Текст книги "Ее волос манящий теплый шепот (СИ)"

Автор книги: Аганис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Этери откидывается на диване и обхватывает колени руками. Сейчас она кажется мне слишком хрупкой и какой-то по-детски наивной.

–Мы же не одноразовые,—шепчет Этери, когда я обнимаю ее.—Мы можем выиграть чемпионат Мира.

–Я знаю,—целую кудрявую макушку.—И у нас получится.

На следующий день я прихожу на тренировку раньше и приношу кофе для Этери. В раздевалке Алина, на которой нет лица. Я останавливаюсь рядом и дотрагиваюсь до ее плеча. Алина поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза. Я тону, когда она глядит на меня так. Теперь я явно вижу всю ее боль и страх, который не дает двигаться с места. Алина стоит кусая губы и мне безумно ее жаль. Поэтому я просто притягиваю ее к себе и обнимаю. Так, как давно уже не делал, потому что она выросла. И Алина прижимается ко мне ближе и плачет. Я чувствую ее слезы у себя на рубашке и думаю о том, то она еще совсем ребенок с недетской ответственностью и ей сейчас нужно собраться и осуществить свою мечту.

– Я верю в тебя, Алин,—говорю я.—Я вижу настоящую Кармен, способную стать чемпионкой мира.

Алина шмыгает носом, но обнимает меня сильнее:

–А Этери Георгиевна верит?

–Как никто другой,—вдруг говорю я и понимаю, что это правда.

Этери всегда видит то, что другие даже боятся подумать. И мы все знаем, что она права. Я поднимаю взгляд и вижу в проеме двери Этери. Она слышала все, а теперь ждет пока Алина меня отпустит.

Я ухожу спустя пять минут оставляя их одних. Алина уже не плачет, закрывая дверь, я слышу голос Этери. Мне неясно, что она говорит, но по интонации я понимаю—она найдет нужные слова.

В туалете я отмываю следы Алининой туши у себя на белой майке. Мне кажется, что ее слезы будто что-то прожгли у меня в груди. Я охлаждаю лицо и иду на тренировку.

***

На чемпионате мира мы опять с Эдом. Он ездит с нами на все важные старты, но уже не раздражает меня. Этери явно держит с ним нейтралитет, а Эд ничего не делает. Он просто есть. А мне уже все равно. Потому что это со мной Этери засыпает вечером, когда приходит с короткой программы и валится на кровать. Это я затягиваю ее в душ, кутаю в одеяло и разминаю ноги, кормлю фруктами и целую перед сном. Это со мной она просыпается утром, утыкается носом в ключицы и засыпает еще на пятнадцать минут, пока я глажу ее по голове. Этери моя. Я иногда говорю эту фразу в тишине, когда меня никто не слышит, и всегда не могу проверить. Потому что со стороны это кажется нереальным и странным, но мне хорошо с ней. Хотя мы никогда не говорим о будущем или каких-то планах. И это тоже меня устраивает.

Сегодня произвольная программа и Этери на нервах. Тем более здесь рядом еще и Женя, которая до сих пор вызывает в Этери какие-то эмоции. И я пытаюсь сделать все, что бы они не вышли из-под контроля. Этери и боль—это две вещи, которых я очень боюсь. Хотя я и знаю, что работа способна творить с Этери чудеса. Она сильная и может справится абсолютно со всем, но иногда мне хочется спрятать ее от всего мира.

Когда Алина выходит катать свою произвольную программу, Женя в промежуточном итоге первая. Это значит, что она обязательно уже в призерах. А еще то, что Алина должна откатать чисто и в полную силу, чтобы взять свое золото. Потому что если Алина не справится, а Лиза не дотянет, Женя может стать трехкратной чемпионкой мира. И как бы Этери не делала вид, что ей все равно, это ее подкосит.

Поэтому мы стоим за бортиком и ждем. Алина борется за каждый прыжок, а мы делаем это вместе с ней. Когда она заходит на дорожку, я вижу, как выдыхает Этери, а потом наступает секундная тишина, когда заканчивается музыка, и арена тонет в овациях. Алина почти плачет и шепчет что-то одними губами. Мы не можем сдержать эмоций. Мы это сделали!

