Текст книги "Нулевой предел. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Anlige Project

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25. Беготня Ⅱ

Наскоро собравшись с мыслями, под гнётом притуплённой гашением боли, Шуджо сдаваться не был намерен, несмотря на серьёзную рану на левом боку:

Схватив плащ левой рукой с утоптанного пустыря, я ринулся в бой. Уже даже не так важно то, что мы с Фревиром будем мешаться друг другу. Я должен доказать, что не так слаб, как он себе мыслит. Если бы только можно было разогнаться на такую скорость, как на тренировках с Энвером… Такие практики были для того, чтобы найти мой максимальный уровень, потолок нынешних возможностей, когда я, словно безумная саранча, скакал по стволам деревьев в двух метрах над землёй. Но сейчас так не разогнаться – это может быть опасно, да и я уже… не тот. Перебирая известные мне техники в голове, я наткнулся на то, что не хотел использовать больше всего. Обычно призванные могут позволить себе максимум две техники в минуту либо же одну абсолютную, в среднем. Но со мной дела иначе. Мой критический порог маны, состояние, в котором истощение отнимает руки и делает тебя удобной целью для захвата, позволяет мне использовать до трёх техник в минуту. Извечное Правосудие можно считать за две, значит, осталось место для ненавистной мне техники, которой я выучился со скрижали, купленной на сдачу в одной из лавок с магическими ядрами. «Останови кровь врага моего, на миг пусть магия покинет оного».

– Ванх: Сгущение! – выкрикнул я, указав клинком, наложив метку на Йерка.

Левую руку со сжатым в кулаке тяжёлым коричневым плащом я закинул за спиной для взмаха, пересиливая пульсирующую, одновременно острую боль раны на боку. Бугай, как и ожидалось, ослаб из-за ушедшей от него на пару секунд энергии. Сгущение не только запрещает использовать заклинания жертве на несколько секунд, но и оставляет её без магии, отчего усиливающие свои физические способности призванные чуть ли не падают в обморок, но Йерк выстоял и повернулся ко мне, секунду назад бывший повёрнутым спиной, не ожидая моего возвращения. Я остановился в метре, выставил правую ногу и, начав круговое движение по часовой, плащом в левой руке почти полностью закрыл ему обзор и спутал его клинки, словно щук рыбацкой сетью. Я отпустил плащ и, описав почти полный круг, как волчок, клинком в правой руке наотмашь с неистовой дурью рубанул по Йерку почти идеально по горизонтали, не жалея свой плащ, слегка укрывший противника от удара. Тут подключился уже и Фревир, который до этого в брачном танце всё искал место, куда можно поразить Йерка. Паренёк взмыл над землёй метра два и сзади вертикально вонзил оба клинка в согнувшуюся спину бугая, как шампур в огромный кусок старой говядины. Противник вскрик выдохнул, а я готовился нанести финальный удар. Мой меч лёгок, как лазина, но можно менять его вес. Я рубанул сверху вниз по склонившемуся Йерку, целясь в левую ключицу, а во время взмаха увеличил вес клинка, как только смог. На миг я почувствовал вес трёх, нет, даже трёх с половиной наковален у себя в руках, а меч со страшным треском костей, в том числе рёбер, разворотил Йерка почти пополам от плеча до самого пупка. Здоровяк болезненно, почти животно заскрипел вырывающимся потоком воздуха из лёгких, прежде чем забулькал, а через огромный разрез можно было разглядеть, что у него за спиной, прежде чем густая кровь жерлом кипящего вулкана хлынула из раны, соединяясь в один залив из двух половин разделённого тела. Мельком я заметил, как его глаза быстро зыркнули на меня, а затем закрылись. Захват. Я должен его захватить. Нельзя же силе пропадать! Куда уйдёт вся его энергия? Нужно действовать быстро и безошибочно. Так я и сделал. Схватил Йерка за голову в районе лба, словно пальцами пытаясь взорвать череп, а сам сделал так, как в «чисто теоретических практиках для развития» учил Энвер. «Взываю на суд, внемли мне, ибо чудо твоё ныне принадлежит мне!». После заговора я словно глазами проник в его голову, разум и... тишина, темнота.

