Текст книги "Роза для дракона (СИ)"

Автор книги: Aino Aisenberg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

И снова воспоминания закружили серые хороводы. Скорпиус вспоминал, как впервые привел Розу домой, и какое удовольствие испытал от скрипа отцовских зубов, когда объявил, что эта девушка – его невеста. Он был уверен в своем выборе. Тогда ему казалось, что если отец восстанет против их союза, он отречется от семьи, возьмет за руку свою рыжеволосую возлюбленную и уйдет прочь. Что же случилось с ним, с ней? Ведь нет рыжих волос. И Роза, она чья-то чужая… и ушел он один, не сжимая ничьих пальцев в своей ладони.

«Здравствуй, Роза!

Пишу тебе из тихого, Богом забытого места, под названием Хинтерцартен. Уже вижу твою попытку выговорить это слово. Даже не пытайся, ведь это Германия, а все, что говорят местные жители воспроизвести вслух гораздо сложнее, чем написать сочинение на древних рунах.

Здесь здорово. Непричесанные луга и такое же, в лохматых обрывках облаков, небо. Запах потрясающий: трава полевая впутывает шлейфы своих ароматов в дыхание ветра, и эту свободу, наполняющую легкие, не сравнишь ни с чем.

Хорошо, что в этот раз мне пришлось работать вдалеке от шумного Берлина, не в сердце суетливой Варшавы, здесь есть время подумать, побыть наедине с собой.

Читая твое последнее письмо, я улыбался каждой строчке. Как тебе удалось уговорить отца на щенка? Мне этой хитрости не дано было понять, и я промучился все детство, изводя родителей постоянным нытьем по поводу собаки. Тебе удалось сделать это сходу.

Ты спрашиваешь, скоро ли я приеду или просишь хотя бы раз взять тебя с собой. Я подумаю об этом, но только не в ближайший месяц. Мне предстоит визит в Россию и Японию, а это очень далеко. Кроме того обычаи в этих странах, говорят, довольно своеобразные, поэтому не хотел бы доставлять тебе неудобств. Рад, что вы с отцом потихоньку находите общий язык.

Скоро буду.

Скорпиус».

В обычный августовский вторник Драко Малфой непредусмотрительно пребывал в прекрасном настроении. Во-первых, ему удалось перенести рабочую встречу с позднего вечера на утро следующего дня, а во-вторых, он, наконец, закончил письмо сыну. Оно растянулось на три фута пергамента и содержало в себе новости за всё то время, что они не виделись, записанные мельчайшим, остробуквенным почерком мистера Малфоя.

Напевая себе под нос соответствующую случаю легкомысленную мелодию, мужчина выпустил из клетки сову по имени Винд и уже хотел привязать к её лапке тяжелый сверток, как вдруг его взгляд упал на пол совятни. «Даже здесь она теряет свои бумажки», – подумал Малфой, ведь в последнее время Роза действительно разбрасывала свои черновики по всему дому. Он намеревался забрать пергамент и при случае вернуть его рассеянной невестке, но шагнув к нему, увидел, что тот исписан почерком собственного сына.

Печать с пергамента была сорвана, сам он, по-видимому, выронен, а посему мужчина не видел ничего дурного, чтобы взять и прочитать его.

И он прочёл. Один раз, другой, и третий, будто первых двух оказалось мало. Взгляд метался от строки к строке, и мистер Малфой никак не мог взять в толк, что так сильно настораживает его в письме. «Здравствуй Роза»? «Россия»? «Традиции»? «Скоро буду. Скорпиус»?

Ему потребовалось практически выучить это короткое послание наизусть, чтобы понять: оно не содержит всех тех слов, которые влюбленные мужчины пишут своим девушкам, женам, любовницам.

Драко и сам в начале министерской карьеры часто выезжал из дома, и если уж ему не предоставлялась возможность взять жену с собой, он буквально заваливал ее письмами, да так, что совы, переносившие корреспонденцию молодых Малфоев, смотрели на них с недоверием и даже опасливо.

А письма… при воспоминании о том, ЧТО он писал своей Асти, Драко не смог сдержать улыбки, ведь помимо интимных признаний и слов любви, он расписывал каждую минуту жизни без нее, рассказывал, как это сложно. Какие слова содержали послания, не воспроизведет даже поэт. Да и сам Драко теперь на такое вряд ли уже способен.

