Текст книги "Крепитесь, други!"

Автор книги: Астра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Чувствуя себя непростительно красивой, бочком пробралась к сидящей за своим столом медицинской сестре и положила на стол подарки. Та впорхнула в кабинет. Через минуту над его дверью вспыхнул свет.

– Войдите!

Главного врача звали Карен. Он был огромного роста, толст, грубовато-шумлив, но удивительно добр. Из глаз его по толстым, до блеска выбритым щекам, казалось, стекали на светло-зеленый хирургический халат потоки этой доброты. С красоткой-Шурочкой он шутил и смеялся, как ребенок, а ей было волнительно и жарко смотреть на его волосатые руки, на густую поросль под шеей, не закрытую вырезом халата. Перемолвившись о том, о сем, о шуме на всю Москву, который подняла ее скромная газета, они играючи продлили договор еще на целых три месяца. И вдруг Шурочке пришла в голову плодотворная мысль.

– Карен, скажите, а вот пластическую операцию носа, к примеру, вы можете сделать?

– Это наш профиль, – ответил он и рассмеялся своей шутке. – Наш профиль, ха-ха, это наш профиль. Ха-ха-ха!

Было ясно, что он уже пересказывает шутку кому-то из друзей.

– И как, хорошо получается? – спросила Шурочка.

– Конечно, – он по-кавказски развел ладонями. – Не хвалясь скажу, что мы одна из первых косметических клиник в России. Желаете взглянуть?

Он наклонился, достал из ящика толстый альбом и грохнул перед нею.

– Только не падайте в обморок.

Предупреждение было не излишним. В альбоме на каждой странице находились двойные портреты, по две фотографии одного человека до и после операции, десятки парных свидетельств. Они пошли перед Шурочкой, как череда грубых насмешливых уродств и чудесных исцелений, таких, что не в сказке сказать, не пером описать. Лица, лица, воскресшие к любви и жизни.

– Вон как вы работаете, – потрясенно молвила она. – Надо же… Я и не знала. А… нашей сотруднице, моей подруге, вы могли бы помочь? Сколько это стоит?

Он сказал. Деньги были немалые. Каких жертв она требует, эта красота, за всю жизнь не рассчитаешься! Шурочка вновь достала калькулятор. Подумала, посчитала запредельную скидку с полной трехмесячной стоимости договора, мысленно придумывая отговорки для начальства, мол, иначе вообще отказывались от рекламы, мол, и на эти-то условия насилу уломала, а маленькая-то прибыль все равно остается… Эх, была не была!

– Карен, – она озабоченно потерла лоб, – если я дам скидку как раз на эту сумму, вы согласитесь ей помочь? Такая девушка хорошая, такой человек, ну, чего ж ей мучиться-то всю жизнь?

– Присылайте вашу красавицу, да? – сказал он с нарочитым армянским акцентом.

Веселая, всемогущая поехала она на Звездный бульвар. Приятно быть доброй за чужой счет! Пусть знают шурочкин размах! Таких денег одному человеку ни в жизнь не собрать! Конечно, она тоже потеряет при таких скидках, но Лада возместит ей все до копеечки.

Выйдя на станции метро «Алексеевская», Шурочка посмотрела адрес и указания, как легче найти, которые получила от директора второй фирмы еще в понедельник, прошла насквозь мимо Калибровского завода, едва увертываясь от брызг, которые летели из-под машин, мчащихся по неудобным развилкам внутренних дорог. На Звездном бульваре свернула налево, нашла нужный дом, проследовала в арку, и позвонила в дверь под витым чугунным навесом.

Здесь располагался «Давид-Строитель», реставрационная фирма, занятая восстановлением древних зданий и храмов. Чтобы не попасть впросак, Шурочка заранее поговорила накануне с Агнессой о том, что можно предложить таким специалистам. Агнесса как раз вернулась из библиотеки, где просматривала рекламное художество начала века. Ей давно не нравилась сугубая сухость газетных прямоугольничков, она скучала по украшениям, праздничной игре, ей нехватало амуров с победными трубами, косых солнечных лучей из-за пухлых громовых туч, развивающихся лент с надписями, рамок, виньеток, цветов и множества самых восхитительных шрифтов, любовно вырисованных тончайшим пером.

