Текст книги "Last Stardust (СИ)"
Автор книги: Adela Catcher
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Юра кинул рюкзак к стене и улегся на кровать. Уставшая от беготни и поездки спина тут же благодарно хрустнула позвонками и утихомирилась. Подушка, в которую Юра по привычке хотел вжаться затылком, оказалась не так проста – маленькая, напичканная чем-то жестким, как камешки для дренажа растений. Дедушка такие покупал мешками, когда пересаживал цветы, оставшиеся от бабушки. Юра ему всегда помогал, хотя и не любил возиться в земле. Юра потыкал в подушку пальцем, повертел на ней головой, укладываясь. Ничего, раз японцы так решили, значит, это полезно. Подумать только, подушка с камнями.
Телефон в заднем кармане джинсов завибрировал, и Юра приподнял бедра, чтобы вытащить его.
Сообщение в Вайбере. От Отабека.
“Уже оценил подушки? Там внутри мелко нарезанная пластиковая трубка. Я в восторге”.
Юра грустно улыбнулся, прикрыл глаза и приложил верхний край телефона к губам.
Вот так и бывает у друзей. Все хорошо. Все правильно.
А он постарается, чтобы так и было дальше. И чтобы Отабек был счастлив. Что может быть лучше этого?
========== 4.2. Минами-Сэндзю ==========
– О-ру-га, – медленно произнес Крис, во все глаза пялясь на бэйджик на груди светловолосой девушки за кассой Seven-Eleven. – Какое интересное имя. Это же имя? – добавил он тихо, пихнув копавшегося в корзинке с продуктами Юри в бок.
Виктор, стоявший вместе с Юрой и Пхичитом у стойки сбоку от кассы, где были разложены всевозможные бэнто – готовые обеды, – захихикал и подергал Юру за запястье.
– Смотри-смотри, очередное представление Джакометти, – сказал он.
Юри поднял голову, отвлекаясь от изучения того, что они успели смести с полок комбини, глянул сначала на Криса, потом на девушку, у которой губы подрагивали от явно сдерживаемого смеха.
– Имя-имя, – покашляв, буркнул он. – Ты выучил катакану? [1]
– Учу, – гордо ответил Крис и, обращаясь к девушке, добавил: – У вас очень необычное имя.
На английском. Это уже радовало. Юра с Витей подошли ближе, оставив Пхичита выбирать между сэндвичами с ветчиной и с зажаренной котлетой в панировке.
– Спасибо, – закивала девушка и перевела взгляд на Никифорова, не переставая улыбаться.
Витя облокотился на стойку кассы и, чуть перегнувшись через нее, посмотрел на пышные булочки, очень напоминавшие хинкали, выложенные в прозрачных высоких контейнерах со слегка запотевшими от поддерживаемой в них температуры стеклами.
– Оленька, а насыпьте нам, пожалуйста, никуманов побольше, – попросил он на русском.
– Минуточку, – барышня выхватила из-под прилавка шелестящий пакет и утопала в сторону булочек.
Крис медленно повернулся к Вите, хлопая глазами.
– Русская, что ли?
– Рашн-рашн, – посмеиваясь, отозвалась Ольга, осторожно, чтобы не помять пышные бока, складывая булочки в пакет щипцами.
– А-а-а, – хлопнул себя по лбу Крис. – Ольга!
– Прекрасное русское имя, все ты правильно сказал, – миролюбиво произнес Юри, взваливая тяжелую корзину на полочку у кассы. – Куда мы столько набрали?
– У нас пир! – весело отозвался Виктор. – Посидим, расслабимся, а то я уже еле ноги передвигаю – мы ходим по двадцать километров в день!
– Вы, ребята, все вместе, да? – упаковав никуманы и теперь занимаясь остальными их покупками, спросила Ольга.
– Да, большая дружная компания, – улыбнулся Витя.
– Разношерстная компания, – стрельнув глазами в строну Криса, по-русски сказала девушка.
– Зато веселая, – Мила водрузила на кассу бутылку японского виски.
Когда они высыпались всей толпой из комбини, Юра увидел через дорогу Отабека с явно тяжелыми пакетами в обеих руках. Заметив их, тот сначала кивнул, потом мотнул головой в сторону отеля. В Seven-Eleven он с ними идти отказался и отправился на разведку – искать свежие фрукты, которые в комбини продавали редко.
