Текст книги "Морская прогулка (СИ)"

Автор книги: Argo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Но вот чем будет полезен в школе Чарльз? Ему самому нужно проходить серьезный курс адаптации к жизни на суше, учиться контролировать телепатию, особенно в людных местах, и становиться самостоятельным. Эрик явно не очень хорошо с этим справлялся. Взяв на себя ответственность за русала, с которым их связало взаимное спасение собственных шкур, он быстро понял, что не готов к происходящему. Чарльз вел себя как подросток, которого до двенадцати лет держали взаперти, и вот, наконец, он вырвался на свободу. И только еще неокрепшие мышцы ног не давали ему весь день тащить Эрика на буксире туда, куда ему хотелось. Он в равной степени был любопытен и пуглив, телепатия не добавляла очков в мире людей, только осложняла дело. Скопление народа или чьи-то сильные эмоции выбивали Чарльза из колеи, и хотя он мог сам взять себя в руки, это всегда было утомительно. Выводя бывшего русала на выгул в город, или парк, или еще куда-то, Эрик ощущал себя отцом-одиночкой, который только что узнал, что у него есть сын-подросток и с ним надо найти общий язык. Но дома, где для Чарльза все было привычным и они могли просто поговорить, все менялось. Сам Ксавье казался старше, говорил иначе и мог спорить с Эриком на серьезные темы, в отличие от того же Кэссиди, который при разговорах о политике и морали скисал, корчил рожи и убирался по срочным делам куда глаза глядят.

Оставалось надеяться, что станет легче, когда они осядут и поток новых впечатлений для Чарльза иссякнет хотя бы на половину. Прошло не так уж много времени, так что…

– Мистер Леншерр, прошу вас.

Подошла его очередь в банке.

День был долгим и нудным. От жары не помогала охлажденная вода и солнечные очки. Когда вечером он завалился в номер отеля, то был просто счастлив. Кожу хотелось содрать вместе с налетом уличной пыли и слоем пота. Эрик никогда не мечтал о жизни у моря. Может, Чарльза устроит жизнь на суше с более стабильным климатом и ежегодным месячным отпуском на пляже? Навряд ли, но помечтать не вредно.

Взгляд упал на телефонный аппарат. Позвонить или нет? У Ксавье и Кэссиди телефона Эрика не было, так что, оставляя их одних, он практически уповал на волю божью и матушку удачу, надеясь, что ничего не случится. Брать телефонную трубку было страшно. А если вообще никто не ответит, потому что придурков смыло в море или они спалили коттедж, забыв выключить плиту?

Номер набрался быстрее, чем Эрик успел додумать. Трубку сняли только после пятого гудка, так что апокалиптические картины уже успели пронестись в голове Леншерра, таращившегося с кровати в потолок номера.

– Вы позвонили в агентство сексуальных услуг Шона Кэссиди, чем я могу вам помочь?

– Я смотрю, у вас там все в порядке.

На другом конце трубки послышался грохот, видимо Кэссиди от неожиданности грохнулся со стула.

– Это ты, старик? Мы уж думали, ты решил остаться на своей малой родине, Чарльз весь извелся.

– Дай ему трубку, секс-работник.

– Ща, – трубку явно грохнули о стол, и откуда-то издалека послышался крик Шона: – Ча-а-арльз, Эрик звонит.

Долго было тихо, так что Леншерр уже начал гадать, какой счет ему выставят за этот звонок, а потом послышался запыхавшийся голос Ксавье.

– Алло! Это Чарльз Ксавье, оставьте свое сообщение после короткого…

– Чарльз, не надо говорить эту фразу каждый раз. Она нужна для автоответчика.

– Ну, вот я тебе и ответил, – Чарльз не казался смущенным и звучал совершенно счастливым. – Эрик, когда ты приедешь, я должен показать тебе тут все. Ты не представляешь, кого я выловил в море! Это просто невероятно! Помнишь ту книгу, которую ты купил? Я нашел в ней всех, кого поймал! Шон мне зачитал. Ты знал, что медузы…

– Стой-стой! Стоп! Я позвонил только чтобы убедиться, что у вас все в порядке и вы ничего не спалили. Расскажешь обо всем по приезду, – Эрик потер висок, ощущая надвигающуюся головную боль, только представив, что ему придется выслушать целую лекцию о каких-то морских тварях.