Словно в бесконечной тёмной цилиндрической комнате, где я себя ощущал по-настоящему, вполне реальным, но тем не менее понимал, что всё вокруг – игры нашего с Йерком сознания. Внезапно на тёмных стенах бесконечной комнаты будто заморгали обрывки воспоминаний. Страшных воспоминаний. Где-то было видно, как лезвие рубит тварей, где-то были видны их морды, а на потолке была самая выразительная картина какой-то местности, пронизанной цепями из самых небес; всюду короткие острые скалы, отливающие фиолетовым цветом, на которых твари разрывали что-то похожее на людей и своих сородичей. Естественно, всё это с обилием крови и эхом отражающих от «стен» разума Йерка диких воплей, которые заполняли всё тёмное пространство вокруг, заставляя меня невольно зажмуриться. Позже появился и сам Йерк, медленно вышел из густой, как тина, темноты.

– Неужели… Всё?..

Его тихие, тоскливые слова пробулькали по всей комнате.

– Ну, – грозно ответил я, – если руку мне не отрубят, то всё. Зачем ты напал?!

– Это не я… Верней не сам… Денег предложили, – глядя в пол раскаивался красноволосый здоровяк в кольчуге, упав на колени. – А я согласился.

– Дай угадаю, – непреклонно сложил я руки на груди, – королева Сэнго, наверное.

Йерк промолчал.

– Ты же со всеми нами бок о бок был, – переходя на крик продолжил я, – с Энвером стоял смеялся, когда мы встретились впервые! Как ты только мог на такое согласиться?!

Бугай ничего не ответил, лишь сильнее опустил плечи и голову.

– Знай, от правосудия ты не отделаешься, Йерк. Надеюсь, лично Фалин казнит тебя за такое.

Я мог бы пощадить, но слишком зол на него, поэтому шёл к нему, сжимая меч в руке, раненый даже в его сознании. Я занёс меч за правое плечо, чтобы отсечь голову. Убив жертву захвата в его сознании, ты полностью получишь его силу. Все ядра, хранилища магии, которые он поглотил, всю силу тех воинов, что он смог присвоить себе… присвою я.

– Добей меня и там, снаружи, – еле слышно пробормотал Йерк, подняв глаза, – не хочу, чтобы меня казнили старшие…

Признал вину, не старался врать, не молил... Я быстрым движением меча ударил в его шею. Когда клинок прошёл уже середину шеи, я вернулся в нормальный мир, очнулся. Для меня прошло минут пять, а для остального мира – секунды три. Йерк с двумя мечами в спине, с рассечённым почти до пояса туловищем, закатив глаза, стоял на коленях. Я не сделал ни одного лишнего движения: вырвал из здоровяка клинок, снова уменьшив его вес, сделал шаг назад и одним точным взмахом отсёк голову Йерка. Она двумя оборотами прокатилась по земле, а бездыханное тело село на пятки, затем упало на спину, последний раз дёрнулось и слегка засветилось. Спустя пару секунд бугай, словно скомканный до этого из светящегося белого пепла, медленно рассыпался им, развеялся по ветру.

“Ты что сделал?”. Убил его, Фревир. “Без суда убивать не положено”.

– А никто об этом не узнает, – чуть ли не рыча, вслух сказал я. – Ты понял?! Я сделал так, потому что он просил.

“Он сначала кидается на тебя, а затем ты выполняешь его последнюю просьбу? Впрочем, мне всё равно, никому ничего не скажу.” Барьер Йерка растворился, а Фревир лишь окинул меня уставшим взглядом, поднял свои полуторки и молча сел на землю, протирая мечи от крови куском ткани. От здоровяка ничего не осталось: ни одежды, ни оружия, ни даже крови.

***

Сегодня шёл слабый дождь. Тусклое, облачное утро началось с похода к Энверу. Он уже не спал.

– Ну и зачем тебе позиция? – сказал Энвер, пока мы шли по коридору его поместья. – Сама не появляется – нечего трогать.

Я задавал ему вопросы о той самой технике, которую с рождения имеет любой. Самой сильной технике, дарованной каждому. Только проблема в том, что заговор своей позиции сначала нужно узнать. Неважно, будет ли это с помощью ведения, какого-нибудь вещуна, сна или чего ещё.

– Конечно нужна, – очевидно ответил я, – я точно стану сильнее, если узнаю свою позицию.

– Ну а я чем тебе могу помочь? Это только само придёт. Не знаю. Некоторым во сне приходит, некоторые молятся богам, кто-то в пылу сражения прозревает…

– И кому можно помолиться? – видя, что это пока единственный способ, я спросил о молитвах. Сражения у меня для прозрений не такие жаркие, а сняться мне разве что кошмары.