В Токио, казалось, темнело еще быстрее, чем в других городах, где они побывали. Юра по приезду успел только немного поваляться в номере, потом распихать пакеты с подарками по ящичкам тумбочки, чтобы не сломались в рюкзаке – его он разбирать не стал, – и сходить в душ, когда солнце уже выключили, как самую обычную лампочку щелчком выключателя. Вернувшись в номер из ванной, Юра не сразу понял, почему в нем так темно, и на полной скорости впечатался ногой в угол кровати. Как раз в этот момент в дверь поскреблись, и Витя, сушивший волосы полотенцем, предложил встретиться в холле через двадцать минут. “Будем отдыхать”, – поиграв бровями, сообщил он, и Юра, матерясь на пульсировавшую болью ногу, вытолкал его в коридор. Отдыхать. А чем они все это время занимались, спрашивается?
– Нашел тут супермаркет за углом, там столько всего продают, – сказал Отабек, когда они перешли дорогу и двинулись ко входу в отель.
– Что купил? – поинтересовалась Мила, подергав один из пакетов в его руке.
– Персики. Лимон. Всяких закусок. И крабов твоих любимых, – Отабек повернулся к Юре и улыбнулся.
“Крабы” напоминали крабовые палочки по виду, но никак не по консистенции и вкусу. Это было словно мелко нарубленное и спрессованное крабовое мясо с очень прикольным рыбным привкусом. Юра их покупал везде, где видел. Их продавали в маленьких пластиковых коробочках, и ему никогда их не хватало, а взять сразу две-три он почему-то ни разу не догадался.
– А мы купили никуманы, – ответил Юра. – Ну эти, хинкали японские.
– Мясные булочки, знаю, – кивнул Отабек. – Мы их на вокзале в Киото ели, помнишь?
Помню, кивая, подумал Юра, как мы, стоя в очереди за этим всем добром, чуть не прошляпили очередной синкансэн. А теперь все, метро токийское, потому что проездные этим днем и заканчивались. Такси и заказные автобусы надоели за все соревнования, так что только метро, только хардкор.
На веранде никого не было, что не могло не радовать. Это был небольшой закуток на первом этаже отеля, где стояли два широких деревянных стола в окружении стульев, примотанных за ножки цепями. Юра недоумевал: велосипеды, значит, японцы не привязывали, бери, кто хочешь, но стулья – это святое. У стены вытянулись традиционные автоматы с напитками, из которых еще днем китайцы, гостившие тоже огромной толпой, выгребли всю нормальную воду, оставив только сладкую и со всякими добавками. На такой жаре это была катастрофа – пришлось затариваться в комбини. Вся эта красота была отгорожена от тротуара и проезжей части, по которой, в отличие от Киото, очень даже активно сновали машины, раздвижным металлическим заборчиком и растениями с длинными, жилистыми листьями. Забор, если поддеть с одного края, складывался гармошкой и отъезжал в сторону. Все у японцев на колесиках, страна технического прогресса.
Виктор с Юри шмякнули на один из столов, который был поближе к заборчику, пакеты. Внутри звякнули бутылки. Некстати вспомнился разговор с Лилией и обещание Якова заставить вручную заливать каток. Если они продолжат в том же духе, эти слова обретут не такой уж и смешной смысл. Живот недовольно забурчал, и Юра прижал его через футболку ладонью, обматерив про себя.
– М-м-м, мое любимое пиво, – пошуршав пакетом и выудив оттуда серебристую банку с надписью “Asahi”, пропел Виктор.
– Пиво под названием “Заря” – это мощно, – усмехнулся Крис.
– Да эта фирма здесь все делает. И воду, и йогурты, и пиво, – махнул рукой Витя, открывая с характерным щелчком банку и прикладываясь к ней губами.
– Боже, мне страшно даже подумать, что с нами сделает Фельцман, когда мы приедем, – вздохнула Мила и выудила из пакета пузатую бутылку колы.
– Учитывая, сколько мы здесь ходим, ничего не сделает, – чуть ли не с головой ныряя в другой пакет, сказал Гоша. – Мне кажется, из меня уже ведро воды вылилось и пара килограммов стаяла. Причем не факт, что эти килограммы были лишними.
– Да ты жрешь за троих, – Мила с приятным стуком поставила на стол бутылку виски.
Юра под звон цепей по напольной плитке отодвинул деревянный стул с прямой спинкой и шлепнулся на него, тут же вытягивая под стол гудящие ноги. Отабек сел рядом, снял со стола пакет, пошуршал в нем и сунул Юре в руку коробочку с крабами.
– Класс, спасибо, – борясь с пластиковой крышкой, сказал Юра.
– Крабовая душа, – усмехнулся Отабек. – До сих пор помню, как в час ночи искал их в Алматы.
Юра сглотнул. В тот вечер как раз позвонили и сказали о внезапной болезни дедушки. Юра места себе не находил, нарезал круги по небольшой, но уютной кухне в доме Отабека, пока не закрутился и чуть не сшиб холодильник. Отабек и билеты ему нашел, и в аэропорт позвонил, чтобы хоть какую-то компенсацию от старых дали, и сунул в руку кружку с чаем, насилу утолкав Юру в угол дивана, чтобы не мотался, как ненормальный. Посидел рядом, потом еще куда-то звонил – как выяснилось, тете в Москву, чтобы та удостоверилась, что в больнице у деда Николая надлежащий присмотр. Когда она перезвонила, было уже за полночь, и Юре стало легче – никакой опасности нет, врачи хорошие. А потом Отабек исчез куда-то, а вернулся с целым пакетом всяких запрещенных вкусностей, включая любимые юрины крабовые палочки. И все это так спокойно, уверенно, без лишних слов и жалоб. Юра так никогда не умел.
– Извини за тот вечер, – тихо сказал Юра.
– Да нет, что ты? – в голосе Отабека звучало искреннее удивление. – Несмотря на те обстоятельства, это приятные воспоминания. Мне было в радость.
Стало душно. Юра облизал пальцы от крабов и отвел назад прилипшую ко лбу челку. В дверь, которая вела в общий холл и была тугой, как ворота у них с дедом на даче, просочилась Мила с широким блюдом, уставленным рюмками и широкими стаканами.
– Я не буду разбавлять, – отказался от протянутого стакана Крис и стащил с псевдо-подноса рюмку.
Юра потянулся за колой. Чистые виски он не особо любил, да и пробовал только пару раз на банкетах, за что потом получал по шапке от Якова. А вот в коктейле самое то.
Когда все уселись и разобрались с напитками, дошло дело до мясных булочек. Внутри пропаренного теста была душистая начинка, которая обжигала язык.
– Хорошо-о-о, – протянул Витя, быстро расправившись со своей порцией и протирая руку салфеткой, которых в пакет им насовали, казалось, целую пачку. – Люблю никуманы.
– Да, клевая штука, – согласилась Мила. – И вообще поездка просто супер, я давно так не отдыхала. Кажется, что мы здесь уже целый месяц.
– Точно, спасибо вам, ребята, – кивнул Пхичит, принявшись за персик. – Крутая идея вот так вот помотаться по Японии, мы перед вами в долгу.
– Да ладно вам, – засмущался Юри. – Мы правда хотели, чтобы все отдохнули и отвлеклись… от всего, – он мельком глянул на Юру.
Чего сразу я-то, подумал Юра. Как будто другим не от чего было отвлекаться. Все пахали этот сезон, как проклятые. Да и у каждого, наверное, были свои поводы для нервов и переживаний. Не один же он прогрызал в себе целые тоннели день за днем.
– Мне помогло, – сказал Пхичит. – Я наконец-то принял решение, о котором так долго думал.
– Какое? – опрокинув в себя рюмку, налитую до краев так, что переливалось, спросил Гоша на выдохе.
– Я ухожу из спорта.
Мила, сидевшая рядом с Юрой, ахнула и грохнула об стол стаканом, расплескав содержимое на деревянную поверхность.
Пхичит замахал руками и улыбнулся.
– На время. Этот сезон я пропущу.
– Ничего себе решение! Нормально ты придумал, – встрял Крис. – У тебя же только в гору все пошло, ты настоящий герой в Таиланде! И не только там. Как это пропустить сезон?
Юра молчал, не признаваясь себе в том, что чувствует разочарование и даже какую-то злость. Когда-то давно он не воспринимал совсем молодого тайского спортсмена как своего настоящего соперника, делая все ставки на борьбу за медали с Витей, Юри и Отабеком. Причем за последнего он больше болел, чем хотел его превзойти. Увы, мечта встать на один пьедестал так и осталась мечтой. Отабек занимал призовые места, однако обычно тогда, когда по распределению попадал в другую страну. Или в тот раз, когда Юру сняли по медицинским – неудачное падение на разминке сделало свое дело. Юра тогда вообще боялся больше не встать на лед, но все обошлось. Зато Отабек такое демонстрировал на катке в тот день, что Юра обгрыз все ногти до мяса, пока смотрел. Но Пхичит… как без него-то? Этот вечный двигатель просто не может вот так взять и сдаться! Юра так крепко сжал стакан, что пальцы заскрипели о стеклянные бока.
– Я просто понял, что, как бы я ни любил фигурное катание, есть кое-что, что я люблю больше. Точнее, кое-кто, – поправился Пхичит, как ни в чем не бывало смешивая в стакане колу с виски.
Юри зажал рот открывшему его было Виктору одной рукой и резко повернулся к Пхичиту.
– Я что-то пропустил?
О, понеслась. Юра выдохнул, глядя на Кацуки. С виду и не скажешь, какие там грозовые фронты внутри этой головы. Вечно спокойный и вежливый, когда Юри взрывался или нервничал, можно было сразу объявлять о капитуляции. Виктор так и делал, зная, каким бывает его японский супруг в гневе или крайнем состоянии перенапряжения. Даже Фельцман, когда Юри начал тренироваться в Санкт-Петербурге, удивлялся этим метаморфозам. Кацуки, как и вся его родная страна, тот еще ящик Пандоры. Вон и взгляд уже начал меняться, сейчас начнется.
– Ее зовут Мали, – сказал Пхичит, не обращая внимания на то, как его буравили глазами сбоку. – У нее очень строгие родители, которые не хотят, чтобы она выходила замуж за публичного человека. Чтобы шагу не давали ступить, писали в СМИ, обсуждали.
– А ты жениться что ли собрался? – хрипло спросила Мила и тут же потянулась за отставленным было стаканом.
– Да. Мы поженимся, и я хочу на год уехать. Показать ей другие страны – она никогда не выезжала из Таиланда. Я долгое время копил деньги на то, чтобы сделать это, – кивнул Пхичит, продолжая улыбаться, как будто говорил о погоде на завтра, а не о том, что решил так круто изменить свою жизнь.
– Вот это поворот, – пробормотал Виктор сквозь ладонь Юри, которую тот, забывшись, продолжать держать на его губах.
– Да тебя же все равно в покое не оставят, – развел руками Крис. – Будут писать еще больше, чем до этого.
– Вам я говорю правду. Потому что доверяю, – Пхичит откинулся на спинку стула. Его темные глаза блестели углями на смуглом лице. Он вдруг показался Юре таким взрослым и собранным, серьезным. – Для всех остальных же я снимаюсь по медицинским из-за травмы колена.
Травма и правда была. В прошлом году. Юра не знал подробностей – Пхичит тогда неудачно прыгнул тройной сальхов на тренировке, на которой никто не присутствовал. Чалдини всех на уши поднял, но Пхичит все же докатал сезон. Но пошумели знатно, об этом много где писали.
– А что это изменит для ее родителей? – спросил Юри. – Если ты потом планируешь вернуться в спорт, все снова станет точно так же.
– Не совсем, – спокойно отозвался Пхичит. – Я верю в лучшее. Если они увидят, что она счастлива со мной, я надеюсь, они изменят свое мнение. А я хочу сделать ее счастливой.
Мила булькнула колой с виски и выдохнула с протяжным “о-о-у”.
– Это так… так романтично, – сказала она.
– То есть еще не факт, что ты все же вернешься? – спросил Юри, нахмурившись.
– Я готов рискнуть. Фигурное катание всегда было для меня всем, но теперь появилось кое-что еще. Ты это знаешь чуть ли не лучше меня, – Пхичит посмотрел Юри в глаза, и тот отвел взгляд, покосился на сидевшего с грустной улыбкой на губах Виктора.
– Ты молодец, Пхичит, – подал голос хранивший до этого молчание Отабек. – И все правильно делаешь. Если это ради любимой девушки, это здорово. Удачи тебе, – он протянул Пхичиту стакан, и тот звякнул об его край своим.
