Текст книги "Близкое знакомство (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Тики еле сдержал вырывающийся из него смешок, пытаясь не пялиться на него так открыто, и Вайзли, удивлённо подняв правую бровь, участливо поинтересовался:

– Ой, правда? А я-то думал, что ты решил поухаживать за своим бедным больным братиком, – жалобно пробормотал он, играя из себя невинную овцу так искусно, что Микк бы даже поверил ему, не знай он, какой на самом деле хитрой скотиной был Мудрость.

Шерил оскорблённо поджал губы, опасно щуря глаза, и тут вдруг справа от Тики послышался смешок, отчего Алчность тут же перевёл сердитый взгляд на ухмылявшегося Уолкера, читающего свою книгу.

– Тебя что-то не устраивает, Четырнадцатый? – по слогам грозно произнёс мужчина, обращаясь к мальчишке и пытаясь, видимо, то ли напугать его, то ли заставить встать и занять другое место, но Аллен лишь пожал плечами и буднично, словно никто сейчас не горел желанием прибить его, ответил:

– Мне начать с малого или же сразу перейти к чему-то более масштабному?

Шерил заскрипел зубами. Лулу неприязненно повела носом. Вайзли с невозмутимым видом принялся за вязание.

Тики едва слышно вздохнул, чувствуя, как начинает болеть голова, и как сосет в животе от голода. Надо пережить этот ужин, выебать настырного, непонятно что задумавшего Уолкера и свалить отсюда в шахту. Там он присоединится к прочим рабочим, смешается с ними, и никто его не найдет.

Алчность сердито нахмурился в громовым голосом вопросил (и почему старик еще не вмешался, а?):

– Что-о?..

– А то, – просто пожал плечами Уолкер. – Не думаю, что вам интересны мои жалкие потуги на научном поприще, так что скажу, что меня не устраивает… хм… невозможность регенерации душ в среднестатистическом человеческом теле, – довольно бодро отрапортовал он – и почему-то бросил на Тики короткий взгляд.

Третий апостол мысленно взвыл – потому что опять этот ебаный Неа и намеки на него, воспоминания о нем. Вслух он ничего не сказал, конечно – просто сделал вид, что взгляда не заметил – и обратился к Шерилу.

– Ну хочешь, я пересяду? – раз уж папаня так хочет быть поближе к чаду – почему нет? А там, с другой стороны от Шерила и Роад устроится… Снова со своими книжками. Это Тики отрезвило быстро, и он поспешно добавил, не дав брату толком ответить: – Ты займешь мое место, если так хочешь быть поближе к господину Графу.

Рот Алчности тут же захлопнулся, и мужчина мотнул головой.

– О… нет. Нет, сиди, все нормально. Я уж… – он бросил на Уолкера ненавидящий взгляд, – переживу как-нибудь.

Мальчишка в ответ никак не отреагировал, что определённо взбесило чопорного Шерила только больше, степенно перевернул страницу, подчеркнул карандашом (пальцы у него были замараны в грифеле, этот грязнуля даже не соизволил помыть руки перед ужином) несколько слов, нахмурился, прикусив губу и явно мыслями был уже далеко от Алчности и его придирок.

Но тут Адам без единого слова пронзительно взглянул на него, словно чего-то ожидая (хотя на что он рассчитывал, если мальчишка был погружён в свои заумные теории?), и Аллен вдруг спустя несколько секунд закатил глаза и, демонстративно захлопнув книгу, вымученно выдохнул, помотав головой. А потом встал, не обращая внимания на удивлённое лицо Шерила, который очевидно совершенно не ожидал такой щедрости, и вежливо отчеканил – так, будто говорил эту фразу тысячу раз до этого:

– Прошу прощения за своё неподобающее поведение за столом, —здесь он мило улыбнулся, прикрыв глаза, кивнул и равнодушно прошествовал мимо довольно засветившегося Адама, сев прямо напротив Тики. И – снова уткнулся в книгу.

Шерил уселся на освободившееся место с видом победителя и хмыкнул, а Лулу Белл, место рядом с которой Аллен теперь занимал, поморщилась немного заметнее, чем обычно, но только этим и ограничилась, явно решив, что рядом с Графом не стоит выказывать непочтения к нелюбимому Четырнадцатого, от которого все явно ожидали одних проблем.