– Эх… Недалеко от арены на центральной площади со стороны северных ворот есть монумент богини Флюр. Вот там и молись.

– Меня волнует ещё кое-что. Я слышал о том, что можно создавать свои заклинания? И с помощью чего?

– Ну-у, – вздохнув, уставше ответил Энвер, когда мы уже вышли на улицу, – это к начертателю надо обращаться, Альфа хоть и умеет составлять руны, но для кого-то, особенно для тебя, делать это откажется. Поспрашивай в восточном порту, может кто-то этим и занимается.

– Спасибо.

***

Авеберд, как мокрый муравейник, словно спал под нападками дождя. С башни центрального маяка я почти сразу приметил высокий шпиль, который, несомненно, являлся монументом богини. Добравшись, я внимательно его осмотрел. Высокий прямоугольный столб из белого камня, без единого пятнышка или царапины, широкий у основания, сужающийся с высотой. Весь усеян глубоко вырезанными рунами, а на самом верху монумента, метров десять высотой, красовалась статуя девушки в длинном платье с такими же длинными волосами, кажется, с повязкой на глазах, державшая в одной руке на уровне талии небольшой кувшин, а в другой, прижимая к груди, веточку лозы или чего-то такого. Вокруг натыканы клумбы с пышными белыми розами, а у аккуратного тротуара монумент покрылся ярко-зелёным пышным мхом. Место само по себе завораживает, вызывает уважение, требует смирения; в радиусе метров двадцати нет ни дорог, ни чего-либо человеческого, даже мусора, только клумбы и старый, замшелый тротуар. Я вошёл в этот филиал богини жизни, любви и плодородия, аккуратно, не свойственно уважительно ступая по шершавым бордовым плиткам. Подойдя к монументу, я окинул его взглядом сверху вниз и, скинув капюшон, присел на одно колено. А что говорить-то? О чём просить? В богов я не верю, но пытаюсь чтить местные традиции, поэтому отношусь ко всему божественному недоверчиво, но в то же время снисходительно.

– Богиня, я… – выдавил я сквозь неловкость глядя в небо, откуда на лицо падали капли дождя.

Пустая затея, бред. Зря я сюда пришёл... Я уж хотел накинуть капюшон и уйти, но, взявшись за ворот плаща, задел цепочку, на которой висел амулет Флюр, державшей уже не кувшин и лозу, а зелёный камешек перед собой, словно голубя, которого вот-вот выпустит. Я покрутил вырезанную медаль с изумрудом в центре и задумался. Может, это и имел в виду Ратимир, когда давал медальон мне? Про его второе наставление: «Прими помощь от того, от кого меньше всего ждёшь». Терять нечего, вокруг всё равно почти никого.

– Не знаю уже, верю ли я в богов или нет, но если ты всё таки есть, – подняв глаза на статую, начал я, говоря всё громче и увереннее, – Флюр, то мне, бродячему под покровительством твоим, нужен совет, слово. Гложет ум мой одно заклинание, таящейся в душе моей, не чтобы жизнь косить, богиней которой тебя кличут, а чтобы охранять её от ложной, что ей угрожает. От тварей, что так отчаянно пытаются подкосить нас и нашу веру в лучшее будущее, которого, увы, некоторым из нас… – я с паузой вспомнил всех, кто погиб, пока я остаюсь жив, – не увидеть. Если есть на то желание твоё, прошу твоей помощи.

Пару минут я ещё сидел неподвижно, глядя на статую, но резко встал, услышав чьи-то шаги за спиной. Это была высокая девушка в старой серой мантии, в которую та спрятала руки, с очень просторным капюшоном, из-за которого слегка выглядывали белоснежные, оттого в серости пасмурного дня даже сверкающие густые волосы, которые держал цветочный венок на лбу; в нескольких местах видно то ли вплетённые, то ли застрявшие в локонах листья и цветы.

– Уже ухожу, – спешно выговорил я, уступая место для поклонения или чего ещё, а сам почти прошёл мимо неё.

– Стой, – тихо сказала она и я тотчас застыл, ожидая от неё чего-то, – я всё слышала.

– Мне достаточно неловко.

– В этом нет ничего стыдного. Я всё слышала и могу помочь.

– Неужели? – я поднял бровь и с недоверием поглядел на девушку.

