Текст книги "Межвидовой дрифт Гейзлера (СИ)"

Автор книги: AnnyKa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Пристегнитесь, господа ученые, – предупредил пилот и помахал рукой кому-то снаружи. Кабина открылась, и рядом с пилотом уселся мужчина в полной военной экипировке и при оружии.

– Сержант Рейган, по приказу маршала сопровождаю вас до базы, – отчитался военный.

– Рад встрече, – сухо кивнул Германн и отдал честь, а Ньютон только весело улыбнулся.

– Здорово, у нас есть телохранитель. Я и правда чувствую себя рок звездой, – сказал Ньютон, снимая с себя кожаную куртку, и принялся возиться с ремнями безопасности, пока пилот заводил двигатели.

– Сколько нам лететь? – покосился на хмурого Германна Ньютон, наконец-то справившись с застежкой.

– Около пяти часов, – ответил математик, – так где ты задержался?

– А-а, – отмахнулся биолог, и вертолет сильно качнулся. Снаружи раздался вой лопастей, и они оторвались от земли. Ньютон повернулся к окну, но его заливала дождевая вода, и нормально рассмотреть базу на прощание ему так и не удалось. Но он все же видел ставшим таким родным громоздкий темный силуэт Шаттердома, посадочную полосу и мигающие в пелене дождя золотистые и красные огоньки.

– Я к Тендо заходил попрощаться, – наконец-то ответил на вопрос математика Ньютон и повернулся к другу, – заодно поспрашивал у него про Токийскую базу. Он уже в курсе, пробил ее для меня. У нас, кстати, будут ассистенты! – бодро сообщил Гейзлер.

– Ассистенты? – переспросил Германн, словно пробуя это словно на вкус. Нет, он не возражал. Объективно, для предстоящей работы дополнительные люди не помешают. Но вот какие это будут люди, и как сложится с ними рабочий процесс? Германн посмотрел на Ньютона, который уже успел достать из джинсов плеер и теперь распутывал наушники. За годы работы с Гейзлером, Германн смог к нему привыкнуть. Свыкся с его невыносимым поведением, привык к его болтовне и отвлекающим рассуждениям, привык к вечным спорам, привык к самому Ньютону. Каждый день общий кабинет, совместное посещение столовой, совместная работа. Боже, даже до душевых они пару раз доходили вместе, не смотря на протесты Германна. И теперь только так возможно было работать продуктивно, когда рядом был этот навязчивый татуированный отвлекающий фактор.

– Значит, у нас будут разные кабинеты? – уточнил Германн, но Ньютон уже заткнул уши и покачивал ногой в такт музыке. Готтлиб недовольно поджал губы и толкнул Гейзлера в мягкий бок. Биолог тут же встрепенулся и выдернул один наушник.

– Да? – бодро спросил он.

– Кабинеты, – повторил Германн, – у нас будут разные кабинеты в Токио?

– Не знаю. Но, думаю что да, – пожал плечами биолог, – ты же будешь разлом изучать, а мне нужно воспроизвести поврежденные ткани Канамори, постараюсь восстановить мозг достаточно для проведения нового дрифта. Да и есть у меня задумки по изучению их телепатической связи, – Германн видел, как загораются зеленые глаза Ньютона, как их медленно и ясно озаряет научный азарт, который он прекрасно понимал и не раз испытывал сам во время работы. Чувство, которое тянет исследовать и не отпускает, пока не увидишь истину, пока не поймешь, не разложишь все по полочкам, пока все не сложится в идеально правильную картину. Это чувство было сильнее всех остальных, перекрывало все потребности организма, блокировало ощущение и вело за идеей. О, сколько раз в безумной пляске цифр и формул он видел этот путь, который вел его за собой, заставляя сердце биться быстрее в предвкушении скорой разгадки! Болезненная одержимость этим чувством была ему знакома и приносила проблемы, непонимание и отстранение окружающих, которые не видели этой линии, а смотрели лишь на обезумевшего ученого, разговаривающего с доской и испытывающего к цифрам больше тепла и понимания, чем к живым людям. Германн несколько раз моргнул и сглотнул, прогоняя подступающие к сознанию воспоминания, но, к своему удивлению, вместо неприятных картин своего детства, он вспомнил Ньютона. В воспоминаниях из дрифта он видел его совсем ребенком. Все таким же низкорослым и нескладным, в огромных смешных очках и книгой по биологии для старших классов, которую Ньютон стащил из библиотеки. Германн видел одноклассников Гейзлера, и мог слышать их самодовольные насмешливые голоса.