– Ладно, молчу, – русал на секунду притих, но тут же ожил: – Ты приедешь завтра?

– Нет, послезавтра утром. Я говорил. И у меня все отлично, спасибо, что не спросил.

– Морские огурцы, все время забываю. Зачем все эти правила, я ведь по голосу слышу, что ты не болен и не ранен, хотя устал и не хочешь со мной разговаривать. Хочешь помыться, и у тебя болит голова, а еще ты ничего не ел с обеда.

Рука Эрика шлепнулась на подушку.

– Так. Твоя телепатия что, уже по телефонному кабелю распространяется?

Он даже пощупал провода: вдруг это действительно возможно? Но Чарльз только хохотнул.

– Нет, я просто тебя хорошо знаю.

– Окей, мистер Проницательность, тогда ты знаешь, что сейчас я положу трубку, потому что не хочу оставить все свои деньги телефонной компании за этот звонок.

– До завтра, Эрик.

– До послезавтра.

Закончив к обеду с делами, Эрик решил посвятить немного времени себе. На местном кладбище лежали его предки по линии отца. Он навестил их могилы и оставил небольшое пожертвование в местной синагоге. Навряд ли он когда-нибудь вернется сюда…

Прогулка по знаменитым достопримечательностям помогла проветрить голову и отключиться немного от проблем, которые ожидали его в ближайшем будущем.

Когда вечером он снова был у телефона, готовый отойти ко сну, чтобы утром успеть на первый рейс до Кипра, картины местного апокалипсиса не преследовали его. Как оказалось зря.

– А-а-а, Э-э-эрик. У нас все отлично! Занимайся дальше там своими делами, не переживай, чего ты о нас печешься, как курица-наседка. Мы сами круты как яйца… Кхм… В общем, у нас все нормальней не бывает! – высота голоса Шона начинала приближаться к ультразвуковой, что для Эрика было подобно горящей надписи «КРИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ».

– Какого хера у вас там случилось, выкладывай.

– С чего ты взял, что что-то случилось, чувак? Ничего у нас не случилось. Чего ты дерганый такой?

– Я по твоему истеричному голосу слышу, что у вас там какое-то дерьмо, – оставаться на постели было невозможно, так что Эрик, подняв в воздух телефонный аппарат, заметался по номеру.

– Слушай, не нервничай, ок? Мамой клянусь, у нас все нормально. На сколько это может быть нормально, когда ты нянчишься с русалкой-телепатом.

– Шон, сейчас же дай трубку Чарльзу, или я тебя в бараний рог скручу утром.

На другой стороне послышался задушенный писк.

– Я н-не могу.

Эрик встал посреди номер как вкопанный и телефон, по инерции пролетев по комнате, треснул его в затылок с тихим звоном.

– Как это не можешь? – он скорее шипел, чем говорил, так что Шон мог и не расслышать его слов вовсе. – Какого черта ты с ним сделал?!

– Он в порядке, клянусь, но он не может подойти. Он… лежит.

– Лежит? – прежде, чем Эрик успел остановить свой язык, мозг выдал первую пришедшую на ум мысль: – В морге?

– Да ты совсем рехнулся, чел? В своей кровати он.

Уже лучше.

– Мне тянуть из тебя каждое слово? Что с ним? Выкладывай или будет хуже.

– Слушай, Леншерр, он в порядке. Уверяю тебя, жив-здоров. Просто мы тут… Он тут… Короче, просто приедешь завтра и увидишь.

Возвращаться в коттедж резко расхотелось вовсе.

– Если завтра я узнаю, что Чарльз был НЕ здоров, а ты мне солгал, то лучше пакуй вещи прямо сейчас, Шон.

Шон тяжко выдохнул.

– Мы просто кое-что… у-украли.

Телефон упал на постель. Ладно, с этим можно было справиться. Русал тянул руки ко всему, что блестело, и Эрику в принципе было не жалко стащить какую-нибудь цацку: он редко испытывал угрызения совести по поводу воровства. Дело явно было в чем-то другом, но пытать Кэссиди ему надоело.

– Скажи Чарльзу, что я прилечу завтра.

Чемодан грохнул об пол так, что Шон, пялившийся из кухонного окна на пляж, подскочил и едва сдержался, чтобы не заорать. Эрик надеялся, что он выглядел достаточно пугающе, нависая над рыжим подростковым чудовищем, чтобы тот выложил все как есть. Без вопросов.