Письмо Скорпиуса своей жене казалось достойным кисти художника. По нему даже слепой живописец смог бы нарисовать чудесный пейзаж неведомого Хинтерцартена – столь красиво, подробно и поэтично юноша повествовал о неизвестном городе. К пергаменту была прикреплена и открытка: сладкая вата облаков в кобальтовом небе, налитые спелостью травы. И ни одного, даже самого короткого слова нежности.

Не думая о том, что он делает, и как, возможно, дорого это письмо для Розы, Драко мнет послание. Искажается небо на фотографии, трескается краска. Ему снова до бессильной злости жаль. Жаль Розу Малфой.

…

Драко все же отправляет собственное письмо и долго смотрит вслед тяжело летящей сипухе. Ему все еще кажется, что он слышит шорох ее крыльев, хотя птица давно уже скрылась за горизонтом. Кулак его разжимается, и смятый пергамент падает на перепачканный пометом пол. Он наступает на письмо, покидая совятню.

Она возвращается почти поздно, не переходя, однако, той грани, когда приличной, замужней женщине следует вернуться домой, к ужину. Латунные стрелки старинных настенных часов показывают без четверти семь, когда открывается входная дверь, и на пороге возникает Роза.

Драко делает вид, что именно в этот момент проходит мимо двери, и он, конечно, никогда не признается, что это уже тридцать третий круг его коридорного патруля. Зато он сходу замечает:

– Вы снова изменили стрижку, Роза?

– Да, знаете ли. Скоро осень. Захотелось чего-то нового, яркого.

– С каких это пор черный стал ярким цветом?

Драко вспоминает, как неделю назад она чуть укоротила волосы, и тогда вместо озорных взволнованных ручьев, на ее голове красовались пружинки, едва касающиеся плеч. Они приобрели бурый оттенок, делающий её чуть старше. Или дело в чем-то другом? Теперь же взгляду мужчины предстали выпрямленные, почти шелковые нити. Они выкрашены в цвет воронова крыла и касаются острых лопаток. Малфой только теперь замечает, как сильно похудела Роза.

– Вам очень к лицу новая прическа, – это невероятно, но он слышит в собственном голосе нотку одобрения.

– А? Что? Ах, да, конечно.

Роза неловко стаскивает туфли и оступается. Теряя равновесие, девушка просто вынуждена ухватиться за плечи Малфоя. Он ловко подхватывает ее за талию.

– Все в порядке, миссис Малфой?

Она кивает головой, и этот знак можно принять за немое «да», вот только Драко не уверен. Впервые он хорошо может прочитать в глазах Розы совершенно обратное. Наверное, дело в том, что она слишком близко, и ее теплое, сбивчивое дыхание оставляет след на его коже.

– Все в порядке? – он повторяет вопрос, чуть отталкивая ее.

– Да, – едва шевелит губами она, – я… мне, наверное, лучше пойти к себе.

– Вы не разделите со мной трапезу?

– Я что-то не голодна, мистер Малфой. Пойду, прилягу.

– Вы откажетесь от ужина, даже если он пройдет в моем кабинете?

…

Недоуменно поглядывая на хозяев, домовые эльфы сервируют стол прямо на рабочем месте мистера Малфоя, и даже им, привыкшим к капризам аристократов, кажется странным, что аккуратный и педантичный до мозга костей Малфой, не допускающий в своем кабинете даже крошки, приказал принести ужин к себе. Еще более странной деталью бытовой зарисовки кажется девушка в глубоком черном кресле. Перед ней маленькая передвижная конторка, перо, чернильница и объемный свиток пергамента.

– Такой пирог подают горячим и едят его ложкой прямо из формы, – не сдерживается Малфой, а домовики стараются двигаться как можно шустрее, ибо каждый жест хозяина указывает на его недовольство.

Наконец, когда все готово, и дверь, ведущая из кабинета, захлопывается за последним эльфом, Драко обращается к Розе.

– Сначала поужинайте, а потом я начну.

– Я совсем, совсем не голодна, – в ее голосе не чувствуется никакого энтузиазма, хотя она и понимает, что как никогда близко подобралась к своей цели, и Малфой здесь и сейчас расскажет ей о Второй Магической войне и о Волан-де-Морте.

