Текст книги "Влюблюсь (СИ)"

Автор книги: Anzholik

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– А тебе, видимо, мозг повредили? – холодный тон отрезвил нас обоих. Она испуганно обернулась, увидев Рому, а я, наконец, оторвал взгляд от картины.

– Я не слышала, как ты вошел…

Кажется, она боится брата. Не в том самом диком смысле, я не думаю, что он бил ее. Но задавить своей волей мог… И он прекрасен – стоящий напротив нее, выше почти на голову, сверлящий взглядом, опаляющий своей яростью.

Невероятное зрелище их противостояния. Потрясающее противоборство.

– Если ты еще хоть слово скажешь в его сторону из своего поганого рта, я запру тебя в кладовке. А ты знаешь, как хреново там, да? Или забыла уже? И какого хуя ты делаешь в моей квартире? – стоя на одном месте, он словно наступал на нее. Огромный таран на хрупкую стену. Завораживает. И по-хорошему, каким бы дерьмом она не была, я должен был вступиться, хоть как-то. Но эмоции Ромы были так живописны, я не мог оторвать глаз… Просто не мог.

– Я бросила его… Ну, точнее, мы разругались, и я ушла, но ты же знаешь, отец не впустит меня, он ведь поклялся. И мне некуда идти…

– И здесь тебе не место, пташка, – ядовито изрек брюнет.

– Но, Ром, прости. Я не буду больше вообще ничего говорить. Я как рыба, немая, глухая и только в своей комнате. Ну, пожалуйста…

И то, что последовало дальше, удивило меня. Он посмотрел мне в глаза, словно спрашивал разрешения, словно от моего слова зависела судьба его сестры. И это Рома, твердый, как камень, с металлическим стержнем внутри. Тот, который одним взглядом заставляет замереть на месте, чувствуя себя жертвой. Тот, приказа которого не в силах ослушаться. Он крушил стены вокруг тебя, он ломал твою волю, сам того не подозревая. Он великолепен в гневе. И сейчас смотрит в ожидании на меня. Поразительное чувство.

А я… я киваю. Молча. И отвожу глаза, возвращаясь к своему занятию.

– Даже чужой человек оказал мне больше сострадания, чем ты, брат родной!

– Марусь, кладовку никто не отменял.

– Молчу… – сокрушенно пробормотала девица и скрылась в квартире.

Любопытно, что же там столь страшного, что об одном упоминании у нее сразу весь пыл пропадает?

– И что же там?

– У нее клаустрофобия, – пожимает плечами и, сняв верхнюю одежду, садится в кресло.

– Это жестоко, – удивляюсь я.

– Зато действенно с ней.

Я промолчал. Как бы ни вел себя брат, я бы не смог надавить на его страх.

Воспользоваться им, чтобы иметь власть. Не смог бы…

Встаю, подхожу к нему и, сев на подлокотник, беру сигарету из его губ. Молча.

Снова это состояние, когда нет никакого желания спорить, доказывать, да и вообще разговаривать. Затягиваю глубоко в себя никотин. Выдыхаю. Медленно… наблюдая за тем, как из моего рта рваными клочьями вылетает дым. Красиво…

Я чаще всего фотографировал именно курящих людей. Дым на фото завораживает не меньше, чем в жизни.

Хочу спросить, где он был, но понимаю, что не имею на это право. Пытаюсь встать, уйти на свой стул и продолжить рисовать. Но он сильными руками тянет на себя, и я плюхаюсь на его колени.

– Я ходил за сигаретами. И заскакивал к матери на работу.

Вау… Я, опешив, смотрю на него. Понимая, что чем дальше, тем больше он путает меня. По идее, когда узнаешь человека лучше, общаешься больше и проводишь времени, ты начинаешь лучше его понимать. Не в моем случае…

– Ясно, – снова попытка встать. Безуспешная. Неуютно мне. Чувствую себя странно. Ладно лежать в обнимку на кровати, но сидеть на его коленях – это пока что слишком для меня.

Он не отпускает, наоборот, прижимает к себе еще сильнее.

– Поцелуй меня, – трется носом о мою щеку. Мне приятно, и я хочу этого, но торможу. – Не хочешь? Что же, твое право. – Захват рук слабеет. Больше нет ощущения капкана. Нет ощущения нужды во мне. Его руки не держат, а я словно в пропасть падаю. Беспомощно. Поворачиваю голову, смотрю в холодные кофейные глаза. Дураки те, кто думают, что если твои глаза шоколадного цвета, то они всегда теплы. Они просто не видели ЕГО взгляд.