Впрочем, Тики решил, что конкретно Лулу ожидала этих самых проблем не зря. Вопрос состоял только в том, когда же Малыш сам ею заинтересуется, как заинтересовался Микком совсем недавно.

Причем, весьма подозрительно заинтересовался.

Еду стали заносить, как только появился Майтра, тут же устроившийся в самом темном углу и вплотную пододвинувший к себе тарелку, что заставило Микка на время отвлечься от своих мыслей в пользу ужина. Грибы под сыром были потрясающие, ростбиф оказался выше всяких похвал, а коньяк… мм, коньяк был и вовсе чудесен. Тики даже полегче стало, потому что когда его внезапно задели ногой под столом, он и не подумал возмутиться.

Кроме прочего, когда Шерил вновь завел шарманку о преемничестве, он только покивал степенно и решил не возражать – себе дороже.

Однако кого-то (известно кого) такое положение дел явно не устраивало. Тики снова пнули ногой под столом буквально через пару минут. И снова, и снова, и снова. Как будто всячески старались привлечь внимание, вот только зачем – непонятно.

Пинаться мог, конечно, только Уолкер, сидящий как раз напротив. Надо думать, он занял такую позицию специально, как до этого устроился совсем рядом. Все с умыслом, все. Вот только на кой-черт ему это было надо, если мальчишка просто пялился в свою книгу и даже не смотрел в его сторону?

А может быть, он не специально?..

Может, даже не замечает, что бьёт кого-то, потому что слишком увлечён чтением? Хотя, и слово-то такое… «бьёт». Эти касания были больше похожи на какие-то скользящие поглаживания, словно Уолкер был полностью погружён в себя и в такт читаемым словам качал ногой, чтобы не сбиваться. И иногда эти самые касания достигали Тики – носок туфель мягко притрагивался к голени, совсем невесомо, но до одури интимно.

Мужчина вдруг почувствовал, как вновь загорается. Как вспыхивает в нём это желание, странное желание спрятать мальчишку за пазуху, утащить к себе в спальню и никому не показывать. Но – сначала всё-таки трахнуть. Да так, чтобы под кожу ему засесть.

Аллен вдруг изменился в лице, становясь неимоверно хорошеньким, мягким и каким-то не таким, как обычно – и воодушевлённо обратился к Адаму, протянув ему книгу, где, как Тики смог заметить, было отмечено несколько строк.

– Что думаешь? – выдохнул он, восторженно улыбаясь и сверкая вмиг посветлевшими глазами.

Граф послушно уставился в подчеркнутое, а потом – перевел взгляд на Аллена, словно не веря в то, что тот хочет сделать что-то такое. Потом – снова посмотрел в книгу. И – снова на Аллена.

А потом… почему-то перевел взгляд на Тики, как будто его каким-то образом его касалось.

Нога Уолкера замерла как в каком-то предвкушающем ожидании, так и касаясь голени Микка, и юноша прикусил губу, сразу рождая в мужчине новую фантазию. О том, как Уолкер шикарно сосал бы – как обхватывал бы губами ствол его члена, как ласкал бы головку, как…

О боже.

Адам укоризненно цокнул языком и покачал головой.

– Я думаю, что ты идиот.

Аллен снова принялся покачивать ногой, словно его только что не обругали, а похвалили, и еще шире разулыбался, обаятельный паршивец. И снова начал задевать Тики ногой, все распаляя и распаляя его, уже не представляющего, как вообще доживет до конца трапезы. Как вариант – можно сбежать пораньше, но тогда сложнее будет выследить, когда Уолкер отправится к себе в комнату, чтобы застать его там в одиночестве и хорошенько поиметь.

Но перетерпи, Тики, перетерпи эту очередную провокацию, и пребудет к тебе счастье.

Мальчишка отстранился от Графа, продолжая улыбаться этой заискивающей улыбкой, такой соблазнительной и такой непривычной (заставляющей вспоминать о том, как он сидел на коленях Адама и… и… и… распутствовал), и, хитро сверкая глазами, перевёл взгляд на книгу.

