Текст книги "Ты - задира (СИ)"
Автор книги: alenuuulik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
– Стой! – он схватил меня за руку и резко толкнул к забору. – Ну, – улыбнулся Павел. – Я же не шутил.
– Тебе не идёт улыбка, – решила в ответ съязвить я.
– Замолчи.
– Ну, давай, и что же ты со мной сделаешь, как ты там кичился?
– Да я… Я…
– Видишь, – он отошёл от меня на шаг, – всё это пустозвон. Все твои слова – это трёп.
Паша опустил голову и, проведя мизинцем по нижней губе, продолжал улыбаться. Ему стало стыдно. Я отчётливо видела это по розоватому цвету его лица. Он впервые покраснел при мне, да и вообще, впервые. Если Павел покраснел, это значит, что совесть в нём всё же проснулась.
– Больше не пытайся пугать меня, Смирнов, ведь теперь я убедилась, что ты трусливое трепло.
Толкнув его плечом о плечо, я всё же пошла в школу. Тогда я подумала, что пусть он знает, что я не какая-то там девчонка, о которую можно просто так вытирать ноги. Если его отец там какой-то олигарх со связями, не значит, что и у него такие связи. Он просто пользуется положением его отца, вот и всё.
Пройдя шагов десять, я обернулась назад. Он всё также продолжил стоять у забора в каких-то своих думах, а я, довольная, пошла в школу чуть ли не в припрыжку. Сегодня мой день, Павел Смирнов. В школьном коридоре я встретилась с Тётей Машей, которая всегда встречает всех злостно, но даже она и её комментарии в мою сторону не смогли испортить мне победное настроение. Я лишь улыбнулась ей и пожелала хорошего дня от чистого сердца, на что она ещё больше разозлилась и, наверняка, подумала, что это было что-то наподобие остроумной шутки, хоть это не так. Я сказала ей, что у меня всё прекрасно и желаю ей того же, и тут до неё, наконец, дошло, что все мои пожелания были от души.
Я прошла в раздевалку и присела на скамейке. Пришла я в школу не для того, чтобы учиться, ну, это, разумеется, тоже, но в малой степени, а потому, что хотела доказать себе самой прежде всего, да и Паше, что я не слабая и не ковёр для вытирания ног, а прежде всего – личность.
Прозвенел звонок с урока, все выбежали в коридор, а я спокойно пошла в тот кабинет, в котором сейчас должен быть урок. Зайдя в класс, Василиса уставилась на меня, как на врага народа. Обычно, я всегда сижу за партой с ней, но сегодня с решила сесть с Ромой – моим одноклассником и хорошим другом Паши. Рома относился ко мне, как и всем в этом классе – нейтрально. Его никогда не волновали мои конфликты с кем-либо, даже с Павлом.
– Привет, – улыбнулась я.
– Привет!
Василиса покосилась на нас и вдруг подошла.
– Ну, подружка, хорошо ты меня вчера кинула в кафе одну. А Паша ведь от меня не отстал, всё выпытывал, где ты живёшь, как зовут твою мать и всё такое.
– Мне это не интересно, – спокойно ответила я и отвернулась к Роме.
– Ой, правда? – скривилась она. – Я же знаю, что он тебе нравится! – закричала она, и тут все взгляды были обращены на меня. А особенно взор человека, который ну никак не должен был узнать об этом.
========== Часть 2. Глава 1 ==========
Он стоял на пороге. Замер, услыхав слова Василисы, которая, наверное, только потом поняла, что сейчас сказала. Я виновато и с опаской посмотрела в глаза Павлу, который явно был в шоке, а после осуждающе и с ненавистью оглядела Васю, стоящую рядом, закрывая ладонью свой рот. Паша кивнул в сторону, подозвав меня в коридор. Я, не раздумывая, встала из-за парты и пошла за ним. Как только я вышла, парень толкнул меня к стенке и, облокотившись на неё одной рукой, начал:
– Скажи, что это шутка, Вавилова, – я ничего не отвечала, я лишь смотрела в его глаза. – Как же это смешно, какая же ты глупая! Да как у тебя совести хватило полюбить меня, я ведь такой моральный урод, тот парень, которого ты ненавидишь все эти одиннадцать лет нашей совместной учёбы.
