Текст книги "Я пас в СССР! 2 (СИ)"

Автор книги: Alchy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Я пас в СССР! – 2

Глава 1

Я пас в СССР! – 2

Глава 1.

Зима 1987 г.

– А вот сам ты, Вань, к чему стремишься, чего от жизни хочешь?

Вопрос Равиля не стал неожиданностью, не так давно сбылся мой прогноз о волнениях в Казахстане, после чего веры моим аналитическим запискам стало больше, и неизменный куратор всё чаще стал подступаться с вопросами за жизнь, вселенную и всё остальное. В эти моменты взгляд его становился цепким и внимательным, словно всё, сказанное мной – тщательно документировал в памяти, для дальнейшего изложения на бумаге. Впрочем, ничуть не удивлюсь, если все так и обстояло на самом деле. По крайней мере, постепенное увеличение населения села за счет молодых и не очень парней, недавно отслуживших в рядах Советской армии и выбравших новым местом жительства нашу Петропавловку, давало понять, что я тут не просто так отныне живу, а под надежным присмотром.

Впрочем, женская часть общества подобное обстоятельство всячески приветствовала, и за сердца недавних бойцов разгорелись нешуточные схватки. Да что там говорить, мама с недавних пор стала сама не своя: то у зеркала в раздумья погрузится минут на десять, не на шутку зависнув, то свой гардероб придирчиво инспектирует. А недавно посоветовалась с нами, изрядно при этом смущаясь:

– Дети, а как вы думаете, не купить ли мне новые сапоги зимние и куртку, потянем?

– Бери мам! – Тут же поддержал я, ей всё-таки тридцать четыре всего и надо личную жизнь устраивать, не оглядываясь на нас. – Я даже через музыкантов своих спрошу, они всяко лучший вариант помогут подобрать, чем ты что-то найдешь.

– Я так-то в КБО работаю! Найдем! – Оскорбилась мама сомнениям в том, что она сможет достать дефицитные вещи. Ну да, как привез ей журналов из Ленинграда, так нет отбоя от заказов, не только из нашего села – из соседних приезжают. Плюсом идет мудрая и дальновидная политика нового директора совхоза, который не только озаботился сельским хозяйством и достройкой Дома культуры, но и комбинат бытового обслуживания взял под крыло – со снабжением тканями и фурнитурой у них теперь проблем не было.

– Зачем, мама⁈ – Требовательно и с подозрением вклинилась Саша. – Ты же уже старая, куда тебе куртку и сапоги⁈

Мне уже заранее жалко ту учительницу начальных классов, к которой Саша попадет в следующем году. И тут без вариантов: весной ей исполняется семь, читать мы её с мамой совместными усилиями научили, так что – прощай, детский сад и здравствуй, школа! А писать пусть там учат, у нас никаких нервов не хватает с ней…

– Иван, ты чего опять в облаках витаешь?

Равиль помахал раскрытой пятерней у меня перед глазами и, убедившись, что я здесь и с ним, выдернул из розетки вилку бульбулятора. Он у него был ого-го: не жалкая поделка из двух лезвий «Нева», а две пластины из нержавейки, воду в полулитровой банке этот самодельный кипятильник доводил до кипения меньше чем за минуту. Вот и сейчас, вытащив это творение сумрачного уральского слесаря из банки, повесил его обсыхать на гвоздь, а в банку сыпанул щедрую жменю того самого чая со слоном. А сверху – щепотку своих травок, собранных летом, не знаю, что именно там было, в этой смеси (я только мяту и душицу безошибочно определял), но чай у него был на диво хорош и в меру крепок.

– Да задумался, как ты и говоришь, чего я на самом деле хочу…

– Ну и к каким логическим умозаключениям пришел⁈ – С неподдельным интересом отозвался Равиль и не удержался от того, чтоб не отпустить шпильку. – Не поздно ли задумался, на сорок пятый год жизни? Или больше уже, это там тебе сорок пять было, да здесь считай скоро год будет в начале апреля. Самое то определиться!

