Текст книги "Ева уходит на север (СИ)"
Автор книги: Ai_Ais
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Ева изменилась. Незримо, едва уловимо она стала растягивать гласную в моём имени, произнося его нараспев: «Ма-арк». Никто и никогда не говорил со мной так раньше. И так бесстыдно не предлагал: «Раздень меня, я хочу от тебя кричать». Странно. Необъяснимо. Бесстыдно. И совершенно естественно.
С другой стороны, не могу сказать, что мы стали больше разговаривать или Ева научилась отвечать на мои вопросы, но я готов поклясться, что никого и никогда в жизни я не знал так хорошо и глубоко.
Я. Буду. Помнить. Всегда. Каждый миг, мгновенье, каждый кадр. Мелочи, которые изобретательная Ева делала, чтобы развлечь меня в пути. Вот, например, после недельного путешествия я проснулся в палатке, обнаружив записку, приклеенную к собственному пупку: «Привет, ленивая задница. Проснулся? Тогда включи музыку и ты удивишься».
Она разминалась на поверхности (да, ей тоже была необходима зарядка, только Беку Ева понравилась бы куда больше, чем я, ведь физической нагрузкой она не пренебрегала никогда).
Завидев мою сонную физиономию за окном марсохода, Ева приветственно помахала мне. Я включил музыку, и она в точности повторила то, что увидела в музыкальном клипе на ноутбуке Мартинеса (получилось, кстати, неплохо, против Бейонсе я не имею ничего). И всё это казалось почти забавным, если бы я так явно не ощутил себя рыбкой в аквариуме.
В тот день я впервые задумался о том, что никогда и не под каким предлогом нам не быть вместе. Эти жалкие несколько солов – всё, что осталось. И хотя их количество исчислялось десятками, они растают как мороженое в жаркий летний полдень, не оставив после себя ничего, кроме изжоги.
Я поделился этими мыслями с Евой, отдыхавшей на моей груди в палатке. Она поинтересовалась, что такое изжога, а потом сделала вид, что уснула. Невыносимая девица…
СОЛ 476. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Похоже, там, в НАСА всё-таки обделались. Сегодня нас с Евой наконец осенило, что мы стремительно углубляемся в эпицентр мощной песчаной бури. На самом деле я бы мог понять это гораздо раньше (коэффициент зарядки солнечных панелей снизился настолько значительно, что только идиот проигнорировал бы это обстоятельство). Прошу заметить, что я НЕ идиот, но мои мысли были заняты совершенно другими вещами.
И здесь, не сходя с этого самого места, меня можно признать свихнувшимся или душевнобольным, но в тот момент я гораздо сильнее был сосредоточен на Еве, а вопросы выживания приобрели второстепенное значение. Да, возможно это глупо, но чем ближе мы подъезжали к Скиапарелли, тем сильнее меня охватывало странное внутреннее беспокойство. Точнее не странное. Всё отчётливее я понимал: рано или поздно наступит тот день, когда мне придётся оставить милую Еву.
Я пробовал задать ей этот вопрос. Она обернулась и, зябко поведя обнажёнными плечами, молвила:
– Ты же и сам всё прекрасно понимаешь, Марк. Ты должен жить среди особей своего вида. Я тоже должна вернуться к своим.
– И нет никакой возможности остаться вместе? Я мог бы полететь с тобой. Если бы ты позвала.
– На моей планете тебе не выжить, Марк. К тому же, я не смогу объяснить, почему допустила сближение. Так что это не самый лучший план. Остаётся лишь такой вариант: остаться на Марсе и умереть от голода. Это единственное, что мы можем предпринять, не расставаясь.
Не очень радужная перспектива, но я не сдавался:
– А как же привязанность?
– Я не буду молчать и делать вид, что не слышала вопроса. Не в этот раз. Тебе придётся забыть обо мне… и мне тоже придётся тебя не вспоминать.
В общем-то, уверен, вы меня поймёте, что за такими мыслями и грустными разговорами пустячок в виде песчаной бури мы сразу и не приметили. Как мы из неё выбирались, я подробно описал в основном журнале, умолчав, разве что, ну конечно, о Еве. До прибытия к МВА оставалось так мало.
