Текст книги "Я пас в СССР! 2 (СИ)"
Автор книги: Alchy
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Своими валенками занялся собственноручно, не стал изобретать велосипед – развел известки погуще и на каждом валенке вывел «AC/DC» с молнией вместо черточки. Из чулана вытащил на свет божий три потрепанных жизнью школьных портфеля и безжалостно вырезал из них замки. Прикинул так и сяк – трех было мало, сходил к соседям и обзавелся ещё одним портфелем, с которым обошелся так же безжалостно. Затем спорол с тулупа пуговицы и понял, что сам тут ничего не сделаю, поэтому прихватил тулуп, застежки, бутылку самогона и направился к безногому инвалиду Аниське, который славился тем, что чинил обувь выше всяческих похвал, если уж совсем люто не запивал.
Четыре замка от портфелей Аниська присобачил мне за полчаса, пригласив заходить ещё, с любой блажью, которая мне в голову взбредет, главное – чтоб с самогоном. До прихода мамы успел на спине тулупа написать всё той же известкой (понятно, что нестойко держаться будет, но что мешает время от времени подновлять, а то и что-нибудь новое рисовать или писать, под настроение): «Воля або Смерть!» и сверху – схематичное изображение двух костей, череп не стал пытаться нарисовать. С моими-то натянутыми четвертками по черчению и рисованию – не до изысков и художеств, и так сойдет. А вечером мама принесла преобразившиеся до неузнаваемости валенки для Лены. Такое, бабочки и цветочки, я себе это немного иначе представлял, но для девчонок сойдет…
На следующий день на нас вначале косились, за спиной пересмеивались, но открыто пальцем тыкать опасались. У меня всё-таки и братьев полдеревни, и давно показал школьному сообществу, что и за себя, и за подружку – постоять смогу, за мной не заржавеет. И то, что я на короткой ноге общался с Равилем и афганцами, не говоря уж о тесном знакомстве с гремевшим теперь на весь Союз музыкальным коллективом «Явь и Навь», работало на авторитет, вместо коллективной травли в рядах детей зародилось сомнение. А через несколько дней, намерзшись и глядя на нас, школьная мода в одночасье и бесповоротно изменилась. Я и сам такого эффекта не ожидал, что старшеклассники начнут приходить на занятия в изрисованных известкой телогрейках (тулупы были не у всех, а вот с фуфайками проблем не было). Со своим позаимствованным у анархистов слоганом я ещё поскромничал, мои последователи совсем ничего не стеснялись, давая волю разнузданной и буйной фантазии…
Весной, когда сугробы только-только начали оседать под солнцем и первые сосульки появились, Равиль обрадовал:
– Ещё до лета утвердят закон этот, чтоб обогащаться можно было на всем, информация из надежных источников!
– О индивидуальной трудовой деятельности, Равиль!
– А я как сказал? В общем, директор совхоза под строительство, вернее, под достройку клуба столько фондов выбил, что девать некуда. И лесопилка у нас вполсилы работает, неэффективно. Как утвердят закон, создаем молодежно-жилищный кооператив, вовлекаем в него односельчан и начинаем строить коттеджи: на три конца деревни будем рассчитывать и минимум три улицы. Ты-то сам как, хочешь из двухкомнатной квартиры в коттедж благоустроенный переехать? С запасом будем строить, задел на переезд людей из «братских» республик создадим, чтоб было куда ехать, а не как у вас…
– Отлично! Я уже и сам подумывал, у меня Саша подрастает, ей отдельную комнату надо. И мамка заневестилась, с вашим, кстати, колобродят за стайкой по вечерам, как дети, право слово. Слушай, Равиль, а можно нам два коттеджа, один на вырост⁈ Вы обещали всяческое содействие так-то, а мне в девяностом, как поженимся, не хочется по съемным углам мыкаться! И это: что за дома, проекты есть уже? Я и сам могу изобразить, доводилось прикладывать руку к такому. А то представляю, что там за проекты времен позднего социализма – коридор на полдома и кухня такая, что не развернуться…
– Нормально все с проектом, не лезь туда, по ходу дела, когда строить будем, сделаешь как хочешь, будет тебе домик в деревне на будущее. А ты, значит, в курсе что мать твоя того: с нашим бойцом встречается? Он парень хороший, а что не женат, так с бывшей не сложилось, поэтому и приехал сюда, ты не против, получается⁈
– А чо я против буду? – Пожал я плечами. – Люди взрослые, маме тоже одной мыкаться не сладко, да ещё с нами двумя на шее. Совет да любовь, как говорится, раз обоюдная симпатия присутствует, я только за. Только смотри, не дай бог что-то не так пойдет, начнет маму обижать, так я его лично того: выселю и подальше!