Замораживающий. Гипнотизирующий. Обезоруживающий. Заставляющий застыть…

Тянусь к нему, немигающе глядя в темные омуты его глаз. Касаюсь губ. Невесомо. Нежно.

А потом как с цепи срываюсь и впиваюсь в них требовательно. Проникаю в рот жадно.

Захватывая в плен его дыхание. Вжимаю в кресло собой. Хочу властвовать над ним.

Иметь контроль. Отомстить за холодность. Выгнать ее своей страстью. Заполнить его собой изнутри. Вдохнуть себя.

Пальцы в его волосах тянут почти до боли. Губы на его губах, терзают беспощадно, дико. Судорожно ловим воздух, на секунду отрываясь друг от друга, а после снова борьба. Он пытается забрать первенство, вести, руководить, а я подавляю. Азарт. Он захватил меня, заполнил все мое существо. Я должен выиграть…

Жажда его тела. Трогать. Целовать. Мучить. Необходимо, жизненно важно.

Стягиваю футболку, осыпаю поцелуями нежную кожу шеи. Кусаю, больно впиваясь зубами, а следом зализываю ранки. Он шипит и стонет, но больше не борется со мной. Позволяет. Сдался. Доверился.

Карие глаза с поволокой желания смотрят, обнажая душу. Пробуждают что-то темное, развратное и скверное во мне. А мне плевать…

Тормоза давно сдали. Мозги отъехали. Нет пути назад.

Скольжу губами к соску, втягиваю в рот и сладко посасываю. Интересно, кто больше из нас наслаждается? Я или он? Спорно…

Дорожкой поцелуев, мелких засосов по ребрам… Языком вокруг пупка, ниже… А после в сторону, к бедренной кости. Дрожащими пальцами расстегиваю ремень его брюк.

– Жень, – хрипло, надрывно. Он на грани, а меня плавит его взгляд.

– Молчи, – отвечаю, сдергивая их с него. Ничто теперь неважно. Лишь его желание. Лишь его нужда и жажда.

Впервые я хочу доставить удовольствие. Впервые мне важнее наслаждение чужое, чем свое. Большим пальцем подцепив жемчужную капельку, провожу по багровой головке. От прикосновения он дернулся в моей руке. Тихий стон и судорожное дыхание. А мне так плевать, что комната открыта, а в квартире мы не одни. Плевать на все. Есть лишь миг… наш. Мой. Вбираю в себя, втянув щеки. Посасываю остервенело.

Его вкус заполняет, захватывает, заводит еще сильнее. Ласкаю, прикрыв глаза.

Мягко языком по каждой венке, вдоль ствола поцелуями. Он так тверд и напряжен в моей руке. Смазка сочится, солоноватая, тягучая.

Я вижу, что ему осталось недолго, да и у меня самого пар из ушей так и валит.

Порывистее. Быстрее. Импульсивнее. В себя вобрать и выпустить. Сжать. Подразнить.

Еще… еще… еще…

А он молчит, лишь крупная дрожь и рваные вздохи дают понять, что он все еще здесь, все еще со мной. Вбираю полностью, расслабив горло. Это не слишком приятно, но его ощущения важнее, дороже. Пряная струя семени орошает. Едва не поперхнувшись, сглатываю, снова, снова… Испиваю до последней капли, слизываю драгоценные остатки, вплоть до капелек спермы с пальцев.

– Безумный… – выдыхает он хрипло. Откидывает голову на спинку кресла. Молчу…

Ему хорошо, лишь это важно. Ему хорошо, и я счастлив. Я ощутил его вкус на кончике языка, и это воспоминание останется навечно со мной.

Тянусь к сигарете и закуриваю, поправив свою одежду. А особенно ноющую плоть, что уперлась в ширинку джинсов навязчиво; присаживаюсь на стул.

Дискомфортно, но я ведь сам этого хотел. Чтобы вернуться в нужное русло, мне потребовалось полчаса. Тело, наконец, прекратило докучать.

Черно-белый вариант был готов. А значит, если ему понравится работа на данном этапе, и он не захочет ее в цветном виде, я буду свободен. Хочу ли я этого? Не знаю…

====== Глава 20. ======

POV Рома

То, что он дарил мне, эти драгоценные минуты наслаждения высечены теперь в моем мозгу навеки. Это невозможно забыть. Стереть. Это было самым невероятным из случившегося со мной за всю мою жизнь.