– Главное в жизни – определиться: где твое место и что ты за птица! – Попытался я отшутиться, а вслух принялся раздумывать, чего же я действительно хочу. – Отбросим в сторону абстрактную хрень, вроде мира во всем мире и из той же оперы – борьбу за всё хорошее против всего плохого.

– Канешь отбрасывай! – Поддержал меня старший товарищ. – Давно не салага, в сказки верить!

Я неожиданно растерялся и задумался, обводя взглядом каморку-кабинет Равиля, который с моей легкой руки называли не иначе как офисом. Три кресла от Камаза заменяли офисные стулья, на побеленных стенах – плакаты на различную тематику: от антиимпериалистических (Мир-Дружба-Солидарность! Нет фашизму!) до моего любимого, с одним единственным словом «Нет!» и изображением мужчины, правой рукой отстраняющегося от стопки. Не считая милитари стиля, с кратким ликбезом по зонам поражения ядерного оружия и инструкцией по сборке разборке автомата Калашникова. Это с воинской части, как я понимаю – агитационный материал предоставили.

Наш новый директор советского хозяйства то ли шефство установил над близлежащей военной частью (причем немаленькой, там даже спецполигон для различной техники присутствовал), то ли наоборот – они взяли под опеку нашу Петропавловку. Как бы то ни было, взаимодействие этой воинской части и нашего совхоза ширилось и углублялось, выражаясь лексиконом Миши Конвертика (на данный момент – генерального секретаря РСФСР). Солдаты срочники осенью помогли с уборкой урожая, ну а наше руководство помогало разнообразить рацион бойцов, и это не считая установившихся горизонтальных связей. Я всё бредил идеей установить неформальные отношения с каким-нибудь вороватым прапорщиком, дабы под шумок распада СССР – разжиться стрелковым оружием, а в идеале – и не только. Правда, все эти мои мечты натолкнулись на серьезное сопротивление как со стороны Андрея, так и Равиля. Хорошо ещё, что деду не нажаловались, у которого я самогон для будущего обменного фонда втихаря коммуниздил…

Самогон изъяли, мне сделали строгое внушение, чтоб самодеятельностью не занимался, а в качестве утешения – взяли на стрельбище в составе организованной группы молодежи, из состава сельского военно-патриотического клуба. Развели, как пацана, а я и повелся! Повторилась та же ситуация, как с охотой: вместо романтики, стрельбы и баек у костра – грязная работа по разделыванию туши лося, а затем – перетаскивание мяса. Так и тут – привезли на стрельбище, выдали саперные лопатки и заставили отрывать индивидуальные стрелковые ячейки. А на дворе – конец ноября, земля подмерзла, со всеми вытекающими…

Ладно, с горем пополам отрыли эти ячейки, затем инструктаж, очередная проверка на знание сборки-разборки автомата, и наконец выдали цинки с патронами – набивать рожки. Два обычных, трассер, опять два обычных и снова трассирующий. Дернул же меня черт похулиганить и набить один из магазинов только трассерами, пока на меня внимания не обращали, под шумок. Ну и надо было сдержаться, а я первым же магазином зарядил этот и выпустил очередь не в мишень, а в сторону леса – прямо в отчего-то засохшую елку, ярко выделявшуюся на фоне остальной зеленой хвои бурой желтизной. Или сосна это была?

В общем: дерево горит, сержант, ответственный за работу с молодежью – орет, а через полчаса я чищу картошку возле полевой кухни, вместе с несколькими другими провинившимися до наряда на кухне солдатами-срочниками. Отлично съездили, к весне ещё намечается подобное мероприятие, нельзя такое пропустить! Сержант тогда же проницательно заметил, что тяготы воинской службы – совсем не для меня, особенно в мирное время: с гауптвахты вылезать не буду.

