Текст книги "Здесь гуляет смерть (СИ)"

Автор книги: Astery

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Знаешь, – заговорила я. – Раз уж мы уже пьяные, я могу быть откровенной?

– Давай.

– Только обещай мне, что выслушаешь и не будешь перебивать.

Он слегка напрягся.

– Обещаю.

– Дело в том, что я хочу извиниться.

Рафи аж поперхнулся и закашлялся. Я постучала ему по спинке.

– За что? Ты что-то натворила? Ты опять взяла мой пистолет без спроса и перепугала всех бомжей в округе?!

– Не, это было давно. И ты мне обещал.

– Я не… мф, ладно, молчу.

– Спасибо.

Я отхлебнула из бутылки.

– Прости меня за то, что я как и все вокруг ненавидела тебя не так давно. Во мне говорил страх за отца и обида, что ответственность за маму, брата и ферму упали на меня, так ещё и работа, я должна была срываться на ком-то чтобы… нет, нахуй оправдания. Суть в том, что я хочу… Ты хороший парень, Рафи. Ты очень добрый, ты классный, ты пиздаче самого пиздатого и харизматичного кидалы типа Остапа Бендера или Джека Воробья. Ты не безразличен мне, Раф, ты и сам это понял. Я не хочу тащить груз вины, поэтому скажу опять… прости меня. Пожалуйста.

Он медленно моргнул, таращась на меня проснувшимися гляделками. Затем у него вырвалась какая-то странная усмешка.

– Ты… фак, я даже не знаю, как реагировать. Ты серьёзно думаешь, что я на тебя за это обижаюсь или злюсь? Да я радовался тогда, что ты вообще со мной разговариваешь! Пусть с матами, но всё лучше, чем игнорирование. С чего ты взяла, что у меня есть право тебя прощать?

– Есть. Иначе бы не просила.

– Чёрт, Соф, ты… хах… ну как ребёнок, честное слово. Раз тебе станет легче, то да, конечно прощаю. Как я могу дуться на тебя?

Я улыбнулась и приподняла вино.

– Выпьем за мир.

– За мир, – улыбнулся он в ответ.

Мы чокнулись бутылками и выпили. Затем я вновь устроилась на его плече, мирно улыбаясь и слушая пульс. Рафи выпил ещё немного, и стал задумчиво глядеть на меня.

– Софит.

– М?

– Ты сказала, что я тебе не безразличен.

– Да.

– А в смысле?

Я чуть прыснула.

– Я ещё не достаточно пьяна, чтобы сказать, в каком.

Он погрустнел. Вот чёрт, он решил, что я говорю о том, что нужно быть в дрова, чтобы такому признаваться.

– Рафи, я не…

– Нормально, я понял.

– Нет, не понял. Я не то имела в виду.

– Софа, – он стал потирать переносицу. – Мне блин тридцать, я вешу полторы сотни. Да о чём мы говорим, я вот этим, – он похлопал свой животик, – всё время на сигналку жму, потому что больше некуда влетать и ударяться!

– Рафи, сегодня был не самый лучший день, тебя сильно задели, я прекрасно понимаю, что тебе обидно. – я взяла его за руку, которую он напряжённо сжимал в кулак. – Я не упрекаю тебя, я не считаю тебя…

– Пожалуйста, – он перебил меня и взял за плечи. – скажи мне честно, что ты обо мне думаешь.

– Ты о чём?

– Софа, я жирный и бесполезный сгусток сала, и я ни за что не поверю, что ты меня никогда за это не осуждала.

Я молча резко потянулась к нему и чмокнула щёчку. Шериф моргнул.

– Я… я не об этом!

– Тебе не нравится?

– В том-то и дело, что нравится, но я другое спрашивал! И ты мне нравишься, но я не поверю, что ты без брезгливости захочешь быть с таким разъевшимся и ленивым копом, который во время езды давит пузом на клаксон!

– Ну и зря, – я взяла его за руку, ласково улыбаясь. – Ты тоже нравишься мне, Рафаил. А чем ты там куда давишь – дело десятое.

Шериф уставился на меня. Щёчки его стали краснеть.

– Скажи ещё, что тебе не важно, сколько я вешу и как я выгляжу.

– Нет, этого я не скажу, мне важно, – я взяла его за руку. Он напрягся, готовясь выслушивать нотации о диетах и спорте. – Потому что мне нравится, как ты выглядишь.

Тут он вообще в осадок выпал.