Я не смею больше его держать гнусным предлогом шантажа, но и просто так остаться тоже не могу просить. Не имею права. После всего, что он сделал для меня. Выдержал. Крепкий. Стойкий. Удивительный, но не мой.

Не место мне рядом с ним, он слишком чист. Слишком бескорыстен и открыт. И я, кретин, только сейчас рассмотрел это…

Поправив одежду, сижу и долго наблюдаю за ним. Когда он увлеченно рисует, то словно преображается. Глаза сияют внутренним светом. Руки порхают. Он видит то, чего не видим мы, простые смертные. В его глазах весь мир иной, его мышление разнится с нашим. Необыкновенный, ласковый и нежный. Его глаза – мое персональное море, в котором я утопаю.

Его губы… Запах. Шелк волос. Он свел с ума…

– Черно-белый вариант готов, – мягкий голос окликнул. Поворачиваюсь к нему, но не встречаю его глаз. Он не смотрит на меня… А жаль. Встаю и иду к нему, расслабленно. Изнуренно. Он, как энергетический вампир, испил мои эмоции. Осушил. Бросаю взгляд на картину и понимаю, что он все же увидел меня. Настоящего меня, а не ублюдочную маску. Он понял, каков я, или хотя бы попытался. Тем хуже нам обоим… Быть вместе мы не можем. Разве чуть больше полугода подождать. А на данный момент я повязан по рукам и ногам контрактом, начальником, всем подряд.

Как отпустить тебя, Женя? Спрашиваю глазами, смотрю на него, ведь мне плевать на этот шедевр, что стоит на мольберте. Мне без разницы на все… Как отпустить тебя, ответь?! Но он не ответит, ведь я молчу, глаза молчат.

Его взгляд проникновенный. Понимающий. Я ожидал увидеть там обиду, презрение или печаль. Ожидал увидеть в них обреченность, стыд, радость. Хоть что-нибудь… Но там было лишь смирение. Спокойствие. Осознанность.

Сколько же в тебе силы, парень? Откуда? Ты чертов демон, ты моя пропасть, обрыв, океан…

Выпотрошил, вскрыл мою грудную клетку. И теперь я потерян, теперь я зависим, теперь я сам не свой. Гребанное объявление, чертовы картины! Ярость начинает заполнять. И, видимо, в глазах моих что-то мелькнуло. Видимо, там была отчаянная искра, там был знак, там было отпущение. Прощание…

Он встал и, не говоря не слова, стал собирать свои принадлежности, бережно положив рисунок на стол. Движения отточенные. Профессиональные. Привычные. Карандаши и кисти. Коробочки, ластики. Все укладывалось в нужные ему места. Мольберт сложен. Сумка закрыта, куртка надета. А я стою…

Остановить? Дать мнимую надежду? А надо ли? Ведь я не могу дать того, чего он хочет, не сейчас, по крайней мере. Выход один: отпустить.

Проходит мимо, по коридору к дверям из квартиры. Обувается, бросив взгляд в зеркало на стене. Он так отчужден. Уравновешен. Удивляет своим спокойствием.

Беру чек, что выписан давно. В нем более чем достаточно, но я бы дал ему и больше. Я бы отдал ему все… Протягиваю, рука чуть дрогнула. Глаза изучающе, заискивающе смотрят в мое лицо. Пытаясь понять? Не утруждайся, я сам себя плохо понимаю сейчас.

Давящая тишина, как грозовая туча. Молчаливая угроза… висящая, но не тревожащая. А я все еще молчу. Чек он взял. Сложив аккуратно напополам, положил в карман и чуть грустно, но по-настоящему улыбнувшись, вышел, тихо защелкнув входную дверь.

Он ушел, и разверзлась пропасть между нами.

Он словно уплыл, оставив меня стоять на берегу.

Он будто улетел, а я стою и смотрю в небо, ведь рожденный ползать… правильно, не может. Не дано. Не светит.

…

Чувствовали себя роботом хоть раз? Я таков уже около трех месяцев. Все изменилось, когда закрылась дверь. Все изменилось, когда он ушел, а, точнее, изменился я.

Он, мой художник, ушел, забрав краски жизни моей. Оставил ее бесцветной.

Теперь я улыбался – фальшиво. Смеялся – наигранно. Разговаривал – без интереса.

Но я-то знал, что это так, а окружающие, привыкшие к маске, даже не заметили перемены.