Она вытащила из-за мантии тонкую бледную ладонь и аккуратно коснулась предплечья моей левой руки, прячущейся в кармане плаща. Я заметил, как начал дышать медленнее, а веки стали резко тяжелей, будто я засыпаю. Девушка немного наклонилась ко мне, пытаясь что-то прошептать, но слов я не слышал, лишь движение губ.

– Ступай, – отстранившись, девушка, как звон колокола, взбодрила меня.

– Ты же совсем ничего не сказала, – поморщился я.

– Ступай, – успокаивая меня, еле слышно ответила девушка.

Я не ослушался, лишь едва заметно пожал плечами и пошёл обратно к дороге. Сделав шагов пятнадцать, я обернулся, хотел спросить девушку, как её зовут. Но её нигде не было, она словно испарилась. Ну, значит, не судьба. Может, убежала, может, телепортировалась куда. Колдунья, может, какая…

***

– День добрый, – сказал я, войдя в лавку начертателя.

Около часа мне пришлось ходить по лавкам и кабакам, узнавая, где же в восточном порту есть начертатель. В подвальном помещении, с наклеенными всюду пожелтевшими бумагами, с обилием небольших книжных стендов и всего тройкой длинных свечей, сидела смуглая женщина, уже явно не молодая. Обычного телосложения, каштановые волосы сзади схвачены длинным хвостом, на теле желтоватый кафтан, будто у кузнеца измазанный углём или смолой, как и руки с лицом.

– Доброго дня, путник, – громким, грубоватым голосом играючи ответила женщина, – чего пришёл?

– Вы же начертатель? – женщина медленно кивнула и я продолжил. – Могу я узнать, как собственное заклинание можно… э-э… начертить?

– Ха-ха-ха, – звонко рассмеялась женщина, – начертить, говорит. Ну давай начертим, чего у тебя там? Говори.

– А разве я не сам это должен делать? Моё же заклинание.

– У тебя, милок, мозгов не хватит, – комично выдала начертатель, – по глазам твоим глупым вижу. Говори, какое заклинание нужно?

– Кхм-кхм, – я откашлялся, поцокал зубами, посмотрел в сторону, в общем, задумался, – а есть такое, что кулаки усилит?

– Хе, смотря как, – женщина дёрнула головой и прищурилась на мои руки, – это у тебя, дорогой, импульсные рукава?

– А как вы поняли? – неожиданно уважительно произнёс я на “вы”.

– По рунам, сынок, по ру-нам, хе-хе, – расплывшись в улыбке, женщина из комодика взяла небольшую пачку пергамента, уселась за стол и защурилась на меня. – А чего не иное какое-нить?

– Говорят, некоторые воины одними кулаками и дерутся. Чтобы убивать кое-каких врагов, нужно их не просто ранить, а сначала оглушить, а потом уже ранить.

– Верно, – закивала женщина, принялась что-то расталкивать в ступе, – и такое бывает. Но заклинание какое-никакое денег стоит каких-никаких. Авансом оставляешь десяток мельхиоровых монет, а я уж посмотрю.

– А как сделаете заклинание, так что? Сколько будет стоить?

– Ну может десятки и хватит, а может ещё десять отдашь, получается вольфрамовый билет заплатишь. Не знаю, смотря сколько надо будет бумаг перевести, главное чтобы ты забрать не забыл, – откликнувшись на кресле, сцепив пальцы на груди начертатель внушала доверие.

– Хорошо, не забуду.

– Тогда приходи в конце весны, будет готово твоё заклинание.

Глава 25.1. Ретисар Ванх-Сэф

Давным-давно стемнело. Наспех, затем слаженно и сосредоточенно перестроенный Кревенфол принял меня не столь радушно, как в былые годы. Эльфы, понимаешь ли, стали жутко сторониться призванных. Сердерия, охваченная сначала жуткой ненавистью к Легиону и человеческой расе после Разлома, а затем и к призванным после исчезновения Матери Илариль, давала брешь во всех расовых отношениях. Некогда оплот мира, принимавший тебя с распростёртыми объятиями независимо от роду, Сердерия от мерзотных пор и до сих смотрит на тебя оценивающе, искоса глядя в прищуре из-за щелей стального забрала, закоптившего от злобы такой естественной и родовой, что кажется, будто небольшой мирок пурги, поздней оттепели и гибельного мёрзлого ветра никогда не исправится и не станет на путь миролюбивых эльфов-альтруистов, отцов и матерей, что ещё три сотни лет назад украшали холодный материк тёплой, гордой за него улыбкой. А сейчас что? Но хоть я и призванный ликан из Четвёртого Предела, эльфы меня уважают, чтят и любят. Заслужил ли я такого признания? Удовлетворить такой вопрос сложно.