Тем же вечером обрадовал маму, вначале рассказав про грядущее создание МЖК, затем добавил:
– Бери, в общем, своего сержанта или кто там он у тебя, прапорщик? Бери его в охапку и дуйте в сельсовет расписываться, ну и на нас справки собери, что мы безотцовщина и что там потребуется. Не удивлюсь, что к осени уже в новый дом заедем, вот свезло так свезло с директором, да, мам⁈
– Лейтенант он у меня! – Вскинулась мама, тут же ойкнула и прикрыла заалевшие щеки ладонями. – А ты откуда знаешь⁈ А Сашка знает? А ты не против будешь?
– Трудно не узнать, – самодовольно заметил я, пряча улыбку. – по полтора часа сейчас корову доить ходишь, и я уже забыл, когда в стайку ходил навоз убирать. Саша не знает, скорей всего, пока, но это дело времени – скоро просветят, в деревне же живем. Давайте, узаконивайте отношения, он, кстати, насколько тебя младше?
– Он старше! На полтора года! – С гордостью поведала мама и с преувеличенной энергичностью начала хлопотать на кухне.
В комсомол, кстати, меня так и не приняли – там многое сыграло роль в нежелании актива школьного отлучить меня от молодежной организации. Начиная от моего активного неучастия во всех общественных мероприятиях и яростного противодействия историка, заканчивая тем, что меня обвинили в создании нездорового ажиотажа в школе, что выразилось в том, что эпидемия неформального стиля (самое главное – при минимуме затрат и из подручных материалов, в отличии от покупных джинсов) одежды мало того, что приобрела нездоровый ажиотаж на селе, но и на город перекинулась – надо поосторожней с влиянием на умы…
Ещё очень обрадовали выпускные экзамены за восьмой класс: всего то русский язык устно и письменно, да алгебру с геометрией пришлось сдавать, закончил учебный год хоть и не отличником, но зато почти без троек и благополучно перешел в девятый класс. А в середине июня – сразу после скромного выпускного (не сравнить с моими в конце девяностых) – бросил всё и опять пошел подпаском к дядьке, для баланса ощущений. Утомил меня это год: помимо учебы – ещё и пиши, что запрашивают, вроде бы за почти год из человека всю имеющуюся информацию можно вытащить, но действительность превзошла все ожидания. Так что взял своеобразный тайм-аут перед девятым классом, что не избавило меня от ежедневного написания пространных воспоминаний о, надеюсь, несостоявшемся будущем…
Глава 3
Глава 3.
– Вот лето пролетело, все осталось позади, но мы-то знаем: лучшее, конечно, впереди! – В упоении распевала Саша.
В школу идем, она – в первый раз в первый класс, в руках – букет цветов, из-за которого её не видно почти, за спиной -ранец. А я – в девятый, из двух параллельных восьмых классов Петропавловской средней школы до девятого дошли «не только лишь всё», половина сошла с дистанции: кто в ПТУ отправился, кто покорять техникумы. А из оставшихся – сформировали один класс, просто девятый, соперничество негласное между ашками и бешками – в прошлом, теперь мы одна команда. Вернее, класс, и в нём три кандидата на золотую медаль, в их числе – моя дорогая. Я не честолюбив, да и не горю желанием поплавить мозг, поэтому держусь в середняках, надеюсь, за предстоящие два года там и останусь.