Мать радовалась, что я стал чаще помогать ей с показами. Сергей успокоился немного, поняв, что я теперь его собственность. Он мог использовать тело, но душу… Душа была отдана лишь одному. И это будет неизменно, я знал. Верил. Чувствовал.

Иду по улице, слякотно, холодно и противно. Кончики ушей замерзли, облачком пара вырывается дыхание из груди. Руки в карманах теплого пальто, низ калош заляпан. А мне плевать. Иду мимо судьбоносного стенда и улыбаюсь.

Какая ирония. Сегодня 14 февраля. Сегодня ровно год с того момента, как моя жизнь изменилась. И все благодаря ему. Благодаря одному слову на потрепанной промокшей бумажке.

Еще всего пара месяцев, и я найду его. Найду и привяжу к себе, попытаюсь исправить все, добиться… А пока мне лишь остается вспоминать то, каково оно было – спать, обнимая его. Вспоминать его мягкие губы. Вспоминать пшеничную копну волос. Большего не дано, пока что не дано.

Поздно. Темно. Одинокие уличные фонари тускло освещают блеклые дома. Зима уносит краски. Зима убивает красоту. Зима так же одинока, как и я. Похоже, только за это я и люблю ее, ведь зима – это мое состояние души.

Прихожу домой. Пинаю сапоги на высокой танкетке, что попались под ноги. Опять сестра пришла, бесит.

– Я тут курицу делала. Будешь?

– Нет, – коротко, как и всегда в последние месяцы. Как и всегда, в общем. Мы с ней мало разговаривали, разговариваем и будем разговаривать. Это наш метод общения. Наша линия поведения. Не вмешиваться. Не влезать. Не мешать.

Щелчок замочной скважины в комнате. Не хочу видеть. Не хочу слышать. Ничего не хочу.

Сажусь у окна в полной темноте. Наушники в уши. Сигарета между пальцами. Пусто…

Сижу на том самом месте, где стоял его мольберт. Смотрю в ту же точку за окном, в которую смотрел он. Воспоминания душат. Жестоко. Беспощадно.

Они как стервятники, им мало надкусить. Им нужно выжрать все. До последнего ошметка. Болезненно. Хлестко. Им плевать на то, что сил уже нет прокручивать раз за разом утраченные моменты. Им на все плевать…

А я устал винить себя. Устал ждать гребанного окончания контракта. Устал быть таким, каким хотят видеть меня все вокруг. Устал от безразличия, от холодности, от обреченности и обязательств.

Я хочу тепла, просто человеческого. Хочу его руку, теплую, необходимую мне.

Задохнуться его запахом. Целовать и умирать от нехватки воздуха. Хочу в его объятия. Сильные. Напористые.

Отдать себя, всего. До последней капли. Вздоха. Сердцебиения. Верните мне его… прошу…

Так, стоп. Встряхнись, уебище. Ты на кого похож стал? Смаргиваю наваждение. Выкидываю дотлевающую сигарету и беру новую. Я уже привык питаться лишь в обед, и то с Сергеем. Он заставляет. Я курю не одну и порой даже не две пачки в день. А кофе выпиваю стабильно четыре-пять литров. Вместо воды.

Довожу себя до ручки, до края. Прогоняю непрошеные мысли об алкоголе и наркоте, ведь, говорят, они помогают забыться, но себе позволить такого не могу. Принципы гребанные. Откуда появились они? И для чего? Какая от них польза-то? Кручу в руке телефон, понимая, что у меня нет даже его номера. А может, так даже лучше… Бычок в приоткрытое окно. Наушники в карман. Обулся. Оделся. На выход.

– Эй, ты куда? – удивленная макушка сестры.

– Куда-нибудь, – жеманно в ответ. Хлопнув дверью, сбегаю по лестнице. Выхожу на ветреную улицу. И вперед… к его дому.

Давно пора было сходить. Глянуть хотя бы, как он. Может, даже поговорить. Объяснить, как все обстоит на самом деле? Сказать, что осталось совсем чуть-чуть?

Нервно курю, а пальцы заледенели без перчаток. Губы потрескались, пересохшие, облизанные сотни раз. Взбегаю на нужный этаж, мнусь у дверей. Собравшись, наконец, звоню. А трели и не слышно, странно…

Стучу. Не открывают. Стучу еще раз. И снова глухо.

Я растерянно смотрю на дверь. Впервые за пару месяцев озадачен. Где он? А точнее, где вообще жильцы этой квартиры?