– О, а я думаю, что игра определённо стоит свеч, – довольно проговорил Уолкер и лукаво посмотрел в сторону Графа. – Теория-то великолепна, – глухо хохотнул он, качая головой, и Адам вдруг задумчиво скривил губы, отчего мальчишка тут же напряжённо подобрался, не переставая, однако размеренно поглаживать Тики по ноге.

– Напомнить, чем обернулась твоя последняя теория? – опасливо предложил Адам таким тоном, будто боялся поднимать эту тему, но считал, что это необходимо.

И для самого Аллена – в первую очередь.

Вполне возможно, что эту тему они уже обсуждали, только вот мальчишка явно отвечать не желал, отчего Граф и решил поставить вопрос перед Семьёй, где Уолкер просто не смог бы не отреагировать.

Однако мальчишка замер лишь на кратчайшее мгновение и тут же расплылся в резиновой фальшивой улыбке.

– Не волнуйся, в этот раз я не уничтожу твой Ковчег, – ласково пообещал он, прикрыв глаза, и голос его звенел от напряжения. Тики присмотрелся – и увидел, как с плеч его сыпется почти незаметная чёрная крошка. А ещё поглаживания стали вдруг такими тягучими-тягучими, будто он пытался успокоиться и отрешиться от происходящего.

– Я про Семью, Аллен, – серьёзно произнёс Граф, и за столом повисло молчание (хотя до этого все не обращали внимания на диалог Адама с мальчишкой).

– Не моя вина, что один полоумный Ной порешил их моей Чистой Силой, – прошипел Уолкер, сузив глаза, и сжал челюсти. – Я не собираюсь расставаться с этой рукой лишь потому, что ты боишься повторения истории, – отчеканил он, смотря прямо в глаза Адама, который глядел на него в ответ с напряжённым спокойствием. Словно прекрасно знал, что именно в это русло повернёт разговор. – Не после того, с каким трудом я присобачил ее к себе. Кто ж знал, что твоему идиоту-брату взбредёт в голову идея оторвать её, – ядовито ухмыльнулся Аллен и резко встал из-за стола. – Спасибо, приятного вечера, – холодно проговорил он и поспешно вышел из залы, роняя с плеч чёрные капли Тёмной Материи, таявшей даже не долетая до пола.

Тики едва слышно хмыкнул, наблюдая за тем, как он исчезает за дверью, и прикусил изнутри губу. Итак, осталось совсем недолго. Еще минут сорок – и можно уже идти в комнату к этому заносчивому паршивцу и наказывать его по всем правилам Удовольствия Ноя.

Правда, насладиться своим ликованием по поводу того, что ужин скоро явно подойдет для него к концу, Тики не удалось. Лицо Графа стало таким виноватым и обиженным одновременно – словно неправы были оба – что мужчину даже затошнило слегка, как и всегда в такие моменты. Адам был отличным стариком, даже несмотря на свои замашки с фальшивыми улыбочками и всем прочим, и зла Микку он никогда не делал и не желал, поэтому видеть его в таком состоянии было… неприятно.

Отчасти именно поэтому, съев большой кусок торта и отказавшись от чая, который традиционно заменил спиртным (алкоголь сгорал из-за могучего обмена веществ Ноя, оставляя только послевкусие и легкую эйфорию), Третий апостол вскоре поднялся из-за стола и, не дожидаясь, пока Роад доест и снова полезет к нему с домашкой (теперь-то уж сам бог велел – он же «взялся за ум»), вежливо откланялся.

Для начала, здраво рассудив, что уж этой ночью Малыш точно от него никуда не денется, мужчина отправился в свою комнату. Он ужасно хотел избавиться от слишком узкого ему в плечах пиджака из тех, что Шерил желал видеть на нем каждый семейный ужин, а еще требовалось захватить с собой пузырек с маслом. В конце концов, Тики хотел получать удовольствие, а не слушать полные боли стоны Уолкера. А раз так – стоило позаботиться о них обоих.

С этим Микк добрался до своих апартаментов, скинул ненавистный пиджак, оставшись в одной рубашке, и нашел в ящике прикроватной тумбочки нужный ему флакончик.

Покатав его на ладони и устремив на секунду взгляд в потолок, Тики мечтательно прикрыл глаза и широко ухмыльнулся.