– Нельзя же так подкрадываться, блин. Меня и инфаркт мог хватить.

– Выкладывай. Сейчас же.

Кэссиди закатил глаза и схватил со стола газету, чтобы обмахнуться. Особенно напуганным он не выглядел.

– Что выкладывать, вон сам погляди. Чарльз утащил свое сокровище к пляжу и торчит с ним все утро. Может, тебе удастся убедить вернуть ЭТО на место, но, чел, я пробовал, мамой клянусь. Это бесполезно.

Эрик наклонил голову, заглядывая за плечо Шона. Чарльз сидел у самой кромки воды (как обычно, без штанов, по-русалочьи сливаясь с природой) и с чем-то возился. Нечто не было видно из окна, так что выбора у Эрика не было.

Он скинул ботинки и носки, поднялся в комнату Ксавье, а потом протопал по пляжу к увлеченному украденным русалу и первым делом натянул плавки ему на голову.

– Э-эй, ну что такое? Эрик, ты вернулся! – Чарльз подскочил с места, стягивая «головной убор» и чуть ли не подпрыгивая от радости.

– У тебя гора чертовых плавок, шорт и штанов. Ты можешь не светить голым задом хотя бы на суше?

– Тут все равно никого нет.

– То есть меня не достаточно?

– Ладно, если ты так просишь, – с ворчанием он кое-как натянул плавки на мокрое тело. – Мне кажется, друг мой, у тебя какие-то проблемы. Ты должен принимать свое тело таким, каким оно было создано, а не прятать его под кучей одежды, хотя она цветная и красивая. Но без нее все-таки лучше, особенно у моря.

Судя по выражению лица, Эрик ничуть не впечатлился лекцией о пропаганде нудизма. Его руки скрестились сами собой, и даже телепатии было не нужно, чтобы понять посыл: «Выкладывай». Шон робко выглядывал из задней двери коттеджа. Реакция Чарльза была предсказуема: вместо того, чтобы почувствовать себя хоть капельку виноватым за доставленные всем волнения, он буквально засветился, хватая Эрика за рукав рубахи.

– Эрик! Ты просто не представляешь, что я нашел!..

Так начинались дурные дни Эрика, но он стоически терпел, чтобы узнать все.

– Смотри! – Чарльз подтащил его ближе к воде, где только что ковырялся.

На первый взгляд там ничего не было: песок, мелкие ракушки и окатанные стеклышки. А потом Чарльз бухнулся на колени и принялся рыть мокрый песок, расплескивая воду. Штаны Эрика тут же промокли почти до колена, забрызганные пеной и грязью, но он и шагу не сделал назад, наблюдая за тем, как Чарльз выкапывает большой и пятнистый гладкий камень. Вот показался бок, суженная верхушка и широкий низ, и Чарльз, зарывшись пальцами глубже в песок, вытащил наружу…

– Это что, ЯЙЦО? – Эрик постарался не потерять глаза из орбит, таращась на явно тяжелое, но по форме совершенно точно яйцевидное… яйцо.

– Да! Посмотри!!!

Чарльз с трудом поднялся, пошатываясь от тяжести, но не разжимая пальцев. Его глаза сияли, как жемчужины на солнце, а губы расплывались в шальной улыбке. Эрик с сомнением протянул ладонь к находке русала и потрогал прохладный бок яйца, согнул пальцы в кулак и постучал костяшками по поверхности. Камень был плотным и тяжелым, как ему и полагается. В минералах Леншерр силен не был, поэтому сказать к какой породе принадлежал материал было трудно…

Он снова посмотрел в лицо русала, который с безумно-счастливым видом уставился на каменное яйцо размером с крупный арбуз в своих руках. Очевидно, объяснять что-то он не собирался.

– Эм… – Эрик даже бросил короткий взгляд в сторону коттеджа, где Шон красноречиво покрутил пальцем у виска, показывая свое отношение к поведению Чарльза. – Так и… откуда это яйцо?

– Яйца! – Чарльз резво наклонился и принялся зарывать свою находку обратно в мокрый песок, напоминая пса, добывающего мышь из-под земли. – Я смог унести только троих, они были ужасно тяжелыми. Шон помогал, конечно, – взгляд Леншерра мог убить, но Кэссиди приложил два пальца к виску. Ясно, зателепатил. – Но потом там были эти полицейские и много людей, так что я не мог отвлечь всех.

