Текст книги "Звезда Полынь (СИ)"

Автор книги: Алена 220

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– А дверь?

– Крепкая. Тут, разве что, тараном…

– Хорошо. Идите… я дальше сама.

– Удачи, – буркнула Орлица, уходя. Соловей незаметно сжала ладонь Горлинки и выскользнула в двери. Стукнул опускающийся засов.

Горлинка молча ждала развития событий. Такие приготовления предполагали, что подопечная начнет буйствовать, и не разумнее тогда было бы позвать пару крепких женщин, которые придержали бы и напоили болезную? Да что там! Почему не могли справиться Орлица и Соловей? Первая любила рыбачить в крохотном заливчике у подножия Храма, и в одиночку управлялась с полными сетями, хоть и не такими большими, как те, что были у рыбаков из деревни. Ну, а вторая… Наставница – и уж если самой Горлинке никакого труда не стоит открыть человеку рот, то уж она и подавно это умеет.

Литиэль неподвижно сидела в кресле, и только веки у нее вздрагивали.

– Ты боишься? – внезапно спросила она.

– Нет, – Горлинка удивилась.

– Все вы боитесь, – как не услышав, продолжила целительница. – Боитесь того, чего не понимаете… я не хотела сюда идти. И я не выйду отсюда.

– Так это яд, что ли? – с некоторым удивлением спросила Горлинка.

– Для меня – яд. Для нее… – целительница внезапно исступленно расхохоталась. – Для нее лекарство. Забавно, да? Больно мне, поэтому она хочет, чтоб меня не было. Я не имею права страдать. Я не имею права любить. Ай, перестань, – внезапно тон у нее изменился. – Налей лекарство в чашу. Подай мне.

– Да, госпожа, – Горлинка исполнила приказание. Рука Литиэль протянулась вперед, зависла в воздухе и безвольно упала.

– Ох… кажется, тебе придется мне помочь, – тон у женщины снова сменился, став тем особым, мягким и чуть озабоченным, которым она разговаривала с людьми, приходящими за лечением. – Ты же умеешь поить людей? Знаю, что умеешь.

– Да, госпожа, – повторила Горлинка, осторожно положила руку на затылок целительницы, и убедившись, что та не собирается вырываться, поднесла чашу к ее губам.

Литиэль попыталась вырваться, когда на дне оставалось с полглотка. Горлинка отшатнулась от стремительного удара в горло, кубком ударила девушку по руке и отбежала за стол – впрочем, никаких последствий не произошло. Целительница согнулась, обхватив ушибленную кисть, и засмеялась с искренней радостью.

– Молодец! Ну и молодец ты! Умелица!

– Прости, госпожа, ты о чем?

– А, – Литиэль, не по-хорошему веселясь, откинулась в кресле. – Когда я приду в разум, я позабочусь о награде для тебя. Ты меня боишься, но действуешь без страха, что бы эта дура ни болтала…

– Опасаюсь, – признала Горлинка. – Я не понимаю, что с тобой происходит. Я уверена, что могу справиться, но я никогда…

– Не видела чего-то такого, да? Ну, смотри внимательней – еще не раз увидишь. Хотя, еще не время, да, не время, – пробормотала она. – Позже, может, после тебя… ну, ничего, запишешь. Ты ведь грамотная?

– Да, госпожа…

– Славно… знаешь, в чем эльфийская мудрость? Не в бессмертии и не в тайнах, которые им открыли боги, а в том, что среди них безграмотных нет – я говорю о нолдор, о синдар Дориата, о тех, кому служили предки эдайн. Не считаем же мы великими и мудрыми каких-нибудь лайквенди, у которых те же шатры и хатки на деревьях, что у диких людских племен. От рун и книжек разум затачивается, как меч. Другое дело, что им, бессмертным, на все времени хватает – а людям, за такой краткий срок, поди поспей… то урожай, то посевная, то орки напали.

– Но сейчас мы стали жить дольше. И орков здесь нет.

– Да! И поэтому мы должны успеть!

– Что успеть-то? – Горлинка вздохнула. Ей, признаться, было непонятно, почему госпожа целительница решила поговорить об учености именно с ней – ну да, грамотная она, и что? Не так уж много ученых в народе. На что грамота крестьянину или рыбаку?

