Текст книги "Баламут (СИ)"
Автор книги: Alexander Blinddog
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
– Хватит, Алексей, хватит, – Баламут положил ему руку на плечо. – Поехали обратно.
– Не поеду я домой, – ответил княжич.
– Хорошо, – Баламут поднял руки. – Хорошо. Я сделал всё, что мог. Не переубедить тебя, да? Пожалуйста, на здоровье. Оставайся. Делай, что хочешь. Только не говори потом, когда тебя какая-нибудь тварь пережёвывать будет, что старина Баламут не пытался тебя предупредить о такой участи.
– Мы справимся, – княжич снова набычился.
– Не понял, кто это – мы? – Баламут приложил руку к уху. – Мы – это кто, позвольте узнать? Ты и твой конь?
– Нет, ты и я, – ответил Алексей.
– О-о-о, ты никак решил, что я с тобой дальше поеду? Других монстров из тёмных сказок искать? Ты чего это, княжич, головой ударился? Нет уж, дудки, без меня обойдутся такие приключения. Хочешь помирать – один помирай.
– В каком это смысле?
– В прямом, в каком же ещё. Не поеду я с тобой больше никуда. Совсем. Вообще. Я в город возвращаюсь. Мне в горячей баньке надо попариться, поесть нормально, брагой бы упиться до смерти, желательно. Вот такая смерть мне нравится. Быть съеденным очередным змеем – отнюдь. Всё, уезжаю я. А ты человек вольный – хочешь, станешь закуской для волков, не хочешь – для другого Горыныча, выбирай, не стесняйся, раз мозгов нету.
– Ты со мной не поедешь?
– ДА! – выкрикнул Баламут. – Именно это я тебе и пытаюсь донести. Не поеду. Наконец понял, не пришлось картинки на бересте рисовать.
– Ты трус и предатель! – крикнул княжич.
– Не путай трусость с благоразумием, мой тебе совет. Если ты сидишь в горящем доме, то считать, будто продолжать упорствовать, пока твои волосы плавятся – это удел сопливых мальчишек. Оценить обстановку и вовремя уйти, вот путь мужчины. А что насчёт предательства…
Баламут пожал плечами.
– Ты меня нанял, я свою задачу выполнил. Всё честно, не находишь? Прибереги громкие слова, нечем тебе меня стыдить.
– Я же тебе жизнь спас, ты мне должен помочь теперь! – крикнул княжич.
– Спас разок, подумаешь, велика заслуга. Моя жизнь гроша ломаного не стоит. Так что и её спасению, стало быть, невелика цена. А я своё дело сделал. Горыныч мёртв? Мёртв. Медальон теперь мой. Да не забудь про знак этот твой тайный. Нацарапай, не стесняйся.
Баламут требовательно протянул ладонь. Княжич прожигал его взглядом и не шевелился.
– Если ты сейчас скажешь, что уговор был не Горыныча убивать, а спасти княжну, а раз княжны, дескать нет, то и награды нет… Не советую. Не доводи до греха того, кому терять уже нечего.
Наёмник пробежался пальцами по рукояти меча. Алексей покраснел, как раскалённое железо в кузнечном горниле. Достал из-за пазухи медальон и кинул его в руку наёмника.
– Знак-то, знак не забыл нацарапать? Чтобы меня на заставах не вздёрнули, будто вора? – спросил Баламут
– Нет никакого знака, – ответил Алексей. – Выдумал я всё, чтобы ты мне ночью камнем голову не размозжил, ради побрякушки этой.
Баламут сплюнул.
– И этот человек меня обманом попрекал, посмотрите на него, люди добрые. Следовало бы догадаться, конечно. От вас, князей, чего угодно ожидать можно. Тут ты меня переиграл, признаю. Что же, ваша княжеская милость, за сим спешу откланяться. Передавайте привет костям княжны, когда найдёте их среди этих скал. Берегите себя. Счастливо оставаться, расходятся на этом наши дороги. Я уезжаю один.
Глава 9 Голос совести
Баламут, сердито фыркая, то и дело понукал коня ехать быстрее. Жеребец только прял ушами, но пошевеливаться и не думал.
– Вот же сопляк, – не переставая бухтел Баламут. – Поучать меня ещё вздумал. Стыдить. Я ради него и виверну убил и стрыгу убил, и Горыныча уже завалил, а он всё недоволен. Никак их светлости не угодить. Нытик, тьфу.