А вот чего я хочу от жизни – с этим сложно, прямо до сдвига по фазе. Всю жизнь себя считал гуманитарием, прямо с пятого класса, как с алгеброй не заладилось, так и решил, что точные науки – это не мое. А начиная с лета, как стал разбирать точные науки с Леной, дело не просто с мертвой точки сдвинулось, а пошло в гору. Может, в финансисты податься? Или в нефтянку, да и в строительстве неплохо зарабатывают, смысла идти по уже пройденному пути не видел. Не для того мне жизнь, вернее, сисадмин ноосферы, второй шанс дал, чтоб его бездарно использовать на повторение пройденного.

– Знаешь, Равиль, перед тем, как сюда попасть, мне один хохол щирый комплимент сделал, написал, что я – ублюдочный рашист и сталинист, а от войны испытываю радость и воодушевление. А так как мне ещё восьмой класс надо закончить, потом ещё два года отмучиться, думать я буду потом, куда пойти, куда податься. В армию, в органы или вообще в дезинсекторы, бороться старыми проверенными методами не только с насекомыми, но и остальными паразитами!

– Ты же вот только недавно шипел на Сталина с его драконовскими методами в отношении крестьян? – Вот ведь память у Равиля, ничего не упускает! – Тебя послушать, так во всей истории России нормальных правителей не было, кроме Ивана Грозного?

– К Иосифу Виссарионовичу у меня претензий минимум, – от этакой сентенции Равиль аж захохотал, но я его смехуёчки проигнорировал и продолжил. – Правильно всё делал, за исключением того, что опять все эти достижения за счет простого русского народа и других коренных этносов страны. А как прижало усатого, сразу и про русский народ вспомнил, и про великую историю империи, и про героев былых времён. Ты статистику знаешь, как народы Средней Азии во Второй мировой воевали?

– Да я и без статистики представляю, – помрачнел мой куратор. – довелось воочию наглядеться… Хотя всех под одну гребёнку не стоит, и у нас нормальные парни были.

– Исключения лишь подтверждают правило! Да и судят по народу не по его самым достойным представителям, а по тем, кто на виду. А к нам сейчас таких завозят и паспорта раздают, мама дорогая! Это вы сейчас живете в парадигме, что все люди братья и граждане одной страны, а у нас эти тожероссияне у себя на родине учатся по своим учебникам, и с детства им объясняют, что Россия веками угнетала их предков, высасывая все соки и ресурсы, вначале во времена Российской империи, потом при СССР. А за тридцать четыре года, как не стало советской власти, все эти бывшие республики в такое пещерное средневековье скатились, если судить по тем его представителям, которых к нам завозят.

– Ты не наговаривай, у нас тоже таких хватает! – Неожиданно обиделся Равиль. – В учебку таких, прости господи, чурок привозят, что они не только разговаривать по-русски не умеют, так и что такое зубная щетка не знают! Ну и насмотрелся, как у них дела делаются, там же без барашка в бумажке ни одного вопроса не решить, особенно если за пределы годов выбраться… А про войну, знаешь что я тебе скажу, сам скучаю. Там всё просто и понятно было: вот враг – вот друзья-сослуживцы. Но вот для страны своей войны не хочется, ты просто не знаешь, что это такое, Вань, так что мысли об этом лучше выброси из головы

– Подожди, Равиль, совсем скоро и афганскую войну осудят, как безответственное моральное и политическое деяние. Причем свои же депутаты, с полного одобрения Меченного. И войска выведут, а затем через одиннадцать лет туда зайдут американцы, как к себе домой. И столько героина наварят за время их присутствия там, что по оценкам лет на сто запасов хватит, всем наркоманам планеты. Правда, затем они оттуда побегут, роняя тапки, но это уже совсем другая история. А что до войны и мира, так когда нам про мир во всем мире начинают затирать и гуманизм, я сразу вспоминаю, во что нам это обошлось в девяностые. Там потери демографические вышли как бы не на уровень неплохой такой гражданской войны. Да и не было как такового мира, и по всем окраинам полыхало, и в городах стреляли и взрывали. Две чеченские с позорным хасавюртовскими соглашениями, теракты в столице и крупных городах, лучше действительно война, чем такой «мир»! Я про дальнейший тувинский цирк молчу, когда на третий год СВО всю верхушку генералитета кого за воровство, кого за взятки под следствие определили, а министра обороны, под чьим носом всё это творилось, в секретари совета безопасности Российской Федерации определили!

