Текст книги "Здесь гуляет смерть (СИ)"

Автор книги: Astery

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Она опустилась ко мне на пол и обняла. Я обнял её в ответ, поражаясь, как ей не мерзко от моих прикосновений, и тихо плакал, презирая себя. Я, огромный жирный мужик изнасиловал беззащитную девушку… а она после этого ещё и спрашивала, что я хочу на ужин…

– Рафи.

– Да?

– Можно спросить?

– Спроси конечно. Тебе всё можно.

– Тебя совсем не напрягло то, что я оборотень?

– Ну как тебе сказать, – я стал вытирать слёзы. – Ненависть к себе сейчас сильнее удивления.

– Сладенький, милый, я всё-всё понимаю, не вини себя. Через несколько дней тебе станет полегче, мы с тобой снова будем тискаться на работе, пока никто не видит, я снова буду заигрывать, а ты снова будешь рулить и нажимать на сигналку животиком.

– По-моему последнее – далеко не самое милое воспоминание.

– Это по-твоему. Я умиляюсь каждый раз. У тебя такой большой животик, мне всё кажется, что ему очень тесно и его нужно всего обгладить, обласкать, потискать.

– Может, пора бы всё-таки его хоть немного уменьшить?

– Я очень жадная, и ни с одним твоим килограммом расставаться не хочу. Тебя же станет совсем мало, кого мне обнимать потом?

– Я… я тебя люблю, – я уткнулся лицом в её плечо. Настоящий ангел. Я полюбил святую, простившую мне мою жестокость. Только сам себя я вряд ли за это когда-нибудь прощу.

Софа поцеловала меня в щёку, обнимая и лаская. На полу мы просидели немного, начал звонить мой телефон, который оказался в моих изорванных джинсах. Мама?

– Да, мам? – ответил я, вытирая влажные дорожки от слёз. Со спины за круглое пузо меня обнимала Софочка.

– Рафаил, здравствуй, ты чего не отвечал весь вечер?

– Я… – пардон, я просто громил в ярости дом любимой женщины, которую недавно изнасиловал, а у тебя как дела? – Я в ванной был и не слышал.

– Перезвонить-то не судьба?

– Я потом сразу спать лёг.

– Ладно. Я хотела сказать, что сегодня к обеду загляну к тебе в гости.

– Чт… вы же с папой в Аризоне…

– Мы решили разделиться, папа поедет любоваться Гранд каньоном, а я сначала загляну к любимому сыночку, и на следующее утро отправлюсь туда же. Или ты матери не рад?

– Рад… безмерно… – промямлил я.

– Через четыре часа я приеду. Встречать не обязательно, доберусь сама, приготовь что-нибудь, мама с ночи не ела.

– К… конечно…

– До встречи, сынок!

Она отключилась, а я рухнул на диван. Затем вскочил и в панике стал искать свою уцелевшую одежду.

– Что такое? – спросила Софа.

– Мама через четыре часа приедет сюда, а я как бы живу в чужом доме, чью хозяйку истязаю, а у себя не был лет двести и оставил там лютый срач! Господи, надо бегом валить домой, успеть прибраться, обед приготовить, и… чёрт, я поправился? Определённо поправился, фак, она это заметит! Так, где мои джинсы? Или я их порвал вчера? Господи, точно, я же теперь оборотень, а если она зубы увидит или хвост?!

– Рафи, спокойно, – Флейм взяла меня за щёки и чмокнула в нос. – Ни зубов, ни тем более хвоста никто днём не увидит. Твоя одежда в шкафу в нашей спальне, мы с тобой сейчас соберёмся и придём, я приберусь а ты сбегаешь за продуктами.

– Милая, я… после всего, что я натворил, мне совесть не позволяет от тебя помощь принимать.

– В жопу совесть, творил не ты, а инстинкт. Одевайся, я сложу нам с собой завтрак.

– Ты святая, – я сильно её поцеловал. – Святая София.

– Засмущал, – покраснела она. – Ну же, иди.

Через сорок минут мы с Софочкой были в моём доме. И как же я радовался, что живность не держу, иначе пришлось бы реанимировать ещё и ферму. Я сгонял до магазина, а когда вернулся, девушка уже успела вымыть пол, протереть пыль и окна и даже укрыть стол принесённой из дома скатертью. Софочка поцеловала меня и попросила нарезать мясо, а сама стала возиться с фруктами и овощами. Через два часа во всём доме стоял запах запеченной курицы и жаркого. Когда мы стали накрывать на стол, я не удержался и стянул кусочек из мясной нарезки и подъел салат.