Жеребец, будто соглашаясь с ездоком, фыркнул.
– Вот и я так говорю, – поддакнул ему Баламут. – Он-то сразу родился с серебряной ложкой во рту и павлиньим пером в известном месте, а поди ты, ещё рассказывать мне будет, как жизнь эту жить.
Наёмник запахнул плащ посильнее, прячась от налетевшего порыва северного ветра.
– Сидел себе в княжьем тереме. Жрал только икру баклажанную и прочие деликатесы, какие они там едят. Бегал у мамки под юбкой и вдруг, поди ты, возомнил себя великим витязем. Поедем, говорит, друг Баламут, ужика одного прищучим. Приключение на двадцать минут, одной ногой туда, другой сюда. И всего делов. А я бегаю за ним, как нянька, только сопли ему подтираю. А он без меня куда? Да никуда! Через пять минут оступится, упадёт, и башку о камень пробьёт, дурачок.
Золотой амулет за пазухой внезапно перестал приятно согревать, и словно начал холодить ему грудь.
– Вот холера. Ходит вечно за мной, как котёнок за мамкой, да глазёнками только луп-луп, пока я ему жемчуг из огня голыми руками таскаю.
Жеребец снова согласно фыркнул.
– Нет, ты мне скажи, друг мой Цезарь. Вот кому лучше будет, если не один он сгинет, ни за что ни про что, дурачок пухлощёкий, а нас двоих на дно утянет? Никому лучше не будет, точно тебе говорю. Ладно сам. Выбрал свой путь и топает по нему уверенно, ни страха, ни упрёка, ни капли мозгов. Виверна? Давай биться. Стрыга на пути встала? Иди сюда стрыга, сразимся. Горыныч? Плевать, побьём и Горыныча? А я-то что? За что мне-то вот это вот все? Кто я ему? Нянька? Папка? Брат родной?
Цезарь мотнул гривастой головой.
– Вот и я говорю, – обрадовался Баламут. – Княжич —то, что со мной сгинет, что без меня. Заблудится, упадёт в пропасть и всё, поминай, как звали. Туда ему и дорога, раз жизнь не мила, одни подвиги, да спасения на уме.
Жеребец печально фыркнул. Баламуту сделалось грустно.
– Да, спас он меня, – признался самому себе наёмник. – И от Горыныча спас. И перед Фёдором защитил, который меня убить хотел. И ограбление своё простил. Вот простил бы я его, коли это он меня оставил бы в тёмном лесу, привязанным к дереву?
Цезарь мотнул головой.
– Не простил бы, – тоскливо согласился со своим конём Баламут. – Лежал бы уже в земле сырой, да гнил бы себе тихонько, никому не мешая. Но вот жив пока, топчу землю грешную, дышу воздухом свежим. А он пропадёт теперь без меня.
Жеребец тоскливо вздохнул.
– Ай, да чтоб вас всех, – Баламут сплюнул и подогнал коня.
Алексей, как и день назад, снова снова сидел у огня один-одинёшенек.
– Не нужен он мне!
Княжич со злостью сломал ветку и бросил её в костёр.
– Пускай проваливает на все четыре стороны. Вор. Обманщик проклятый! Убить меня хотел. Без него справлюсь. Сам княжну спасу. Только время из-за него терял. Чуть не убил меня! Мечом угрожал! К дереву привязал, будто пса поганого!
На глаза навернулись непрошеные слезы и Алексей убедил сам себя, что это от дыма. Он шмыгнул носом.
– Висельник проклятый. Поймают тебя, да за все твои делишки и вздёрнут на первом суку. Поделом тебе будет. Приползёт он ко мне на коленях, молить станет. Пощади, мол, светлый князь, помилуй, не губи. А я ему: не знаю тебя, наёмник, мы в расчёте с тобой были, ты медальон забрал, получай теперь, что заслужил. И будет в петле болтаться. Так-то. Так всё и будет.
Алексей снова предался вчерашним приятным мыслям про дыбу и виселицу. Только теперь мольбы Баламута о пощаде стали тысячекратно более слезливыми, а непреклонность княжича – куда более суровой.
По дороге послышался мерный перестук копыт. Алексей достал меч, оглянулся, кто это едет в такой глуши, и до рези в глазах вгляделся во тьму. Покачиваясь в седле, верхом на своём верном Цезаре приближался Баламут.