– Плохо, – внезапно сурово сказала Литиэль. – Ты эдайн, а не дикая вастачка. И больше того – ты служительница Храма!

– А при чем тут…

– При том, что мы – дети Единого, а не вечные Беорин кор-хайн! А значит, мы должны стать, по меньшей мере, достойными зваться братьями эльдар, а не их слугами! Впрочем, это уже не твое дело, без тебя решим. Налей-ка мне еще одну чашу.

В этот раз Литиэль пила свое лекарство сама, безо всякого сопротивления. А когда чаша кончилась, вновь спросила:

– Скажи-ка мне, дева, ты замуж не собираешься?

– Нет, зачем? – удивилась Горлинка. – Я ведь не в деревне живу, чтоб мужские руки понадобились. А просто так, чтоб был мужик в доме… тем более, не хочу.

– А почему не хочешь?

Горлинка задумалась.

– Почему… да откуда ж мне знать-то? Не хочу и не хочу.

– Ну-ну…

– Нет, я знаю, что девушке вроде как положено замуж хотеть, – рассудительно добавила она. – Но сейчас вообще в людях странность какая-то. С одной стороны послушаешь – девушка должна хотеть замуж. С другой – непременно по любви, как у эльдар бывает. Нет, конечно, супругов себе ищут среди ровни – какой же девице захочется из богатого дома да в рыбачью деревню. Очень глупой, разве что… ну, и не спешат с этим. Ты ведь целительница, должна знать…

– Что девушки нынче поздно созревают? Те, что уже второго колена – дай боги, годам к двадцати… знаю конечно. Если это нам Валар сделали – весьма умно!

– Отчего же?

– Да от того, что мы теперь не болеем почти, да и стареем медленно! Эльдар сказали: года людские умножатся, а на сколько это самое «умножатся», мы пока только догадки строим! – Литиэль стремительно вскочила, прошлась по комнате – метнулись вслед тени от колыхнувшихся огоньков свечей. – Двести лет? Пятьсот? Тысяча? Нет, вряд ли… пятьсот вернее. А ты понимаешь, что это значит? Люди живут, не старея, не умирая, а дети рождаются… если как раньше – в год-два по ребенку, да с ранней молодости, да половина не перемрет во младенчестве, как в Эндорэ…

– Ой-ей…

– Вот именно. Сто-двести лет, и придется либо друг у друга на головах сидеть, либо лишних в море топить, а куда такое годится? Не хотела бы я на своей земле таких… орочьих обычаев, – тихо сказала целительница, вновь опустившись в кресло. – Налей мне еще… сколько там осталось?

– Еще на пару чаш.

– Хорошо. Гадость оно, конечно, но знаешь, тому, что помогает, радуешься, даже если от него скулы сводит. Ты ничего не хочешь у меня спросить? – внезапно участливо и мягко осведомилась Литиэль. Горлинка неуверенно пожала плечами. Спросить чего? Про лекарство? Ну, лекарство и лекарство. Про разговоры об учености? Так это не ее дело. Вот, разве что…

– Кто со мной вначале говорил? О том, что она, мол, отсюда не выйдет…

– Ишь ты, нашла же, о чем… – Литиэль мелкими глотками пила зелье, – Это глупость моя с тобой говорила. Она – тоже я, но… а, демоны со всем этим! Да, я его люблю! Меня раздваивает выбор – один из путей ведет к гибели, другой к тому, что уже не будет мной! Но это глупо – считать, что лучше погибнуть всем вместе, чем измениться, приспособиться, выжить и достичь цели! Но какой ценой? Превратившись в чудовище? Нет, нет… ох, как это утомляет… подумать только, и это тоже я…

– А почему ты мне все это рассказываешь, госпожа? – снова спросила Горлинка, видя, что целительница уплывает в свои мысли.

– А почему бы и нет? Нужно же с кем-то поболтать о неизбежности грядущего, – Литиэль устало распласталась в кресле. – Я бы твоим Старшим рассказала, но у них от меня голова болит, или еще что… словом, когда я в таком вот виде, некоторым особо чутким от меня плохо. Понимаешь, девочка, они мне помогают, потому, что им от меня что-то надо – сказать по-честному, и знать не хочу, что. Думают, что я им сыграю на руку – демоны знают, как, но вот со свадьбой этой удачно получилось. Им нужен кто-то вроде меня – чтоб был заместо тарана. А я иду к своей цели, и, если по пути расчищу место для кого-то еще, так и быть.

