Текст книги "Ее волос манящий теплый шепот (СИ)"

Автор книги: Аганис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

А потом нас захватывает работа. Чемпионат России очень важен, потому что именно на нем идет отбор на Чемпионат Европы, а потом и Мира. Алина должна оказаться в тройке хотя бы среди взрослых.

Она в такой форме, что у нас всех есть сомнения. Мы не знаем, какой сюрприз может подстроить нам Женя, но юниорское трио тоже нельзя скидывать со счетов. Мы просто работаем, потому что все ждут, какие же результаты теперь покажут все наши спортсменки.

Этери вовлекается в процесс так, что я просто поражаюсь, насколько она работоспособна. Я могу только носить кофе и надеяться, что она сдержит себя.

Результаты ошеломляют всех. Все три места заняты воспитанницами одного тренера. Этери. Но все они юниорки. Аня, Саша и Алена. Алина еле проходит на Чемпионат Европы. Женя даже туда не попадает.

Все в шоке, а Этери переваривает случившееся. Весь день она нервничает и практически ничего не ест. На завтрак она не приходит, потому что не успевает. На обед тоже не попадает, а вместо ужина идет спать.

Я лениво ковыряю вилкой еду, а потом собираю в тарелку хоть что-то для Этери, надеясь, что она еще не успела заснуть. В довесок кидаю в карман парочку мандаринов. Они пахнут праздником и счастьем.

Уже в коридоре замечаю Аксенова, который входит в соседний номер. Я не успел. Зло хлопаю дверью и почти швыряю тарелку с едой на стол. Я—дурак. Мандарины катятся по кровати, но мне уже плевать. Тянусь за пультом от телевизора и понимаю, что дверь этериного номера снова открывается, а потом проворачивается ключ. Это значит лишь то, что Эд не остался.

Я выжидаю пару минут, подхватываю в руки еду и выхожу. Аккуратно стучусь в дверь и жду.

Этери выглядит разъяренной, а потом меняется в лице.

–Дань? Что случилось?—она сразу думает, что нужна ее помощь.

–Ничего,—стараюсь улыбнуться.—Я еду принес. Ты целый день голодная.

И тут Этери становится совсем домашней и вовсе не злой. Она пропускает меня вперед и захлопывает дверь.

Расслабленно ложится на кровать, ставит перед собой тарелку и медленно начинает есть бутерброды с рыбой, оливки, сыр, которые я успел украсть. А еще мы говорим. Слова словно прорываются сквозь молчание сегодняшнего дня:

–Блять, Даня…что делать с Алиной,—ругается в сердцах Этери.—Еще чуть-чуть и мы упустили бы Европу.

Я пожимаю плечами и не знаю ответов. Вчера я говорил с Алиной долго, но так и не смог убрать все проблемы из ее головы и придумать, что делать с ее меняющимся телом.

–Я думаю, что все образуется, Этери,—просто отвечаю я.—Мы справимся.

Она откидывается на подушки и тянется пальцами к мандарину. Я успеваю быстрее и привычным движением чищу его, протягивая дольки на ладони. Как всегда, сижу на полу перед кроватью, чувствуя, как Этери дышит мне в затылок. Мы так близко, что я вдыхаю запах ее духов, даже не смотря в глаза. От Этери теперь пахнет мандаринами и морозным утром. Я поворачиваю голову и встречаюсь с ней глазами. А потом замечаю, что ее лицо сейчас рядом и я… безвозвратно тону.

Сам не осознавая зачем, приподнимаюсь немного, наклоняюсь еще ближе и целую Этери по-настоящему.

Вкус мандаринов проникает в меня с ее дыханием, а тело отзывается дрожью.

Черт возьми, что я делаю?

Испуганно отстраняюсь, как от удара, и не знаю, что сказать. Этери тоже молчит, кусая губы.

–Извини,—только и могу произнести я.

И тут Этери наконец начинает говорить:

–Ты жалеешь?

Я слышу, как стучит мое сердце, понимая, что сейчас этот ответ нереально важен.

–Нет…

–Тогда зачем извиняешься?—шепчет Этери и возвращает мне поцелуй.

Ее губы горячие и сладкие, а я медленно становлюсь на колени и нежно запускаю пальцы в ее волосы, невесомо прикасаясь к шее.

Этери закрывает глаза и тянется ко мне всем телом пока у нас не заканчивается воздух.