– Рафи! – Софа слегка пихнула меня в бок. – Ну рано ведь ещё!

– Я голодный, – виновато сказал я.

– Сильно?

– Да.

Она вздохнула, взяв меня за живот и поглаживая его. Ласково похлопала.

– Бедное голодное пузечко. Ладно, сейчас жаркое положу.

– Спасибо, сладенькая, – я потянулся её поцеловать.

– Но не очень много, – она нежно остановила меня указательным пальчиком. – Если наешься сейчас, потом места для обеда не останется.

– Для обеда место всегда найдётся, – улыбнулся я, обнимая её.

– Да? – игриво улыбнулась она. – А для десерта?

– Для него тем более, – я чмокнул её щёчку.

– Какой у тебя животик вместительный, – Софа меня по нему погладила. – И ненасытный.

– В него вместится и одна сладкая булочка, – я стал поглаживать Софу по бочкам. Какая же она мягонькая и добрая. – Я съем тебя.

– Даже после жаркого, обеда и десерта? – посмеялась она. – Мне стоит получше тебя кормить, чтобы ты не хотел есть меня, мой пирожок.

– Таких вкусных булочек всё равно больше не бывает. Софа, я… я не могу понять… почему у тебя такой сильный запах?

Она смутилась.

– Помнишь, я про течку говорила?

– Частично. А чт… стой… у тебя? – Софа кивнула. – Это… это типа…

– Нет, не как пмс. В обычном виде от меня просто сильно пахнет, а в виде волчицы… как бы приличней сказать…

– Ладно, не надо, до меня дошло. Но почему сейчас?

Софа стала рассказывать про брачный сезон, альф, бет, омег и стаю, феромоны и проклятие, что мы с ней получили от одного и того же оборотня.

– … и таким образом мы получили агрессивного самца, то бишь тебя, который подрался из-за меня с конкурентом. – завершила она. – Я понимаю, что ты мало помнишь себя в теле волка, но ты такой… такой… – она прикусила губу. – Такая булочка.

– Я?!

– Ага. У тебя на всём теле мышцы, ты высокий и статный, и венчает это великолепие твоё пузико.

Я расстроено захныкал.

– Почему даже в теле безжалостного убийцы у меня это дебильное пузо?

– Оно не такое большое, как сейчас, и очень миленькое. Садись, сейчас накормлю.

– Софа, я хотел ещё кое-что узнать. Когда я… ну, превратился… я никого не убил?

– Не успел, – она выкладывала кусочки мяса. – Картошки поменьше?

– Да можно вовсе без неё. В смысле «не успел»?

– Без неё нельзя, невкусно будет. Не успел, потому что ты только под утро прибежал в город, и я затолкала тебя домой.

– Ясно… спасибо, – разочарованно сказал я. Ещё бы немного, и я убил бы человека. Какой же кошмар. – Мясо невкусным не бывает.

– Упрямый ты бублик, – буркнула Софа, оставляя картошку на месте, а на тарелку выкладывая кусочки мяса. Она заметила моё приунывшее лицо, подошла и приобняла, чмокая в щёку. – Рафи, сладенький.

– Да?

– Тебе непросто это всё принять, я понимаю, я сама через это проходила. Очень нелегко принять, что у тебя есть или было «я», которое ночами бродит в поисках крови. Пожалуйста, пухленький, если тебе будет сложно и тяжело, или даже страшно, скажи мне об этом. Я не осужу, ты же знаешь. Я люблю тебя, я постараюсь помочь. Вместе мы со всем справимся, мой сладенький пончик.

– Я тебе поражаюсь. Но я не думаю, что у меня есть право идти к тебе и искать утешения.

– Почему, милый?

– Я тебя насиловал, я орал на тебя, я с тобой как с вещью обращался. Сейчас я понимаю, что это было из-за феромонов и проклятия, но я себя за это никогда не прощу. Когда я тебя касаюсь, а тем более целую, мне кажется, что тебе противно, что тебе… что ты ещё меня боишься. Я не хочу доставлять тебе дискомфорт. Тебе и твоей искалеченной психике.

Она обняла меня со спины и прильнула к моей щеке.

– Я тебя не боюсь, любимый. Да, у меня всплывают неприятные воспоминания и ассоциации от некоторых движений, но сейчас ты прежний. Ты мой милый, добрый, нежный Рафи. Если мне станет неприятно, я тебе скажу, только сам себя не накручивай, ладно?