– Я и ненавижу тебя, – спокойно ответила я, сдерживая слезы. – Просто…
– Не надо никаких «просто», не надо никаких «но» и оправданий. Господи, неужели такая глупая девушка, как ты, проявила ко мне такое ужасное светлое чувство – “любовь”. Уверяю, тебе кажется, поэтому выбрось из головы это всё, выбрось и забудь, поняла меня? После этого я ненавижу тебя ещё больше и еле сдерживаюсь, чтобы не закричать, не ударить и не засмеяться. Учти, если по школе пойдут слухи, то я уничтожу тебя, ясно? – я молча слушала его. – Лучше тебе сменить школу.
– Из-за тебя?
– И да, это уже не пусто трёп, а я, и вправду, не дам тебе спокойно учиться.
– Я не буду переводиться, спустись на землю, Смирнов. Я просто хочу, чтобы ты ответил на мой вечный вопрос: за что ты так со мной? Почему мы не можем общаться, как одноклассники?
– …
– Я всё поняла, – тут он резко вытаращил на меня глаза, – я поняла, что ты ненавидишь меня, не хочешь видеть, я поняла, да, – голос мой задрожал, как и всё тело.
– Правильно поняла. Наконец, хоть что-то умное ты сказала.
Я, оттолкнув его от себя, забежала в класс и села на своё место. Ученики направили свои взоры на меня, а по виду Василисы я видела, что извиняться она не собирается. Тут до меня дошло, что у неё вышло это не просто так, а специально. Она специально закричала об этом.
Тогда я не знала, как мне дальше учиться, да и жить вообще. Хоть я и не сказала, не подтвердила её слова, но мои глаза уже во всём успели признаться. Мне было стыдно перед всеми, даже перед самой собой, а моя нарастающая уверенность в себе после маленькой победы над Пашей, по-тихому начала угасать и снова вернулась на прежнее место. В тот момент мне хотелось провалиться под землю, ведь это не просто симпатия. Если бы это было так, я бы не стыдилась этого настолько сильно, потому что в обычных чувствах нет ничего такого, но это любовь к человеку, которому я говорила, что ненавижу его.
Я, право, ненавидела его. Я не переносила его на дух. Но любила. И как так случилось, я понятия не имела, потому что, опять же, мой разум говорил, что так нельзя и что это неправильно, а сердце же ничего не могло ответить, оно просто любило.
Сидя на уроке в тот день, я переосмыслила все мои с ним отношения и поняла, что Павел вообще не общался с девушками. Никогда. Я всегда видела его лишь в компании парней, и подружки у него никогда не было. Может… Нет-нет-нет, точно нет, как я могла подумать об этом. Возможно, у него неприязнь ко всем девушкам, а я просто попадаюсь всегда под руку? Тогда дело вовсе не в наших отношениях, а только в нём.
Он сказал: «Да как у тебя совести хватило полюбить меня…». Эта фраза заставила меня провести несколько бессонных ночей, потому что я никак не могла разгадать её смысл, и что Паша хотел мне этим донести.
И тогда-то я полностью засела в себя. Я перестала ходить в школу уже как неделю, потому что боялась сплетен и всяких подколок со стороны Паши. У мамы выкручивалась, говоря, что болею, вытворяя всякие «фокусы», чтобы повышать температуру, но не могла же я так до окончания года делать? Во мне ещё что-то осталось совестное, и подставлять маму своими оценками за экзамен я не собиралась. Поэтому решила отправиться в школу завтра же.
Той ночью, перед учёбой, меня трясло как осиновый лист. Я продумывала, что буду говорить, как оправдываться перед ним. А потом до меня доходило, что оправдываться-то и не надо. А за что? За то, что сердце не прикажешь? За то, что моя душа полюбила этого непутёвого негодяя, который относился ко мне, как к игрушке, которую он совсем не любит. Он каждый день трепал эту игрушку в зубах, словно злющая собака Баскервили. И вот, от этой игрушки на земле валяются только остатки.