– В начале века знали толк в газетной рекламе, – рассказывала она. – Вот, я принесла копию, посмотрите. Скромное «Синегорское сукно», а сделано, как драгоценная картинка для дорогих духов. В этом подлинное уважение к своему труду и предприятию. Хорошо бы вернуть хоть часть той культуры.

Внимательно рассмотрев во всех подробностях и записав некоторые слова, Шурочка договорилась о встрече с художниками-реставраторами.

Они размещались в тесной комнатушке, продольно разделенной надвое между двух окон, по оконцу на каждую половину. Слышимость была полная. В полумраке ярко светился экран монитора, за ним спиной к входу и к Шурочке сидела какая-то женщина, жиденький затылок, окрашенный под блондинку в позапрошлом месяце. Стол начальника помещался у самой двери, такой же захламленный, как и вся комната. На стенах висели хорошие рисунки храмов, часовен, каменных входных ворот. Начальник, маленький лысый человек с грузинской фамилией, которую она не стала запоминать, не подписав договора, пригласил ее сесть. Через минуту они уже мечтали о прекрасных рекламных картинах на страницах «Городской нови» с виньетками, древне-русскими письменами и современным текстом интервью на фоне древней кладки.

– В начале века знали толк в рекламе. Простое объявление подавалось, как драгоценная картинка дорогих духов. Уважительно и заметно, – говорила она, чувствуя, что и сама несказанно хороша сейчас, румяная от быстрой ходьбы по морозцу, что она просто светится среди хлама и бумажной рухляди этой комнаты.

– Замечательные мысли, – подхватил маленький грузин. Он уже смотрел на нее широкими глазами, можно сказать, уже влюбился в нее, она всегда нравилась кавказцам. – Кто читает вашу газету? Почему нам следует публиковаться именно в ней?

– У нас триста тысяч ежедневных подписчиков по Москве и Московской области, – с убедительной готовностью отбарабанила Шурочка. – Реклама в «Городской нови» очень выгодна для строителей. Ведь нам покровительствует Московское правительство. Каждый день в семнадцать часов на стол мэру и всем его чиновникам ложится именно наша газета, так что не прогадаете. Кроме того, к вам придет для беседы профессиональный журналист, а потом вам пришлют по факсу окончательный вариант текста, без вашей подписи «Согласен» статья никогда не увидит свет. Мы работаем очень ответственно, не сомневайтесь.

Это была истинная правда.

Начальник потер руки. Ему понравилось предложение этой рыженькой агентши. Действительно, до начала сезона следует разок-другой промелькнуть на виду у всей Москвы, это укрепит репутацию «Давида Строителя». Точной рукой художника он с удовольствием набросал возможный макет газетной страницы, не забыв оставить место для своего портрета в окружении восстановленных храмов. Конечно, меньше чем о целой полосе речи не велось, но ради своей фирмы, своего любимого детища выложить крупную сумму маленький директор уже почти решился. У Шурочки стукнуло сердечко. Не показывая волнения, она достала бланк договора.

Директор победно огляделся.

– Ну, что, берем? – с подъемом обратился он ко всем присутствующим по обе стороны перегородки. – Что, Людмила, сможешь так набрать?

Сидевшая за компьютером привядшая полублондинка обернулась. Она была еще ничего себе, вполне сносная для узкого круга, и явно небезразлична начальнику-грузину. Шурочка поспешила погасить призывное полыхание своих глаз и скромно опустить их долу, но было уже поздно.

– Я лучше промолчу, чтобы не портить вам праздник, – ядовито проговорила блондинка. – Я слышала и читала про них столько гадостей, что… я лучше промолчу.

Шурочку опалило. Ничего себе «промолчу»! Что о них можно слышать? «Ах, ты, старая…!»

– Да про нас худого слова не сказано! – негодующе обрушилась она на недокрашенную полублондинку.

– Я молчу, молчу, – нервозно вздрогнула та.

И поспешно отвернулась к экрану, успев таки безнадежно отравить «праздник».

Наступило молчание. Скверная оглушительная тишина. Начальник сидел с наморщенным лбом, глядя на сцепленные перед собой пальцы. Ему было хуже всех, это чувствовалось. Наконец, с кислой миной, будто от изжоги, он заставил себя заговорить.