Я сглотнул и кивнул, лаская её руку.

– Только честность? – слабо улыбнулся я.

– Только честность, – улыбнулась Софочка в ответ. Обняла мой живот. – Теперь кушай, мой розанчик, – она поставила передо мной тарелку с жарким, от которого поднимался горячий пар.

– Я люблю тебя, дорогая, – я поцеловал её, принимая из рук вилку.

– И я тебя. Приятного аппетита. Ой, только аккуратнее, оно только из духовки, не обожгись.

– Мгм, – я уже куснул один кусочек, предварительно на него подув. Софа стала протирать бокалы, а я, довольно объедаясь, решил задать новый вопрос. – Софочка, пышечка, насчёт оборотней.

– Да, милый?

– Ты сказала, что я не успел никого убить. А что станет, если я убью? Я стану есть его?

– Это полнолуние будет длиться ещё одну ночь, и потом луна станет убывать. Если ты съешь человеческое мясо, то оборотнем останешься навсегда. А если нет, то проклятие потеряет силу и ты снова станешь человеком.

– Гм. – я задумчиво отправил в рот очередные несколько долек. – Тогда получается, ты останешься… ай!!! – я взвизгнул и схватился за пузо, чувствуя, как по пищеводу вниз спускается раскалённое мясо.

– Что такое? – встрепенулась она.

– Ааа, мамочки, живот-живот-живот!!! Дай воды быстрее!

– Я же сказала, что оно горячее! – Софа метнулась к крану.

Жар в животе накапливался, я чуть не вопил благим матом от неприятных и болезненных ощущений и выпячивал брюхо, пытаясь отделить его от себя вместе с обжигающим мясом внутри. Когда я пил, я чувствовал нежные мягкие ручки на круглом чреве. Софочка целовала меня, а её ладони массировали мне пузцо, расслабляя жирок и заставляя успокоиться, отдаться её ласкам и ни о чём не думать. Внутренние стенки живота обволакивала приятная прохлада, погасившая жар от подлого мяса, я ахнул и облизал губы. Никогда до этого не думал, что вода такая вкусная.

– Как ты, сладенький? – заботливо спросила Софа.

– Я хорошо. Спасибо, – я чмокнул её щёчку.

– Не за что, мой пончик. Открывай рот, – она нанизала на вилку небольшой кусочек мяса и подула на него.

– Я могу и сам, – слегка смутился я.

– Опыт показал, что не можешь. Я тебя сама накормлю, давай, открывай рот.

Начиная краснеть, я сделал, что велено. Таким образом мне скормили всю тарелку, и я попросил добавки.

– Всего полтора часа осталось, потерпи немножко, дорогой.

– Я умру от голода, – страдальчески сказал я, приложив руку ко лбу.

– Ты только что поел, – со скепсисом усмехнулась Флейм.

– Я стану худеть, болеть, и вскоре совсем исчезну и покину тебя, моя огненная любовь!

– Рафи, – она скрестила руки под грудью и снисходительно улыбалась, смотря на меня.

– Когда меня не станет, я завещаю тебе всё своё имущество! – не унимался я, приобняв её и страдальчески вскидывая руку ко лбу или груди.

– Откуда столько драмы, шериф? Вас же просто попросили потерпеть до обеда.

– Точно! Я попрошу назначить на место шерифа тебя, моя дорогая любимая пышечка, и пусть в память обо мне у тебя на столе будет стоять наша фотография!

– Ладно, хорошо, возьми ещё кусочек, – сдалась она. – Но это последний!

– Люблю тебя, – я чмокнул её в нос и стянул со стола тарелку нарезки.

– Рафи!

– Очень люблю тебя! – я рванул из столовой.

– Вернись! – она помчалась за мной.

Мы носились по дому до тех пор, пока я не съел всё. Софа забрала у меня тарелку и заворчала. Не успел я слова сказать, как был отправлен переодеваться.

====== Гости ======

Вскоре в дверь раздался стук. Я нервно одёрнул надетую рубаху и сглотнул. Софа скользнула рукой мне по животу и поцеловала.

– Я рядом, милый, – прошептала она. – Я с тобой.

Я чмокнул её в висок и пошёл открывать. На пороге передо мной предстала мать. Загорелая от солнца в Аризоне, высокая стройная женщина с короткими чёрными волосами и большими карими глазами. На лице её были редкие морщинки, в ушах блестели маленькие серёжки. Подарок отца на день рождения.