Вот теперь… теперь можно было отправляться в гости.

***

В комнате у Уолкера было темно – даже настольная лампа не горела, и Тики, на самом деле, обрадовался этому факту, потому что сможет добраться до постели одного паршивца явно незамеченным.

Мальчишка спал. Обнял мягкую подушку, приютился на самом краю кровати, дышал ровно-ровно, и всё в нём говорило о его беззащитности в этот момент. Связать или же нет? Разбудить или не нужно? Как лучше поступить? Как сделать так, чтобы удовольствия от долгожданной победы было больше?

У Тики всё внутри дрожало в нетерпении. Трепетало только от одного вида Уолкера, сейчас сопящего в подушку. Кожа у него была светлая-светлая, словно благородная мамонтовая кость, а растрёпанные волосы, разметавшиеся по простыни, походили чем-то на свежевыпавший снег.

Сколько же силы и мощи было в этом хрупком на первый взгляд теле? Сколько яда и желчи мог извергнуть из себя этот рот? Сколько лукавой смешинки могло спрятаться в его сером взгляде?

Тики воодушевлённо облизнулся, горягорягоря желанием, с каждой новой секундой захватывающего все его внутренности, и аккуратно коснулся предплечья, невесомо проводя кончиками пальцев до шеи и подхватывая тонкое одеяло.

Аллен тут же сонно потянулся за рукой, заставляя Микка растянуть губы в недоверчиво-ликующей улыбке, и обхватил его запястье теплыми тонкими пальцами, на секунду замирая, словно решал, что же с ними делать, и зевая.

– Ну Неа… – протянул он не открывая глаз, – ну чего ты опять так внезапно…

Тики до крови закусил губу, стремясь не издать ни звука, и проследил за тем, как Уолкер сам себя вдруг обрывает, ощупывая его руку (которая явно Неа не принадлежала), и резко распахивает глаза.

– Ты был близок к истине, но не слишком, – белозубо ухмыльнулся Тики ему в лицо, буквально чувствуя, как злость поднимается в нем лавовой волной, грозящей смести не только его самого, но и этого блядского Четырнадцатого, которому определенно не впервой будет трахаться с Ноем, и еще половину Ковчега вместе с его обитателями.

– К-какого хрена?! – голос Малыша сердито зазвенел в сумрачной тишине темной комнаты, и он поспешно отполз подальше от Тики, садясь на кровати и щуря глаза. – Это… – Уолкер мотнул головой и поспешно активировал Чистую Силу. – Это ж не по плану вообще!

Микк буквально ощутил, как ухмылка на его лице из просто хищной становится откровенно садистской, и покачал головой.

– А ты знал, что действия ноевых апостолов расчетам не поддаются? – и – выпустил щупальца, наслаждаясь тем, как мальчишка замирает перед ним, ужасно похожий на кролика, которого бросили к удаву в террариум. – Так что второй раз фокус с Чистой Силой здесь не пройдет, даже не думай, ясно?

Аллен зло сощурился, кривя губы и нагибаясь словно дикая кошка, готовящаяся к прыжку (прекрасныйпрекрасныйпрекрасный), и бросился вперёд, замахнувшись когтистой лапой. Ха, как будто теперь это имело хоть какой-то смысл.

Тики усмехнулся, пропуская стремительный удар сквозь себя и наслаждаясь промелькнувшим на бледном лице раздражением, и тут вдруг Чистая Сила покрылась белыми перьями, а Аллен ошеломлённо взглянул на неё и с паникой в голосе чертыхнулся, тут же пятясь назад, к краю кровати, будто надеясь сбежать от распалённого Ноя.

От распалённого Тики Микка, который всегда получал то, что ему хотелось.

А сейчас ему хотелось этого дерзкого мальчишку, в мыслях которого жил лишь Неа, предатель и убийца.

Мужчина хищно ухмыльнулся, опуская голову и наблюдая за глубоко дышащим Малышом, опасливо поглядывающим на окружившие его щупальца, и решил, что связать его будет лучшим вариантом.

Кое-кто же хотел взять мальчишку беспомощным и злостно матерящимся, не так ли?