Утром я была сонная, потому что ночью, как бы мне не хотелось спать, я не могла заснуть. Закрывала глаза и представляла, как на меня смотрят, как на серийного убийцу, а я с этим поделать ничего не могу, и просыпалась. Встав с постели и только коснувшись ногами ковра, мне тут же стало дурно, и я плюхнулась на кровать снова. Моё тело категорически отказывалось идти в школу.
Но я всё же отправилась.
Переступив порог школы, я стала не собой. Было такое чувство, что из меня всё выпотрошили уже давно, но мне это только предстоит. Я пришла в школу по-раньше, потому что хотела сесть за парту и смотреть, как приходят другие, а не то, чтобы они смотрели, с каким видом я захожу в класс.
Аккуратно разложив учебники на парте, я, подняв глаза наверх, заметила, как прибывают первые ученики. В них я узнала Тамару и Рому. Тамара грустно взглянула на меня и, свернув со своего пути, быстро подбежала ко мне и присела рядом.
– Слушай, Карин, – протянула она, – тебе не нужно так на нём зацикливаться.
– Прости, но это, мне кажется, не твоё дело. Совсем не твоё.
– Как это? Я староста класса, я обязана знать, что твориться в жизни моих учеников. – я рассмеялась.
– А ещё чего? Тебе, может, рассказать, что я ем на завтрак или во сколько ложусь спать, а, староста?
– С чего это ты самоуверенная такая? Неделю назад тебя почти в угол загнали, и ты слова связать не могла, уж поверь, мы всё слышали и видели! – закричала она, ударив кулаком по столу.
– Какие вы ушастые, – я попыталась выдавить из себя что-то вроде улыбки, – Молодцы. Не зли меня, Томочка.
– Ну, Вавилова! Лучшая ученица класса! Гляньте на неё! А, ребят! Посмотрите на неё! Посмотрите! – Тамара резко встала из-за парты и обратилась ко всем, кто был в тот момент в кабинете. Как я тогда поняла, Павел уже сидел на своём месте.
– Эй, – послышался грубоватый голос с задних парт, – остынь, – сказал Паша и медленно подошёл к Тамаре. – Тише, Том, не разводи здесь, чёрт знает что, – продолжал он, подталкивая девушку к своей парте. Та с обидой взглянула на меня, но всё же ушла.
– Спасибо, я уж думала, не отстанет.
– Не принимай это за дружбу, я просто не хочу, чтобы вся школа знала о том, что произошло, – ответил он и ушёл к себе.
Урок начался, и я решила полностью погрузиться в него, да и пора мне наверстать упущенное.
Но после занятий произошла очень странная ситуация.
Я шла по коридору в раздевалку, но, увидев там Павла, не решилась туда идти, так как он с кем-то бурно разговаривал по телефону. Позже я поняла, что это его отец.
– Что? Когда? И где? Что ещё за женщина? Сегодня? Пап, это обязательно? Ладно… – доносилось из коридора.
Я выглянула из-за угла и, увидев, что Паша уже на подходе к выходу, я и сама пошла одеваться. И всё-таки, мне безумно стыдно смотреть ему в глаза.
========== Глава 2 ==========
До дома я дошла довольно-таки быстро, потому что туда хотя бы было желание идти. Открыв дверь в квартиру, я не увидела, тут же выбегающую меня встречать, маму, а значит, что-то явно происходило. Или она была чем-то очень занята. Раздевшись и схватив рюкзак с диванчика в коридоре, я прошла сразу в её комнату. Я ворвалась туда без стука, но только потом поняла это. Мама стояла перед зеркалом, примеряя на себя свои самые красивые вечерние платья. «К чему бы?», – подумала я, и мои скулы напряглись.
Она была настолько увлечена нарядами, что даже не замечала меня. Моя мама – ценитель красивых платьев, и она всегда говорила мне, что девушка должна в них ходить, а не в тех оборванных джинсах, как чёрт знает кто.
– Мам, всё в порядке? – аккуратно спросила я, на что мама мгновенно дёрнулась с места, а платье из её рук полетело на кровать.
– Да, конечно, – нервно улыбалась она, оттягивая короткий низ платья, как можно ниже, но у неё ничего не выходило. – Карина, присядь, мне нужно поговорить с тобой, – не переставая улыбаться, мама подозвала меня к себе.