СОЛ 498. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Сегодня чудесный план по спасению чуть не накрылся медным тазом. В основном дневнике я осветил это событие подробно. Здесь же отмечу, что мой марсоход, сделав «бочку»***, вовсе не соизволил встать на колёса. И если в бортовом журнале описаны мои многочасовые попытки самостоятельно перевернуть проклятый ровер и тележку (из вредности присоединившуюся к марсоходу в предложении поваляться), то здесь я оговорюсь: нужно было не выпендриваться, усмирить гордость и растолкать уснувшую от очередной порции тепла РТГ Еву. Но раз уж она не проснулась даже от такого воистину жесткого приземления, то нарушать границ её сна мне не хотелось совсем.
Если вам интересны все мои мучения на пути поиска великолепного инженерного решения, просто прочтите основной дневник. Через пару часов я сдался и присел у марсохода, любуясь через окно, как в неудобной позе совершенно безмятежно почует Ева.
Мне пришлось ждать ещё час, прежде чем карие глаза открылись и, лукаво посмотрев на меня, часто-часто заморгали.
Ева выплыла из марсохода и, оценив масштаб происшествия, поинтересовалась, надев шлем:
– У нас проблемы, Марк?
– Целых две, – улыбнулся я. – Как видишь, марсоход не может продолжить свой путь. Одному мне его не перевернуть, так что…
К чести Евы могу заметить: долго объяснять не пришлось. К моему великолепному, но малоэффективному рычагу была приложена одна СЕ (помните эту единицу?). Как несложно догадаться, марсоход встал на колёса как миленький, а я в очередной раз ощутил себя беспозвоночным.
– Вторая проблема? – улыбнулась Ева, подняв лицевой щиток.
– Эту решу самостоятельно, – ответил я. – Только пока не представляю как.
– Ты недоговариваешь, – реактивно надула губы Ева.
– Наверное, научился этому у тебя, – рассмеялся я в голос.
Хотя… на самом деле мне не было смешно. Совершенно. Вообще. Совсем.
Я думал только том, что этот сол, несмотря на трудности, которые он принёс, практически остался позади. Солнце клонилось к закату, а значит, нам нужно было продолжать свой путь. Ещё минус один сол.
Девочка моя.
СОЛ 505. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
В каком-то смысле всё встало на свои места, ведь когда мы с Евой увидели металлический корпус сверкавшего на солнце МВА, сердце моё наполнилось ликованием. Чёрт возьми! Я чувствовал себя бойскаутом, выведшим свой заблудившийся в глухом лесу отряд только при помощи компаса. С той лишь разницей, что у Марса нет магнитного поля, а значит и компасов никаких быть не может. Благослови Бог великолепный Фобос.**** Я подумал об этом и улыбнулся. Странно просить у Бога благословения для страха.*****
Я любовался сверкавшим на солнце боком МВА, забыв обо всём на свете. Нога моя скользнула с педали, и марсоход замер на гребне дюны.
– Все на абордаж! – скомандовал я, и на полной скорости мой пиратский ровер рванул к подъёмному аппарату.
Ева помогала мне облачиться в скафандр, и на её губах блуждала странная, непонятная улыбка:
– Ма-арк, – обратилась она уже привычно нараспев, но когда я обратился в слух, она помотала головой, обозначив тем самым, что передумала говорить.
Ева осталась сидеть в открытом марсоходе, когда я широкими прыжками подскочил к сияющему надеждой на спасение двадцати семи метровому гиганту. Она всё так же улыбалась, нацепив шлем Льюис, когда я исполнял тарзанью пляску вокруг подъёмного аппарата, кулаками колотя себя в грудь. Я смеялся и матерился, не забывая комментировать:
– Эти слова, Ева, обязательно забудь. Никогда их не используй.