А лето действительно пролетело махом, столько событий в нем уместилось, а вот уже и первое сентября, понедельник. Мама со своим старлеем в начале июня тихо и без особой помпы поженились, ютимся пока вчетвером в нашей двушке. Максим оказался мужиком нормальным, с Сашей общий язык нашел, та его приняла (больше всего за этот момент волновался), а с мамой они души друг в друге не чают, и это главное. Родственники его тоже приняли, естественно, не сразу, а после традиционных деревенских проверок. Картошку, покос и последующие после них семейные посиделки Макс прошел достойно, не посрамив рядов советской армии. Ну а мне с ним тем более делить нечего, мама довольна, Сашка его признала – чего ещё надо.
Потеснимся зиму, мои надежды на переезд к осени в коттедж не оправдались. Нет, двадцать коробок силами молодежно-жилищного кооператива сумели за лето поставить и даже под крышу завести. Коммунальшики подвели, не успели прокинуть отопление от кочегарки и канализацию к очистным сооружениям, до сих пор роют траншеи, хорошо, если следующей весной-летом управятся. А пока, на радость детворе, две грандиозных канавы тянутся от окраины села, есть где в войнушку поиграть. Так что отделочными работами зимой, по причине отсутствия коммуникаций, решили не заниматься, доделывают без спешки и всё – объекты на зимовку.
Это что касается села, в мире и в стране не всё так безоблачно. Я политикой особо не интересовался, разгружал сознание после учебного года, даже телевизор по вечерам не смотрел, в отличии от мамы с Максом. Те каждый месяц с предвкушением ждали новой передачи, «До и после полуночи», выходившей в ночь с субботы на воскресенье. Пускай смотрят, дело молодое, я на выходные брал Сашу в охапку и к бабушкам с дедами отправлялись, с ночевкой. Не мешать родителям по ночам в телевизор пялиться.
«Время» иногда смотрел по вечерам, до начала августа, когда в эфире появилась программа «Прожектор перестройки», от музыкальной заставки которой у меня сразу же начиналась идиосинкразия. Проявляющаяся в непроизвольном скрежете зубовном и неконтролируемых приступах агрессии, так что если в это время был дома – запирался с мелкой в своей комнате, где вместе читали книжки. Иногда слушал вражеские голоса, благо ту же «русскую службу БиБиСи» с зимы перестали глушить. А краткую политинформацию о том, что происходит в мире, мне ежедневно дядя Паша выдавал – тот и газеты читал, и телек по вечерам смотрел, и «голос Америки» слушал перед сном. И Равиль, который нет-нет да приезжал к нам рыбачить, просвещал о происходящем в обществе и политике.
Пока, по моим скромным прикидкам, никаких кардинальных изменений от моего вмешательства не было видно. Так же Матиас Руст в конце мая беспрепятственно пролетел через советское ПВО и сел на Красной площади, что послужило поводом для кадровых перестановок в армии. В Москве жена Меченого с фанфарами провела торжественный вечер в честь выхода в СССР первого номера журнала «Бурда моден» на русском языке, так что питерские друзья Андрея теперь русифицированными журналами мод снабжают. Тогда же, весной, приезжала Тэтчер с официальным визитом. Летом Рейган в Берлине призывал Горбачева разрушить Берлинскую стену, в общем, всё примерно в тех же рамках, что и в моем мире.
Из хороших новостей – пиндосы экстрадировали в СССР нацистского преступника Карла Линнаса, служившего в годы Великой отечественной комендантом концлагеря в Тарту. Двадцатого апреля его отправили из аэропорта имени Кеннеди, а уже второго июля эта гнида скоропостижно скончалась в тюремной больнице Ленинграда, по официальной версии – от болезней сердца и почек. И поделом, с шестьдесят первого года добивались его выдачи, а на его руках – по официальному обвинению – смерть двенадцати тысяч человек.