– Ну тих, Вань, тих, не ори только! – Успокаивающе проговорил Равиль, снял с банки, в которой заваривался чай, крышку, отлил в граненый стакан, затем обратно в банку («поженив», если выражаться сообразно эпохе) и наконец разлил по стаканам, достав из ящика стола пиалку с немудреной карамелью. – Вот давай лучше чаю попьём, экий ты заполошный! Не раз ведь уже говорил тебе, что не будет у нас так, костьми ляжем, но не допустим такой похабени!

– Не допустите, млять, – проворчал я, принимая в руки стакан с обжигающее горячим чаем. – а то я не вижу, как под видом военно-патриотического движения молодежь и не только под крыло берёте, сразу поневоле гитлерюгенд на ум приходит, такие вот ассоциации, ты уж извини, конечно.

– Не извиню! – Вскипел Равиль. – Нашел тоже, с кем сравнивать! Мы пацанов от улицы отбиваем, находим, чем их занять! Ну а так как закон приняли уже, о котором ты все уши прожужжал, о индивидуальной трудовой деятельности, так и зарабатывать будут неплохо, как утвердят.

– Щас после этого закона как раз и полезет вся пена и накипь наверх! – В очередной раз принялся ванговать я и уже даже не по третьему разу. И Равилю неоднократно рассказывал, и не сосчитать, сколько бумаги извел, расписывая всё то, что запомнил. – А потом ещё закон о кооперации финальным аккордом примут и готово – начнется легализация теневой экономики, отмывание денег, и к девяностому армия братков возникнет. Ну и сольются в экстазе цеховики, воры в законе с примкнувшими к ними спортсменами и чиновники.

– В курсе, мать писала! – Отмахнулся Равиль. – То есть ты конечно же писал, извиняюсь, Вань, ты не забивай себе голову тем, что ещё не случилось. А вот мы мимо этого явления никак не пройдем, сам же говорил, что если нет возможности предотвратить, надо возглавить! Ну, я в точности не знаю, что наши – Он выразительно показал пальцем наверх. – придумали, но есть четкое распоряжение вливаться в это кооперативное движение, принимая в нем самое непосредственное участие. И тщательно собирать информацию о других игроках на этом поле: кто чем дышит, кто с чего кормится и прочее, включая тех чиновников, что на мзду падкие. Нам тоже есть чего легализовать, да и экспроприировать могём неправедно нажитое – все по заветам большевиков!

– Я вот этого и боюсь, если честно, – поделился я своими сомнениями. – если в этой движухе вариться самим, то тяжело руки чистыми оставить. Да и деньги, особенно большие, они того… Не способствуют высоким помыслам и альтруизму. Напротив, люди курвиться и ссучиться начинают, получив доступ к финансовым потокам. Особенно если иммунитета нет, а вокруг начинают соблазны появляться, а они уже есть, и чем дальше, тем больше их возникнет.

Равиль в очередной раз легкомысленно отмахнулся от моих мрачных пророчеств, допили чай, и я засобирался домой. Мой куратор вышел вместе со мной из офиса и проводить, и посмотреть – что пацаны творят в обширном подвале, отданного под нужды секции мотокросса. Тут он не соврал – молодежь с улицы они нашли чем заинтересовать и привлечь, помимо видеодвойки, доступ к которой строго регламентировался, зато все просмотры были бесплатные. Представляю, что у них в городе за модельный ряд, если к нам в село привезли три чешских «чезета» спортивных и несколько новых «восходов – 3М спорт».