– Мама, – улыбнулся я, распахивая дверь.

– Сын мой! – она обняла меня и поцеловала. – Ах, сколько мы не виделись? Полгода? Будто вечность прошла. Рафаил, это что, седой волос?

– Ч… что? – потерялся я.

Мама взъерошила мои патлы, посмеиваясь.

– Я шучу, Раф, шучу. Гм, – она присмотрелась. Наклонила голову. – Повернись-ка бочком.

Я сглотнул и повернулся. Мама недовольно поморщилась и похлопала меня по животу.

– Ты сильно поправился, Раф. Откуда это всё? – она потрясла моё пузо, заставляя меня люто краснеть.

– Мам, ну не надо, – я шагнул от неё, потирая брюхо. – Я не сильно изменился после вашего переезда.

– Не сильно? – она изогнула бровь.

– Ладно, может, я немного и подрастерял в форме, но…

– Подрастерял? А она была? – она увидела мой обиженный взгляд. Протяжно вздохнула. – Рафи, ты же знаешь, тебе нельзя углеводами баловаться. Когда ты в последний раз овощи ел? Или фрукты?

– Да ну мам!

– Что «ну мам»? Моего сына разнесло ещё сильнее, чем он был, как я должна реагировать?

– Ну не знаю, например, не гнобить через минуту после встречи? – съязвил я.

– Я хоть раз тебя… мф, – она вдохнула и выдохнула. – Так, ладно, ты сердишься. Рафаил, тебе самому-то нравится быть вот таким шариком? Ты же шериф, ты должен быть подтянутым, стройным, если уж не подкачанным. Ты снова зачастил с пончиками на работе? Ну как ребёнок, честное слово. Тебе совсем силы воли не хватает самому на диете посидеть, мне надо всё время рядом находиться?

Настроение было испорчено. Не знаю, как долго бы продолжались философские рассуждения матери о том, как разнесло единственного сына, ибо их прервала вошедшая Софочка.

– … в конце концов, тебе уже тридцать, тебе уже давно жениться пора, детей заводить, кому ты такой разъевшийся нужен будешь? – мать заметила Софит. Всплеснула руками и улыбнулась, прекратив меня стыдить. – Софочка, ты ли это!

– Здрасьте, миссис Гранде, – вежливо улыбнулась Флейм в ответ, помахав лапкой. – Вы так загорели.

– Ну не стой, иди сюда, не чужие ведь люди! – она обняла девушку. Затем взяла за плечи, рассматривая. – Ты само очарование, так изменилась за год, что я тебя не видела.

– Спасибо, – продолжала улыбаться Софа. – Вы наверное устали с дороги?

– Немного, дорогая. А что ты тут делаешь?

– А я… – она посмотрела на меня. Я махнул рукой, давая понять, что опять в унынии и не надо от меня управленческих решений ждать. – Я к Рафи в гости заскочила, а он тут хозяйничал вовсю. Сказал, что вы заедете, я и решила помочь.

– Помочь? Ох, так вы помирились?

– Э… да, пару месяцев назад. А что ж мы стоим, идёмте в столовую, там обед стынет.

– Хорошо. Рафи, идём.

Я тихо вздохнул, готовясь к унижению перед любимой. А впрочем, пускай, это моё наказание за жестокость. Упрёки за лишний вес правда даже близко не стоят с её страданиями, но для начала сойдёт. Не успел я и за стол сесть, как услышал:

– Так вы сошлись?! Боже, Софочка, какая прелесть! Знаешь, Рафи часто говорил о тебе, даже как-то похудеть старался…

– Мама! – одёрнул её я, всем видом показывая, что не надо об этом говорить.

– Ты худел ради меня? – трогательно улыбнулась Софочка, накрыв мою руку на столе и поглаживая.

Я почувствовал, как краснеют щёки.

– Это было давно и неправда.

– Но не мешало бы постараться ещё, – мама отпила из бокала вина. – Рафи, когда щёки круглые, красноту от смущения сильнее заметно. Сядь, не стой.