Княжич, не веря такому счастью, изо всех сил сдерживался, чтобы не побежать навстречу этому наглому наёмнику, и не броситься ему на шею, будто брату родному, после долгой разлуки.
– Ты вернулся?!
Алексей вскочил на ноги и в голосе его, против собственной воли, слышалась неподдельная радость.
– Может, я лжец, трус, бабник, пьянчуга… – сказал Баламут. – Но плохим другом меня никто никогда не называл. Хотя нет, постой-ка, называли. Чтоб меня громом поразило. Нет, вот с сегодняшнего дня, стало быть, меня больше никто плохим другом не назовёт! Вот так!
Баламут слез с седла, подошёл ближе и приятельски хлопнул княжича по плечу.
– Сгинешь ты без меня, вот что я понял. А я человек нервный и впечатлительный. Будешь ты ко мне каждую ночь духом бестелесным являться и сны мои тревожить, оно мне надо? Так что, сначала я помру, от старости, конечно же, и сам тебе в кошмарах буду являться, чтобы тебе было стыдно, что затащил ты бедного Баламута в такие беды.
Наёмник размял затёкшие плечи, начал рассёдлывать коня. Княжич ещё раз с трудом подавил в себе желание броситься и обнять его, но только отвернул лицо, чтобы тот не видел раскрасневшиеся от дыма глаза, и не подумал, будто будущий князь псковский плакал.
Баламут присел к костру.
– Рад я, что ты вернулся, – сказал Алексей. – Конечно, я бы и без тебя справился, тут и думать нечего. Но всегда приятнее, когда кто-то видит мои великие подвиги.
Баламут рассмеялся.
– Ваша княжеская светлость делает успехи на поприще словесного искусства. Чувствую себя ограбленным, это же я тебя научил. Слышу в речи подозрительно знакомые нотки, а от тебя взамен ничего не перенял. Только тумаки, да шишки набил. Несправедливый обмен, так тебе скажу. Но что поделать, вот такой я щедрый человек. Раздаю всем всё налево и направо, а сам без единого гроша по Руси-матушке скитаюсь, гол и голоден.
Алексей хмыкнул, достал из сумки кусок сухаря, отломил, положил сверху отрез вяленого мяса и протянул наёмнику. Тот принял угощение и приложил руку к сердцу.
– Хоть что-то получил. Лучше, чем ничего. Спасибо, князь. Но медальон всё равно мой, не так ли?
– Твой, твой, заслужил, оставь себе.
– Тебе дома уши-то не надерут, когда пропажи хватятся?
Алексей пожал плечами.
– Тут или голова в кустах, – сказал он, – или слава великая. Сыщу княжну – так про медальон никто и слова не молвит. А ежели на пути её поисков сгину – так костям моим белым всё едино будет, когда к ним придут за похищенное стыдить.
– Разумно, разумно, – сказал Баламут с набитым ртом.
– Осталось только найти её, собственно, – вздохнул княжич. – Но раз ты со мной на этом пути, так оно попроще будет. Со всеми напастями справимся. И со змеями и с ведьмами, и любой нечистой силой, что у нас встанет на пути. Побьём всех и княжну сыщем, пусть даже и тысячу лет в пути в этом проведём, да?
Баламут закашлялся.
– Уже потихонечку начинаю жалеть о своём поспешном решении вернуться. Опрометчивое оно какое-то было. Не подумал я, что с полпути возвращаться примета плохая. В народе говорят – к неприятностям. Народ мудрые вещи всегда говорит, на ерунду всякую слов не тратит. Предлагаю, поэтому, просто махнуть рукой на всех этих королев, принцесс и княжён разом. Вернёмся в Псков, будем сидеть там, да не тужить. Ты князем станешь. Я твоим воеводой. Распивать медовуху будем. В шёлк кутаться, да жемчугом кидаться. Или чем вы там, князья, занимаетесь обычно.
Алексей засмеялся.
– Княжье дело – труд тяжкий.
Баламут махнул рукой, не дав ему договорить.
– Зная я эти ваши труды, да проблемы. Всех бед и забот только что и выбирать, чего вечером трапезничать станете – кабанятинку или оленину? Чем запивать? Вино ромейское? Пиво хазарское? Может, водой родниковой? Выбор сложный, лоб покрывается испариной, мышцы сводит от натуги. Да-да, с таким не каждый справится, понимаю.