– Как видите, мнения разделились, – он избегал прямого взгляда. – Мы повременим. Извините.

Шурочка поднялась. В грудь проник холод презрения. Обведя глазами присутствующих, она медленно застегнула сумочку, повернулась и у порога проговорила с уничтожающей насмешкой.

– И почему это некоторые мужчины обожают подчиняться всякому старью? От неуверенности, что ли? Фэ! – и с ледяной ухмылкой в гробовой тишине притворила за собой дверь.

На улице начался снего-дождь. Зонт рвался из рук, выворачивался наизнанку, принуждая бороться не столько со стихией, сколько с его японской хрупкостью. Проще сложить его «к едрене фене», подумала Шурочка и рывком погасила ярко-алый восточный цветок посреди серой московской непогоды. Внутри себя она со смаком наслаждалась всеми сокровищами родной речи.

Гневная и легкая, как дикая кошка, уходила она вдоль той же неправильной дороги обратно, в сторону натруженно гудящего проспекта Мира. То, что она не стерпела обиды, и ответила ударом на удар, сняло половину досады с души. «Ах, ты, мымра, вобла, крашеная мочалка! Ишь встряла, звали ее! – еще кипел в ней праведный гнев. – Попробуй-ка отмыться от таких слов! Да при нем! Ха-ха-ха! А он-то, горец асфальтовый! Пусть побесится за свою скаредность, подкаблучник…., пусть, пусть… Поделом обоим!»

Новый адрес, фирму Лады, пришлось поискать. И троллейбусом чумазеньким проехаться три остановочки, и пешечком пройтись по грязи вдоль проволочной сетки-ограждения от газовой канавы, под ветром и полуснегом; но с нею были купленные с лотка два чистых желтых банана, чудо из чудес, ими Шурочка и полакомилась себе в утешение прямо на улице. Эти бананы, как дар небес, всегда выручали ее в странствиях по городу, они сладкие и не пачкают рук.

На фирму Шурочка пришла румянее и белее прежнего.

Молодой директор ожидал ее, нервничая. В зале перед его кабинетом стояли спортивные тренажеры, горками лежали мячи, гири, снаряжение, висела спортивная одежда. Кабинетик был маленький, как клетка. С уверенной томностью она села напротив и стала расспрашивать о его делах. И пока он, волнуясь, рассказывал, Шурочка заполнила бланк и через стол подвинула ему на подпись.

– Что это? – остановился он.

– Договор. Подпишите пока, а потом пойдем в ваш салон, мне охота посидеть на ваших железках.

Помедлив, он подписал.

– Расплатитесь через банк или сразу, живыми деньгами? Вон то приспособление для чего?

– Для накачки ягодиц, – ответил он, смутился, отсчитал восемьсот долларов и отдал ей.

– Журналист будет завтра, – она поднялась, прикалывая «зеленые» к своему экземпляру договора и втискивая все в узкий прозрачный файл.

Они прошли в салон. Яркие спортивные тренажеры с педалями, подвесками, сидениями, пружинами, винтовыми нарезками, беговыми дорожками, ремнями для массажа всех частей тела предстали ее взору. Позволяя молодому мужику держаться за свою талию, она обошла полкруга и остановилась.

– Что тебе еще показать? – тихо спросил он.

– Выход.

И упорхнула.

Проспект Мира по-прежнему гудел автотранспортом. Все восемь полос были загружены легковушками, грузовиками и троллейбусами, забрызганными до самых окон. В воздухе колыхалась явственная пелена черного газа. Время от времени, при зеленом глазе светофора гул стихал, но как только пешеходы, чувствуя свою неуместность на широком асфальте, поспешно перебегали дорогу, проспект вновь набирал ровную, тяжко гудящую силу.

«Как хоть тут живут, чем хоть тут дышат?» – с насмешливым превосходством думала Шурочка, озирая многооконные фасады по обеим сторонам зачумленного тракта. У них в Тайнинке сейчас царила белая тишина, изредка нарушаемая вороньим граем. Однако стать москвичкой Шурочка бы не отказалась, ее уже завертел московский муравейник, удобства, метро, магазины; оставалось лишь удачно выйти замуж. К сожалению, от Виктора толку было немного. Его словно подменили. Появлялся как-то невзначай, без прежней зажигательности, вяло звонил клиентам и исчезал. О ней, Шурочке, будто и думать забыл.