– Ты… ты смеёшься?

– А по мне видно, что я смеюсь? Рафи, пожалуйста, постарайся мне поверить. Я знаю, тебе нелегко, но мне действительно очень нравится, какой ты. Я считаю тебя красивым.

– Я… ты… я смущён.

– Я вижу, – невольно усмехнулась я.

– Нет, стой, тебе правда… вот это всё? – он провёл вдоль тельца руками.

– Абсолютно всё.

– Так, ладно, перефразирую. Я перед тобой в одежде, а под ней куча жира и складок. Ты реально хочешь сказать, что тебе не противно от мыслей об этом?

– Наоборот, – я мечтательно улыбнулась.

– Не смейся! – он напрочь раскраснелся.

– Я не смеюсь, честное слово. Ты нравишься мне, Рафи. С животиком, щёчками, складочками и жирком.

– Мф, я отказываюсь это принимать, – он совсем уж застеснялся и стал массировать виски.

– Мне тебя лапать начать, чтобы ты принял?

– Секунду, – он выхлестал до дна коньяк в бутылке, а затем встал передо мной и раскинул руки в стороны. – Ну давай, вперёд.

Я улыбнулась и придвинулась поближе. Затем, чуть не пища от восторга, потянула ладошки к большому круглому животику. Едва я его коснулась, как Рафи вздрогнул и на секунду напряг пресс, что был где-то там глубоко, и по жирку прошла дрожь и мурашки. Бедняжка, ты настолько себя стесняешься? Я нежно провела по брюшку рукой и описала круг, а затем потянулась к бочкам. Кончиками пальцев я ощущала две мягкие складочки, за которые тихонько ухватила Рафи и прильнула к нему, положив голову на толстый животик. Я не могла сомкнуть руки за его спиной, что немного затрудняло объятия, мой стеснительный шериф слишком толстенький для этого. Нехотя я отпрянула от сыто урчащего живота, встала и обняла его, лаская складочки на спине и дыша в мягкий двойной подбородок. Легонечко поцеловала в него, боясь оставить засос на мягком жирке, и опустила одну руку к пухлым ягодицам. Чёрт, он весь такой мягкий, толстенький и обширный… не знаешь даже, с какой стороны подступиться, чтобы всего обмацать и потрогать. Мне вообще хотелось взять и повалить его на кровать, усесться на пышные как у меня бёдра, и мять его податливый жирок, возиться с животиком, легонько пощипывать складочки, шлёпать по жопке, целовать в щёчки, тискать за бочка. И кормить… кормить, чтобы он не напрягался и отдыхал. И желательно толстел ещё. Или нет, иначе он особо долго не проживёт… неважно. Лишь бы быть с ним рядом.

– Мне продолжать? – томно спросила я, тихонечко описывая круги одной рукой по его пузечку, а второй лапая попу.

Раф стоял весь красный. Мне казалось, он даже дышит через раз. Видимо, я слишком уж перестаралась. Бедняжка и без меня себя стеснялся, а тут я взяла и обтрогала его. Фак, но какой же он аппетитный и мягонький… так бы и съела эту зефирку.

– Рафи? Извини, я тебя сильно засмущала, больше не буду.

Я убрала было руки, как он вернул их обратно и тихо выдавил:

– Ещё.

– Ещё? – я прижалась к его округлому чреву, жамкая бока. И прижалась я слишком сильно, ибо ощутила, как мне в низ живота что-то упирается. Твёрдое и тёплое. Я подняла глаза на Рафи, хитро улыбаясь. – Это то, о чём я думаю?

– Хватит строить альфа-самку, я так больше не могу! – Рафи прижал меня к себе и сильно поцеловал.

Я стала целовать его в ответ, несильно зажимая складочки на боках и спине. Он часто дышал мне в губы, лаская и льня ко мне животиком.

– Пошли, – шептала я, целуя его пухлую шею. – Пойдём наверх.

– Стой, ты… ты не будешь жалеть потом?

– Рафи, не дразни меня.

Он ухмыльнулся. Раф подхватил меня, держа на себе одной рукой, и лаская второй, пока мы целовались. Он пошёл к лестнице, а я стянула со стола бутылку вина. На втором этаже дома шериф хотел было свернуть к моей комнате, где мы когда-то давно игрались и смотрели мультики, будучи детьми, но я его тормознула.

– Нет, не там.

– Пардон?

– Хочу здесь, – я показала на ближайшую дверь. Спальня родителей.

