Текст книги "Цена уплачена иными (СИ)"

Автор книги: ArAlex

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Тим молчал, давясь слезами и будучи пока не в силах говорить.

– Иллюзия кончилась, – мягко произнесла Вероника, – как она кончилась? Ты помнишь?

– Д-да, – выдавил юноша, – я открыл глаза, и…

Вероника кивнула, бросив взгляд на коллег, уже ухвативших мысль.

– В комнате все было по-прежнему, – тихо продолжал Тим, – там было пусто, и оно все еще висело там, на стене. Я помню, как загорелся гневом, подошел к таймеру, который запускал якорь, и… – он снова зажмурился, и Вероника, так и не выпускавшая его из своих объятий, прижала его к себе покрепче, одновременно знаком прося друзей немного подождать.

Те покорно закивали, осознавая серьезность ситуации с точки зрения Тима, и несколько минут они просидели в относительной тишине, прерывавшейся только его тихими всхлипами и ее успокаивающим бормотанием.

Наконец, Тим слегка успокоился, и Вероника отстранилась от него и встала.

– А вот теперь, когда я знаю ситуацию с обеих сторон, можно и попредставлять себе произошедшее, – пропела она, блестя глазами.

Раф и Хайди подобрались. Вероника, оставшись стоять, схватила заготовленный листок и карандаш.

– Итак, – начала она с искренним энтузиазмом, схематично рисуя комнату, – статичная ситуация такова: вот здесь – зеркало на стене, напротив него – выход, рядом с которым стоит Кейли. Тим… где ты сидел, когда очнулся?

– Рядом с зеркалом, к нему спиной, – нахмурившись, припомнил юноша.

– Рядом с зеркалом, к нему спиной! – воскликнула Вероника, – небо, как красиво! Какая великолепно ювелирная, филигранная работа! Если бы еще она не привела к столь ужасным последствиям…

Вероника ткнула карандашом в лист. Глаза ее загорались все ярче.

– Смотрите! Кейли стоит рядом с дверью, напротив зеркала. Вокруг нее сложные иллюзии, ей кажется, что кабинет выглядит также, как выглядел десять лет назад, что она сама – маленькая девочка с клюшкой в руке, и что она одна. К этому добавляются следующие детали – появляются новые зрительные ощущения, звуки, а затем и прикосновения! Кейли видит в зеркале маму, которая зовет ее и протягивает к ней руки, и она идет к ней и обнимает ее!

– И что же сидящий перед зеркалом Тим, на которого она должна была наткнуться? – вмешался Рафаэль.

Вероника хлопнула в ладоши.

– Тим! Да, Тим, что же Тим… Что же делать с Тимом… Его глаза закрыты, значит, иллюзия вокруг него ментальная, но он уже скоро должен их открыть, и тогда он увидит перед собой ту же иллюзию, что и Кейли – старый кабинет, ее маленькую, мать в зеркале… А этого допустить никак нельзя, он может помешать задумке… А задумка родилась уже давно, она очевидна – Кейли больше знает, она опасна, а Тим в более слабой позиции, он уже был убийцей однажды… Роли очевидны… Итак!

Вероника отбросила карандаш и продолжила:

– Кейли стоит у выхода, видимо, спиной к зеркалу, и если в этот момент Тим появится там, где он сидел, она его не увидит. Тим вот-вот откроет глаза, и дать ему увидеть иллюзию нельзя, снять ее тоже нельзя – тогда правду увидит и Кейли… Что делать?

Хайди ахнула, прикрыв рот рукой:

– Оно наложило еще один слой иллюзии, поверх первой картины!

– Именно! – воодушевленно подтвердила Вероника, – в момент, когда Кейли не видит, оно проводит Тима сквозь первую иллюзию наружу, и покрывает комнату вместе Кейли сверху новой иллюзией, на этот раз просто копирующей комнату в настоящем времени! Они находятся в разных слоях, а потому не видят и не слышат друг друга! Кейли оборачивается и идет к зеркалу, Тим открывает глаза, встает и отходит от него, подходя к таймеру. Кейли приближается к зеркалу – она не чувствует, как прижимается к холодному стеклу, ей кажется, что она обнимает маму, Тим нажимает на таймер, который от двух слоев иллюзий не стал менее осязаемым, и спускает якорь на зеркало.