«У него другая»– подозрительно уверилась она.

– Эй, кавалер, не спеши, а то опоздаешь, – остановила его как-то в коридоре, решив выяснить все сразу, но он лишь полуобнял ее на ходу, «Потом, потом» и снова пропал. А теперь и вовсе загрипповал.

Мясо с черносливом и морковкой, баночку квашеной капусты, огурчики-помидорчики она уложили в сумку еще с утра, в магазине же купила хлеба, масла и пакетик с майонезом. Поклажа получилась тяжеленька, но своя ноша не тянет и хлеб сам себя несет…

«Путь к сердцу мужчины лежит через желудок»– говаривал сам Витя, и Шурочка усвоила это.

Его дом в Кулаковом переулке располагался в глубине, у поворота за булочной направо, возле нарядного нового строения с башенками, колоннами, зеленой черепицей и цветной тротуарной плиткой, принадлежащего ЛУКОЙЛу. Ох, этот ЛУКОЙЛ! Как к нему не подъезжай с рекламой в «Городскую новь», ничего не получишь! А на свой пряничный домик, на свою хоромину им денег не жалко, за одну лишь осень выстроили, за те два месяца, что Шурочка стала здесь бывать!

Соседство было не в пользу старого дома, довоенного, обшарпанного, отступившего вглубь, словно во второй ряд. Входная дверь в подъезде почти не закрывалась, не горела лампочка, а лифт останавливался через два этажа на третий. Так, чтобы попасть на седьмой, приходилось подниматься на девятый этаж и спускаться вниз, а чтобы оказаться на первом, надо было ехать с шестого. Зато потолки в квартирах были высокие, и отопление грело так, что, по словам Вити, в самые лютые морозы некуда было деться от жары.

«Когда хоть они были, морозы-то… не упомнишь,»– Шурочка деловито миновала темные грязные ступеньки первого этажа, брезгливо вошла в лифт, поднялась на девятый, бережно затворила за собой дверь и стала спускаться к седьмому этажу. Знакомый скрип двери и голоса сначала обрадовали ее, потом в нерешительности остановили на ступеньке.

– Все, все, – говорил кто-то (Толик!), прощаясь. – Измотался, как бобик, ей-богу. Завтра закрываю счет и смываюсь куда подальше. Наметили на тринадцатое, значит, все. Хватит по лезвию ходить.

– Да подожди, говорю тебе, поверь моей интуиции. Должны капнуть хорошие бабки, платежка пришла еще до праздников, сам видел, – простуженно говорил Виктор.

– Жадность фраера сгубила, – отрубил Толик. – Не ты каждый раз ждешь засады, а я. Попробуй разочек, тогда говори. Дураков нет стоять лицом к стенке с поднятыми руками.

– Завтра тринадцатое, плохое число. Как бы не раскаяться. Перенесем на четырнадцатое, рискнем в последний раз. Тринадцатое, учти.

– Тогда уже сегодня, а не четырнадцатого. А нынче операционный день уже закончен. Я теперь все знаю. Завтра, и точка. Промедление смерти подобно. Если унесем ноги подобру-поздорову да еще и тринадцатого числа, значит, для нас оно благодатное, а не проклятое. Пусть для «Каскада» тринадцатое будет «тринадцатым» на всю железку. Все, я решил. До завтра.

Он загрохотал вниз по лестнице, точно школьник, отсекая каблуками каждую ступеньку. Захлопнулась и дверь квартиры.

Шурочка стояла, замерев. Сердце ворочалось в груди, словно каменное. Ошеломленная услышанным, приседая, как испуганная кошка, вернулась она к лифту. Он словно ждал ее. Неслышно затворившись, она слетела вниз на первый этаж, выбежали из подъезда и, не помня себя, помчалась в другую, не просматриваемую из его окна, сторону.

«Молчать, молчать, как рыба, если жизнь дорога», – билось в душе единственное желание.

Валентина сидела за столом, прерывисто дыша в платок. У нее была высокая температура, она чихала и горела, как в огне. Из глаз лились слезы. Два носовых платка, выстиранные под краном, сохли на батарее.

Напротив сидела Люся.