– Я настаиваю, миссис Малфой, – строго молвит он, отодвигая кресло от стола. Роза нехотя занимает место перед тарелкой.

Пирог не хочет лезть в горло, вместо того он булыжником застревает в пищеводе, вызывая огромное желание прокашляться. Но она терпеливо жует, запивая его тыквенным соком. Несколько раз девушка ловит на себе тяжелый взгляд мистера Малфоя.

– Наверное, лучше к этому блюду подойдет виски, – резюмирует мужчина, наблюдая за попытками Розы расправиться с пирогом.

С этими словами он встает из-за стола и, подойдя к элегантно оформленному бару, извлекает оттуда небольшую бутыль, наполненную прозрачной светло-коричневой жидкостью.

Роза всегда плохо переносила крепкое спиртное, но спорить со свекром сейчас ей казалось крайне неразумным. Молча они осушили свои бокалы, и мужчина тут же наполнил их вновь.

В кабинете Малфоя все устроено под стать хозяину. Строгая геометрия в формах, никаких излишеств. Идеальный порядок в шкафах и на полках. Серебристо-серый цвет интерьера сливался с костюмом Драко, делая его неподвижную фигуру в кресле почти невидимой. И только яркий витраж вместо окна – единственное украшение при полном отсутствии портретов и каких-либо декоративных предметов, коими был наполнен весь дом.

За второй порцией последовала третья, и девушке стало казаться, что Малфой нарочно спаивает ее, чтобы она ничего не смогла записать, чтобы разбрелись по лесу собственных проблем ее мысли, чтобы она… не смогла задать ему тех вопросов, которые мучили ее несколько лет кряду.

Но в четвертый раз Малфой наполнил спиртным только свой бокал, откинулся на спинку кресла и сказал:

– Можете приступать, Роза.

Он начал издалека, с детских еще воспоминаний, столь живых и ярких в его исполнении, что Розе казалось, будто не серые стены кабинета свекра окружили ее, а видит она перед собой столовую Мэнора, в которой удобно расположилось все семейство Малфоев.

Вот, сидящий во главе стола Люциус, надрезая индейку, говорит своей жене, что скоро всему придет конец, и маги смогут выйти из подполья и, наконец, занять должное место. На пьедестале, где им и положено находиться. Маленький Драко с восторгом впитывает слова отца, хотя не понимает и половины. Но речь Люциуса столь пламенна, пафосна и отчасти даже фанатична, что мальчик проникается эпичностью момента. Ему нравится, что взрослые обсуждают столь важные вопросы при нем.

Роза пишет, прикусив губу, ведь, несмотря на слегка заплетающийся язык, повествование мистера Малфоя четкое, стройное, лишенное оправдательных отступлений. Она записывает все, как есть, ведь даже ее профессионализм не смог бы сделать рассказ более гладким.

Стрелки часов описывают круги, напоминая о ходе времени лишь тихим, дребезжащим боем. Пергамент покрывается мелкими бусинками букв, ее лоб капельками пота, а он, как есть, без утайки рассказывает о школьных годах. Бесстрастным голосом мужчина повествует ей, как оскорблял в школе ее мать, но после паузы, делает ремарку, что если бы вернуть время назад, он никогда ни словом, ни делом не обидел бы её.

– Вы завидовали ей? – тихо вопрошает Роза.

– Да, – правдиво и равнодушно отвечает он. – Но, впредь, я попрошу вас не перебивать меня. Я сбиваюсь. Если вы понимаете о чем я, то говорить мне трудно. Даже не представляю, как это будет выглядеть в формате книги. Не знаю, чем это может обернуться для меня.

– Я изменю имена и даты. Все, что может указать на вас, мистер Малфой.

– Это, конечно, мило, Роза, но думаю, найдутся люди, которые умеют мыслить логически и поймут, что за вашим Томом или Джоном скрывается Драко Малфой.

– Уверена, что справлюсь, иначе не побеспокоила бы вас. Здесь важна идея, а не действующие лица. У меня нет цели разоблачать кого-либо. Вы итак получили сполна. Больше, чем заслуживали.