– Очкарик, это че у тебя? Ты что за бред читаешь? – с глупым смешком просил крупный парень с лицом, покрытым россыпью веснушек.

– Ха, смотрите, у этой тупой рыбы есть лицо! Прикольные картинки, – парень пониже выхватил книгу у Ньютона и поднял ее над головой, отошел подальше и пролистал ее. «Библиотечная? Гейзлер, ты что это, книги воруешь?

– А ну верните, сейчас же! – на удивление в голосе маленького Ньютона не было страха, хоть Германн теперь уже точно помнил, как липкое чувство холодило сердце будущего биолога. Так же, как помнил его упорство, которое заставляло Ньютона храбриться. Он помнил, как парни еще какое-то время дразнили Ньютона, и невольно понимал, как эта ситуация похожа и на его, Германна, детство. Вот только он не мог дать отпор, не больше, чем позвать учителя, а сам немел и начинал заикаться, а потом подолгу сидел в своей комнате и не знал, что делать, пытаясь отстраниться от давящего болезненного чувства в груди. А Ньютон… Откуда он взял в себе храбрость полезть в драку, даже зная, что проиграет, что у него нет и шанса? Даже сейчас Готтлиб не знал ответа. Кроме как… Это же Гейзлер, никакая логика не может его понять.

– … Герм! – Ньютон толкнул математика в бок, и Готтлиб сфокусировал взгляд на своем коллеге.

– Да?

– Ты меня совсем не слушал? – разочарованно спросил Гейзлер и откинулся на кресло.

– Нет, почему же? – возмутился Германн, пытаясь припомнить, о чем с таким жаром только что говорил Ньютон, – этот твой мозг. Ты же знаешь, я не силен в биологии.

– Да, но мне может понадобиться твоя помощь, когда дело дойдет до дрифта. Я думал об этом и, знаешь, технология хоть и отличная, но она же предназначена не для чтения мыслей, а для синхронизации тела с Егерем. Из-за этого, когда мы пробовали ее на кайдзю, дрифт вышел поверхностным, и соединение сбилось, как только к нашим сознаниям подсоединились не Егеря, для которых и предназначен нейромост, а инопланетный монстр.

– Если нужно будет помочь с программой для нейромоста, я помогу, – согласился Германн и с удивлением отметил, что он правда рад хотя бы теоретической возможности поработать с Ньютоном. Не просто в одном кабинете, но над одним общим делом. Хоть Готтлиб и не был уверен, что после суток такой совместной работы, он не захочет повеситься на кишечнике кайдзю.

– Правда? – почти удивился Ньютон и тепло улыбнулся, – отлично. Как дойдет до практики, я сразу к тебе, – с какими-то особенными нотками в голосе сказал биолог.

– Конечно, – уверенно произнес Германн, – если твоя теория верна, то нужно будет пересмотреть основу кода и установить специальные предохранители. Можно попробовать. Подобные программные блоки рассматривались, как вариант регулирования нагрузки еще при однопилотной системе…

И Германн тоже мог увлекаться, так же как и Ньютон, слишком погружаясь в свои рассуждения, не замечая ничего вокруг, но Гейзлер слушал его, хоть и не понимал половины слов своего коллеги. Ему просто было приятно посмотреть на такую странную версию самого себя со стороны.

Готтлиб осознал, что слишком подробно стал расписывать особенности первых программных кодов Егеря, только когда Ньютон с тихим сопением уронил голову ему на плечо.