Я поманил её, и вместе мы вскарабкались по лестнице на посадочную ступень. Оказавшись внутри МВА, я тут же узнал свою Еву. Она целиком и полностью потеряла ко мне, налаживающему связь с Хьюстоном, всякий интерес. Вместо того, чтобы пользуясь относительно обширным на фоне кабины марсохода и нашей спальни пространством прийти в мои объятья, Ева кружила по всему периметру, благоговейно касаясь кресел и электроники. Я любовался ей, не нарушая воцарившейся тишины, понимая, что в перспективе меня ждут наискучнейшие беседы с НАСА, которые, вполне возможно, коснутся весьма волнующих тем. Чёрт, я и забыл о четырнадцатиминутной задержке связи.
[13:07] ХЬЮСТОН: Поздравления от всех из ЦУПа! Отличная работа! Сообщи свой статус.
[13:21] МВА: Спасибо! Физических проблем нет. Марсоход и прицеп сильно поизносились, но пока работают. Оксигенатор и стабилизатор в порядке. Регенератор воды я не взял, одну только воду. Осталась куча картошки. До 549-го сола продержусь.
[13:36] ХЬЮСТОН: Рады это слышать. Гермес на курсе, облёт состоится на 549-ый сол. Как тебе известно, нужно облегчить МВА, чтобы его смог перехватить «Гермес». В течение дня мы пришлём тебе инструкции. Сколько у тебя воды? ******
Мне пришлось признаться НАСА, что мочу я всю дорогу выливал за борт, за что был немедленно обвинён в преступной расточительности. Впервые я никак не прокомментировал это. Обзываться не хотелось, ведь на то, чтобы не устраивать из марсохода сортир, был особый резон, о котором я предпочёл умолчать. Тем не менее, в следующем сообщении бесстыдники из НАСА потребовали сохранять и мочу. Я с сочувствием покосился на Еву, хотя, за всё время она ни разу не пожаловалась на запахи, укрепляя меня в подозрении, что вообще их не чувствует.
Из нудного диалога с НАСА я понял, что мне придётся подвергнуть электролизу всю оставшуюся воду, чтобы получить несколько лишних килограммов топлива. Это вселяло определённое беспокойство. Что могут дать восемьдесят килограмм этого самого топлива? На мой вопрос НАСА уклончиво отмолчалось, добавив, что в конце возможно придётся электролизовать и физиологические жидкости. С ума сойти. Но зато я смогу похвастаться перед Евой, что мочусь ракетным топливом. Готов поспорить, это способно её удивить.
Я не буду конспектировать все переговоры с НАСА и тут. Возмущусь лишь, что роверу и прицепу моему не доверяют и после вынужденной троекратной проверки всех систем землянами было принято соломоново решение использовать в качестве мастерской для некоторых моих нужд сам МВА. Я мог пользоваться им практически до последнего. Изуродовать прекрасный корабль можно за три или четыре сола официально. При помощи Евы мне хватит и одного.
Не буду пересказывать и всего того, что в этот и последующие солы происходило между мной и Евой. На самом деле это здорово напоминало первые дни нашего знакомства, когда она трудилась наравне со мной и даже больше, с той лишь разницей, что глупостей про «тактильные контакты» я больше не слышал. Стоило мне оказаться без скафандра и прикоснуться к ней… о, она становилась всё более отзывчивой и ласковой.
Кроме того мы разговаривали. Столько, сколько не говорили ещё никогда. И я всё удивлялся, как находились темы, ведь проведя вместе столько времени, между нами должны были остаться лишь сплошные конфликты. А ещё Ева кое-что рассказала о жизни на своей планете, и я понял, что бедная девочка действительно не видела ничего особенного. Вся её жизнь, если описать ту, используя земные аналоги, была похожа на службу в спецвойсках. Наверное, потому не слишком разнообразный мой быт казался ей настоящим «Диснейлендом». Кстати, окажись она со мной на Земле, я бы потащил её на свидание именно в этот парк.
Иногда разговоры заставали нас глубоко за полночь, и тогда привыкшая к дисциплине Ева засыпала прямо на моём плече, а я ещё долго не мог сомкнуть глаз, думая о том, что 549-й сол приближается неумолимо. Но я не смел поговорить об этом с Евой. Она всячески избегала тем о скором расставании.