Девушка на секунду остановилась, переводя дух, а затем закончила:

– Иллюзии пропадают, все разом, Кейли умирает, находящегося в шоке Тима забирает полиция. Занавес!

– Почему оно не разбилось? – задумчиво поинтересовалась Хайди.

Вероника закусила губу.

– Сложно сказать… Однако я полагаю, что дело частично в его прочности – вы ведь пытались его разбить, верно? – очередной взгляд на поникшего Тима, – а частично в его познаниях в математике и анатомии. Кейли стояла у зеркала ровно так, чтобы на пути якоря оказались сначала ее позвоночник, а затем ключицы. Якорь их сломал, конечно же, но это замедлило его, и удар не оказался для зеркала фатальным. Я же сказала, совершенно ювелирная работа!

– Да, на плод стараний примитивного мозга живой вещи как-то не похоже, – признал Раф, – похоже, ты права, Вер, в этом зеркале и вправду обитает разум, очень сильный и могущественный разум… Кто-то из созданий Ада?

– Вряд ли, – снова покачала головой Вероника, – мы уже обсуждали относительную смертоносность объекта. Для дьявольских отродий характерен совсем иной масштаб, они бы убивали сотнями… нет, это человек. В этом зеркале обитает человек. Точнее, обитал когда-то, потому что теперь это человеком назвать уже нельзя.

Они замолчали, а Вероника снова потянулась к совершенно вымотанному количеством новой информации Тиму. Тот покорно прильнул к ее плечу, наслаждаясь ее теплом. Он ведь уже давно забыл, каким бывает настоящее человеческое тепло. Последней его обнимала сестра, но это было так давно… Как будто в прошлой жизни.

– Вер, – тихо позвала Хайди, – насколько я понимаю, у тебя уже была готовая гипотеза, ты ведь не первый день об этом думаешь. Так каков будет предварительный вердикт?

Вероника вздохнула, слегка отстраняясь от Тима, а затем решительно отчеканила:

– Окулус.

Комментарий к Одна голова хорошо, а две – лучше

Поскольку в фильме особых пояснений дано не было, всю технологию работы зеркала, да и вообще всю местную мифологию с терминологией я выдумала сама, точно также, как и пояснение названию, которое тоже не было нам дано (но об этом в следующей главе).

========== Врага надо знать в лицо ==========

– Окулус? – недоуменно переспросил Раф и глубоко задумался.

– Именно, – кивнула Вероника, – во всяком случае, очень на это похоже.

– Черт, – поджал губы мужчина, – теория настолько интересная, что даже жаль её критиковать!

– Придётся, – пожала плечами Вероника.

– А окулус – это? – тихо подал голос Тим.

Девушка снова придвинулась к нему поближе, не отрывая взгляда от него.

– Да, сейчас, – улыбнулась она, – смотри, вообще, слово “oculus” в переводе с латинского означает “глаз”, этим же словом в современном мире называют небольшие круглые окошки, на чердаках, например. В нашей же профессии окулусами называют особый вид артефактов, достаточно распространённый и простой в обращении. Это зеркало – любой формы или размера, над которым однажды провели пару специальных ритуалов для лучшего установления связи с потусторонним миром (зеркала вообще по своей природе к этому склонны). Впоследствии, медиум, с помощью нескольких слов, а также символов, которые он рисует на поверхности, может вызвать дух из потустороннего мира и вести с ним разговор. Вообще, окулус – довольно примитивный артефакт, он у любого уважающего себя медиума есть, у меня одно такое зеркало в подвале стоит…

Тим побелел, как полотно. Вероника, заметив это, поспешила объяснить:

– Не стоит бояться. Окулусы безопасны сами по себе, единственное их предназначение – ненадолго притягивать мертвые души, чтобы медиумы могли с ними поболтать, они не более, чем своего рода переговорные устройства. Изнутри они, по рассказам тем самых душ, с которыми мы разговариваем, выглядят как белые, ярко освещённые комнаты с вот таким круглым окном на месте зеркала – оттуда и название, и без четвёртой стены, той, что напротив окна. Через открытое пространство на месте этой четвёртой стены души попадают в комнату, приближаются к окну и разговаривают, если желают, конечно же. Если не желают, кричат и вырываются, то, по технике безопасности, положено немедленно отпустить духа, который не настроен на миролюбивое общение.