Больше ничего из хорошего не было, из свободной пропажи пропал сахар, на который ввели талоны. Хотя вру: вражеские голоса заливались истошным воем о судьбе крымских татар, чью мирную демонстрацию на Красной площади в конце июня, по словам иностранных журналистов, буквально втоптали в асфальт, даже расползтись не дали, упаковали и увезли, на этом протест и закончился. Тут я с вопросом был знаком слабо, вроде бы в моей истории они долго и настойчиво прав и свобод требовали, но могу и ошибаться. Скорей всего, такая жесткая реакция не возникла на ровном месте: власть была раздражена событиями в Казахстане, которые то ли вышли из-под контроля, то ли были жестоко подавленны, все зависело от того – из каких источников информации черпать знания.
Ну а по селу гуляли всевозможные слухи, где новомодный СПИД таинственным образом коррелировал с экстрасенсами и НЛО. Первоначальная эйфория от прихода к власти нового и молодого генсека успела схлынуть, полки в магазинах потихоньку пустели, а от перестройки гласности, после антиалкогольной компании, перестали ждать чего-то хорошего. А в первой декаде августа я впервые поругался с Равилем, да так, что две недели не разговаривали. Поводом послужила как раз новая политика СССР и то, что военно-патриотические объединения взяли курс на радикальное отмежевание от официальной идеологии в целом, начав поддерживать демократизацию.
Ещё бы курс на разоружение и демилитаризацию поддержали, о чем я не преминул высказать Равилю. Его объяснения, что так надо – меня не устроили, слово за слово – и поругались, оставшись каждый при своем мнении. Приезжать к нам на речку он не прекратил, но общались при этом исключительно через дядьку. Обязанность писать то, что я помнил, в основном, как ответы на передаваемые запросы, с меня никто не снимал, но я всё больше и больше сомневался – не зря ли я во всё это вписался…
Всё, как мультфильме про Простоквашино: я давал дядьке упакованные в конверт листы тетрадные, заполненные моим ужасным почерком и кивал в сторону Равиля:
– Передай, пожалуйста, этому демократу хуеву!
– Вот, Паш, это нашему черносотенцу, будь добр, передай – Не оставался в долгу мой куратор, в свою очередь передавая мне конверт с новыми вопросами.
Позавчера только помирились, и то – по вынужденной необходимости: Андрюха привез уже ставшей традиционной «гуманитарную помощь» от питерского отделения военно-патриотического клуба – пришлось вечером идти к в секцию мотокросса. Там и мои заказы привезли – их забрать, и новинки видеопроката (видеосалоны после принятия закона о индивидуальной трудовой деятельности – как грибы после дождя стали возникать по всей стране) и для бойцов подгоны.
– Хорош дуться, Вань! – Сделал Равиль первый шаг к примирению, передавая мне объемный баул и показывая головой на картонную коробку. – Вот, как и просил, всего изданного Пикуля привезли, что нашли, и так: фантастику. Устроим пару библиотечных полок, пусть читают пацаны.
– Ага, прям бросились читать, их от видака палкой не отгонишь. Ладно, убери пока; мне эту сумку оттащить бы, а книжки – это хорошо, Лене надо показать, она давно новенького чего-нибудь просила. А где Андрюха-то?
– Учителя повез на квартиру, будет у вас новый педагог. Пошли, помогу унести до дома, поговорим заодно по пути. – Равиль закинул на спину сумку и удивился. – Ты чего, гантели заказал что ли?
Гантели, не гантели – какая разница? Возможность доставать практически без ограничений то, что сейчас считалось дефицитом, я использовал не стесняясь, не испытывая никаких угрызений совести, и себе ни в чем не отказывая, и близких радуя. А это, скорей всего, электромясорубка такая тяжелая или блендер, или все вместе, помимо остальных вещей. Мы всё-таки в селе живем и когда обязанность прокручивать мясо на фарш лежит на мне, поневоле хочется этот процесс автоматизировать, слава богу, что с чем-чем, а с убоиной у нас проблем нет. И родственники обрадуются, это тебе не с чугунным изделием Каслинского завода мудохаться, вручную ту же лосятину прокручивая. А блендер – привык я к нему, буду Сашку смузи поить, ей понравится.