Сейчас, по причине зимы, тренировок и выездов не было, но пацаны без дела не сидели. Желающих покататься было много, а вот техники – мало, поэтому нашли изящное решение, нашедшее самый горячий отклик и участие у сельской рукастой молодежи. Это же надо додуматься – переделать обычные мотоциклы под спортивные модели! Но, отдавая должное талантам, получалось весьма неплохо: пацаны даже самый распространенный и неприхотливый в стране мотоцикл «Минск», ласково называемый в народе «козлом», ухитрились переделать под спортивный! Смотрелось весьма и весьма неплохо, не знаю что там с ТТХ, но с виду – типичный спортивный мотоцикл получился, с задранными задними и передними амортизаторами, маленькими крыльями и укороченным сиденьем. Ну, на этих самоделках не на соревнованиях выступать, а для обучения азам мотокросса – почему бы и нет.

Вот и сейчас, на дворе время ближе к полуночи, видеодвойка давно под замком в офисе Равиля, а парни и не думают расходиться. Кто увлеченно спорит, а большинство заняты делом – мотоцикл сам себя не модернезирует, надо руки приложить. Чувствую, что по весне, как сезон откроется – за достраивающимся клубом, где устроили трассу – будет висеть несмолкающий рев моторов. Дай волю и не утаскивай видеомагнитофон в офис – пацаны здесь сутками бы торчали, но ближе к одиннадцати Равиль закрывал избушку на клюшку и разгонял всех по домам. Всё-таки и жильцы над головой двухэтажного дома, и статус военно-патриотического клуба не стоило опускать, превращая секцию в ночной клуб.

А то и в притон, я-то нашу молодежь знаю, особенно тех, что постарше. Оставь их без присмотра взрослых ответственных людей, вроде Равиля и его товарищей с боевым прошлым, в отапливаемом помещении зимой, да ещё и с девчонками (вот да, девчонки в секции мотокросса были не просто частыми гостями, в первую очередь из-за киносеансов, но постепенно прониклись атмосферой и стали принимать непосредственное участие в делах кружка, так что и гонять по весне будут наравне с парнями, чему ничуть не удивлюсь) – тут же сообразят, где найти горячительных напитков. Магнитофон есть, помимо видика, чем тебе не дискотека! Вот во избежание подобных эксцессов часы работы секции были точно обозначены – с шестнадцати ноль-ноль до одиннадцати по будням, с двенадцати и до одиннадцати по выходным – и безукоризненно соблюдались. И так среди жильцов были недовольные таким соседством, но это уже человеческий фактор, порой кажется, что и на необитаемом острове найдется такой сосед беспокойный, вечно чем-нибудь недовольный…

А уже перед сном, поймав на транзисторном приемнике прибалтийского производства «Голос Америки», снова послушал, что вот уже полтора месяца вещает вражеская пропаганда о беспорядках в Казахстане. Ведь вроде всё рассказал отцам-командирам, что знал об этом, но что-то пошло не так! Тут или в наше время не всю правду рассказывали, преуменьшая масштабы, или зарубежные журналисты преувеличивали, или всё вместе, но события явно выходили за рамки скупых строчек в википедии. Февраль месяц, а там чуть ли не боевые действия, с привлечением армейских частей. Специально ведь заострял внимание на том, как растаскивали под шумок склады оружейные в преддверии и во время локальных конфликтов, как потом вооружение времен СССР наши «уважаемые партнеры» по ОДКБ и ШОС хохлам не особо скрываясь перепродавали. Но вот про Казахстан я такого совсем не слышал, неужели творчески переосмыслили информацию и сыграли на опережение? По своим закромам прибрав стрелковку и военно-патриотическое движение при непосредственном участии бывших воинов-интернационалистов по всей стране распространилось. Мало того, несмотря на цензуру, народ – в курсе, пусть и не в деталях, но общее положение знают.

Вот с этой цензурой пресловутой Союз и погорел в том числе, чего только не рассказывают. И про расхищение военных складов со стрелковым оружием, и про общевойсковую операцию по приведению к покорности взбунтовавшихся казахов с тысячными жертвами с обеих сторон, такие подробности рассказывали в селе, что только диву оставалось даваться. Впрочем, западные журналисты отжигали ничуть не хуже деревенских бабок, с такими леденящими душу подробностями, что сразу становилось ясно – эту информацию, как и деревенские слухи, можно смело делить на десять.