– Техника безопасности? – переспросил Тим, который все ещё дрожал и был довольно бледен.

– Конечно. С любым артефактом, предназначенным даже для самых безобидных целей, нужно обращаться аккуратно. Это как с почти любой вещью, к примеру, если плохо прибить полку, она на тебя упадёт и пришибёт тебя, или если ты выбросишь не потушенную сигарету, может начаться пожар. Любая вещь, даже самая безобидная, технически может нанести вред, если использовать её не по назначению или пренебрегая правилами, или нарочно, в злых целях…

– И ты полагаешь?.. – вмешалась Хайди.

Вероника кивнула.

– Что ты сама думаешь, Хайди? Ты ведь просветила его, верно? И?

– Внутри него замкнутое пространство с кучей запертых внутри человеческих душ, – отрапортовала женщина.

Вероника хлопнула в ладоши.

– Я права! Теперь я уверена почти на сто процентов, это действительно окулус! Самый обычный окулус… но, небо, что с ним сделали!

– Какой-то идиот-самоучка полез к нему, понятия не имея, что творит? – сверкая глазами, спросил Раф.

– Возможно, – кивнула Вероника, – или он по случайности напутал что-то с ритуалом призыва… хотя это вполне подходит под теорию об идиоте, этот ритуал один из самых простых из всех существующих… Либо, тоже возможно, он отказался отпускать дух, не желающий разговаривать, а дух оказался не из слабаков.

– Короче, идиот в любом случае, – подвёл итог Раф.

– Да, судя по всему, – задумчиво кивнула Вероника, – так или иначе, что-то пошло не так, и его затянуло внутрь, вероятно, вместе с телом, иначе его бы скорее всего нашли и разобрались, а так, как говорится, нет тела – нет дела, пропал, а куда – черт его знает.

– Но живым телам не место в потустороннем мире! – в ужасе ахнула Хайди.

– Именно, – прошептал Рафаэль, прикрывая рот рукой, – конечно же, потусторонний мир возмутился столь очевидному вторжению! Телу там долго не выжить, растворится, как сахар в чае, но реакция все же последовала, случился выброс энергии…

– Который влился в открытый вход, завертелся вокруг снаружи и запечатал его, – закончила Вероника, – четвёртая стена не просто появилась, она стала непреодолимой.

Трое медиумов замолчали. Хайди, продолжая укладывать в голове массу полученной информации, взялась за ручку и быстро застрочила отчёт для старших.

Молчание прервал Тим.

– А почему он не может выбраться так же, как его затянуло, через зеркало?

Вероника улыбнулась.

– Прекрасный вопрос, Тим. А этого он не сделал потому, что это невозможно. Помнишь, я рассказывала про изначальные ритуалы, с помощью которых зеркала превращаются в окулусы? Один из них как раз проводится для безопасности, он запечатывает зеркало изнутри, так, чтобы ни одна сущность не сумела прорваться, если ей вдруг придёт в голову погулять по миру живых.

Тим недоверчиво хмыкнул:

– Видимо, люди с зеркальными глазами, гонявшиеся за нами с Кейли, про это не знали.

– Скорее всего, это тоже были лишь иллюзии, – пожал плечами Раф.

Хайди закусила розовую губку и качнула головой:

– К чему тогда зеркальные глаза? У иллюзий его родителей их не было, а у настоящего духа Кейли были.

Вероника ахнула, прикрывая ладошкой рот.

– Небеса милосердные!

– Вер? – обеспокоенно окликнул её Рафаэль.

– Разумеется, мы не можем знать, но если пленник за сотни лет действительно повредил защиту так, что души, которые он притянул, могут просачиваться наружу… При этом подчиняясь ему, очевидно… А повредил он её в любом случае, ведь иллюзии-то он как-то насылает… Приспособился, потихоньку набрал силы… Это уже не просто интересный случай, это…

– Угроза, – закончили все трое хором.