СОЛ 526 ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
В НАСА правильно предположили, что их идея лишить МВА носовой части не приведёт меня в восторг. Прочитав соответствующее сообщение, я вежливо и ласково попросил недоумевающую Еву снять шлем и тут уж дал волю чувствам. Если коротко на Земном языке, то перегрузки в 13 g грозили мне переломанными костями, лопнувшими сосудами, да и вообще могли очень дорого стоить. Проматерившись, я жестом попросил Еву вернуть на место скафандр и обрисовал план действий.
Но НАСА почему-то более всего волновал вопрос, как я смогу сдвинуть с места многоцентнеровую крышу. Я, конечно, сохранил интригу и джокера в рукаве. Ева с такой задачей могла справиться не запыхавшись. А записи. В основном журнале я напишу, что очень устал от работы. И это будет правдой. Морально я был вымотан полностью.
СОЛ 529. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Записи о Еве становились всё короче, тогда как основной журнал я вёл с прилежанием тринадцатилетней отличницы. Вообще, этот сол примечателен тем, что я начал заниматься изготовлением ракетного топлива. Звучит помпезно, но на самом деле я лишь подвергал воду электролизу. Еву от процесса я отстранил, и она наблюдала за моими манипуляциями с безопасного расстояния – из раскуроченного МВА. Вспоминая о водородных приключениях периода начала моей робинзонады и стреляющем людьми жилым модулем, я просто не мог себе позволить, чтобы взрыв уничтожил и меня, и Еву. Кто-то должен выжить. Если выбирать из двоих, себя из списка я исключаю.
Да, кстати, сегодня в первый раз ребята с «Гермеса» вышли на связь. Мартинес предложил заняться сексом. Бедняга. Думаю, у него проблемы с личной жизнью: жена далековато, а в космосе не так уж просто подцепить какую-нибудь девчонку. Я соскучился по этим ребятам!
СОЛ 548. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Не буду описывать последний день, проведённый с Евой. Это выше моих сил. И хотя я уверен, что буду помнить каждую секунду, каждый миг последних часов, проведённых на Марсе, записывать я не стану ни-че-го. Таков уж я, Марк Уотни – первый человек, пробывший на Марсе в полном одиночестве полтора года… ну ладно, не совсем в полном одиночестве.
Но всё же, кое о чём я расскажу. Вспоминая, как мама всегда утверждала, что я визуал:
– Марк, ты привёз какие-нибудь фотографии из лагеря?
– Но мама, у меня совсем не было времени на съемку: мы гуляли по лесу, ставили палатки и жгли костры. Мы пели и сплавлялись по реке. Я и так всё очень хорошо помню.
– Марк может сфотографировать что-то только случайно, если выронит из рюкзака свой фотоаппарат и тот, падая, сделает несколько снимков.
Это не правда. На этот раз я возьму с собой флэшку со своими записями о Еве. Куда добавлю те фото, что остались в моём компьютере. Ева на крыше марсохода. Ева в жилом модуле, сопереживающая судьбам героев сериала. Ева и Марк.
Я впитывал последние часы, как губка. Я без конца касался её рук, лица, запоминая эти ощущения. Странно осознавать, но мы провели вместе не так уж мало времени, а мне не просто не надоело дотрагиваться до Евы. Напротив. Каждый раз, как в первый раз. Нежная у неё кожа. Что-то на самом дне тёмных глаз плещется теплом, готовое выплеснуться через край.
ЕВА!
Если бы она знала, как я был близок к тому, чтобы отказаться от всего и остаться. Я мог бы инсценировать собственную смерть. Мог бы… Чёрт, у меня осталось 56 картофелин, а это всего несколько солов рядом с ней. Потом я буду долго и мучительно умирать от голода. Рядом с ней. Рядом.
В последнюю ночь она долго не могла устроиться, постоянно поворачиваясь с боку на бок, утыкаясь носом в мой бок.
– Ева…
– Что?
– Ты ведь понимаешь, что мне нечего сказать?
– Я понимаю, что всё идёт так, как и должно быть. По самому лучшему сценарию. Мы оба останемся живы и…
– За несколько сотен миллионов километров друг от друга.
– Памяти не страшны расстояния. Я буду думать о тебе. Чаще, чем хочу.
Я обнял её, прижимая крепко-крепко, и прошептал жестокое:
– Я тебя люблю.