Я уже и к Равилю подкатывал, попросив разъяснить, что там случилось, на что он мне традиционно посоветовал не забивать голову тем, что меня напрямую не касается. И обмолвился, что всё под контролем: «Наши там работают, Вань, нормально всё!» Чего нормального, интересно? Как бы не получилось, что я своей инсайдерской информацией не взрастил нового монстра, который и цеховиков с преступным миром сожрет не подавившись, и демократов переиграет. Военные, они ведь могут «цифровой гулаг», о котором я рассказывал, устроить гораздо раньше того, как это станет модной теорией конспирологической. Только что по причине отсутствия информационных технологий и компьютеров, из цифрового в нем будут разве что многозначные числа на груди телогреек контингента…

Глава 2

Глава 2.

Весна 1987 г.

Наступила весна, и мне стало не до прослушивания «Голоса Америки» по ночам: учеба отнимала слишком много времен. И если с точными науками у меня всё было хорошо, то вот с доселе любимыми гуманитарными предметами, по которым я даже с домашними заданиями не заморачивался, возникла проблема. Обычно мне хватало эрудированности и начитанности, чтоб выплыть на уроке во время ответа у доски, даже не заглядывая до этого в учебник. Обычно в самом начале сентября, получив учебники в библиотеке, прочитывал историю, географию и литературу, и этого хватало до конца года. Да и учителя не доставали, будучи уверенными в том, что я с предметом знаком и зачастую – даже сверх школьной программы.

А тут что опять пошло не так, и если с русалкой у нас было всё сложно (по русскому языку у неё ко мне претензий почти не было, а вот с литературой (официальной, с тем, что было написано в учебнике) – дело доходило и до горячих дискуссий, и даже до двоек), то с историком сразу начались контры. Окончательно убедился, что история не наука, а, скорее, беллетристика в угоду конъюнктуре господствующей в обществе идеологии. Светлая мысль не умничать пришла в мою голову только после Нового года, когда отношения с педагогом были испорченны окончательно. Сидели мы с Леной у историка на первой парте, и была у него неприятная особенность – брызгать слюной, когда начинал орать, войдя в раж. А сатанел он сразу при виде меня, не заладилось как-то, не оценил мою трактовку событий новой истории, весьма политкорректную, надо сказать, но ему почему-то не понравилось…

В эти минуты я раскрывал учебник, придвигался ближе к соседке по парте и прикрывал нас многострадальным томиком, изредка комментируя: «Брызговики носите, Михаил Иванович!», вызывая гомерический хохот у всего класса. К счастью, продолжалось это обычно недолго и заканчивалось тем, что он выгонял меня из класса. Конфронтация и силовое решение конфликта историку – с вызовом мамы к директору школы – ничего не дала. Директриса как раз и была русалкой, то бишь – учительницей русского языка и литературы. Она любила поэзию Серебряного века, и зуб даю – читала то, что пока ещё было запрещено, но уже понемногу начало становиться достоянием если не широкой общественности, так узкий круг ценителей уже мог вкусить доселе запретных плодов.

Лариса Максимовна, узнав что я читал многое из того, что ещё даже не опубликовавалось, прониклась ко мне самыми теплыми чувствами. Обсудили с ней «Жизнь и судьбу» Гроссмана (его как раз в каком-то журнале начали публиковать, «Собачье сердце» и «Дни Турбиных» Булгакова, после чего она практически умоляющим тоном попросила:

– Иван, ты молодец, конечно, что многое читаешь, но прошу тебя – на уроках давай в рамках школьной программы! Белинского тоже почитай, его точку зрения на русскую литературу! У нас в конце года открытые уроки запланированы, из районо люди приедут, ты уж тогда молчи лучше! Ну вот как можно в восьмом классе не знать, чем отличалось положение Пушкина и Лермонтова?

– А какая разница, Лариса Максимовна⁈ Обоих на дуэли убили… А, понял: у Михаила Юрьевича предки-то – из Шотландии, он из васпов получается. Или католики там? А у Александра Сергеевича – негр прадед!