Видимо, Рафи плохо помнил, кому какая комната принадлежит, потому особо не протестовал. Там он уложил меня на двуспальную кровать, я повалила его на себя и стала целовать.

– Ты чего?! – он приподнялся. – Я тебя раздавлю.

– Не раздавишь, – я пихнула его в руку и опять заставила рухнуть на себя.

– Говорю, нет, – Раф упрямо поднимался, невзирая на то, что я обвила его тушку руками и ногами и не хотела отпускать. Он изогнул бровь. – Ну и что это?

– Я хочу тебя трогать, – ответила я, льня щекой к его плечу.

Он помолчал, рассматривая и лаская меня. Поцеловал. И всё-таки улёгся, пусть и на бочок, и стал меня мацать. Упиваясь ласками друг друга, мы стали раздеваться. Я расстёгивала свою рубашку, Рафи скинул синий блейзер и сильно прижал меня к себе, так же сильно целуя шею и ключицы.

– Она тебе мала, или ты нарочно такие обтягивающие носишь? – прошептал он в меня.

– Иногда.

– И ты говоришь, это я тебя дразню? – он жадно поцеловал мои губы. – Я блин каждый раз еле держусь, чтобы тебе на грудь не пялиться.

– Пялься, – я расстегнула рубашку и приспустила на плечах. – Я разрешаю.

Я расстегнула его ремень, пуговку и ширинку, Рафи стянул мою рубаху и приспустил с меня джинсы. Я хотела помочь ему снять футболку, как он замедлился и заколебался.

– Погоди… давай свет выключим?

– Зачем?

– Я… мф, ладно, я стесняюсь.

– Рафи, – я прильнула грудью к его животику. – Я очень хочу на тебя смотреть и любоваться тобой.

– Софа, – простонал он беспомощно. – Ну я же очень толстый, как мной можно любоваться?

– Вот так, – я полезла целоваться, бережно гладя и массируя его пузцо. – Ты очень красивый, тёплый, мягкий и приятный. И очень желанный. – добавила я, закинув ногу ему на бедро и льня своим лобком к его. – Но раз ты так стесняешься, то ладно, давай выключим.

Он благодарно выдохнул, поцеловав меня и нажал на выключатель. В темноте я слышала, как одежда с шорохом падала на пол, наши томные вздохи и стоны сплетались в один звук – звук любви. Рафи ласкал меня, проникая внутрь, а из моей глотки рвались страстные порыкивания, которые я еле сдерживала. Но один раз не получилось, и он услышал.

– Это ты? – спросил он с лёгким изумлением.

– Я… ах…

– Давай ещё раз?

– Тебе… нгх… тебе нравится?

– Очень.

Я порыкивала и сильнее насаживалась на парня. Потом я резко уложила его на себя, льня и царапаясь. В порыве страсти я полоснула ногтями по его мягкой спине. Не помню, сколько раз. Рафи я оставила лежать, а сама сейчас была сверху. Пусть и было темно, я видела очертания пышной фигуры и чувствовала эту мягкость. Ублажая Рафаила, извиваясь на нём, я держала его за одну руку и за большой живот, слегка касаясь ладонью пухлого лобка. Как ни странно, на его теле почти не было волос. Похоже, от переизбытка женских гормонов. Я в медицине не сильна, потом спрошу у Сэма, бывает ли так. Было слышно частое и томное дыхание Рафи, мне стало казаться, что он устал. Скорее всего да, он довольно полненький, физические нагрузки его быстро выматывают.

– Ты устал, дорогой? – спросила я, гладя его брюшко и держа за руку.

– Нет… да… – тяжело дыша ответил он, поглаживая мою кисть большим пальцем.

– Бедняжка, – я легла рядом, обняв его.

– Так, стой, а ты? Я же… ну я же…

– Выпил и быстро устал.

Он помолчал, рассуждая, стоит ли соглашаться и не гнобить себя. Затем улёгся на бочок и придвинул меня к себе плотнее.

– Я люблю тебя, – прошептал Рафи.

– А я тебя, – ответила я, запуская руку в его волосы.

Мы молчали, лежали рядышком и трогали друг друга. Вскоре Рафи, после выпитого коньяка и вина, задремал, упираясь щёчкой мне в грудь. Я обняла его, закинув ногу на бедро и просунув руку под его рыхлый животик, и улыбнулась. Такой горячий, большой, приятный, мягкий. Мой.