– Уже поздно, Роза. Продолжим в следующий раз. Еще виски?

– Я и так едва сижу. Хотя… пусть будет еще порция. Чувствую себя разбитой и усталой.

– Как интересно, – саркастически заметил он, – это, видимо так, как я себя чувствую в обычные дни?

За новой порцией спиртного последовала еще одна, и еще. Малфой смотрел на нее с ухмылкой. Наверное, девушка слишком пьяна и пора уже расходиться. Давным-давно они миновали рубеж полуночи.

Роза хотела подняться на ноги, но не тут-то было. Точнее, встать она смогла, но тут же ухватилась за подлокотник. Голова от выпитого кружилась, ее тошнило.

– Не можете идти?

…

Она торопливо скручивала пергамент. Самое ценное нужно забрать с собой.

И вдруг, девушка почувствовала, как ледяные пальцы мужчины легли на ее запястье.

– Оставьте здесь. Я не передумаю. Никогда не меняю своих решений, Роза.

Ей нечего сказать, и она роняет свиток обратно на стол. Он все еще держит ее за руку и находится слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. Розе непонятно, почему свекор не отпускает, ведь взгляд его холодный и направлен куда-то сквозь нее. В пустоту.

– Я провожу вас наверх, – фраза, как глыба льда. Ни слова вставить и возразить не получится. Но она пытается.

– Вы выпили еще больше меня.

– Что вовсе не значит, что я не могу соображать, что делаю, и крепко держаться на ногах. Держитесь за меня, и пойдемте, – сталь ледяная в голосе.

У нее кружилась голова от бесконечных поворотов и лестничных пролетов. В который раз девушка думала, сколь огромен и пуст Мэнор. Даже присутствие мистера Малфоя не делало его обитаемым. Серый взгляд, тусклый, не выдавал в нем жизни.

Поздно.

Или рано?

В окно, будто ноябрьские сумерки смотрят, а может, засиделись они по разные стороны стекол до рассвета.

– Как же здесь уныло… – молвит она.

– Две ступеньки, – отвечает он.

Драко чуть задерживается у дверей спальни, раздумывая, видимо, о том, сколь приличным станет зайти и проводить ее прямо до постели.

– Можете идти сами?

Она жмет плечами, понимая, что висит на Драко, словно куль с мукой.

– Хорошо, я доведу вас до кровати. Странно, вы совсем не переносите алкоголь.

Десять мелких шагов от порога до балдахина. Он лишь на секунду ослабляет хватку, и Роза падает, зацепившись за бархатную занавеску.

– Чертовы декорации, – довольно сердито бубнит она, пытаясь подняться, и слышит, что Малфоя это рассмешило.

– В падениях мало элегантности, – продолжает ворчать Роза, пытаясь сесть на матрас.

– Я все же помогу.

И он неловко подхватывает ее, как нечто среднее между грудным ребенком и кабачком. Роза всегда замечала, что у него длинные и тонкие руки, которые на проверку, оказываются довольно сильными, приподнимая ее легко и ловко. Но от такого маневра Драко сам оказывается сидящим на кровати, опираясь на собственные кулаки, широко расставленные по разные стороны плеч девушки.

Близко.

Смотрит прямо, не моргая.

Очень тяжелый взгляд. Непонятный. В нем нет тепла или, наоборот, отчуждения. Он не похож на безразличный, но и симпатии в нем нет. Но чересчур близко, так, что хочется как-нибудь вывернуться.

Чуть ближе.

На дюйм.

Неужели он хочет прикоснуться к ней?

Роза крепко зажмурилась, и тут же снова вспышка.

Ведь это сон! Сон, правда?

– Спокойной ночи, миссис Малфой, – голос его звучит ровно, будто он теперь не в нескольких дюймах от нее, в ее кровати, а за соседним столиком на светском приеме.

– Спокойной ночи, мистер Малфой.

Уже у двери она окликает его.

– Что?

– Я хотела сказать вам… поблагодарить вас за этот рассказ…

– Не стоит, Роза. Вы заслуживаете знать правду.

====== Не в своей шкуре ======

Я рассказал бы, через что пришлось пройти,

Про боль, что встретил на пути.

Смутился даже бы Господь.

Про бесконечный путь и карнавал,

И про запретный плод, что я вкушал.