При словах о полиции Эрик напрягся. Шон вбежал внутрь и выскочил обратно с местной газетой, тыча пальцем в картинку на первой странице. Издалека видно не было, но и так ясно… Чарльз в ногах у Эрика продолжал старательно закапывать камни. Пришлось быть терпеливым…

– Чарльз… Объясни мне: Зачем. Тебе. Эти. Камни?

Ксавье распрямился так быстро, что брызги с его рук долетели до лица Эрика. Взгляд русала красноречиво говорил, что из них двоих тупой не он.

– Ты что, не понимаешь? Это же русалочьи яйца! Я спас их! Из них вылупятся русалки.

Даже оборачиваться не нужно было, чтобы услышать, как Шон хлопнул себя ладонью по лбу и закачал головой. Леншерр открыл рот, потом закрыл. Чарльз продолжал смотреть на него строго, как учитель в школе, объясняющий двоечнику, что пропускать уроки – это плохо. Он, и правда, верил в свои слова. Взгляд упал на то место, где из-под песка выглядывал гладкий пятнистый бок «яйца».

Конечно, Эрик ничего не знал о жизненном цикле русалок. То есть Чарльз что-то рассказывал, но он не особо-то слушал, надеясь, что никогда больше не окажется в море в теле акулы или еще каким-то неестественным образом. Да и Ксавье, вспоминая о прошлом, начинал грустить, поэтому они не часто обсуждали тему хвостатых обитателей глубин. Наверняка Чарльзу было виднее, как выглядят русалочьи яйца, но отчего-то Эрик был уверен, что это не они.

– Чарльз, прежде, чем ответить мне, подумай хорошенько: ты точно уверен, что это русалочьи яйца? Потому что, по-моему, ни одна русалка не сможет… родить из себя что-то столь огромное и тяжелое, как этот камень.

– Эрик! – Чарльз всегда вытягивал его имя с таким растерянно-укоряющим тоном, что Эрик чувствовал себя виноватым, даже ничего не сделав. – Откладываемое яйцо меньше, но если о нем правильно заботиться, оно вырастает. За этими яйцами следили, и они выросли, но детеныши в них развиться и вылупиться не успели.

И пока русал не продолжил, Эрик попытался уточнить:

– И значит, они умерли.

– Нет! Просто в спячке. У яиц плотная оболочка, она защищает их. На суше в жаре они не могли вылупиться, им нужно быть влажными днем и согретыми ночью, чтобы нормально дозреть.

– Ясно.

Они помолчали, буравя друг друга взглядами. Эрик ощущал слабое покалывание на границе своего сознания, но Чарльз держал слово и в голову к другу не лез.

Это было абсурдно! Не могло это быть русалочьими яйцами, камни были плотными, да и пробыв на суше столько… Не бессмертные же они!

– Откуда вы их взяли?

– Из парка. Там была выставка скульптур или тип того, – на этот раз Шон решил уточнить.

Чарльз кивнул в подтверждение, и Эрик предпринял еще одну попытку.

– Чарльз, они в этом парке могли пролежать двадцать лет. С чего ты решил, что, даже если это яйца русалок, то они живы внутри?

Кажется, это поколебало уверенность русала, и он немного сдал назад, но тут же упер руки в бока, резко выдыхая.

– Я уверен, что они живы. Они очень выносливы, и я намереваюсь их вылупить.

В тишине их пустынного дикого пляжа громкий вопль чайки походил на роковой звон колокола. Может быть, Эрик и драматизировал слегка, но…

– Что? – его голос был похож на проплывший мимо суши айсберг.

– Вылупить. Высидеть. Вылежать. Вывести детенышей. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Ты рехнулся?

Со стороны коттеджа послышалось бурчание Шона: «Я же говорил». Брови Чарльза сошлись на переносице еще больше, и он насупился, понимая, что оказался в меньшинстве.

– Эрик, мне не понятно, почему ты так к этому относишься. Если бы это были человеческие детеныши, разве ты бы бросил их умирать?