– Ты чего тут барабанишь, пацан? – выходит мужик возраста моего отца и злобно смотрит.

– Вечер добрый, я к другу пришел, – поясняю довольно вежливо.

– К Женьке, что ли? Дык они переехали, – усмехнулся он.

– А вы знаете куда? – онемевшим языком спрашиваю. Так мне и надо… Нет чтобы раньше прийти, узнал бы все сам из его уст. А может, и адрес был бы.

– Сказали, что в Москве останутся, только квартирку получше приобрели. Ты разминулся с ним, Женя приезжал пару часов назад.

– Так они квартиру не продали? – и зачем я спрашиваю?

– Нет, давай бывай, – сосед скрылся.

А я так и стоял, прожигая взглядом дверь.

====== Глава 21. ======

POV Женя

Не плачь потому, что это кончилось. Улыбнись, потому что это было.

С этой незамысловатой фразой в голове я вышел из его квартиры. А он молчал, глядя мне вслед…

Но это было громче крика. Красноречивее слов. Его глаза. Отчаянные. Злые. Он не хотел, чтобы я ушел, но не остановил. Отпустил…

Почему? Я все испортил? Чем? Как? Расскажите – я исправлю, объясните – я пойму, поясните – я приму…

Так холодно стало. Не телу, Душе. А часть сердца покрылась коркой льда. Не гладкой и сверкающей на солнце, а шершавой и ранящей своими острыми зазубринами. И, казалось, само сердце леденело… Потихоньку, частичка за частичкой.

Пришел домой я спустя час, не спешно вышагивая по мокрому от моросящего дождя асфальту. Пришел на удивление спокойный. Уравновешенный. Задумчивый. Отрешенный.

Я четко осознавал, что это точка. И даже более того, какой-то частью своего подсознания я был этому рад. Нет, не тому, что его больше в моей жизни не будет. Я был рад тому, что он в ней был. Промелькнул, дал ощутить свое тепло. Дарил поцелуи и необыкновенные моменты, которые больше не подарит никто, кроме него. Я ведь хотел влюбиться? Я добился своего. И я счастлив оттого, что ощутил это и остался собой.

Многие безответно любят, мечтая прикоснуться, хоть пару минут насладиться любимым человеком. Так и чахнут днями, месяцами, годами. А у меня же было все. Все, чего я хотел. Я всегда буду помнить, каков его запах. Его глаза. Улыбку и шепот. Сильные руки и потрясающее тело. Его вкус, его тень, его дыхание. Стук его сердца и дрожь. Буду помнить… Клянусь. Но теперь, теперь пора двигаться дальше.

Сигарета в губах, пепел падает под ноги. А я провожу рукой по его губам. Не живым, нарисованным. Обрисовываю плавные линии, вспоминая их мягкость. Кончиками пальцев по векам очерчиваю, глядя в глаза рисованные. Ненастоящие. Передо мной картина, где он. Незаконченная. Красивая. Он держит руку на ней, мою. И я теперь знаю, что это было реально. Помню ощущение его ладони. Крепкое. Горячее. Нежное…

Рома… Ром… только не забывай меня, ладно? Хоть изредка вспоминай, хоть краешком мысли… Но не забывай, хорошо?

Разговариваю мысленно с портретом того, кого люблю. Я стал безумен? Как бы ни так, я всегда таким был.

Улыбаюсь, чувствуя, как одинокая слеза скатывается из уголка глаза. Я не соберу ее пальцем. Не утру стыдливо ладонью. Я буду наслаждаться ее скольжением. Получать мазохистское удовольствие от этой сладкой боли.

…

Час пик в метро. Толкотня. Все в спешке куда-то бегут. А я сжимаю руку брата, ограждая собой от невежливых прохожих. Ввожу в кабинку. Ставлю его в уголок у дверей и закрываю от всего и всех. Я привык быть его щитом. От ветра, людей, боли, правды жизни…

Мать осталась дома, снова болит голова. Снова беспокоит здоровье. А я тихо переживаю. Молча. Я должен быть сильным. Всегда. Ради нее, ради Вани. Вот и сейчас я еду в новую школу, куда хочу пристроить брата. И лишь когда его возьмут, мы сможем переехать. Квартира уже ждала, с подержанным ремонтом, которого спокойно на первое время хватит.

