третий внук сделает все, что нужно.

По желанию деда третьего внука назвали Силой. Сила Алексеевич. Он имел глазки с тем же прищуром и необоримый кержацкий изгибчик над переносицей.

– Самого егоровского роду, – признал старик. – Ты, Алекса, тоже ядреного корня, но слишком высок для нас. Не обижайся, давай.

Семнадцатилетний зять прекрасно видел это. Три сына веселили его, но к отцовству он готов не был. Подрастая, три бутуза так подключились друг к другу, что вообще не беспокоили родителей. Таково свойство трехдетных семей: дети сами по себе, родители сами по себе.

Вся семерка поступила в самые престижные ВУЗы. Алекс оказался во МГИМО, Ольга экстерном окончила Плехановский. Перестройкане застала их врасплох. «Лицейская» четверка стала первым провайдером, хребтомИнтернета в Москве и России. Девушки тоже не растерялись в наступившей разрухе. Ольга открыла «Консалтинговую фирму», потом «Модный салон».

В 1986 году из мест «не столь отдаленных», из опалы и заточения вернулся Василий Петрович Грачев, «Грач», немногословный человек лет тридцати шести, встреченный Мокием с земляческим почетом.

– Хозяйственник ты мой, золотой ты мой, – Мокий хлопал того по спине и вздыхал, смахивая слезы. – Стосковался я по тебе, сизый голубочек! Теперь с тобой таких делов наворотим, глазам не поверишь.

– Спасибо, Кузьмич, что пособил на волю выйти. Если б не ты, трубить мне полную десятку, как пить дать. Опаска берет, как бы вновь не зацапали.

– Ан нет, Грач, не боись! Хозяйственное радение нынче в цене, собственность свята. Дождались своих времен.

На этих посиделках увидел Алекс и другого земляка своих родственников. Фамилия его была Второй. Константин Филиппович. Это был тоже крепкий низкорослый мужик с широким круговым шрамом на правой щеке.

В Москве свирепствовал грипп. Он зарождался и крепчал где-то в Азии, потом собирал дань с Европы, и начинал подбираться к Москве. Едва наступала московская зимняя сырость, как первые жертвы очередного гриппа послушно ложились под одеяло с градусником подмышкой. Каждый год его разновидность менялась, и каждый раз врачи умоляли народ о предосторожностях и прививках, но беспечные москвичи по обыкновению отмахивались и полагались на авось. В моду вошли цветные марлевые повязки, из которых тотчас сделали хит,в транспорте вокруг чихнувшего немедленно возникала пустота. К несчастью, мокрый снег и снежные лужи под ногами делали свое черное дело.

«Каскад» жил прежней жизнью. Хозяйка вела себя с прежней твердостью, ей по-прежнему верили, несмотря на прежние двенадцать процентов. После праздников все бросились зализывать деловые раны, нанесенные вынужденным бездельем, как воспринимают пустую дыру во времени люди, «пашущие» на свое благополучие и остановленные в разгар созидания, азарта, охоты или как там еще назвать это блаженное современное состояние делания денег… Никто из тех, кто успел вкусить от щедрот рекламного бизнеса, несмотря на все его тяготы и заморочки,когда и небо с овчинку, и белый свет в копеечку, уходить не хотел, да и куда? По всей стране творилось такое… голодовки, забастовки, безработица, стрельба… что оставлять насиженное место было бы сродни безумию.

Лада и Шурочка подружились. Не горячо, но так, как было удобно Шуре. Она словно взяла Ладу в собственность, даже покрикивала на нее, но привязалась. Девушкам нужны откровенности и задушевные разговоры с ровесницами, и Шурочка болтала обо всем подряд, уверенная, что собеседнице все интересно, потому что своей личной жизни у той, по очевидным причинам, не было и быть не могло. Александра была так великодушна, что даже отправилась с нею на переговоры. Сделка удалась, заплатили наличными. Успех согрел Ладу, у нее появились надежды. Но после праздника вновь пошли отказы. Ей никак не удавалось нащупать свою жилку, а присоединяться к чужим Лада считала недопустимым. С упорством муравья она прозванивала фирму за фирмой.

– Добрый день, вас приветствует газета «Городская новь», – произнесла она и на этот раз.

– Очень рад, милая девушка, но мы не размещаем рекламу в газетах, – ответил сочный молодой голос.

– Я бы хотела рассказать о ваших возможностях.

– Не трудитесь, я уже все объяснил.

– Да почему же? Это выгодно! Встретимся? Завтра, в среду, в шестнадцать часов? Я подъеду? – в отчаянии воскликнула она своим юным голосом.

Наступило молчание. Слышно было его дыхание.

– Буду ждать. Запишите адрес…

Она вскочила со стула.

– Я сумасшедшая! Что теперь делать?

– Раз пригласили, надо ехать. Не терять же клиента – с невозмутимостью сказала Шурочка.

Лада схватилась за щеки.

– Это невозможно! Агнесса, как поступить?

– Пусть Шура съездит, а деньги поровну. Дай ей адрес.

Шурочка жеманно протянула руку.

– Если это недалеко, – и посмотрела в записку. – Проспект Мира? Туда можно. Там Витя живет в двух шагах. Заодно и попроведаю болящего.

– Привет передавай от нас. Может, гостинец купим вскладчину? – предложила Агнесса.

– По сколько?

Агнесса в затруднении оглянулась.

– Тысяч по десять устроит?

– Фи, – фыркнула Шурочка, – за сорок тысяч я и связываться не буду. Сама куплю.

– Бери, бери, не возникай, – Агнесса сунула деньги в ее сумку.

На среду у Шурочки были уже назначены две встречи, утром и днем, в тринадцать часов. «Все в жилу, – прикинула она в уме. – Везде успеваю».

Первая встреча была в Медицинском центре лечебной косметики, в самом престижном месте на Новом Арбате. Этот договор был ее гордостью. Еще в начале октября ей удалось соблазнить главного врача на размещение в газете «Городская новь» нескольких прямоугольничков и маленьких статеек. На пробу. Посетители хлынули на следующий же день, приливами после каждого выступления. И теперь этот Центр стал благодарным шурочкиным клиентом, ее кормушкой и плантацией. Они уже продлевали договор на месяц вперед, и сегодня она пришла за тем же в третий раз с тортом и цветочками.

Новое пальто сдавать на вешалку Александра не стала, лишь расстегнула, чтобы виднелось янтарное ожерелье. Брошь была бы намного лучше, ей так идет янтарь!.. А сумку сдала, та нынче была увесиста, с гостинцами для «болящего». Перед зеркалом подкрасила губки, уложила покрасивее рыжие кудряшки над бровями, пристально взглянула в глаза и застучала сапожками по коридору. В широком округлом зале сидели и ходили пациенты. Самые тяжелые случаи собрались у кабинета главного врача. Ожоги, лицевые травмы, врожденные уродства. Смотреть на них было тяжко. Она опустила глаза. Неужели это исправляется?