Тогда волненья вам не побороть.

Я не прошу теперь у вас прощения,

Не в оправдании суть.

Но перед тем, как осудить, принять решение,

Пройти попробуйте мой путь.

И в моей шкуре побывать,

Тогда попробуйте решать.

Ведь теми же путями,

Что я, когда пройдете сами,

Моих поступков тяжкий груз,

Не избежите его вкус.

Любителей морали чувствую укор,

Благочестивые роняют взор,

Меня на произвол оставила судьба.

Я уверяю вас, мой суд и зал,

Что грязных замыслов не знал,

Вы сами разберетесь без труда.

Не буду чистить совесть до сияния,

Покой души искать где-либо, как-нибудь.

И прежде, чем предложить покаяние,

Пройдите-ка вы сами весь мой путь.

И в моей шкуре побывать,

Тогда попробуйте решать.

Стихи Мартина Гора «Walking in my shoes» в очень вольном переводе.

Она вспоминает о произошедшем инциденте весь следующий день, когда не застает Драко за завтраком, хотя спускается к столу, как обычно, в шесть тридцать утра. Роза прокручивает доступные памяти фрагменты вчерашнего вечера и не находит в них ничего постыдного.

– Мистер Малфой еще спит? – спрашивает она у домовика.

– Хозяин уже ушел, – отвечает эльф, отвешивая девушке земной поклон.

Роза не может объяснить разочарования, кошачьим когтем скребнувшего внутри, но, все же, наспех выпив чашечку кофе, она спешит к себе, чтобы написать записку. Всего пару строчек, в которых хочется поставить множество троеточий.

«Доброе утро, мистер Малфой.

Очень надеюсь, что Вы не сожалеете о вчерашней нашей беседе. Хотела увидеться за завтраком, но вы ушли раньше. Надеюсь, все в порядке.

С Уважением, Роза».

Она кусает костяшки пальцев и без конца усаживает на колени скулящего Бобби. Но у щенка совершенно другие планы на такое светлое, солнечное утро. Тихим скулежом он зовет ее в сад, и Роза нехотя обувается, открывает дверь.

…

Она узнает его пальцы еще до того момента, как сердце трепетно отзывается в груди и кричит: «Я сломаю тебе ребра»!

– Скорпф-ф-фиус, – растворяется между губами кусочек сахара.

Он больше пахнет новизной, чем давно знакомым, например, с запахом парфюма мешается тонкая нотка табака. Неужели он курит?

Длинная светлая щетина оставляет на щеке раздраженные дорожки. Ниже, ниже, к ямочке у основания шеи, где лучшим украшением будет мокрый медальон его поцелуя. Он увлекает ее за собой, молча, переплетая свои пальцы с ее, тянет так, что Роза едва не падает.

Один на один, в совершенной тишине.

– Опусти шторы, – тихо просит она.

– Я хочу видеть тебя.

– Стесняюсь, честное слово.

Темная повязка ложится на ее глаза, запечатанная заклинанием.

– Тогда просто чувствуй… о, Мерлин, эта глупая собака. Подожди, я выгоню его из спальни.

…

Позже, когда она отдыхает на его груди, а рука Скорпиуса перебирает гладкие пряди, говорить не хочется и, если честно, Розе просто страшно, что это окажется сном. Муж сам нарушает тишину.

– Странно, теперь пальцы не путаются в твоих волосах.

– Мне это нравится, – улыбается Роза.

– Это непривычно.

– Ты надолго? – голос звучит высоко и фальшиво, выдавая страх новой главы одиночества.

– Я получил письмо от отца. Он написал слишком много предложений, чтобы в очередной раз проигнорировать визит в Малфой-Мэнор, хотя, признаться, лучше бы снова встретиться где-то в городе. Я пробуду здесь пару дней, от силы – неделю, а потом отбываю в Саппоро.

– В Саппоро тоже есть горы, – мечтательно произносит Роза, проводя большим пальцем по груди Скорпиуса и останавливаясь на бледно-розовой вершинке соска.

– Я, кажется, писал о том, что Япония не место для тебя, Роза. Мне предстоит серьезная работа, и я не смогу уделить тебе должного внимания.

В этот момент что-то довольно громко ударяется в стекло.