Алина подъезжает к нам и обнимает так крепко, что мы все кажется одним целым. Она благодарит и ее дрожащий голос выдает то, как она волновалась. Этери отпускает нас двоих в КиК и мы ждем результаты.

Алина первая! И я чувствую безграничную радость и счастье. А потом Элизабет становится второй, показав свой четверной и мы снова чувствуем себя победителями. Этери сияет и мне от этого хорошо.

Алина надевает Этери медаль на шею. Я вижу, как тень воспоминания пробегает по ее лицу, но Этери снова улыбается и делает фото. Мы даем интервью, радуемся на камеру и наконец уже выдыхаем. Мы счастливы. Опустошены, но счастливы. Нас поздравляют все, а Эд обнимает Алину, а потом и Этери, целуя ее в висок, прижимая к себе. А я стою и просто смотрю на это со стороны.

Вечером мы засыпаем с Этери вместе после ресторана, а она постоянно улыбается. Ее словно накрывает радостью с головой и она не может ее скрывать. Впервые за последний год Этери отпускает себя и не боится быть счастливой от победы. Мы ее заслужили.

Этери целует меня в шею и я чувствую, как дрожат руки. Отвечаю ей на поцелуй, понимая, что безумно ее хочу. Этери оказывается сверху и закусывает губу. Завтра нам не надо рано вставать и мы просто отпускаем, наконец, голову.

После Этери засыпает у меня в руках, свернувшись и прижимаясь спиной. Я глажу плечи утыкаюсь лбом в затылок. В голове почему-то возникает Эд, который целует Этери в висок при всех и ничего не боится. И в этот момент я понимаю, что сам так никогда бы не смог. И мне от этого тошно.

***

А потом мы возвращаемся домой и готовим шоу. Этери подключает многих и создает программу. Я пытаюсь уговорить ее выступить на открытии, но она отказывается и отдает главную роль мне.

–Помнишь, мы хотели когда-то поставить номер про художника,—говорит Этери.—Вот теперь он готов.

Я улыбаюсь и смотрю, как Этери складывает бумаги. Остались репетиции и подгонка музыки. И Мы все готовы ехать. Такого еще никто не делал, не собирал действующих чемпионов на ледовом шоу. Только Этери может такое себе позволить, а я рад, что оказался рядом с ней.

Мы репетируем номер открытия, я чувствую себя творцом, и это греет меня изнутри. Этери стоит за бортиком и, как всегда руководит. Ее волосы разметались по плечам и она привычным движением собирает их и откидывает назад. Я подъезжаю к ней, чтобы выслушать замечания и больше всего хочу прикоснуться к ее золотым кудрям, но не имею права. Поэтому просто опускаю ладонь на бортик предельно близко к руке Этери и нежно касаюсь мизинцем ее пальцев. Этери усмехается, опуская лицо, но пододвигает еле заметно свою руку ко мне и продолжает разговор будто ничего не происходит. Мое сердце при этом стучит так громко, что мне кажется, будто оно заглушает всю музыку на катке.

Я везу Этери домой после репетиции, и она засыпает. Мы создаем шедевр, который должен стать чем-то невероятным. Билеты уже проданы и мы чувствуем себя звездами. По крайней мере, я.

«Тут в лесу, у самого берега моря, жил соловей. Он пел так чудесно, что даже бедный рыбак, слушая его песни, забывал о своем неводе.

– Ах, как хорошо, – говорил он, вздыхая, но потом снова принимался за свое дело и не думал о лесном певце до следующей ночи.

А когда наступала следующая ночь, он опять, как зачарованный, слушал соловья и снова повторял то же самое:

– Ах, как хорошо, как хорошо!

Со всех концов света приезжали в столицу императора путешественники. Все они любовались великолепным дворцом и прекрасным садом, но, услышав пение соловья, говорили: “Вот это лучше всего!”»

Когда я довожу Этери к дому, она уже вовсю спит. Я смотрю на ее спокойное лицо и не хочу будить. Так когда-то уже было, поэтому я делаю то, что и тогда. Сижу молча, смотря, как Этери улыбается во сне, и понимаю, что это все еще одна из самых прекрасных вещей в мире.

***

На шоу мы просто работаем и смотрит за детьми. Репетиции похожи на семейный праздник, где все весело.