Я села рядом с ней на кровать. Глаза моей матери сверкали такой радостью, что будто она влюбилась, но и одновременно они сияли каким-то страхом, который, как заметила я, появился тогда, когда она увидела меня. Она взяла мои ладони в свои, и тут я почувствовала, как холодны её дрожащие руки.
– Мама, что произошло?
– Знаю, после смерти твоего отца, ты сказала, чтобы ни одного мужчины в нашем доме не было, но…
– Не поняла…
– Дай мне сказать, – продолжила она, а чувствовала, как огонь внутри меня разгорался всё больше и больше. – Я просто выходила из магазина, тут мой пакет с картошкой порвался, и вся она укатилась куда-то, но вдруг появился он – Дмитрий Александрович – и помог мне. Он довёз меня до дома, Карина. И сегодня он придёт к нам в гости вместе со своим сыном.
– Что? Вот-так, я с первого же дня знакомства! – выпалила я, но мама лишь опустила вниз голову. – Так. Сколько вы знакомы?
– Две недели. Карина, я женщина, и я не могу состариться одна, ведь мне уже сорок!
И правда, после того, как умер мой папа от самой страшной болезни – рак, я не могла принять ни одного маминого нового мужчину. Мне казалось, что она тут же начнёт меня заставлять называть его «папой», то что она так быстро позабыла её мужа. Моему отцу не вовремя диагностировали рак желудка, и он скоропостижно скончался.
Он был для меня всем, но я любила их с мамой одинаково. Когда он умер, нам было очень тяжело. Маме приходилось работать на двух работах, чтобы выплатить кредит за машину, плюс оплачивать за квартиру, да ещё и давать мне карманные деньги. Но мы выкарабкались благополучно.
У меня не было мыслей о самоубийстве, как это у многих бывает в таких случаях, потому что я придерживаюсь той позиции, что если тебе дали жизнь, значит ты заслужил её и не нужно бросаться ей направо и налево, заигрывая со смертью. Так считала и моя мама.
– Когда он придёт? – спросила я.
– Через два часа, а мне ещё нужно приготовить стол, навести марафет, приодеться. Ой, да и тебе не мешало, ведь он придёт с сыном, – тут меня слегка передёрнуло.
Я сразу вспомнила о разговоре Павла с его отцом и о слове «женщина» и «когда? сегодня?». Но я подумала, что не стоит предавать значения таким мелким совпадениям.
– Как ты говорила, зовут его?
– Дима, а что?
– А фамилия?
– …
– Что? Ты приводишь в дом мужчину, не зная его фамилии? Мама! – засмеялась я и обняла её.
Я оставила её. А пока мама приготавливалась к своему вечернему мероприятию, я сидела в комнате и читала книжку. Два часа пролетели, как две минуты, и я даже не слышала, настолько зачитавшись, как мама кричала мне открыть дверь, потому что она доставала что-то из духовки. Моё тело затряслось, меня всю бросило в холодный пот.
Я подошла к двери тихо и взглянула в глазок. Это был он – Паша. Кепка козырьком назад, безразличный ко всему вокруг взгляд, руки в карманах, и, как всегда – дикая ухмылка. Дмитрий держал в руке бутылку шампанского и целиком шоколадный торт. Я отошла от двери назад, вздохнула и выдохнула пару раз и снова подошла ближе. Три, два, один – я открыла дверь.
Пашины глаза вытаращились на меня, и было такое чувство, что они бы вылезли со своих орбит, если бы не моя мать. Отец Павла уставился на меня, даже не слыша то, о чём ему говорила мама.
– Дима, проходи, – снова говорила она. – И вы, молодой человек, проходите!
– Наташенька!
Взгляд мамы тут же упал на чёрные и начищенные ботинки мужчины, а затем на его руки.
Я отошла назад. Смирнов смотрел на меня так, словно убьёт прямо при родителях. Мужчина, лет сорока, крупного, но крепкого телосложения прошёл на кухню вместе с моей матерью, но перед входом обернулся и посмотрел на меня. Павел молча стоял рядом со мной ещё в куртке и обуви, не решался что-то говорить.
– Раздевайся и проходи, – начала я.
– Уверяю, если бы я знал, что там будет твоя мать и тем более ты, я бы ни за что не пошёл, – оттачивал он, делая ударения на словах «ты», «твоя».