Тики воодушевлённо хохотнул, Аллен шумно сглотнул, прижимая к груди вернувшуюся в вид кукольной конечности руку, и – щупальца тут же устремились к дёрнувшемуся в сторону Уолкеру, обвивая его ноги и туловище, закрывая глаза и сковывая запястья.

– Идиот, ты что вообще творишь? – зашипел тот, подавшись назад, стремясь уйти, выбраться, но Микк потянул его к себе, наслаждаясьнаслаждаясьнаслаждаясь потерянным видом мальчишки и любуясь быстрыми движениями языка, в волнении облизывающего блестящие от слюны губы, и хмыкнул.

Одно из щупалец полезло Уолкеру под рубашку, заставляя его вздрогнуть и вновь дёрнуться назад.

– Как что? – нарочито ласково проворковал Тики. – Доставляю удовольствие.

– Нихера это не удовольствие! – тут же разъяренной кошкой снова зашипел Аллен, судорожно пытаясь вырваться, но, естественно, не преуспевая. Новая способность, благодаря нему и полученная, никогда еще Тики не подводила, так что на сбой мальчишке надеяться не приходилось. Это же не барахлящая рука, состоящая из капризной Чистой Силы, которой не нравится обитать в теле Ноя.

– Правда? – с наигранным удивлением вскинул брови Тики, усаживаясь на кровати поудобнее и склоняя голову набок. – А я вот определенно получаю от происходящего подлинное удовольствие, – заметил он сыто и, облизнувшись, мягко погладил Малыша по обнажившейся из-за задравшейся пижамной штанины лодыжке.

Мальчишка дернулся в очередной раз, глухо выматерился себе под нос и снова попробовал отползти подальше. Без особого результата, конечно – Тики снова щупальцами подтянул его к себе. На этот раз – почти вплотную. Развел пошире ноги, устраивая его, лишенного радостей движения, на спине, и скользнул ладонью по бедру, а от него – к паху.

Уолкер зарычал, дёрнув коленом в попытке ударить его, но, понятное дело, не преуспевая в этом, и злобно зашипел, кривя искусанные губы и выпуская чёрные копья, которые Микк просто пропускал сквозь себя:

– А ну отпусти меня, озабоченный извращенец.

Большебольшебольше.

Больше этого потрясающего напряжённого голоса, больше бледной кожи, больше вздымающейся груди, скрытой (пока) рубашкой, больше великолепного странного чувства, полыхающего у Тики внутри.

Чувствительные щупальца обвили мальчишку, приковали его к кровати, лишили возможности что-либо сделать (даже видеть – о, он был полностью в его власти, да), и мужчина ощущал себя каким-то пьяно-шальным. Уолкер дёрнулся, когда Микк погладил пальцами его пах поверх штанов, и вновь заворочался в очередной бесполезной попытке как-то избежать прикосновений. В попытке, которая ужасно возбуждала.

Маленький белобрысый лгун, который определенно привык трахаться с Ноями, а следовательно – привык и к их странностям. Тики нажал на пах мальчишки, стискивая в пальцах его член и заставляя Уолкера судорожно вздохнуть, и навис над ним, прихватывая зубами его нижнюю губу и оттягивая ее, прикусывая до крови и всасывая в свой рот.

Оо, так вот чего ему действительно хотелось все это время. Вот чего ему не хватало. Уолкер сопротивлялся и брыкался, сжимая зубы и яростно мыча, мотал головой в попытке заставить закрывающее его глаза щупальце исчезнуть, и уворачивался, но ничего, ничего не выходило. Малыш был жертвой Тики – воистину жертвой, а не просто кем-то, кто всячески притворяется ею, чтобы потом отрывисто застонать, пока Микк толкается в него и возит как хочет по простыням.

– Это… вообще не… не по плану… – отрывисто заявил засранец, когда Тики оторвался от его рта и полез к нему в штаны. Ткань была тонкая, мягкая, почти как на детской пижаме, и такой выбор в сочетании с общим сволочизмом Уолкера заводил сильнее и сильнее.

Белья под штанами не оказалось. Третий апостол заинтересованно вскинул брови, мягко гладя подушечками пальцев ствол полувозбужденного члена длинно и рвано вздохнувшего мальчишки, тщетно пытающегося свести ноги, и ухмыльнулся.