Очерчиваю кончиками пальцев ее скулы, и целую снова, ловя губами неясный стон. Я безумно ее хочу, но боюсь сделать что-то не так, пока Этери сама не затягивает меня на кровать.

Она резким движением выключает ночник, погружая нас в полумрак. Но даже теперь я вижу, как в свете уличных огней ее волосы на белой подушке кажутся золотыми.

Чувствую этерины холодные пальцы у себя на спине и остаюсь без рубашки. Мы не разговариваем, а просто делам наконец то, о чем я мечтал так давно . Мне хочется спросить, не пожалеет ли она, но я боюсь. И поэтому продолжаю целовать Этери, пока она полностью не расслабляется.

Замираю на секунду прежде чем снять с нее майку и еле сдерживаю стон. Этери прекрасна. И это первое, что я произношу после долгих минут молчания. А потом начинаю покрывать поцелуями ее ключицы и грудь. Когда я в первый раз касаюсь ее губами, Этери стонет и рефлекторно выгибается мне навстречу. Я же продолжаю поцелуй и спускаюсь ниже к животу, стараясь не думать, какая же прозрачная и хрупкая под моими ладонями кожа.

Осторожно приспуская Этерины брюки, провожу пальцами по кружеву белья, а потом плавно стягиваю всю одежду, чувствуя, как Этери приподнимает бедра и помогает мне.

Теперь она лежит передо мной полностью обнаженная и беззащитная. Такая нежная, с трогательными выпирающими косточками и невероятно красивая. Такая, какой я даже не мог себе ее представить.

Резко расстегиваю ремень на джинсах и скидываю их с кровати, а потом нависаю над Этери и продолжаю целовать, аккуратно раздвигая ее бедра руками. Она расслабляется и немного приподнимается, помогая мне проникнуть в нее.

Делаю резкое движение и не могу сдержать стон, слыша, как Этери вскрикивает и обхватывает меня ногами. Она замирает, а я смотрю, не мигая ей прямо в глаза, пытаясь понять, что сейчас происходит.

–Дань…—хриплый шепот.

И я схожу с ума. Начинаю двигаться в ней, чувствуя, как Этери царапает мне спину и стонет. Я тоже не могу молчать, прижимаясь к ней с каждый движением все сильнее, а потом снова отстраняюсь. А еще постоянно целую, покусываю мочку уха и шепчу такие нежности, которые никогда в себе не замечал. Этери закусывает губы, но я вижу, что она тоже себя не контролирует. С последним резким движением она вдруг замирает и вскрикивает, словно сама чего-то боится, а я от ее голоса тоже взрываюсь. При этом рефлекторно прижимаю к себе ее невесомое тело, пересчитывая каждый позвонок пальцами, и баюкаю в своих руках, пока дрожь от удовольствия не затихает в ней окончательно.

Этери успокаивает дыхание через пару минут и прячет свое лицо в волосах, пытаясь отвернуться. Но я не пускаю ее, а крепче обнимаю, сцепляя руки замком на спине. В конце концов Этери сдается, утыкается носом мне в ключицу, поджимая ноги, а я чувствую, как под моей ладонью трепещет ее сердце.

========== Глава одиннадцатая, в которой не нужно говорить ==========

POV Этери

Утром я просыпаюсь одна. Простыни на кровати смяты, подушка пахнет чужим шампунем, а пальцы—мандаринами. В комнате тихо и пусто. Нахожу на полу одежду, отлаженным движением складываю ее на стул, направляясь в душ.

Губы горят, а тело все еще помнит прикосновение других пальцев. Но Дани в номере нет. Как и нет его вещей. Словно мне все это приснилось, но, когда я закрываю глаза, то чувствую, как внутри просыпается огонь.

Набираю воду в ладони и охлаждаю лицо, рассматривая себя в зеркале. В глубине души я рада, что рядом никого нет. При свете дня я не люблю показывать свое тело, поэтому делаю шаг под душ и смываю с кожи всю эту ночь. До конца.

На завтраке приношу тарелку в ресторан, желаю всем доброго утра и сажусь на свободное место рядом с Эдом. Даня о чем-то беседует с Дудаковым и кивает. Мы так и не встречаемся глазами.