– Мог бы прерывать меня не столь бесцеремонно, а просто сказать, что тебе неинтересно, – проворчал Германн, чувствуя теплое дыхание Гейзлера даже через ткань одежды, но не стал его будить. Тем более, темные тени под глазами биолога, были лишним доказательством того, что сон ему был необходим.

Германн повернулся к окну и уставился на мелькающие облака, в пробелах которых можно было различить спокойную водную гладь Тихого Океана. Если Гейзлер прав, как долго все будет так безмятежно спокойно? И снова ли монстры будут выходить из океанских глубин?

Рука Ньютона соскользнула с его колена и ударилась о ногу Германна. Математик на мгновение напрягся и покосился на спящего на его плече спокойного и безмятежного Гейзлера. С тихим вздохом снова перевел взгляд на облака за окном и накрыл ладонью руку Ньютона, надеясь, что биолога хотя бы сейчас не будут мучить кошмары о его обожаемых кайдзю.

========== Глава 2 Приоритетная задача ==========

Все военные базы были похожи друг на друга и в тоже время сильно отличались. Германн повидал их достаточно во время работы над программой Егерь, и еще до того, как их вертолет опустился на площадку, он мог сказать, что Токийская база невероятно маленькая. На такой могло поместиться от силы четыре или пять полностью боеспособных Егерей, да и то, по состоянию Токийского Шаттердома было понятно, что все техотделения давно заброшены и закрыты. Свет работал только в незначительной части базы, у посадочной полосы, причала, и в жилых корпусах. Солнце медленно клонилось к закату, и его последние теплые лучи лимонным блеском сверкали на гладкой поверхности водной глади, освещали сушу, до которой было рукой подать. Но это определенно был не тот вид, который бы хотелось видеть из окна спальни или рабочего кабинета. После вторжения Кайдзю все прибрежные города серьезно пострадали, многие из них начинали восстанавливать, и туда возвращалась жизнь. Но здесь по одной прибрежной полосе можно было сказать, что стоит сойти на сушу, и наткнешься лишь на бесконечные мертвые руины. Но Германн и знал, что дальше от океана еще сохранились жилые зоны.

– Вставайте, доктор Гейзлер, прилетели, – негромко сказал Германн и толкнул Ньютона в бок. Биолог вздрогнул и сонно вздохнул, чуть мутным ото сна взглядом уставился сначала на Германна, а затем в окно.

– О-о-о, а вон и Токио, – вяло улыбнулся Гейзлер и сел ровнее, попытался потянуться, но ремни безопасности мешали, противно давя на грудь и живот.

– Да не ерзай ты, – проворчал Германн, когда Ньютон задел его рукой в процессе своей «гимнастики».

– Прости, – пробормотал Ньютон и внимательнее посмотрел на посадочную полосу, – Оу, нас уже ждут, – улыбнулся он и слегка поерзал на месте, окончательно проснувшись.

– Это полковник Накамура, – подал голос с переднего сидения военный, сопровождающий ученых. – Эта база в его ведении находится с момента формирования, так же, как и оставшийся на ней персонал. Если бы не ваш проект, их бы закрыли после январской победы.

– Видишь, от нас сплошная польза, – хмыкнул Ньютон, пока вертолет приземлялся, все сильнее покачиваясь в воздухе. Наконец-то можно было отстегнуть тугие ремни и встать на ноги, и Ньютон не стал затягивать этот момент, схватил свою куртку и первым выскочил на прохладную площадку, вдохнул влажный солоноватый морской воздух полной грудью, и от неспокойных волн в воздухе чувствовались холодные капли воды.

Полноватый полковник Накамура отдал распоряжение двум военным позади себя, и они, отдав честь, направились к вертолету.

– Они отнесут ваши вещи в жилой корпус, – пояснил полковник и слегка поклонился Ньютону. Гейзлер скопировал поклон и посмотрел на вход в военную базу, очень похожую на миниатюрную версию Гонконгского Шаттердома.

– Рад приветствовать вас, доктор Гейзлер, доктор Готтлиб, – поприветствовал полковник новым поклоном подошедшего Германна, смерил коротким взглядом Ньютона, и переглянулся с сержантом Рейганом, но тот только неопределенно хмыкнул и пожал плечами, словно говоря «лучше и не спрашивайте».