Тяжело вздохнув, я сел за стол. Видимо, оборотни сильные эмпаты, ибо Софочка всё ласкала меня по руке и бедру, отвлекая внимание матери от моего живота разговорами о всякой фигне. Но потом её стало не устраивать, что я всё молчу и ничего не рассказываю, и вообще я что, не рад её приезду? Решив, что рассказывать всё и вся ей не стоит, я завёл речь о ферме, соврав, что думаю такой обзавестись после того, как уйду из полиции. Софа и мама оживились, булочка взяла меня за руку обеими ладошками, развивая мою ложь. Понемногу напряжение спало, я с интересом слушал мамины истории про их с отцом жизнь в Аризоне, уплетая еду, но когда пышечка принесла пирог с арахисовой пастой, что был испечён на десерт, и спросила, побольше ли мне отрезать, маман окончательно убила во мне желание быть в этой комнате.

– Софочка, Рафаилу лучше не увлекаться, ты ведь понимаешь. Он и так многовато жареного съел. Неужели тебя не беспокоит его здоровье?

Я очень хочу уйти.

– Мама, пожалуйста, можно не трогать эту тему? – процедил я, массируя висок.

– Нельзя. Рафи, я всегда хотела, чтобы ты у меня был худенький красивый и здоровый мальчик, а не продажный разъевшийся шериф.

Тут у меня дёрнулся глаз.

– Во-первых, худоба не всегда означает здоровье. Во-вторых, я не продажный. В-третьих, я тоже много чего хочу.

– Рафаил, я не так выразилась, – она сложила руки. – Извини, конечно ты не продажный. Ты мой честный благородный мальчик, но из-за этого, – она похлопала меня по животу, – ты производишь впечатление взяточника. Ты очень растолстел с того момента, как вернулся сюда. Сынок, ты и без того никогда стройностью не отличался, забыл, как мы с тобой на диетах сидели? С твоей-то склонностью к полноте ты должен каждый вечер на пробежку выходить. Рафи, сынок, умерь аппетит. Тебе достаточно тех калорий, которые ты уже поглотил.

Я вдохнул было воздух для возмущения и красноречивых аргументов, но меня тормознула Софочка.

– Миссис Гранде, пожалуйста, не упрекайте Рафи. Он много работает и…

– И так же много ест. София, детка, уж хоть ты его попробуй вразумить! Впрочем ладно, мне действительно не стоило говорить ему обо всём при тебе, хотя я и надеюсь, что ты на него повлияешь и заставишь похудеть.

– Послушайте, от нотаций никому никогда лучше не станет.

– Ой ли! Поучи меня.

– Я не собиралась вас учить, я как есть сказала.

– Соф, садись, – я опустил её на место и чмокнул в макушку, взяв из рук нож. – Ещё раз, кому какой кусок? Не буду я, мама, не буду. Наелся. – добавил я, видя её анализирующий взгляд.

На этом острые углы были сглажены. Вечером пришлось напиваться кефиром, дабы снова не выслушивать за вес. Ну правда, сколько можно? Я сам знаю, что очень толстый, что у меня пухлые щёки и большой живот, про задницу я вообще молчу, она не во все кресла помещается, но не надо тыкать этими фактами! Хрен с ним с Сэмом, он это как-то ненавязчиво делает, но когда я на работе терплю от Джета, а теперь ещё и дома от маман, у меня никакой нервной системы не хватит! У меня такое чувство, что вся моя жизнь – сплошной пиздец, и единственные светлые пятна здесь это еда и Софа.

Так как бросать маму одну в доме было как-то не вежливо, учитывая, что она в гости приехала, я остался ночевать у себя. Софочка же должна была идти к себе, ибо у неё живность. Она сильно поцеловала меня.

– Сегодня ты опять превратишься. Тебя будет звать мой запах, до людей тебе пока дела не будет.

– Я тебя снова… я опять?

– Не думаю. Скорее всего ты найдёшь меня, спрячешь где-то, а потом побежишь искать бету чтобы убить.

– Пожалуйста, прости, если я сделаю больно.

– Всё хорошо, – она улыбнулась и нежно потёрла мне пузо. – Мой сладенький, проголодался?

– Немного, – простонал я, прижимая девушку к себе.

Софа чмокнула меня в щёку и стянула со стола конфету, взяла губами и стала целовать меня. Шоколад таял, попадая на язык и зубы, и измазывал нас. Отпрянув, Софочка облизнулась, а потом смотрела, как облизываюсь я.

– Вкусно.

– Вкусно? – она прильнула ко мне, ласково жамкая бока.

– Я хочу ещё, – я подхватил её, держа на себе и стал целовать.

– Рафи! Сынок, где у тебя пульт от телевизора? – раздался голос матери.

Софочка спрыгнула с меня и погладила плечо.

– Увидимся через пару часов, мой пончик.