Решаем организационные вопросы с Аксеновым, оставляя детей и сборы на Даню с Сергеем. Мне некогда думать ни о прошлой ночи, ни о чем другом. Работа вытесняет абсолютно все мысли из головы. Как, впрочем, и всегда. Иногда мне кажется, что это мой самый большой дар—любить то, что я делаю больше всего на свете.

В поезд успеваем с Дишей купить какой-то еды и первыми находим свое купе. Спустя время Диана сбегает к девочкам, чтобы поиграть в Мафию, а я остаюсь одна.

Наконец выдыхаю, переодеваюсь в легкий спортивный костюм, включаю ночник и собираясь что-нибудь почитать. В дверь робко, но настойчиво стучат, а потом заглядывает Даня. Он заходит внутрь и спрашивает:

–Может, у тебя есть таблетка от головной боли? Все отправляют только к тебе.

Даня виновато улыбается, а я киваю и тянусь за сумкой на второй полке. Мы стоим так близко в этом тесном пространстве, что я опять стараюсь не смотреть Дане в глаза.

Поезд дергается и меня качает в сторону. Успеваю только вскрикнуть о неожиданности и чувствую данины руки у себя на талии. Он держит меня крепко и не собирается отпускать, а потом обнимает еще сильнее и утыкается носом в шею:

–Этери,—шепчет Даня каким-то не своим голосом.—Как же я этого хотел целый день…

–И что же тебе мешало?—насмешливо спрашиваю его, опираясь рукой на верхнюю полку и не двигаясь.

–То, что я—дурак,—и замолкает.

Я сжимаю в руках упаковку таблеток и поворачиваюсь к Дане лицом. Он смотрит мне в глаза и все также держит за талию, не собираясь никуда отпускать. Наклоняюсь ближе и целую Даню в лоб, чувствуя, как его сердце стучит громче.

–Так голова болит меньше?

Улыбается.

–Так голова болит меньше,—соглашается он.

Я обхватываю Даню за шею руками и прямо в ухо шепчу:

–А тебе вообще действительно было нужно лекарство?

Даня опускает меня на нижнюю полку и отвечает:

–Мне была нужны ты.

И от этого я чувствую, как щеки начинают пылать.

Мы оба понимаем, что находимся в поезде и сейчас не место и не время для нежностей, поэтому я снова опираюсь на подушку, а Даня закидывает мои ноги к себе на колени.

–Я мандарины принес,—улыбается он и начинает их чистить.—На случай, если бы ты не согласилась дать мне таблетки и не захотела пускать.

Я смеюсь, закидывая в рот сочные дольки и чувствуя, как Даня разминает мышцы на ногах. Зажмуриваюсь и непроизвольно закусываю губу, когда он аккуратно снимает носки, прикасаясь к коже и надавливает на какие-то расслабляющие точки.

Мы не разговаривает с Даней ни о чем. Ни о прошлой ночи, ни о том, что он сейчас делает со мной, и почему я позволяю ему трогать меня такими хозяйскими движениями. Я не хочу задавать никаких вопросов, потому что совсем не знаю,какой ответ желаю сейчас получить.

Под резкий стук в купе влетает Аксенов и огорошено останавливается. Я невозмутимо смотрю на него и вопросительно говорю:

–Да?

Эдуард стирает все эмоции со своего лица и просто отвечает:

–Нам нужно поговорить.

Я киваю и поджимаю под себя ноги, немного подталкивая Даню с полки.

–Дань, принеси, пожалуйста, зеленый чай.

Он хочет вначале что-то сказать, но потом невозмутимо встает и уходит.

Эд садится прямо на место Дани и привычным движением закидывает мои ноги на себя. Я не успеваю ничего сказать, чувствуя его пальцы на ступнях. Мы часто так сидели раньше, поэтому тело не считает это чем-то неественным, хотя я сама уже не знаю, что чувствовать.

–Этери, что ты делаешь?—спокойно спрашивает Эд.—Он же еще мальчишка.

Во мне что-то бунтует и я хочу выдернуть ноги из-под ладоней Аксенова, но он не дает.

–Не злись,– улыбается он.—Ты взрослая, умная женщина и сама все прекрасно знаешь. Не дай этому испортить все.

Мы всегда говорим с Эдом начистоту и не увиливаем. Это деловой разговор двух взрослых людей с общими интересами.

–Почему ты думаешь, что я могу сделать кому-то плохо?—спрашиваю наконец.

–Мне плевать на других, Этери. Я боюсь, что это сделает плохо тебе.

