Текст книги "Звезда Полынь (СИ)"

Автор книги: Алена 220

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Литиэль утомленно вздыхает – борьба с собственным рассудком отнимает очень много сил. Двойственность самой себя ощущается странно и неудобно – то она живет, как жила, и в сердце ее покой и тишина, а то ей хочется сорваться проповедовать рыбакам из деревни истину учения Тьмы. В отличие от себя-Элхэ, она признает, что больна, но молчит об этом – в старые времена одержимых топили, и ей совсем не хочется узнавать, какова на вкус морская вода, и как в ней захлебываются.

Но она не знает, что может сделать теперь… что она хочет сделать, помимо того, как вернуть любимого… о, Элхэ любит, страстно и безоглядно, божественно сильно – а она помнит чувство тягучей пустоты, вползающей в нее с каждым глотком из той чаши – из рук учителя…

Она не может любить, не может испытать этот огонь, эту радость. Пустота поселилась под сердцем, и не покинет его, пока они не сольются, как два ручья – тогда она обретет любовь, оставшуюся своей части из прошлого. А заодно ее цель… и ее кошмары.

Она не может решиться. Однажды отделив себя и свой невеликий опыт, не хочет слиться, став кем-то другим – это изменение та же гибель. Когда две реки сливаются в одну, кто скажет, которая из них течет дальше? Или это уже совсем другая река?

========== Часть 10 ==========

Велик и прекрасен Арменелос, Город Королей у подножия Менельтармы! Светел и славен, и подобен светлому Тириону, ибо искусные мастера нолдор приходили к людям делиться мудростью, приносили дивные подарки…

– Ну что ж, светящиеся шарики – это неплохо, – заключила Нарбелет и поставила подпись на длинном свитке с перечнем даров. Феаноровы светильники везли часто и помногу, различных форм, цветов и размеров, из чего ведунья делала вывод: несмотря на то, что изобрел эти штуки великий мастер, в изготовлении они достаточно просты и дешевы.

На самом деле по-настоящему полезных волшебных вещей эльдар дарили мало. Фонарики – это, конечно, чудесно, не коптят, светят долго, не гаснут от сквозняка, и пожара от них, как от опрокинутой свечки, не приключится. Полезная штука, дворец Короля и богатые дома ими украшены. Но вот, палантиры… семь штук, и надо как-то разделить.

Один, разумеется, нужен Королю, другой – Храму. Еще пять… раздать по «лучам» острова? Ох, вот ведь задача… давать власть князьям – не то, что поспособствует покою и процветанию страны. А палантиры, это власть, как ни крути.

Или просто объявить все камни личной собственностью Короля? Все-таки подарки свои эльдар везут ко двору, а не продают на ярмарке.

Решено! Стряхнув с пера каплю чернил, Нарбелет вывела на следующем листе: «дальнозоркие камни – 7 штук, отправить в личную королевскую сокровищницу». Вздохнула, отпила из чашечки травяного отвара, подперла голову ладонью, и уставилась за окно. Там, близко – только руку протянуть – клонились под тяжестью плодов ветви яблони. Женщина помнила, как лично выбирала места для валинорских саженцев, как тоненькие прутики одевались нежными зелеными листочками, как на них появлялись первые цветы… в тот же год она сумела прихватить из очередной партии даров великолепное серебряное зеркало, ничуть не потускневшее с течением лет. И память ей не лгала – ее собственное лицо осталось прежним, хотя, в Эндорэ женщина на восьмом десятке лет – глубокая старуха. Она же, как будто даже помолодела, да и ее подруги тоже, не говоря уже о Морэндис и Гвайтрен… старик Дагмор все небо коптит, юные племянницы – многим уже за двадцать, по прежним временам – перестарки, а все, как девочки, поют и играют… да и приметила она – растут медленнее.