– Не так всё! На князе лежит труд следить за своим народом, оберегать его от бед и забот! Чтобы лиходеи на дорогах не водились. Чтобы степняки с востока не набегали, да людей в полон не уводили. Мы воины, и жизнь свою кладём, чтобы защищать простой народ! Не каждому это по плечу.
– Не каждый справится с тем, чтобы в шахте серебро добывать или в поле за лошадью с плугом ходить, – сказал Баламут. – Сидеть виноград кушать, а после того пальцем с золотыми перстнями махать, выбирая, куда дружину направить – тут любой сгодится.
– Ты совсем ничего что ли про княжеские заботы знать не знаешь? Ни про войну, ни про хозяйские дела, ни про политику? – спросил Алексей.
– Вся политика это развлечение для детей младшего возраста, – отмахнулся наёмник.
Княжич плюнул со злости.
– Мелешь, сам не зная что.
Баламут ехидно засмеялся.
– Ладно, ладно, ваша княжеская светлость. Не велите казнить, дурака неразумного. Ничего в ваших делах я не понимаю, но очень благодарен, что защищаете меня от всяких бед и невзгод.
– Да не тебя защищаем, – с ядом в голосе ответил княжич – а честной люд, от таких, как ты.
Баламут, казалось, совершенно искренне возмутился.
– Никогда я простой честный люд никакой грабил. Обманывал – возможно. Приукрашивал всякое – что же, тоже бывало. Но чтобы грабить – никогда. А если мы говорим про всяких толстосумов, что жиреют на страданиях простых душ, так тут разговор иной. С них, знаешь, не убудет, коли они мне пару чешуек серебром подарят за то, что я изгнал с их огорода лешего, или птицу-сирин, или ещё непойми какую тварину. Им самим же после этого спокойнее живётся. Сам подумай. Сидит себе, купчишка какой, на сундуках с золотом, да глаз сомкнуть не может. Только дрожит весь, что сейчас в хоромы ворвутся домовые с оборотнями, да всё его добро утараканят в лес. А тут я прихожу, весь из себя такой красивый, и всего-то за парочку жалких монеток даю ему уверенность, покой и крепкий сладкий сон.
– Тем и живёшь? – спросил княжич.
Баламут кивнул.
– В целом да. Где кому уверенности прибавить, что страшных монстров за навозной ямой не прячется. Кого убедить, что на тракте его феникс в небо не утащит. Предварительно убедив в обратном, разумеется. А между делом можно о подвигах своих боевых рассказать в том или другом кабаке, получить за это кружечку пива, или кусочек курочки жареной. Жаловаться не приходится. Только, понятное дело, в одних и тех же местах лучше часто не показываться. У некоторых потом вопросы возникают нехорошие.
Княжич рассмеялся.
– Могу только представить. Ну же, расскажи.
– Не, повесишь ты меня потом на первой осине, знаю я вашу княжью милость.
– Да хватит тебе. С тобой я уже всё понял и всё тебе простил. Считай, все прегрешения в княжестве Псковском отпустил я тебе. За спасение своё от стрыги, за то, что вернулся. Хотя нет, вот княжну спасём, тогда точно прощу, а пока ещё подумаю.
Баламут склонил голову в шутливом поклоне.
– Благодарю покорно за такую щедрость. Из меня слезу почти выбило. Того и гляди разрыдаюсь у вас на плече, княжий сын, соколик мой милостивый.
Дурное настроение Алексея окончательно развеялось.
– Давай, – повторил он, – расскажи чего из своих приключений. Скоротаем вечер, ехать сегодня куда-то уже всё равно не получится. Кони только ноги в темноте поломают.
Баламут хмыкнул и задумчиво потёр шрам.