– Добрый вечер, – сказал Германн, провожая взглядом военных, которые уже унесли их личные вещи.

– Ваши ассистенты прибыли еще на той неделе и успели подготовить все оборудование, пройдемте, – сухо сказал полковник и повел за собой новоприбывших.

– Ассистенты! – одними губами восторженно проговорил Ньютон, глядя на Готтлиба, но математик только нетерпеливо от него отмахнулся. А его и без того слабые надежды на то, что Гейзлер на новом месте вдруг начнет вести себя, как полагается именитому ученому, ведущему специалисту в области репликации тканей и человеку, понявшему работу разлома, растаяли с очередной бодрой улыбкой Ньютона.

Внутри база не выделялась ничем особенным – тот же металлический мешок, что и в Гонконге, разве что куда меньше по размерам и в худшем состоянии. Германн с презрением заметил в некоторых углах пятна плесени, а уж старая покраска стен давно облетела и оставалась только бледными чешуйкам, словно подчеркивая холод стальных стен. В коридорах суетились разнорабочие, но и их было совсем мало. Ровно столько, сколько необходимо для поддержания рабочего состояния базы. Да и не удивительно, ведь здесь не было Егерей, так что армии механиков и техников были не нужны.

– Надеюсь, ассистенты компетентны, у меня нет времени на то, чтобы объяснять работу разлома новичкам, – подал голос Германн, сворачивая за полковником в очередной коридор.

– Весьма. Мы собрали всех специалистов, которые, так или иначе, имели опыт работы в исследовании разлома. С некоторыми из них, насколько мне известно, вы, доктор Готтлиб, работали над проектом Егерь, – сообщил полковник и вызвал грузовой лифт.

– Кто именно? – настороженно спросил математик. В проекте Егерь участвовало слишком много ученых, и Германн знал, что далеко не все они были компетентны в своей работе. И не сказать, чтобы хоть к кому-то из бывшей команды у него оставались дружеские чувства или хотя бы симпатия. Так что перспектива встретиться с бывшими коллегами не вызывала ничего, кроме беспокойства.

– Кто именно? – переспросил полковник и нахмурил брови, – Думаю, вы знаете доктора Карла Гофмана и профессора Эзенштерн, они были в составе немецкой группы разработчиков вместе с вами, но не уверен, что они оба были в вами в одном отделе.

– Гофман был, – неохотно ответил Германн и поджал губы. Ему так и хотелось спросить, на кой черт в его группу включили этого самодовольного выскочку, которому разве что простейшие вычисления доверить можно? Но он промолчал. Сейчас спор был неуместным, тем более была надежда, что остальные в группе будут более компетентны. Про профессора Эзенштерн Германн слышал лишь какие-то обрывочные разговоры, но знал, что она отличный специалист, расчетлива и исполнительна. Такой человек может работать в команде.

– Это все математики, – заметил Ньютон, заходя вместе со всеми в лифт, – ну а что насчет биологов? Феликс Варгас неплохо отличился в первых исследованиях Кайдзю Блю, хоть мои исследования и опередили его бредятину на пару месяцев, но он неплохой специалист. Или Ханна Крауц – она первая занималась исследованием дыхательной системы, понятия не имею, как она смогла добыть легкие второй категории…!

– Доктор Гейзлер, – перебил его полковник, и Ньютон замолчал выжидающе смотря на военного.

– Маршал Хэнсон должен был сказать вам, что является приоритетной задачей ваших исследований, – начал Накамура.

– Да, – кивнул Ньютон, – он сказал, что от нас хотят услышать лишь, что все в порядке.

– Если ваша теория верна, то командование хочет знать точное место и время появление нового разлома, – пояснил военный.

– То есть… – медленно проговорил Ньютон, чувствуя, как волнение сменяется полным и таким знакомым по жизни разочарованием.