Я распахнул порывисто скрипящую дверь трактира и зашагал по стонущим дубовым доскам, оповещая всех присутствующих о новом посетителе. Стойкий запах алкоголя, жарки и уставшего от весенних работ народа разил наповал так же, как и пьяные возгласы, шум кружек и ленивое бардовское бренчание. Все столики заняты, но в углу зала я заприметил свободный табурет за столом у двух молодых красавиц-эльфиек, попивающих что-то из стеклянных высоких кружек, таких мутных, что еле можно разобрать цвет напитка. Порхающая между столов половая с пустым небольшим подносом криво улыбнулась и пробежала мимо, а я, вяло кивнув ей, подошёл к трактирщику:

– Доброго вечера, милый хозяин, – тепло начал я, едва заметно указывая пальцем на эльфиек в углу, – они чего распивают?

Пересчитывающий монеты пухлый трактирщик косо взглянул на меня из-под уставших морщин, затем посмотрел на девушек и, еле выдавливая голос, ответил:

– Сидр обычный. Яблочный.

– И много-ль у тебя сидра?

– А тебе-то что?

– А вот налей всем желающим по кружечке сидра иль чего ещё, коль они волю составят, – сказал я тихонько, чуть поддаваясь к мужику через стойку, – а мне эль, если найдётся.

– Может мне ещё, – прохрипел он, – за даром теперь работать?

Я аккуратно поставил перед ним узелок с цефейнами, которые он тотчас принялся подводить счёту с ободревшим изумлением. На половине кучки монет он прекратил считать и торжественно воскликнул, помахав рукой:

– Всем желающим по кружке от… – крикнул хозяин, а затем мельком обратился ко мне. – Как вас величать, вашбродь?

Я помял язык, не решаясь, но всё же тихо ответил:

– От Ретиса́ра.

– От господина Ретисара, – продолжил он свой громогласный выкрик.

Толпа бурно зашумела, засвистела. Я присел к двум эльфийкам, стараясь приветливо улыбнуться из-за плотного капюшона балахона, отроду тёмно-синего, но принявшего тёмно-серый цвет от времени. Хоть я за ним и ухаживаю, но цвет восстановить не желаю, хоть для меня это проще простого.

– Щедростью решил взять? – усмехнулась тёмноволосая эльфийка в кожаном жилете, легонько пиная длинными сапогами тяжёлый арбалет у стола, из-за которого видно слегка вздымающуюся юбку до колен.

– Да нет, – ответил я, скромно умостившись на табурете, положив руки на стол, – просто настроение хорошее.

– Какое красивое имя, – замечтала певучим голоском другая эльфийка помладше. Блондинка с двумя короткими, но густыми косами, которые касаются красной суконной жилетки поверх белого платьица. – Ретисар Драконоборец, тёзка ваш, натворил дел в своё время. В честь него и сына не грех назвать. Я Лидия А́мен, приятно познакомиться!

– Я Джелен Кел’фэт, имею честь, – горделиво ответила темноволосая девушка более грубым голосом. – А вы, неужто, без роду?

– Почему же? – ответил я, слегка привстав, чтобы взять кружку из рук половой, дабы скорее промочить уставшее горло. – Моя фамилия достаточно известна, скажем, в узких кругах.

– Поделитесь нашему широкому кругу? – кокетливо спросила Лидия, махнув светлой косой.

– А чего ж не делиться? Ретисар Ванх-Сэф.

Лидия подыгрывающе засмеялась, а Джелен лишь без улыбки закинула ногу на ногу и не сводила взгляда. После нескольких секунд молчания ухмылка Лидии сменилась понемногу открывающимися от удивления губками, и она спросила:

– Неужели тот самый?! Вы слишком молодо выглядите для такого человека.

Я откинул капюшон и расправил рукой свои короткие рыжие волосы, съеденные сединой в некоторых местах на кончиках, поправил длинные кисточки на больших кошачьих ушах. Затем слегка поскрёб шрам от лба до левой брови и вздохнул:

– Время не щадит никого, а ко мне оно мило́, – я опёрся на кулак и более тоскливо продолжил, постукивая пальцем по столу. – Но я хоть и молод, но уже не настолько силён, как раньше.