– Давай просто будем молчать всю то время, пока они будут сидеть. Будь добр, прояви уважения хотя бы к моей матери.
– После того, как она накатала на меня заявление в полицию, я вообще должен ненавидеть не только тебя, – он нагло тыкнул своим указательным пальцем мне в грудь.
– Откуда ты знаешь, что это была она?
– Я всё знаю, – а это определённо аргумент.
Вдруг с кухни послышался зов, чтобы мы не задерживались, и я решила быстро удалиться к маме и к её новому и, надеюсь, уже старому ухажёру. Через пять минут мы все сидели за столом и ели только что испечённую курицу с картошкой в духовке.
Дмитрий ел так, точно он сидит в дорогущем ресторане, а не в обычном квартирном доме. Он держал вилку в левой руке, оттопырив один палец в сторону, а другой рукой резал ножом мясо. Моя мама смотрела на то, как ел он, и пыталась сделать так же – манипуляция с пальцем – но у неё не выходило. Она, придерживая пальцами курицу, резала её ножом, уже окончательно сдавшись.
Паша был совсем не похож на отца. Он брал двумя руками сочную куриную ножку и с большим аппетитом поедал её, не обращая внимания ни на кого. Быстро разделавшись с ножкой, Смирнов схватил полотенце для рук, лежащее рядом на тумбе и вытер им вокруг губ. Мама глянула на него с неким презрением, но ничего не сказала, как и Дмитрий. Павел кинул полотенце обратно на тумбу и продолжил трапезничать.
– Ну, как зовут твою очаровательную дочь, Наташа? – мужчина, сидящий рядом со мной, повернулся ко мне и широко улыбнулся, показав белоснежные зубы.
– Карина, – ответила мама, накалывая на вилку кусочек мяса. – Она у меня выпускается. А вашего как?
– Павел. Оболдуй ещё тот, да, Пашка?
– Отец… – недовольно сказал парень, уклоняя голову от ладони отца.
Я наблюдала за этим спектаклем, и мне так хотелось сломать эту чёртову комедию, да вот только страх во мне какой-то поселился, как только в квартиру зашёл Паша. Боялась я тогда и слова сказать.
– Прости, Дима, не мог бы ты посмотреть кран позже у нас в ванной, а то протекает, зараза.
– А чего же не посмотреть. Мы, Смирновы, рукастые мужики, да, Паш?
Я чуть не упала под стол, после того, как посмотрела на реакцию моей матери. Ей рука потянулась к ножу, лежащему рядом, а глаза округлились, грудь вздымалась выше и выше, и вены на тоненьких ручках стали отчётливо видны. Каждый мускул на её лице и теле напрягся, и она подскочила из-за стола.
– Так это вы? – голос её дрожал, как никогда. – Это вы отец этого подонка?! – я чувствовала, что сейчас она заплачет, но молчала. – Пошли вон из моего дома!
Все резко встали из-за своих мест, а я поспешила успокаивать маму, которая направлялась с ножом в руке к Павлу. Он бешено посмотрел на меня, потом на Дмитрия, мчащегося к Наталье, а точнее к её ладони, и закричал:
– Да чтобы вы все тут провалились!
– Наташа, а что, собственно, происходит? – спрашивал Дима у моей матери, но глядя на меня.
– Я сказала – пошёл вон, иначе я убью и тебя, и твоего сыночка!
Дмитрий схватил её за запястье и сжал его, отчего нож выпал. Я, чувствуя, что скоро начнётся истерика, выбежала из кухни, а Павел за мной. Он остановил меня у двери моей комнаты и прижал к ней, держа за плечи. Он молчал, только смотрел в мои глаза, хлопая длинными бледными ресницами.
– Прости, я…
– Уходи. Иди домой, Паш, – отвечала я, сдерживая слезы.
– Нет, я… Я хотел сказать, я…
– Иди домой! – кричу я, окончательно сорвавшись на него. – Давай! – закрыла лицо ладонями и горько заплакала.