О, Эленна, чудесный дар…

А во дворце скоро праздник. Музыка, танцы будут, игры и вино… вот, тоже проблема. Надо девчонок в свет вывести, пристраивать пора – за хороших парней, а то еще найдут себе от дури и безделья каких-нибудь конюхов – позорище будет… и конечно же, кому этим заниматься кроме тетки Нарбелет? Что отец, что братья – блаародные мужи, воители – им лишь бы выпить, служанок потискать, подраться, да песни попеть. А с девчонками возиться невместно, пускай этим тетка занимается, приличию учит, да следит, как бы вином не упились, да пояса и платки под кустами в королевском саду не растеряли…

А тут еще Морэндис хвостом вильнула – не приехала сама, прислала вместо себя ученицу, девицу страшноватую и малахольную. В другое время Нарбелет ее бы пожалела – да только не теперь, когда своих на руках десяток. Все веселые, крепенькие, белые да румяные, как спелые яблочки… и тут средь них этакая… былинка с печалью на челе!

Ей ли, старухе, не знать, как мужики думают? Что необычное – то в глаза бросается, то и руки хватают. Даже если жениться и не подумают. Оно, конечно, все едино – ведьмы замуж не выходят, ну, простые ведьмы… однако, все равно, нехорошо получиться может.

А тут еще один затык – бабья зависть, особенно, по нынешним временам, когда все девицы хотят быть похожими на эльфийских дев. И объясняй вот дурочкам, что узкие бедра у эльдиэ и у аданет – это две большие разницы. Вон, госпожа Айвиэль говорила когда-то, что у ихних женщин кости гибче и жилы крепче – так эльфийка родит легко, как кошка, а смертная женщина умучается до кровавого пота.

Но что им? Они не то видят, что девчонка – кожа да кости, а то, что у нее фигура тонкая-звонкая. Вздумают еще пакостить от большого ума…

Вот уж задачка – волка, козла и капусту с берега на берег перевези…

Ладно. Что там еще? Ткани эльфийские – шелк, разумеется… белый, как снег, золотистый, синий… лен тонкой пряжи, отбеленный – в чем они его полощут, чтоб такой цвет получить? Меха чудесные… и образцы – лоскуточки, кисточки… постойте-ка.

Зацепившись взглядом за тонкую серую ленточку, Нарбелет припомнила, что в Храме недавно шел разговор о статусе учениц ведуний из отдаленных углов острова – которые, поди, и не знают, что они считаются служительницами Единого, и ходят в простом сукне. К празднику халадинская княжна хотела нарядить гостью во что-то приличествующее королевскому двору, но учитывая все то, о чем она думала раньше…

Мантия послушницы! Вот что решит все вопросы – убережет и от зависти дурных девиц, и от внимания мужчин – сама Литиэль не выглядит вертихвосткой, и такому решению может еще обрадоваться – видно, что любовные приключения ее не занимают…

Довольно улыбаясь, Нарбелет разгладила в пальцах тонкую ленточку. То, что надо – туманный серый цвет с легким блеском, простое платье и глухая мантия с широкими рукавами. Да, и платок обязательно… скромно, строго и изящно!

Хлопнув в ладоши, женщина поднялась. Закончить опись успеет и вечером, а пока надо поспешить на склад. На все-про все уйдет не меньше десяти мер ткани, а вернее – двенадцать, особенно, если кроить просторно, без многих швов. Позвать девчонку, обмерить, отмерить, примерить… позвать портных? Не стоит, сама справится не хуже – лишних денег у нее нет!

– Литиэль! Литиэль, голубушка, где ты?

***

Приятно однажды проснуться и понять, что сомнений уже не осталось.

Город Арменелос встречает шумом – почти неприятным после лесной тишины. Она проходит по улицам, ведя в поводу серую кобылку, вглядывается в лица – опрокинутые внутрь себя, устремленные к чему-то мелкому, пустому, суетному – приплод скота, здоровье, прибыль, урожай и скорый праздник во дворце, что как раз этим летом закончили возводить. Она заглядывает в эти глаза, похожие на затянутые ряской болотца, слушает голоса, впитывая в себя эту странную, горько-соленую смесь, запах морской воды и крови – откуда взялась кровь?

А в доме госпожи Нарбелет деловитая суета. В доме госпожи Нарбелет десять девушек – и сотни лент, пряжек, брошек, заколок и булавок, рассыпанных бусин и разлитых пузырьков с ароматными маслами. С раннего утра до позднего вечера шуршание тканей, которые зачем-то пропитывают каким-то странным составом для жесткости; стук набоек, деревянных и бронзовых. Литиэль клянется себе, что не наденет такие туфли, даже если предложат.

Болит голова. И она уходит в город.

Арменелос.

Город Королей, город победителей – подражание Тириону, в чем-то забавное, в чем-то жалкое. Она не знает, что ищет здесь, но что бы это ни было – она это найдет…

Госпожа Нарбелет наряжает ее в одежды служительниц Единого.

Она стоит, неловко вытянув руки, пока женщина суетится, обматывая ее слоями ткани, легкой, прохладной, серебристо-серой, как туман. Слой – платье, ряд булавок, слой – мантия, булавки подкалывают складки у запястий, слой – ткань покрывает волосы…

– Гляди – можно спустить ее на лоб, а снизу присобрать и заколоть. Это будет изящно и таинственно…

– Зачем? – спрашивает она, неловко переступая – Нарбелет поставила ее на сундук, как куклу.

– Ну, ты ведь ученица дорогой Морэндис, а значит, послушница Светлого Храма, – женщина ласково улыбается. – Вы такие милые, девочки-простушки с дальних поселений, даже не задумываетесь о своем истинном положении в мире, который создаем мы, ваши наставницы – в большей мере для вас, девочки. Жалко, что я еще не нашла себе ученицу…

– А ваши…

– Увы, увы, – женщина вздыхает, взмахивает руками. – Ни одна из них, ни одна. Хорошие девочки, но у них одни игры на уме, к моему делу никто не склонен. Впрочем, может быть внучки… хвала Единому и Валар – по нынешним временам я могу дождаться и правнуков!

– Хвала, – соглашается она.

– Да, – продолжает Нарбелет. – В конечном счете, каждый старается для себя и ближних, а кто мои ближние? Князья Райванары-Халадин, племянницы, подруги, наставники и наставницы, у кого я училась мастерству. И вы, девочки. Те, кто придет нам на смену. Ведь ты для Мор все равно, что дочка, а когда я себе найду ученицу, будешь ей сестрой. Верно, голубушка?

– Да, – вновь соглашается она. Ее не особенно интересует то, о чем говорит эта женщина – какой-то мир, который они создают… какие-то мелкие интриги ради власти… она даже не особо внимательно слушает воодушевленное чириканье – ах, как изящно, какие волосы, жаль будет прятать, но этот локон можно выпустить, и как жаль, что не носишь сережек – вот эти, с изумрудами, они бы так украсили тебя! Может, колечко? Браслет? Нет-нет, его закроют рукава… медальон, ожерелье? Ах, столько всего, и не выбрать… взгляни, деточка, быть может, что-нибудь приглянется тебе?

Распахнутый сундук полон тяжелого, жирного, желтого блеска. Золото, излюбленное нолдор, грани рубинов и изумрудов, сапфиры, гранаты, острые углы алмазов… алмазов…

Рука ее – как когда-то давно – сама собою скользит вперед, зарываясь в ворох колкого металла, как в разворошенные рыбьи потроха. И она уже знает, что отыщет здесь то, что близко ее сердцу, как тогда, когда море принесло ей знак от Учителя…

– О! Какая интересная вещь!

Да, она и впрямь интересная…

Это не серебро – иной металл, почти-что белый. Мифрил, эльфийская сталь… цепочка крепится к стрельчатым граням, начинающимся у ключиц; их девять, и каждая пластина украшена звездой из граненых алмазов. А в середине – резной узор, орел, сражающийся со змеей.

– Нолдор – дивные мастера, – говорит Нарбелет, проворно выхватывая ожерелье из ее руки, и пристраивая на грудь. – Так огранить камни…

Она усмехается, опуская глаза. Ну конечно, кому бы еще гранить камни… да еще вправлять их не в золото, а в оружейный металл…

«О, Эа, о Тьма… поддержи, сохрани его на пути!»

– Так тебе нравится? Строгая вещь, словно бы и не для девушки, впрочем, ты придешь во дворец, как послушница Храма, тебе такое будет в самый раз… орел, сражающийся со змеей… красивый символ! Бери себе – дарю!

– Дарите? Правда?

– О, разумеется! Вижу, тебе понравилось, и… признаться честно, украшения из мифрила не то чтобы в цене… сама понимаешь, из него чаще делают броню и оружие. Но нельзя отрицать, что работа весьма хороша! И приличествует твоему положению – ведь ты тоже будущий воин, только сражаться будешь с ранами, болезнями, с людской глупостью, с дурными идеями… – она осекается, морщится, точно припомнив нечто неприятное. – Да. Это в самый раз для тебя.

– Благодарю вас, госпожа…

– Ну, ну, голубушка, мне ведь это ничего не стоило… да, еще нам надо будет подобрать тебе туфельки… без каблуков – ты ведь не будешь танцевать?

– Спасибо, – говорит она, испытывая искреннюю благодарность.

***

Прекрасен праздник во дворце светлого Короля, Элроса Тар-Миньятура! С самого утра – веселый смех птичьим щебетом звенит под высокими сводами, пробуют голос лютни и флейты, разносятся над садом переливы Королевы Музыки – большой арфы… плывут из дворцовых кухонь зазывные ароматы – печеное мясо, сладкие пироги, вареные в меду орехи и яблоки…

А гости? О, прелесть и изящество юных дев не уступит и бессмертной красоте эльдиэ, а благородные юноши в расшитых туниках, все, как на подбор, подобны юным принцам! Смеются, перемигиваются, перешучиваются, иногда втайне перебрасываясь цветами с приколотыми записочками… женщины и мужчины постарше, не скрывая улыбок, глядят на эти забавы. Иногда кто-нибудь мягко одернет расшумевшуюся молодежь – впрочем, строгости в голосе нет, и ненадолго притихнув, шутки и смех возвращаются вновь.

– Подумать только, – скрипуче повествует какой-то старик, в знак славного прошлого надевший нагрудник, украшенный затейливым золотым узором; вокруг него стайка мальчишек, с горящими глазами слушающих старого воина. – Думал ли я полвека назад, что в нынешние годы жить буду, как эльфийский витязь? Ведь бывало – лежишь мордой в грязь, а мимо орки топают – только о том и думаешь, как бы сдохнуть так, чтоб свои честно похоронили, а не твари эти сожрали… а уж о таком, – он широко обводит рукой вокруг, – Я и помыслить не мог!

А вот и сам король выходит к своим подданным. Он великолепен! На нем белый плащ, и камзол, подобный одеждам наугрим, расшитый крохотными золотыми листочками по плотному шелку цвета темной зелени. И драгоценный крылатый венец сияет на золотых кудрях – но ярче сияет радостная улыбка.

“Радуйтесь, люди Эленны!”

“Радуемся, государь!”

Король улыбается, кивая друзьям, раскланиваясь с девами, вежливо приветствуя почтенных мужей и жен. Он словно светильник, окруженный пестрыми бабочками – лишь немногие предпочитают оставаться в отдалении, наблюдая… немногие, похожие на бледных ночных мотыльков.

Здесь госпожа Нарбелет, и госпожа Гвайтрен, и женщины из Храма – Дарнис и Велет, и старый Дагмор, опирающийся на посох… нет только Морэндис – ее заменяет юная ученица, несколько рассеянная и нелюдимая, но очевидно неглупая девица. Она почтительно кланяется наставникам, дружелюбно приветствует сестер-учениц, но к общению не стремится, и довольно скоро о ней забывают. У всех здесь есть, о чем поговорить – к примеру, о том, что Король еще не женат, а ко двору прибыло столько очаровательных юных дев… как знать, не останется ли какая-нибудь из них в королевских покоях на ночь?

– Почитать стихи, – бросает возникшая и тут же скрывшаяся в толпе дева в серых одеждах. Но ее слова слышат и восторженно подхватывают – да-да, разумеется, почитать стихи! А как же? Будто бы можно заподозрить в неприличиях нашего светлого короля!

Праздник идет своим чередом. Гости гуляют по дворцу, любуясь высокими залами, мозаиками и витражами.

– И это наше, людское! – восклицает старик в золоченном нагруднике. – Нашими руками, для нас…

По его загорелой щеке катится слеза, и дети, по-прежнему окружающие его, оглядываются с новым чувством, словно им открылось что-то древнее, тревожное…

А легкая серая тень незамеченной скользит меж благородных господ. Ее голова немного склонена, и тень от платка скрывает лицо – лишь только мифрильное ожерелье изредка блеснет в лучах солнца, падающих из высоких окон… кажется, она просто гуляет, любуясь праздником – но ее взгляд внимателен и холоден, она глядит, словно орел, выслеживающий добычу…

К вечеру из подвалов выносят вино, и мед, и ягодные настойки. Праздник плавно перемещается на площадь, где Белое Древо цветет, серебрясь в свете факелов – и под ним, под цветами, словно бы вырезанными из хрусталя, сегодня поют менестрели… поют о славных деяниях, о победах – восхваляют благого короля, и эльдар – Старших братьев, и Валар – богов и хранителей Звездной Земли…

И под музыку кружатся в танце девы и юноши, и сам король иногда присоединяется к танцующим, и его встречают восторгом…

Но вот отгорел закат. Погасла даже алая полоса у горизонта – и ладья Тилиона вышла в небесное море… танцы прекратились – подустали танцоры, да и темно – в неверном свете факелов легко споткнуться. Люди неспешно рассаживаются за столы, на которых уже ждет угощение – печеное мясо, сладкие пироги, вареные в меду орехи и яблоки… и конечно же, чаши с вином, и медом, и крепкими настойками… под переливы струн неспешно текут разговоры – все утомились, а многие и удалились – госпожа Нарбелет, и госпожа Гвайтрен, и женщины из Храма – Дарнис и Велет, и старый Дагмор. Еще до заката они поглядели на праздник, успели потанцевать, утомиться, договориться о делах и выпить вина – и покинули площадь, оставив юную ученицу Морэндис, удостоверившись, что она вполне освоилась в толпе благородных господ.

Она садится на лавку в тени, утомленно вытянув ноги, и берет себе чашу с вином. Вкус его приторно-сладок, но крепок – и она чувствует, как мягко охватив голову, хмель уносит остатки тревог и сомнений.

Все будет хорошо. Иначе и быть не может…

И в этот миг уверенности и покоя она слышит чей-то голос:

– Эй, парень, ты пришел спеть? Не жмись в темноте, выйди, спой о войне – может быть, ты сочинил что-то новенькое.

Он молод – почти мальчишка, тонкий и стройный, со старой лютней в руках. Правда, выражение на юном лице отнюдь не детское – жесткое. Почти злое…

– Новенькое, значит… о войне. Что ж, слушайте, – усмехается он.

– Воин Аст Ахэ – звания выше нет:

Рыцари Мелькора, ученики Владыки.

Красным от нашей крови станет рассвет,

Острые скалы вонзятся в небо, как пики.

Втоптано черное знамя в кровавую грязь,

И знаменосец – с улыбкой мертвого бога…

В стон обратившись, песня оборвалась:

Кровью омытые звезды – наша дорога.

Воин Аст Ахэ: жизни дороже – честь.

Верные клятве, предателей нет среди нас:

Тот, кто останется жить – да сложит он песнь,

Плач по тому, кто от смерти не прятал глаз.

Рыцари Тьмы – исчадия ада, враги…

«Пленных не брать!» – таков был приказ Великих.

Только стервятник в небе чертит круги,

Только земля под ногами исходит криком.

Все мы остались здесь. Не ушел ни один.

Нас не щадили – да мы и не ждали пощады.

Стылая кровь непохожа на яркий рубин,

И против ста один устоит лишь в балладах.

Только не верьте, что нам был неведом страх -

Это придумали годы спустя менестрели.

Кровью запекся предсмертный стон на губах -

Воины Тьмы от смерти бежать не умели.

Смерть нас, как сбитых птиц, распинала в пыли -

Залиты нашей кровью черные плиты:

В битве с Бессмертными мы победить не могли -

Нет нам могил, а имена – забыты.

Воин Аст Ахэ – звания выше нет:

Рыцари Мелькора, ученики Владыки.

В нашей крови омытый, встает рассвет,

Скалы вонзились в небо, как черные пики…

========== Часть 11 ==========

– Ну, это… это было…

– Я сделала что-то не так? – тихо спрашивает она, воскрешая в памяти глаза фаэрни – да, именно тот виноватый взгляд… Нарбелет вздыхает. Она подоспела уже к концу всего действа, и узнала подробности из эмоциональных описаний свидетелей.

А Литиэль… что она? Она действует так, как научена – девочка с далекого побережья, выросшая при Храме. Ее нельзя обвинить в том, что она повторила затверженные слова…

– Все хорошо, – говорит старшая ведьма. – Тебя это… не сильно напугало?

– Немного жутко, – признается она, в подтверждение спокойным словам вздрагивая и отводя глаза.

– Что ж… ты поступила, как должно. Не испугалась, и вообще… правда, не знаю, как это отразится на репутации Храма… но думаю, пользы от этого больше, чем вреда. А теперь голубушка, давай пойдем домой, здесь нам уже нечего делать, – женщина мягко подталкивает ее в спину. – После такого праздничка нужен отдых… как насчет маковой настойки?

– Да. Да, спасибо… госпожа Нарбелет…

– Что?

– Ничего, – шепчет она, обернувшись на миг. – Ничего.

Алое на белом кажется черным в неверном факельном огне…

«Прости, брат».

«Будущее всегда в движении, – говорил тот единственный, кого она любила. – В живом мире, в мире свободных людей – картина будущего подобна изменчивому грозовому небу. Вспышки молний, тучи, гонимые ветром… а Единый и те, кто подчинился ему, желают сковать жизнь цепями Предопределенности – когда каждая травинка, каждая капля и каждая фэа будут петь заранее предписанный мотив. Игрушечный мирок – развлечение для создателя, который отбросят в сторону, едва он наскучит Творцу…»

И вот она видит – как слова ее прорастают зернами звезд, как истина побеждает страх, и как, наконец, побеждают они – и Гортхауэр ведет войска под черными знаменами по Валинору, и как падают Врата Ночи, и как фаэрни разбивает оковы Учителя, а она исцеляет раны… и как счастливо смеется Арта, приветствуя их, тех, кто вырвал ее из оков Предопределенности…

И как чужая ярость, обратившись клинком белого пламени, устремляется в открытое сердце мира. О да, Единый сурово карает тех, кто посмел вырваться из-под его власти…

Они пытаются защититься, взывая к Силе Эа, но ломать – не строить, а уничтожить – проще, чем спасти. Особенно, тому, кто, не вложив в свой мир и капли силы, зовется Творцом и знает, куда бить, чтоб наверняка…

Огонь.

Гибель.

Пустота… пепел и осколки оплавленных камней, плывущие в пустоте среди чужих звезд.

Ясное понимание – победа обернется гибелью. Любая победа – как бы сильны они ни стали, ведь даже самый искусный мечник не спасется от стрелы в спину, а самые крепкие доспехи не защитят от яда. Быть может, в честном бою они и одолеют Единого, но эта тварь не выйдет на честный бой. Стрелы и яд – его оружие.

Долгими ночами она лежит в темноте без сна, размышляя – как достигнуть победы? Как спасти Учителя – как спасти Арту, его сердце, его жизнь? Видения смутны, невнятны, болит голова, она спит наяву, и Морэндис уверена, что ученица влюбилась. Предлагает маковой настойки – нет, ей нужно совсем другое…

Звездный лист. Растение, наделенное Силой, чьи семена, как говорилось в Гэлломэ, были принесены в мир ветрами Эа… так странно было найти его здесь! Редкое в землях Севера, почти не встречавшееся в Белерианде, здесь оно росло в лесах, как трава, и Элхэ сперва не поверила себе, когда однажды весной ощутила смутно знакомый запах, и память Литиэль подсказала, что здесь эта травка называется ацелас, и ее считают никуда не годной, ибо помимо приятного запаха не знают никаких ее свойств. А между тем она, как однажды мельком проговорился учитель, обладала свойством не только прояснять сознание, но и многократно усиливать Дары Духа – Видящих и Помнящих, целителей тел и душ…

Редкая трава в землях Севера… и опасная – Учитель предостерегал от ее использования, говорил, что с нею легко потеряться в видениях, заблудиться и не найти выход. Безумие – вот чем грозил ароматный настой. Но сейчас, когда она мучительно искала и не могла найти ответа, спасения для того, кто был важнее собственной души… сейчас, когда звездный лист цвел на каждой поляне – она решилась. Два стебелька – просто бросить в чашку с горячей водой в час, когда покажутся первые звезды. И выпить на следующий вечер, перед сном – помня, что можно не проснуться…

Ее не заботил риск. Ей нужен был ответ.

И она его получила.

Единомоментно представшие перед взором тысячи тысяч дорог… они промелькнули и схлынули, как волна – в конце каждой из них ждало белое пламя. С подступающим отчаяньем она искала хоть крохотный шанс, осознавая – его не будет. Слишком крепка связь Учителя с Артой, и слишком велика власть Единого над несчастным миром… этот круг не разорвать…

Правда ли?

Отчаянье.

В наречии Эдайн это было многосмысленным словом. Еще оно означало решимость – «отчаяться настолько…» и «решиться на…» прежде звучало странно, но теперь ей казалось, что она поняла смысл этого слова. Она увидела шанс – неверный и малый, страшный и неизъяснимо тяжелый. Но это был шанс, это был путь, способный вывести их к победе…

И сомнений не оставалось, когда очнувшись, она тихо повторила древние слова на языке своего нового народа: я выбираю путь…

Прости меня, Учитель, и поверь – иначе было бы хуже.

***

В горном храме – ночь и тишина. В горном храме запах ладана, моря и осенних листьев. В горном храме тепло мерцает свеча в окне хозяйственной пристройки, где старшие наставницы засиделись за полночь с чаем и медовыми орехами…

Более десяти лет назад именно они заприметили странную молчаливую девочку – ученицу ведуньи Морэндис. Около девяти лет назад они видели ее уже другой – ровный свет души обратился в остывающий пепел. Ровно пять лет назад она пришла за помощью – нет, не ища совета о своем даре, о прошлом или о будущем. Так странно – беда ее была не той, что убивает подобных ей, но той, с которой им, дочерям войны, частенько случалось встречаться…

Лишь гораздо более тяжелой. И сегодня, получив вести из столицы, сестры вновь говорили о ней.

– Ты думаешь, мы поступили правильно? – Тихо спросила одна женщина.

– Время покажет, – ответила ей другая. – И потом, это был ее выбор. Иначе все стало бы еще хуже.

– Может и к лучшему было бы ей умереть?

– С глаз долой – и пусть мучается подальше от нас? Нет, сестра. Не говоря уж о том, что мой первый долг – помогать женщинам и исцелять их раны… я недавно говорила о ней с жрецом Древних. Она может нам помочь.

– Чем? Ей самой бы кто помог – прости Темная Мать, она же безумна!

– Нет, сестра. Ум у нее как раз в порядке – лишь часть души вырвана и рана полита ядом. Помнишь ведь, как мы готовили зелье…

– И рада бы не вспоминать. Веришь ли – думала, эта отрава, отнимающая память, нам здесь не понадобится.

– Понадобится еще и не раз, – проворчала другая. – Это тебе не занозу из пальца вынуть. Оно не отболит, может лишь онеметь на время… и девочка будет пить отраву до той поры, пока ее душа не станет достаточно сильной, чтоб выдержать боль.

– И когда эта пора наступит?

– Через десять лет. Через полвека. После смерти. После десятка смертей. Не знаю, сестра…

– Все мужики одинаковы, что с крыльями, что без, – досадливо вздохнула женщина. – Когда я читала о том, как госпожа Рагдис после встречи с князем Береном и его невестой поняла, что мы не там ищем, и возможно, ошиблись в выборе стороны, я долго не могла понять, почему мы остались с Эльдар? Прежде считала, что это был расчет, и наши ушедшие сестры отказались от поиска и сошли с пути ради грядущего блага быть на стороне победителей. Теперь же думаю, это от того, что они поняли – Темный не лучше Светлого. А достать истинного виновника мы не можем.

– И в этом нам поможет она.

– Искалеченная и ничего не знающая о нашем народе?

– Душевное увечье когда-нибудь обернется ее преимуществом. А знание – дело наживное.

– Не в этом дело. Она же чужачка! Ей это не нужно и не интересно – главное, спасти своего…

– И это пройдет – со временем, а времени у нее много. Она поймет, что ей нужны союзники, поймет, что мы не враги, примет нас… Хагур сказал, что это неизбежно, а он не ошибается в таких вещах.

– Ты тоже так считаешь?

– Зачем тут что-то считать, когда брошенный камень неизменно падает вниз?

Долгое молчание.

Тихо потрескивает фитилек свечи – свет от нее золотистый, теплый, уютный, хотя, конечно, эльфийские светильники надежнее. Две женщины думают о делах – делах, которые вершат мужчины, воины, князья. О масках птиц, за которыми скрывается змеиная чешуя. О том, сколько лет, сколько веков прошло в пути для их народа – и сколько еще пройдет.

О жреце Древних, который сидел у них в храме три года, записывая все, что знал – и книгу убрали в ларец, дожидаться того – или той, кто ее наконец-то откроет. Той, которая когда-то в прошлой жизни в глупом юношеском порыве прокляла сама себя.

========== Часть 12 ==========

Отправляясь в Арменелос, она не взяла с собой свой Знак, ожерелье с зеленым камнем. Не взяла и то, что осталось от бабки – с собой у нее были лишь кинжал и фляжку с вином, разведенным настойкой ацелас, да и те она собиралась использовать не для себя. Она не знала, что и кого найдет в городе Короля, но была уверена – то, что ей нужно, там найдется.

Во время после Дагор Браголлах, как она знала, в Твердыню попало множество детей из племени Эдайн – кто-то сам приходил мстить за погибших, кого-то находили братья и сестры… и в ту пору, говорят, все были удивлены огромным количеством видящих среди этих детей. Их силы, обычно, были слабы, ограничиваясь возможностью определить врет или не врет собеседник. Но их было много – практически каждый второй, и рыцари Аст Ахэ дивились тому, как же Эдайн еще не разобрались, на чьей стороне правда – впрочем, неудивительно. Что-то втолковывать взрослым было уже бесполезно – они умели закрывать себе глаза и затыкать уши, а дети таким навыком еще не овладели, и принимали правду – кто легче, кто тяжелей… но принимали. Все.

Дети.

Крайний возраст – пятнадцать лет.

Что ж. В пятнадцать лет они уже убивали, и не глядели, кто перед ними – человек или орк, мужчина или женщина, взрослый, ровесник, или даже ребенок. Главное – северянин. Враг.

Учитель бы осудил… но для него все они дети. И пусть судит, когда падут его оковы, когда исцелятся раны – тогда она примет все, что он найдет ей сказать.

Поселившись в доме госпожи Нарбелет, она редко выходила на улицы. Ей, впрочем, и не надо было топтать город в поисках – дар приведет в нужное место и нужное время, главное, не забыть ацелас и кинжал. А еще платье…

Со щедрого плеча младшей из племянниц Нарбелет ей досталось темно-зеленое, с бисерной вышивкой у ворота и на широких рукавах, достаточно дорогое, чтоб опознать в ней девушку из богатой семьи, достаточно простое, чтобы не привлечь большого внимания. Его-то она и надела, когда однажды вечером ее потянуло из дома.

Долго блуждать по городу не пришлось – ноги сами быстро вынесли на какой-то пустырь, очень удобно заросший высокими кустами. Из глубины зарослей слышался струнный звон. Она поднырнула под ветки, вовремя подобрав подол, чтоб не зацепиться, прошла десяток шагов согнувшись, распрямилась и увидела лохматый затылок и худую голую спину.

Мальчишка… хорошо. И увлечен своей лютней так, что шагов не слышит. Она осторожно расправила платье, выдернула шпильку, удерживавшую скрученные узлом косы. Быстро расплела, тряхнула головой, спутывая пряди. И наступила на сухую ветку, громко хрустнувшую под ногой.

Мальчишка вскочил и обернулся, а она с восторгом поняла, что повезло ей трижды – эта лютня была работы мастеров Твердыни. Должно быть, трофейная… или тоже наследство?