– Сова, – замечает Скорпиус.

И Роза краснеет, понимая, что за письмо может принести теперь Винд. Однако она быстро выскальзывает из рук мужа и, торопливо завернувшись в плед, шагает к окну.

«Доброе утро, миссис Малфой», – беззвучно шевелятся губы, и Роза чувствует, что безбожно, неуправляемо краснеет. Вновь перед глазами вчерашний вечер, и мистер Малфой непростительно, слишком близко склонившийся над ней.

– Читай вслух, – она вздрагивает, ведь в голосе мужа она впервые слышит совершенно незнакомый тон. Скорпиус приказывает. – У тебя ведь нет секретов? Так?

– Нет-нет. Конечно, нет…

«Доброе утро, миссис Малфой.

Вам не о чем беспокоиться. Просто у меня действительно возникли дела в столь ранний час. Желаю Вам плодотворного дня.

Драко Малфой».

Три сухих строчки не успокаивают внутреннего волнения девушки насчет свекра, зато Скорпиус вспыхивает моментально. Мужчина садится в постели и, глядя в растерянные глаза жены, вопрошает:

– Что это за странная переписка, Роза?

– Ничего, – отвечает она, не понимая, почему голос готов сорваться, – вчера он был пьян, и… я обеспокоилась столь раннему уходу.

– Следишь за отцовским распорядком дня? Да?

– Какое это имеет значение? Ведь кроме мистера Малфоя, я не вижу никого, – ответ звучит слишком громко, и Роза понимает, что сейчас они, возможно, впервые поссорятся. – Мерлин, Скорпиус, прости, я ничего такого не имела в виду.

– А что имела?

– Просто я действительно волновалась.

– С каких это пор ты волнуешься об отце?! Он же «зануда» и «сухарь», как ты сама его называла!

– Возможно! Не знаю. Мы мало разговариваем.

– Да? Настолько мало, что тебя беспокоит, во сколько он покидает собственный дом и где находится?

– Он, в отличие от тебя, хотя бы приходит каждый вечер.

Услышав голос Розы, под дверью жалобно заскулил щенок.

– Заткни эту чертову псину!

– Ты сам на себя не похож!

…

Мятый пергамент на полу. Бобби продолжает тихо взвизгивать перед закрытой дверью. Сквозь тонкую полоску света, пробивающуюся в щель, виден танец пылинок. В тишине различаются звуки, которое можно принять за борьбу, если бы не тихие, едва слышные стоны.

…

– Почему ты не сообщил о своем приезде заранее, Скорпиус?!

– С недавних пор мне нравится элемент сюрприза. Ты не рад, отец?

– Ну, конечно же, я рад, сын мой! Но я… мне хотелось бы как-то приготовиться.

Роза видит крепкие мужские объятья. В вечерних сумерках едва различимы два остроносых профиля, являющихся почти зеркальным отражением друг друга. Рука отца спокойно лежит на спине сына, сам же мужчина прикрывает глаза, лицо его становится спокойным и умиротворенным. Скорпиус. Ей не хочется признавать это, не хочется замечать. И верить не хочется. Он обнимает отца, но во взгляде нет оттепели. Взгляд мужчины устремлен куда-то вдаль. Чужой, холодный, неискренний.

Драко не любит запаха железной дороги со времен Хогвартса. Розе он опротивел только теперь, когда стоя рядом со свекром, она провожает мужа в очередную поездку. Дорога обещает Скорпиусу крылья самолетов, бескрайнюю неба синь и горы Саппоро. У августовского вечера в Лондоне планы гораздо скромнее, он намерен тонкой кистью золотить козырьки крыш. Еще немного поиграет закатное солнце и скроется, оставив Драко и Розу бредущими вдоль узких улиц.

– Вы снова легко одеты и дрожите, – замечает мужчина, искоса поглядывая на нее.

– Да, – коротко отвечает она. Ведь не стоит же говорить, что дрожь эта не от прохладных пальцев ветра, касающихся обнаженных участков кожи. Просто она снова одна.

Драко не задумывается над подтекстом ответа, у него и свои такие есть. Он просто снимает маггловский плащ и набрасывает на тонкие плечи девушки. Останавливается. Смотрит.

– Забавно, – молвит он.