– Ну я же сказал, что по плану с Ноями никогда не выходит. Ты вроде уже должен об этом знать, – он склонил голову набок, любуясь зрелищем обездвиженного Малыша, побледневшего, а потом и покрасневшего от злости, и наконец сдернул с него штаны.

Не наслаждаться же в одиночку.

Уолкер раздался порцией новых матов, прерываемых короткими вздохами, и задёргался, заизвивался словно уж, заставляя Тики воодушевлённо заулыбаться и погладить одним из щупальцев аккуратную головку, наслаждаясь нежной мягкостью и тут же вздрогнувшим всем своим хрупким телом мальчишкой. Он замотал головой, закусив губу, подобрался, заелозил бёдрами, стремясь уйти от касаний, и мужчина, облизнувшись, устроился между его разведённых ног, целуя под коленом.

На превосходные гневные ругательства он даже не обратил внимания.

О, Неа точно не мог сделать того, что мог сделать сам Тики. Он точно не мог быть сразу везде, не мог гладить Малыша одновременно по всему телу, не мог обездвижить его, не мог… не мог… не мог…

Словом, он не был Тики, который имел возможность доставить Малышу столько удовольствия, сколько тот мог его ухватить. Особенно прекрасно было то, что щупальца мужчина ощущал как свои собственные конечности – даже острее. Куда острее. Словно это был его язык или его член. Они были длинные, меняли свой размер в зависимости от желания Ноя, и Тики уже предвкушал, как Малыш будет мычать, когда он трахнет ими его рот.

Он будет скользит по зубам, ласкать язык…

Засадит по самую глотку.

Чтобы Аллен Уолкер забыл наконец про этого напыщенного ублюдка Неа, братом Графа он был, частью Графа или кем там еще – это было совсем неважно, раз уж он навсегда исчез.

Аллен сорвался на судорожный всхлипывающий стон, когда Тики погрузил его член в свой рот, обнимая губами ствол и щекоча языком чувствительное отверстие на головке, и тут же снова забрыкался, заставляя мужчину больно прикусить нежную кожу.

Угомонись, угомонись, Аллен. Ты теперь мой, и с этим ничего не поделать.

Одним из щупалец Тики рванул на Уолкере пижамную куртку, заставляя пуговицы на ней затрещать, и обнажил его испещренный шрамами торс. Даже левый сосок у мальчишки был рассечен надвое, и именно это зрелище – Малыш был возбужденвозбужденвозбужден несмотря на все свои пререкания – совершенно сорвало у Третьего апостола тормоза.

Он скользнул вверх, специально касаясь грубой тканью штанов члена мальчишки (тот протестующе и болезненно шикнул), и навалился на него, целуя в губы и проталкивая язык в рот, когда тот ошалело втянул воздух (как же великолепно было то, что он ничего не видел). Уолкер завертел головой, замычал, задёргался, вновь напоминая попавшую на сковородку змею, и Тики с наслаждением провёл по небу, одновременно с этим обвивая ствол мальчишки тонким щупальцем (засунуть его в уретру ли нет, засунуть или нет?..) и выкручивая правый сосок пальцами – мальчишка выгнулся настолько, насколько мог, явно разделяясь между доставляемым удовольствием и собственной злостью, и вдруг… больно сомкнул челюсти, заставляя Микка подавиться и отпрянуть, недоуменно поглядывая на Аллена и его окрасившиеся в кровь губы.

Вот мы и познакомились поближе, как и хотел господин Граф, подумал мужчина, против воли широко ухмыляясь и чувствуя, как зарастает рана на прикушенном языке. И – все-таки скользнул истончившемся щупальцем в уретру тут же длинно застонавшего и рвано заругавшегося мальчишки, сползая вниз, к его груди, и вылизывая его рассеченный сосок.

Кажется, пора переходить к самому сладкому?

Тики мечтательно зажмурился, хрустнув спиной в предвкушении, и снова вернулся к губам Малыша, слизывая свою кровь из уголка его рта и восторженно наблюдая за тем, как Уолкер злобно кривит тонкие губы.

Интересно, глаза у него сейчас серые или же все-таки золотые?

