355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » annyloveSS » Они знали (СИ) » Текст книги (страница 1)
Они знали (СИ)
  • Текст добавлен: 29 июля 2017, 02:30

Текст книги "Они знали (СИ)"


Автор книги: annyloveSS



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Название: Они знали

Автор: annyloveSS

Пейринг: Северус Снейп, Петуния Дурсли, Нарцисса Малфой, Гораций Слагхорн, Мэри Макдональд

Рейтинг: G

Жанр: Драма

Размер: макси

Отказ: Нам ничего не надо. У нас у самих все есть!

Саммари: Лишь его смерть позволила раскрыть главную тайну его жизни – тайну его ошибок, его страданий, его любви. Дамблдор дал ему слово скрыть эту тайну от всех и сдержал свое обещание. Но для всех ли она была тайной? Это исповеди тех, кто ЗНАЛ. Они рассказывают свои истории. Как им пришлось соприкоснуться с его тайной? Что заставило их молчать? И что теперь, после его смерти, им сказать другим и самим себе?

Глава 1

Знала ли я? Разумеется, знала! Как я могла бы ничего не заметить за столь долгое время? Я знала все с того самого момента, как этот отвратительный мальчишка появился в ее... в нашей жизни. Я возненавидела его в ту самую минуту, как он, тощий и грязный, в своих ужасных обносках и с нерасчесанными патлами вылез из кустов на нашей детской площадке и обратился к моей сестре. До этого я несколько недель замечала, что кто-то следит за нами и возле нашего дома и на площадке и во время прогулок между домами наших соседей. Как Снейп сам потом признался Лили, он и в самом деле долго ходил за нами, не осмеливаясь подойти и познакомиться с ней. И решился только в тот день…

Снейп сказал Лили, что знает объяснение этим ее фокусам, которые меня так раздражали и в то же время завораживали. Заявил, что она волшебница, как и он, как его придурочная мамаша, на которую нельзя было взглянуть без отвращения.

Его наглость вывела меня из себя. А как могло быть иначе, когда какой-то оборванец из квартала для бедноты позволяет себе внушать моей младшей сестре разные глупости? Я не могла оставить этого просто так – такие как он должны знать свое место. Какое-то отребье решило, что может так разговаривать со мной и моей сестрой! К счастью, мне быстро удалось осадить его, но я видела уже тогда, что она его слушала со вниманием. Как явно она была заинтригована его словами! Это было заметно по взгляду, который она бросила на него, уходя. До этого Лили смотрела так только на меня, когда я в детстве читала ей книжки или учила кататься на велосипеде. Теперь же мы поменялись ролями – оказывается, она умела что-то, чего не могла я. Мне невыносимо было это сознавать, а он говорил, что так и должно быть, что есть какой-то другой мир, созданный для них обоих, в котором мне нет места. В тот день, когда я осознала это, я возненавидела свою сестру, за ее превосходство надо мной. Потому преклонение Снейпа перед нею бесило меня до последней крайности.

Да, я следила за ними и подслушивала их разговоры. Я делала все, чтобы поссорить их и это мне иногда удавалось, ибо Снейп платил мне за мою ненависть столь же сильной неприязнью и наши постоянные столкновения часто провоцировали ссоры между ним и Лили, но ненадолго. Вопреки своему строптивому характеру, он всегда первым шел мириться, признавал свою неправоту, и она неизменно прощала его. Со всеми остальными он, вероятнее всего, скорее лопнул бы, чем пошел навстречу, но ей готов был покориться безропотно. Я исходила бессильной злобой, но ничего не могла поделать. Он просил прощения и она таяла...

Все усугублялось еще и тем, что я догадалась о его чувствах. Нужно было быть наивной маленькой идиоткой, как моя сестра, чтобы этого не заметить. Я прекрасно видела, как он на нее смотрел. Ведь если ей в ту пору было всего только десять лет, то мне уже исполнилось четырнадцать, я была почти женщиной и знала многие вещи, которые ей были недоступны. В частности, я рано поняла значение подобных взглядов.