В слезах открыла дверь в комнату, а затем резко её хлопнула. В тот момент я не понимала, что движет мной и моими эмоциями. Почему я начала плакать и почему накричала на Пашу, который впервые в жизни сказал мне «прости». Мне было жаль мою маму, потому что я виновна в том, что её отношения не состоялись, потому что у неё много проблем и стрессов из-за меня.
Вдруг в комнату постучали. Я думала, что это мама, но как потом оказалось – нет. Я ответила, чтобы заходили. Подняла голову вверх и увидела Дмитрия, который медленно шёл к креслу, где я сидела. Первые мысли – кричать или бежать, но тут он произнёс:
– Карин, не бойся, – он поднял руки вверх, – я пришёл поговорить с тобой.
– Сядьте туда, – я указала пальцем на мою кровать напротив кресла.
– Знаешь, если тебе что-то будет нужно, то ты звони, вот моя визитка, – из кармана пиджака он вынул маленькую бумажку и положил мне её на тумбу рядом с кроватью.
– Зачем вы это говорите? Идите, вас ждёт сын.
– Просто знай, что если будут трудности, то звони. И да, я не знал, что это ты Карина Вавилова, поэтому я вынесу тебя из чёрного списка.
– Не утруждайтесь, ноги моём больше не будет в ваших заведениях.
– Что же, я поговорил с твоей мамой. Я здесь больше не появлюсь, поэтому звони, – улыбнулся он и молча вышел из моей комнаты.
Я вышла на кухню. Мама сидела за столом, наливая в бокал шампанское, а потом выпивая его залпом. Я присела рядом с ней и обняла, положив голову на плечо. Она обняла меня в ответ и стала шептать на ухо что-то неразборчивое.
– Я, по правде тебе сказать, могла ведь реально убить его.
========== Глава 3 ==========
Тем же вечером, хорошо всё обдумав и обсудив, я и мама решили не вспоминать больше о том дне. Во время разговора её всю трясло, как маленькую замёршую собачку, да и она едва ли могла связать слова. Я успокаивала её, гладила по голове, рукам, грела их своими ладонями, только чтобы мама не перетаскивала на себя мои же проблемы. Не надо было их тогда вообще пускать в квартиру. Сказал бы так, да сяк, а потом просто объяснила всё маме. Тогда бы точно не было никаких скандалов.
На утро я проснулась, как ни в чём не бывало, потому что как-то уже забыла о том, что произошло вчера. Только мне стоило выйти из комнаты и взглянуть на опечаленную мать, всё мигом вернулось, и я погрустнела так же, как и она. Мама лениво готовила для меня завтрак, и по её лицу я видела, что она точно не спала эту ночь.
Я подошла к ней позади и обняла, отчего она слегка вздрогнула, но улыбнулась. Мама повернулась ко мне, протирая лицо ладонью и продолжая улыбаться.
– У вас в школе будет вечер литературы, как в прошлом году? Я бы пришла, посмотрела. Ты у меня такая артистка! – продолжала она, гладя меня по волосам.
– Наверное, будет, но я вряд ли буду выступать…
– Это почему? Ты слышала, как ты читаешь стихи?
– Слышала, мам, но есть проблема, по которой я не могу выйти на сцену.
– Так, – она присела за стол и посмотрела на меня, сделав серьёзное лицо. – Говори немедленно, иначе я выбью из тебя эту информацию, – конечно, я знала, что она шутит. Мама никогда не била меня, разве что подзатыльников давала.
– Теперь все знают, что… Что мне нравится Паша! Да! Говори, что хочешь, но мне плевать! Я с этим ничего не могу сделать! – и тут меня понесло. – Не говори, что я дура, я и так это знаю, хватит мне этих нравоучений твоих! – резко виски начали пульсировать, и я замолчала, схватившись за голову.
Вокруг всё закружилось, меня затошнило, и ноги меня понесли, чёрт знает, куда. Мама подскочила с места и хватанула меня за локоть.
– Эй, Карин, ты чего? Голова болит? Таблетку дать?
– Нет… Нет-нет, не надо, это пройдёт, не волнуйся.
Я быстро спохватилась и побежала в ванную, а мама так и осталась там, на кухне.
