Текст книги "Звезда Полынь (СИ)"

Автор книги: Алена 220

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Плыть на лодке, особенно, когда ветер попутный и течение нужное, не труд, а отдых – солнце согревало, но не жгло, пахло морской свежестью, и трем женщинам, казалось, не было иных забот, кроме, как сидеть, подставляя лица солнышку, да изредка окунаться в море, цепляясь за канат.

Но настроения в лодке царили вовсе не безмятежные.

– Когда девчонка подрастет, – задумчиво пробормотала Дайгрет, – Надо будет сводить ее на наш совет – послушать, что другие скажут. Что-то с ней сильно не так.

– Верно, что не так, – Айвиэль зябко поежилась. – Меня, честно скажу, от нее жуть пробирает. Ребенок же, чего боюсь – не пойму, а как глянет…

– Эльфийские глаза, – сказала Морэндис. – Что? Тебе, госпожа, следовало бы раньше заметить. У людей и эльфов глаза по-разному устроены, и выглядят по-разному. Вот у девчонки мордашка человечья – как у всех нормальных младенцев, а глаза слишком большие, светлые, прозрачные, как вода в роднике, окрашены едва-едва и мерцают. Рауги знают, почему, эльфов-то у нее в предках не было.

– И правда, – Дайгрет хмыкнула, – Как это я не сообразила? Впрочем, я ее особо и не рассматривала. Но глазки приметные. Бедняжка – вырастет, упырицей задразнят.

– Почему? – удивилась Айвиэль.

– А потому, госпожа, что не всегда можно одно к другому безнаказанно лепить. Вот Черный приделал ящерице крылья – и вышел дракон, хоть и зловредная тварь, а красивая – не отнять. Прикинь теперь, как эта девчонка станет выглядеть, когда подрастет.

– Верно, – Морэндис вздохнула и кивнула в ответ на изумленный взгляд наставницы. – Как голодом заморенная упырица. Глаза слишком большие, черты лица слишком тонкие… не эльфийские, и не человечьи – чужие. Мне это ясно – уж сколько младенцев перевидала. Интересно, почему она такой уродилась?

– Боги ведают… случались же младенцы и двухголовые, и с хвостами, и вовсе страшные – а тут всего-то глаза странные, но ведь не слепые! Переживет – особенно, коли ты всерьез решила ее в ученицы взять. Мы, Ведающие, замуж не выходим.

Женщины замолчали. Морэндис занялась распутыванием небольшой сети – забросить за борт, да поймать рыбки на ужин, Айвиэль размышляла о новом удивительном случае в человеческой природе, а старая ведьма достала трубку и кисет, устроившись на корме. Она, орочья полукровка, в юности своей успевшая повидать своими глазами многое из того, о чем нынче только байки остались – видела, чуяла, что дело не только в глазах.

Новорожденная девочка и впрямь была странной. Пусть Дайгрет давно уже не занималась родовспоможением и всем, что с ним связано – но опыт, как известно, не пропьешь, особенно, если к опыту прилагается острое, звериное чутье. Звери чуют чужое – собаки и волки чуют, кошки еще и видят, но кошки часто равнодушны к тому, что не несет опасности лично им. Видать, в ней было больше собачьего, если младенец настолько встревожил ее.

Странная девочка. Пусть в таком малом возрасте еще рано о чем-то судить – она сейчас просто живой комочек, все потребности которого заключены в сытости и уюте. Но странная – и только ли в глазах дело?

С тех пор, как она закричала – вскоре после рождения, когда три женщины беседовали об именах Моргота – от нее почти не слышали звуков. Она тихо-тихо хныкала, сопела, не смеялась и не улыбалась. А когда не спала, смотрела. Смотрела… взглядом шамана. Так говорили орки о тех, чей разум блуждает меж двух миров, путая мир людей и мир духов.

Умалишенная? Просто дурочка?

Да будут милостивы к ней боги…

К кому из Совета Ведающих можно обратиться в этом вопросе? Нарбелет, Вильварин? Первая мастерица во всем, что связано с детьми, детскими болезнями и детскими уродствами. Вторая лучше всех понимает в душевных болезнях. Или обратиться к Гвайтрен, знатоку проявлений порчи?