Ребята из моей школы нередко смотрели так на моих привлекательных одноклассниц, которые им нравились, которых они хотели пригласить их на свидание. Они точно также краснели в присутствии этих девчонок, также делались нервными и дерганными. Некоторые же, наоборот, становились излишне грубыми, могли обругать кого-то, а то и подраться при всех, специально для того, чтобы привлечь внимание кого-то из моих симпатичных подруг.

Я всегда завидовала им до зубовного скрежета, потому, что на меня никто никогда так не смотрел. И вот теперь вынуждена была наблюдать влюбленный взгляд этого мальчишки, направленный на мою младшую сестру. Меня начинало мутить, когда я замечала на его мерзкой физиономии это сентиментальное выражение, так напоминавшее щенячий восторг родителей – словно она была каким-то неземным чудом, ангелом, а не маленькой нахальной дрянью, да еще ненормальной.

Однажды я стояла в роще за деревом, наблюдая за ними и слушая их беседу. Он, как обычно, забивал ей голову этой своей чушью про их волшебную школу. Вот так я и узнала впервые о дементорах – тех самых чудовищах, которые через много лет напали на моего сына. Но тогда-то я услышала только, что эти чудовища охраняют какую-то волшебную тюрьму, куда Лили, как уверил ее Снейп, конечно же, никогда не попадет, ведь она слишком для этого хороша…

По мне, всех, таких как они, следовало сажать за решетку. Но в голосе Снейпа в тот момент было столько мольбы, надежды, немого восхищения, что я не смогла сдержаться и неловким движением выдала свое присутствие. Он, конечно, взбеленился и начал орать на меня, обвиняя в шпионстве. Разумеется, я не стала терпеть оскорблений от паршивого сопляка в женской кофте, который сделал из моей сестры такую же никчемную уродку, как он сам. Я прямо сказала ему, кто он есть. Но не успела договорить, как сломавшаяся ветка больно ударила меня по плечу. Я сразу поняла, что это его рук дело. Мне было не так уж и больно, но я нарочно разревелась в три ручья и убежала, зная, что моя милая сестричка сейчас же кинется утешать и извиняться передо мной и, надеясь, что уж теперь-то ее неумытому дружку достанется от нее как следует.

После этого случая Снейп был у Лили в опале почти до самого сентября. Полтора месяца как тень таскался за нею, пытаясь заставить ее хоть немного смягчиться. А я с удовольствием наблюдала за его отчаянием. В конце концов, перед их отъездом в ту волшебную школу она все же помирилась с ним.

На вокзал Лили мы провожали всей семьей: я и наши родители. Мне сначала не хотелось идти, но мама уговорила. Лили волновалась и чувствовала себя явно не в своей тарелке. Мысль, что она ощущает передо мной свою вину наполняла мою душу радостью и торжеством. Но торжествовала я ровно до того момента, как она упомянула о письме. Я хотела забыть об этом! Об унизительно-вежливом отказе, который дал директор этой школы, Хогвартса, в ответ на мою просьбу зачислить меня туда. Получив его, я поклялась в вечной вражде к волшебникам и ко всему их миру. Выходит, я недостаточно хороша для них? Ну, разумеется, я им не подхожу, потому что я нормальная, вменяемая, как все люди, а они чокнутые идиоты, бездарные и бесполезные!

Я прятала это письмо от всех, ни одна живая душа не должна была видеть моего позора. Каким же шоком для меня было узнать, что этот маленький негодяй вместе с моей дорогой сестрицей прочли его! Волшебники, видимо, суют свой нос во все! Наверняка они оба от души посмеялись надо мной! Тогда-то я и дала себе зарок, что отомщу ему, и моя месть будет страшной. В моем распоряжении имелось только одно оружие против него – его любовь, о которой не догадывалась моя сестра. Эта любовь была его единственной слабостью, единственным рычагом, с помощью которого можно было заставить его сделать все, что угодно. О, да, я поняла это первой – намного раньше многомудрого директора Хогвартса. Его любовью можно было воспользоваться в собственных целях, и я была уверена, что рано или поздно он сам даст мне такую возможность.