– Чарльз, – на этот раз Эрик решил, что тактильный контакт может быть действенным, и положил ладони на плечи русала. Кожа у него была горячей, и он рисковал опять обгореть, торча с утра под палящим солнцем. – Это просто камни. Люди выточили их из глыбы, придали форму яйца и отшлифовали. Это просто скульптура для красоты, никакие не яйца. Они не настоящие, ясно? Ты не можешь их высидеть или вылежать!

Русал не казался убежденным, глядя обиженным сычом исподлобья, но голос его был мягким, будто Эрик просто по глупости своей не понимал очевидных вещей.

– Они настоящие. Не говори о том, чего не знаешь, Эрик. Можешь бросить меня тут, но я их не оставлю.

Стало ясно, что прямо сейчас переубедить Чарльза не представлялось возможности. Он был твердо намерен идти до конца, и уверен в своей правоте. Как Эрик мог доказать обратное? Разве что…

Но на этот раз Ксавье церемониться не стал и отпихнул его руки со своих плеч, тыча указательным пальцем ему в нос и раздувая ноздри.

– Даже не думай об этом, Эрик. Я не позволю тебе разбить ни одно. Ни одно.

Хотелось думать, что Чарльз говорил это без использования телепатии, накладывая запрет лишь словами, а не мыслью. И Леншерр сдался, поднимая руки, едва сдерживая внутренне раздражение.

– Как скажешь, Чарльз. Когда одумаешься, приходи на обед.

Они не разговаривали до самого вечера, отсиживаясь каждый в своем углу. Эрик закрылся в комнате, яростно читая книгу и не понимая в ней ни слова; Чарльз, то сидел перед телевизором, смотря пустым взглядом в экран, то бегал на пляж к морю, чтобы проведать яйца. Шон волочился по дому, пытаясь расшевелить то одного, то другого, но Леншерр послал его сразу из-за закрытой двери, а Чарльз отвернулся, буркнув, что не хочет разговаривать. Так что Кэссиди махнул рукой и уехал в город развлекаться, надеясь, что к завтрашнему дню все как-то разрешится само собой.

Когда солнце начало опускаться к горизонту и температура воздуха стала потихоньку падать, Чарльз выбрался из дома, откопал яйца по одному и перетащил в свою комнату. Эрик наблюдал из окна за тем, как он волочит неподъемные камни от морского гнезда в домашнее. Когда было перенесено последнее, Леншерр подошел посмотреть, во что вылилось русалочье сумасшествие. На еще бывшей в день их приезда чистой постели теперь лежали три мокрых, испачканных в песке яйца. Со вчерашнего дня простыни и так были в соленых пятнах, песок блестел и на полу у кровати. Чарльз что-то бормотал себе под нос, укладывая яйца посреди койки, пока Эрик, наблюдая за всем этим, представлял, о чем будет его следующее письмо для Рейвен:

«Дорогая Рейвен, у нас все хорошо. Твой брат высиживает каменные яйца и скоро станет отцом. Вышлю семейное фото в следующем письме. С любовью, будущий дядя русалочьего выводка».

А можно еще в фонд социальной помощи написать от имени Чарльза:

«Здравствуйте. Я будущий отец-одиночка троих русалят. Нуждаюсь в материальной помощи от государства: бесплатном питании в виде свежей рыбы, льготном месте в дельфинарии и прививках от паразитов».

Лучше сразу в психиатрическую службу.

– Эрик, это настоящие русалочьи яйца. Почему ты мне не веришь? – Чарльз так и не обернулся, сверля обиженным взглядом свою постель.

– Чарльз, это просто камни. Почему ты мне не веришь?

Один-один. Никто не желал уступать позиции.

Чарльз вздохнул и стянул плавки, откинув их в сторону, и быстро улегся на постели рядом с яйцами, завернувшись в одеяло до подбородка. На Эрика смотрели два грустных голубых глаза мирового страдальца. Эрик не уступил.

– Хотя бы свет выключи, если помочь не хочешь. Я уже лег и грею.

Дверь захлопнулась за ушедшим Эриком, но выключатель все-таки щелкнул, погрузив комнату во тьму.