В этот момент Даня входит в купе с чашкой зеленого чая в руках, стараясь не обжечь пальцы. Он видит, как мы сидим с Эдом, но делает вид, что ничего не замечает.

–Мы все тебя ждем, —у выхода говорит Аксенов.—Приходи.

Я киваю и грею ладони о стакан. Даня садится на полку напротив и спрашивает.

–А у тебя хватит сил на нас всех? И на меня, и на Эда?—он переводит все в юмор, который не кажется мне уместным.

–Ты сомневаешься, что я сильная женщина, Глейхенгауз?—возвращаю шутку и отпиваю горячий чай.

Он неприятно проникает в горло и обжигает изнутри.

–Ты пойдешь к ним в купе?—снова спрашивает Даня, никак не реагируя на мой вопрос.

–А ты хочешь, чтобы я пошла?—мы играем в какую-то странную игру, в которой нет общих правил.

И я не знаю, кто сможет в ней победить.

–Я знаю только то, что там никто не расскажет тебе сказку на ночь.

–Про мальчика, который пришел к поэту под дождем?

Даня кивает.

–Тогда я, пожалуй, не пойду…

Допиваю чай, нахожу зубную пасту на столе и выхожу, оставляя Даню одного в купе. Когда возвращаюсь, он держит в руках одеяло и укрывает меня им от пяток до подбородка. Заправляет прядь за ухо, а потом наклоняется к губам и целует. Я не хочу этому всему противиться и целую его в ответ.

–От тебя пахнет лимоном,—шепчет Даня.

–А от тебя– виски,—шучу я.

–Вот поэтому мы подходим друг другу…

Даня гладит меня по голове, перебирая волосы и продолжает рассказывать сказку:

«– А лук-то твой испортился! – сказал старый поэт.

– Вот было бы горе! – сказал мальчуган, взял лук и стал его осматривать. – Он совсем высох, и ему ничего не сделалось! Тетива натянута как следует! Сейчас я его испробую.

И он натянул лук, положил стрелу, прицелился и выстрелил старику поэту прямо в сердце!

– Вот видишь, мой лук совсем не испорчен! – закричал он, громко засмеялся и убежал.

Скверный мальчишка! Выстрелил в старика поэта, который пустил его обогреться, приласкал, напоил вином и дал самое лучшее яблоко!

Добрый старик лежал на полу и плакал: он был ранен в самое сердце. Потом он сказал:

– Фу, какой скверный мальчишка! Я расскажу о нем всем хорошим детям, чтобы они береглись, не связывались с ним, – он и их обидит.»

Даня сидит на самом краешке полки и говорит очень тихо, подстраиваясь под стук колес. В соседнем купе слышен смех, а мне никуда не хочется идти, потому что здесь и сейчас ничего не имеет значения кроме этой старой сказки про мальчика с золотыми волосами.

***

А потом мы снова собираемся в отпуск с Дишей и ее подругами, но одна из них не может поехать. Я решаю вопрос с турфирмой по телефону, когда входит Даня.

–Давай я поеду с вами,—говорит он, а я не знаю, что сказать.

–Я посоветуюсь с Дишей и Лерой,—отвечаю ему.

Вечером Диана соглашается.

–Только кому-то придется спать в одной комнате с Даниилом Марковичем,—шутит она.

–Я возьму эту миссию на себя,—отвечаю ей и потом пишу Дане сообщение, чтобы он собирал чемодан.

Через пару дней мы вылетаем и готовимся окунуться в лето. Даня ведет себя спокойно и после Саранска настолько загружен работой, что у нас нет времени ни о чем разговаривать. Мы негласно оставляем все беседы на отпуск, поэтому с радостью загружаемся в самолет.

В отеле заселяемся по двум номерам, не обсуждая какие-то детали, ужинаем в ресторане на первом этаже и идем спать, уставшие от перелета.

Я открываю балконную дверь, впуская в комнату запах моря и шум волн. Даня выходит из душа в полотенце и целует меня в плечо.

–Идем спать?—спрашиваю, не оборачиваясь.

–Да,—Даня уводит меня в сторону кровати, а потом вдруг останавливается и нежно целует в губы, проводя ладонями по спине.—Мы будем спать, но…

Он спускает одну бретельку с моего плеча, потом—вторую, стягивая с тела ночнушку и оставляя меня полностью обнаженной, а потом подхватывает на руки и несет в кровать.