Я не верила, что их с Лили дружба будет длиться вечно и оказалась права. Правда, прежде, чем они окончательно поссорились прошло целых пять лет. А потом она перестала проводить с ним каникулы, он больше не появлялся в окрестностях нашего дома, а если я и встречала его случайно где-то поблизости, он всегда был один и выглядел, как будто на него свалилось сразу тридцать три несчастья. В конце концов, когда мама однажды поинтересовалась, куда он исчез, Лили заявила, что не желает больше даже слышать о нем. Я не стала выяснять, что у них произошло, только тихо радовалась крушению всех его чаяний. А вскоре мне стало ясно, что у этого ничтожества есть счастливый соперник.

В рассказах моей сестры все чаще звучало имя этого Поттера, а однажды она даже показала мне фотографию – один из их жутких снимков, где изображение двигалось, вместо того, чтобы оставаться на месте, как на наших фото. Это был первый и, слава Богу, последний раз, когда я видела этого кретина. Единственное его преимущество перед Снейпом заключалось в смазливом лице. Уже одна прическа ясно говорила, что он последний проходимец, впрочем, только такого и могла выбрать моя дура-сестричка.

Когда Лили закончила шестой курс, они с родителями уехали на две недели на Майорку – мы всегда проводили там отпуск. Но к тому времени Лили настолько мне осточертела, что я не могла и минуты выносить ее общество. Накануне отъезда я поругалась с родителями и решила остаться дома. Папа с мамой, конечно, упрашивали меня, убеждали, умоляли передумать. Мама даже закатила истерику, плакала, причитала, но мне было уже двадцать лет и я могла сама распоряжаться собой. Билеты были куплены и отель заказан, а отправить семнадцатилетнюю младшую дочь одну родители, разумеется, не могли. Им ничего не оставалось, как уехать без меня.

В общем, я уже несколько дней наслаждалась одиночеством и свободой, когда заметила, что возле нашего дома каждый день торчит один и тот же человек. Не проходило ни одного вечера, чтобы он не устраивался в тени соседнего дома, прямо напротив окна ее комнаты. Он стоял и стоял там, не отрывая от окна напряженного взгляда. Видимо, он ждал, что в нем загорится свет и появится Лили. Прождав так несколько часов, он исчезал до следующего вечера.

За все годы почти никто из «тех» ее друзей не появлялся у нас. Лили всегда сама ездила к ним в гости. Не составляло труда догадаться, что здесь так жаждать видеть мою сестру может только один человек, ее бывший приятель – жалкий оборванец Снейп. Никто другой не стал бы из-за нее так долго ошиваться возле нашего дома. И я убедилась в этом, когда на четвертый или пятый день нарочно вышла на крыльцо. Снейп сделал было движение в мою сторону, но подойти и заговорить так и не решился. Видно еще надеялся дождаться саму Лили.

Но через два дня он сам подошел ко мне. Я как раз возвращалась домой из кино и открывала дверь, когда увидела прямо перед собой его лицо. Оно было настолько бледным, что он приобрел явное сходство с покойником, впрочем, вряд ли это могло сделать его внешность более отталкивающей, чем она была. Приглядевшись пристальнее, я заметила, что его дурацкая хламида, которые они все носили прожжена и разорвана в нескольких местах. Он держался за правое плечо и из под пальцев его стекала кровь. Мне сразу же пришла удовлетворенная мысль, что ему сейчас явно гораздо больнее, чем было мне, когда он ударил меня веткой. Куда только делось его нахальство! Он неровным шагом приблизился ко мне. Я сделала вид, что не замечаю его. Но Снейп окликнул меня.