– Первостепенной задачей является изучение разлома. Но это не значит, что вам не будет предоставлено оборудование. Лабораторию и ваш кабинет уже подготовили. Кроме того, командование назначило двух человек для систематизации полученной информации, связи и прочей рутинной работы, эти двое будут работать и с вами тоже.

– Понятно, – хмыкнул Ньют, чтобы хоть что-то сказать, и засунул руки в карманы куртки.

– Мы не можем отрицать вашего вклада в победу, доктор Гейзлер, но поймите, что сейчас изучение существ, которых больше не будет в этом мире, не так важно, – строго сообщил Накамура. Но Ньютон его уже не слушал.

Это был уже далеко не первый раз, когда его исследования задвигали на второй план, что бы он ни делал. Так было всегда. Его идеи всем казались бредом сумасшедшего, и не было никого, кто бы его поддерживал до того самого момента, пока, не смотря ни на что, Ньютон работал и добивался результата. После этого всегда был лишь короткий момент триумфа – ровно до его следующей безумной догадки. Слишком многим казалось, что Ньютон может легко перейти грань от гениальности до безумия. Никто не хочет вкладывать деньги в исследования, которые кажутся невозможными. Так и в Шаттердоме было. Все, что от него хотели – это найти слабые места Кайдзю. А когда он с дрожащими от возбуждения руками начинал рассказывать об открытиях по физиологии, о новом видении и понимании строения тела, все, что он слышал от военных – «это поможет их убивать?». И сейчас. Все так же, как всегда.

Ньютон вышел из лифта и побрел за Германном и военными по светлым коридорам, не вслушиваясь в их разговор. Все, чего ему хотелось – это добраться до своего кабинета. Хотя бы есть оборудование, а работать один он привык за последние пять лет в Гонконге.

Германн покосился на отставшего друга, слишком хорошо понимая, что заставило притихнуть вечно шумного биолога.

– Мне казалось, что исследования дрифта были одобрены, – словно невзначай сказал Готтлиб.

– Верно, но, насколько мне известно, нет дрифтпригодного образца. Да и поймите, сейчас все средства брошены на восстановление ущерба. Чудо будет, если Хэнсен сможет выбить у командования средства на Егерей. Мы пришли, – сообщил Накамура, встав посреди широкого коридора, по разные стороны которого были настежь распахнутые стальные двери. – Пройдемте, я вас познакомлю с исследовательской группой, – пригласил полковник ученых, и они прошли в широкий кабинет.

–… Периодизация открытия разлома здесь вообще не должна учитываться как показатель! Сотрите этот бред с доски, нужно учитывать место раскрытия и пропускную способность с учетом атомарных свойств, – еще не увидев людей в кабинете, Германн уже успел узнать хрипловатый низкий голос Гофмана.

– Не могу согласится с вами! – возмущенно, но тихо ответил собеседник Гофмана, – нужно учитывать все, видеть картину целиком.

– Да вы… Ох, добрый день, пол…

– Здравствуйте, доктор Гофман, – первым поздоровался Германн с короткой натянутой улыбкой.

Доктор Карл Гофман был почти на десять лет старше Германна. Высокий, широкоплечий солидный мужчина, с сединой в темных жестких волосах и лицом истинного арийца. Скулы, нос, подбородок – все в нем словно кричало о его происхождении, и Гофман не скрывал, что этим гордился. Так же, как и своей тягой к дорогим костюмам и рубашкам; благосостояние семьи позволяло ему сохранить класс даже после полного развала экономики и разрухи со времен нападения кайдзю.

– Доктор Готтлиб. Значит, все же это правда. Вы будете руководителем группы? – с почти нескрываемым осуждением спросил Гофман.

– Именно, и следите за своим тоном, вы знаете, что эту должность я получил не просто так, – сухо произнес Германн, уже жалея, что им вообще собрали группу. Он бы был готов один работать без сна и отдыха бок о бок с Ньютоном, лишь бы не видеть этого самодовольного эгоиста в своем кабинете.