–Что ты делаешь?—выдыхаю я, когда Даня укладывает меня на мягкие простыни, а потом накрывает одеялом и ложится рядом, скидывая полотенце.

Я чувствую его обнаженное тело , в котором сейчас нет ни страсти, ни желания.

–Я просто собираюсь заснуть,—предельно серьезно отвечает Даня. —Только теперь, когда наступит рассвет, я хочу видеть тебя целиком.

Он прижимается ко мне предельно близко, оставляет несколько поцелуев на спине и выдыхает:

–Я так счастлив, Этери,—слышу у самого уха и понимаю, что сейчас я тоже счастлива.

Даня кладет ладонь мне на живот, утыкаясь лбом куда-то под лопатки и засыпает, не оставляя ни единого сомнения в том, что в этот раз утром он никуда не уйдет.

========== Глава двенадцатая, в которой происходит самое важное ==========

POV Даниил

Я просыпаюсь утром от криков чаек. Открываю глаза, пытаясь понять, где нахожусь. А потом вспоминаю и улыбаюсь. Хотя как тут забудешь: рядом со мной на спине спит Этери. Невесомо касается кончиками пальцев моей руки над головой. Одеяло сползло и оголило ее тело ровно на столько, чтобы открыть грудь среди белоснежных волн постельного белья. Этери спит и размеренно дышит, чуть приоткрыв губы. Она невероятно прекрасна, а я боюсь пошевелиться,чтобы не разрушить эту красоту.

А еще чувствую, как нежность накрывает с головой, когда этерины пальцы рефлекторно дергаются во сне и щекочут мою ладонь. Набираю воздуха в грудь, соленого, морского, а потом целую ее прямо в губы, потому что не могу справиться с собой.

Вид просыпающийся Этери сводит меня с ума. Она смотрит на меня сквозь ресницы, пытаясь понять, что происходит, но я не даю ей опомниться и снова целую, чувствуя, как мне отвечают.

–Доброе утро,—хриплым ото сна голоса говорит Этери.

Ее шепот волнами расходится по телу, смешиваясь с неконтролируемой досадой на то, что я мог бы узнать это все еще в Саранске, если бы не сбежал утром до пробуждения. Когда сейчас понимаю, чего сам себя лишил, мне хочется ловить каждый момент рядом с Этери, которую никто не видел такой.

Я целую ее в шею и убираю одеяло, обнажая до конца и грудь, и белоснежный живот. Пальцами пробегаю по ребрам и продвигаюсь ниже, поглаживая этерины ноги, которые почему-то дрожат, а потом слышу у самого уха ее стон. Это возбуждает меня еще больше, но я медленно скольжу ладонью по ее бедрам, раздвигая их осторожным прикосновением. Потом сам спускаюсь, целуя каждую клеточку тела и понимая, что Этери отзывается на мои поцелуи еле заметными движениями. Обхватываю ее ноги руками и проникаю внутрь языком.

Этери вскрикивает от неожиданности, почти садясь на кровати, а я укладываю ее обратно на подушки, чувствуя, как она рефлекторно отстраняется, а потом прижимает мою голову к себе крепче и запутывается длинными пальцами в волосах. Я же продолжаю целовать ее , глажу нежную кожу, ощущая, как хриплые стоны становятся все громче и хочу, чтобы она не сдерживала себя. Словно я срываю сейчас с Этери всю броню, которую она выстраивала между собой и миром и теперь смотрю на нее настоящую.

–Даня!—трогательно вскрикивает Этери и в ее распахнутых глазах я вижу отражение себя.

Она выгибается под моими руками, стараясь совладать с дрожью, но это сильнее нас обоих. И Этери стонет в полный голос, цепляясь пальцами за простыни, а потом то ли плачет, то ли смеется от наслаждения.

Я обнимаю ее расслабленное тело так крепко, как могу, прячу в своих руках и не веря, что это происходит.

–Этери…—как безумный шепчу на ухо и не хочу никуда отпускать.—Этери…

В этот момент мне больше не хватает слов, потому что еще не придумано в мире названия, способного верно отразить то, что я сейчас чувствую к ней…хрупкой, настоящей, сводящей с ума своей беззащитностью и нежностью…

Этери затихает , а потом наощупь находит мою ладонь и прикасается к ней губами.