====== План ======

Наутро мы проснулись в объятиях друг друга. Рафи поцеловал меня, держа за руку. Мы стали собираться на работу. Пока он находился в душе, я хозяйничала на кухне. Думаю, на завтрак нам пока хватит тостов с ветчиной и сыром, яичницы, и надо всё-таки доесть вчерашние булочки, а то правда жалко, если зачерствеют. Через минут двадцать Рафаил вышел из душа в халате, и спросил:

– У тебя перекиси не найдётся?

– Сейчас, а что такое? Поранился?

– Вроде как, – он повернулся полубоком и приспустил халат.

На спине красовались глубокие царапины, из некоторых сочилась кровь. Я неловко поджала губы.

– Господи, извини, я не хотела.

– Всё нормально, мне только кровь остановить.

– Ноют?

– Немножко.

– Садись, я обработаю.

Я достала с полки перекись, ватку, и стала проходиться ею по царапинам Рафи, виновато вздыхая. Они были глубже, чем обычно бывают после бурной ночи. Закончив, я обняла его, сложив руки на пузечке и чмокнув в щёчку.

– Извини.

– Всё хорошо, я же сказал, – улыбнулся Раф, гладя мои руки. – Могу я задать один вопрос?

– Конечно.

– Тебе всё ещё не противно меня касаться?

– Рафи, – улыбнулась я, льня к нему. – Ну конечно нет. Ты же такой… такой… ну зефирка настоящая, как мне может быть противно?

Он слегка покраснел. Затем шустро усадил меня на свои колени и обнял.

– Когда ты меня трогаешь, это так странно… я должен стыдиться, а мне нравится чувствовать твои руки на своём теле.

– Ты не должен стыдиться себя. Ты красивый статный и горячий.

– Ага, – усмехнулся он. – Я воплощение сексуальности.

– Именно! И сейчас это воплощение сексуальности будет кушать, и не будет стесняться, потому что оно очень красивое и очень-очень милое.

– Тебе прямо нравится меня смущать, да?

– Немного.

Мы завтракали, настраиваясь на работу и планируя по дороге заскочить к Рафаилу, чтобы он форму забрал. Мне очень не хотелось после такого хорошего утра погружаться в атмосферу убийств, особенно после того, что я увидела вчера. Помимо угнетённости, скорби и вины я испытывала страх. Мне не нравится видеть это всё, я не хочу, но должна. Надо. Рафи, видя моё приунывшее лицо, взял меня за руку и решил перевести тему. Он ласково улыбнулся.

– Как ты рычала?

– А? – не поняла я, подняв на него глаза. – В смысле?

– Ночью. Как ты это делаешь? Почти как настоящий зверь.

– Спасибо конечно, – смутилась вопросом я, – но мне неловко. Это как-то само по себе вырвалось, я даже не поняла, как у меня получилось.

– Почему тебе неловко? Это заводит.

– Ты серьёзно?

– Более чем. Ты когда рычишь, ты такая… такая… – он, видимо, стал это вспоминать, судя по задумчивой улыбке. – Такая дикая, неудержимая, страстная… как тигрица.

– Рррррафи, – прорычала я, дразня его, встав над коленями и обвив шею руками. – Мой милый Ррррафи.

– Что ты творишь? – он прижал меня к себе.

– Дррразню тебя.

Гранде глянул на часы.

– Осталось только полчаса.

– Целых полчаса. – томно протянула я, гладя его по щеке. – Мой сладкий, вкусный, моя пррррелесть.

– Ну всё, иди сюда, – Рафи схватил меня, спуская с себя халат.

Через сорок минут мы двигались в сторону участка. Шли мы пешком, ведя непринуждённую беседу. Раф заскочил домой переодеться, попутно словив мои похотливые взгляды. Говорит, что пялится, когда пуговки формы у меня на груди натягиваются, а сам новую не просит, чтобы ровно то же самое происходило с его животом. А потом точно будет ворчать, что я на него неприлично смотрю во время диалогов с коллегами. Ну а что я сделаю? Мне животик жалко, ему и так в рубашке тесно, так ещё и ремень давит. Так и хочется подойти и освободить это сладкое брюшко от гнёта полицейской формы и обласкать. Заодно и отругать хозяина за то, что он так измывается над несчастным пузечком.

В участке мы нехотя разошлись по кабинетам.

– Я в обед зайду, – пообещал Рафи.

– Буду ждать, дорррогой.