– Пожалуйста, дай знать, если я что-то натворю.

– Дам. А, ещё кое-что, – она наклонилась, сильно обняв мой живот, потёрлась об него щёчкой и ласково поцеловала. – Не загоняйся пожалуйста, твой животик самый лучший.

– Умеешь засмущать, – пробубнил я, чмокая девушку в лоб.

Мы разошлись. Софочка скрылась за поворотом, а я включил маме кино в её спальне. Она упросила меня побыть с ней, отказать я не мог. Через пару часов мне стало нехорошо. Я промямлил что-то про усталость и про то, что завтра рано вставать, ушёл к себе и рухнул на постель. Становилось очень тесно в собственном теле, неприятно, словно внутри меня что-то просыпалось и пиналось. Я весь горел, укушенное плечо ужасно ныло. Я разделся, валяясь на кровати и сдерживая оры от боли. В нос бил сильный запах феромонов, желудок истошно вопил от голода. На улице показался лунный луч. Дальше всё как в тумане…

Утром я очнулся на полу, на кровати отчаянно звонил будильник. Я голый, в комнате распахнуто окно. Я выключил будильник и поднялся на ноги. Во всём теле была усталость, сильно ныла рука, а в животе крутило и мутило. Мне нехорошо. Я поплёлся в душ, оттуда – за таблетками. По дороге я заметил мать, что кашеварила на кухне.

– Доброе утро, сынок, – сказала она. Заметила в моей руке лекарства. – Это зачем? Ты плохо себя чувствуешь?

– Немного, – пробубнил я, глотая таблетки. – Во сколько тебе уезжать?

– Через два часа.

– Я тебя отвезу. – я потёр живот. Фак, как же тошнит.

– Не надо, я и сама доберусь. Ты бледноват, есть хочешь?

– Нет. Потом поем… нгх, я сейчас.

Я поплёлся к дивану в гостиной, свалился на него и взялся за голову. Чёрт, внутри очень противно. Всё бурлит, урчит и ноет. Что ночью было? Это меня бета потрепал? Блин, ни хрена не помню. От мысли, что выходные кончились и надо на работу мне стало ещё хуже. Можно мне просто дадут много-много денег, и я куда-нибудь свалю вместе с Софочкой? Стоп, точно, Софочка! Я стал ей звонить. Ответа нет. Спит что ли? До работы остался час, пора вставать давно. Я звонил ещё три раза, она не отвечала. Мне это не нравится. Впрочем ладно, она наверно в душе, или в другой комнате, или… да, она кормит животных, она занята и перезвонит. Даже если и нет, то мы увидимся в участке. Надежда на встречу с милой пышечкой дала мне сил, и я заставил себя подняться и пойти одеться. С горем пополам я застегнул на себе форму, завязал галстук и пошатнулся от неприятного чувства тошноты. Я выпил ещё пару таблеток и впихнул их в карман брюк. Погладил живот. Слушай, ну пожалуйста, ну хорош. Сейчас на работу приедем, там Софочка, она поцелует, приласкает, нежно погладит, помассирует тебя, только хватит так мутить, очень тебя прошу. Я направился на работу, предварительно попрощавшись с матерью и смутно запомнив что-то про её скорое возвращение но уже с папой. Ну круто, мало мне упрёков от неё, так теперь ещё и отец станет называть меня толстяком и жиробасом. И это при том, что склонность к полноте у меня от него, просто его мама всё-таки заставила похудеть, а я… а я вот. Господи, если бы они только знали, каким жалким ублюдком я себя чувствовал, когда отец ругал меня за тройки по физкультуре, а мать всё время напоминала, что я и так не худой, так ещё и к сладкому не равнодушен. Сейчас я вспоминаю себя в детстве и юности, я всегда был пухленьким, и когда родители переехали и я ощутил свободу… меня разнесло и теперь абсолютно все принимают меня за взяточника. Все кроме Софочки, к которой я и шёл.

В участке я быстро поздоровался с коллегами и подошёл к двери её кабинета. Взялся за ручку и с удивлением отметил, что там закрыто. Софы ещё нет? Она же обычно раньше меня приходит. Внутри нарастало волнение, от которого сильнее тошнило и крутило живот. Ладно, тихо, просто подождём. Если она не объявится, то во время обеденного перерыва я схожу к ней домой.

Примерно в полдень ко мне зашёл Сэм. Я в этот момент полулежал на столе, гладя себя по животу. Как же мне плохо.