***

Мы каждый день купаемся в море, довольные и счастливые. И мне кажется, что я вижу настоящую Этери только сейчас, хотя мы знакомы уже много лет. Она улыбается и не пытается куда-то успевать. В ней столько радости, что я тоже постоянно будто бы свечусь рядом с ней.

Но мы не разговариваем ни о чем. Ни о Чемпионате России, ни о будущем Чемпионате Европы, ни о том, что было связано с работой. Этери не спрашивает меня, почему я ушел утром после нашей первой ночи, словно ей это все неважно. Но на самом деле , это важно мне.

Я проснулся тогда раньше Этери и не мог сдвинуться места. Она лежала рядом, закутанная в одеяло и прижималась ко мне спиной, потому что было действительно холодно. Мне следовало бы обнять ее и согреть, а я просто смотрел в одну точку и думал, что, когда она откроет глаза, ничего не будет прежним.

И вместо того, чтобы поцеловать Этери, я бесшумно одеваюсь и выхожу из комнаты, прикрывая дверь. Все утро позже думаю о том, что сказать, а потом понимаю, что, если ничего не говорить, то кажется, будто ничего и не произошло. И на некоторое время мне становится легче.

До того самого момента, пока Этери не приходит на завтрак, улыбаясь всем и не выделяя меня среди толпы. Она принимает мои правила игры и делает вид, что ничего не было. Я же не могу не вспоминать о том, как пахнут ее волосы и холодны пальцы. В эту минуту я понимаю, что проиграл.

Сейчас смотрю на Этери совсем иначе. Она жмурится от света и заходит в воду постепенно, пока не погружается целиком. Ее волосы сияют на солнце, а я просто наблюдаю, как она плавает и жду.

Этери выбегает на песок, проносится на цыпочках прямо к лежакам, а я укутываю ее в полотенце, чувствуя, как капли падают на руки с мокрых волос. На секунду притягиваю ее к себе и касаюсь губами щеки. Этери удивленно смотрит на меня и спрашивает:

– Это что за неожиданные нежности?

Я пожимаю плечами, чувствуя, что это все как-то неуместно, но Этери цепко держит мою ладонь своими холодными пальцами и никуда не отпускает. Я придвигаю к ней свой лежак и мы смотрим на море, держась за руки, и молчим. Словно позволяем тишине прорасти в нас окончательно.

Каждый вечер мы приходим в номер на ночь, смываем с себя песок и соль, а потом ложимся спать. И несмотря ни на что, Этери все равно надевает после душа ночнушку, а я упрямо снимаю ее перед сном. Она больше не выключает свет при мне, чтобы я не смотрел на ее тело. Этери меня не боится. А я все также схожу с ума, потому что считаю ее прекрасной.

Иногда по вечерам я рассказываю Этери сказки. Она сама выбирает тему сонным голосом. В последнее время почему-то всегда о счастье :

«– Я же дал ему свой солнечный поцелуй! – сказал солнечный луч. – Да не один, а десять! Мальчик был поэтической натурой, и его то дарили поцелуями, то угощали щелчками, но он все-таки владел кольцом счастья, данным ему золотым лебедем, и мысли его взлетали к небу золотыми бабочками, а бабочка – символ бессмертия!»

Но прежде, чем в истории начинается что-то интересное, Этери засыпает и улыбается, крепко обхватив меня ладонью за большой палец.

По утрам мы много смеемся. Диша в ответ иногда обзывает нас детьми. Особенно тогда, когда я хочу выиграть для Этери громадного медведя на развлекательном родео. Но на четвертой скорости падаю с этого кожаного быка и лежу на матах, пока Этери не вытягивает меня за руку.

–Горе ты луковое,—улыбается она.—Зачем нам медведь?

А я не знаю ответа.

Вечером мы пытаемся заснуть и я целую Этери между лопаток и веду губами по спине. Она довольно мурчит, а потом вдруг абсолютно серьезно спрашивает:

–Ты там пытаешься написать языком свою фамилию у меня на спине?

Я замираю, стараясь не рассмеяться в голос, а потом провожу ладонями по этериному животу и шепчу:

–Да…но,похоже, сам сделал парочку ошибок…

И мы смеемся.