Он что-то шикнул, незаметно щипнул меня за ляжку и довольно услышал мой тихий визг, а потом скрылся. Вредная аппетитная булочка. Накажу и съем.

От лица Сэма

Примерно к полудню я нагрянул в участок, прискакав на вороном коне. Всю ночь мне снились кошмары после ужаса, что был в доме. Нужно будет помочь их родственникам с похоронами, люди не должны умирать такой зверской смертью. Сначала я хотел зайти к Софе, проведать, как она там, но меня не пустили. Сказали, что к ней сейчас пришли. Видимо, родственники убитой семьи. Решив не настаивать, я поплёлся к Рафу. Как ни странно, я ещё не встретил Джета. Обычно он шарахается по коридорам, указывая всем и вся на их место. Ну да ладно, пёс с ним. Секретарь по имени Фил сказал, что шериф не занят, и я могу заходить. Я для приличия постучался и вошёл. Рафа я застал сидевшим за документами.

– Привет, – сказал я, закрывая дверь.

– Мгм, – ответил он мне, что-то сосредоточенно читая. – Проходи.

Я сел в кресло и вздохнул.

– Ещё не отошёл от вчерашнего? – брюнет отложил бумаги и устремил взгляд ко мне. – А ведь я говорил, не смотри.

– Говорил, – согласился я. – Но сейчас я к тебе пришёл с одной мыслью.

– Философской?

– Просто неописуемо философской. Я тут подумал, может, стоит всё-таки ещё раз, как и три года назад, устроить ловлю на живца? Пойти в лес, привязать овцу или поросёнка, и ждать, а потом поймать убийцу.

Рафаил поджал край губ. Вздохнул.

– Мысль конечно градообразующая, уверен, Платон, Сократ и Аристотель дружно херачат сальто в гробах, но я не могу заставить людей идти на верную смерть. Я не командую армией людей, которым платят за их смерти, я только шериф захолустного городка в лесах. Здесь и без моей помощи каждую ночь случается резня. Всем страшно, и копам, и мирным жителям, да даже тем же свиньям и овцам. У каждого из моих подчинённых есть близкие люди, которые будут рыдать на похоронах, когда засада не удастся. Знаешь, я соврал, я могу их заставить пойти и отдать свои жизни. Но что будет с их семьями и друзьями? Никто не хочет умирать, Сэм. И я не вправе упрекать их в трусости.

Я молча выслушал его. Рафаил прав. С этой стороны я как-то не думал. Действительно, стражи порядка – такие же люди, которые хотят жить. Бесчеловечно вот так брать и тащить их на бойню. Мне даже стало немного стыдно. Тут ворвался сынок мэра.

– Мы сделаем так, как он сказал, – произнёс он, показывая на меня.

– Вы подслушивали? – прикрыл глаза Раф.

– Не твоё дело, пухляш. Человек пришёл к тебе с хорошей идеей, а ты отказываешься только потому, что не хочешь смерти полицейских? Да будет тебе известно, что они сами выбрали эту работу. Им тоже платят за то, чтобы они умирали. В том числе и тебе. Поэтому делай то, что делаешь всегда – используй рот для пережёвывания пончиков и бургеров, а не для отговорок.

Рафи обиженно на него посмотрел. Блин, только не снова.

– Я не буду в этом участвовать.

– Нет, будешь. Ты прямо сейчас заткнёшься и будешь делать то, что я скажу, иначе ты крупно пожалеешь о том, что родился здесь.

– Я и так сейчас об этом жалею.

– Вот и чудно, теперь завались.

К нам стремительно примчалась Софит. Вид её был, мягко говоря, напряжённым. В глазах был ужас и паника.

– А, и она! – добавил Бэнсон. – Детективу тоже не мешало бы поучаствовать в спасительной операции.

– Что случилось? – спросил её я.

– Там… там…

– Так, спокойно, – к ней подошёл Гранде и взял за плечи. – Что такое?

– Т-там… я…

Раф посадил её в своё кресло, а сам пошёл к ней в кабинет. Бэнсон увязался за ним, а я остался наедине с дрожащим детективом. Через пару минут оба вернулись. Рафаил принёс какие-то снимки и бумажки, кинул их на стол и опустился рядом с Флейм, роясь в нижних ящиках.

– Где-то валерьянка была, – бубнил он. – Сейчас дам.

– Да что случилось-то? – терял я терпение.