Теперь меня там ничего не держит. Никто не держит…

Метро. Электричка. Маршрутка, и мы, наконец, на месте. Обшарпанные стены старой школы встречают приветливо. Кирпич на стенах потемнел от сырости, измученные учителя сидят за своими столами, что виднеются в окнах первого этажа. Отмотать бы время обратно, я бы снова посидел вот так беззаботно…

Долгое бессмысленное собеседование, документы, подписи, обязательный взнос. Все как в тумане. Все так… обыденно. Едем обратно. Ваня кажется довольным, глаза светятся предвкушением. А с моей души упал один камень. Стало немного легче.

Федор так и не звонил. То ли работы не было, то ли не хотел иметь со мной дела. Деньги пока что были, того, что я получил от Ромы, было более чем достаточно на первое время.

Прошло уже чуть больше месяца с нашей последней встречи. Чуть больше месяца, а я все помню, словно произошло все вчера. Чуть больше месяца – это много? Это целая вечность… для меня.

А следом еще месяц пронесся мимо, еще несколько недель, а память не меркнет. А сердце не отпускает. Помнит и тихо скорбит.

Новая квартира. Новые лица, мелькающие в толпах. Новая обстановка.

Неизменно лишь одно: он приходил в мои сны. Он был на кончике языка, что все еще помнил вкус его кожи. На влажном фильтре... Я вдыхал его вместе с никотином. Я любил его внутри, где-то глубоко. Садняще. На дне глаз. Утопающе. На закромах уставшего мозга. Беспросветно. Он был всегда со мной – и в шуме ветра, и дождем, и снегом, и лучиком света. Я вспоминал его глаза, когда смотрел в чашку с обжигающим кофе. Вспоминал, когда ломал плитку шоколада. Когда стягивал резинку с волос и проводил по ним руками, словно это он… и он рядом.

И знаете, я ошибся. Ошибся, когда сказал, что остался собой. Он все же изменил меня, точнее, не он, а моя любовь к нему. Я не мог больше смотреть на парней. Это казалось мне кощунством. Предательством. Он был не первым, но последним в моей жизни. Самым лучшим. Идеальным.

…

Мой телефон ожил, настойчиво вибрируя в кармане джинсов. Не люблю разговаривать, идя по улице. Но и игнорировать данный рингтон не мог, ведь знал, кто мне звонит.

– Жень, привет, – звонкий женский голосок в моей новой трубке. Алиса… Она и правда была как девочка из сказки. Только два уточнения: она не девочка, и она, несмотря на свою невинную внешность, – стриптизерша.

– Привет, Лиса, – улыбаюсь, услышав ее голос.

– Занят? – я знаю ее всего около месяца, но ощущение такое, словно года. Открытая. Веселая. Симпатичная, а главное – не навязчивая.

– Не особо. Иду со скучнейшей на свете работы, – подкуриваю очередную травящую меня сигарету.

– Вот, кстати, об этом я и хотела с тобой поговорить, – уверен, что, услышав щелчок моей зажигалки, она скривилась. Усмехаюсь и делаю глубокую затяжку.

– Стриптиз танцевать я не буду, – предостерегающе начинаю и слышу хохот на том конце.

– Окей, не будешь. Приходи сегодня в клуб, праздник как-никак.

– Мой самый ненавистный день в году, ласточка. Забыла? – теперь моя очередь кривиться. Сегодня ровно год с моей глупейшей и в тоже время гениальнейшей глупости…

– Нет, просто хочу научить тебя любить его. Это будет весело, честно.

– Если… – начал я свою угрозу.

– Если не будет, то ты собственноручно открутишь мне мою рыжую головушку.

– Заметано, – соглашаюсь, ибо пытаться ей противостоять – себе дороже порой.

Спустя два часа я стоял у клуба. Ждал, собственно, эту заразу. И какого лешего я согласился сюда прийти? Я же ненавижу такие заведения… Я был-то в клубах пару раз, пять от силы за всю жизнь, и то Марк затащил…

Марк… мы почти перестали общаться. Ведь он теперь всегда со Светкой, да и расстояние… оно все же мешает дружбе.

Внутри заведения, чему я очень удивился, не было и намека на розово-сопливый праздник. Атмосфера скорее интимная, чем полная веселья. В темных углах зала стояли комфортабельные диванчики, на которых восседали парочки. Немалое количество столиков. Полураздетые барышни разносили заказы. Идеальные размалеванные куклы, покачивающиеся в такт оглушающей музыки.

Может, все будет не так уж и плохо?..