СОЛ 549 (Восстановленная запись)
Не буду врать: у меня тряслись коленки. С большой вероятностью я умру при старте. И хорошо, если мою жизнь унесёт взрыв. Я даже понять ничего не успею. Хуже будет, если на орбите что-то пойдёт не так. Вариантов на тему «что-то пойдёт не так» множество. Поэтому я не стану их перечислять. В любом случае у меня оставался элегантный план самоубийства в открытом космосе.
Я был готов к старту в своём кабриолете за несколько миллионов долларов. Сквозь отверстия в корпусе я в последний раз видел красноватые марсианские пейзажи.
… и одинокую фигурку, прячущуюся в тени марсохода.
На Еве всё ещё красовался шлем, и мы могли разговаривать. Но секунды складывались в минуты, а мы молчали… молчали… молчали, не находя нужных слов. Лично у меня в голове роились лишь глупости. Я хотел сказать ей, что никого и никогда не любил так. И не полюблю. Я хотел сказать, что у неё тяжёлая задница и самая красивая улыбка во всей Вселенной. Я, чёрт возьми, не успел рассказать ей о «Диснейленде» и … я никогда не представлю её своей матери. В наушнике ветром раздавалось дыхание Евы, и только это обстоятельство выдавало её волнение.
– Ева?..
– Что, Марк? – послышалось слишком быстро. Раньше она никогда не торопилась мне отвечать.
– Как ты доберёшься до базы?
– Отсюда правда недалеко. Тебе не о чем волноваться, – голос её звучал тихо и хрипло. Она действительно с трудом проговаривала слова.
– Тебе холодно? – зачем-то задал глупый вопрос я, понимая, что Еве не может быть холодно. Она даже не знает, что это такое.
– Да, Марк, – послышалось в наушнике неожиданно. – Да, мне очень-очень холодно…
В любой момент бортовой компьютер мог сигнализировать о том, что Льюис хочет выйти на связь. Но я не смотрел на него, не хотел отключаться от Евы. Я и без того знал, что через мгновения увижу на мониторе сигнал, после этого буду обязан переключиться и разговаривать с «Гермесом» через скафандр. Последние минуты…
– Я буду скучать по тебе, Ева.
– Я тоже.
– И даже не представляю, что сказать тебе на прощанье.
– А я могу, знаю… – прошептала она. – Помнишь, когда-то тебе было интересно узнать моё настоящее имя?
– Конечно, Ева, – из глаз выкатились неуправляемые, огромные капли. Ещё и ещё, и ещё. Они стекали по подбородку к шее, а я слушал её голос.
– Меня зовут ФО 11-34.
– Ужасное имя, – рассмеялся я. – Буду звать тебя Евой, как раньше, хорошо?
– Хорошо…
На несколько мгновений она замолчала. Я тоже не нарушал тишины до тех пор пока…
– Марк! Марк! Я должна сказать ещё кое-что. О привязанности! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МАРК!
Мне приходилось сильно выворачивать голову, проклиная себя за то, что не передвинул марсоход, рядом с которым пряталась Ева. Теперь, чтобы видеть её, следовало почти на 90 градусов поворачивать шею и до боли косить глазами.
Я хотел ей сказать, но…
Тонкий луч коснулся белого шлема, ласково повторив абрис полукруга. Ева сняла его и бросила на песок. Легкий ветер всколыхнул чёрный водопад волос, и от слёз больше ничего не стало видно.
Я кричал…
А потом… услышал голос Льюис:
– Пилот готов?
– … Пилот готов.
Скорее всего, я потерял сознание.
СОЛ 549 (3) Восстановленная запись
Перегрузка 13 g, которую я испытал при выходе на орбиту, штука действительно ощутимая, потому как очнулся я уже на этой самой орбите. Нет, очнулся, слишком громко сказано, скорее забытье сменилось туманным бодрствованием. Я открыл глаза и несколько раз моргнул, всё ещё чувствуя влагу на своих щеках.
Грудь болела так, что я с трудом мог вдохнуть, скорее всего, у меня были сломаны рёбра. От брезента ничего не осталось, зато мне открылся панорамный вид на Марс с орбиты. Изрытая кратерами поверхность казалась чуть размытой. За всю историю человечества эту картину лицезрели лишь восемнадцать человек.