– Вы что, – вскочила блондинка с искренним восторгом на лице и начала восклицать чуть не взахлёб, – тот самый Ретисар Драконоборец, Первый Шаман, рождённый песками Каэ́лума? Тот самый прославленный охотник за колдунами?!!

– Да, – неохотно ответил я, стараясь левой рукой слегка прикрыть лицо, как бы скрываясь.

– Ошалеть можно, чтоб меня слепни загрызли, – дёрнув подругу за плечо, Лидия продолжила восхищение, – ну ты слышала, тот самый! А знаете, – обратилась она ко мне, пытаясь казаться максимально серьёзной, но с каждым словом всё переходя на радостный визг, – мне вот легенды о вас всегда больше нравились, чем о вашем брате Ортвине, всегда! И баллады о вас, кои до наших ночей дошли, намного радостнее и величавее, честно-честно!

– Хе-хе, верю, – я снова отхлебнул эля и слегка растерянно пробормотал.

– Я одна не помню ни одной истории? – Джелен оживилась. – Что за братья, драконы какие-то, да баллады?

– Вы же братья родные? – спросила блондинка, перебивая подругу. – Аль как?

– Ох, – рассказав эту историю сотни раз, я вздохнул и начал, – мы же оба призванные, как можно быть родными? Меня на Каэлум в безпамятстве скинули за резкий говор, а я тогда сам был отроком лет четыреста назад. Приютил меня один отшельник, чьего имени я назвать не решусь, и так мы бродили по белым пескам, а когда я и вовсе окреп, решили мы уйти на тогда ещё большой материк. Опекун мой знаком был с тогдашним правителем Сердерии, Цыги́ром Ванх-Сэф, жёнушка чейная бесплодием поражена была, но любил он её до смерти, а наследника-то хотелось. Был у него уже в семье юнец чуть старше меня, человек призванный, Ортвин Ванх-Сэф. Ну и, конечно, не ладили мы с ним. Погодя годков этак десять наступило время наследника объявлять, я был фаворитом, чем не хвалюсь ни в коем разе, а Ортвин, не выдержав таких откровений, отправился на службу в Авеберд. Преуспел он, да так, что вскоре узурпировал престол и установил собственную диктатуру, назвав страну свою Легионом, стал величать себя Ортвин Ванх-Гесс, как бы отрекаясь от роду, но и сохранив при этом напоминание о происхождении, – я охнул и отхлебнул ещё немного из кружки, а обе девушки по-свойски заворожённо слушали. – Тогда-то и началась война, в которой Легион почти двадцать лет терроризировал всех: и эльфов, и зверолюдов, и эров; последние так вообще были изгнаны в мёртвые пустыни, а остальные две расы вынуждены были сместиться в более скудные для жизни районы материка. Боги вмешались. Конечно, Матерь Илариль, Создательница, была против таких манёвров, а посему расколола материк на пять частей: Авеберд, Вельхайт, Сердерию, Великий Крематорий и Криторий, а жители кое-как успели расселиться, были, приуменьшив, шокированы. Батенька, Цыгир, с правления не шёл, а я и не особо горел желанием, оттого выбрал графствовать в тогда ещё небольшом городишке, разросшемся во время войны, форту Кревенфол, где имею честь выпивать в компании двух прекрасных дам.

– М-да, – протянула Джелен, – впервые слышу такие истории.

– Вы не переживайте, – растерянно подхватила Лидия, – она у нас еле имя матушкино-то вспомнит, недуг у Джелен какой…

– Ничего, бывает, – ответил я, жестом руки как бы успокаивая девушку. – Поверьте мне, на своём веку я уже наслышался и похвал, и песен. Хорошо, что хоть кто-то обо мне помнит.

– О-о, – воскликнула Лидия голосом, полном непогрешимой уверенности, что я тот самый Ретисар, – а правду поют, что вы троих драконов разом зарубили?!

– Ну не одним махом, само собой, но поют правду.

– Просим, расскажите эту историю, очень просим! – молитвенно сжав руки перед собой, продолжила Лидия.

– И я не прочь послушать, – ответила Джелен после того, как я вопрошающее кивнул ей.

– Ха-ха, тогда принесу ещё выпивки и обязательно расскажу.