–Глейхегауз, это вполноги!—кричит Этери и все смеются.

Я изображаю из себя безумного художника, а дети катаются вокруг. Только сейчас я наконец замечаю, что Алина все-таки выросла. Красная пачка ей мала и она выглядит совсем не так, как год назад. Перед нами девушка, которая с каждым днем раскрывается все больше.

Этери делает фото с Алиной и Дишей. И мы все постоянно фотографируемся и дурачимся. А потом откатываем шоу, получая свои овации.

Этери договаривается для меня о комментировании номеров и мы все занимаемся любимым делом. Хотя есть две вещи, которые омрачают пока все. И они на удивление противоположны. Мы не можем жить с Этери в одном номере, и мои друзья тут вместе с Максом, который судя по всему не умеет держать язык за зубами.

Хотя никто не задает лишних вопросов, но я почти слышу их в воздухе. Особенно после того, как мы делаем с Этери фото на льду и я поддерживаю ее без коньков за руку. Потом мы внезапно понимаем, что камеры везде и поэтому отпускаем друг друга, но этого более чем достаточно.

В первый день мы засыпаем с Этери по отдельности и это меня с одной стороны смущает, а с другой радует. Я не говорю об этом Этери, но,когда во второй день она рассказывает мне, что Диша будет ночевать у Алины, потому что у них там девичник, я не знаю, что сказать. Мы договорились с ребятами посидеть в баре и поэтому я не могу уже отказаться.

Этери смиряется и говорит, что оставит открытую дверь. Когда я иду к друзьям, то верю, что обязательно к ней приду.

Но мы отмечает окончание карьеры Макса и теряемся во времени. Саша рядом, мы делаем фото и просто чувствуем себя молодыми и счастливыми. Когда мы наконец расходимся, я слишком пьян, чтобы идти в Этери. Поэтому возвращаюсь в свою комнату, случайно бужу Дудакова, который швыряется в меня покрывалом, и засыпаю.

Утром проверяю телефон и понимаю, что Этери меня не искала, поэтому это даже несколько меня оправдывает. Она сидит на завтраке, о чем-то беседуя с Сашей, а мне хочется быстрее закончить есть, потому что шуточки о вчерашнем вечере заставляют меня краснеть.

Этери встает идти в номер, а я поднимаюсь за ней, делая вид, что мы обсуждаем рабочие моменты.

–Мы вчера совсем поздно закончили, было уже неловко идти к тебе,—почему-то оправдываюсь я.—К тому же мы Макса провожали, он надумал все завершить…

–Все нормально, Дань. И я знаю про Максима,—перебивает меня Этери.—Мы с ним говорили об этом. Он просил моего совета.

Я не знаю, чему удивляюсь сейчас больше: тому, что Этери разговаривала с Максом или тому, что он сам хотел услышать ее мнение.

После я ничего не спрашиваю. Я знаю, что Этери все равно не расскажет суть беседы, поэтому делаю вид, что меня это не интересует. Мы больше не говорим и о том, почему я не пришел и чем занимался ночью, а действительно улаживаем рабочие моменты.

Этери абсолютно меня не ревнует и не высказывает претензий. Я должен радоваться, что мне так с ней повезло, но почему-то не могу. Мне кажется, что в этом всем есть что-то противоестественное и странное, но я никак не могу понять, что.

Сама же Этери невероятно спокойна, но мне кажется, что ее молчание громче самого резкого звука.

========== Глава семнадцатая, в которой все делают выбор ==========

POV Даниил

После шоу мы собираемся в отпуск. Еще зимой договорились, что полетим в Майами, и купили билеты. Это довольно удобно, при условии, что можно еще и поработать. Но теперь мы летим втроем –я, Этери и Диана, поэтому говорить кому-то мне не хочется. Эти лишние разговоры ни к чему. Маме я все объясняю работой и новыми программами, но она, похоже, мне не верит.

–Даня, ты же знаешь, как это выглядит со стороны? Этери твоя начальница и старше на 17 лет. Это все вызовет слишком много слухов.

–Никто не узнает, мам. Мы же это понимаем и все держим под контролем.

Мама качает головой. Она считает, что мне не нужно ехать, и по итогу мы ругаемся. Я уже и сам себе верю в том, что это все ради работы и нет смысла обижаться. В любом случае, мама смиряется, а я собираю чемодан.