– Подожди, я сейчас все тебе объясню, – крикнула мне девушка на ухо и втянула в помещение, где была более-менее слышимость.

– Ну, попробуй, – осмотрел я ее и приподнял бровь выжидающе.

Одета она была.… Не одета она была, вот так будет правильнее. Короткие донельзя шортики на аппетитной пятой точке. Короткий топ-лиф и высоченные шпильки. Рыжие волосы были зализаны в высокий хвост на макушке. А зеленые глаза озорно блестели, обведенные фиолетовым карандашом в тон ее костюма.

– В общем, хочешь поработать ведущим?

– У меня нет опыта, – открестился сразу же. Браться за то, чего не умею, не хотелось. Ненавижу несостоятельность. Все должно быть идеально. Всегда, во всем, везде.

– А он и не нужен, хозяин клуба – мой сводный брат. Если хочешь…

– Я же сказал, что не могу. Не умею и не уверен, что мне это нужно. Я, вообще-то, не люблю подобную сферу отдыха, – отнекивался вовсю. Я в клубе? Работать? С ума сошли?

– Помнится, ты хотел изменить свою жизнь, – прищурилась моя «подруга».

– Не было такого, – вру, было. Ну а толку? Не так я хотел все переменить.

– Было, а еще ты хотел, наконец, начать все с чистого листа, увидеть новые горизонты.

– Лис, дерьмовый из меня ведущий. Правда.

Алиса лишь коварно улыбнулась и помотала своей яркой головушкой в стороны.

– Ох, Женька, твое природное очарование неимоверно. Ты же публику влюбишь в себя, а Томка уже приелась всем, да и в декрет идти хочет. Ну, пли-и-и-и-из, – заканючила она, хлопая накладными ресницами.

Вот так я и стал работать в клубе, 14 февраля в 23:30.

…

И не жалею. Совершенно. Наши отношения с Алиской преобразились. Мы стали друзьями, партнерами и парой. Она знала о том, что место в сердце моем занято давно и надолго, скорее всего, навсегда. Видела грусть на дне моих глаз, когда я рисовал его. Тоску во взгляде, когда отводил глаза в сторону, стоило ей спросить о нем. Отличала лживую улыбку от искренней с легкостью. И даже по тону голоса понимала, что я чувствую. Удивительная девушка, я вам скажу. Терпеливая. Чуткая.

С ней было легко. Легко думать. Легко молчать. Легко вести беседу. Легко спать. Легко кончать. Все легко. Только любить ее я не мог… Я все так же вспоминал Рому. Все так же просыпался ночами, глупо смотря в потолок. Все так же курил бессовестно много, закрыв глаза и прокручивая то, что было и чему больше не быть.

Я рисовал его в свободные минуты, когда становилось совсем невмоготу. Когда тоска клевала душу. Когда сердце сжималось в тисках. Когда любовь алой кровью сочилась из сердца. По венам… Болезненно. Мучительно.

С ней было уютно. Комфортно. Я не мешал ей быть самой собой, а она мне. Я не осуждал ее страсть к стриптизу, она же не трогала мое хобби – рисование. В нашем тандеме были лишь плюсы.

Кто сказал, что время лечит? Кто сказал, что раны рубцуются? Кто сказал, что клин вышибается клином? Не в моем случае.

– Ты ведь любишь его, – тихо спросила сонная и уставшая девушка в моих объятиях.

– Ты знаешь ответ, – отвечаю одно и то же уже на протяжении года.

– И ни на капельку не меньше, чем вчера?

– Ты знаешь, мне кажется, что даже на капельку больше… – признаюсь. Ей я могу говорить все. Правдиво. Напрямую. Она знает, что не конкурирует с ним. Но так же знает, что из женщин на всей гребанной планете мне больше не нужен никто. Вот такая дилемма.

– Хочешь увидеть его? – вкрадчиво. Аккуратно. Она так боится ранить меня, а ведь я и так изранен, уже не страшно.

– Хочу, но одного желания мало.

– Просто знай – я рядом… Всегда.

Такие простые слова. Такие ценные. Внутри разливается тепло. Не возбуждающее, а греющее мое тоскующее сердце.