– Ладно, сказал он наконец. – Случилась как-то раз со мной такая история. Плутал я между деревнями и предместьями в поисках, где едой перебиться и ночлегом тёплым, да всё мимо. Не верили местные в мои рассказы о жутких тварей, что вокруг обитают. Странно, обычно-то долго объясняться не приходилось, а тут такое. Уже желудок к спине прилипать начал, хоть на охоту иди. Ну, что делать. Пошёл я на хитрость. Зашёл я в город один и говорю, так мол и так, горожане добрые, повадился в соседней деревне, Нижние Камушки, монстр злой обитаться, о шести ногах. Ходит по ночам, скот ворует. Того и гляди на людей нападать начнёт, надо прибить его. Я готов взяться, за плату малую. Меня только на смех подняли. Дескать, где это видано, чтобы волки на шести лапах бегали. А других тварей, что скот воруют, на белом свете не водится. Я плечами пожал и ушёл. Но сам бродягу одного сыскал, да за обещание пирога с зайчатиной, разъяснил, что сделать надо. Пришёл он после моего в город и говорит. Якобы он из Нижних Камушков, тревожно всё и неспокойно там. Скот пропадает, а из всех следов что есть, только отпечатки шести когтистых лап на земле. Народ всполошился, по всем углам шептаться начал и двери на ночь заколачивать. А я на следующий день пришёл на базарную площадь и молча из мешка шесть отрубленных лап вывалил. Купил у лесника за две копейки, те, что покрупнее были. Вот это был эффект, что надо, я тебе скажу. Три дня меня потом кормили и поили, нарадоваться на меня не могли, на улицах подбегали, деньги в карманы совали.
Княжич засмеялся.
– Вздёрнуть бы тебя, конечно, надо за такое, – сказал он. – Но уж раз простил за былые прегрешения, так простил.
Баламут изобразил, будто утирает слёзы.
– Благодарю покорно. Но смех-смехом, а решать надо. Как нам княжну искать? С чего начать? Куда пойти, куда податься. Есть идеи?
– Нет.
– И у меня нет.
– Что же будем делать? – спросил Алексей.
– Вот бы узнать, – Баламут пожал плечами.
– Давай думать, – княжич подпёр лоб кулаком.
– Я как-то раз пробовал, мне не понравилось, – ответил Баламут, ковыряя грязь под ногтями кончиком ножа. – Каждому своё, я считаю. Кто-то умеет думать. Кто-то умеет пахать землю или сражаться. Кто-то невероятно красив и обаятелен. Я выбрал последнее и пока не жалею.
– Ты меня только отвлекаешь.
– Не отвлекаю, а подсказываю. Как гласит народная мудрость – если боги не даровали тебе мозгов, поищи того, кому повезло больше.
– Это что ещё значит?
– Говорю, нужно обратиться за советом к кому-нибудь мудрому. Есть подходящие люди на примете?
Алексей присел поудобнее, ожесточённо почесал макушку.
– Живёт неподалёку один мудрец, – наконец сказал он. – Ему лет сто, а может и все двести. Или того больше. Отец говорил, что когда он был мальцом, тот уже был древним стариком. С тех пор, почитай, ещё зим двадцать минуло.
– Ты уверен, что дедуля жив ещё? – спросил Баламут. – Мы не потратим время, чтобы навестить высохший скелет, который расклевали птицы?
– Нет, не уверен, – честно ответил Алексей. – Но мудрец, может, ровесник мироздания. Может, ему тысяча лет, он ещё нас всех переживёт.
– Хм, – сказал Баламут, – возраст ещё не всегда признак великого ума. Ты вот хоть до ста лет доживи, так и останешься балбесом, игривым, как щенок, помяни моё слово.
Алексей вспыхнул, поднялся, схватился за рукоятку меча. Баламут ехидно засмеялся и сделал шаг назад, поднимая руки.
– Шучу, княжич, шучу. Хотел просто обстановку нашу сделать повеселее, а то ты глядишь на мир, как висельник с помоста.
Алексей что-то пробурчал себе под нос, но успокоился и уселся обратно на камень.
– Ты лучше скажи, – спросил Баламут, – что этот твой мудрец намудрил в своей жизни такого, чтобы к нему за советом обращаться?
– Чего не знаю, того не знаю, – честно признался княжич. – Только все о нем говорят, как о великом мудреце, а народ врать не будет.
Баламут покачал головой.
– Зная, сколько моего собственного вранья ты охотно съел за последнее время, у меня есть сомнения, по поводу твоего умения разбираться во лжи.
– Народ говорит, что он мудрец, – упёрся Алексей.
– А ещё народ говорит, что дьявол принимает образ чёрного петуха, бегает по деревням и коз топчет. Меньше верь всему, что слышишь, княжич, целее будешь.
– Ты мне что, не веришь? – возмутился княжич.
– Доверяю тебе, как самому себе. Но сам себе я вообще не доверяю.
– Это древний мудрец, которому, может, целая сотня лет! Тысяча лет, даже! Такие люди, как он, точно разбираются в том, как нам княжну сыскать.