Я глянул на фотографии. И ужаснулся. На них была убитая женщина с разорванным животом, рядом с которым лежало какое-то месиво из очень маленьких костей и органов. Присмотревшись, я проклял себя за любопытство. Ребёнок. Это был ребёнок. Она была беременна, месяц 8-й или 9-й. На бумагах было написано, что она в промежуток с шести до полвосьмого вечера возвращалась домой, и её сначала сильно ударили, предположительно о дерево или дорогу, а затем на живот было обрушено что-то тяжёлое. Ей раздавили плод, а потом обглодали внутренности. И что ужаснее всего – она оставалась живой до момента, пока сердце не было повреждено. Она всё чувствовала и наверняка умоляла спасти. У меня в горле зашевелился неприятный комок. Казалось, я сейчас свернусь комком и заплачу. Откуда такая жестокость? За что? Это не человек… это зверь, это сам сатана, но это не человек.

Раф насильно напоил меня и Софию валерьянкой, а затем выпил её сам. Джет стоял и следил за его движениями глазами.

– Ты и теперь будешь говорить, что не надо отправлять копов убить его? – сказал он с издёвкой.

Рафаил, как мне кажется, не ответил. Меня снедал страх и ужас, и сейчас мне было совершенно не до того, кто и что кому говорит. Я был погружён в свои мысли. Я хотел сбежать. Сбежать от этих знаний, от страхов, от сумасшедшего и крайне жестокого ублюдка, что будет являться мне в кошмарах не раз и не два. Зачем я вообще вызвался помогать?

Когда валерьянка подействовала, и меня немного отпустило, мы стали обсуждать план ловли на живца. Я предложил использовать серебряные или посеребрённые пули. Выяснилось, что чтобы достать их уйдёт недели две, может чуть меньше. В обсуждении не участвовала лишь Софит. Она сидела в кресле шерифа и сосредоточенно смотрела на нас. Во взгляде мне мерещилась тревога и боль. И страх. Но страх не за себя, а за кого-то из нас. Она отозвалась, лишь когда я спросил, сможет ли она дать поросёнка для приманки. У моих бабушки с дедом их всего четыре, из которых двое ещё не разродились. Флейм рассеянно кивнула. Джет самонадеянно сказал ей, что свинью мы вернём целой и невредимой, но в моей голове крутилась мысль о том, чтобы целыми и невредимыми вернулась хотя бы половина из тех, кто пойдёт. Бэнсон пошёл «радовать» полицейских своим решением о засаде, а мы остались втроём. Раф подошёл к девушке и приобнял её. Та легла щекой на его круглый живот и прижала к себе его руку. Что это? мои мысли о паре булочек стали правдой? Должен признать, они мило смотрятся. И я бы порадовался за них, если бы только над нами не висела угроза быть разорванными и сожранными.

====== На живца ======

Две недели прошли словно два дня. Кроме посеребрённых пуль нам удалось достать и несколько ножей с лезвием из серебра. Идти сидеть в засаде должны были кроме Джета и Рафа ещё семь внушительного вида полицейских, напросился я, и ещё должна была быть Софа, но она к великому счастью Рафаила слегла с простудой и во всё этом могла не участвовать. Когда мы с ним заехали к Флейм за поросёнком, она с шерифом потом долго стояли на кухне и тихо о чём-то говорили, обнимаясь. Она боится за него. Кашляя и чихая Софит чуть ли не плакала, умоляя Рафа быть осторожным и вернуться к ней живым и невредимым. Я слегка завидовал, смотря на них. Это так трогательно. Почему у меня нет девушки, которая бы так же за меня волновалась и ждала?

Они поцеловались. Рафаил что-то прошептал девушке на ушко, после чего та аж всхлипнула, закивала и отпустила его. Вечером наша небольшая группа отправилась в лес. Чтобы меньше привлекать внимания шли мы пешком. Поросёнок, словно чувствуя неладное, упирался и нервно похрюкивал. Мы вышли на опушку, привязали животное к пню, а сами разделились на три кучки. Рафаил, офицер Джон, я и Джет были вместе. Как же шериф расстроился, когда Бэнсон изъявил желание быть с ним.

– Если что-то пойдёт не так, отдаём хищнику Рафа, а сами валим, – сказал сынок мэра, хлопая живот брюнета. – Есть его будут долго, пока вскроют, пока через жир до органов доберутся, времени нам как раз хватит. Если честно, – Джет посмотрел на угнетённого шерифа и щипнул его пузцо, – я тебя исключительно как пушечное мясо взял.