На Новый Год сидим в ресторане, пьем шампанское, загадываем желания, а я не могу налюбоваться Этери в ее платье с открытой спиной. Поэтому постоянно говорю , что в платьях она прекрасна, но Этери мне не верит. Мы смотрим на фейерверк и поздравляем друг друга. А потом в первый раз за все время целуем друг друга на людях и ничего не боимся.

В номер приходим уже поздно ночью и все равно не хотим спать. Этери зажигает свечи, открывает окно, чтобы смотреть на море и просит:

–Почитай мне стихи…

Я смотрю на нее, провожу пальцами по идеальной форме лица и нежно целую в губы, привычно садясь на пол и прижимаясь к коленям.

–Ты же знаешь, что я могу только порошки,—улыбаюсь и набираю воздуха в грудь.

–Не нужно,—тихо произносит Этери.—Не сегодня.

Она запускает свои длинные пальцы мне в волосы и сама начинает читать:

«Так долго вместе прожили, что вновь

второе января пришлось на вторник,

что удивленно поднятая бровь,

как со стекла автомобиля – дворник,

с лица сгоняла смутную печаль,

незамутненной оставляя даль.»

Голос Этери завораживает меня ,и я даже не успеваю удивиться, откуда она знает это стихотворение на память. Я слушаю, ловлю каждую интонацию и чувствую тепло ее коленей за своей спиной.

Этери продолжает, а я смотрю на нее, закинув голову, замечая, как свечи отражаются тенями на лице и золотом—на волосах. Все в этот момент кажется мне неважным, все, кроме слов, которые она произносит с безграничной печалью и нежностью в глазах:

«Так чужды были всякой новизне,

что тесные объятия во сне

бесчестили любой психоанализ;

что губы, припадавшие к плечу,

с моими, задувавшими свечу,

не видя дел иных, соединялись.»

Этери говорит, а я понимаю, что познаю ее сейчас так, как никто и никогда, наверное, еще не узнавал. Я хочу защитить ее от всех бед и зла, которое существует в наших жизнях. Потому что в этот момент Этери кажется мне совсем нездешней и неземной, настолько хрупкой, что когда я обнимаю ее то, боюсь сделать больно.

Но Этери сама прижимается к груди сильнее, прячась от всего мира, а ее ресницы при этом невесомо дрожат и щекочут мне шею.

========== Глава тринадцатая, в которой всем нужно успокоиться ==========

POV Даниил

Мы возвращаемся из Дубаи обратно в зиму, но внутри меня тепло. Этери кажется мне совсем близкой и родной. Словно между нами действительно не осталось никаких стен и недоговоренностей. Но они все равно, конечно, есть. И больше всего я ощущаю их, когда оказываюсь в Москве.

Наш отпуск с Этери , Дишей и Лерой становится темой для пересудов. Даже мои друзья задают ненужные вопросы, а я почему-то предательски выдыхаю, когда понимаю, что почти все думают, что у меня роман с Лерой. Те же, кто отпускает колкие шуточки об Этери, остаются в меньшинстве.

Но это меня мучает. Я не умею врать людям. Особенно мне не хочется врать маме. При условии, что с Этери они подруги, и даже не знаю, что сказать ей, если вдруг мама спросит.

Но мама не спрашивает в лоб, а я предпочитаю молчать. Честно говоря, я сам до конца не понимаю, что у меня с Этери. И если мы вдруг официально объявим о каких-то отношениях, обратно дороги не будет. Мы оба это понимаем и поэтому ничего не делаем.

И когда я возвращаюсь в Москву, то первым делом иду на встречу с друзьями. Но спустя час понимаю совсем другое: я не хочу с ними быть. Мне не смешно и скучно. Я отдал бы все, чтобы оказаться сейчас с Этери, даже, если бы нам пришлось при этом просто молчать.

Я пишу ей сообщение : что ты сейчас делаешь?

Ответ приходит спустя десять минут : «Читаю в кровати и пью чай».

«Я хочу к тебе»,—зажмуриваюсь и отправляю.

«А что тебе мешает?».

И я понимаю, что да, мне ничего не мешает, кроме каких-то барьеров в голове. И я улыбаюсь, прощаюсь со всеми и вызываю такси. Набираю Этери и спрашиваю, что привезти.

–Мандарины,—просто говорит она.

А я бегу в магазин и выбираю три разных вида, беру бутылку вина и вскакиваю в машину.

Когда Этери открывает мне дверь, я понимаю, что она домашняя и сонная…а еще какая-то словно простывшая.