– Скажи, Люся, на сколько дней банки задерживают платежи? Самое большее?

– На неделю, на десять дней, один раз было на одиннадцать.

– А у нас третью неделю! Платежки клиенты шлют, а денег нет как нет. С двадцать третьего октября! – она чихнула в платок и посидела, прикрыв глаза.

– Езжайте домой, Валентина Сергеевна, – посочувствовала Люся.

Валентина отмахнулась.

– Когда ты была в банке?

– Вчера.

– И что?

– Пришел мелкий давний платеж-доплата. И больше ни копейки.

– Здесь что-то не так. Что-то происходит со всеми нами, я чувствую это. Поехали вместе, – Валентина тяжело поднялась и стала одеваться, потом высыпала на ладонь две таблетки, проглотила, запила минеральной водой, прихватила высохшие платки, с наслаждением прижала горячими к лицу, и тяжело вышла из кабинета.

Шофер повез их через центр на Сретенку.

Были ранние полузимние сумерки. На тротуарах темнела бесконечная московская толпа. Снег превратился в дождь, на мокром лобовом стекле его потоках и каплях пышно расплывались и словно расцветали красные, желтые, оранжевые огни подфарников идущих впереди машин. Встречные автомобили болезненно ослепляли фарами воспаленные в гриппе глаза. Горячая, с резким дыханием, с ломотой во всем теле Валентина сидела внутри своей шубы.

«Концепт-банк» занимал прекрасное здание, выстроенное в прошлом веке и щеголевато обновленное в последние годы. Вход в банк был отделан зеленым мрамором, дверь темного стекла открывалась охранником, сидящим «в сенях», в промежутке внутренних и внешних створок. Посетитель проходил под аркой металлоискателя и попадал в роскошный операционный зал, где также дежурили секьюрити в форменной одежде с нашивками банка.

В этот предвечерний час здесь было пустынно. За стеклами окошечек сидели служащие, перед каждым из них светился монитор, защищенный от постороннего взгляда слоистыми насадками. По их приглашению в зал спустилась менеджер банка, невысокая молодая женщина, которая занималась счетами «Каскада». Был четверг, не банковский день, поэтому ее удивил приезд клиентов.

– Мы приносим извинения, – сказала Валентина, глядя на нее сверху вниз, внушительная даже с мокрым платком в руке, – с нашими счетами происходят странные вещи. Вот пачка платежных поручений, отправленных нам по факсу в течение почти трех недель на сумму свыше двухсот пятидесяти миллионов, меж тем как на расчетный счет не поступило ни одной копейки. Не затруднит ли вас проверить тщательнее, так ли это? Ваш банк ни разу не задерживал деньги на такой срок.

– Мы никогда не нарушаем договоренностей.

– И все же, будьте так добры, проверьте, пожалуйста. Мы крайне обеспокоены этими обстоятельствами.

Скрывая обиду, менеджер нашла ячейку «Каскада» в программе компьютера, и некоторое время просматривала ее.

– Ваш счет пуст.

Валентина снова показала пачку документов.

– Этого не может быть! Посмотрите по другим каналам.

Но та, взяв копии платежных документов, присланных по факсу клиентами в подтверждение сделанной оплаты, принялась рассматривать именно их. Одну, вторую, третью, наконец, бросила все на стойку.

– Но это даже не к нам. Банк получателя «Конверс-банк».

– Какой «Конверс-банк»? Что вы говорите? При чем тут «Конверс-банк»? – у Валентины закружилась голова.

– Посмотрите сами, – в глазах менеджера свернула искорка затаенного торжества.

Валентина и Люся впились глазами в мелкий шрифт документов. Да, точно, «Конверс-банк».

– С каких пор? Почему? Где этот банк? Могу я узнать его адрес?

Девушка за стеклом запросила справку и подала ей распечатку: Нижняя Первомайская улица.

– Что происходит? Ты что-нибудь понимаешь, Люся?

– Ничего не понимаю. Мы обслуживаемся здесь, а не на Первомайской.

– Поехали, – повернулась Валентина. – На Первомайскую.

Новая неожиданность словно вылечила ее. В машине она сидела, готовая к любому обороту событий. Вновь потянулись мучительные улицы города, полные грязных машин, пробок, встречных фар. Болезнь наваливалась вновь. Валентина прикрыла глаза.