В Майами я заселяюсь в отдельный номер, а Этери с Дишей—вместе. И мы иногда действительно обсуждаем новые программы. Сезон постепенно отпускает нас и мы чувствуем себя счастливыми.

Я смотрю на домашнюю Этери и чувствую, что мне хорошо с ней здесь, где не нужно кому-то что-то объяснять и доказывать. И никому нет дела, кто мы друг для друга. Поэтому мы вдвоем гуляем по пляжу, опуская ноги в воду и солнце отражается от золотых волос Этери, делая ее похожей на какое морское божество.

Я беру Этери за руку, переплетая пальцы, и мы идем к закату. Ночью она приходит ко мне в номер, целует и я понимаю, что счастлив. Этери делает меня счастливым, но почему это ощущение всегда чем-то портится в Москве? Ответа у меня пока нет. Мы наслаждаемся друг другом и солнцем, я натираю Этери защитным кремом, целую в нос и веду гулять, покупая мороженное и ей,и Дише.

Но все заканчивается неожиданно. Во время прогулки Диша снимает видео, а потом выкладывает его в сторис. Там нет ничего страшного кроме того, что мы вместе с Этери идем по улице. И в этот момент весь мир знает, что мы отдыхаем вместе. И социальные сети взрываются. Это все набирает обороты, словно людям больше нечего делать, чем обсуждать, где я и Этери проводим свой отпуск. Я не хочу открывать инстаграм, потому что там куча сообщений от незнакомых людей, которые или считают нас прекрасной парой, или осуждают.

Друзья пишут в вотсап с завидной регулярностью.

«Глейх, это что правда?»

«Скажи, что ты там работаешь?»

«Как Майами? И как тебя туда занесло?»

«Дань, что происходит? Это же просто отдых и работа в одном?»

Кто-то молчит, но у всех остаются вопросы. Мама пишет, что предупреждала и теперь мне придется что-то говорить, а не молчать.

А я не знаю, что сказать. Потому что сам не понимаю, чего хочу по итогу. Этери же сохраняет невозмутимость. Ей все равно на мнение окружающих и их вопросы. Она продолжает делать то, что делала и не спрашивает меня ни о чем. Только первым вечером она интересуется:

–Что тебя волнует, Дань?

–Ничего. Все хорошо,—отвечаю я, потому что я действительно не знаю.

С одной стороны мы взрослые люди, но с другой—это все уже не может оставаться тайной и начинает набирать обороты. Спустя пару дней я понимаю, что должен хоть что-то сказать и вывешиваю пост в инстаграмм. Там я пишу, что все время думаю о работе. И я не вру. Мы решаем много рабочих вопросов на связи с Дудаковым, поэтому это правда. Да и знать все другим людям не обязательно. Проблема в том, что точно такое же я пишу и своим друзьям. Для них я тоже работаю и когда в очередной раз получаю сообщение : «Неужели это правда и ты там в Майами не только по работе», я пишу «Это всего лишь работа. Ничего больше. Как вы могли такое подумать?».

И в этот момент мне кажется, что я слишком запутался в своих словах. Где-то должна быть грань, после которой ложь во благо становится абсолютным злом. Я смотрю на Этери в цветастом платье с трогательно оголенными коленками, которая подставляет лицо солнцу и жмурится, и мне кажется, что я ее не заслуживаю. Но признаться в этом ни кому-то другому, ни самому себе практически невозможно.

А еще мне пишет Алина. Мы не рассказывали ей о своих планах на отпуск, но теперь и она знает. Она интересуется, как Майами и как ее программы. На что я скидываю Алине песню Билли Айлиш и говорю приготовится стать плохой девочкой. Ставлю в конце смайлик, но получаю ответ, что она всегда готова стать плохой. И мне становится немного страшно.

«Я тут скучаю. Когда же мы будем репетировать?».

Я молчу какое-то время и неожиданно сам для себя даю обещание приехать на репетицию как раз к Алининому Дню Рождения. Она счастлива, а я думаю, как сказать обо всем Этери.

Но говорить особо не приходится. Алина вывешивает свои сторис с песней и коленками и Этери все понимает сама.

–Ты рассказал Алине про показательный номер?—спрашивает она.