– Иди в задницу, – предложил я Марсу просто потому, что промолчать на прощение стало бы совсем уж свинством. Показав планете средний палец, я потянулся к контрольной панели на руке скафандра и включил радио. На данный момент я был сосредоточен только на одном. Изо всех сил я старался не думать о Еве. Получалось из рук вон плохо.
– МВА вызывает «Гермес»…
И снова я не буду утомлять вас подробностями перехвата, благо это можно узнать из многих источников: официального журнала первого жителя Марса Марка Уотни, с передовиц ежедневных газет, осветивших моё чудесное спасение ещё до того, как Марс скрылся из виду, он подробно будет освещён в рапортах, когда мы вернёмся на Землю. Но в заключении я напишу пару слов о том, как ступил на борт корабля.
Если бы то был фильм или книга, мы, наверное, столпились бы в шлюзе, обнимались и хлопали друг друга по плечам, но на деле получилось несколько иначе.
При взлёте я действительно сломал два ребра. Они серьёзно беспокоили ещё в МВА, но настоящая агония началась в шлюзе. Я отключил микрофон и визжал, как девчонка. Серьёзно, в космосе никто не услышит, что ты кричишь, если ты сам этого не захочешь, а под рукой не окажется включенного микрофона. Но кричал я не только оттого, что наконец оказался среди своих. Скорее от картинки, которая никак не хотела покидать мою голову: золотистый луч солнца повторил полукруг шлема, падающего к ногам девушки, чьи волосы растрепал порыв марсианского ветра.
– Ева!..
…
Оказавшись на борту, я не мог продышаться. И виной тому были не только переломанные рёбра. Погрузиться в собственные мысли целиком мне не дала команда. Я давно не общался с людьми. Точнее, с землянами. Окружившие меня ребята говорили наперебой, но капитан Льюис отрезала:
– Ребята, дайте Марку немного времени. Сейчас ему нужен только Бек. Думаю, что теперь самое время для медосмотра и… Марк, как только сможешь, прими душ. Ты воняешь… не намного лучше скунса.
– Вас понял, капитан, – выдавил улыбку я.
– Да уж, Беку не позавидуешь, – рассмеялся Мартинес, хлопнув меня по плечу и вызвав тем самым новый приступ боли. – Мы очень рады тебя видеть, старина…
…
В первую ночь на корабле я долго не мог заснуть. Мне удалось принять душ, пережить перевязку от Бека, поужинать потрясающим пайком и оставаться центральной фигурой весь вечер. Но когда разговоры за полночь утихли и команда разошлась по каютам, я всё ещё оставался в общей и просто сидел, гипнотизируя чёрное, пронизанное светом звёзд космическое полотно. И часть меня по-прежнему держалась за мысли о Еве, о чёрном каскаде её волос, струящемся по плечам; другая задавалась вопросом, почему миллионы людей во всём мире так сопереживали судьбе одного глупого ботаника-неудачника, оставшегося на Марсе на столь продолжительное время. Я думал о тех, кто не спал ночами, трудясь над тем, чтобы спасти мою несчастную задницу, над поступком своих товарищей, отдавшим многие месяцы своей жизни, чтобы вернуться и подобрать меня рядом с Марсом, с радостью вышвырнувшим меня пинком. Думал и не мог найти ответа, кроме одной шальной идеи, настойчиво проникавшей в мой мозг. Да, отныне моё имя навсегда будет вписано в космическую историю человечества. Я олицетворяю собой прогресс, науку, будущее, о котором люди мечтали веками, но не могли позволить себе таких экспериментов по соображениям гуманизма. Но уверен: истинная причина кроется в инстинктах человека помогать своему ближнему. И что бы там ни говорила Ева: агрессия и глупость это частное – в общем, люди не такие уж плохие ребята. Нет, кое в чём она была права, и с болью в сердце я понимаю, что должен жить среди представителей своего вида, а не рядом с ней, но именно сердечная привязанность к себе подобным способна привести нас за миллионы километров, не задумываясь о средствах, когда впереди ясно видна цель. Да, на Земле (и даже не сомневаюсь, что и на Евиной планете есть придурки, которым наплевать), но за меня миллионы и миллионы, а за Еву… около двух тысяч представителей её народа. Короче, почти все.