Я удивляюсь, как у Гранде после такого не возникло желания двинуть в челюсть этому ублюдку. У меня блин возникло, Джон удержал мою руку, немного мотнув головой.

– Не надо, – тихо сказал он.

Рафаил с обидой выдержал это, промолчал и опустился на землю за оврагом, где мы располагались. Я лёг рядом и положил руку ему на плечо.

– Раф, слушай…

– Не надо, – повторил он слова офицера. – В конце концов, я догадывался.

– Тебя дома ждёт Софа. И я не позволю тебе обмануть её.

– Обмануть? – не понял он.

– Ты обещал, что вернёшься. Соврать я тебе не дам.

Он ухмыльнулся краем губ.

– Спасибо, видимо. Но она понимает, что я рискую, и простит мне мой обман. Первый и последний.

– Ты ведь любишь её.

– Конечно!

– Тебе хочется сделать ей больно?

– Вовсе нет.

– Тогда не кисни, – я улыбнулся и слегка подтолкнул его в плечо. – Вот вернёшься утром, она на тебя напрыгнет, зацелует, заласкает, а потом ты пошлёшь нахуй всех мудаков, и всё у вас будет хорошо.

Раф задумчиво улыбнулся. Видимо, в его голове сейчас были мысли о светлой и безопасной жизни вместе с Софит. Мне на сердце стало легче, когда я увидел, что он отвлёкся.

Долгое время ничего не происходило, мы сидели, ждали, философствовали, кто-то даже умудрился задремать, как вдруг раздался шорох и какой-то неприятный хруст. Затем сдавленный стон. Что за нахуй? Поросёнок истошно завизжал и стал пытался убежать. Он дёргал верёвку, падал, вопил и снова дёргал. И тут на несчастное животное напрыгнуло нечто огромное откуда-то сверху и в момент отделило голову от раскормленного тельца. Меня парализовало от страха, когда я разглядел это нечто в свете луны. Огромная мохнатая человекоподобная тварь с вытянутой как у волка или медведя мордой, светившиеся глаза с блюдце, длинные когтистые руки… нет, вернее сказать лапы, похожие на руки, длинный волчий хвост, те же большие уши, из пасти блестели два ряда больших острых клыков. Меня на секунду привлёк цвет глаз, они зелёные. Я вспомнил, что в архивных записях говорилось про золотой цвет. Подумать, почему так, мне не хватало самообладания в этот момент. Тварь встала во весь рост, разорвав свинью и стала утробно рычать, обгладывая её. Я краем глаза увидел замершего Рафаила, который пялился на оборотня, и ошалевшего от ужаса Джета. В себя меня привёл крик Джона:

– Огонь!!!

Тварь отвлеклась от свиньи и повернула к нам голову. Не успел я снова испугаться, как начался град выстрелов. Но стреляли только с одной стороны, почему? Мы же окружили это место с трёх, где остальные? Затем до меня дошло. Когда тварь пришла, на его морде в свете луны что-то поблёскивало, и тот хруст и стоны… кровь… оборотень пришёл, сначала убив кого-то из полицейских. Он сорвался с места и куда-то побежал, но стрелять продолжали. Раздался новый хруст и вопль, а выстрелы прекратились. Затем из кустов к разорванному тельцу поросёнка прилетела человеческая голова.

– Валим!!! – проорал Джет, вскакивая.

К нам рванули трое копов, один из них был в чужой крови, как тут на него прыгнула тварь и вырвала ему руку. Он заорал, падая на землю, его схватили за ногу и швырнули в дерево, а затем стали тянуть в разные стороны за неё и оставшуюся руку. Парня разорвали пополам, а оборотень облился его кровью словно из душа. У меня помутилось в голове от ужаса, потерять сознание мне не дал визг Джета. Я имел честь видеть, как Раф прицелился и выстрелил в оборотня. Попал в ухо. Тот взвыл и яростно зарычал, помчавшись в нашу сторону. Пока бежал, он вырвал головы двум оставшимся копам. Мы не успели убежать. Тварь перепрыгнула овраг, оказалась рядом с нами и с жутким рычанием занесла лапы. Этот огромный ублюдок был куда больше двух с половиной метров. Джета он полоснул когтями по предплечью, тот рухнул к нам, так и не успев свалить. Оборотень схватил меня с Джоном лапой за руки и отшвырнул в сторону, а Рафа, который дёрнулся перезарядить пистолет, он со всей дури ударил когтями в грудь и брюхо, прижав к земле, и впился зубами ему в плечо. Гранде заорал и стал пытаться отпихнуть от себя существо, сильно сжав простреленное ухо, чем только сильнее рассердил его. Оборотень яростно зарычал и перекинул шерифа через себя, сжимая челюстью плечо. Затем он напрыгнул на копа и стал давить на его большой живот. Он делал это с мстительным любопытством, словно рассуждая, когда эта разъевшаяся тушка лопнет? По губам Рафаила текла кровь, он не мог толком вдохнуть. Я кое-как поднялся, желая хоть как-то помочь другу, и вскрикнул от дикой боли в ноге. Только не перелом, пожалуйста! Тварь услышала меня и, отвлёкшись от Рафа, вдавила его задней лапой в землю, а передними потянулась ко мне. И тут на него кто-то бросился, сшиб с Гранде и стал остервенело кусать. Приглядевшись, я опешил. Это была ещё одна такая же тварь, только поменьше. Какого хрена? Их всё это время было две?! Почему мелкая бросается на ту, что побольше, если они оба оборотни? Вопросы смешивались со страхом. Тварь поменьше укусила первую в шею и сильно поцарапала левый глаз. Потом оттолкнула и отскочила к Рафаилу, встав над ним и шипя. Она заступила за него лапой, щетиня шерсть и скаля клыки, пока оборотень тёр глаз и злобно приближался к ней. Так, решили: первая сука – оборотень, а вторая, поменьше – тварь. Тварь заметила меня и валявшихся рядом Джета и Джона. Оба ошалело таращились на существ. Она как-то странно вытянула шею и не менее странно поскулила. Это что? Это зачем? Это почему? Оборотень прыгнул на тварь, а та прыгнула на него. Они сцепились и я осознал, что он хочет убить и валявшегося Рафа, а тварь ему не позволяет, но я искренне не понимаю, почему. И я заметил, что её глаза были золотыми. Так, очевидно их видели разные люди в разное время, и перепутали. Оборотень опять бросился было на шерифа, как тварь схватила его лапой за хвост и оттащила, яростно вгрызаясь в поясницу. Он в момент вонзил клыки в её шею. Тварь взвизгнула и стала скулить, отпустив его спину. Он взял её лапой за шкирку и со всей дури кинул в нашу сторону. Тварь влетела в находившихся рядом Джета и Джона, и видимо что-то им сломала. Сынок мэра влетел лбом в камень, а офицера повалили на землю и он ударился затылком, так же вырубившись. Тварь вскочила, прыгнула на оборотня, и тот подхватил её и укусил. Очевидно, из-за меньшего размера у неё и сил не так много. Пока её грыз оборотень, я стал оглядываться и искать хотя бы один пистолет. Я нашёл его рядом с Джоном, кое-как опустился, стараясь на трогать больную ногу, взял и стал целиться. Обе тварины перекатывались, цапаясь, и было сложно прицелиться в ту, что побольше. Оборотень казался мне опаснее мелкой хотя бы потому, что на моих глазах разорвал несколько человек. Тут он повернулся ко мне спиной, уложив на лопатки тварь и кусая её в шею. Я выстрелил. В следующий миг он завизжал, вскочил, заскулил и судорожно помчался в чащу леса. В высокой траве сначала никого не было видно, и я даже подумал, что он успел задушить тварь поменьше, но я ошибся. Она поднялась и прихрамывая на своих четырёх пошла в мою сторону. Боясь, я выставил вперёд пистолет. Тварь увидела это и остановилась. Поскулила и повернулась, направляясь к шерифу.

– Брысь! – рявкнул я. – Съебал от него!!!

Оборотень замедлился, но не остановился. Подойдя к Рафаилу тварь наклонилась над ним и приподняла. Шериф был без сознания. Она припала к его животу. Затем вздохнула и лизнула его. Увидела, что он в крови. Тварь повернула ко мне голову и вытянула одну руку, подзывая меня. Я блин вообще не понимаю, что происходит. Оборотень очень аккуратно взял Рафа и поволок по траве в мою сторону. Затем он остановился, держа голову парня приподнятой и устало дыша. Форма была залита кровью, часть лица тоже. Я выругался, паникуя и пытаясь понять, что теперь делать. Идти слишком больно, волочить на себе тяжёлую тушу, которую даже оборотень с кряхтением по земле тащил, я точно не смогу.