– Подходяще, – сказал Баламут, – древний пень, выживший из ума ещё во времена библейского потопа. То, что надо. Ладно, пускай, далеко он живёт-то, сколько ехать до него.
– не знаю я, где он живёт. Где-то тут, неподалёку, наверняка. Встретим кого-нибудь в пути и дорогу спросим.
Баламут хохотнул.
– Вот это план надёжный, я понимаю. Найдем не знаем кого, незнамо где.
– Если у тебя есть кто-то другой на уме, так не тяни кота за хвост, сразу выкладывай.
– Тут ты меня переиграл, конечно. Крыть нечем. В конце-концов, что мы теряем? Спи, давай, а завтра с утра седлаем коней, поскачем искать этого старикашку.
Глава 10 Милая старушка
Всю дорогу, пока они кружили по лесу в поисках мудрого старца, Баламут только и делал, что ныл и стонал, как у него всё ноет и болит, как затекли руки и спина, клял самого себя на чём свет стоит, что решил продолжать их авантюру.
– Я устал не меньше твоего, – сказал княжич, втайне гордясь собой, – только вот не жалуюсь.
– А я жалуюсь, жаловался, и буду жаловаться, – сказал Баламут. – Это помогает мне примиряться с унылой реальностью. Вот поныл немножечко, пожаловался, поворчал, поплакал, и дальше дела делаешь. И так жить оно гораздо приятнее. Ты вот неправильно поступаешь, всё в себе копишь. Смотри, накопится до краёв, лопнет оно тебя изнутри, как надутый бычий пузырь.
– Сам ты бычий пузырь, – отмахнулся от него Алексей. – Давай гляди в оба, может, увидим примету какую важную.
– Какую же это? – спросил Баламут. – Разве что белка разумная нам поможет, за умеренную плату орехами.
– Умеренная плата орехами, это как раз то, чем я собирался за твою помощь расплатиться. Как говорится, по потугам и награда.
Не успел Баламут как следует возмутиться такой наглости, как деревья перед ними расступились. Юноши оказались у поляны, в центре которой стояла большая крепкая изба. Стены сплошь увиты плющом и яркими цветами, ставенки украшены резными петушками, из трубы вьётся тонкая струйка дыма. Перед крыльцом сидела старушка в платке. Она щёлкала спицами, набирая петли для длинного чулка, и напевала себе что-то под нос. Круглая, с румяными щеками и озорной улыбкой, светившейся в васильково-голубых глазах. Увидев гостей, бабуля отложила вязанье в сторону, поднялась и приветственно помахала им.
Юноши подъехали ближе и спешились.
– Здравствуйте, матушка, – Алёша низко поклонился.
– Здрасьте, – Баламут приподнял шапку с изрядно потрёпанным за последнее время пером.
– И вам не хворать, добры молодцы, – проворковала старушка. – Какими судьбами вы тут, милые-родные, чего ищете, куда путь держите? Чего забыли-потеряли в наших краях, славные витязи?
– Матушка, ищем мы мудреца, что где-то здесь проживает, – сказал княжич. – Нужна нам помощь его, в деле праведном. Не знаете ли вы, где нам искать?
– Отчего же не знать, знаю, – ответила старушка. – Да только кто же сразу разговоры разговаривает, вам с дороги отдохнуть надобно. Вон, вижу по вам, как сильно вас путь-дорога вымотала.
– Отдохнуть было бы славно, – ответил Алексей, разминая ноющие под кольчугой плечи. – Мой товарищ весь наизнанку уже изнылся, как сильно он устал. Не выдержит больше.
– Врёт и не краснеет, – буркнул Баламут.
– Вот и славненько, вот и чудненько. Заходите, отдохните, кваску испейте, да блинчиков свежих откушайте, не побрезгуйте, гости дорогие, – обрадовалась старушка, пряча вязанье в берестяную коробочку.
– С удовольствием, матушка, – Алексей снова поклонился и собирался зайти в избу, но Баламут положил ему руку на плечо.
– Какая вы добрая и гостеприимная, – сказал он. – Аж не верится в такое счастье. Может, вы нам ещё в баньке предложите попариться, да на перинах пуховых ночку отдохнуть?
Старушка демонстративно оглянулась.