– Позови Лили, – сказал он, даже не потрудившись поздороваться со мной. Голос его звучал тихо, видно было, что слова даются ему с трудом.

– Что тебе тут надо, урод? – спросила я. – Убирайся в свою вонючую дыру. Лили нет, оставь меня в покое!

– Где она? Пожалуйста, прошу тебя, скажи, где я могу ее найти… – он почти умолял, – Я должен… Должен ее видеть…

Зрелище было поистине жалкое. Я нарочно выдержала паузу перед тем, как ответить:

– Она уехала на все каникулы. С каким-то придурком из ваших. Лохматый и очкастый. Но хоть выглядит поприличнее тебя!

При этих словах, от щек Снейпа отлила последняя краска, он побелел еще сильнее, хотя казалось бы дальше некуда, черные глаза вспыхнули лихорадочным блеском.

– Она… Лили в самом деле уехала с ним? – переспросил Снейп срывающимся голосом.

Вместо ответа я улыбнулась… Мои слова были неправдой, но я наслаждалась своей ложью, наслаждалась ревностью, отразившейся на его лице, болью, которую ему причинило подобное известие.

Однако Снейп на удивление быстро справился с собой, достал откуда-то из под мантии конверт, запачканный кровью, и, протянув его мне, попросил, когда Лили вернется, передать ей это письмо.

Тут и наступил час моего торжества. Вместо того чтобы взять письмо, я убрала руку и, откровенно издеваясь над ним, сказала:

– Попроси-ка повежливее, урод. Я к этой чокнутой в почтальоны не нанималась! – я упивалась своей властью над ним.

– Кстати, кто это тебя так? – я показала на его раненное плечо, – хочу отправить ему открытку с благодарностью!

Снейп побагровел от ярости, но, наверное, возможность передать письмо моей сестре была ему слишком дорога. Мальчишка сделал над собой усилие и прошептал сквозь стиснутые зубы:

– Пожалуйста, прошу, передай это письмо Лили, когда она вернется… – Усилия, которые потребовались ему, чтобы преодолеть боль и произнести эти слова, отразились на его лице. Но мне было этого мало. Я хотела продлить удовольствие, насладиться каждой секундой своего торжества.

– Встань на колени, – потребовала я, желая проверить, насколько для него важно это письмо. Опустится он на колени ради того, чтобы Лили прочитала его послание, или нет? Видимо Снейп и в самом деле был готов ради нее даже на такое унижение, потому что, поколебавшись несколько секунд, все же опустился на колени и повторил свою просьбу. Только после этого я, наконец, взяла у него письмо. Едва испачканный кровью конверт очутился у меня в руках, я на его глазах разорвала письмо в клочки, прежде, чем он успел помешать мне.

Несмотря на боль, Снейп мгновенно вскочил на ноги и выхватил волшебную палочку. На мгновение я испугалась, что он сейчас что-нибудь сделает со мной, но потом вспомнила, что мы находимся на нашей территории, здесь поблизости нет таких, как он и моя сестра и если он использует свою магию против меня – всем сразу станет ясно, что именно он виноват. Хотя мальчишка и был уже совершеннолетним по их правилам, но прекрасно знал, какие последствия ему за это грозят. Будучи абсолютно убеждена, что он не осмелится так рисковать, я рассмеялась ему в лицо.

Отставленный поклонник Лили, кривясь от боли, наклонился, подбирая с земли обрывки своего послания. Несколько секунд он сверлил меня ненавидящим взглядом, затем сунул палочку в карман и исчез. Больше я ни разу его не видела и не вспоминала о нем до того самого вечера, когда сын Лили спас Дадли от этих тварей. Парень спросил, откуда я знаю о дементорах и тогда я вспомнила подслушанный много лет назад разговор Лили с мальчишкой Снейпом. Племянника, судя по всему, поразили мои слова, он даже подумал, что речь о его отце. Оказывается, он ничего не знал о дружбе Лили с этим человеком. Я-то думала, что кто-то из этих чокнутых ему обязательно расскажет, а Снейп, выходит, от остальных тоже все скрывал, кроме Дамблдора. Ну, уж этот-то конечно не упустил бы подобную информацию. Хотя лично я бы старому лжецу в жизни бы своих тайн не доверила. Мерзкий старикашка всегда умел воздействовать на людей и использовать для своих целей всех, кто только давал ему возможность. Заставил же он нас с Верноном взять под опеку мальчишку и шестнадцать лет терпеть его в нашем доме.