– Учитель этот, из города, – по дороге начал разговор Равиль. – из этих, которых ты не любишь, но наш. В курсе про тебя и твое появление, так что по легенде будешь к нему на дополнительные занятия ходить, а на деле – непосредственно общаться будете. Утомились твой почерк разбирать, да и продуктивней выйдет вот так, тет-а-тет, чем этот эпистолярный жанр.
– Из каких ваших, – не удержался я. – из дерьмократов что ли?
– Они такие же мои, как и твои! Заманал уже – вроде взрослый, а ведешь себя порой, как подросток! Надо так пока, все по заветам Ленина, используем временных попутчиков и настроения общества. Тебя не поймешь: то сам на коммуняк ядом исходил, то вдруг защищать стал!
– Да я только сейчас понял, что мы потеряли, когда поменяли социализм на развивающийся капитализм. – Сознался я. – Минусы есть, не спорю, но они намного меньше плюсов. Вот скажи, Равиль, что у нас за особенность такая и тяга к переустройству глобальному? Весь мир до основания разрушить и новый на обломках строить; хорошо же живем, только мало кто это понимает. Ничего, поймут в девяностых, но поздно будет…
– Ты не идеализируй, Вань, социализм. – Немного спустил меня на землю Равиль. – И не забывай, что ты сейчас живешь, как номенклатура, по сути, вон, ежемесячно баулами привозят всё, что ни попросишь.
– Да тут не только в уровне жизни дело, Равиль, тут больше в отношениях между людьми и общественным настроением. Ладно, чо спорить, ты в мое время не жил – не с чем сравнивать. Но я тебе говорю, нет ничего хорошего ни в демократии, ни в капитализме! Так что за учитель-то?
– Да кто спорит-то, Вань, наслушался уже, как там у вас – волосы дыбом. А с учителем завтра познакомлю, будет тебе сюрприз, удивишься, ты же всё; закончил с коровами, после обеда свободен?
С работой подпаском да, я этим летом закончил и завтра был свободен. Лена в город хотела съездить, правда, но это решим, Можно и без поездки обойтись, чего она там найти хочет, что я не смогу достать благодаря своим подвязкам? А Равиль, заинтриговав – уперся, ни в какую не сдаваясь, не желая раскрывать личность того, кто приехал под легендой учителя. Из чего я сделал закономерный вывод, что это кто-то из знаковых фигур, так что потом долго не мог уснуть ночью, гадая, с кем придется завтра познакомиться.
У подъезда забрал сумку, поблагодарил сухо (припомню когда-нибудь, любителю этому заинтриговать и оставить в неведении) и закинул в нашу с Сашей комнату, не разбирая, успею, никуда не денется. На холодильнике прочитал записку от мамы, прикрепленную магнитом: «Мы у Арлена в бане, сменку я тебе взяла, не задерживайся, весь пар пропустишь!» Да уж, десятый час уже, какой пар, младшую уже спать, наверное, там уложили, надо поторапливаться.
Спасибо деду – позаботился о внуке. Поворчал, конечно, что из-за меня подбрасывать дров пришлось (баня у Арлена не классическая, а с возможностью мыться и топить одновременно, специфика и издержки работы кладовщиком в МТС, какие только жулики к нему в гости не приезжают по делам, вернее, снабженцы городские), но зато получилось попариться от души. Вот и всё, второе лето в этом мире заканчивается, завтра – последний день, и осень начнется, школа, учеба, со всеми вытекающими.
Саша уже тоненько посапывала, свернувшись клубком, а я, не в силах уснуть, включил старую ламповую радиолу. Нашел «голос Америки» и, выкрутив звук до минимума, послушал, что там клевещут на советскую действительность. Хватило меня ненадолго, вопреки обыкновению, вместо очернения социализма диктор расточал дифирамбы в адрес нового и прогрессивного советского генерального секретаря, разделяющего общечеловеческие ценности, борющегося за разоружение и деэскалацию напряжения в холодной войне. Ещё и Равиль этот, со своими сюрпризами на ночь глядя!