– Я вас спасу, вот увидите. А Эрик просто акула, они вообще яйца не высиживают. Хмм… – Чарльз на секунду призадумался. – И вообще-то, знаете, акула может своих детенышей и сожрать, если те не будут слишком проворны. – Он покосился в сторону закрытой двери, плотнее закутывая яйца в одеяло. – Я не дам вас сожрать, не волнуйтесь. Эрик вами подавится. Лучше послушайте о его чудесном желудке. Однажды, он вытошнил кольцо*…

Письмо Эрик все-таки написал. Они договорились с Рейвен, что будут слать ей весточки на ближайшее почтовое отделение до востребования, а Рейвен будет забирать их пару раз в месяц и отправлять ответ в присланном конверте с маркой. Чарльз готов был писать хоть каждый день, но Эрик убедил его, что пару раз в месяц будет достаточно. Писать-то Ксавье все равно не умел, так что Леншерр записывал под диктовку, внося от себя уточнения. Рейвен тоже грамотностью не отличалась, так что они получали короткие ответы от нее о том, что все в порядке.

Через несколько дней Чарльза отпустило. Нет, не яичное безумие, охватившее его русалочий разум, а обида на Эрика и постоянное торчание возле кладки. После того, как его чуть не шарахнул солнечный удар, Леншерр утащил его в дом и заставил отлежаться, поклявшись, что не тронет «проклятые камни». Чарльз до темноты скулил о болящей голове и горящей коже, которую он все-таки сжег, таскаясь под солнцем голышом, но вечером исправно потащился за яйцами, чтобы занести их в дом.

– Ты знаешь, что спать на камнях вредно, потому что они холодные и можно застудить почки? – Эрик интересовался сварливо-издевательски, но Чарльз все равно улыбнулся.

– Я их согреваю, и они становятся теплыми. Можешь сам потрогать.

– Не буду я трогать твои яйца.

– Бля, зачем я это услышал? Даже знать не хочу, что вы там делаете! – Шон, проходящий мимо двери, поспешил убраться прочь, голося на весь коридор.

– Почему бы тебе просто не положить их у камина? Пусть греются там.

– У камина жарко, им нужно тепло от тела.

Леншерр уселся на край постели (чертовой мокрой постели, полной песка!) и постарался не уткнуться лбом в собственные руки, чтобы это не выглядело так, будто он в отчаянии.

– Если люди хотят вывести цыплят, например, или утят, они кладут яйца в инкубатор. Такая коробка, где всегда поддерживается нужная температура.

Чарльз нахмурился и обнял ближайшее к себе яйцо.

– Я не позволю держать их в какой-то бездушной коробке. Это жестоко, Эрик. Люди жестокие, если так поступают.

– Да, а еще они потом едят этих цыплят. И ты, кстати, тоже ел цыпленка сегодня на ужин. Из инкубатора, замечу, – Леншерр внимательно следил за выражением лица Чарльза, пока тот искал ответы на его.

Пока, в конце концов, не расслабился и не улегся поудобней.

– Нет, цыплята и детеныши – это разные вещи. Я ведь не буду их есть, значит, и не должен выращивать их в коробке. Представь, если бы тебя высиживали не в гнезде, а в ящике.

– Меня и так высиживали не в гнезде.

– Подробности не важны, важна суть, Эрик. Твоя мама грела тебя, когда ты был еще мальком, а не клала в теплую коробку или в камин.

Руки все-таки пригодились. Слушать эти сравнения было все равно, что находиться в психиатрической клинике. Чарльзу бы поставили «бредовое расстройство» и «навязчивые идеи» и не выпустили до тех пор, пока от лекарств он не смог бы соображать, на каком свете находится. Хорошо, что у него был такой друг, как Эрик, который терпел этот дебилизм и не выбросил ни одно яйцо в море.

А кстати! Вот если бы их смыло… Ведь бури никто не отменял, мало ли. Тогда и Эрик будет ни при чем, и от яиц они избавятся.

– Я спать.

– Мы тоже. Спокойной ночи, Эрик.

Ответ от Рейвен пришел только через две недели, когда Эрик уже смирился со своей участью. Чарльз ворковал над яйцами, исправно таская их туда-сюда. Он выстроил целое гнездо вокруг того места, где зарывал их в песок. Натащил небольших гладких камней и разложил по кругу, чтобы песок не вымывало, украсил ракушками и найденными гладкими цветными стеклышками и палочками. Иногда подсаживал туда пойманных крабов или выловленных сачком рыбок.