А уж с тех пор, как ему минуло одиннадцать – началось снова все то, что я уже пережила с моей сестрой. Я знала, что он получит письмо из их дурацкой школы, но Вернон надеялся, что мы сможем воспрепятствовать его отправке туда. А я не питала иллюзий – где уж было моему мужу справиться с этими сумасшедшими. Когда-то они забрали мою младшую сестру, а потом забрали и ее сына. Из-за него мы чуть не каждое лето переживали разные неприятности. Великан, который сорвал нашу поездку, эти жуткие совы, сводившие Вернона с ума, поросячий хвостик у Дадли. Потом он раздул Мардж, а я ведь терпеть не могла эту женщину. Я была любезна и ласкова с ней только из-за Вернона. На следующий год родители его друга разнесли нашу гостиную. А уж когда на Дадли напали дементоры, я потеряла покой и сон, особенно, когда племянник объяснил мне, что тот ужасный маньяк, убивший Лили, о котором рассказывал безмозглый верзила на острове, снова вернулся в нашу страну.

А еще через год в наш дом заявился директор Хогвартса собственной персоной. Мало того: он посмел читать нам нотации и учить воспитывать нашего ребенка, а затем и вовсе появилось какое-то существо, безобразнее и грязнее которого я в жизни своей не видала. Перед совершеннолетием парня нам и вовсе пришлось покинуть собственный дом. Одним словом, Гарри Поттер с первого дня причинял моей семье только одни неприятности. Правда, мальчишка спас моего сына – об этом я не смогу забыть, как бы ни хотела. Как и о том, что он все-таки сын Лили. Моей родной сестры, которую я когда-то любила…

Мне никогда не могло даже в голову прийти, что наступит момент, когда мы со Снейпом станем товарищами по несчастью – нам обоим придется заботиться о сыне Лили. И мне и ему судьба навязала этот долг, не спрашивая нашего согласия. Судя по всему, мы с ним одинаково относились к этому несносному мальчишке и оба отнюдь не скрывали этого. Мы оба заботились о мальчике не столько ради него самого, сколько ради памяти о Лили. Но существенная разница между нами, как я теперь понимаю, состояла в том, что то, что я делала по принуждению, против воли, Снейп делал из любви. Из любви к ней. Этот человек жил ради моей сестры и умер из-за любви к ней. Мне по-прежнему невыносима эта мысль, но я ничего не могу с этим поделать – только завидовать. Завидовать в сто раз сильнее, чем в детстве.

Я всегда считала, что он ее не стоит. Одно то, что он смеет думать и мечтать о ней, казалось чуть не извращением, бунтом против всех законов природы и общества. А сейчас я думаю: если он любил ее так сильно, что согласился защищать ребенка, совершенно ему чужого, более того – ненавистного, если пожертвовал жизнью ради ее сына, значит, в этом все же есть какой-то смысл…

Нет, я не чувствую своей вины ни перед ним, ни перед сестрой, ни перед мальчишкой. Они только портили мне жизнь, как и все волшебники, которых я встречала. И все же иногда, когда я слышу его имя, вспоминаю обрывки письма на крыльце дома моих родителей и следы крови, меня терзает нечто похожее на угрызения совести. Но я уверена, это просто глупые фантазии, и они скоро пройдут... Или не так уж скоро? Или никогда?