– С доктором Гофманом вы и правда знакомы, – понимающе произнес Накамура, словно не обращая внимания на повисшее в воздухе напряжение, – а это доктор Киро Акито, один из последних ученых японского подразделения, занимающихся разломом, – представил полковник низкорослого круглолицего ученого в простенькой клетчатой рубашке и со спокойным усталым выражением лица.

– Рад с вами работать, доктор Готтлиб, – с поклоном сказал японец.

– А я доктор Гейзлер, – представился Ньютон, прохаживаясь по кабинету и рассматривая доски и голографические проекторы, на которых отображался разлом в разных его стадиях и временных позициях.

– Гейзлер? – чуть удивленно спросил Гофман, подошел ближе, протянул руку, и Ньютон спокойно и крепко пожал широкую ладонь, недовольно глядя на Карла, рядом с которым сам Ньютон только острее чувствовал себя низкорослым. – Ваш прибор детоксикации Кайдзю Блю спас множество жизней, одно это уже можно считать достижением, достойным Нобеля, – хмыкнул Гофман, но прежде, чем Ньютон осознал комплимент, математик добавил, – был бы рад, если бы соотечественник доказал, что именно наши ученые сейчас тащат на себе все науки, пока остальные копошатся позади.

– Гофман, – предупреждающе произнес Германн, прекрасно зная, что если Карл начнет, то остановить его от рассуждений превосходства немецкого образования будет невозможно.

– Ну да, спасибо, – просто для галочки произнес Ньютон и провел рукой по волосам,– а где остальные?

Но не успел никто ответить, как из смежной подсобки вышла худощавая женщина средних лет, в черной водолазке и широких серых брюках. Русые волосы собранны в небрежный хвост, под глазами залегли бледные тени. Женщина несла стопку папок с записями, и Ньютон заметил у нее на руке обручальное кольцо.

– Профессор Элизабет Эзенштерн, – представил Накамура.

– Доктор Готтлиб, рада вас видеть, – сухим голосом сказала женщина, но все же улыбнулась, от чего Ньютона передернуло, и он мысленно убедился, что все математики странные.

– Где моя лаборатория? – вклинился во всеобщее знакомство Ньютон и на ходу стал снимать с себя куртку под пристальным взглядом математиков.

– Боже, мой кошмар ожил, германновидные размножились, – пробормотал себе под нос биолог.

– Ваш кабинет через коридор напротив, на базе не так много пригодного рабочего помещения, так что работать придется плотно, но мы максимально разделили рабочие места. Нельзя же в одной комнате изучать органы и делать вычисления разлома, – серьезно заметил Накамура, и Ньютон с Германном невольно переглянулись.

– Не знаю, мы неплохо справлялись, – пожал плечами биолог.

– Я провожу, – сказал сержант Рейган, который все это время неслышной тенью следовал за учеными.

– Ах, да, вы же говорили, есть еще два помощника на подхвате. Где они? – спросил Ньютон на выходе у полковника, но ответить вызвался Гофман.

– Эти… – но он быстро осекся, – секретари, не более. Джо и Жаннин где-то на базе, не удивлюсь, если в столовой.

– Вовсе нет, они с самого утра разбирают материалы, которые привезли из Гонконга, там по одним биообразцам картотеку можно неделю составлять, – не согласилась Элизабет и поставила папки на чистый стол.

– Я попрошу их зайти к вам, доктор Гейзлер, – учтиво предложил Гофман.

– Ох, да хватит, зовите меня Ньют, – по привычке отмахнулся Гейзлер, которого уже начало трясти от всех этих пафосных обращений на вы и по званиям. Вот только математики явно не поняли, что он не шутил.

– Я в состоянии перейти коридор без охраны, – сообщил Ньютон военному, – увидимся, – махнул он рукой математикам, и быстро зашел на свое будущее рабочее место, где даже не удосужились включить свет.

– Прекрасно, – проговорил биолог, и пошарив ладонью по стене, нашел выключатель.