– И… какая у тебя цель?

– Спасти… – Литиэль пожала плечами, и глубоко вздохнула. – То, что случилось со мной… больно, да, но я ведь люблю его, и с этим ничего не поделаешь. Я искала другие способы, но он отдал меня в ваш народ, пусть невольно, не зная об этом, желая совсем другого, и… теперь это мой народ. А прошлое… это только прошлое. Налей еще.

Горлинка вылила остатки зелья в чашу.

– Спасибо, – устало и тихо сказала целительница. – И за то, что мои бредни слушаешь. Ты, вот что, даже если мужа не найдешь, детей заведи, хоть пару. А до того – обязательно на Менельтарму поднимись. Королева там уже побывала, другие пока опасаются… а нам это очень нужно – такой обычай.

– Схожу, раз надо, – согласилась Горлинка. Подняться на Менельтарму и впрямь было бы неплохо – поглядеть на Остров с высоты.

Целительница еще что-то бормотала, качаясь в кресле, переходила порой на какой-то неведомый язык, что-то пела, плакала и ругалась. Несколько раз принималась благодарить зевающую служанку за то, что та слушает «глупую девицу, которой вечно будет пятнадцать лет». Свечи погасли, а после, должно быть, спустя час или чуть больше, в комнате начало светлеть.

– Я засну сейчас, – уже слабеющим голосом пробормотала Литиэль. – Когда совсем расцветет, сестры вернутся, и ты им расскажешь… а, можешь рассказывать все, что услышала, они и так знают. А после – молчи.

– Я не из болтливых, – улыбнулась Горлинка. – Как лекарство-то, подействовало?

– Хорошо… – целительница откинулась в кресле. – Спасибо. Вы, эдайн, хороший народ. Хорошо, что я здесь. Здесь у меня есть будущее.

========== Часть 20 ==========

Горе-горюшко… горе-горькое…

Чужое горе текло вокруг, как вода, обтекая ее – белый камень. Черное долго считалось траурным в этом народе, но государыня ушла не во Тьму, а в Свет, и провожать ее должно в белом…

Она любила свет, эта влюбленная девочка, весенний ветер, солнце, белые цветы. Дворец убран белыми тканями, раскрыты окна и двери, и белые цветы повсюду – лилии и розы, и от аромата кружится голова.

– Тетя Лит…

Принц – мальчик, тоненький и хрупкий, большеглазый – он не похож на людей, никто из них пока еще не похож. Пройдет время – и потомки эльдар приобретут свои особенные черты, соединяющие кровь обоих народов, но отличные и от тех, и от других. Но это время еще далеко, пока же – в ее руках лишь зерна будущего. Два теплых кулечка, еще слишком маленькие, чтобы осознавать потерю… а снизу за край ее мантии держится девочка лет четырех, еще плохо понимающая, что происходит, но уже чувствующая – случилась беда…

Благая государыня Гиланнет-Илуанна покинула сотворенный мир.

– Ныне мы провожаем к Престолу Света женщину, чья чистота была подобна сиянию Таникветиля, чья любовь согревала землю Эленны – благослови нас, уходящая, ибо нет человека, что не плакал бы о тебе.

«– Почему мама умерла?»

«– Потому, что так велел Единый, малыш. Не тоскуй о ней – она ушла в Свет, и однажды вы встретитесь с ней у Престола Отца».

– Госпожа Литиэль…

А Король утомлен. Оглушен – сказать точнее. Еще одно зернышко – горе его, так верившего, что все теперь будет хорошо – ложится в благословенную землю Эленны, чтоб после взойти…

– Не тревожьтесь, мой государь. Я о них позабочусь.

Она обнимает детей, рассказывая – больше для растерянного и напуганного мальчика-принца – что мама улетела в страну, что прекрасней Валинора, в Свет Всеотца, что там она будет петь (ты же помнишь, какой чудный голос у твоей мамочки?) и ее песня будет создавать благословение для ее детей, и для папы, и для всей страны… а когда придет время (но это время не стоит торопить, ибо это трусость и недостойная слабость), вы с мамой обязательно встретитесь. А как же иначе?