***
Я зашла в класс, и прям сразу мне на глаза попалась учительница по литературе – Светлана Ивановна – стильная, высокая, молодая, но не считающая учеников своими друзьями, преподавательница. Она поздоровалась со мной и, взяв за руку, вывела в коридор. Я сразу поняла, что к чему, но дома уже решила, что в этом году я ничего читать не буду.
Если я после того случая выйду на сцену, то мне будет стыдно, будет казаться, что все об этом знают. Они будут говорить, как я унижалась и пресмыкалась перед Павлом, не зная всей ситуации. Хотя, может, это и так. Школа – дом сплетен.
– Я не буду читать в этом году, – мгновенно сказала я, скрестив руки на груди.
Светлана Ивановна удивлённо и озлоблённо посмотрела на меня.
– Не поняла? Это, кто отказывается? Лучший чтец? Победитель олимпиад по литературе? Мамочка моя дорогая, – Светлана, перекрестивши себя три раза, начала крестить меня. – Ну, одно стихотворение, пожалуйста, Карина.
– Нет.
– Вавилова! Хочешь двойку по моему предмету и мать в школу?
– Не надо маму. Хорошо, я согласна. Только, если позволите, я сама выберу стихотворение, которое буду читать. У нас есть тематика?
– Особой тематики нет, но не бери стихи про родину, ты ведь знаешь, что они мало кому интересны из нашей школы, – с намёком ответила она и вручила мне в руку какую-то бумажку. – Вот, это инструкция по поводу мероприятия, – Светлана ушла.
Выбор стихотворений мне тогда предстоял широкий, и мне уже не терпелось придти домой и сидеть выбирать, часа так два или, может, даже три.
На уроках я только и думала о том, как Паша смотрел на меня, как говорил его невинное, что необычно, «прости». За что? За что я должна простить его? За всё то, что он мне напакостил или за то, что выкрикнул: «Да чтобы вы все провалились»? Я надеялась, что и за то, и за это.
На алгебре меня посетила мысль, что нам нужно поговорить, но от неё моё тело затрясло так, что даже и ручка выпала из дрожащих пальцев. Я чувствовала, как резкий пот пронзает меня, начинает кружиться голова, и мне хотелось закричать от такой боли в висках. Я сжимала ладонь в кулак, немного впиваясь ногтями в кожу, но не чувствовала эту боль, а лишь ту, что исходила от сдавливания висков.
Дышать стало труднее, я ощущала, что мои внутренние органы выпотрошили; меня жутко тошнило, но я продолжала сидеть и слушать урок, опустив голову вниз. От волнения и напряжения моё лицо порозовело, а из глаз сами полились слёзы.
Я не понимала, что со мной и что происходит, но определённо знала, что раньше такого не было. Кашель. Ещё раз. Ещё. Это потому, что я пыталась глотать воздух, но знала, что меня стошнит прям здесь. Терпения лопнуло, я подняла руку и еле позвала учителя к себе.
– Что с тобой, Вавилова? Иди в медпункт немедленно.
Я вышла из класса, но не пошла туда, куда приказали. Я просто отошла подальше от кабинета и села на стул. Позже, я пыталась открыть окно и вдохнуть свежего воздуха, но у нас ж не школа, а тюрьма: решётки на окнах. Спустя секунд тридцать меня наконец отпустило. Тогда мне было не до этого, поэтому я просто не придала значения этим приступам, посчитав, что это просто из-за того, что в школе очень душно.
Я, как новенькая, переступила порог кабинета математики и присела за парту. Слава Богу, дальше уроки прошли без происшествий.
Я благополучно вернулась домой. Сегодня я не видела в школе многих своих знакомых, в том числе Пашу и Василису. И я этому рада. Ещё бы год они там не появлялись, при всём моём желании чаще видеть одного из этих двоих.
Я села за компьютер даже не переодевшись; я начала выбирать стихи. Мои ожидания, что я буду долго выбирать тот самый не оправдали себя. Я нашла то, что нужно именно мне очень быстро. Эдуард Асадов «Когда мне встречается в людях дурное». Это прекрасное стихотворение я читала не раз, и мне казалось, что в нём говорилось точно про меня, поэтому я его и выбрала.
И даже, в глубине души, я думала, что оно окажется посланием для некоторых людей.