– Привет, – как-то неловко улыбнулся он. – Как ты?

– Херово, – болезненно ответил я. Ну животик, ну пожалуйста, успокойся, мне правда очень тяжело.

– Что такое?

– Тошнит сильно. Там Софу нигде не видел?

– Я у тебя то же самое спросить хотел. Где она?

– Не знаю… нгх… – тошнота усиливалась.

– Как так?

– Вот так.

Тошнота стала невыносимой и у меня случился рвотный позыв. Я выскочил из кабинета и меня вырвало. Я с ужасом увидел кровь, какие-то красные шмотки и нечто короткое и тонкое. Присмотревшись как следует, я весь похолодел. Палец. Меня вырвало чьим-то пальцем. Ночью… я что-то… я кого-то съел… я взялся рукой за живот, чувствуя, что тошнота немного ослабла, но сейчас вырвет снова. Снова кровь и шмотки чего-то красного. Господи, я съел человека! А Софа… а её нет… боже мой! Я же не мог съесть её, правда? Она ведь тоже оборотень, разве оборотни едят друг друга? Тошнота отступила, я утёрся и похлопал себя по щекам. Так, тихо, надо просто наведаться к Софочке домой. И если её там нет… я всем признаюсь том, что убил свою женщину.

====== Новые проблемы ======

Я вернулся в кабинет, где встретил напряжённый взгляд Сэма.

– Совсем херово?

– Уже полегче. Пошли.

– Куда?

– Надо проверить дом Софы. Я… у меня есть нехорошие подозрения, – сказал я, сбавляя громкость.

Мы приехали к Софочке через минут тридцать. Подошли к двери и постучались. От моего прикосновения она открылась. Не заперто. Едва мы вошли, как у меня сердце ухнуло куда-то вниз. Вся гостиная раскурочена, диван, шкафы и тумбы поломаны, на стенах царапины и какие-то пятна. Присмотревшись, я понял, что это запёкшаяся кровь. Мне поплохело. Я рванул наверх и заорал:

– Софа! Софочка, где ты?

– Твою мать! – выкрикнул Сэм, пулей выскакивая из кухни. Через секунду на место, где он стоял, свалился шкафчик с посудой. – Там всё расхерачено!

Я носился по комнатам, вышибая двери и надеясь найти мою милую Софочку где-нибудь спрятанной, дрожавшей от страха, но живой. Везде был погром, мебель переломана, всюду видны следы борьбы. В спальне, где мы делили ложе, было настежь распахнуто окно и повален шкаф. На простынях, подушках и одеяле была кровь. Я пошатнулся, опустился у кровати и дрожащими руками взял ткань. Я снова… я её… аж до крови… моя бедная маленькая девочка, за что я так с тобой? Зачем? Почему? К глазам подступили слёзы, очень хотелось взять и разрыдаться от ненависти к себе, я еле-еле держался. Я обратился, ворвался к ней, изнасиловал, а потом сожрал… она сопротивлялась, бедняжка, наверное мы с ней дрались, но куда ей было меня остановить? Я в обычном виде больше раза в полтора, а оборотнем наверняка огромный жуткий хер. Я пытался вспомнить, что случилось. В памяти всплыли только рыки, чей-то вой и хруст ломавшихся костей. Я услышал тихие шаги со спины.

– Ты чего тут? – спросил Сэм.

Я молча поднял руку с окровавленной простынью. Сглотнул комок в глотке.

– Это… это её?

– Ну а чьё еще?

– Слушай, не надо киснуть, нельзя. Давай, – он стал тормошить меня за плечи, – вызывай своих копов, криминалистов, всех на свете, и будем искать.

– Некого искать, Сэм! – вскочил я, прижимая к себе простынь. – Она… я её убил!

– В смысле? – потерялся парень.

– Я блять оборотень, – я опустился на кровать, которая скрипнула под моей тушей. – Ночью я вломился к ней, выебал, а потом сожрал, господи, какая же я мразь!

– Ты с чего взял вообще? В прошлый раз ты не хотел ей вредить.

– Я сегодня… стоп, в смысле? Какой прошлый раз?

– Позавчера ночью ты превратился, но к Софе ты не был особо агрессивным.

– Превратился… ты всё видел?! Ты всё знал?!

– Ну да. Софит рассказала. Теперь я могу вас называть «оборотни в погонах», и это даже не оскорбление, а констатация факта. – я огромными гляделками таращился на Сэма. Тот же ободряюще улыбнулся, хлопая моё плечо. – Вызывай народ. Ты не мог её убить.