Глава 2

«Я учил его! Думал, что хорошо его знаю». Эту фразу я произнес больше года назад, когда Гарри сообщил всем о предательстве моего бывшего ученика. Эту же фразу я произнес совсем недавно, узнав от Гарри всю правду о нем. И эта правда шокировала меня почти так же сильно, как и та ложь. Я ведь тоже знал все, но никогда не придавал этому настоящего значения…

В нашу бытность коллегами, я вел себя с Северусом очень дружелюбно, нарочито дружелюбно, словно стремясь примириться. Сделавшись же его подчиненным, я часто даже позволял себе что-то вроде заискивания, осуждая его в душе. Для меня было трудно работать на равных с бывшим учеником – такого в моей практике мне не приходилось еще делать. Потому я и прибегал к привычной мне снисходительной благосклонности. Но моя доброжелательность не находила отклика, а вызывала только раздражение, которого он никогда не скрывал. Меня, честно говоря, это не удивляло, потому что я слишком хорошо помнил наши непростые отношения учителя и ученика.

В школьные годы Северус Снейп не пользовался моим расположением, признаюсь в этом совершенно открыто. Я недолюбливал его даже несмотря на неизменные успехи в моем предмете. Меня слишком задевала его независимость и презрение к авторитетам. Дело в том, что покровительство всегда было моей слабостью. Я знал все, что происходит на моем факультете и вообще в школе, я умел с первого взгляда распознать в юном волшебнике или волшебнице будущую знаменитость. Мне нравилось формировать личности, влиять на юные умы, выводить в свет новые таланты. Нравилось, перечислять имена своих знаменитых учеников, подчеркивая, что именно мне они обязаны своим успехом. Нравилось демонстрировать всем вещественные выражения их признательности. Я любил, когда на меня смотрели снизу вверх – это льстило моему самолюбию.

Этим, как мне доказал год назад Гарри, и воспользовался когда-то идеальный студент и отличный староста Том Риддл, чтобы получить ключ к тайне, позволившей ему превратиться из блестяще одаренного юноши в монстра, от которого мы избавились такой страшной ценой. С тех пор не прошло ни одного дня, чтобы я не корил себя за это. Потому я и подделал свои воспоминания – я стыдился того, что сделал в тот злосчастный день, что поддался на лесть и не смог распознать обмана. Мне хотелось забыть о роли, которую я невольно сыграл в становлении Темного Лорда. Хотелось забыть о милом мальчике, который присылал мне в подарок коробки с засахаренными ананасами и с очаровательной непринужденной улыбкой принимал мое покровительство, хотя и отказался воспользоваться им.

А Северус Снейп даже в детстве не признавал ничьего покровительства. Зависеть от кого-то он находил унизительным. Его самолюбие заставляло резко отвергать мои попытки включить его в список моих «удачных проектов», а мое – игнорировать его гений, ставший очевидным после первого же урока зельеварения. К тому же – теперь уж скрывать это не имеет особого смысла – я видел, что он знает мой предмет гораздо лучше меня самого. Понятно, для человека, занимающегося зельями несколько десятков лет, и считающегося признанным мастером своего дела, нелегко было сознавать превосходство пусть даже очень талантливого подростка. Да, я никогда не принадлежал к числу учителей, мечтающих быть превзойденными своими учениками. Еще больше раздражало то что, обладая такими выдающимися способностями в области зельеварения, Северус гораздо больше интересовался Темными Искусствами и любимым своим предметом считал Защиту, а не вовсе не Зелья. Вот так и вышло, что учась на моем факультете, он отнюдь не был моим любимцем, хотя втайне я не сомневался, что этот угрюмый мальчик с строптивым нравом станет действительно выдающимся волшебником.

Конечно же, ему, полукровке, да еще выросшему в каком-то бедном магловском районе, было сложно завоевать авторитет на моем факультете, где исконно учились в основном чистокровные волшебники, отпрыски старинных семей, знавшие друг друга с пеленок. Блэки, Малфои, Лестрейнджи – вся магическая аристократия сначала явно смотрела на Северуса Снейпа свысока. Но постепенно он заставил их признать его своим, благодаря не только способностям, намного превосходившим их собственные, а еще и силе и твердости характера, решительности и независимому поведению.