Да, она позаботится о них. Старший станет со временем Королем – судьба его определена, но младшие требуют гораздо более пристального внимания. Гораздо более умелого воспитания, чем то, которое она сможет им дать. Впрочем, это уже не будет ее заботой – она договорилась с сестрами Безмолвия, и по прошествии нескольких лет сможет заняться гораздо более нужными вещами.

***

– Чего же ты хочешь достичь?

Принято считать, что черные дела вершатся во мраке – но за окнами храма день, сияющий, прекрасный… как всякий день в Нуменорэ. Маленькая женщина сидит у окна одной из внутренних келий, и терпкий аромат отвара ацелас плывет по комнате от чашки в ее руке. Сестра Горлинка в последнее время тоже пристрастилась к этому напитку – как и многие другие, распробовав горько-сладкую терпкость, дарящую свежесть и ясность уму.

– Чудесный день сегодня… – роняет гостья, отпивая чай.

Горлинка вздыхает – в этом вздохе мягкий укор, ведь прошло уже много лет с тех пор, как она была посвящена в тайны сестринства – а конкретного плана все нет и нет. Эта душа, обладающая великой силой, но несущая в себе великую рану – она может позволить себе, подобно эльдар, планировать на сотни и тысячи лет вперед. Но ей, смертной женщине, верной, но сомневающейся в своем служении и уже думающей о том, что неплохо бы было смириться всерьез, а не напоказ – хотелось бы знать, что дело, которое в далеком прошлом затеяли ее предшественницы, не безнадежно.

– Не безнадежно, – Литиэль улыбается одними глазами. – Верь, я это вижу. Но до этого еще много, очень много эпох…

– Ты читала?..

– Нет, мне еще не время. Это… смешает, замутит взгляд, и привлечет внимание. А я, несмотря на твои слова, еще не настолько могущественна, чтобы прикрыть себя от… интереса. Видишь – птица на ветке? И эта птица может увидеть тебя, пока ты торчишь в окне. Но меня эта птица не видит – я сижу за ставней.

– О…

– Поэтому наш план на ближайшие, самое меньшее, лет пятьсот – не высовываться. Вы можете продолжать вести свои обряды, хранить свои тайны – но так, чтоб никто вне общины об этом не узнал. Вы уже… прикрыты, что ли. Не знаю, как, не знаю, чем… о, верно! Ветки рябины над дверями?

– И еще знаки… один сведущий человек помогал.

– Вот пусть этот сведущий человек помогает и дальше, – Литиэль отставила чашку, поднялась, отошла от окна. – И те обряды, которые вы творите над новыми сестрами… сейчас становится принято «представлять детей Единому» – тех, кто был представлен, не принимайте к себе и не посвящайте в свои тайны, и не проводите над ними ритуалов. Поскольку вы никак не сможете узнать, простая ли птица сидит за окном вашей кельи, или… не простая.

– Но как же тогда нам быть? Нас ведь и так очень мало! Воровать младенцев, что ли?

– А разве я не говорила тебе однажды, что тебе следует сделать? Завести детей. Знаю, знаю, это не очень согласуется со служением, но это простой и безопасный выход. Более того – это условие.

– Условие чего?

– Благополучного существования всего народа эдайн. Ваша община нужна – я бы сказала, нужна даже больше, чем ведьмы и Мудрые, и именно вы станете в конце концов истинной кастой жречества. С вас никто не спросит, вас будут почитать и слушать…

– И ради чего?

– Ради детей, – Литиэль улыбнулась. Горлинка уже давно научилась не вздрагивать, видя эту специальную «железную» усмешку. – Тебе не кажется, что четыре наследника – это слишком много? Убивать лишних нельзя – эта кровь драгоценна, она должна сохраниться, но отдать их в семьи князей? Нет, это глупо и недальновидно.

– Ты хочешь, чтобы мы приняли их в общину?