***

5876 год от рождения Святой Мелиссы, первые месяцы после Разлома:

Мир кое-как, собирая пластины лат и копая могилы, потихоньку оправлялся от войны. Споры окончены, Легион утих. Те немногие из человеческой расы, оставшиеся на враждебных континентах, были приняты и обогреты, не так тепло, но эльфы на отколовшейся Сердерии быстро привыкли к соседям. Города шустро стали отстраиваться под покровительством тёплого лета.

– Вот, государь, – услужливо обращался ко мне Праль, сложенный, облысевший мужчина-эльф средних лет, правая рука градоправителя, – как видьте, полным ходом-то идёт ремонт. Вон там, – указывая на башни ограды вдалеке, отчитывался он, – пробоины все уж давно залатали, смотровые уже стоят как новенькые.

– А с водой что?

– Знайте, господин Ретисар, ель как очистили, – спешно проговорил Праль, – толь колдовство какой, али яд просты́й, но пить уже как месяц можно, никто не жалуется.

– Это хорошо, – словно стараясь сапогом разровнять дыру в брусчатке, пробормотал я.

– Ой, – сразу стал оправдываться майордом, – да не везде таки успели, государь, брусчатку-то сменить. Н-но скоро будет, не переживайте.

– Праль, ну что ж ты как квочка, – по-дружески постучав по плечу заместителя, проговорил я с улыбкой, – в самом деле? Вижу я, что не в сене иглы какие ль с девками ищете, вижу, вижу. Хвалю. Ты лучше расскажи что-нибудь этакое из новостей.

Мы медленно расхаживали по главной улице небольшого Кревенфола под светом зенитного солнца, дивясь городской вознёй.

– Да так, одни сплетни сплошные, никаких писем, новостей. У кого корова подохла, кого жена зарубила, а вон на окраине прачка открылась. Только, – неуверенно продолжал Праль, – единствена народ беснуется.

– И чего ради?

– Говорят, мол с берега дракон летает, дак не один; с деревней ближних скотину по полям таскает.

– Дракон? – неожиданно удивлённо для себя воскликнул я, что даже уши кисточками описали круг.

– Ага, государь. Но я его сам не видывал, точно сплетни какие.

– А на какую деревню, говоришь, напали, Праль? – щуря глазами, осторожно спросил я.

– Дак это, До’отор близь Иривера. Оттуда все слухи и ползут. Было приехал оттуда караван купечий, да глаза у всех с цефейн, мол дракон сравне дюжины коней в длину видывали. Они-то давно вымерли, драконы-то. Остались разве виверны, да змеи чудные, малые такие, как ужаки.

– Ну, может вечерком заеду, узнаю чего.

– Ой, – заторопился Праль, корча недоверчивую мину, – не стоит оно того, вашбродь, впрочем дело ваше.

Может, спутали с чем схожим? Виверной, например. Во всяком случае, это очень даже интересно.

***

Как и задумывалось, вечером я прибыл в До’отор. Ничего в Кревенфоле меня особо не держало, так, словно простое официальное лицо.

– Здравствуйте, люди добрые, – облачённый в толстенный, что иронично, тёмно-синий балахон из драконьей шкуры и твердую, как панцирь, чёрную кожаную куртку, в общем, в наряде не официальном, я слез с коня и обратился к двум молодчикам, грызших что-то сидя на лавке. – Где, подскажите, староста ваш живёт?

– А вон, – один из них тяжело повернулся и указал ладонью, – где свет в доме горит, там и живёт.

– Спасибо.

Вспомнив, я накинул плотный капюшон балахона, потому что, не хвалясь, внешность моя запоминающаяся, особенно волосы и уши. Не хочется поднимать шум своей персоной, но со старостой придётся не скрываться. Я постучал в крепкую дверь, и она в какой-то момент приоткрылась.

– Чего надобно? – язвительный, сопящий дедовский говор послышался из-за образовавшейся щели.

– Ретисар Ванх-Сэф вас беспокоит, батюшка, – почти шёпотом ответил я. – Впустите? Дела есть.

– А чего ж не впустить? – почти хохоча, хрипло ответил старейшина и распахнул дверь. – Пущу. Голодны может, государь?

– Не хотелось бы объедать честный народ. Но эля я б выпил, – аккуратно прошагав в дом сказал я.

– Ваша воля, государь. Эй, – крикнул он, видимо, своей жене, – лежебока старая, а ну тащи эля кувшин, гости у нас.