– Хайди, поезжай к старшим сейчас же, пусть разберутся. Кто знает, что может случиться, если выяснится, что мы ошиблись, и набрав достаточно сил, зеркало сможет функционировать в закрытом состоянии! Кто его знает, может, в конце концов, в замкнутой комнате ограничено пространство, и при её, так сказать, перенаселении стены через какое-то время треснут…

– Я уже убежала! – закивала Хайди, запихивая записи в сумочку, – а к кому идти-то, кстати? Старших ведь у нас довольно много…

– Ну, самые адекватные у нас старый Жиль и Камилла…

– Не, только не Камилла, – запротестовала Хайди, – она, конечно, профессионал, но…

– Но она слишком… эмоциональная, – закончила Вероника, – значит, Жиль.

Хайди кивнула, они с Рафаэлем попрощались с Тимом и Вероникой и покинули дом доктора Уэллинг.

– Ты смотри-ка, как поздно уже, давно ночь на дворе! – всплеснула руками Вероника, выглядывая в окно.

Тим взглянул на неё с недоумением. Кого вообще волнует время суток после разговоров, которые они тут вели?

Видимо, вопрос отразился на его лице, потому что доктор Уэллинг, взглянув на него, пожала плечами.

– Для меня совершенно обычное дело, я с подобными вещами всю жизнь сталкиваюсь, а с девяти лет регулярно работаю.

Брови Тима взлетели вверх.

– С девяти лет?

– Ну да, – с абсолютно безразличным видом пожала плечами девушка, – как способности явно начали проявляться, так меня и взяли в наше, так сказать, общество. Так, ладно, хватит на сегодня разговоров, тебе пора спать, Тим. Сейчас я распоряжусь, тебе выдадут постельное белье, умывальные принадлежности и все остальное, – с этими словами Вероника развернулась и покинула комнату, оставив психически нездорового пациента в одиночестве. После того, как сама же полностью разнервировала его разговорами на травмирующие его темы.

Что, во имя всего святого, с этой женщиной не так?!

Тим сверкнул глазами, осознавая, что вот сейчас был бы самый подходящий момент для какого-либо решительного действия. Ему уже не раз приходили в голову мысли о суициде, как самом простом способе окончить тянущуюся, как нуга, жизнь, полную страданий, но прежде, ему, конечно, никто не давал такой возможности. Теперь же… он был в самом обычном помещении, без всякой защиты, без пригляда… Самое подходящее время для того, чтобы наконец успокоиться навеки…

И никогда не узнать, что за чудика затянуло в зеркало… И смогут ли эти странные ребята с головами, явно не намного более здоровыми, чем его, вытащить наружу его семью и остальных жертв и успокоить их…

Вот же ***!

***

“Доктор Уэллинг, зайдите ко мне”.

Вероника усмехнулась. Ты смотри, быстро, однако, работают папины доносчики. И получаса не прошло, а он уже в курсе странностей, творимых его дочуркой. Ну что ж, поболтаем, мы не против.

Девушка повернулась к застывшей неподалеку Стелле, болтливой медсестре, приглядывавшей за Тимом, и строго велела:

– Никаких препаратов Расселлу не выдавать. Вообще никаких. Никогда. Понадобится что-то – я сама дам.

На чуть не выкатившиеся из орбит глаза медсестры доктор Уэллинг не обратила ни малейшего внимания.

Спустя несколько минут она уже переместилась из своего корпуса в главный и постучалась в кабинет главврача. Отец заправлял всем самостоятельно, не доверяя пришлым специалистам самые важные должности. Помимо него, делами управляла еще доктор Миранда Уэллинг, мать Вероники, тихая, при любых обстоятельствах спокойная, как удав, хрупкая женщина, способная угомонить самого буйного пациента и самого дотошного проверяющего из любой службы, будь то налоговая, санитарный надзор или кто-либо еще, даже не повышая голоса.

Сейчас Миранда сидела в кресле в кабинете у мужа, ожидая дочь. Альфред был хмур и несколько взволнован, а также явно не расположен к разговорам, а потому женщина молчала, понятия пока не имея, в чем дело, и спокойно дожидаясь времени, когда она узнает чуть больше.