Второй банк был попроще, поскромнее и, по-видимому, совсем молодой, первогодок, хотя и с претензией. Об этом говорили цветы в зале, буклеты о предоставляемых услугах на низеньких столиках, окруженных диванами, интересно решенное освещение в виде россыпи ярких точек на потолке. Но располагался он у черта на куличках, и охрана была одета в камуфляж, а не в форму с эмблемой фирмы, и пол покрыт искусственной плиткой, а не темным природным лабрадоритом с голубыми играющими кристаллами, как на Сретенке.

Увидев их документы, операционистка в окошке удивленно подняла брови.

– «Каскад»? Опять к нам?

– Что значит «опять»?

– Ваш директор сегодня закрыл счет.

Валентина схватилась за голову.

– Генеральный директор агентства «Каскад» – это я, Королева Валентина Сергеевна. Что происходит?

Лицо девушки стало серьезным, даже испуганным.

– Счета «Каскада» только сегодня были закрыты и обналичены.

– Почему закрыты и обналичены?!

– Согласно приказа клиента.

– Девушка, объясните толково, что происходит? Эти платежные поручения – ваши? – Валентине становилось совсем плохо.

– Да, это документы нашего Банка.

– Каким образом?

– Я советую вам пройти к управляющему.

– Как пройти к управляющему?

Им выдали ярко-синий нагрудный прямоугольничек, знак «Чужой!» для всех служащих, и коридорами, переходами, мимо постов охраны провели на второй этаж в приемную. Секретарь-мужчина поднялся им навстречу.

– Фирма «Каскад»? Вас ожидают.

Они вошли в кабинет. Молодой человек с ниточкой-пробором в коротких, чуть вьющихся волосах, в костюме-тройке, при галстуке, пригласил их присесть. Валентина опустилась в дальнее кресло, чтобы не заразить хозяина кабинета.

– Чай, кофе? – предложил он.

– Чай, если можно.

– Черный, зеленый, красный?

– Зеленый, пожалуйста.

Валентина подала ему через Люсю свою визитную карточку. Карточка заинтересовала его, он перечел ее раза два-три, и поднял глаза на Валентину. Та приступила к беседе.

– Я должна извиниться за то, что врываюсь к вам со своим гриппом, но дело настолько необычное, что требует совместных усилий. Я генеральный директор рекламного агентства «Каскад». Нас постоянно обслуживает «Концепт-банк», и все наши платежи осуществляются по счетам именно этого финансового учреждения. Каким образом наши деньги стали поступать к вам? И как можно их получить?

– Минуточку, – он наклонился к переговорнику. – Распечатку по «Каскаду», срочно. Не волнуйтесь, сейчас выясним.

Сначала принесли чай в тонких золоченых чашках. Секретарь поставил перед каждым вазочку с сухим печеньем и сахар. Нельзя было не согласиться с тем, что присутствие мужчины-секретаря придает солидность приемной шефа. Это было ново. Валентина пила горячий чай мелкими глотками. Сейчас все разъяснится, образуется, и полоса ужасных неудач сменится на обычную, рабочую.

Потом принесли таблицу с колонками цифр. Управляющий, сдвинув брови, склонился над нею. Вновь взглянув несколько раз на лежащую перед ним визитку, он невольно качнул головой. «Каскад»! Тот же адрес, те же телефоны, факс, но не рекламное агентство, как на визитке, а примитивная ИТД, мастерская пош. р. о., рабочая одежда. Ему стало ясно, что кто-то обошел эту львицу простой игрой ума! Ничего не попишешь, кто-то должен проигрывать. Но как остроумно, как изящно сыграно! Блиц, да и только!

– Боюсь, – медленно сказал он, не сводя глаз с бумаги, – боюсь, что ничем не смогу вам помочь. ИТД «Каскад», пошивочная мастерская, открыла в банке расчетный счет в октябре сроком на три недели. Движение по счету началось сразу же, а сегодня наш клиент полностью обналичил и закрыл счет.

– Как фамилия директора?

– Мы не разглашаем сведений о своих клиентах. Примите мои сожаления.