Первым «разглядел» Северуса Люциус Малфой, который явно благоволил к младшекурснику. Возможно, в какой-то мере именно это заставило и остальных иначе взглянуть на мальчика, ведь чего было не отнять у Люциуса, так это великолепного умения разбираться в людях.

Тем не менее, даже войдя в избранный круг, Северус по-прежнему оставался одиночкой. Компании однокурсников он предпочитал общество книг. К седьмому курсу в библиотеке Хогвартса не осталось ни одной книги, которая бы ни разу не побывала у него в руках. Он был равнодушен к развлечениям товарищей, редко принимал участие в увеселительных прогулках по барам Хогсмида, которые любили совершать некоторые из моих слизеринцев. Коротко говоря, Северус Снейп не любил праздное времяпрепровождение, а когда его обвиняли в неумении веселиться, он только пожимал плечами и снова углублялся в очередную книгу.

Подобие дружбы с товарищами по факультету, у Северуса перевешивала вражда с учениками факультета Гриффиндор. Точнее с компанией Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. Я никогда не старался вникнуть в причины их конфликта, стараясь вообще не замечать напряженности в отношениях между этими двумя факультетами, поскольку это мешало мне играть в демократизм при поиске талантливых студентов. А Джеймсом Поттером и его друзьями я вообще мало занимался. Способности к моему предмету у всей компании были чуть выше среднего, а у Питера Петтигрю и того хуже, поэтому я не удостаивал их вниманием и мало интересовался их жизнью. Видел только, что хотя перевес в столкновеньях куда чаще оказывался на их стороне – им ни разу не удалось сломить его или остаться безнаказанными. Мстительность Северуса неизменно настигала их именно тогда, когда они меньше всего ожидали этого и всегда бывала крайне изощренной, хитроумной и прекрасно спланированной.

Эти качества и составляли основу его успехов на моих уроках. Его письменные работы поражали ясной логикой, точностью и глубиной анализа. Читая их, я мог только ахать от восхищения. А вот его действия на практических занятиях часто заставляли меня недоумевать. Не раз и не два мне случалось заметить, что Северус делает что-то не вполне соответствующее, а то и прямо противоположное тому, что следовало. Любому другому студенту я, конечно, указал бы на ошибку, но мне очень хотелось поставить провал ему в упрек. Я считал, что он заслуживает наказания за свою самоуверенность. Однако, к моему удивлению, результат неизменно оказывался выше всяких ожиданий. Нужно признаться, я очень критично относился к Северусу, но сколько ни старался, не находил повода придраться. Больше того – часто его работа оказывалась намного лучше, чем у остальных студентов. Я ставил ему высшие оценки, не скрывая досады, не понимая, каким образом это ему удается. Теперь-то я понимаю, что он экспериментировал, действовал на собственный страх и риск, поддерживаемый только верой в свою правоту. Мало кто из людей отважился бы на подобное. Именно этой смелости когда-то не хватило мне самому, чтобы стать настоящим ученым.

Школу Северус окончил лучше всех на факультете. Даже мои любимые ученики на факультете – Деметриус Нотт и Грета Забини остались позади, что меня весьма огорчило. Да и сами они остались недовольны, что их обошел по успеваемости какой-то полукровка. Из семи сдаваемых предметов, самые выдающиеся результаты он показал на зельях и защите от Темных Искусств. Четыре остальных: нумерология, гербология, астрономия и заклинания были тоже оценены на «Превосходно». Только трансфигурация давалась Северусу чуть хуже, хотя, возможно, причиной этому была натянутость в отношениях, существовавшая между ним и Минервой Макгонагалл. Но ничто не могло заставить его ради оценки попытаться изменить ситуацию.