– Доктор Уэллинг, доктор Уэллинг, – пропела Вероника, впархивая в кабинет сразу после стука, даже не дожидаясь ответа и кивая обоим родителям по очереди, – что случилось? Зачем вы меня звали?

– Вероника, я бы хотел побольше узнать о твоей методике лечения нового пациента, – нарочито спокойно начал профессор Уэллинг.

Вероника усмехнулась, и в ясных глазах ее заплясали озорные чертята.

– Это, случаем, не переводится как “окружающий тебя персонал заметил, что ты творишь какую-то дичь и донес мне”?

Альфред серьезно взглянул на дочь.

– Ладно, ладно, задавайте вопросы. Не то, чтобы я не осознавала, что делаю, так что ответить за свои действия сумею.

– Прекрасно, – кивнул профессор, – основных вопросов пока два – первый касается отмены тобой медикаментозного лечения…

Вероника расхохоталась, звонко, искренне, запрокинув голову назад.

– Я пять минут назад это распоряжение отдала! – наконец выдавила она, – ай да Стелла!

– Второе, – невозмутимо продолжил Альфред Уэллинг, – касается твоих попыток втянуть этого юношу в ваши игры с зеркалом, убившим всю его семью.

Вероника вздохнула, разом теряя всю свою веселость. Экзамен, стало быть. Ну, что ж, ей шпаргалки не потребуются…

– Тим на грани смерти, он пережил то, с чем справится далеко не каждый мозг. Он истощен и измучен кошмарами вокруг него, истощен настолько, что его мозг реагирует единственным возможным способом – он отстраняется, отрешается от реальности и погружается в полнейшую апатию, в которой, как ему кажется, его боль притупляется. Он, согласно его же заверениям, очень плохо спит, плюс, как я заметила, его пробивает на эмоции от любого толчка, однако в целом, несмотря на внешнюю истеричность, он совершенно недвижим и апатичен. Если я теперь продолжу накачивать его лекарствами, снотворными, седативными, как не назови, суть одна: он превратится в овощ, в обыкновенного тихого жителя психушки, едва ли способного обслужить самого себя. Его мозг просто откажется функционировать. А пока что он функционирует, и это прекрасно, и лучше будет, если ему будет больно, чем если ему будет… никак. Ведь недаром говорят: “Пока человек чувствует боль – он жив”. Жестокие слова, но в моем случае эти меры необходимы, он должен снова начать жить, должен преодолеть свое горе и свои кошмары сам, без помощи химии, иначе ничего не выйдет. Разумеется, ему потребуется поддержка – я окажу ее ему, все равно у него сейчас никого, кроме меня, нет.

Мистер и миссис Уэллинг слушали молча, не перебивая. Когда Вероника замолчала, переводя дыхание, отец спросил ее:

– А что же с его участием в истории с зеркалом? Я слышал, тебе нужна была информация, чтобы разобраться в этом деле, но неужели никак нельзя было обойтись без мальчика?

Девушка фыркнула.

– Разумеется, можно! Он мне там, вообще-то, нафиг не сдался – у него ни опыта и знаний, ни даже стабильной психики нет… О том, какие он там страшные видения лицезрел, я бы и сама прекрасно догадалась, а его местоположение относительно зеркала в разное время я и без него знала – я же все записи с камер, найденных на месте преступления, по нескольку десятков раз пересмотрела.

Профессор нахмурился, не вполне пока осознавая сказанное дочерью.

– Так что вся суть его привлечения к этому делу в том, что это – его терапия! – радостно заключила доктор Уэллинг-младшая, – это и есть его мотивация к движению! Его изначальное участие в истории повышает его интерес к происходящему, а личная заинтересованность в исходе дела, то есть в освобождении плененных душ, дает цель. Вдобавок, я ведь не тащу его к этому злосчастному зеркалу, а лишь рассказываю о нем, да и о всяком другом попутно тоже. И, это уже совсем элементарно. Важнейшая составляющая негативных эмоций Тима – страх, конечно же, и это не просто страх перед убийцей его семьи, это банальный страх неизвестного, причем неизвестного потустороннего – люди не просто так всегда боялись потустороннего – это страх силы, предела которой он не знает. Этот предел есть, но Тим его не осознает. Это же базовая логика – врага нужно знать в лицо, тогда и не так страшно будет, или, по крайней мере, страх будет оправданным. Сейчас же его страх неосознан – это зеркало, конечно, забрало его семью, но само по себе оно – далеко не самый страшный артефакт в мире. К тому же, здесь в силу вступает наша специализация – ведь вместе с осознанием существования зеркала убийцы приходит осознание всего иного мира вокруг него. А мне совершенно не нужно, чтобы он шарахался от любой подозрительной вещи. Пусть научится, пусть знает, что опасно, а что нет. Ему это в жизни пригодится, а уж обратно в жизнь я его выпихну, не сомневайтесь!