Свет с тихим переливчатым треском замигал и включился, освещая просторную лабораторию, где и в правду уже были расставлены все многочисленные образцы органов и тканей кайдзю. Все емкости были подключены, и органы неспешно и спокойно плавали в своих аквариумах или стояли на столах в разноразмерных банках. И у стены рядом с рабочим столом стоял самый большой аквариум с поврежденным мозгом детеныша Отачи. Ньютон улыбнулся и кинул куртку на ближайший стул, обошел расставленные на полу коробки и направился к мозгу.

– А ведь почти как дома, – хмыкнул биолог, осматривая свой кабинет, столы для препарирования, не распакованные наборы колб, реагентов и скальпелей, чистое новое оборудование и компьютеры. Вот только, все же, не хватало ставшей такой привычной, желтой разделительной черты на металлическом полу и половины Германна.

– Ой, драсте, – послышался бодрый голос со стороны двери.

Ньютон обернулся и увидел в дверях бодрого мужчину, на вид лет тридцати, в растянутой оранжевой футболке, обесформленных джинсах и потертых белых кроссовках. Он зачем-то надел белый халат, что придавало ему какой-то чудаковатый вид, который только дополняли растрепанные светлые волосы и пластырь на правой щеке. И по донному его говору и чертам лица можно было сказать, что он американец.

– Привет, – улыбнулся Ньютон.

– Доктор Готтлиб? – спросил парень.

– Гейзлер, – поправил Ньютон, глядя, как мужчина пробирается к нему через завалы коробок, прижимая к груди планшет.

– Да, точно, простите, должен был догадаться, – улыбнулся растрепанный мужчина и протянул руку, – Джонатан Китч.

Ньютон пожал руку новому коллеге и улыбнулся. Этот парень, хоть и выглядел неряшливым, казался куда приятнее здоровенного Гофмана в кабинете Германна.

– Я на связи и систематизации работаю. Кофе могу варить, бумаги разбирать, пробирки мыть. В общем, все, что вам будет необходимо. Зовите меня или Жаннин. Лучше меня, она немного… привередлива в работе.

– Обязательно, – кивнул Ньютон и начал закатывать рукава, скорее по привычке, чем для того чтобы открыть татуировки.

– Воу, – на выдохе сказал Джонатан, не в силах отвести взгляда от рук Гейзлера, – они реальные?

– Ну да, – пожал плечами Ньютон и не смог сдержать улыбку, хоть он и не говорил об этом, но ему всегда нравилось, какой эффект производят его татуировки на окружающих. И неважно положительно они реагируют или нет.

– А этого я помню, – с дерганной улыбкой сказал Джонатан, осторожно указывая на одного из кайдзю на левой руке биолога, и взгляд американца на мгновение стал потерянным, – он вышел на побережье Майами, там моя сестра … жила, – он выдохнул и хмыкнул, – ладно, вам помочь с коробками?

– Да, было бы неплохо, – кивнул Ньютон, еще раз осмотревшись вокруг.

***

– … Нет, только по порядку. Разделять изучение разлома в разных состояниях для сравнения сразу не стоит, хотя бы из-за того, что мы еще не вычислили формулы для обозначения этих состояний, – сказала Элизабет и строго нахмурилась, прожигая взглядом Гофмана.

– Согласен с миссис Эзенштерн, – сразу ухватился за возможность положить конец двухчасовому спору Германн.

– Так только время тратить, – недовольно скривился Гофман.

– Что ж, – словно не замечая недовольства коллеги, сказал Германн, невольно посмотрев на часы, которые уже показывали половину одиннадцатого, – нам удалось составить план работы.

– Сегодня приступать поздно уже, – сонно напомнил Акиро, он уже несколько раз в разных формах напоминал о том, что рабочий день давно закончился. Еще после первого такого намека, Германн был в шоке. Рабочее время? Как о таком можно думать, когда от их работы зависит безопасность человечества? И он собирался по полной отчитать японца, но быстро понял, в чем проблема, просто посмотрев на свою «команду». Они не видели угрозы. Не верили в возможность опасности. Не работали рядом с разломом и не знают, каково видеть, как формула «кайдзю явления» оживает, как через разлом точно по вычисленному расписанию проходит монстр, и не были в пункте управления на связи с пилотами. Их работа всегда безопасна. Кабинеты, преподавания, расчеты.