–Акклиматизация,—говорит она и просто пожимает плечами.

–Тогда буду варить глинтвейн вместо обычного вина,—предлагаю я и она соглашается.

Стою у Этери на кухне , включаю конфорку, наливаю вино в кастрюлю, отыскиваю специи: имбирь, корица, гвоздика, перемешиваю, кладу пару долек мандаринов для вкуса. Все это делаю скорее привычными движениями, не думая, что происходит. Этери сидит в кресле, забравшись туда с ногами и наблюдает. Свет падает на ее лицо и золотые волосы и кажется слишком хрупкой с своем кухонной кресле.

Наливаю глинтвейн по большим расписным глиняным кружкам и даю ему немного остыть. Сам подхожу к Этери и нежно целую ее, а потом подхватываю на руки и несу в спальню. Она от неожиданности вскрикивает, а потом обхватывает меня руками за шею и проводит ногтями за ухом. Я чувствую, как от этого дрожат колени и, поэтому, опускаю ее на кровать, закутывая в одеяло.

Приношу глинтвейн и мандарины, кормлю Этери и вытягиваюсь рядом с ней на кровати. Мы включаем фильм с Джулией Робертс «Ешь. Молись. Люби», но Этери засыпает раньше, чем заканчивается кино. Я смотрю, как она спит, касаюсь губами ее горячего лба и выключаю свет.

Потом выхожу из квартиры, захлопывая дверь, вызываю машину и сижу на лавочке, смотря на зимнее небо. Внутри меня тепло. Когда я думаю про спящую в кровати Этери, мне хочется улыбаться.

Дома меня встречает мама и задает вопрос, на который я не знаю, что ответить.

–Дань, где ты так долго был?

Я подбираю слова, а потом говорю:

–Готовил глинтвейн.—и ухожу от остальных расспросов в душ.

Я думаю о том, что на дальнейший логический вопрос «кому», мне придется слишком долго подбирать слова. Мама не готова узнать правду. Да я и сам не готов еще признаться в ней.

Возвращаюсь с душа и нахожу на телефоне короткое сообщение от Этери: «Спасибо, Дань».

И мне с одной стороны хорошо, а с другой очень гадко. Мне кажется, что своим молчанием я ее предаю.

А потом мы идем на День Рождения Дианы. С нами еще и Дудаков и Алина, рядом в которыми мы не показываем своих эмоций. Особенно рядом с Алиной, потому что Этери всегда слишком ревностно оберегала свою личную жизнь ото всех. И вроде бы все хорошо, но мне постоянно чего-то не хватает. И только дома я наконец понимаю чего. Я хочу засыпать с Этери и просыпаться рядом с ней, но мы настолько погружены в работу, что не думаем ни о чем другом. Подготовка к Чемпионату Европы занимает все свободное время и энергию.

Алина не готова и ее шатает в эмоциях от «я все сделаю» до «Я ничего не хочу делать». И я вижу, как это постепенно выматывает Этери, которая до сих пор не до конца пришла в себя о трудностей прошлого года.

Я беру Алину на себя, оставляя Этери за другими заботами и другими учениками. Поэтому мы видимся еще немного реже, но подготовка к чемпионату важнее, и поэтому все идет постепенно, а я не тороплю события. Так даже проще. Если мы не проводим много времени с Этери, мне не нужно никому врать, кто она для меня.

В Минск мы едем все вместе. В том числе и Дудаков с Эдом. Я никак не могу понять, зачем он всегда увязывается за нами, особенно теперь, но Этери, похоже, все устраивает. Она опять заказывает нам номера рядом в отеле и погружается в тренировки с головой.

После короткой программы Алина первая и мы все немного расслабляемся. Вначале идем все вместе играть в керлинг, а потом расходимся спать. И только в номере я понимаю, что больше не могу знать, что Этери так близко, а я не рядом с ней. Иду в магазин за мандаринами и стучусь в соседнюю дверь.

–Ну, наконец-то,—улыбается Этери и целует меня.—Я думала, ты уже никогда не придешь.

И мне становится так безумно легко и хорошо. Она здесь, я тоже тут. И больше ничего не имеет значения. Мы целуемся несколько минут, наслаждаясь друг другом, пока Этери не тянет меня на кровать и прижимается сильнее. Я теряю голову от ее шепота и смеха и перестаю сопротивляться.