Альфред задумчиво кивнул, переходя сразу к делу:

– Ваша методика лечения утверждена, доктор Уэллинг, можете продолжать.

Вероника снова усмехнулась. Она прекрасно понимала, что отец и сам знал большую часть того, что она ему тут рассказала, но ему требовалось подтверждение того, что она осознает, что делает. Что же, экзамен, кажется, сдан на твердое “отлично”!

– Да, сэр, – коротко кивнула девушка.

– Молодец, дочка, – негромко промолвила Миранда, тепло улыбаясь.

Мать Вероники была дамой весьма немногословной.

Девушка улыбнулась ей в ответ и поспешила обратно к себе. Мотивация, или нет, а оставлять нестабильного парнишку без своего пригляда надолго явно не следовало. А то мало ли что?

Комментарий к Врага надо знать в лицо

Я упоминала, что в фильме нет никакого объяснения тому, почему он так назван? Ну, так оно и есть.

========== Что думается, то во сне видится ==========

Вероника вышла из главного корпуса и поспешила обратно, в свой. Стелла встретила ее на пороге.

– Тим уже лег? – осведомилась девушка, даже не глядя на медсестру.

Та с готовностью кивнула.

– Да. Правда, он не слишком хотел, требовал снотворное, но я сказала, что Вы запретили…

– Хорошо, – удовлетворенно буркнула Вероника, а затем усмехнулась, – только в следующий раз говори потише, а то ты так громко Тиму говорила, что аж мои родители из другого корпуса услышали. Свободна.

Даже не собираясь слушать ее объяснений, девушка поднялась наверх. Заглянула к пациенту – тот спал, плотно укутавшись в одеяло, хотя в комнате было тепло. Потом вернулась в свою комнату, окрашенную в мятно-персиковые тона – ее любимые цвета, и принялась готовиться ко сну.

Подготовка ко сну обычно занимала… довольно много времени. Нужно было еще проверить все сообщения в соцсетях на случай чего-то важного, заказов, например, потом обновить защиту на корпусе, потом поискать еще пару вещей в интернете…

Напевая себе под нос, она принялась за дела:

Dies irae, dies illa

Solvet saeclum in favilla

Teste David cum Sibylla

Quantus tremor est futurus

Quando judex est venturus

Cuncta stricte discussurus

Tuba mirum spargens sonum

Per sepulcra regionum,

Coget omnes ante thronum.

Любовь Вероники к “Судному дню” была не всегда объяснима даже для нее самой. Она выучила стихи этого гимна еще лет в двенадцать, когда и латыни-то толком еще не знала. Стихи, впрочем, прекрасно помогали ее учить, но Веронику привлекал не столько язык, как таковой, сколько мрачная, роковая красота этого гимна, достаточная для того, чтобы одно его звучание успокаивало девушку, настраивая ее на отдых.

Новых заказов не было, других сообщений тоже, пока что… которое кончилось через две минуты, когда зазвонил ее телефон. Вероника ответила моментально, стоило ей увидеть номер:

– Да, Хайди?

– Сбор в восьмой точке, – коротко проинформировала та и отключилась.

Ладно, сон временно отменяется.

Вероника закрыла глаза и сосредоточилась. Так, нужно остаться частично чувствительной к окружающему миру, у нее в комнате неподалеку психически больной человек спит, и он под ее присмотром. Так, теперь, восьмая точка… Это та, которая любимый звездный сад Жиля?

– Именно она, – продребезжал рядом старческий голос, – здравствуй, Вероника.