***

Эльф с метлой гонялся за менестрелем, а у дверей гостиного дома ржали, как кони, веселые посетители.

– В чем дело, почтенные? – осведомилась Морэндис. После путешествия она чувствовала себя усталой, хотелось пообедать, выспаться и вымыть соль из волос. И совсем не хотелось видеть, как один болван прибьет другого палкой из-за обоюдного гонора.

– Айя, Морни, – к ней обернулась очень красивая девушка в легком сером платке.

– Айя, Гвайт, – ведьма улыбнулась, радуясь встрече. – Все молодеешь?

– Воистину женщине дарит силы любовь не к мужчине, а к делу, – улыбнулась Гвайтрен, ровесница ее матери, выглядящая не более, чем на двадцать лет. – Дайга с тобой?

– Матушка и наставница заглянули в лавку, – ведьма махнула рукой к концу улицы. – Нам нужно мыло.

– Вижу, что вы с дороги. Похоже, новость о Храме собрала всех наших вернее, чем зов обета.

– Неужели всех?

– Нари и Виль уже здесь, – Гвайтрен снизила голос, используя особый прием, чтобы слышала ее лишь та, к кому она обращалась. – Еще я видела стариков из Бретиля, трех Белых Дев, жреца Древних и женщину со знаком зимородка.

– Этим-то бесноватым что тут понадобилось? – «метких птиц» Морэндис не то, чтобы недолюбливала, но опасалась – пусть они еще никого просто так не убили, порядочки в ихнем «гнезде» царили воистину морготовы, причем, «смертоносные птицы» искренне этими порядками наслаждались.

– Они ищут себе покровителя, – Гвайтрен пожала плечами и оглянулась – эльф загнал менестреля на дерево, а забраться следом и стащить певуна на землю ему мешала новая нарядная рубаха. И теперь оба поливали друг друга отборной бранью под восхищенные возгласы зрителей. – Наш мир изменился здесь, и думаю, старики и старухи in Brethil уже дали им это понять. Есть Король – прежней чехарды за главенство в Совете Кланов не будет, а значит не будет и прежнего раздолья с «испорченными грибами» и «бешеными волколаками». С появлением королевского домена власть князей уменьшилась, но появилась некая сила, уравновешивающая и уравнивающая всех, и нас, меня и моих наставников, это устраивает. Меньше станет произвола в малых родах, обиженным будет, куда податься… раньше девы и юноши, имеющие разногласия с родней, могли лишь терпеть, ибо дом – есть дом, род – есть род, да и мы к себе не всякого примем, а теперь им найдется место здесь – при дворе Короля.

– Служить?

– А почему бы и нет? Сейчас это почетно – король у нас не просто какой-то ушлый князь, успевший первым поцеловать руку государя Финдарато. Богами благословлен и эльфам родня.

– Равновесие, – сказала Морэндис.

– И согласие, – подтвердила Гвайтрен. – Король – судья и покровитель, пусть при его дворе не зажируешь, но пропасть не даст.

– Так что ж они к Королю не обратятся?

Гвайтрен расхохоталась.

– Ах, и верно, – с досадой пробормотала Морэндис. – Убийцы – и к нашему благородному Королю? – она страдальчески скривила губы. – То есть, верно ли я угадала…

– Да. Не зря они послали свою вестницу туда, где наверняка соберется большой Круг. Ищут того, кто их подороже купит.

– Никому в отдельности не хватит на них меры, да никому и не позволят… если только весь Круг…

– Ну да. Птицы почувствовали, откуда ветер дует.

– Объединение? Мать моя, представляю, как мы будем с теми же Белыми Девами уживаться. Или со жрецами этими сумасшедшими.

– Да как раньше. Никто ведь нас по соседству не поселит… о, вижу, идет моя дорогая подруга.

========== Часть 5 ==========

Это был самый простой предлог для множества людей разного достатка и положения в обществе как бы случайно собраться вместе.

Ярмарка! Конечно, у главной гавани Острова уже лет десять, как стояли лавки со снедью и скарбом, но в нынешний месяц творилось что-то невообразимое. Торжище кипело, как молоко в котле, расплескиваясь далеко за пределы установленных границ. Айвиэль полюбовалась на роскошного рыжего петуха в руках у птичницы, отвесила затрещину мелкому карманнику, увернулась от короба с поросятами и нырнула под парусиновый навес большого шатра.