– Жуков!!! – Лариса Максимовна изобразила классический фейспалм. – В разное время они жили! У Пушкина была возможность бороться с царизмом, благо он и с декабристами многими в дружеских отношениях состоял. А вот у Лермонтова уже такой возможности не было, отчего он и страдал, от невозможности изменить существующее положение вещей!

Кто там от чего страдал из великих поэтов – у меня на это было собственное мнение, которое, впрочем Ларисе Максимовне не решился озвучить. Пообещал заняться литературой, но остался при своем мнении. А вот этого самого Белинского – возненавидел с удвоенной силой, он мне и в прошлой жизни подгадил, и здесь от него не избавиться. Редкостная тварь, должно быть, была, если его в равной степени и коммунисты почитают, и демократы. Про всех этих критиков Булгаков хорошо написал, выведя эталонный типаж Латунского…

Не считая историка, который закусился со мной всерьёз и даже пророчил, что поспособствует тому, чтоб меня в комсомол не приняли (тут я вздохнул с облегчением и пожелал ему удачи в начинаниях), с остальным преподавательским составом отношения складывались хорошо. Англичанка не гадила, мой словарный запас и знание инглиша – даже другим в пример ставила. Только что губки поджимала и морщилась, не одобряя произношения:

– Какие вульгарные американизмы, Иван! И что за акцент! Одно слово – Нягань!

Это она зря про Нягань так, там всё-таки город, и помимо английского в школе учили ещё немецкий и французский. Рецепиент мой как раз немецкий осваивал, но судя по тому, что осталось в голове, даже не все немецкие фильмы известного характера про сантехников и чистильшиков бассейнов я без словаря пойму. А тут – в Петропавловской сельской школе – только английский, без вариантов.

С трудовиком и физруком (он же – ответственный за начальную военную подготовку), после того, как вначале передал им от деда литр самогона тройной очистки за свое спасение, достигли полного консенсуса. Узнав, что меня на второй год не оставляют, энвепешник высказал затаенное:

– Слава КПСС! А после восьмого, Ваня, иди в фазанку, хоть на сварщика, как отец! Толку от этого высшего образования, когда гегемон на заводе больше получает! А там разряд получишь и вообще в ус дуть не будешь!

– И из села пораньше уедешь! – Горячо поддержал его физкультурник. – Коров, которых летом пас, как страшный сон забудешь! На заводе-то милое дело: смену отработал, спецовку в шкафчик, в душ сходил и свободен, аки сокол!

Впрочем, уже ближе к новому году, когда поток спиртного с моей стороны не иссяк, ограничившись первым литром (дед Арлен к учителям питал симпатию, поэтому не жалел натурпродукта и всё ещё лелеял мечту определить меня по партийной линии, так что снабжал через меня трудовика с физруком бесперебойно), завели совсем другие речи. Всячески склоняя меня взяться за ум и учебу основательно, чтоб ещё и девятый, и десятый класс в Петропавловке учиться. Им бы волю – они меня на таких условиях и в коллектив учительский приняли со всем удовольствием, сразу после завершения общего среднего образования, минуя не то что техникум – училище.

С трудовиком же ещё пообщался тет-а-тет, обсудив то, что принят закон о индивидуальной трудовой деятельности, не за горами его утверждение. Так почему бы вместо того, чтоб колотить табуретки и вытачивать бесчисленные указки на токарном станке (всегда было загадкой – на кой мы эти указки выдаем на гора, да ещё в таком количестве, словно в процессе обучения учителя то и дело ломают их о спины нерадивых учеников), не монетезировать этот процесс? Тот вначале отнесся к этому со скепсисом, но когда я заверил, что со сбытом продукции (при условии достаточного качества) проблем не будет, оживился. Я-то намеревался задействовать свои связи с ленинградским знакомым дядьки – Севой, и прибарахлиться не мешает, и школу поддержать, и соученикам – дав возможность заработать. И музыкантов в голове держал, у них фан-база неустанно расширялась, самое время обеспечить спрос соответствующим предложением. Обсудили с учителем, что можно руками школьников изготавливать, учитывая наличие нескольких токарных станков. Тот самоуверенно заявил, что могут что угодно строгать, точить и вырезать. Пришлось спустить с небес на землю: разделочных досок, расписанных под Хохлому и Палех, и без нас хватает в обеих столицах, как и матрешек. Совместно поломав голову, сошлись на том, что курительные трубки, ручной работы, вырезанные из березового капа, для начала запустим. Взбодрил педагога, тот аж повеселел от открывающихся перспектив, глядишь – меньше квасить с физруком в каморке будут!