Я просто киваю, сидя на шезлонге и говорю:

–Мне придется полететь в Москву, чтобы поставить его Алине до ее нового шоу.

–Хорошо.

Этери сидит невозмутимо и ни одним мускулом не выдает то, что она чувствует. А любом случае отпуск все равно испорчен.

–Мы же должны показать, что действительно работали в Майами.

–Кому должны?—Этери наконец смотрит на меня.

–Всем, кто обсуждает наш роман,– я просто не знаю, что еще сказать.

–Твой роман с Алиной обсуждают уже больше года, но ты никогда ничего не пытался доказать, Дань. Значит, вопрос не в этом?—от голоса Этери веет холодом.

Мне хочется прекратить этот разговор. Он тянет нас куда-то вниз. В любом случае –это первый раз, когда мы вообще говорим о нас.

–Но ты же знаешь, что это все неправда,—возражаю я.

–Конечно. Но эта неправда делает тебя более популярным, чем правда, если ты отдыхаешь тут со мной не по работе.

Слова сказаны. Этери нарушила свое молчание и мне больше ничего не остается, как начать тоже говорить.

–Это полная чушь! Надеюсь, ты в это не веришь?

–В это верят все те, чье мнение для тебя важно, Дань. И ты ничего не хочешь опровергать,– Этери смотрит на меня не мигая.—Мне не нужно, что бы о нас знал весь мир, но, если тебе важно все продолжать, об этом должны знать те, кто близок тебе. Иначе ты сам запутаешься в своей лжи к ним и утонешь.

Я понимаю, что Этери права, но не могу представить, как скажу правду кому-то. Потому что я не верю, что в целом мире есть хоть кто-то, кто способен это принять. Те, кто могут, уже знают, а другие…я не знаю ответа.

–Значит, твой билет в Мичиган можно сдавать?—спокойно спрашивает Этери.

И я вспоминаю, что мы должны были ехать вместе на каток, чтобы договариваться о переходе Диши. Это совсем вылетело из головы, поэтому я только и спрашиваю:

–Я тебе там нужен?

Этери пожимает плечами:

–Нет. Я со всем справлюсь сама. Как всегда.

Она усмехается уголком рта, встает с шезлонга, показывая, что разговор окончен, и идет к воде. Она плавает, а я сижу и пытаюсь понять, что же сейчас делать. Потому что мы дошли до той точки, когда представлять, что ничего не происходит, уже нельзя. Я закусываю губу, открывая интернет. Первый же комментарий выбивает все равновесие:

«А Глейх, хорошо устроился. Отдыхает с Этери, пиарится за счет Алиночки».

Это все звучит как в другом сне, а мне просто нечего уже сказать. Я закипаю и не успеваю удалять самый откровенный бред, пока не приходит Диша.

–Что случилось?—спрашивает она.

–Все.—резко говорю я.—Если бы ты сдерживала себя, у нас не было бы столько проблем.

Я произношу эти слова и тут же о них жалею. Диана стоит, широко раскрыв глаза, и молчит.

–Извини,—как можно быстрее говорю я.—Я сказал глупость.

Диша кивает, но Этери, которая подходит к нам, что-то чувствует.

–Что происходит?—только и спрашивает она.

Я молчу.

–Ничего,—говорит Диша.—Я перегрелась и хочу домой.

Она начинает собирать вещи и направляется к выходу из пляжа. Этери дает ей отойти подальше, поднимая свое полотенце, а потом смотрит мне прямо в глаза:

–Не переходи эту грань, Даня.—как можно тише говорит она.—Диша для меня важнее всех на свете. И ее обиды я не могу прощать.

Я киваю и, наконец, произношу:

–Я извинился за то, что сказал. Я был неправ, озвучив ей, что у нас проблемы за ее видео.

Этери поджимает губы, закидывая в пляжную сумку крем и полотенце:

–Это у тебя с этим проблемы, Дань. Не у нас, а у тебя. И только тебе с ними разбираться.

И Этери уходит. Я смотрю ей вслед и понимаю, что должен сказать хоть что-то, то все слова закончились. Я выдыхаю и иду в воду.