– А ты что, где-то здесь баньку увидел, соколик глазастый? Да и перин пуховых у меня не имеется, а чего нету, то и обещать не буду, не такой я человек. Вот на печке моей горячей можете поспать всласть, сил набраться, а перин-то нету, нету.
От таких фантазий глаза княжича заволокло мечтательным туманом, но Баламут был упёрт.
– Что же вы делаете одна в глуши лесной? – спросил он.
– Живу, – философски ответила старушка.
– Чем живете? – продолжал наседать Баламут. – Чем или кем харчуетесь?
Бабуля по-девичьи звонко рассмеялась.
– Забавный ты. Варю я всякие травушки-муравушки, баночки-скляночки, отварки-припарки. Ходят ко мне деревенские, когда у кого прыщ вскочит или зуб заноет-заболит. Помогаю простому народу, чем могу.
– Ты здесь где-нибудь знаешь хоть одну деревню поблизости, княжич? – шепнул Баламут так, что слышно его было не только старушке, но и в Великом Новгороде.
– Вообще про здешнюю местность ничего не знаю, как и ты, – ответил княжич, недовольный таким хамством своего товарища к этой милой бабуле. – С ума не сходи, а то тебе уже и за каждым пнём черти мерещиться начнут.
Старушка только махнула рукой.
– Злой ты, молодец-удалец, недобрый какой-то, – сказала она, обращаясь к Баламуту, – это всё потому, что ты худой, как щепка. Вот в тебе злоба-то и копится, потому что для доброты места нету, не то что в этом красавце.
Бабуля мягко ущипнула княжича за щёку.
– Ишь, сладкий какой, да мягкий. Будто пирожочек румяный. Невестушку себе сыскал уже, добрый молодец? Небось все девчонки за тобой бегают, да штабелями перед тобой падают. Эх, была бы я лет на семьдесят моложе…
Алексей залился краской, смущённо забормотал что-то, только что ножкой не зашаркал, пока Баламут, скривившись, закатывал глаза.
– Да что же я тут с вами всё беседы-разговоры вожу, у меня же там блины в печи стоят!
Бабушка всплеснула руками и заспешила в дом, Алёша уже отряхнул пыль с одежды и тоже собирался пойти в избу. Баламут посмотрел вверх, на кружащую стаю воронья, что оглашали окрестности тревожным карканьем, задумчиво потёр шрам.
– Подожди-ка немного, – Баламут придержал княжича за рукав. – Меня терзают смутные сомнения. Бабуля, одна в лесу, домик у неё какой-то подозрительный.
Он указал на стену, тонущую в зелени плюща и ярких красок цветов.
– Вся народная мудрость говорит только о том, что с такой сомнительной личностью лучше не связываться.
– А по-моему она очень хорошая женщина, – набычился Алексей.
– И блины у неё уже наготове, вот так совпадение, да? Точно тебе говорю, бабка тут в засаде сидела. Только и выжидала таких доверчивых простаков, как ты.
– Ты ещё обыскать её предложи, может у неё нож в рукаве. Уже каждой тени боишься, а бабуля эта – божий одуванчик.
– Ой, вы посмотрите на него, получил первые два комплимента в своей жизни грешной, и всё, и поплыл, голубчик. Глазки заблестели, как у щенка приласканного, спинка выпрямилась, плечики расправились. Купили тебя с потрохами, одумайся, сын княжий, одумайся, я тебе говорю.
– Зайдём, отдохнём с дороги, покушаем блинов, узнаем куда ехать…
– Потом внезапно начнётся что-то плохое, – прервал его Баламут. – Поверь мне, всё плохое начинается всегда внезапно.
– Ты постоянно плохо думаешь о людях, что с тобой не так?
– Княжич, есть два вида людей. Подозрительные…
Баламут разогнул один палец.
– И ставшие чьим-то ужином.
Разогнул второй.
– Если ты хочешь сегодня спать в лесу, питаясь еловыми шишками, – сказал Алексей, – ты так сразу и говори, а не ходи вокруг да около.
– Знаешь, я лучше предпочту ужинать шишками, чем сам стану ужином.
Княжич махнул на него рукой.
– Всё, прекращай, нам надо дорогу узнать, до поесть, зайдём и выйдем, на пять минуточек. Не будем обижать хозяйку отказом.
Алексей привязал поводья коня и прошёл в избу. Сзади, страдальчески застонав, потянулся и Баламут.