Девушка распахнула глаза и улыбнулась. Астральные пространства, оставленные за старшими и, по сути, принадлежащие им, всегда были такими красивыми! У старого Жиля таковым являлся сад, в котором все цветы и деревья были собраны из звездной пыли. Сам он, вместе с Рафаэлем и Хайди, уже ждал ее.

Вероника поклонилась.

– Добрый вечер, сэр.

Старый Жиль был одним из самых древних и опытных старших, за свою жизнь он успел повидать тысячи самых неожиданных вещей. И, сказать по правде, каждый новый опыт добавлял ему не только мудрости, но и ехидненького чувства юмора, которого у него и без добавок уже было завались. Вот и сейчас морщинистое лицо его расплылось в хитрой улыбке.

Раф и Хайди тоже заулыбались подруге из–за его спины.

– Рад тебя видеть, дорогая, – проскрипел старикан, целуя девушку в лоб.

– Я Вас тоже, – искренне улыбнулась Вероника.

Жиль был одним из ее учителей, он же в свое время помог ей примирить с ее сущностью родителей, и даже найти ее талантам применение в их деле. Он вообще любил детей, хотя своих у него не было, он был из числа магов, полностью посвятивших себя своим талантам.

Вероника снова улыбнулась, но тут же тряхнула головой – радость встречи, это, конечно, хорошо, но они сюда не поболтать явились.

– Каков вердикт, сэр?

Старик захихикал.

– Адепт Уэллинг, как всегда, сразу к делу!

– Простите, сэр, – качнула головой Вероника, – но у меня дома в данный момент проживает не совсем здоровый человек, находящийся под моей ответственностью. Я, конечно, присматриваю за ситуацией даже сейчас, но что-то может случиться и выдернуть меня в любой момент, поэтому я считаю целесообразным начать с дела, ради которого мы здесь и собрались.

Жиль усмехнулся, но кивнул.

– Молодчинка, адепт. Однако вердикта я пока не дал, и не дам до тех пор, пока лично не увижу вещи, которую вы мне описали. Если это действительно искаженный окулус, мы им займемся, причем, учитывая твою, дорогая, заинтересованность, ты будешь заниматься этим вместе с нами. Однако, вы, дети мои, могли ведь и ошибиться в, так сказать, диагнозе.

Вероника кивнула – замечание было справедливым, лишняя проверка их гипотез не помешает.

– Поэтому завтра с утра мы первым делом поедем в ваш штаб, и вы мне покажете свое зеркало.

– Непременно, сэр, – ответил ему Раф, – я заеду за Вами?

– Если только не на своем адском драндулете, Рафаэль, а на приличной машине.

– Обижаете, сэр, – фыркнул парень, – все сделаем по высшему разряду!

– Сэр, – снова вмешалась Вероника, – по предварительным прогнозам, насколько возможно освободить заточенные там души?

Старик посерьезнел.

– Четкий ответ на этот вопрос я дам, когда сам все увижу, – произнес он, хмуря брови, – но если окажется, что вы, дети, определили его сущность правильно… Тогда это возможно, но очень непросто, ибо размыкать замкнутый окулус нужно с двух сторон.

– То есть, кто-то должен будет войти в зеркало? – переспросила Вероника.

– Безусловно, и он же должен будет убедиться в том, что старший пленник не помешает проведению ритуала.

– Ясно, сэр, – а затем девушка нахмурилась, прислушиваясь.

– Вер? – окликнула ее Хайди.

Девушка закатила глаза.

– Не прошло и часа… Так, друзья мои, дальше без меня, меня зовет врачебный долг, – и, не тратя времени даже на прощания – зачем, ведь через несколько часов уже новая встреча – доктор Уэллинг закрыла глаза, и открыла их снова, наблюдая перед собой знакомые мятно-персиковые стены.

– И нет нам покоя ни ночью, ни днем, – пробормотала она, поднимаясь и выходя из комнаты.

***

Все вокруг него было черным, и красным, и серебристо-зеркальным… И все крутилось, сливаясь в какое-то тошнотворное месиво, и в этом месиве порою проступали бледные, окровавленные фигуры родителей и Кейли.