Подавленные страшными новостями, они вернулись в агентство. Первый же взгляд на бланк договора объяснил все. Внизу, под текстом и расчетами, там, где отпечатаны банковские реквизиты, по которым клиенты отправляют свою оплату, стояли чужие цифры чужого «Конверс-банка». Кто-то столь искусно подменил семнадцатизначные числа расчетных счетов и само название, близкое по начертанию «Концепт-банку», что никто ничего не заметил. Как ни в чем не бывало, советники стали использовать эти бланки, как прежние, и деньги пошли в другом направлении, обогащая неизвестных злоумышленников. Никто не разглядел даже платежки, которые исправно высылали клиенты по факсу!

– Иди, Люся, теперь все ясно. Завтра же обзвони тех, кто еще не успел проплатить и пошли подлинные реквизиты.

– Езжайте домой, Валентина Сергеевна. На вас лица нет, вам в постель нужно. Грипп.

– Да, да. Ступай.

Она легла на скрещенные руки. Вновь запылал огнем грипп, заломило виски. Кто это сделал? Валентина почувствовала себя преданной. Похоже, что он не один, что прекрасно знает внутренние порядки. Кто? За два месяца через агентство прошло не меньше семидесяти человек.

Отдышавшись, позвонила Алексу.

– Алекс, беда. Кто-то подменил реквизиты на договорных бланках и перехватил всю выручку за три недели. Через «Конверс-банк».

Алекс молчал.

– Ты бы мог узнать фамилию?

– Это ничего не даст. Там все подставлено.

– Что же мне делать?

– Ничего. Он где-то близко, сам попадется.

– Он?

– Не она же.

– Ох, не знаю, не знаю. У меня голова кругом.

– Работай, держись, такова жизнь. Встретимся?

– Я гриппую.

– А-а… Ну, поболей, раз надо. О'кей!

Валентина разболелась на пять дней. В жару и в бреду она вновь превратилась в маленькую девочку, ей вновь виделся сильный добрый человек с седыми висками, капитан дальнего плавания, который увозил ее на сказочные острова, брал на руки и даже взлетал вместе с нею.

Все это время за ней ухаживала Анна Стахиевна. Как врача «божьей милостью», болезнь никогда не касалась ее самой, словно знала, с кем имеет дело, и уважала «спарринг-партнера». Действительно, со времени клятвы Гиппократа Анна Стахиевна ни разу не заболела ни гриппом, ни простудой, видя в этом лишнее доказательство точности своего выбора. В доме Королёвых она стала своим человеком. Между нею и Викентием Матвеевичем, двумя немолодыми людьми, соседями, вырастала теплая человеческая привязанность, согревавшая их обоих.

Тем временем, бухгалтер Люся названивала по клиентским телефонам, чтобы опередить их платежи по ложным реквизитам. Случайно позвонила и Роберту Кофману.

– Как это? – неприятно поразился он. – Я заплатил валютой госпоже Щербатовой. Что-то не так?

Люся спохватилась.

– Ах, ах! Извините, я ошиблась.

– В самом деле? Я могу быть спокоен?

– Да, да, совершенно! Накладка получилась, простите, пожалуйста. Все в полном порядке! – уверяла она.

– Это очень странно.

Положив трубку, он недовольно нахмурился, словно кот, которого погладили против шерсти. Ну и страна! Никогда ни в чем нельзя быть уверенным! «Накладка»! Новое слово в его словарь. «На-клад-ка»… или «на-кладка»… или «наклад-ка»? Подумав, он дал сообщение на пейджер Алексу. Звонок раздался минуты через две.

– Что у тебя? – они давно перешли на «ты».

Роберт поделился своей тревогой.

– Мне не нравится этот звонок из «Каскада». Что там произошло?

Алекс расхохотался и в двух словах осветил ситуацию. Роберт был изумлен.

– Никогда не приходилось слышать ни о чем-либо подобном. Это работа артиста.

– Артиста… – повторил его собеседник.

– Безусловно, несомненно! Очень талантливый мошенник! Надеюсь, агентство не погибнет? Этой милой женщине, Агнессе, не будет плохо?

– Конечно, нет. Пустяки.

– Такие натуры не всегда благополучны в обыденной жизни… – начал было Роберт, смутился и оборвал себя на полуслове.

Неожиданно для самого себя, в понедельник Виктор пришел в агентство. Его словно тянуло сюда неведомой силой. «Как злодея на место преступления», – подумал он и с постным лицом уселся за свой стол.