Вечером Этери идет с Дишей на шоппинг, а я сижу дома и переписываюсь со всеми, в том числе и Алиной. Мы обсуждаем программы и отдых, обмениваемся фотографиями, а я потихоньку собираю чемодан. Ночью впервые за все время Этери не приходит.

Я засыпаю один.

Через сутки я улетаю, а все это время мы с Этери просто занимаемся работой и ни о чем не говорим. Почти перед самолетом, она приходит ко мне в номер и опирается на дверной косяк.

–Дань, я хочу, чтобы ты уехал в Москву и сам для себя решил, что ты хочешь. И от меня, и от наших отношений. Работать с тобой мы все равно будем, потому что личная жизнь никогда не должна мешать работе. Но теперь тебе самому надо понять, куда мы идем и зачем. И взять за это ответственность перед нашими близкими людьми, чтобы не врать им больше.

Я киваю. Этери права, хотя я даже не знаю, что еще тут сказать. Мне хочется ее обнять, но между нами стена. Этери обнимает сама себя, скрепив руки, она кажется мне как никогда далекой.

– В любом случае, любой твой выбор я приму,—заканчивает Этери, а потом добавляет.—Удачной дороги.

Она выходит, а я сижу на кровати и понимаю, что этот выбор по идее должен быть простым, но у меня сейчас нет сил ничего решать. Я еду в аэропорт, слушая по дороге Билли Айлиш, и думая о программе Алины. В любом случае, я подумаю обо всем позже.

***

В Москве первым делом прихожу домой и бегу на каток. По дороге покупаю букет и подарок Алине на День Рождения. Этери не пишет мне сама, не спрашивает, как я долетел, не интересуется ничем. Словно она вычеркнула меня из своей близкой жизни. Хотя в Америке у нее много друзей. Как она сказала Познеру, настоящих. Ей там явно не до меня. так я успокаиваю сам себя.

На катке я встречаю Алину и поздравляю ее, дарю цветы и улыбаюсь, когда Алина вешает на меня бантик от подарка и делает сторис. Мы репетируем, я показываю ей клип и рассказываю концепцию, а еще немного меняю Кармен для шоу. Мы совсем не говорим о Майами или Этери. Мы работаем, а вечером всей Алининой семьей собираемся в ресторан. Я соглашаюсь, а потом вывешиваю пост о новой постановке и называю там Алину своей музой.

Этери никак не реагирует на наши фото, но зато радуются фанаты. Мне кажется, что градус их внимания ко мне и Этери падает. Особенно после того, как фанаты Жени начинают закидывать меня сообщениями о сворованной песне. С одной стороны это меня злит, но с другой радует—все уже забыли о Майами и дают мне передышку.

Все это время я жду хоть каких-то новостей от Этери, но она будто пропала из моей жизни. С Дудаковым она решает рабочие вопросы, а со мной—нет. Похоже, она действительно, дает мне время подумать и все решить. Но решение вызывает во мне лишь страх и нежелание снова что-то кому-то доказывать.

Даже маме. Дома она выводит меня на разговор и в итоге спрашивает, что у нас с Этери:

–Ничего. У нас ничего.—говорю я и понимаю, что не вру.

Как еще назвать эти несколько дней молчания и тишины?

Это и есть Ничего.

–А сейчас я иду с Алининой семьей в ресторан,– добавляю я.

И мама улыбается.

–Передавай и от меня поздравления.

Я молча киваю.

В ресторане делаю семейное фото, общаюсь с Ильназом о хоккее, рассказываю последние новости. Алина сияет. Она действительно очень красива сегодня. Но я так устал, что выхожу из-за стола, чтобы ехать домой. Алина вызывается проводить меня и договорить о программе. Мы оказываемся в тесном холле и она вдруг целует меня, оставляя на губах свой клубничный блеск.

Целует быстро, резко, неуклюже.

–Спасибо за подарок и за программы,—шепчет она.—Я буду думать о вас, катая их…и скучать.

Алина смотрит мне в глаза, а я сейчас больше всего на свете хочу оказаться отсюда как можно дальше. Потому что в Алине говорят гормоны и Кармен, а во мне—страх. Потому что этих проблем на данный момент мне меньше всего хочется сверху к тем, что у меня уже есть в Америке. Я должен был разобраться со всем, но только наоборот все запутал.

–Береги себя, Алина,—говорю я и ухожу.