Круто, да?
Мои рёбра по-прежнему визжали от боли, в глазах двоилось от болезни ускорения. До Земли лететь ещё 211 дней, но я был счастлив. Это самый лучший день в моей жизни. Если только сделать поправку.
…
Жизни без Евы.
__________
* – корабль, покинутый экипажем по невыясненной причине и найденный 4 декабря 1872 года в 400 милях от Гибралтара кораблём «Деи Грация». Классический пример корабля-призрака.
** – Dodge Caravan – семейный минивен, производящийся компанией Chrysler Group LLC под брендом Dodge. Так же Dodge Caravan продавался как Plymouth Voyager. Первое поколение Dodge Caravan увидело свет в 1984 году.
*** – Бо́чка – фигура пилотажа, при выполнении которой летательный аппарат (самолёт и так далее) поворачивается относительно продольной оси на 360° с сохранением общего направления полёта. Здесь же Марк снова шутит (по-моему, не смешно. авт.)
**** – Фобос и Деймос – естественные спутники Марса.
***** – Марк продолжает шутить. Печален его юмор (впрочем, и ему не весело). Здесь наш милый ботаник имеет в виду то, что попросил Благословения для спутника Марса, по которому ориентировался, а именно для Фобоса. Фобос (др.-греч. Φόβος, «страх») – божество, олицетворявшее в греческой мифологии страх; сын бога войны Ареса и Афродиты, брат Гармонии и близнец Деймоса (ужаса).
****** – отрывок из оригинального текста Э.Вейр «Марсианин». Издательство АСТ. Перевод Егоровой.
========== Эпилог ==========
Ева уходит на юг,
Еве две птицы поют.
Залиты солнцем моря.
Ева мечтает – и я…
(Настя Полева «Сон наяву»)
***
Тедди Сандерс не помнил столь жаркой весны. За все сорок семь прожитых на Земле лет он не сталкивался ни с чем подобным. Даже в самый ранний час, когда он совершал обязательную пробежку, температура держалась на отметке тридцать градусов по Цельсию. Стоит ли говорить, что к полудню Хьюстон раскалялся, заставляя многочисленных городских жителей прятаться в тени парков, внутри прохладных кондиционированных комнат и офисов.
На службу Сандерс по обыкновению прибывал ровно в семь тридцать утра. И хотя официально рабочий день начинался полутора часами позже, он должен был идеально подготовиться к утреннему совещанию. Должность Руководителя НАСА накладывала определённые обязательства.
Но в этот день приоткрытая дверь, ведущая в конференц-зал, соединённый с кабинетом Сандерса небольшим проходом, выдавала, что в планы обыкновенно аккуратного и педантичного человека вмешался случай, заставивший его забыть о правилах.
Прибывшая на работу раньше положенного срока секретарь заглянула в щель между дверью и стеной и увидела за круглым столом двоих: своего непосредственного начальника Тедди Сандерса и главу миссий на Марсе Венката Капура. Мужчины что-то обсуждали вполголоса и, судя по взъерошенной голове босса и чашке кофе, оставленной на столе без блюдца, разговор шёл уже очень давно и имел серьёзный тон.
Миссис Пинкетт тихо притворила дверь и, прижав папку с пакетом ежедневных документов для Сандерса к груди, предпочла отбыть восвояси, стараясь производить при этом как можно меньше шума и проклиная дизайнеров, проектировавших интерьер офисов Управления. Стук каблуков гулко разносился по пустому в этот час холлу.
…
Зажав голову в тиски ладоней, Тедди Сандрес раскачивался в непредназначенном для этого кресле. Его собеседник молчал, уставившись в воображаемую точку в пространстве.
– Как такое вообще могло произойти? – наконец выдавил Сандерс. – В нашем распоряжении лучшие врачи, представляющие различные области медицины. Насколько я помню, будущие астронавты проходят осмотры практически ежедневно…
– К несчастью, – официальным тоном начал Капур, – болезнь, сразившая Робертса, – редкое, наследственное, протекающее практически бессимптомно заболевание. И если бы он хотел, то бы смог его скрыть, что он с успехом и делал все годы обучения в лётной школе, а затем и в школе астронавтов.