– Надо, чтобы они чувствовали жизнь моря. То, что они лежат так близко к суше, – неправильно. На глубине все по-другому. Они бы лежали на подстилке из водорослей, их касались рыбки, под ними бы ползали песчаные черви, и вода омывала скорлупу лучше и чище. И я не могу их обернуть, как русалка хвостом.

Чарльз тяжко вздохнул, а Эрик покачал головой, вспоминая, как тот пытался свернуться клубком и попросил Эрика привязать его ноги к голове, чтобы они не соскальзывали. Пришлось пригрозить тем, что он так его и оставит, если свяжет, и Чарльз был вынужден отказаться от идеи.

– А если они не вылупятся через два месяца, что будешь делать? Еще полгода над ними просидишь?

Эта мысль немного успокоила Эрика. В конце концов, высиживание яиц не длилось вечно ни у одного вида, а, по словам Чарльза, этим камням нужно было месяца два, судя по их размеру. Конечно, торчать столько в проклятом коттедже на жарище не входило в планы Эрика. Он думал, что, посидев тут две-три недельки, убедит Чарльза, что пора двигаться дальше, что школу лучше строить на континенте, например, в Америке. Там у Эрика были хорошие документы и связи, а сюда всегда успеется вернуться ненадолго. Но о школе Чарльз ни разу не вспомнил с тех пор, как началась эта свистопляска. Теперь все, о чем слушал Леншерр (и Шон, если не сбегал куда-нибудь) – это детеныши русалок. Иногда Эрику удавалось схватить Кэссиди за шкирку и оставить дома приглядывать за Чарльзом, пока сам Эрик укатывал в город, где мог развеяться хоть ненадолго. Туристический сезон был в самом разгаре: вечеринки, красивые девушки, азартные игры, выпивка – здесь было все, что может пожелать молодой холостяк. И если Эрик мог, то выбрасывал из головы мысли о коттедже, представляя, что он просто турист, который приехал отдохнуть. Но утром ли, вечером карета превращалась в каменные яйца русалок, и Эрик снова лицезрел в окно кухни Чарльза, валяющегося на пляже с книжкой о животных. Хотя бы в одежде! С тех пор, как он получил солнечный удар и ожоги, больше против рубашки и шортов не протестовал. Шон подогнал ему соломенную шляпу: Ксавье был счастлив.

– Старик, долго еще будем это терпеть? Чарльз высиживает яйца, а мы высиживаем Чарльза. Давай, ты его из дома выманишь, а я по-тихому куда-нибудь сбагрю это добро. Скажем, что смыло в море, – Шон нынче сидел дома в качестве няньки, пока Эрик хорошо проводил ночь вдали от пляжей, яиц и русалок.

– Тогда он пойдет в парк и притащит еще пяток таких, и мы тут проторчим еще два месяца. Пусть эти высиживает. Когда поймет, что ничего из них не вылупится, сразу же свалим отсюда.

Шон отхлебнул кофе, вздохнул и горестно подпер щеку рукой.

– Это разобьет ему сердце.

Об этом Эрик тоже думал. И хотя жажда оказаться правым была сильна в нем, как никогда, он не мог не думать о том, что будет, когда камни однозначно, совершенно точно, сто процентов, НЕ вылупятся. Сам Эрик о детях как-то не задумывался и уж тем более не стал бы выращивать каких-нибудь подкидышей. Быть учителем в школе – это одно, а вот быть приемным отцом – нет уж, ни за какие коврижки. Он и своих-то детей не особо хотел иметь, то есть хотел когда-нибудь, но не сейчас. Но для Чарльза это, похоже, было важно. Может, не быть отцом, а просто иметь связь с тем миром, который он оставил безвозвратно… Чарльз никогда не жаловался, не говорил, что хочет обратно, да и Эрик помнил, что жизнь русала там была не сахар: свои же чуть не убили его за помощь акуле. Мир людей нравился Ксавье, пусть он и не мог пока вписаться в него так, как нужно, но люди были куда терпеливей к мирным чудакам, вроде Чарльза, чем русалки к телепатам.

Только Эрик знал, что иногда он все-таки тоскует. По сестре, по морю, по свежей рыбе, которой не было на суше, по органам чувств, которых не было у людей. Он любил поплавать, и это доставляло ему столько же радости, сколько грусти. Человек не мог нырнуть надолго, не мог дышать под водой, не мог отплыть далеко от берега, быстро уставал, был медленным и неуклюжим по сравнению с русалкой.