– Ты сам нарвался, – только и протянул Микк со вздохом и, отстранившись, быстро разделся, вскоре накрывая охнувшего Аллена горячей кожей и скользя рукой по стволу его колом стоящего члена, истекающего смазкой.

Напряженный, горячий… Мужчина облизнулся, совершенно не в силах себя сдерживать, и, на секунду отпустив тут же с удвоенной силой забрыкавшегося Аллена, рука которого снова пошла перьями Чистой Силы, перевернул его на живот, вздергивая вверх задницей.

– Зрелище потрясающее, – поделился он с Уолкером весело. И – развел его ягодицы, размашисто лизнув сжавшееся колечко ануса, а после – щедро полив его маслом.

Мальчишка вздрогнул, завалился куда-то набок, вновь пытаясь выбраться, и это так завело, так возбудило, так зажгло, что Тики не сдержался от лёгкого смеха, словно был взрослым, который разъяснял ребёнку невозможность того, что тот старается сделать.

О, Уолкеру не сбежать.

Микк же его держит так крепко, так сильно, как, вероятно, даже Неа не держал этого сучёныша.

Мужчина со злорадством вслушался в новый поток шипящих матов и запустил одно из щупалец в бархатистый рот мальчишки, наслаждаясь его непонимающим всхлипом и мягкостью гладкой кожи. Как же было хорошо, о боже. Как же было приятно гладить Уолкера по впалому животу, как потрясающе было дёргать стоящие соски то пальцами, то самыми кончиками многочисленных щупалец, как великолепно было сжимать его ствол и слышать отрывистый полувздох-полустон на каждое внезапное движение внутри члена.

Тики уткнулся носом ему между лопаток, чувствуя, как внутри всё дрожит от нетерпения, как его что-то переполняет, и кусая бледные выпирающие позвонки, и проник в Малыша первым пальцем.

Тот мелко задрожал, явно всеми силами пытаясь ровнее стоять на подкашивающихся ногах, и дернулся назад, подальше, и тут же – подался навстречу проникновению, словно не зная, чего ему хочется больше и потому ругаясь только громче и горячее.

Микк протолкнул палец глубже, щедро смазывая тугого мальчишку изнутри, и вскоре уже растягивал его под себя вовсю, не стесняясь кусать косточки его выступающих лопаток и мокро целовать выпирающие позвонки. Его пальцы скользили в Аллене, почти каждый раз заставляя мальчишку дергаться, вздрагивать и едва ли не кричать, и мужчина каждую секунду ощущал только то абсолютное наслаждение, за которым всегда и гнался.

Язык Уолкера, ласкаемый щупальцем, был скользким, горячим и юрким – Аллен пытался отплеваться, вывернуться и только делал для себя хуже, потому что вскоре его полувскрики превратились в длинные протестующие мычания, кроме которых он ничего не мог и произнести, а Тики застонал так, словно во рту у мальчишки был ни много ни мало его член.

Который, кстати, стоило бы уже загнать в его восхитительную задницу.

Что Тики вскоре и сделал.

И – мальчишка длинно застонал, прогнувшись в пояснице, и голос его взлетел, превращаясь в вымученный хрип, и Микк глухо рассмеялся, ощущая себя таким… таким… таким, каким никогда не ощущал, когда трахал кого-то. Он оставил несколько алых засосов на бледной спине, наслаждаясь прерывистыми вздохами и судорожными подрагиваниями Уолкера, и потянулся к его волосам, проводя ладонями по бокам, задевая соски (сжатые тонкими щупальцами – Аллен дрожалдрожалдрожал от каждого лёгкого игривого прикосновения их кончиков) и гладя шею.

Он был его. Полностью принадлежал Микку: руки, ноги, кости, задница, грудь… или не полностью?

Его мысли. Чьими были его мысли? А чьим было его сердце? Тики хотел его сердце. Заполошно бьющееся в грудной клетке как птичка сердце. И – он хотел его всего. А потому – нужно было ещё немного поиграть.

Мужчина, облизнувшись, выскользнул из Уолкера, заставляя податься за ним и издать разочарованно-протестующий стон, и в одно мгновение освободил туловище от щупалец, оставив их лишь на конечностях и в члене (просто мальчишка так трогательно вскрикивал на каждое движение, о боже, это было так великолепно…).