– И не просто приняли, – подтвердила догадку Литиэль. – Они должны быть воспитаны так, чтобы к ним даже мысли не забрело поискать приключений в городе Короля. Пусть станут менестрелями, ювелирами, ткачами, целителями, плотниками или рыбаками – хоть кем, да пусть хоть всю жизнь бездельничают – лишь бы не лезли на трон. В идеале о них вообще должны забыть – пусть останется отметка в хрониках, и больше ничего. А об их детях – тем более. Ведите строгий учет в своих тайных книгах – все трое должны если не создать семьи, то хотя бы иметь детей, и эти дети должны остаться в общине, никаких отдач на воспитание сколь угодно достойным людям. Я еще распишу подробно, как следует их сводить…

– Ты хочешь разводить эльфинитов, как породистых щенков?

– Скажи сейчас, что это кощунство – вместе посмеемся. Я же не предлагаю поить их зельями, – проворчала женщина, кажется, искренне не понявшая, что удивило ее собеседницу. А Горлинка думала, что для того, что предложила Литиэль, нужно какое-то новое, особое слово – пусть сестры и сами были горазды решить проблемы спорным путем, но никто еще не говорил о явно скверных делах так деловито и равнодушно.

– Ты полагаешь это скверным? – Литиэль вздохнула. – Почему? Обычное сводничество, что плохого в том, что двум парням и девчонке устроят судьбу? В общине они смогут быть счастливы – в отличие от двора в Арминалете.

– Если так смотреть…

– Вот так и смотри. Они, дети королевской крови – ключи ко многим дверям, которые не открыть простым людям, чем больше их станет – тем лучше. И эти ключи должны быть нашими.

– Что ж, с этим понятно, – согласилась Горлинка. – План ясен, сидеть тихо и воспитывать детишек… а что будешь делать ты?

– Искать… – Литиэль пожала плечами. – Искать силы себе и людям.

– Ты веришь, что найдется такая сила в нашем мире, что после победы Света стал полностью подвластен Валар?

– Я это знаю. И неужели ты думаешь, что за пределами Арды нечего искать? Надо будет – и туда наведаюсь, – с удовольствием сказала Литиэль, глядя на Горлинку, удивленно раскрывшую рот.

И рассмеялась – сухим, леденящим смехом.

***

Мягкой поземкой, стужей стелется вечной Зимы молва-метелица,

Снова колеса шарманки вертятся да все противусолонь.

Поздно искать ростки раскаянья, ты уничтожил себя нечаянно,

Зову внемля души неприкаянной бросил себя в огонь.

А позади вода текучая точит и гнет свою излучину,

В смерти – не до святынь.

Висельник-ангел из тучи свесился, дико хохочет обрывок Месяца,

Звезды в блажном хороводе бесятся,

Ярче, Звезда Полынь!

Вот королевство твое, заветное, вот все услады твои запретные,

Душ покаянных орда несметная плещется в берега

Морок то, иль перевозчик видится? Кровь иль волна перед челном дыбится?

Сталью стоять или в омут кинуться? Трудно предугадать…

Падает звук в распадок вереска, звоном хрустальным разносит вдребезги

Все, что еще живо

И в тишине слепоты ты маешься, дымом костров своих задыхаешься,

Поводыря найти стараешься,

Держишься за него.

Только ведет кривыми тропами между отравленными истоками

Путь помечая кровавыми стопами.

Это ль твоя стезя?

Это мечта, что жизни стоила? Что так любила и неволила?

Поздно душа урок усвоила, но не идти нельзя…

А позади вода текучая точит и гнет свою излучину,

В смерти – не до святынь.

Висельник-ангел из тучи свесился, дико хохочет обрывок Месяца,

Звезды в блажном хороводе бесятся,

Ярче, Звезда Полынь!

Хочется, слово услышать хочется, тихо зверея от одиночества,

Мысли тенями по стенам корчатся, прячутся по углам.

Вновь за спиной чей-то душный сон возник, где-то бормочет безумный Сказочник,

Руки ко мне протяни, очнись, душу тебе отдам!

А позади вода текучая точит и гнет свою излучину,

В смерти – не до святынь.

Висельник-ангел из тучи свесился, дико хохочет обрывок Месяца,

Звезды в блажном хороводе бесятся,

Ярче, Звезда Полынь!*