В комнате царило уныние. Как всегда в таких случаях, многие, если не все, оказались крепки задним умом. Кто-то давно заметил смену банка, да не придал этому значения, рассудив философически, мол, раз нет ничего постоянного в нашем лучшем из миров, то все перемены в порядке вещей; кто-то удивился новому сочетанию нулей в семнадцатизначном расчетном счете, но, вспомнив, что на книжках по оплате квартиры тоже поменялись цифры, решил, что так и надо, третьих невнятно удивило качество бумаги, словом, как водится, в наблюдательности никому отказать было нельзя, зато в бдительности – дóлжно. За три недели у всех случились сделки с оплатой по безналу, и сейчас каждый подсчитывал потери.

– Ух, попадись мне этот негодяй! – кипела Екатерина Дмитриевна, – я бы ему сказала! У нас, у трудяг, воровать, уму не постижимо! А ведь свой, в глаза нам смотрит…

– Это не факт, – отозвался Юра. – Зачем ему тут засвечиваться? Его и след давно простыл. Такие вещи требуют длительной проработки.

– Очень, очень хитроумный жулик, – задумчиво согласился Максим Петрович.

– Совести нет у людей, – в сердцах проговорила Екатерина Дмитриевна, успокаиваясь.

Виктор поднялся и стал расхаживать по комнате, по свободному промежутку между столами и цветочными подставками.

– Ужасный век! Ужасные сердца!

– Внимание, классика! – поднял палец Юра.

Но Виктор добродушно отмахнулся.

– Не цепляйся, вьюнош. Да, классика. О, времена! О, нравы! Что исправляет нравы? Труд? Никогда, посмотрите на каторжан. Искусство? Сомнительно. Некоторые уверены, что красота спасет мир. Но пока что она губит его, потому что знает о себе от зеркала. Если бы та береза, за клумбой, старая и корявая, могла посмотреть на себя в зеркало, она засохла бы от горя при виде молодой белоствольной соседки.

– При чем тут… – поморщилась Екатерина Дмитриевна. – Мы, Витя, и так сидим, как прибитые, а вы, артист, вместо поддержки, лишь добавляете желчи.

Виктор вернулся за стол. Он удивлялся на себя. Никакой жалости, никакого стыда, ни раскаяния, ничего! Неужели все это у него на левой руке? Чушь собачья. «Наверное, на старости лет буду ворочаться в постели, но пока, тьфу-тьфу-тьфу, стою как скала». В течение двух дней, предвидя смену денег после Нового года, он носился по городу, менял рубли на зеленьразного достоинства в трех десятках обменниках. Не в одном и том же, упаси бог! Теперь его девизом стала осторожность. Со вчерашнего дня в укромных тайниках квартиры лежали плотненькие зелененькие пачечки долларов, услада чувств и дум заветных… Он подумывал о железной двери, но побоялся привлекать внимание. И главное. Никакой мести «Белой звезде»! Мальчишество, чушь собачья. Его ответ – его наличность.

– Добрый день! Вас приветствует газета «Городская новь»… – звучал тихий голос Лады.

Несмотря ни на что, она продолжала разыгрывать бесконечные телефонные гаммы. Наконец, и она, вздохнув, положила трубку.

– Не идет сегодня. По голосу чуют, что ли? После двадцати пяти отказов нужно как-то восстановиться.

Она давно заметила, что от плотных рекламных переговоров в душе смолкают все тонкие звуки. И когда это случалось, когда накатывало уныние, а душа просила счастья и музыки, Лада поднималась на последний этаж, и выше, на чердак, если на его дверях не висел замок. Железная крыша, деревянные стропила, гравийная засыпка пола обладали мягким звучанием, и если удалиться от входа и отвернуться к слуховому окну, можно было петь в полный голос и даже плясать на деревянном настиле. Чего она только не пела! «Рябину», «Степь да степь», «Позарастали стежки-дорожки», частушки, арии Розины, Виолетты, Кармен, короля Филиппа, и даже концерты для скрипки с оркестром! На душе вновь возникали нежность и высь. Мягкая, освеженная, спускалась она вниз, к телефонным поединкам. Никто не знал, где она бывала, даже Шурочка.