Аллен с несколько секунд тяжело дышал в простынь, сжимая ягодицы и выгибаясь, словно надеясь кончить (о чёрт, как же это заводило), и, когда он всё же обернулся к замершему в ожидании чего-то неясного Тики, тот вздрогнул.

Глаза у мальчишки, осоловевшие и полыхающие злобой, были золотыми.

Он криво усмехнулся и осипшим голосом прошипел:

– Сука, если уж решил меня трахнуть, делай это нормально.

Тики позволил себе широкую ухмылку и погладил мальчишку по рассеченному соску подушечкой пальца.

– Коне-е-чно, – протянул он сладко, в полной мере наслаждаясь своей издевкой и нажимая на грудную клетку мальчишки ладонью. – Только посмотрю, остался ли у тебя от меня шрам на сердце. Помнишь ту нашу потрясающую встречу?

После которой ты захотел убить меня, а в итоге обеспечил тем, чем я сейчас проникаю в твой член.

Аллен дернулся, очевидно поняв, чего Тики хочет, но отползти далеко у него не вышло. Мужчина толкнулся ладонью сквозь его плоть, широко распахивая глаза, и ощутил снова бархатистость нежного сердца мальчишки, которое так, помнится, заворожило его еще тогда, когда он коснулся его впервые.

– Мог ли твой Неа так прикоснуться к тебе, а, Малы-ы-ш? – выдохнул Микк мальчишке в рот, заставив того дернуться и как-то ошеломленно зажмуриться. Но – только на секунду.

Потому что почти сразу же Аллен вновь распахнул глаза.

– Да откуда ты знаешь про Неа, блять? – злобно прошипел он, сорванно дыша и утыкаясь Тики своим стояком в живот. Было видно, что это и правда его волнует – как будто кроме как о бывшем Четырнадцатом мужчина мог узнать о чем-то еще. А Микк… он узнал, конечно, но определенно не счел это важным.

Все остальное просто не стояло на пути к его цели, а значит, внимания и не стоило. Именно поэтому Третий апостол просто пожал плечами и усмехнулся:

– Я единственный Ной в Семье, который умеет ходить сквозь стены.

Лицо мальчишки сначала побледнело, словно только сейчас понял что-то важное и это важное совершенно не входило в его планы (теории, теории, теории, как говорил Граф), а потом стремительно покраснело от гнева, и он, скривив губы (золотые глаза полыхалиполыхалиполыхали, мать, и это прекрасно), выплюнул:

– Ах ты ублюдок, какого хр…

Договорить ему не дал сам Тики, вновь погрузив в этот симпатичный ротик, издающий такие потрясающие ругательства не хуже, чем протяжные стоны и мычания, щупальце, поглаживая им мягкое небо и заставляя Уолкера давиться и сверкать в темноте горящими глазами.

Сердце у него билось как сумасшедшее, и Тики почти нежно провёл кончиками пальцев по мягкой кожице, натыкаясь на гладкий шрам и вынуждая мальчишку, не способного вырваться, выгнуться и замотать головой. Чистая Сила в руке Уолкера полыхнула белоснежными перьями, пуская в воздух несколько капель, и вновь потухла, стоило мужчине вынуть ладонь из грудной клетки.

Микк ухмыльнулся.

– А теперь вот можно и продолжить, – заметил он и, облизнув пересохшие губы, нажал ладонью на живот мальчишки и снова толкнулся в него членом, начиная медленно и глубоко двигаться и следя за тем, чтобы Аллен дергался и подавался к нему при каждом движении, непокорный, но все равно стонущий, пусть и матерящейся напропалую.

– Ты… ты… сука… твою мать… – Уолкер облизнулся и выгнулся, подставляясь под гладящую его по животу ладонь и комкая в пальцах простыни.

– У меня нет матери, —довольно оскалился Тики и, наклонившись к его груди, обласкал соски горячим языком, посасывая каждый из них и втягивая в рот.

Что может быть прекрасней непокоренной жертвы, не сдающейся, но все равно отдающейся тебе против воли?

Никто не может устоять перед удовольствиями, особенно вот такого рода. Не поэтому ли похоть и является одним из смертных грехов? Ее нельзя избежать.