Погасил радио, вышел из дома на крыльцо, там вытащил из опрометчиво оставляемой дедом пачки «Астры» сигарету и закурил, как ни зарекался до этого. Ладно, вторая в этом времени сигарета: очень уж меня выбесила эта неприкрытая радость и восхищение зарубежного журнализда в адрес Горбачева. Уже одно только это даже не маркер, а клеймо, что наш генсек – отъявленный и конченный предатель, хорошего человека западные СМИ хвалить не будут! Ещё и эти в демократию играть вздумали, тут я совсем терялся в догадках: что вообще происходит и во что по итогу выльется…
Глава 4
Глава 4.
Хорошо, что утром в воскресенье дед с бабушкой дали отоспаться, пожалели внуков перед началом учебного года. Только Саша, хорошо выспавшаяся (она-то полночи не ворочалась, размышляя о судьбе страны), всё равно меня окончательно разбудила в начале девятого. Сквозь сон слышал, как она по всему дому кискискала, подманивая кошек, но те, хорошо с ней знакомые, ещё с вечера куда-то сквозанули по своим кошачьим делам и не показывались, пережидая наше нашествие. Естественно, моя любимая младшая переключила внимание на меня, о том, чтоб поваляться и всласть выспаться, пришлось забыть.
– Пошли домой, Ваня! – Дергала моё одеяло маленькая непоседа. – Чего ты спишь, вставай давай!
– Чо тебе неймется, малявка? Вон, телевизор смотри, сейчас как раз ваше что-то начнется!
– Вот именно! Домой пошли, там цветной!
Вот же мелкая расистка, цветной ей подавай, не хочет черно-белый у деда смотреть! Новый телевизор появился у нас благодаря Максиму, и у меня, после плазменных панелей и жидкокристаллических мониторов, ничего, кроме слез, не вызывал. Но семье нравилось, пусть смотрят, а мне больше по душе пришлись походы в кино, широкий экран и в эпоху развитого социализма впечатлял, звук бы ещё подтянуть до стандартов двадцать первого века, и – вообще хорошо. Так что с Леной время от времени выбирались на киносеансы: и в свет выйти, и к искусству приобщиться.
Пришлось вставать, умываться и отправляться домой, пока дед не нашел работу какую-нибудь. Он уже поглядывал оценивающе за завтраком, прикидывая – какой мне фронт работ нарезать, пришлось отмазаться:
– Деда, мы домой, нам на завтра в школу надо собраться!
– Ой, да что там собираться⁈ – Удивилась Саша. – Мама собрала уже всё!
– Это тебе нечего, потому что ты первоклашка, а у меня в этом году предметов прибавилось, та же астрономия и информатика! Ишь ты, собираться ей нечего; ничего, отмотаешь первую четверть – поймешь, что такое домашнее задание и как самой к школе готовиться надо, а не на маму надеяться! Допивай чай скорее!
Дома застали ставшим уже привычным скандал, вернее, вялую перебранку на тему домашнего хозяйства и скотины. Вот уже третий месяц, как расписались – Макс агитировал маму против советской власти, тьфу ты, отговаривал от того, чтоб держать многочисленных домашних питомцев, которых у нас и без него хватало. Это и корова, и бычка каждую весну брали откармливать до осени, а после сельсовета – у мамы кулацкие гены взыграли. Двух поросят взяли вдобавок, тоже до холодов.
Максим выступал против того, чтоб мама ежедневно, невзирая на дни недели, в шесть утра подрывалась в сарай, доить корову. И если с остальной скотиной вроде договорились, что вот зарежем последний раз и всё, не будем больше держать, то за корову мама встала как Зоя Космодемьянская на допросе в комендатуре. Вот вроде и в городе училась, и жила столько времени, и самой каждый день суета и хлопоты, а кормилицу даже не под нож, а продать – ни в какую.
– Вань, ну хоть ты ей скажи!