Пока староста перебирал кружки на полках, быстрым раскачивающим шагом к столу, за которым я присел, подошла пухленькая женщина с кувшином, а дедок, шустро вернувшись ко мне с двумя резными деревянными кружками, налил в них эль из кувшина.

– Меня Фур зовут, ваше благородие, буду рад служить, чем смогу, – с то ли радостной, то ли болезненной от возраста тряской заявил староста.

– Во-первых, о моём визите лучше ни слова, а во-вторых, мне рассказывали, будто в ваших краях затесался дракон самый что ни на есть настоящий.

– Да, да, – оживлённо ответил Фур, облизнув эль с усов, – видел, не поверите, государь, своими глазами, иль не староста я, а пёс дворовой!

– Верю, верю, – успокоил я старика жестом ладони, – только подробности нужны.

– Пролетел, значится, с неделю назад, от моря с той стороны, где солнце в обед стоит. Здор-р-ровый, – протягивал Фур, нагнетая, – цве́та бронзы, глазища жёлтые, из пасти торчат з-зубы во все стороны, даже на крыльях когти есть, клянусь! Скотину когтями рванул, в два подхода потащил к морю. Местные мальчишки говорили, мол, дракон что-то рявкал на эльфийском. Что-то про десяток дней, про людей и Разлом, этому клясться уже не могу.

– Мгм, – задумчиво промычал я, почёсывая пушистое ухо перчаткой, – это всё?

– Ну как есть, государь, большего не знаю. Говорили, мол, – неуверенно продолжил старейшина, – был ещё один вдалеке, другого цвета. Ну и всё, получается.

– Интересно…

– Неужто собрались на дракона охотиться? Дело это гиблое, государь, одному не по силам. Ежели собрались, так брать с собой солдат крепких.

А что толку? Армия разбита, а брать с собой обычных людей нет смысла. Такое по силам разве что призванному, не иначе. Или богу… В любом случае, никто за такое не возьмётся, лишь безумец. Подвергать других людей опасности я не намерен. По рассвету пойду сам.

– Посмотрим, что делать, – ответил я после короткого задумчивого молчания. – Можно где-то у вас заночевать, отец?

– Конечно, койку вам постели, не королевская ложа, но чем богаты, государь.

– Спасибо. Я бы поспал, а на восходе уже будет виднее.

***

Утром, как и договаривались, я поскакал к морю, а через час увидел что-то в небе, когда за горизонтом неровного скалистого берега уже виднелось море. Сомнений нет, это был дракон. Он покружился высоко в небе, а затем стремительно полетел в мою сторону. Я остановился, лошадь привязал к одному из деревьев, что стояли на недавно выжженном, но уже клочками порастающем лугу. Существо всё приближалось, а я ждал его, опустившись к траве. Пространство у моей руки разрезалось, и из своего складского измерения, Кармана, я потянул цепь длиной ровно сотню вя́зей (вязь – мера измерения длины у эльфов, примерно два с половиной метра). Когда дракон уже был высоко надо мной, я подбросил конец цепи, тяжеленный пятиконечный шип, над головой, пальцем правой руки нарисовал ударную руну и использовал всю силу на цепь, которая, словно гарпун, стремительно взмыла ввысь, а я, начертив руну воздуха, полетел за ней следом. Когда мы поравнялись по высоте с драконом цвета болота, я потянул цепь к себе и стал раскручивать, паря в небе с помощью руны воздуха, управляемой правой рукой. Дракон, кажется, замедлился и хотел меня облететь, находясь в пределах хлёста моей цепи, но она уже стремилась в него, словно непомерно длинное копьё, а настигнув, стала обвиваться вокруг правого крыла. Зверь широченными взмахами старался сбросить меня, но от его неудачных попыток я лишь всё быстрее раскручивался на его крыле и заматывал цепью. Когда я оказался на верхней стороне крыла около спины, цепь почти на всю длину обмотала крыло, и дракон то снижался, то летел выше, как бы хромая. Я ловким движением обмотал вокруг руки край цепи, за которую держался, и ухватил толстый острый шип на хребте существа, потянул цепь к себе, помаленьку наматывая на спинной шип, который словно кол в земле неподвижно торчал из хребта. Дракон ревел, всё яростнее махая левым крылом, пытаясь отбиться от меня длинным хвостом, но я продолжал наматывать цепь и зверь, описывая хаотичные спирали, падал вниз. Упав, мы прочесали по рыхлой земле и остановились. Истошные вопли дракона не кончались.