– Что вас забавляет?

– Полы волочатся по земле. Никогда не замечал, что вы так малы ростом.

– Мы не разговаривали всю эту неделю.

– Вы имеете в виду книгу?

– Да, – и она думает, как, возможно, этот ответ задевает Драко.

– Я готов продолжить.

…

Снова ночь и утро разделяет только хорошо знакомый бой настенных часов. На этот раз она сидит прямо напротив Драко и не записывает его сбивчивый рассказ.

– Я не стану повторять эту историю вновь, лучше законспектируйте все сразу, – в голосе различается раздражение.

– Важнее услышать, записать успею всегда. У меня хорошая память, мистер Малфой.

– Как знаете. Я вас предупредил.

– Можно продолжить завтра, вы выглядите усталым.

– Закончим это здесь и сейчас.

На этот раз в его руках нет бокала с огненным виски, но в пальцах беспрестанно танцуют скрепки, собираясь в длинные цепочки, трещат, ломаясь, перья.

Он рассказывает Розе о поздних школьных годах и членстве в Инспекционной дружине, учрежденной Долорес Амбридж. А так же о вещах, гораздо более постыдных. Драко не утаивает от Розы, как ненавидел ее крестного – Гарри Поттера за то, что именно его поступок поспособствовал заточению Люциуса Малфоя в Азкабан. О морали он не рассуждает. Просто сын остается верен своему отцу, не рассматривая мотивов его поступков. А дальше следуют еще более неприглядные вещи: Дамблдор и шестнадцатилетний Драко в Астрономической башне Хогвартса.

В памяти Розы всплывают эпизоды их прогулок со Скорпиусом, целью которых не раз становилась именно Астрономическая башня. Она вспоминает, как в лучах закатного солнца блистала простая латунная табличка с именем Альбуса Дамблдора и годами его жизни, выгравированными на ней. Для нее просто кусок металла, частичка истории Хогвартса, для Драко Малфоя слишком тяжелые воспоминания.

Красная сетка воспаленных сосудов делает светло-серую радужку ещё более блеклой. Розовые пятна расходятся по лицу, когда он говорит о той ночи. Пожалуй, она потрясала его сильнее остальных событий. Была для него самым страшным эпизодом в войне. И Роза больше не может смотреть. Она касается руки Драко, сжатой в кулак и просит:

– Мистер Малфой. Вы можете остановиться в любой момент. Это невыносимо. Это невозможно даже слушать. Я не могу представить, сколь страшно об этом говорить.

Но он не замечает девичьей руки, устроенной на собственном запястье, да и лицо Розы для него словно в ночи луна, затянутая легкой вуалью полупрозрачных облаков. Он не слышит и продолжает.

Сказ.

О Волан-де-Морте, который не столько пугал, сколько отвращал юношу. Гораздо более страшным тогда казалось крушение всех идеалов Малфоев, утраты их статуса. Для юного Драко отец был всем. Его мнение не подлежало сомнению даже в мыслях. А мать всегда была образцом женственности, тихой гаванью. Все рушилось на глазах, как и привитые воспитанием каноны об исключительности и о чистоте крови. О, об этом особенно. Все оказалось уничтоженным и отсеялось подобно шелухе, когда он увидел распластанное на полу Малфой-Мэнора, познавшее ад пыток «Круцио», тело Гермионы Грейнджер. Магглорожденной волшебницы, которую он, как ему казалось, презирал, а тогда видел в карих глазах лишь одну просьбу, обращенную к нему: «Не выдавай нас, Драко». Она была готова умереть за друзей так же, как он за свою семью.

И он не выдал. Даже, несмотря на то, что, несомненно, узнал их всех: и Гермиону, и Рональда Уизли, и Гарри Поттера.

Драко всегда был немного высокомерным, но никогда – идиотом. Он не выдал их, даже зная, что это могло бы помочь родителям обрести былое доверие Волан-де-Морта. А все потому, что именно тогда он понял, что только эти трое смогут помочь волшебному миру стать лучше и… чище. От таких, как он сам. Юноша впервые увидел такую дружбу и понял, что эта любовь ничем не отличается от его кровной, обращенной к собственным родителям.