Эта девочка, как комок энергии, тянет меня за собой вперед. Она стала семьей, подругой. Сестрой и любовницей. Она стала всем. Стала родной. Моя мама безумно ее любила, брат ее обожал, а я был рад, что в моей жизни появилось солнце. Она – солнце. Мое солнце. И она меняла меня. Не внутренне. Внешне. Долго уговаривала постричься, но я согласился только подравнять длину и немного простричь их, едва заметно. После она долго таскала меня по магазинам, подбирая одежду. И если раньше все мои вещи состояли из пуловеров и джинсов, то теперь там байки, жилетки, брюки, белые кроссовки, мокасины, кепки, ремни с огромными пряжками и цепочками. Кожаные куртки, вельветовые пиджаки. Куча всего того, на что я даже не смотрел, не то чтобы надевать.

– Я знаю, Алис, – тихо отвечаю спустя время и целую ее в макушку, крепче прижав к себе.

– Люблю тебя, Жень… – шепот мне в шею.

– Знаю…

– Прости, – виновато. Грустно.

Считаете, что это глупо? Я так не думаю. Просить прощения за любовь вполне разумно тогда, когда она не слишком уместна. Тогда, когда сам обрекаешь себя. Ведь в моем сердце давно занято место. И я уверен, пройдут года, десятки лет, а он так и останется там, продолжая преследовать. Изводить. И напоминать, что я сам этого хотел. Сам написал. Сам поддержал. Сам рисовал.

Но, несмотря на то, что Алиса была предупреждена, она рискнула, неоправданно в какой-то степени. Нет, я буду с ней. И бросать не собираюсь, даже не думаю об этом, но нет тех будоражащих чувств. Нет сладкой дрожи от малейших касаний. Нет учащенного сердцебиения от ее близости.

Мне приятно. Мне хорошо. Мне спокойно. А хотелось бы урагана. Бури. Шквала. Но лишь Рома способен это дать мне, вернее, БЫЛ способен…

– А знаешь, Лис, давай поженимся? – приходит мне мысль неожиданно. А зачем тянуть? Мы вместе больше года, а так ни разу и не ругались. Ни обид, ни истерик. Лишь правда в ее чистейшем виде. И я уверен, что других кандидаток на роль жены моей не будет. Да и мне уже 24… Пора бы…

====== Глава 22. ======

Слушала, пока писала, старую, но подходящую песню: Гости из будущего – Почему ты?

POV Рома

Контракт закончен – я свободен. Наконец-то…

За год сотрудничества мы добились немногого, и я знаю, что я тому виной. Но несколько моих песен крутились на радио, а в толпе меня хоть изредка, но узнавали. Ведь я даже выступил пару раз в клубах и на разогреве какой-то известной суперзвезды. Даже имени не помню…

Все настолько неважно стало. У меня было ощущение, что внутри все замерло с его уходом, словно нажали кнопку «ПАУЗА». Время продолжало идти, события происходили, но все мимо меня. Я застрял в том дне, застрял на том самом моменте. Я просто застрял… Залип. Разбитый. Одинокий.

Сердце, загнанное, изнывает. Тоскует…. А в нем занозой Женя торчит. Свербит, сил нет моих.

Я так устал играть непонятную мне самому роль в этом дерьме. Устал делать вид, что у меня все в порядке.

Я не могу смотреть на девушек, от взгляда на парней меня практически выворачивает. Я так ни с кем и не спал после того раза с Сергеем. Ни разу, даже в мыслях. Храню гребанную верность тому, кто исчез, как призрак, из моей жизни. А кто виноват? Я…

Отматывая в голове момент его ухода, я уже сотни раз все сделал иначе. Я и останавливал, и удерживал, и признавался. Умолял. Просил. Кричал. Насиловал. Я делал все, что мог бы сделать с ним. Но реальность такова – я молча отпустил его тогда. Как последний блядский трус.

Я ведь мог все рассказать ему. Объяснить. Он бы понял, мы ведь далеко не дети. И он не казался глупым и поверхностным. Он был лучшим, самым лучшим, а я упустил его.

Где искать тебя, Женя? Где ты? Помнишь ли меня?.. С кем ты? Как ты? Будет ли у меня шанс все исправить?

Я на дне… На черном, беспросветном. Тону в своей же боли. Отчаянии. И что дальше будет, как дальше жить… я не знаю.

Не спасает сигарета, что дотлевает между пальцами. Не спасает обжигающе горячий кофе, что вниз по горлу, прямо в желудок горячим потоком льется. Не спасает мать, улыбчивая, понимающая, что взяла привычку обнимать меня каждодневно. Приятно. Тепло. Телу… душе по-прежнему слякотно и промозгло. Не спасает сестра, молчаливая, не мешающая, с вечно грустным взглядом в мою сторону. С сочувствием.