– Как тебе живется, Тим? – насмешливо спрашивал отец, прожигая его зеркальными глазами, – счастлив ли ты? Теперь, когда я мертв?

– Скажи, братик, я красивая? – заливалась жестоким смехом Кейли, растирая кровь по шее, – стала ли я красивее, чем была, после того, как ты пронзил меня моим же якорем?

– Почему мы здесь, Тим? – вопрошала мать, – знаешь ли ты?

Юноша пятился от них, не в силах отвечать, пытаясь отдалиться – куда? В какую сторону он вообще движется? Где здесь выход? И есть ли он вообще?

– Почему мы здесь, Тим? Почему? – хором вопрошала семья, окружая его.

Тим снова шагнул назад и невольно дернулся, когда прижался лопатками к чему-то холодному.

Нет…

Тим покорно обернулся, уже зная, что увидит перед собой темное, блестящее стекло в золотистой оправе. А в стекле тоже были они, и отражения повторяли вслед за оригиналами, делая их крики еще громче:

– Почему мы здесь? Почему мы мертвы? Зачем ты нас убил?!

Тим всхлипнул, лишь теперь обнаружив собственный голос.

– Я не хотел… – простонал он, закрывая лицо руками.

Бесполезно – руки становились прозрачными, словно стекло, и сквозь них все было прекрасно видно. Такими же становились и веки – и он не мог никуда сбежать от страшного зрелища…

Что-то ледяное и влажное коснулось его руки.

– О, ты не хотел, конечно же, ты не хотел, – проворковала Кейли, проводя пальцами вверх по руке брата, – мы понимаем…

Тим сглотнул, глядя на нее с надеждой.

– Не хотел… – протянула Кейли, и ее холодные пальцы крепко сжали его плечо, – не хотел, да как-то так вышло, правда?

Голос ее стал таким же ледяным, как и рука, сжимавшая его плечо все сильнее.

– Как-то вышло так, – загремела девушка, сверкая стеклянными глазами, – что мы все погибли, а ты – нет!

– Я не хотел, чтобы вы умерли! – взвыл Тим, пытаясь вырваться, – я предпочел бы умереть вместе с вами!

– Тогда почему же ты этого не сделаешь? – промурлыкала Мари, подходя ближе и проводя рукой по волосам Тима.

– Мама… – простонал юноша.

Рука сжалась, и женщина дернула Тима за волосы, заставляя его упасть на колени.

– Зачем ты живешь? – заговорили все трое хором, – разве ты заслужил жизнь после всего, что сделал? Посмотри на свои руки…

Кейли перехватила его запястья и подняла их вверх. Руки Тима были все в крови, отвратительной, липкой, ярко-алой…

Юноша в ужасе попытался вытереть руки о рубашку, но кровь не стиралась. Рубашка окрашивалась красным, но крови на руках не становилась меньше…

– Это руки убийцы… – насмешливо протянул Алан, – моего…

– И моего! – засмеялась Кейли.

Тим изо всех сил зажмурился и закрыл уши руками, чтобы заглушить дикие крики и смех, режущие его хуже любых ножей.

– Пойдем с нами! – хохотали призраки, не обращая внимания на вялые попытки сопротивления, – пойдем!

Холодные руки прижимали его к зеркалу, а с другой стороны руки отражений хватали его и тащили к себе. Тим вырывался и кричал, но они лишь смеялись все громче и громче…

Тим вскрикнул и сел на кровати, тяжело дыша. По щекам его градом катились слезы, но он едва ли замечал это. Дрожащими руками отбросив одеяло, он неуклюже поднялся и, пошатываясь, выбежал из комнаты.

Где он? Что это за странное место? Почему…

Где-то за ним хлопнула дверь, и в коридоре зажегся мягкий, приглушенный свет, который, впрочем, показался Тиму, уже привыкшему к темноте, даже слишком ярким.

– О, ночные истерики, обожаю, – весело протянул смутно знакомый голос, – кому вообще нахрен нужен сон?

Невысокая фигурка в персиковой ночной рубашке с распущенными золотисто-русыми волосами приблизилась к нему. Тим шарахнулся в сторону. Фигура испустила тяжелый вздох.