Я сглотнул.

– Ты не понимаешь… я делал с ней ужасные вещи. Я себя как животное вёл, и она меня терпела. И сегодня, сейчас в участке, я… меня… – я осёкся. Не надо. Пока не надо говорить про то, что я съел человека. Я найду того бету, остановлю смерти, и потом во всём признаюсь.

– А разве люди, да и оборотни тоже – не животные? Как я понял, главное отличие вас с Софой от меня, это то, что во время полнолуния инстинкты превалируют над разумом, и остановить это не в ваших силах. Не в твоих. Она вроде вполне себя контролирует. Но это от того, что у неё опыта больше. Я не успел у неё узнать всего, но знания биологии, википедии, пары фильмов и фанфиков позволяют мне предположить, что у вас обострены человеческие чувства – обоняние, зрение, слух, правильно?

– Правильно, – вяло согласился я.

– Ну так чё ты просто след не возьмёшь?

– Во-первых, я не пёс! А во-вторых… а, ну да… – Сэм ухмыльнулся и открыл было рот для ехидного комментария, но я заткнул его жестом и поднёс к себе простынь. Пахнет Софой, кровью, гелем для душа, феромонами, мной, лесом и землёй. Отпрянул и подошёл к окну, пытаясь уловить запахи на улице. Подул лёгкий ветер, неся в себе нотки, от которых кровь прилила к щекам. – Надо идти в лес. Оттуда пахнет одеждой Софочки.

– Погнали.

Мы вышли из дома и стремительно направились к лесу. Там я шарахался от одного дерева к другому. Пахло Софой, но с примесью ещё какого-то запаха, постороннего. Наверное, это её запах в виде оборотня.

– Стой… хух… подожди ты, – окликнул меня уставший Сэм. – Хрен догонишь, блин.

– Да? – изумился я.

– Конечно! Ты как полоумный вперёд понёсся, я еле успеваю.

– Я как-то не заметил.

– Так и запишем: превращение в оборотня даёт ускорение и отупление.

– Всё, иди сюда, – я хрустнул пальцами, готовясь отвесить ему леща.

– Детей бить нельзя.

– Чего?!

– Того!

Тут я услышал тяжёлое дыхание и хруст веток где-то неподалёку. Встрепенувшись, я рванул на звук. Через несколько минут стремительного движения я остановился. Сильно пахнет кровью. Мне это не нравится. Тут в кустах началась какая-то возня. Я напрягся и потянулся к кобуре с пистолетом, и в следующий миг на землю кто-то выпрыгнул, задыхаясь. Мне снова захотелось заплакать, только в этот раз от счастья.

– Софа! – я шустро опустился к ней и приподнял, держа на руках и коленях. – Софа, Софочка, булочка, пышечка моя, как я рад тебя видеть, солнышко!

Она была в крови, в волосах куча мелких веток и сухих листьев, пижама изорвана в клочья, едва закрывая пышную белую грудь и бёдра, но она живая. Моя маленькая любимая девочка жива, больше мне ничего не надо. Софочку сильно трясло, она слабо подняла голову и потянулась ко мне ладошкой.

– Рафи… милый…

– Чш-чш-чш, – я поднялся на ноги и поцеловал её в лоб. Перехватил на руках поудобнее. – Сейчас мы придём домой, вызовем тебе врача, и всё станет прекрасно.

– Холодно очень, – тихо и слабо сказала она. – Т-там, в дупле… достань пожалуйста…

– Каком дупле? – не понял я. – Ты про что?

– Вон, – она еле-еле показала рукой вправо.

Там стояла сосна с небольшим дуплом. Запустив туда руку, я нашарил что-то их ткани. Вынул. Это оказались её штаны и свитер. То есть, она распихала шмотки по лесу, чтобы когда из оборотня превращается в человека, голой по лесу не бродить? Гениально, можно мне так же? Одевая булочку и оценивая глубину и серьёзность ран, я заметил на самом верху левого бедра шрамчик. Она соврала тогда. Она не падала в детстве с велосипеда. Это укус. Я аккуратно надел на неё серые свободные штаны, вновь подхватил на руки и пошёл обратно, по дороге подобрав запыхавшегося Сэма. Мы прибыли ко мне домой. Мамы уже не было. Я уложил Софочку на кровать, поцеловал и стал вытирать её кровь. Потом Сэм её осмотрел.