С одноклассниками и остальными учениками отношения установились более менее ровные, я в их дела особо не вникал, все свободное время проводя в общении с Леной. Попытки дразнить нас женихом и невестой – не возымели никакого успеха: не в том я возрасте, чтоб на подобные уловки поддаваться и страшиться общественного мнения. Демонстративно держались вместе, поглядывая на остальных с превосходством, и такая тактика сработала на отлично. Спровоцировав эпидемию отношений среди других учеников; надеюсь, дальше обжиманий по углам не зайдет, а то вместо экзаменов в десятом девчонки дружно в роддом заедут…

А я, окрыленный такой легкой победой, решил продолжить манипуляции с коллективным сознанием школьников. Без перегибов, исключительно в рамках разумного, доброго и вечного, к тому же – с приходом зимы назрели проблемы, которые требовалось решать незамедлительно. После Нового года ударили крещенские морозы, а мы хоть и на Урале, но казахстанские степи под боком, как начнет задувать свежий ветер от соседей, когда на термометре ниже минус тридцати, так пока до школы дойдешь – насквозь промерзаешь.

А в помещении – пар изо рта, несмотря на наличие центрального отопления и клубы дыма из высокой трубы кочегарки. И паста в шариковой ручке подмерзает, приходиться отогревать дыханием или периодически за пазухой держать. Учителя категорически настаивали на том, чтоб все занятия ученики проводили в верхней одежде. А вот слабоумие и погоня за модой вступали в неравный бой со здравым смыслом. Если начальные классы довольно сопели в валенках и теплых шубках, то, начиная со средних, дети выеживались изо всех сил: кто в болоньевой куртке, кто в полуперденчике драповом, и все поголовно – в ботинках. А старшеклассницы ещё и в чулках щеголяли, у меня лично вид прекрасных женских ножек в чулках из-под школьных юбок – на фоне пара изо рта и накинутых на плечи пальто и курток – вместо вожделения вызывал озноб…

Промучившись первый день при такой холодине, сразу же решил, что так не пойдет. Проводил Леночку до дома и, отогреваясь у неё горячим чаем, перед тем как сделать финишный рывок к себе, спросил:

– Милая моя, а у тебя есть валенки нормальные?

– Есть, – мило покраснела она и встревоженно вскинулась. – Вань, не думаешь же ты, что я в валенках в школу пойду⁈

– Я не думаю – я знаю! Вместе пойдем, нам так-то ещё детей рожать и воспитывать, не хватало за партой всё отморозить! Неси и показывай, что у тебя!

Белые валенки, которые она вынесла из кладовки, даже мне понравились, у меня-то – обычные черные. Забрал их, сказав ни о чём не беспокоиться и пообещав зайти завтра утром, отправился домой. Затем, короткими перебежками, добежал до деда Арлена, выпросив у него старый овчинный тулуп, который мне был в самую пору, а потом – к маме в КБО. Швеям оставил валенки подруги с подробными пожеланиями, как их следует обтянуть тканью, на которую следует пристрочить пару патчей. Швеи-мотористки идею патчей, как аппликаций из ткани восприняли не то что положительно – с интересом. И пообещали всё к вечеру сделать в лучшем виде, после чего мама прогнала меня домой, чтоб не стоял над душой и не мешал творческому процессу. Сказала, что вечером принесет сама результат коллективного творчества.