– Хотя бы я могу плавать. А то превратись я в сухопутную птицу – и вообще не смог бы подойти к воде.

– Ты был бы сорокой.

– Почему?

– Потому что она, как и ты, тянет все блестящее себе.

– Эй! Я вовсе не тяну все!

– Я нашел у тебя под кроватью заначку из монет и украшений.

– Я не… Это случайно выходит! И вообще, почему ты рылся у меня под кроватью? Под твоей вот только грязные носки!

– А ты что там делал?

– Искал упавшие монетки!

– Ну-ну, все ясно с тобой, сорока.

Эрик распечатал письмо, убедившись, что Чарльз валяется на полотенце рядом с кладкой и никуда не ушел.

«Эрик, куда ты смотрел?»

Отличное начало письма.

«Чарльз очень любит детей! Из-за тебя он расстроится, акулы кусок!»

Рейвен – само очарование. Из-за него! Будто Эрик вбил в голову Ксавье эту дурость с яйцами!

«Хэнк сказал, что это не яйца русалок. Зачем ты позволил ему их взять? У тебя каменное яйцо вместо сердца!»

– Блядь, ну, охуеть просто!

Эрик швырнул лист бумаги на стол. Чарльз заварил всю эту кашу, а Эрик – мудак и во всем виноват!

– Что-то случилось?

Ксавье был тут как тут. Сияя, как начищенный пятак, ворвался в кухню вместе с морским бризом и шлепнулся на соломенный стул рядом с Эриком.

– О! Это же письмо от Рейвен! Что она пишет? – Чарльз схватил листок и рассмотрел буквы, прижал палец к бумаге и попытался читать. – «Э-р-и-к, к…»

На этом он застрял, поскольку знал, как пишется имя Эрика, но до буквы «у» они еще не дошли. Занимались понемногу алфавитом; Чарльз учился с охотой, но с большим трудом. Леншерр даже хотел бросить все: он слышал, что научить читать взрослого человека почти невозможно. Согласился только потому, что Чарльз очень просил, а в коттедже и вовсе делать было нечего: занятия, по крайней мере, отвлекали Эрика от раздражения, а Чарльза – от яиц.

– Она пишет, что Хэнк сказал, что это не яйца русалок, Чарльз.

Губы Чарльза тут же сжались в тонкую линию, и взгляд застыл. В комнате ощутимо похолодало.

– Они их даже не видели. И зачем ты написал об этом Рейвен, Эрик?

– Я отправил Хэнку фотографию этих камней…

– Яиц.

– …и он сказал, что это не русалочьи яйца.

– Эрик, мы это уже обсуждали.

– Чарльз, – рука Эрика легла поверх сжатого кулака русала. – Ты прав, я не морской зоолог и в русалках или рыбах не разбираюсь, но когда из них никто не вылупится, ты будешь расстроен. Ты живешь в мире фантазий, и возвращение в реальность будет болезненным. Я знаю, о чем говорю. Я твой друг и просто не хочу, чтобы ты наступал на те же грабли… В смысле, чтобы попадал в такую же ситуацию. Это так себе, знаешь ли, – он закончил криво, не желая вдаваться в подробности личного опыта и вообще жалея, что завел этот разговор.

Чарльз грустно улыбнулся.

– Я знаю, что ты волнуешься обо мне, потому что ты хороший человек… Да-да, прости, хороший мутант, Эрик, и хороший друг. А я часто доставляю тебе неприятности, потому что никогда не был в мире людей и веду себя, как дурак. Но я уверен, что они настоящие, – Чарльз подался вперед, и глаза его сверкнули тем же азартным огоньком, что и две недели назад, когда Эрик впервые увидел в его руках каменное исчадие ада. – Тебе просто нужно немного веры. В меня.

«И немного выпить», – подумал Эрик, глядя, как Чарльз с бутылочкой воды и яблоком уходит обратно на пляж. – «Это будут адские два месяца…»

Кто бы знал, что насильно отдыхать – это так тяжко. В минуты особой скуки Эрик даже жалел, что Шмидт не дожил до сегодняшнего дня: он бы просто сдох от смеха, глядя на то, чем занимается Эрик. Помогает Чарльзу переворачивать каменные яйца в мокром песке, например.