Максим привлек меня, а что, я не просто школьник несмышлённый, но и работаю каждое лето – копеечку в дом. Не говоря уж о немыслимых по нынешним временам ежемесячных посылках с гуманитарной помощью из Ленинграда. Перед мамой и Максом эту роскошь и изобилие залегендировал тем, что написал тексты для «Яви и Нави», а так как от авторских прав я отказался, то вот чем могут, тем и выказывают благодарность. Объяснение удовлетворило всех, а Сашка привосокупила: «Пиши ещё, Ваня!»
А что касается хозяйства и приусадебного участка – я был полностью на стороне отчима, сердцем. Но вот в голове жило послезнание о лихих девяностых, когда такое подспорье будет совсем не лишним. Но до этого времени ещё несколько лет, да и будут ли эти девяностые, учитывая моё вмешательство? Может, как у нас и не будет, но ведь жизнь такая штука, непредсказуемая – ещё хуже может обернуться, по принципу: хотели как лучше, а получилось как всегда. Так что держу в голове – если что, то при первых признаках разрухи следует пахать огород побольше, брать скотину и тащить из совхоза всё, что плохо приколочено, включая корма и всё остальное, что поможет продержаться в лихую годину. Ну а пока – пусть мама отдохнет, что мы, не можем себе позволить того же молока прикупить? Так что совместными усилиями в скором времени уговорим, она ведь так и работает на полторы ставки.
– Да! – Неожиданно поддержала нас с Максом Саша. – Всех курей зарежем и лучше котенка возьмем!
Дался ей этот котенок! Ничего, переедем в коттедж, и будет ей питомец, там комнат много, есть место, где от большой и бескорыстной любви Александры котейке спрятаться. За всем этим из головы совсем вылетело, что сегодня с Леной в город собирался, так что её приход застал меня врасплох.
– Ты чего, Вань, не готов⁈ – С каким-то даже удовольствием удивилась моя подруга и тут же, без перехода, добавила. – И хорошо тогда, будет тебе сюрприз завтра!
Чмокнула меня в щёку и упорхнула к остановке, оставив меня в недоумении: сговорились они с этими сюрпризами, что-ли? Ну а мы продолжили психологическое давление на хозяйку домашнего очага, засыпая её доводами и аргументами. Пока убеждали маму на три голоса, заявился Равиль. Поздоровался за руку со мной и Максом, маме пояснил:
– Пойду Ваньку с новым учителем познакомлю, протекцию окажу – у нас с ним знакомые общие. Будет репетитором, подтянет Ивана по химии-физике, ему ведь ещё после десятого в институт поступать, а там совсем другие требования на вступительных, чем в сельской школе!
Я аж помрачнел от перспективы ещё несколько лет своей жизни потратить на институт, тут бы школу добить благополучно. А диплом и в переходе потом можно будет купить, за мелкий прайс! Исподтишка показал Равилю кулак, чтоб не увлекался, расписывая все прелести высшего образования, а вслух выразил согласие и принялся собираться. Мама тут же принялась любопытствовать, что за новый учитель, откуда Равиль его знает, в общем, включился стандартный режим досужей кумушки. Не иначе, устроив наконец свою личную жизнь, кого-то из своих швей-мотористок и закройщиц хочет пристроить в надежные мужские руки.
– Ой! – Всплеснула руками мама, когда мы уже топтались в прихожей, собираясь на выход. – А что же с пустыми руками-то в гости⁈
– Мы не с пустыми! – Возразил Равиль и встряхнул хозяйственную сумку, в которой и шуршало, и даже булькало.
– Подождите! – Не обратила мама внимания на его слова и скрылась на кухне, через пару минут вернувшись с газетным свертком. – Вот, Ваня сам солил, тут и перец, и чеснок, до чего же хозяйственный растет!
– Благодарю, Нина Александровна, лишним не будет! – Равиль сунул сало в безразмерную сумку и подтолкнул меня, вполголоса прокомментировав. – Пошли быстрей, хозяйственный ты наш, пока не нагрузили как вьючных лошадей!