Она стоит и смотрит мне вслед. Я не могу ни ответить на ее поцелуй, ни сказать что-то резкое, я вообще больше ничего не могу и не хочу, кроме того, как сбежать и ни о чем не думать.

Поэтому я иду домой и проваливаюсь в сон почти сразу.

Но вот однажды императору прислали из Японии ящичек, завернутый в шелковую материю. На ящичке было написано: “Соловей”.

– Это, наверно, новая книга о нашей знаменитой птице, – сказал император.

Ящик открыли, но в нем была не книга, а разукрашенная коробочка. А в коробочке лежал искусственный соловей. Он был очень похож на живого, но весь осыпан брильянтами, рубинами и сапфирами. Стоило завести игрушечную птицу – и она начинала петь одну из тех песен, которые пел настоящий соловей, и вертеть позолоченным хвостиком. На шейке у птицы была ленточка с надписью: “Соловей императора японского ничто в сравнении с соловьем императора китайского

– Какая прелесть! – сказали все. А того, кто привез драгоценную птицу, сейчас же возвели в чин придворного поставщика соловьев.»

На утро просыпаюсь и нахожу в телефоне десятки сообщений от друзей. Одно от Алины с: «Извините за вчерашнее» и ни одного от Этери.

Я пишу Алине короткое: «Все нормально, не волнуйся», а потом понимаю, что в Москве мне уже слишком тесно. Поэтому и принимаю спонтанный вариант поездки в Барселону. Я не задаю вопросов, а просто соглашаюсь. Об этом не рассказываю никому кроме мамы. Даже Этери. Ведь мы до сих пор не разговариваем друг с другом.

Уже в аэропорту понимаю, что мы едем вчетвером. И мне даже не хочется сопротивляться. Солнце и архитектура, море и пляжи. Мы тусуемся в городе и ни о чем не думаем. А потом делаем фото, которое снова оказывается в интернете без моего желания.

И его видят все. Мы на нем улыбаемся и кажемся безмерно счастливыми. Но даже после этого Этери ничего мне не пишет, зато объявляется Дудаков.

«Глейхенгауз, что ты делаешь?».

Я не отвечаю на него, а просто продолжаю отдыхать, катаясь на яхте и танцуя бачату ночью на пляже.

Почти в конце отдыха мне приходит очередное сообщение от Дудакова, которое я не могу игнорировать:

«Ты будешь встречать Этери в аэропорту?».

Я помню номер ее рейса и дату прилета, потому что сам должен был возвращаться с ней, но билеты из Барселону у меня позже и поэтому я пишу:

«Я еще буду в Барселоне. Это Этери хочет знать?».

Я спрашиваю у него и понимаю, что если это интересно ей, то я готов поменять все билеты и прилететь, но Сергей только пишет:

«Она ничего не хочет».

И я понимаю, что это предел. С одной стороны мне становится проще от того, что я могу больше не думать о решении никаких проблем, а с другой —я все еще не могу поверить, что это конец.

Наверное, Барселона притупляет любые эмоции, поэтому мне даже небольно и нестрашно. Сейчас все прошлое не имеет значения и я чувствую себя свободным.

Поэтому когда Оля вечером уходит в свой номер, я иду за ней.

Мы стоим какое-то время слишком близко, а потом целуемся, как безумные и срываем друг с друга одежду.

Я стараюсь ни о чем не думать,когда вхожу в нее под тихий стон, а только закрываю глаза.

У Оли теплые пальцы, прямые волосы и невыпирающие лопатки.

Она не сворачивается калачиком в моих руках и не целует ладонь своими губами.

Она не Этери.

И это должно по идее меня спасти, но почему-то топит.

========== Глава восемнадцатая, в которой очень много мыслей ==========

POV Этери

Я закрываю дверь даниной комнаты и молча иду в свой номер. Про себя отсчитываю секунды, потому что на самом деле очень хочу верить, что он меня догонит. Но шаги гулко отбиваются в голове, смешиваясь с тишиной.

Даня улетает завтра и я наконец озвучиваю ему необходимость все для себя решить. Мы шли к этому и так слишком долго, находясь в подвешенном состоянии. Но Даня ничего не решает, а сбегает в Москву.