Вечер литературы у нас в школе уже третий год подряд, но первый раз на нём я выступила только в прошлом году. Многие говорили, что мне надо быть актрисой, да и я видела, как мои прочтения вызывают слезу у других.
Времени выучить такой большой стих у меня предостаточно – целых три дня.
В комнату вошла мама и увидела меня, лежащую на диване и читающую на бумаге распечатанный стих. Она улыбнулась и радостно «прыгнула» ко мне.
– И всё-таки, ты читаешь?
– Да…
– А кто мне говорил, что не буду, не буду?
– Утреннее помутнение, мам, – улыбнулась я и посмотрела на неё.
Я не хотела её вмешивать в свои «головные» проблемы, потому что сразу начнётся ходьба по врачам, которые ничего умного не скажут.
– Я так рада за тебя! Обязательно приду послушать. Когда всё будет? Как в прошлом году?
– Да.
Я почти всю ночь просидела за компьютером, читая жизненные стихи Эдуарда Асадова. Его поэзия вдохновляла меня на свою, но у меня не было такого таланта, как у него. Иногда я задавалась вопросом: сразу ли великие писатели и поэты рождались с их литературным талантом или же развивали его, становились опытнее? Были ли у них неудачные произведения, ведь в школе нам рассказывают только об удавшихся.
Я пыталась уснуть под утро, но не смогла. У меня опять болела голова.
========== Глава 4 ==========
Подготовка к мероприятию в школе шла полным ходом. Учителя суетились, бегали куда-то или за кем-то, а участники напряжённо глядели в бумагу, где написаны их стихотворения или проза. На лицах учеников, которые будут выступать, я видела лишь обеспокоенность, тревогу, нервозность; никакого праздника. Хотя я радовалась, ведь мне нравилось выходить на публику и читать, читать, читать, пока другим, да что другим(!), пока мне не надоест. Пока в меня не начнут пулять помидорами.
Я стояла у актового зала и повторяла стихотворение, которое учила все эти три дня, почти позабыв о том, что нужно ещё и делать домашнее задание. Ко мне вдруг подошла учительница и сказала:
– Так, ну что, готова? Ты у нас идёшь после Кукушкиной, третья.
– Готова, Светлана Ивановна, готова, не волнуйтесь, – женщина кивнула головой и вошла в зал.
Павел прошёл мимо меня, и я почувствовала холодок, прошедший по моей коже. Парень косо посмотрел на меня, хотя что-то сказать, но не сказал. Все эти три дня мы не общались, а только смотрели друг на друга, но такие отношения мне нравятся больше, чем его беспричинное хамство ко мне. Но один вопрос всё же продолжал мучить меня: почему я? Почему я, а не какая-то другая девушка? Всё ведь началось просто так, детский лепет, как мне тогда казалось. Но потом я стала испытывать к нему симпатию, которая испугала меня и ввела в ещё больший страх, чем прежде.
Я так испугалась того чувства, потому что думала, что из-за этого все вокруг посчитают меня глупой и наивной девочкой, хотя так оно и есть.
В меня закралась опаска того, что подумает моя мама, что она скажет, когда узнает, что её дочери нравится человек, который так ужасно к ней относится, но вот, она давно узнала об этом, но ничего не говорила. Не знала я, хорошо это или плохо, но мне очень хотелось быть с мамой не только ребёнком и родителем, а ещё и подругами, чего, мне казалось, она всеми способами пыталась избежать.
Когда мне уже исполнилось лет пятнадцать, только тогда я говорила с ней на темы мальчиков, потому что думала, что в таком возрасте это абсолютно нормально, но теперь, будучи почти совершеннолетней, я поняла, что никакой «любви» в пятнадцать-то и быть не может. Да и вообще, никаких сильных чувств, кроме любви к родителям, такой ребёнок испытывать не может.
А как же то, что я чувствовала к Смирнову? Нет, нет, я не про симпатию, а про ненависть, которая была сильнее всех моих к нему чувств, вместе взятых. Может, не ненависть это вовсе, а так, как я и думала, – детский лепет? Неизвестно, как думал сам Паша, правда ли он так не любил меня, правда ли, у него нет ни малейшей частички добра в сердце, а место в нём осталось только для выражения злости ко всем вокруг? И почему так?