– Сегодня, да, – сухо произнес Германн, снимая очки, – но я сразу хочу объяснить ситуацию. Здесь не технический колледж и не научные слушания, так что я не потерплю несерьезного отношения и просчетов. От этой работы зависят жизни живых людей. И, если потребуется, мы будем работать без отдыха, и чтобы я даже не слышал от вас возражений. Если кого-то это не устраивает, подавайте прошение о переводе.

Повисла напряженная тишина, и Германн отчетливо чувствовал недовольство во взглядах коллег, но возмущаться никто не стал. Даже Гофман только закатил глаза, но не стал спорить со своим прямым начальником.

После первой летучки математики разошлись, но, проходя по коридору, Германн заметил в соседнем кабинете Ньютона, который таскался с коробками, разбирая свой заваленный кабинет, и, проходя ближе от двери, можно было услышать бодрую рок музыку, гремевшую в новой обители Гейзлера.

Добраться до жилого блока и найти нужную комнату не составило особого труда. Элизабет любезно согласилась помочь. Пусть даже все время, пока он провожала своего нового босса, женщина не проронила ни слова и выглядела напряженной.

– Ваша спальня, шеф, – резко остановившись, сказала Эзенштерн и указала на одну из череды стальных дверей с электронным замком.

– Благодарю за помощь, – устало поблагодарил ее Германн и достал ключ карту, которую им выдали еще во время полета вместе с бейджами и инструкциями.

– Доктор Готтлиб, – сдержанно окликнула математика Элизабет, пока он открывал дверь.

– Да?

– Я лишь хотела сказать, что это большая честь работать под вашим началом. Я читала ваши работы и знаю о том, как много вы сделали, работая на последнем рубеже в Гонконге. Считаю, что вы именно тот руководитель, который нам нужен, – отчеканила женщина и за все время, что она говорила, выражение ее лица ничуть не изменилось, разве что взгляд стал чуть более живой.

– Благодарю, – коротко сказал Германн, не привыкший получать подобные похвалы. Все чертов Ньютон, из-за биолога Готтлиб уже не мог представить себе работу без взаимных препираний.

– С вашего позволения, – добавила женщина, когда Германн уже хотел зайти в свою комнату, – в отчетах, которые я видела, не было сказано, как именно вы узнали про биосканирование при проходе сквозь разлом. Мне бы хотелось узнать эту формулу.

Формулу. Германн замер. Эта чертова формула носила дурацкий галстук, вечно шумела, говорила как подросток, казалось безумной, неточной и невозможной. Но всегда оказывалась правой. А еще… Ньютон мог заражать своим рвением. Пойти с ним в дрифт. Это было самое безумное и самое невероятное, что когда-либо делал Германн.

– Это не была формула, – ответил Готтлиб на вопрос, и теперь женщина выглядела искренне удивленной.

– Но как…

– Доктор Гейзлер. Это удалось установить только благодаря его разработкам и теориям, – и этого было более чем достаточно. Просто факт. Так же, как и то, что этот расписной гений снова остался не у дел, а его исследования задвинуты на второй план. Снова.

***

Первое впечатление от базы было не лучшим. Оказаться единственным биологом в центре, где всем заправляет группа математиков-физиков не совсем то, на что рассчитывал Ньютон. За остаток вечера он успел познакомиться с Жаннин Буффон, миловидной женщиной средних лет, хрупкой и воздушной. Давно Гейзлер не встречал девушку, которая бы решалась ходить на каблуках по военной базе, но француженка, по словам Джонатана, только на них и ходит. И, судя по тому, как американец заглядывался на эффектную брюнетку, Ньют понял, что за неделю, которую ученые прожили на этой базе, они уже успели определиться со своими симпатиями. И все же, странно и непривычно было осознавать, что все эти люди в его и Германна подчинении. Они и раньше были руководителями научного отдела, но разве это чувствуется, когда нет подчиненных, и работаешь с коллегой в одном кабинете бок о бок пять лет подряд?