Драко надолго замолчал, а Роза все так же не убирала своей ладони с его руки. И тогда мужчина заметил, что девушка легко поглаживает его запястье. Пальцы мгновенно разжались, захватив тонкие веточки девичьих в замок.

Это было волнительно.

– Мистер Малфой!

– Да. Что?

– Если вам трудно говорить…

– Трудно…

И он продолжил, не пускаясь в дальнейшие оправдания. Он перескакивал с события на событие и, называя свой возраст, подтвердил догадку Розы, что путается во временах. Он рассказал об убийстве преподавательницы Хогвартса, и о том, что большего ужаса в своей жизни не испытывал ни до ни после этого.

Он поведал и о том, как Гарри Поттер спас его из горящей Выручай-комнаты, и как, поддавшись панике, он унижался перед Пожирателями смерти, на стороне которых оказался временный перевес. Драко Малфой беззастенчиво называл себя трусом, готовым в тот момент принять любую правду, моля всех богов, все равно каких: маговских, маггловских, лишь бы только остаться в живых, лишь бы только родители не пострадали.

…

Вновь рассвет застал их в кабинете. Они давным-давно молчали. Драко, подперев кулаком подбородок, смотрел в одну точку, будто не было перед ним серых стен, словно не сидела напротив него Роза. Мысли мужчины блуждали далеко, за рубежом так и не познанного. Роза уронила голову на собственную руку, живым мостом пролегшую между ней и Малфоем.

Да, он так и сжимал ее пальцы. Крепко, не нежно, будто то было последней надеждой на спасение и оправдание.

– Я был трусом.

– Вы один из самых отважных людей из всех, кого я знаю. Вы и миссис Нарцисса.

– Ваш голос звучит искренне. Но это не так. Впрочем, не берите в голову, Роза. Отправляйтесь-ка лучше спать.

– Спасибо, мне пока не хочется, – тихо проговорила она. Ведь не могла же она вот так просто взять и заявить, что сейчас она ни за что не отпустила бы его руку.

Утренний свет уже отвоевал у ночи комнату. Он слепил Розу, пробиваясь сквозь цветной витраж. За закрытой дверью кабинета заскулил Бобби.

– Алохомора, – произнес Драко, направив волшебную палочку на дверь. Песик, тут же проскользнув в образовавшуюся щель, бросился к ногам девушки.

– Спасибо, мистер Малфой. Бобби напоминает, что пора выйти во двор, а потом и позавтракать, – улыбнулась она.

– Хорошо, ступайте, я пока попрошу эльфов накрыть. Хотите, позавтракаем на веранде? Пусть Бобби покопает газоны вволю и безнаказанно.

– Я не против, – улыбнулась она, – пойду возьму плед.

– Роза!

Она замерла перед дверью. Обернулась.

– Что, мистер Малфой?

– Почему вы назвали его Бобби?

– Можно я расскажу об этом в другой раз? Это аббревиатура.

Драко Малфой никогда не был идиотом. Наивным – да, максималистом – в юности – конечно, но глупым? Нет! И он, конечно же, почувствовал тепло её рук, доброту взгляда. Он слышал, как не раз она пыталась прервать его рассказ: «Если вам тяжело», «Может быть сделать паузу?», «Если хотите, можете не говорить об этом». Драко не понимал другого: почему, рассказав ей все, он не чувствовал страха перед тем, в каком виде Роза представит его исповедь в своей книге. Признаться, с самого утра Драко волновал лишь один вопрос, под каким еще благовидным предлогом можно пригласить Розу в свой кабинет и побеседовать вот так просто, ни о чем, и уж точно не о войне. Но предлогов нет, нет причин и, честно говоря, это весьма отвратительно, сокращать дистанцию между собой и женой сына.

Неприятны собственные мысли, которые не отпускают его весь день, и которые все чаще заняты образом Розы, нежели служебными делами, настолько, что он получает замечание на совещании у Министра, непонимающий взгляд Тиа, когда на один из ее вопросов, он кивает головой утвердительно, хотя даже не слышит, что говорит женщина. А она вспыхивает:

– Значит, ты считаешь, что это платье меня полнит?!

– Я не понял сути вопроса.

– Ты ничего не понимаешь и вообще не слушаешь меня.

…

Роза появляется ближе к обеду и поджидает его у входа в Министерство.