По дороге к интернату возле школы, где с понедельника до пятницы жили дети с отделений, а также было несколько служебных квартир для молодых специалистов, приезжающих для обязательной отработки после распределения, пару раз подступался к Равилю, выпытывая, что это за тип, к которому мы идем. А тот уперся рогом и лишь посмеивался:
– Сейчас сам увидишь! Кстати, как человека тебя прошу, не прививай ему свою любимую шизу!
– Какую из⁈ – Нервно осведомился я, ну вот никак не могут поверить, что многое из того, что они не могут принять и понять, совсем скоро воплотится в реальность.
– Про жидомасонов, мировое правительство и борьбу кланов Ротшильдов и Рокфеллеров!
– То, что раньше считалось конспирологической чушью и теорией заговора, со временем находит подтверждением и перестает быть таковым, становясь обыденностью! – Назидательно объяснил я ему на ходу.
– Ну вот пусть своим умом и доходит, нечего в этом направлении подталкивать, – меланхолично завершил спор Равиль. – Ну вот и пришли, стучи, у меня руки заняты.
Дверь нам открыл какой-то совсем уж молодой товарищ, поразительно похожий на актера, игравшего Шурика в комедиях Гайдая. Только что телосложением посолидней, да очки представительные, сразу видно – что не советского производства.
– Кто это⁈ – В унисон и с одинаковым недоумением в голосе обратились мы к Равилю.
– Заходим, заходим, нечего на пороге стоять! – Принялся подталкивать меня куратор, тесня незнакомца. – Ты чего, Ваня, своего любимого авторитета не узнал, на которого то и дело ссылаешься? А вы, Михаил Леонидович, вас же предупреждали о возрасте объекта и его несоответствии реальному, чему удивляетесь?
Уже затолкав меня в тесную однокомнатную квартиру и прикрыв за собой дверь, Равиль без всякого стеснения подошел к столу и принялся выгружать из него деревенские припасы, в конце водрузив со стуком две бутылки настойки. А я, со смутными проблесками узнавания и возникшей неловкостью, удивился:
– Хазин⁈ А чего вы такой молодой? А как вы здесь, Михаил Леонидович⁈ Очень приятно, Иван!
– Ну-с, вы тоже сединой не щеголяете, молодой человек, как я успел заметить! – Молодой Хазин после моего представления преодолел первоначальную растерянность, протянул руку и продолжил. – А здесь я благодаря некому провидцу, я так-то тихо-мирно занимался теоретическим обоснованием прикладных задач химической физики в своем институте, как вдруг на меня выходят люди, огорошивают тем, что я в будущем стану известным экономистом и даже публичным лицом. Было чему удивиться, а затем сделали такое предложение, что вот я здесь. Вот ты бы сам, Иван, как тебя по отчеству, кстати, а то неудобно этак панибратски, мы же взрослые люди здесь все, смог бы от такого предложения отказаться, заглянуть, пусть и краем глаза, в грядущее?
– Александрович. А вот по поводу того, как бы отреагировал на вашем месте, затрудняюсь ответить. Мне в этом возрасте только ларек подломить предлагали или магазин обнести, это если из интересных мероприятий. А давайте на ты, Михаил Леонидович, без излишних церемоний, к тому же, как вы изволили заметить, все мы здесь взрослые…
– Давайте к столу! – Скомандовал Равиль, накрывший поляну и уже отрывший одну из бутылок. – За знакомство бахнем, успеете ещё друг другу дифирамбы пропеть, времени у вас достаточно будет!
– Ой, а мне мама сало положила, я ведь не знал, и ты мне ничего не сказал! – Обратился я с упреком к Равилю, чем вызвал вспышку негодования у Хазина.
– Иван, я уже составил о вас представление, как о яром антисемите, таки шо, вы сало для бедного еврея зажали?
– А вам можно разве⁈ – Растерялся я.
– Я в первую очередь советский человек! И уже потом еврей, что за предубеждение? Я же не запрещаю тебе водку пить, так как понимаю, что только де-юре не положено, а де-факто ты меня почти в два раза старше, так ведь?