Там ее ждали.

Ученица и ее мать сидели почти у входа – там же устроилась и она, заранее предупрежденная. Три женщины рядом были одеты, как знатные дамы – у платьев пышные юбки и широкие рукава. Напротив – похожий на изваяние налысо выбритый мужчина неопределенных лет с полуприкрытыми неподвижными глазами.

Еще здесь были три женщины с белыми лентами в косах, две девочки, вероятно, из прислужниц в богатых домах, и седой старик, одетый опрятно, но бедно; несмотря на это, все присутствующие поглядывали на него с большим уважением.

В шатре было тихо и пахло сосновой хвоей – странным образом звуки и запахи рынка не проникали сюда.

Из угла неожиданно выскользнула незамеченная раньше маленькая женщина, неся на круглом подносе странной формы котелок и пятнадцать маленьких чашек.

«Сначала чай» – вспомнила Айвиэль. – «Но почему чашек больше, чем нас?»

– Ну, друзья мои и подруги, начнем, пожалуй, – слабым голосом произнес старик. – Девочка, разбей…

Девочка-прислужница схватила чашку, грохнула ее об пол и торжественно проговорила:

– Да не коснется нас под этим кровом ни чужой взор, ни чужой слух, ни чужая мысль!

– Молодец, малышка. Ну же, берите чай, – старик внезапно остро глянул на ошарашенную эльфийку, и Айвиэль послушно протянула руку за чашкой.

Питье было ароматным и чудесным на вкус. Чудились в нем и медовая сладость и мятная свежесть… заваривать чай людей научили эльфы – а те с удовольствием подхватили и развили обычай. Чайное дерево в Белерианде не росло, сушеные листья привозили с далекого востока, но прижимистые и небогатые соседи княжеств эльдар, люди предпочитали отвары местных трав. А до того признавали лишь крепкие напитки и молоко, травяные чаи же считали больше лекарственными зельями…

В Дориате издавна поступали так же, Нарготронд скоро перенял привычки вассалов… и только феаноринги – вот странность-то! – готовы были платить золотом за чай с востока, за тень знакомого вкуса. Это они-то, стремившиеся вырваться из Валинора даже по трупам…

Айвиэль улыбнулась в чашку. Как по ней – уж лучше отвар лесных трав, чем призрак того, что росло дома, и может быть, вырастет здесь.

На нее глядели. Эллет отвыкла от таких взглядов – острых, как стрелы, так глядели на нее тогда, много лет назад, когда она только пришла к людям. «Что-то готовится», – поняла она, и внутри натянулась струна. «От меня чего-то ждут. Возможно, сегодня я узнаю новую тайну… иначе к чему этот человеческий ритуал?»

– Прекрасный цветок расцвел нынче в нашем саду, – внезапно заметил бритый мужчина. – Вот только неизвестно, полезен ли он или ядовит.

– Покамест никто не отравился, – сварливо бросила Дайгрет. – Оставь, Хагур, тут тебе не суд Круга.

– Я вижу то, что было, и то, что есть. Будущее же проницать могу лишь мыслью…

Старик постучал чашкой по низкому столику рядом.

– Без ссор, сестра и брат. Есть среди нас, кому будущее проницать, но это дело неверное. Мы стоим на тверди прошлого, и можем лишь гадать о грядущих небесах…

– Вот именно!

– Так пусть же в круге будет мир, – подытожил старик. – И ты, дева, не сиди в углу, подойди и сядь рядом.

Маленькая женщина, принесшая чай, вновь выдвинулась из тени. Двигалась она как змея, и взгляд у нее был неприятный – змеиный.

Молчание длилось еще несколько минут, пока у всех не закончился чай. Еще немного переглядываний – и, тихо кашлянув, заговорила одна из знатных женщин. Кажется, та, которую звали Нарбелет…

– Кхм… думаю, все – или почти все – понимают, зачем тут собрались, – она внимательно оглядела всех, задержав взгляд, как ни странно, на женщине со змеиным взглядом, а не на Айвиэль. – Новая затея государя: Храм Единого.

– Храм – это, конечно, хорошо, – другая женщина, та, что была с белыми лентами в косах, задумчиво покивала головой. – Но храм, это дело сложное, долгое и дорогое, особенно, если строить не только в столице. В одиночку не потянем.

– А почему в одиночку? – Нарбелет пожала плечами, – клянусь именами Древних, достаточно будет лишь немного поработать языками, и нам все построят бесплатно, ну, почти. Мой отец отдал младшего сына в ученики эльфийскому зодчему, и так поступил не он один – вот пусть на строительстве храмов и осваивают мастерство. Покуда эльфы не наигрались в учителей и не требуют платы, надо взять с них все, что они могут дать.

– Вот! Сразу видно халадинскую княжну! – Дайгрет сделала одобрительный жест. – Мгновенно соображает, как сделать так, чтобы другие работали, да ещё и бесплатно.

– А что скажет наша гостья?

Айвиэль зябко повела плечами под острыми взглядами людей. Прежде ей не случалось слышать такие речи в отношении к своему народу, хотя… люди, обладавшие властью, часто говорили о выгоде, которую можно получить с союзников. Тогда эльдар были владыками людей, а ныне стали… равными? И это значит, что к ним теперь будут относиться, как к королевствам гномов, как к странам Юга Эндорэ, как… как князья относятся к князьям-соседям?

Оскорбленная гордость тихо пискнула и затихла – то, что ее позвали на такой разговор, означало доверие, большое доверие – лично к ней. И по сути ведь женщина была права…

– Я скажу: да, – заговорила Айвиэль, осторожно подбирая слова. – Мы и впрямь хотим украсить Эленну, как игрушечный домик для детей… а с детей не требуют платы.

– Благодарю, светлая госпожа, – Нарбелет склонила голову, – За честный ответ. И… как гласит древняя поговорка: ласковое дитя в трех домах кормится, а злое и из родного гонится. Будем ласковыми детьми? – она улыбнулась, оглядев круг.

– Дело ясное, будем! – со смехом отозвались ей. – Не чьи-нибудь детишки, а Единого Отца! Ради такого дела можно постараться.

– Дело, которое может принести много пользы, – Нарбелет потерла руки жестом гнома, предвкушающего выгоду.

– Связать отдельные нити в прочную ткань, – сказала другая женщина.

– Сплотить кланы и не допустить возрождения родовой вражды.

– Организовать школы для таких, как мы, облегчить жизнь и нам и простым людям, – вставила Морэндис.

– Лучше присматривать, не злоумышляет ли кто.

– Денег поднять!

– Да какие деньги, нынче и князья-то расписками да натурой торгуют…

– Со временем появятся! Вспомните, какие богатства жрецы южных богов собирают!

– Кхрм…

– Что, Хагур, завидно?

Бритый неприятно засмеялся и внезапно все замолчали – словно холодно стало…

– Богатства, значит. Завидно, значит, – едко проговорил мужчина. – Как мы здесь рады все… не скрою – я и сам рад. Надоело бродягой быть. Хочется теплый угол иметь на старости лет, а не под кустом подохнуть, как мой наставник. А если в том углу будет еще и миска супа да мягкая перина, я, как говорится, без условий согласен, хрен с ней, с моей верой, пусть в свитках остается, а ищущий да найдет. Только вот не забыли ли вы, что однажды наш народ – а мы все же один народ, как бы ни грызлись промеж собой кланы – что наш народ однажды уже строил Храм? И как поначалу все были веселы и вдохновенны, и чем это дело закончилось?

***

– Не огорчайтесь, наставница. Первый сход Круга почти всегда заканчивается скандалом, – Морэндис мягко коснулась руки эльфийки. – Это только… проба, примерка нового платья, так сказать. И это, кстати, даже не полный Круг. Это… высший состав, так сказать, избранные, каждый от своего рода. Завтра они станут обсуждать сегодняшний разговор со своими ближними, а на то, чтоб собрались все, у кого есть интерес в этом деле, понадобится еще дней пять. За это время Первый сход утвердит решение допустить вас к большому Кругу, и вот тогда-то начнется настоящее дело.

– Но я же простая целительница! Что я могу, кроме, как лечить?