Внутри было тепло и уютно. Пахло выпечкой и полевыми цветами, под потолком избы висели пучки трав, вдоль стен ютились шкафы, забитые какими-то склянками, баночками, горшочками и мешочками, из которых тянулись острые пряные ароматы. Центральное место занимала большая русская печка, на которой уютно мурлыкал чёрный кот, тихо потрескивал огонёк.
Старушка суетились по горнице, торопливо накрывая на стол.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, гости милые-дорогие, в ногах правды нет.
Алексей мгновенно разомлел от домашнего уюта. Баламут же присел на лавку, огляделся, побарабанил пальцами по столу.
– Ну, посидели и хватит. Сколько можно гостеприимство ваше испытывать, пора и честь знать. Спасибо этому дому, пойдём к другому.
– Да вы же не покушали даже, милки, ну-ка, налетайте.
Старушка поставила перед ними тарелку с большой горкой пышущих жаром блинов и горшочек со сметаной, затем снова засуетилась по хозяйству.
На стол запрыгнул кот. Прошёлся туда-сюда, выгнул спину, потёрся о подбородок Алексея. Княжич почесал ему спинку и тот довольно заурчал, затем сунул нос в горшочек со сметаной.
– Вот нахал! Кыш! Кыш!
Старушка замахнулась полотенцем, кот зашипел и с обиженным мявком сбежал за печку.
Пока хозяйка причитала про этого хвостатого бесстыдника, княжич тайком зачерпнул сметаны в ложку и опустил её под стол. Пластунским бегом кот подскочил, быстро слизал угощение, благодарно ткнулся лбом по сапогу и снова сбежал за печку, сверкая оттуда жёлтым глазом.
Алексей подмигнул животному и потянулся за первым блином, но Баламут придержал его руку.
– А что, бабуля, часто гостей-то привечаете? – спросил он.
– Давненько ко мне гости-странники не захаживали. Уж и забыла, когда в последний раз привечала людей здесь, потому уж так и рада вам, вся истосковалась.
– Вы же говорили, что к вам местные деревенские заходят за травами.
Старушка резко обернулась к нему.
– Мало ли что я говорила, золотце, ты кушай давай, не отвлекайся на глупости. Кушай, я сказала.
По избе будто потянуло ледяным ветром и княжич осторожно положил блин обратно на тарелку.
– Да ладно вам, бабушка, – сказал он, – не стоит беспокойства, сейчас мы ещё с другом моим быстро съездим в одно место, тут недалеко, и сразу к вам обратно вернёмся.
– Сидите, хлопчики, сидите, вы уже приехали.
Ставни захлопнулись с таким грохотом, что вся избушка содрогнулась до основания. Алексей попытался вскочить и схватиться за меч, но его словно невидимой рукой припечатало обратно на лавку.
– Ты чего удумал, за железку свою хвататься. Сиди, милок, сиди, мой сладкий.
Баламут ёрзал на лавке, пытаясь вывернуться из магической хватки.
– Ладно, бабуля, ты пошутила, мы посмеялись, расстанемся же на этом, как старые добрые друзья, – сказал он. – Будем потом вспоминать эту встречу с легкой ноткой ностальгии и приятного озорного розыгрыша.
Старуха подошла к нему поближе и щелкнула по носу.
– Вспоминать я тебя буду, – сказала она, – только как сытный ужин, да и то, думаю, горький ты на вкус и кости с тебя одни, не то что дружок твой.
– Ха-ха, – сардонически рассмеялся Баламут, поворачиваясь к Алёше, – а кто был прав? А? А? А?
– Помолчи ты, болтун.
Старуха двинула пальцами в воздухе и челюсть Баламута закрылась с таким сильным хлопком, будто доской об пол ударили. Она подошла к ящику и стала вынимать из него, один за другим, всё новые ножи и пилы.
– Вы же Баба-Яга, да? – с тоской в голосе спросил Алексей.
Старушка повернулась к нему, на лице отпечаталось самое сильное в мире оскорбление.
– Меня вообще-то Юлия Борисовна зовут, а вы, молодой человек, хам.
Ведьма прошлась оценивающим взглядом по Алёше.
– Да, – сказала она, – крупноват ты, на лопату не поместишься, в печь так просто не засунешь, тут подумать надо.
– Может, вы ляжете на лопату, покажете, как надо свернуться, чтобы в печку пролезло? – спросил Алексей.
Старуха окатила его презрительным взглядом.