– Но куда смотрел психолог «Ареса-IV»?
– Он уже отстранён от должности. Его обязанности временно исполняет врач «Ареса-III».
– А сам Робертс?
– В госпитале. Его жизни ничто не угрожает. Он в сознании и уже успел извиниться перед остальными членами команды и капитаном. Передо мной тоже.
– Кем планируете заменить?
– Мы уже рассмотрели несколько кандидатур из резерва, но, к сожалению, я пока не готов озвучить решение. В первую очередь для «Ареса-IV» нужен человек, умеющий принимать самостоятельные решения, мыслить творчески. Команда укомплектована прекрасными учёными, но в ней некому работать руками.
– Инженер-механик?
– Широкого профиля.
– И среди всего резерва нет достойного кандидата?
– Есть у меня одна мысль… но я не уверен, что этот человек вообще рассматривает возможность полётов в космос…
12 апреля. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИ
Как видите, я не могу расстаться с привычкой вести дневник даже на Земле. Это одна из рекомендаций нашего вездесущего психолога, продолжающего работать с нами до сих пор, хотя со времён возвращения «Гермеса» прошёл целый год. Кстати, душевед клянётся, что я остался самым адекватным человеком из всего экипажа «Арес-III» (выкуси Мартинес), но это только оттого, что он не видел ранних моих записей. И сейчас я имею в виду заметки, сделанные на Земле. К тому журналу, что вёл, находясь на Марсе, я любил возвращаться снова и снова. Хотя, по понятным причинам, я никому и никогда не смог бы показать или прочитать их.
Вечерами я частенько садился за ноутбук и записывал всё то, что произошло со мной за день. Эта хроника мало напоминала экшн марсианского дневника, но я пролистывал документ до того момента, когда дни превращались обратно в солы, и читал о Еве. Признаюсь, даже по прошествии такого количества времени я не мог сдержать слёз, вспоминая о ней.
Поэтому папку с фотографиями я просматривал гораздо реже. Намного выше моих сил было видеть мою Еву с буром, оседлавшую марсоход. Еву, отпивающую кипяток из чашки Льюис. Еву, чьи губы тронула улыбка, когда она прижалась щекой к моей щеке. Это – наша единственная совместная фотография. Она сделана за несколько дней до старта МВА. За нашими спинами белое полотно спасательной палатки, в моих глазах грусть и боль, несмотря на широкую во все тридцать два зуба улыбку.
Но моё отчаяние было лишь каплей в море безысходности, которую я ощутил, едва моя нога коснулась поверхности Земли. Ведь между мной и Евой навсегда пролегло расстояние в… несколько сотен миллионов километров. Без надежды когда-нибудь сократить его до нуля.
…
Итак. О чём я могу написать сейчас?
Сегодня ко мне на занятия пришла новая группа ребят, мечтающих когда-нибудь стать астронавтами НАСА. Лекции в предыдущей закончились неделю назад, и от начального состава в сорок четыре человека осталось пятеро.
Кстати, не помню, говорил ли я, но теперь моя миссия в НАСА – передача опыта молодому поколению. Я преподаю в отряде будущих астронавтов.
Партия новобранцев в количестве тридцати семи человек смотрела на меня благоговейно, но стоило мне прочитать вводную лекцию и сделать паузу после словосочетания «а теперь вопросы», как послышалось традиционное:
– А правда, что вы выращивали картошку в собственном дерьме?
– На одном дерьме ничего не вырастишь, – привычно отвечал я, и по аудитории пробегала волна хохота. – Дерьмо остаётся дерьмом в любом случае. Только вкладывая идею, мысля творчески, можно сделать из этого дерьма конфетку, – закончил я под аплодисменты. Скоро, очень скоро эти ребята перестанут смотреть на меня как на героя. Через месяц-другой я стану для них равным… а потом… потом они будут знать всё гораздо лучше меня. Во всяком случае, считать именно так. И это норма. К счастью.