Я иду прямиком в душ и смываю с себя все мысли, ложусь рядом с Дишей и мы смотрит какой-то фильм. Почти на первых минутах я засыпаю и слышу, как Диана гладит меня по голове и говорит:

–Я люблю тебя, мам.

–Я тоже тебя люблю.

На самом деле признаваться в любви очень просто, если это правда.

Гораздо сложнее об этом не пожалеть.

***

Наутро мы идем купаться и занимаемся совместными делами вдвоем с Дишей. И я понимаю, что это то настоящее, что держит меня и делает сильнее. И поэтому сейчас еще сложнее принять тот факт, что Диша переезжает тренироваться в Америку летом. Окончательно это осознание накрывает меня именно сегодня. Диана уедет, а в нашей квартире станет слишком пусто. При условии, что приходить туда будет уже некому. Я встряхиваю головой, отгоняя все глупые мысли прочь.

Диша смотрит на меня и спрашивает:

–Вы из-за меня поссорились с Даней?

Я притягиваю ее к себе и целую в макушку:

–Конечно, нет. Мы не ссорились, Диш. Мы просто поговорили и теперь решаем, что будет дальше.

Диана хмурится.

–Если вам хорошо вместе, то о чем тут думать?

–Иногда этого не достаточно. У взрослых все не так просто,—отвечаю я.

–Быть взрослым—отстой,—резюмирует Диша, а я смеюсь.

–Вот поэтому, пожалуйста, не взрослей так быстро.

И в этих словах, наверное, Диана считывает что-то, что глубже простых букв и поэтому говорит.

–Я же всегда буду твоей дочкой. Даже когда вырасту…

–Всегда…даже когда вырастешь.

И мне от этого тепло и на какое-то время даже не одиноко.

***

В Москву мы возвращаемся уже с четким планом перехода и переезда. За все время я не пишу Дане, а он не пишет мне. Мы выжидаем.

Я занимаюсь рабочими и семейными делами и ни о чем не думаю. Пока я в отпуске, московская реальность меня не мучает.

Но Интернет постоянно приносит что-то новое. Вначале это было фото Дани и Алины с букетом и бантом, после которых комментарии об их чувствах проникали ко мне даже из-за закрытых дверей. Потом все переросло в спор о любимой песне Жени. А после я просто перестала все читать.

Даня не просит ни совета, ни помощи. Он ставит в Москве программу для Алины, а я занимаюсь своими деламив Америке, понимая, что надежда на то, что Даня что-то решит для себя, тает с каждым днем.

Я и сама толком не знаю, какой выбор мне нужен.

А потом фото из Барселоны объясняет мне все. Даня отдыхает и не думает ни о чем. Ему весело и хорошо, а я смотрю на девушку рядом с ним и понимаю, что принять ее для всех гораздо проще, чем правду.

В аэропорту мы с Дианой забираем багаж, а я ловлю себя на мысли, что последняя надежда на то, что Даня все поймет будет именно сейчас. Если он встретит нас в аэропорту с ирисами. Почему-то именно так это представляется в голове. Я закрываю глаза и шагаю в зал прилетов.

Дани там нет.

Спустя пару секунд вижу в толпе Дудакова, увлеченно махающего мне рукой. Сергей подходит, обнимает нас с Дишей и протягивает кофе. Такой, как я люблю, со сливками и корицей, на котором написано «Добро пожаловать домой».

Я чувствую бесконечную благодарность при этом, смотря, как Диша тоже пробует свой латте и довольно жмурится. Сергей подхватывает наши чемоданы и катит их в сторону стоянки. Он не задает никаких лишних вопросов, а мы идем вперед, чувствуя себя дома.

В машине обсуждаем последние новости, планы тренировок и необходимые дела. В квартиру Сергей заносит наши вещи, а потом выгружает из багажника пакеты с едой и продуктами.

–Мы не умрем от голода!—кричит Диша.—Спасибо, Сергей Викторович.

И бежит распаковывать сумки.

Я стою у двери, опираясь на шкаф, и пытаюсь подобрать слова.

–Спасибо,– говорю, продолжая сжимать в руках ключи.—Может останешься на обед?

Сергей качает головой. Я знаю, что денег он не возьмет, поэтому оплату даже не обсуждаем, хотя в этот самый момент я чувствую себя обезоруженной.