– Вы, наставница, действуете на пользу людям, и этого довольно. Вы в почете у Короля, вас уважают в совете. Думаете, просто так князья, а вслед за ними и простой люд перенимает эльфийские обычаи, такие, например, как привычка к регулярному мытью? Одно дело, когда ведьма из леса грязным орком назовет, а когда вы, госпожа, с высоты своих лет и знаний скажете, что это полезно, и чистота телесная угодна Эру, это совсем другое. Мы, как это ни грустно, таким не занимались, хоть и знали, что многие людские болезни идут от грязи. Не было у нас, лесных ведьм, такого почета, как у эльфийской целительницы, да и сил, времени и средств подчас не хватало. Война ведь шла, а где война, там и грязь.

– А княгини? Ведь Нарбелет и ее подруги явно высокого рода.

– Ох-х-х… у таких, как они, своих дел хватало. Заметили, как бесплатному радовалась? Торговый клан, они сейчас вьются, как змея в костре.

– Еще бы…

– Но вы не обиделись?

– Пожалуй, нет… – задумчиво проговорила Айвиэль. – Пожалуй… мне это интересно… доверие.

– Хорошо, – Морэндис облегченно вздохнула. – Я ведь, признаться, боялась… мне сказали перед советом: «твоя эльфийка может нам сильно помочь», и я позвала вас, ничего не объяснив…

– Мне было интересно. И приятно. Правда, – Айвиэль улыбнулась. – Мне понравилась ваша искренность, равно, как и ваша жадность. Хотя кое-кого она бы огорчила. Нет, не из наших… того, кто духом был высок, да низко пал.

– Вы слушали его речи?

– Трудно было не слушать.

– Я порой жалею, что не знала его.

– Не стоит. Он был из тех, кто прорастает в сердце так, что потом приходится рвать по живому, с кровью… никому я не желаю такого опыта.

– Опыта… – эхом отозвалась ученица. – Наставница! Мы ведь хотели спросить о той девочке. Сейчас у нас как раз есть время. Я думаю, для начала матушка поговорит с подругой, а нам стоит обратиться к господину Дагмору, тому старику, что вел беседу на совете. Он хороший гадальщик, и я, сказать по правде, не ожидала, что он придет…

– Наверное, ты права. Детские беды – не тот вопрос, который нужно решать в Большом Круге.

========== Часть 6 ==========

Для ребенка – белый камень. Малый осколочек мрамора, острый, еще не обкатанный. Никакой.

А еще для него – символы, вырезанные на кусочках дерева. Свиток – книжная мудрость, лодка – странствие, меч – военное ремесло, золотая монета – торговое дело, трава – ведовство, рыбачья сеть – рыбачья работа, плуг, кузнечный горн, драгоценный камень…

И – четыре стороны света по краям стола. Запад – ветер, птичье перо, Север – горсть земли, Восток – вода в малой чашке и Юг – огонь, пригоршня углей.

Морэндис закрыла глаза и бросила фишки в центр стола.

Потом открыла глаза.

Ничего не изменилось.

Золото и меч – к Западу и ветру упали перевернутыми. Лодка странствий канула в чашку с водой, говоря о том, что странствия эти будут вести по покинутым землям Эндорэ. Возле знака Востока лежал и драгоценный камень, означая не то проклятие, не то какие-то волшебные вещи.

Свиток, трава, сеть, горн и плуг нашлись в горстке углей, упав чистой стороной вверх, что означало – уничтожение.

А сам белый камень вовсе вылетел из пространства гадания, укатившись за обозначавшую Север горстку земли.

– Маешься? – скрипнуло из-за спины.

Женщина вздрогнула, оборачиваясь.

– Дедушка Дагмор! Ты меня напугал.

– Внимательней надо быть, – старик ухмыльнулся, показывая молодые острые зубы. – Так что?

– Не выходит, – Морэндис вздохнула. – Все словно рассыпается… и каждый раз одно и то же! Словно судьба…

– Предопределена?

Ведьма вздрогнула. Были вещи, о которых не следовало говорить вслух.

Старик вновь усмехнулся и сел к столу.

– Рассказывай, что тут видишь, – велел он.

– Странное, – ведьма пожала плечами. – Странное и страшное. Голос дара говорит мне, что это – дурные знамения, но их смысла я понять не могу. Мне не хватает силы.

– Да и не только силы. Убери-ка ты это барахло.

Морэндис послушно собрала гадальные фишки, с трепетом ожидая: неужто, мастер решил явить свое мастерство ради новорожденной байстрючки рыбачки и бродяги?

– Верно, – в центр стола опустился малый кожаный мешочек. – Что кровь! Она дает лишь шанс, возможность. Порой служит ключом. Да только в нашем роду давным-давно все друг другу родня, я сам нашему государю – семиюродный плетень, семьи наши роднились в древние времена Великого Похода. Откопай корень любого рыбака – и найдешь, что еще до Беора предок его гулял с дочкой какого-нибудь князя… а теперь гляди внимательно, – узловатый палец указал на белый камешек. – Мать тебя этому не учила, ибо не влекли тебя тайны судеб, да и талант твой в другом. Эй, госпожа нолдэ! – внезапно крикнул старик. – Хватит под окном прятаться, заходи.

За раскрытыми ставнями рассмеялись, и вдоль окна мелькнул легкий силуэт поднявшейся с земли эльфийки.

– Вы позволите мне смотреть?

– Отчего же нет? – старик махнул рукой. – Иди к столу, небось, дырку не проглядишь. Но все вопросы – после.

Морэндис невольно улыбнулась, видя жадное любопытство в глазах наставницы. А предводитель Круга, между тем, пошарив в кожаном мешочке, выудил оттуда черный камень, с одной стороны надколотый, а с другой – как будто оплавленный.

Эльфийка вздрогнула.

– Это же…

– Да. Камешек из стены Ангбанда, – Дагмор установил камень в центр стола. – Знайте, красавицы, искусство ведовства состоит в том, чтобы помнить: будущее таится в прошлом. Оно, как зерно в земле, из прошлого вырастает, и если ты пытаешься увидеть будущее, опираясь на настоящее, и получаешь такую вот ересь… значит, что надо сделать?

– Узнать прошлое, – еле слышно шепнула нолдэ, завороженно глядя на черный осколок страшной памяти, лежащий на светлых досках стола.

– Верно!

– Но почему… это… – под строгим взглядом выцветших глаз эльфийка умолкла.

– В гадании всегда есть подсказка, даже если оно кривое, – старик указал на горсть деревянных фишек, которые Морэндис по-прежнему держала в руках. – Что у тебя выходило до этого? Меч и золото пришли с Запада, знаки мирных ремесел упали в угли, странствие и сокровище легли к Востоку, а сердце гадания ушло на Север. Значит…

Побледневшая, как мука, нолдэ отступила к стене и осела на лавку.

– Не бойся, красавица, – ласково сказал гадальщик. – Ни его, ни его сына в ближайшие пару тысяч лет тут не предвидится, крепко мы им вломили. Первый заперт надежно, второй еще долго не высунется. Тут же, если верно я понял, дело совсем в другом…

Ведун перевернул кожаный мешочек, встряхнул, и на стол градом посыпались костяные фишки.

Дробный стук вскоре стих; настала тишина. Две женщины внимательно смотрели на старика, замершего, вглядываясь в картины былого и грядущего, туда, куда тянулись нити Вайрэ…

– Да. – Сказал он, наконец. – Я верно угадал.

– О чем ты, мастер?

– О том, что ты, внучка, большую обузу себе на шею повесила.

Старик бросил мешочек из-под фишек на лавку, подошел к окну. Дом, где он остановился, принадлежал кому-то из его родичей-беорингов – а они, даже прибыв в безопасную благословенную Эленну, строили дома, словно маленькие крепости – за крепкими заборами, с тесными двориками, с узкими, извилистыми ходами между построек…

– Ты знаешь, девочка, что порой, раз или два в поколение, рождаются у нас странные дети, – заговорил Дагмор. – Не то, чтоб безумные или недоумки какие, а словно бы не наши они. Словно бы в своей семье чужаки. Не сразу такое является, а с возрастом – лет в десять-пятнадцать, порой и позже, но редко. Из дома они обычно бегут, а даже если и остаются, долго не живут. Обычаев наших знать не хотят, живут, как бабочки, толкуют о странном, а о чем – и объяснить-то не могут. Прикрикнуть на них – что ударить, а ударить – что ранить. Словно иней на ветке – дунь на него, и осыплется. Давным-давно наши мудрые, разобравшись в их словах, рассудили, что они – из слуг Моргота, которого тогда звали Неназываемым. Сперва считали подменышами, потом – темными духами, что воплощаются в человеческих телах. Гораздо позже мы приоткрыли тайну с помощью Берена, узнавшего кое-что от государя Финрода… вижу, госпожа, ты догадываешься, о ком речь?

Айвиэль дрогнула, тихо вздохнула.

– Я догадываюсь… но это безумная мысль. Как такое возможно?

– Неизвестно, – ведун вернулся к столу. – Да и не интересно никому… смотрите, – он указал на несколько фишек, окруживших черный камень. – Клятва, судьба, любовь и память – обычно их берут, гадая на взрослых, дети от всего этого чисты, но тут у нас ребеночек непростой… кстати, вы ее уже как-то назвали?

– Нет, дедушка. Я хотела сперва погадать…

– Это хорошо, – старик вздохнул. – Потому, что гадание завершено, и смысла длить его нету. Назови ее Литиэль, Дева-Пепел, потому, что пепел у нее позади и пепел впереди – ничего другого, лишь бесплодные поиски теней прошлого и пустота.

– Дедушка, я взяла на себя заботу.

– Ну и дура. Все равно пользы не будет – эх… ей-Эру, милосерднее было бы утопить.

– Дедушка!

– Пеплу не стать вновь огнем, – ведун сожалеюще покачал головой. – Но ежели ты так решила… действуй. Воспитывай, учи. Вдруг что-нибудь да получится…

***

Память равняется слову «боль».

Жизнь равняется слову «сон».

Сон – и дурман, от которого она очнулась в предсмертьи.

Стоило ли позволять измученному сознанию обмануться последним виденьем – чтобы очнуться в ясном уме, медленно осознавая: вот это мой дом, вот это мой муж, а вот это я… мое мертвое тело.

«…О, проклятая память моя, прорастающая из-под пепла!..»

Казалось – это лишь бред, видение того, что не может случиться, видение, которому она не верит – нет, нет, это страх говорит во мне, а не дар! – и принимает чашу терпкого вина из рук любимого. Что-то в ней видит, как дрожит отражение в светлых глазах, как нервны движения рук, как неестественны улыбка и голос, что-то в ней кричит: брось чашу, урони, разлей, неловкая, отойди, не слушай – и будет тяжек твой путь, болью наполнен, углями костра, ледяной вьюгой, железом острым и горьким ядом. Но будет ясен твой путь, которым пройдешь ты, шагнув на звездную дорогу от стен Аст Ахэ, тебе отворят двери вражеский клинок или стрела, и из жизни в жизнь ты пойдешь, оставляя след в душах, храня и передавая память, будешь, как маленький муравей, носить по песчинке, и поднимется гора до самого неба, до Стены Ночи, и падут оковы любимого твоего, и исцелятся раны, и пойдете – рука в руке, по живой земле, древней и юной, Возлюбивший Мир и Хранящая Мир…

И лязгом железа упало – нет.

«Мрак и туман вокруг, куда бы я ни смотрела. Мрак и туман – и я не вижу пути. Что стало со мной?»

Что же ты сделал со мной, Тано? Неужели вина моя столь тяжела? Куда я пришла не по своей воле, куда мне идти теперь? Не вижу пути – лишь память осталась, горькая память, рвет сердце – лица, лица, лица, мертвые лица и кровь…

«Мне больно, Тано».

Ежась, словно от неощутимого холода, она глядит на себя. Свое же лицо ей кажется почти незнакомым, и этот мужчина, упавший на край кровати… муж? Нервно вздрагивая, она отшатывается назад, когда вспоминает их ночи, и что-то чужое рождается в сердце. Что-то похожее на холодный комок тающего снега…

«Холодно, Тано».

Хочется пожалеть его, влюбленного в отражение луны, в вишневый цвет и утренний туман – но и жалости нет, лишь холод в груди, и холод целует пальцы, и она стоит – камнем стоит, а коснуться бы седой головы нестарого еще человека, подарившего ей свое сердце, утешить бы тихим шепотом из-за грани – да разве выйдет – после бездумных слов ее-еще-живущей?

«Стыдно мне, Тано».

Она опускает голову, отворачиваясь глядит в окно – туман подступает к дому.

Она не видит пути.

========== Часть 7 ==========

– Лита, ты приготовила травы?

– Да, тетушка.

– Хорошо. Помоги мне перебрать ягоды, и можешь идти гулять.

– Да, тетушка.

– Только не уходи далеко от дома.

– Да, тетушка.

И все. Два слова в ответ – да и только.

Морэндис устало вздохнула. Когда десять лет назад она приняла решение обучить девочку-чужачку, то не думала, что это будет так…

Поначалу все было легко – девочка быстро росла, не капризничала, ничего не требовала и не просила, не говорила странных слов, не задавала неудобных вопросов и не противоречила, когда ведьма рассказывала ей эльфийские легенды о победе над Морготом. Балроги побери, она даже не болела ни разу, хоть и выглядела болезненно маленькой и тощей, и ела, как птичка. На эльфийских детей такое тоже было не похоже – наставница говорила, что маленькие эльдар не сильно отличаются от человеческих детей, конечно, здоровых и сытых.

Послушное дитя, тихое, словно тень. А еще на лету схватывающее чтение, письменность и счет, лекарскую науку, наречия квенья и синдарин… а еще она совершенно не скучала о матери, покинувшей домик ведьмы ради служения Храму. Не задавала вопросов, не просилась к ней, как делали бы обычные дети…

Отчасти Морэндис этому радовалась. В последнее время у нее было много дел – неподалеку строили святилище и оттуда, что ни день, шли люди с ушибами и ссадинами. Литиэль помогала уже весьма ловко, готовила травяные смеси и примочки, подавала повязки и инструменты – словом, делала посильную для своих лет работу. Но делала ее с таким равнодушием, с каким падают с крыши капли осенней мороси. Худенькое личико не улыбалось и не хмурилось еще ни разу – и Морэндис была уверена, что такое бесстрастие происходило не от серьезности, но от равнодушия.

Вот и сейчас – сидит истуканом, лишь маленькие пальчики мелькают над миской сушеной брусники. Она никогда не выказывала живого интереса к занятиям, которыми пыталась увлечь ее Морэндис, любое дело выполняя старательно и усердно, но не выказывала и неудовольствия – не кривилась в отвращении, видя язвы, гной, открытые раны… она могла бы стать отличным лекарем, если подумать…

А могла бы – отличным убийцей.

Несколько недель назад к месту нового святилища приехали две молодые женщины в новеньких мантиях из беленого льна – одеждах служительниц Единого, но с зелеными перышками, вплетенными в косы. Ходили по деревням, рассказывали новости, расспрашивали людей, и в особенности, детей. Добрались и до Литы – и девочка совершенно их очаровала. За нее Морэндис сулили большие деньги – и чтобы отстали, пришлось пригрозить разбирательством в Круге. Впрочем, без добычи зимородки не ушли, забрав в учение двух девочек из ближних деревень.

Эх… а родители, небось, думают, что отдали детей в чистое и легкое дело… знала ведьма, как учат в Гнезде. Точнее – узнала, когда во время старой поездки в город Короля пообщалась с женщиной из «птиц». Она и впрямь была чем-то похожа на маленькую Литиэль, только ее бесстрастие и спокойствие не были врожденными, и происходили от воспитания.

Тогда Морэндис серьезно раздумывала над тем, нужны ли людям в благословенной Эленне такие, прямо сказать, орочьи традиции, как обучение «зимородков». Впрочем, поразмыслив, поняла: именно сейчас, в мирной земле, окруженной не врагами, а ласковым морем, они нужны даже более, чем прежде. И лучше, если держать их в руках будет новосозданный Храм Единого, а не всякий, кто заплатит деньги.

Но это не значило, что женщина не досадовала на несовершенство мира, где даже в благословенной земле, по соседству с Богами, власти не обойтись без шпионов и наемных убийц. Забавно выходит, кстати, теперь она сама – власть, маленькая, но все же не какая-то там лекарка, а служительница Единого! Ведьма улыбнулась, припомнив слова матери.