Лишь один человек имел на него влияние. Лили Эванс – рыжеволосый ангел с удивительными изумрудными глазами, моя самая любимая ученица, солнечная богиня Гриффиндора. Мать Гарри. Я недаром сказал Гарри, что не могу вообразить себе человека, который знал бы ее и не любил. Это правда. Разве можно было проводить с нею долгие часы в библиотеке за домашним заданием, прогуливаться с ней по двору в солнечную погоду, сидеть с ней за одной партой, работать в паре на моих уроках и не влюбиться в нее? Разве можно было не потерять голову и сердце, каждый день, тайком пожирая ее взглядом, пока она склонялась над котлом, или украдкой касаясь ее длинных волос, пока она нарезала ингредиенты? Я ведь замечал, как он это делает, но не находил здесь ничего достойного внимания. Ведь очень многие молодые люди с разных факультетов вздыхали по Лили Эванс и провожали ее такими же пламенными взглядами. Я и представить себе не мог, что у Северуса все настолько серьезно...

Конечно, я видел, как тяжело он переживал охлаждение их дружбы на пятом курсе, видел, что для него настоящим ударом стали ее отношения с Джеймсом Поттером. Как-то, в ответ на одну из моих речей во славу магии и науки он заявил, что существуют раны, когда и магия и наука бессильны помочь исцелить. Теперь-то я понимаю, что не что иное, как любовь он имел в виду…

Помню наш разговор на шестом курсе о свойствах Амортенции. Северус, против обыкновения, сам завел речь об этом однажды после урока. И настолько подробно расспрашивал о ее свойствах и эффекте, который оно дает, что я, наученный собственным горьким опытом, даже поинтересовался, не думал ли он воспользоваться этим зельем сам, чтобы завоевать чье-то сердце. Юноша слегка покраснел и отвернулся. Тогда я поспешил объяснить, что любовная одержимость, вызываемая Амортенцией – это иллюзия. Наваждение, создаваемое действием зелья, на первый взгляд похоже на любовь, но оно – ложь, обман и насилие над личностью другого человека. В истории были случаи, когда волшебнику или волшебнице удавалось таким способом завоевать чью-нибудь любовь, но это никому еще не приносило счастья. Амортенция порабощает тело и разум, но не затрагивает ни душу, ни сердце. На свете не существует магии, которая могла бы создать истинную любовь. Любовь либо есть, либо ее нет и ничто не в силах изменить данного факта.

Услышав это, Северус опустил голову, а потом с горечью сказал, что знал это и сам, просто хотел получить подтверждение из чужих уст. Когда надежду отнимает кто-то другой, это не так больно… Печально, что тогда я не понял того, что мог и должен был понять.

Да, я прекрасно знал о чувствах Северуса к Лили, но подумать, что вся его долгая двойная игра, все его тайны, все мужество, все поступки, которым мы никак не могли найти объяснения, все странные события, происходившие в год его управления школой, которые мы списывали на счастливую случайность – все это ради нее одной?! Даже сейчас, после его смерти, столько лет верности единственной любви кажутся мне чем-то фантастичным!

Я долго не желал верить в то, что говорил Гарри. Сознание, что еще один из моих учеников оказался таким чудовищем – слишком тяжелое испытанием для старого учителя. Альбус Дамблдор все-таки был моим старым другом, пусть я часто и расходился с ним во мнениях, да и многого не понимал в его поведении. Я не был так фанатично предан ему, как другие учителя, однако искренне оплакивал его смерть. Не скрою: для меня она означала, прежде всего, окончательную победу новой власти и следовало подумать о нашем положении. Известие о назначении Северуса директором стало отличным поводом обсудить с коллегами сложившуюся ситуацию. Надо сказать, что нам с Минервой, как наиболее здравомыслящим людям в Хогвартсе, пришлось приложить немало усилий, чтобы утихомирить таких как Хагрид и уговорить их принять распоряжения начальства ради блага наших студентов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю