Текст книги "Звезда Полынь (СИ)"

Автор книги: Алена 220

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Я помешала тебе? Прости, – тихо сказала она, внимательно рассматривая этого… мальчика. Под глазами у него залегли глубокие тени, и этот болезненный блеск… дар пробуждается. Сильный дар… жаль.

Впрочем, нет. Сильный дар – это хорошо. Это будет надежно и быстро.

– Ничего… я хотел побыть один, – пробормотал мальчишка, покрепче прижав к себе лютню.

– Прости, – повторила она. – Я услышала музыку – красивая мелодия… мне даже показалось…

– Что?

– Что я… как будто слышала ее во сне, – смущенно призналась она.

– Как это – во сне? – настороженно и немного испуганно спросил мальчишка. Похоже, и он взял эту музыку из сна-видения…

– Вот так… – она развела руками. – Не знаю… может и не во сне, просто где-то на базаре… ты не мог бы сыграть еще?

Тревога и настороженность не ушли из взгляда мальчишки, но он, похоже, был не избалован вниманием к своему искусству. Вновь сел на камень, обнял лютню, и заиграл мотив, такой до боли знакомый… раз, два, три… пять, семь, десять тактов… и ее тихий голос, неуверенный, точно она с трудом припоминает слова:

– Я подарю тебе мир мой —

родниковую воду в ладонях,

россыпи звездных жемчужин,

светлое пламя рассветного солнца…

в сплетении первых цветов

Я подарю тебе сердце…

Музыка оборвалась.

– Откуда ты знаешь? – крикнул мальчишка, и она испуганно вскинулась.

– Приснилось! Просто приснилось…

– Мне тоже… с тех пор, как я нашел в дедовом сундуке эту лютню, мне снятся странные сны. Я спрашивал – но никто мне не отвечает, я даже ходил к Жрецам Эру… мне сказали – это наваждение, выкинь из головы и лучше работай. Но разве наваждение может быть таким? Нам говорили – наваждение, это плохо, это ложь, но я чувствую – это правда! Эта музыка, эти песни… – он согнулся, обнимая лютню, всхлипнул, и она, внутренне дрожа, протянула ему фляжку.

– Вот, выпей… мне тоже снятся сны. Я нашла в старых вещах этот кинжал, и с тех пор вижу их…

– Они звались… рыцари Аст Ахэ, – выговорил он, и приник к горлышку фляги.

– Да. Рыцари Аст Ахэ…

Как же он силен. И как хорошо, что сейчас, утопая в видениях, он сосредоточен на себе. На том, что ощущает сам – приглядись мальчик к нежданной собеседнице, кто знает, что бы увидел? Быть может – Твердыню, а может – Гэлломэ, а может – Лаан Ниэн… было то, что она хотела сохранить только для себя.

Фляга вина – этого было немало, пусть даже вино это слабое, скорее – сидр. Но важнее здесь не вино – важнее настойка ацелас, и она вкладывает в чужую ладонь узкий тонкий кинжальчик, несущий в себе память и боль тех, кто потерял самое дорогое… мальчишка замирает, и глаза его опрокинуты в прошлое, не видя, как она поспешно заплетает волосы, убирая косы шпилькой, и скрывается в переплетении ветвей…

К вечеру у нее мучительно разболится голова. Дешевая плата за знание – за сбывшееся видение, за первый шаг по этой дороге… дороге, что будет полита кровью тех братьев и сестер, кого она принесет в жертву. Жестоко, да – впрочем, она и себя принесет в жертву, не колеблясь.

Она спешит к дому, не оглядываясь. Ее глаза устремлены к будущему – тому будущему, которое она сотворит.

========== Часть 13 ==========

Изломанное тело у корней Белого Древа. Разбитая лютня. Кровь…

На праздник не приносят оружие. Кто первый бросил камень? Неизвестно, да и не важно, когда хмель и злость закипают в душах, а тонкая фигурка жрицы со строгим ожерельем на груди словно бы источает легкое сияние и даже величие, поднимаясь с поднятой рукой:

– Да не станет на благой земле места отступникам!

Да. И пусть Свет не хвалится белизной одежд, измаранных в крови – прошлое сошлось в бою с настоящим, видимое со скрытым, истина с ложью – честного боя не будет. Спасибо, Единый – я выучила урок, побеждает подлейший, и вот – моя первая стрела с ядом на острие.

«Во имя Единого, – говорит она. – Да будет уничтожено Зло!»

Что-то меняется в мире. Не-Свет и Не-Тьма столкнулись, как клинки, сплавились, как две полосы стали, расплескались пролитой кровью на белых камнях. Кровь… тяжкий запах крови, смешанный с запахом осенних листьев, цветов, вина, хлеба и мяса. Жертва Осени, жертва Богам… Маани-Мстящая, дочь Вайхри-Войны, их обеих принято изображать вперед спиной, потому, что лица их ужасны. У Вайхри железные крылья, у Маани вскрыты ребра и вырвано сердце. Ее зверь – хорек, маленький убийца. Ее коса заканчивается петлей. Призывая Вайхри, помни, что Маани всегда идет следом за матерью. В руках у нее красный хлеб, замешанный на крови.

Вайхри страшна и величественна. На ней железо, и золото, и меха. В волосах – жемчуга, губы алые, громкий смех. Но облик ее столь же ужасающ, сколь и прекрасен – полюбил же ее бог Радости, Сын Весны, Айнелар. Ибо Вайхри принесла драгоценные жемчуга, и рассыпала их дорогой от его дворца до своего дома, и когда он шел, ноги его погружались в жемчуга до голенища сапожка. Вайхри не держится за богатства – что ни возьмет, все раздаст, но от нее полученное может уйти так же легко.

Или его отнимет Маани, которая любит и ненавидит мать, за то, что та вырвала ее сердце. Вайхри, вечно воюющая, боялась, что ее враги доберутся до дочери, поэтому сотворила великое заклятие – вырвала сердце дочери, сварила в котле с сотней колдовских трав, и дала Маани съесть. Та стала неуязвимой, но боль не оставит ее никогда, а насытиться она может лишь чужими сердцами.

Откуда она знает все это?

Должно быть, рассказывали наставница или дед… впрочем, неважно. Что ей до сказок чужого народа? Впереди работа, много работы, грязной, тяжелой, страшной…

Болит голова. Ей подносят чашу с вином, а мертвое тело уволакивают куда-то в темноту. И она снова говорит:

– Пусть светлый праздник не закончится тьмой и кровью. До утра еще далеко – пейте, пойте, танцуйте, веселитесь. Тьма не властна здесь, и слуги ее будут повержены так же, как ее хозяин…

Прости, Учитель…

И снова стайкой легких бабочек над разгоряченной толпой вспархивает смех. Звучат голоса – веселые, страстные… звучат песни.

Взгляд госпожи Нарбелет – как нож сквозь толпу. Что-то она поняла, эта странная женщина – но не то, что есть на самом деле. Она не знает целей, не видит истинного смысла – ее мысли о семье, о благополучии девочек, о храме… она прикидывает выгоду и приходит к выводу, что сегодняшнее происшествие укрепит влияние…

Что ж. Пусть Литиэль не волнуют местные мелкие интриги, это не значит, что она не использует их в своих целях.

***

О случившемся на празднике в королевском дворце судачили тихо – больше дивились, откуда взялся этот блаженный. Литиэль не огорчалась: случившееся всего лишь маленький камешек в основании фундамента… мыслями она была уже далеко, размышляя над следующим своим шагом.

Отвар ацелас прочно занял место в ее фляжке. Никогда раньше ей не приходилось делать то, что она делала сейчас – каждую ночь смотреть в будущее судеб сотен людей, ища закономерности, тайные связи, те нити, из которых сплетется канва ее замысла.

Ткань, пропитанная кровью… красный хлеб Маани-Мстящей…

Она боялась увидеть, какой станет в конце пути. Такой, от кого Учитель отвернется с горечью и гневом… ну и что? Да, была другая дорога, простая и честная, и можно было продолжать идти по ней – хотя бы ради того, чтоб в последний миг бытия у Врат Пустоты задать вопрос тому, кого любила – этого ли ты хотел для меня, Тано? Знал ли ты, как я буду терять себя, рассыпаясь на части? Предвидел ли мою судьбу, нить, вырванную из ткани Мира?

Но стоит ли это всех грядущих эпох, всех жизней, всех душ Арты, которую пожрет беспощадный огонь, уже уничтоживший Лаан Гэлломэ и Аст Ахэ…

Долгими ночами вглядываясь в клубящийся водоворот видений, она искала выход. Искала путь, способный привести ее к цели, мучительно выстраивая итоги: вот она рассказывает эдайн о Тьме, вот находит последователей, вот гибнет – раз за разом, раз за разом… и вот людская молва, невежество, жадность, жажда власти и страх искажают ее слова, превращая Учителя в кровожадного божка, а ее саму в подобие нечисти из страшных сказок. И воссияет истина Учения Эру, и равнодушный Свет задушит жизнь мира, и души людей добровольно отдадут свободу выбора ради иллюзии счастья в мертвящем покое…

Но этого не будет – и пусть ей самой придется неузнаваемо измениться для изменения – пока лишь отдаления! – грядущей гибели мира…

А теперь ей нужна была женщина.

Точнее, девочка. Совсем юная, лет тринадцати – по меркам Аст Ахэ еще ребенок. По меркам эдайн уже невеста.

Звали ее Гиланнет ан-Коррах.

Была она из почтенного семейства – не так, чтоб сильно знатного или богатого, но и не из простых. Все мужчины ее семьи были воинами с той поры, как люди перешли горы – и задолго до того. Женщины же…

«Женщина в доме – это прочные сапоги, крепкая ткань, полный стол и мягкая постель. Женщина – это твой дом, потому уважай свою женщину, заботься о ней, а она позаботится о твоем доме».

Ныне она постоянно сравнивала обычаи эдайн с обычаями Севера. И странно оказалось внезапно увидеть большую… честность со стороны людей Запада в отношении к женщинам – в Твердыне постоянно подчеркивалось, что женщина, сестра-по-Учению, равна мужчине, что она может сама выбирать себе как дело по душе, так и спутника, или даже прожить без него. На деле же… печальная история Ириалонны – лишь одна из череды множества подобных случаев, наиболее известная, должно быть, лишь потому, что девочка это «равна мужчине» восприняла слишком всерьез…

И попыталась воплотить.

Женщина-воин… конечно, такое бывало. Если, к примеру, люди жили близ границы, где шастали шайки бандитов и вражеские отряды, то и ребенок будет уметь ударить кинжалом и стрелять из засады. Бывало еще, что несколько женщин оставались последними выжившими в уничтоженном племени, и желали отомстить виновникам – воины поневоле, они или гибли, или завершали свою месть, после чего предпочитали вернуться к мирным делам. А еще странники передавали легенды далекого Юга о племени женщин, свирепых и сильных, как зимний медведь. Впрочем, сами посланцы Твердыни их не встречали…

В народе эдайн же изначально жило понятие – женщина слабее мужчины. И главное, природное дело ее – женское, домашний очаг и дети. Мужчина хозяин в доме – но женщина тем не менее остается его опорой и помощью, не менее важной частью жизни.

Однако, на слова о том, что женщина и мужчина могут быть равны – большинство эдайн просто постучит себя кулаком по голове. А кто не постучит, тот посмеется: «были бы у бабы яйца, так была бы баба мужиком».

Конечно, оценивать людей по тому, что у них между ног, недостойно. Но… право, с тех пор, как она постигала науку Морэндис, в нескольких ближних деревнях, в Храме – случаев настоящего насилия, побоев и пыток женщин мужчинами ей не встречалось. Может быть, она просто мало знала…

А может быть, как говорил ее дар сквозь боль в висках и отвар ацелас – просто не надо топорщить перья. Слабый заявляет, что равен сильному – давай, докажи! Учитель сам говорил, что не надо спорить с природой зверей, что волк не начнет щипать травку – и если некое явление повторялось раз за разом, может быть, разумнее было бы принять его, а не пытаться противодействовать, сгибая прямое и выпрямляя кривое по самой сути?

Ох, что она такое думает? Это что же… Учитель был неправ?

Возможно, – ответила Литиэль самой себе. Он ведь был айну, великий дух – как знать, насколько он понимал природу тех, чей облик принял. Чем отличается восприятие духов-Фаэрэ, могут ли они осознать, насколько сильно связаны телами люди? Ведь кроме тел им ничего не дано…

Впрочем, сейчас у нее иные заботы, чем размышления о природе мужчин и женщин. Довольно того, что она знает, как эту природу использовать…

***

Коррахи – семейство, не нажившее больших богатств, но древнее и почтенное. Известны они были хладнокровным бесстрашием в битве и неколебимой верностью в миру – не раз бывало так, что воины этого рода до последнего мужчины ложились под ноги врагам, защищая тех, кому клялись в верности. Дивно было, что с такими обычаями род этот еще жив и даже не слишком измельчал – два патриарха, пятеро взрослых мужчин, семеро, родившихся уже на Острове, и двенадцать детей совсем юных, среди которых Гиланнет была младшей и единственной девочкой.

И конечно все мужчины семьи баловали сестренку, дочку и внучку, совсем маленькую и такую красивую! Мягкие золотые кудри, унаследованные от матери из племени Хадора, синие глаза, нежное личико, звонкий голос и добрый, послушный нрав… дитя, посланное богами!

Но никто не знает, о чем мечтает эта девочка, на уме у которой, казалось бы, одни лишь игры и песни. Никто не знает о том, что она видит во снах – себя в венце королевы, и рядом – Элроса, своего супруга и короля. Глупая влюбленность, детские мечты? Кто-то другой мог бы думать так – но Литиэль слишком хорошо знает цену такой влюбленности и таким мечтам. И она даст совет – укажет этой девочке путь к мечте, самый верный, самый простой и самый тяжелый…

Она глядит на девочку, плетущую венок, и видит, как маленькие пальчики вцепляются в острые камни, нащупывая тропу. Как девочка идет вперед – вверх, к своей тайной мечте, к своей цели, упрямо и неколебимо, как мужчины ее семьи. Как, наконец, встает на вершине – озаренная Светом, ослепляющим и благословляющим…

Так родится традиция восхождения к Вершине – прищурясь, Литиэль видит эту неверную, узкую тропку, и кости неудачников на склонах, и тех, кто дошел и спустился, унося с собой капли Света. Так родится пословица о том, что женщина, идущая к любви, превзойдет любые горы. Так родится ее будущий воспитанник, Вардамир… да, его будут звать Вардамир Нолимон… он будет править лишь чуть больше года, но успеет сделать то, для чего Литиэль его воспитает…

Так родится будущее.

========== Часть 14 ==========

Существуют два вида мечтаний о будущем, к которым в большей или меньшей степени склонны почти все люди. Первый – бездеятельный: «вот стать бы мне великим воином» – мечтает мальчишка, выпасающий овец. Порой размахивает палкой, подражая мечу, а чаще валяется пузом кверху, созерцая облака. Он мечтает, и знает об этом; и о том, что, конечно, он воином не станет – кто-то же должен и овец пасти.

Второй – деятельный. Парнишка решил исполнить свою мечту, и начинает сперва донимать старших, потом отправляется на ближайшее княжеское подворье с целью вступить в дружину. И если он достаточно силен и здоров, его берут сперва в служки – работать, а заодно учиться глядеть за воинским снаряжением, обращаться с конями, псами и птицами, знать правила воинской жизни… а потом учат ратному делу, и мальчишка становится воином, хоть и далеко не всегда великим, но все же…

Довольно просто, не так ли? Шанс есть у всякого сопляка – были бы ноги, чтоб дойти до места, где его научат, и руки – держать меч…

Но где тот путь, что приведет к мечте девочку, мечтающую стать королевой? Эх, если бы только можно было, как в сказке: отгадать три загадки, соткать полотно из лунного света, испечь хлеб из земли… рауги побери, это звучало гораздо проще, чем какое-то размытое «понравиться мужчине», который вдобавок, чуть ли не на век старше! Особенно, когда ты все детство провела среди мужчин: отца, дядьев и братьев. Тебе не на что пожаловаться – жила ты в меду и сахаре, не зная горя, но и то, чему девочка учится от матери – то особенное, женское – прошло мимо тебя. У тебя широкий шаг, размашистые движения, громкий смех; ты красивая, но платье сидит на тебе, как на корове седло. Ты спрашиваешь совета у женщин, теток, бабушек – и тебе скулы сводит от тоски. Кажется, чтоб понравиться мужчине, надо скрутить себя, как жгут проволоки, обтесать, как полено для резной статуи – потом на нее надевают наряд и ставят в храме…

А у него глаза – искрящиеся, серые, синие, зеленые – бегущая волна под солнцем. А волосы – шелк, да и только, даже под ветром не спутаются. И еще ушки, как у эльфа, островатые. А лицо – не наглядеться… и голос певучий, и сам гибкий и стройный – о Валар, о Эру, переделайте меня, как хотите, я стала бы воздухом, которым он дышит, травой, по которой он идет…

Но стать другим человеком она не в силах. От попыток ходить «по-женски» сводит ноги, она спотыкается, от попыток накрасить лицо кожа чешется, будто ее комары искусали. Она сидит растрепанная, с размазавшимися румянами, с порванным платком – зацепилась за ветку… и тихо плачет от бессилия что-то сделать с собой.

И совершенно не замечает, откуда буквально в трех шагах от нее появляется женщина в сером платье.

– Почему ты плачешь, дитя?

Вопрос, заданный мягким, участливым голосом, заставляет Гиланнет вскинуться, словно от свистнувшей возле уха стрелы. Она видит и узнает ту, что стоит напротив, и помимо воли ее охватывает дрожь, когда вспоминается недавнее: «Во имя Единого, да будет уничтожено зло!..»

Это было страшно. Тогда, во мраке и факельном огне, ей показалось, что сами Валар говорят устами этой маленькой женщины – столь велик и бесстрастен был ее вид, подобно воплощению Властителя Судеб…

– Тебя кто-то обидел?

Девочка моргнула, удивляясь своему страху. Это же служительница Эру, зачем ее бояться? Разве от нее может быть зло?

Но рассказать, от чего она плачет… признаться в любви к Королю…

А между тем, служительница достала платок, смочила водой из фляжки, и протянула ей:

– Ну же, вытри слезы. Что за беда с тобой приключилась?

Гиланнет утерлась и робко улыбнулась – грозная служительница тоном своих слов походила на одну из ее тетушек, но внезапно почему-то показалось, что вот как раз от нее можно получить дельный совет вместо размытого «как понравиться мальчику» и «вести себя по-женски»…

А между тем, служительница присела рядом, и сразу стало заметно, что она совсем не такая взрослая, какой казалась там, на празднике. Девочка неуверенно улыбнулась.

– Нет, госпожа, меня никто не обижал. Я… – она вздохнула, – Из-за другого.

– Из-за чего же?

– А ты не будешь смеяться?

– Слезы – не повод для смеха. Расскажи, может быть, я смогу тебе помочь.

Искреннее участие звучало в голосе жрицы – и Гиланнет решилась. Тихо и неуверенно, перескакивая с одного на другое, пытаясь то извиняться, то объясняться, она поведала о своей любви, и замолчав, ожидающе воззрилась на служительницу. Та молчала, опустив глаза, и девочка уже подумала о том, что ее ждет укор и осуждение – мол, не по мерке тебе, деточка, это платье. Либо очередной бесполезный совет о том, «как понравиться мужчине».

Однако, жрица не сделала ни того, ни другого.

– Сложно, – сказала она с озабоченностью, но без тени осуждения. – Трудное это дело. Не знаю, будет ли тебе по плечу…

– Ну да, он король…

– Не в этом дело. Что, король – не мужчина? Другое хуже – он сам собой не простой человек. Он наследник Великих, в нем кровь майяр и эльфийских владык, он видит и чувствует больше прочих… потому все, что тебе насоветовали твои тетки, пусть и не вовсе бесполезно, но отнюдь не так важно, и поэтому ты совершенно зря мажешься всякой дрянью и проливаешь слезы над порванным платком.

– Правда?

– Да, – серьезно подтвердила жрица. – Наш король благословлен Единым, он видел Сильмариллы – изначальный Свет… он поднимается на Менельтарму, и что он видит оттуда? Всю нашу землю, и сияние Валинора, и Тьму, оставшуюся на покинутом нами Востоке. Румяна и платочки помогли бы тебе, будь он обычным князьком, не видящим земли дальше своей межи. А наш король посмотрит не только на то, какова ты снаружи, но и какова ты внутри.

– Как? Прямо все мысли увидит? Ой…

– Не бойся, – улыбнулась жрица. – Способность проникать в мысли дана немногим эльдар – наш король видит иначе. Вот так: хочешь ли ты зваться Королевой и получать его любовь, почести народа и драгоценные подарки, или же быть Королевой – вместе с любовью, почестями и подарками разделяя все стремления и горести супруга. Быть его радостью и опорой…

– О Валар, конечно, я этого хочу! Я же люблю его!

– Так покажи свою любовь.

– Но как? – Гиланнет растерянно смотрела на жрицу, а та задумчиво пропускала между пальцами порванный платок.

– Вот мы и подобрались к сути, – Служительница Эру вздохнула как-то по-особенному, и девочка подумала, что та, наверное, не просто так говорит – по своему опыту судит. – Бывает так, что мужчина в женщине не то, что будущей жены – любящей женщины и то не видит. Вот ребенок она для него, а любовь – детская глупость, блажь… что ж, частенько это справедливо, но ведь ты любишь его всерьез? И как заставить его тебя всерьез воспринять?

– Не знаю… я же и правда – просто девочка! Да еще и такая… бестолковая, – Гиланнет показала на рваный платок. – Как мне быть?

– Ты знаешь, как ведут войну?

– Мне рассказывали… – девочка растерялась от неожиданного вопроса. – Ну, шли армии Врага, наши им навстречу…

– А кто впереди?

– Государи эльдар! И наши князья!

– Неверно! Впереди каждой армии – если это армия, а не шайка орков-дикарей – всегда шли разведчики, которые разузнавали о дорогах, тропах, укрытиях и чистых родниках. Высматривали, как обстоят дела у врагов, а после, все разузнав хорошенько, рассказывали командирам – чтоб удар был нанесен верно, чтоб бойцы не плутали в лесах и холмах…

– Но разве любовь – это война?

– В них есть немало схожего. Узнай того, кого ты любишь, как он думает, о чем тревожится, к чему стремится – узнай, чтобы не заплутать на пути к цели. Что ты знаешь о короле, помимо того, что он – король, помимо того, что он красив, помимо его предков?

– Ну… он – добрый, – неуверенно проговорила девочка. Жрица кивнула:

– Верно. Он не жесток. А почему ты так решила?

– На празднике я видела, как убивали чернеца. Он… грустил, наверное. У него были печальные глаза, и мне казалось, он жалел не о том, что кто-то испортил праздник.

– Верно. Он не жесток к врагам – иначе, пожалуй, мог бы приказать схватить смутьяна, и… сделать его смерть гораздо более долгой и неприятной.

– Но добрый он не совсем, не до дурости! – торопливо добавила Гиланнет. – А то бы вовсе приказал помиловать…

– Молодец! Толково мыслишь. А еще?

– Еще, еще… еще он разговаривает с Эру! Он ходит на Менельтарму, и там разговаривает, и смотрит на нашу землю. Ты сама говорила.

– Верно. И что это значит?

– Что он – высоко… не просто, как правитель, а как… не знаю…

– Священный и благословленный, стоящий над всеми… в недосягаемой вышине. Многие ли поднимались на Менельтарму вслед за своим королем?

– Нет, – подумав, ответила девочка. – Я о таком не слышала. Говорят – священное место, только король вправе… а еще говорят – там страшно. Словно у порога бытия…

– Король никому не запрещал восходить на Менельтарму с собой вместе, – проговорила жрица. – Даже наоборот – звал, но… те, кого он звал, его придворные – не осмелились. Там слишком велика… святость. Того, кто посмел бы взойти на вершину, должно вести нечто большее, чем просто верность…

– Большее? – Гиланнет не была дурой, и намеки понимать умела. – Ты говоришь… о любви?

***

Вот он – тот путь, который приведет ее к цели. Отгадать три загадки, соткать полотно из лунного света, испечь хлеб из земли… взойти на Великую Гору, к алтарю Единого. Взойти – не просто вскарабкаться, сбив ноги, содрав ногти, растрепав волосы и порвав одежду, вспотев и запыхавшись. Взойти заранее, так, чтобы, когда король поднимется к вершине, ты уже ждала его там – прекрасная, отдохнувшая, и не сипящая сбитым дыханием.

«Ты – девочка, – говорила жрица. – Ты много слабее мужчины, не пытайся преодолеть пределы своих сил. Узнай их заранее».

«Но как?»

«Запросто. Ведь у подножия Менельтармы нет стражей, а король все чаще уезжает в дозорные поездки, желая знать, как живут его подданные. Кто мешает тебе удобно одеться, захватить припасов, и попробовать взойти на вершину раз, другой, третий? Никто и знать не будет».

«А семья?»

«Скажи им, что тебя взяла в обучение служительница Единого, и ты постигаешь тайны мироздания, – жрица пожимала плечами. – Тайны я обеспечу, а остальное – не их ума дело».

«Так просто…»

«Отнюдь! Учиться тебе действительно придется, только не тайнам. Ты будешь учиться ходить по скалам, учиться терпению и выносливости…»

«Разве этому можно научиться?»

«Было бы желание. Заодно и выяснишь – стоит ли тебе вообще связываться с этим делом, не бросишь ли на полпути? Чего стоят твои любовь и решимость?»

«Я справлюсь, – отвечала Гиланнет, вспоминая лицо любимого, – обязательно справлюсь!»

Жрица кивала и улыбалась ей загадочно и мудро.

========== Часть 15 ==========

И снова – праздник во дворце. Снова пиршество, и музыка, и танцы, прекрасные девы и юноши, статные жены и благородные мужи, и мудрые старики… правда, госпожа Нарбелет – стара только годами, лицо ее светло и чисто, время не согнуло ее спину, не выбелило волосы. И глаз по-прежнему остер, замечая скрытое и странное…

Литиэль, ученица Морэндис – теперь госпожа. Давно уже госпожа – уж лет десять прошло с той поры, когда она приехала в город, когда бегала с поручениями и робела идти на праздник. Нынче она – госпожа, держится уверенно, смотрит прямо, у нее есть свой дом в городе и даже две служанки… она – известная целительница, из тех, что умеют не только чирьи вскрывать и варить зелья от насморка и девичьей неосторожности, но и складывать сломанные кости, и зашивать глубокие раны. А этого добра в благословенной Эленне хватает, несмотря на то, что люди стали здоровей…

Да, повезло подруге с ученицей!

Впрочем, Нарбелет не завидовала – она нашла преемницу и себе, жалко только, что не из семьи. Впрочем, то неважно – у девочки и своя семья всякого почета заслуживает. Однако, виданное ли дело – Коррах-торговец? Конечно, родня такой судьбе дочери не порадовалась, и хоть препятствий чинить не стала – жить девчонка предпочла все же в доме госпожи Литиэль, которую сочла не то за старшую сестру, не то за близкую подружку. Та, впрочем, не возражала, и в свою очередь учила девочку каким-то лекарским штучкам. Ничего – пригодится…

Жаль только – платья носить девочка не умеет. Да и выглядит сущим подростком, хотя уж третий десяток пошел… подол в заплатах, волосы небрежно подвязаны, сама высокая, жилистая, грудь и бедра, правда, есть, да только показать их девочка то ли не умеет, то ли не хочет. Что ж, и такое не редкость в последние времена – медленно взрослеть дети стали.

Впрочем, не ее это дело. Другое важней – давно уже говорят королю его ближние, что пора бы себе жену выбрать, да народ наследником порадовать. И ходят слухи, что на этом-то празднике и сделает выбор король…

Нарбелет взяла острое стило и восковую табличку – пусть теперь она могла позволить себе бумагу, но привычка к бережливости не оставила ее. И принялась прикидывать: с кем и как вести дела, если король возьмет жену, скажем, из Фейнов-пастухов. Рыба подешевеет, доска и пенька вздорожают – уж Фейны-то, ее семейству ближняя родня, конкурентов быстро прижмут. А вот если выберет король девицу из Азраннов-лодочников…

Стило скользило по табличке, оставляя в воске тонкие черты.

Ощутив внезапно чей-то взгляд, Нарбелет вскинула голову, глянула за окно. Никого… помстилось? Или вестник Манвэ со сквознячком пролетел? Надо бы отводящий ритуал… хотя, зачем? Женщина усмехнулась. Старая привычка, еще с Эндорэ, когда от шороха шарахались. Давно уж все этот обычай забросили – что может быть опасного в Благословенной Земле?

«И правда…»

Женщина, сидевшая под вишней в просторном дворе, отложила книгу, и устремила взгляд на ту, что звала ее наставницей. Какая-то часть ее разума бесстрастно оценила прогресс – девушка была здоровой и сильной, хорошо питалась, много бегала, отлично ездила верхом, умела танцевать, петь и вести большое хозяйство – не зря она спровадила воспитанницу к Нарбелет! Еще девушка помимо талиска и синдарина знала квенья, и знала хорошо… а это в общении с наследником Эарендила большой плюс.

…И стоит признать, квенья – красивый язык.

Вздох, пальцы к вискам – неосознаваемым жестом. Она снова разрывается, не способная ни отвергнуть то, что пришло в ее жизнь, ни принять в полной мере. Двойственность нового-старого утомляет – она скучает по тем временам, когда внутри царила блаженная тишина, и не скулило в сердце жалкое существо, плачущее о том, что Учитель учил не так и не тому.

Плевать. Сначала она спасет его. И когда у него снова будут руки, глаза, крылья, когда он снова сможет смеяться… тогда уже неважно будет, какой ценой это достигнуто. По крайней мере, ей.

Да и что дурное она делает? Всего лишь помогает девчонке выйти замуж за любимого. У них будет целых десять лет счастья – девочка успеет родить трех сыновей и дочь, а потом… потом – неважно. Король не возьмет другую жену, история Феанаро не повторится.

Когда любовь взаимна – это прекрасно. Когда любовь переживает смерть – это горько, но еще более прекрасно, и служит рождению прекрасных легенд.

Вот только тревожит немного, что причины смерти будущей королевы она не видит. Казалось бы – молодая здоровая женщина… точно – не в родах, не от яда или кинжала, не «упав с лестницы». Мнится ей – это будет как-то связано с Менельтармой, укрытой от провиденья Сиянием Пустоты… что ж. Вполне возможно – если она решит пойти на гору, недавно родив, то достаточно будет, чтоб лишь на миг от слабости закружилась голова. Менельтарма, конечно, не горы Севера, однако…

Женщина задумчиво переводит взгляд на кувшинчик с отваром ацелас. Странно, если вспомнить слова Учителя – злоупотребление грозит безумием. Но она по-прежнему управляет своим даром, ей даже стало проще, когда она создала свой маленький ритуал питья зелья. Оно и для Гиланнет вреда не принесло – девочка пила его перед сном, а после рассказывала, что видит, как восходит на Менельтарму, как встречает Короля на вершине, как они играют свадьбу… что ж, это поможет ей на пути даже лучше, чем разведка на месте.

Но все это еще впереди, а сейчас надо заняться другими делами. Скоро придет портниха с помощницами – обшивать к празднику ее и ученицу. Понадобится подходящее платье для Гиланнет, которой придется переодеваться на вершине – нельзя, чтоб при встрече на будущей королеве были надеты старые штаны и рыбацкая куртка. Она не знает, какая погода царит на вершине Менельтармы, возможно – ветер и мороз… а даже если нет – платье должно быть теплым, на вершине, пусть на вид невысокой, всегда холоднее. И белым, обязательно. Плотный бархат, лебяжий пух… к счастью, ей удалось недавно с выгодой приобрести эльфийские ткани, легкие, крепкие и теплые. Хоть она и не рискнет отправлять ученицу на гору прямо в платье, но сложенное в мешок, оно не помнется.

Но вот, по брусчатке улицы застучали колеса повозки. Да, теперь она может позволить себе не идти к портнихе, а позвать мастериц к себе. И это оказалось удивительно удобно – так проще будет сохранить тайну… да и время сэкономить – чай не по соседству живет.