Юри выдохнул, потрепал Виктора по колену. Юра рассматривал темно-янтарные пузырьки, поднимавшиеся со дна стакана. Вот, значит, как оно бывает. Люди отказываются от всего ради другого человека. Вот так вот просто и безо всяких сожалений. Он подумал о том, смог ли бы сам исключить из своей жизни фигурное катание. Покосился на Отабека. Ради него – смог бы? Сложно представить себе такую ситуацию, но все же. Внутри все сжалось в тугой комок от этих мыслей. Ни тренировок, ни льда, ни этого потрясающего ощущения полета. И больше ты ничего не умеешь так же хорошо, нужно что-то начинать заново, с нуля. Но, может, если рядом будет человек, который понимает тебя, поддерживает, дает тебе силы – столько, сколько всегда давал Отабек, как будто не оставлял для самого себя ни капли, – это вполне реально? На душе, вопреки всему, стало тепло. Отабек поддержал Пхичита, был единственным, кто не задавал вопросов, а просто принял чужое решение.
За это Юра его и любил.
Когда все успокоились, разговор снова стал мирным и непринужденным. Мила рассказывала о Стэнли, который обещал ей на Новый Год забрать ее в Нью-Йорк. Юра сидел, изредка вставляя мало что значившие фразы, и думал о том, как они все изменились за это время. Что-то оставалось прежним, казалось, даже стояло на месте, однако, если оглянуться назад, сколько же всего стало совсем другим, обрело другие краски и тона, повернулось так, что не вернешь уже того, что было.
За металлическим забором шумел, как шквалистый ветер в чистом поле, Токио. Ездили машины, позвякивали велосипеды, переговаривались прохожие. Жизнь ни на секунду не останавливалась, и от этого порой становилось жутковато. Не поставишь на паузу, не попросишь крутиться помедленнее.
Когда Гоша уже стал посапывать, скрутившись на стуле, как змея, и положив голову на сложенные на деревянной спинке руки, а Отабек отправился на кухню помогать Пхичиту прибираться, Юра, которому сказали, что его помощь не нужна – только толкаться на маленьком пространстве, – поднялся к себе в номер. Когда он дошел по пустому коридору до самого конца, его внимание привлекла приоткрытая соседняя дверь без номера и каких-либо опознавательных знаков. Было четко видно, что за ней – темнота. Любопытство взяло верх, и Юра, приложив усилия, распахнул ее.
Перед глазами предстал небольшой балкон с уходившей куда-то наверх лестницей. Юра вышел, заглянул за угол, куда поднимались ступени. У них был последний этаж, выше – только крыша. Внизу сияли огни, насколько хватало глаз. В уголке стояла высокая урна для сигарет, и Юра пощупал пальцами пачку, которую еще днем прихватил из рюкзака, вытащил ее, покопался в поисках зажигалки. Закурил. В ушах зазвенело от ветра, пахнувшего теплом и тем самым горьким ароматом, уже знакомым, токийским. Юра оглянулся на прикрытую дверь на этаж, поколебался пару мгновений и, затянувшись дымом, пошел вверх по лестнице.
Ступени и правда доходили до самой крыши, отгороженной от маленькой площадки, на которой лестница заканчивалась, металлической оградкой. Перебираться через нее Юра не стал, просто замер, глядя на открывшийся вид. Прямо перед лицом переливалась, как сундук с сокровищами, Токийская Башня. Токийское Небесное Дерево. Юра положил локти на парапет, припал к нему – теплому, нагретому дневным солнцем – грудью, не отрывая глаз от уходившего в редкие, словно размазанные по ночному небу облака шпиля. Он даже ненадолго забыл про сигарету в пальцах, наблюдая за переливами огней. Небоскребы, на самых верхушках которых по краям горели маленькие красные лампочки, дома пониже, торговые центры, дороги, которые казались с такой высоты запутанными серебристыми нитями. Внизу лучился ночной жизнью район Аракава, который Юра упорно называл Минами-Сэндзю – по станции метро.
Токио не был городом, в котором Юра хотел бы жить. Но Токио завораживал, приковывал к себе взгляд, будто гвоздями приколачивал. И не отпускал, тянул – мягко, будто приглашающе.
Смотри на меня. Не отводи глаз.
Внутри было тихо. Теплый ветер трепал волосы, бросая челку на лицо.
Послышались шаги, и Юра повернул голову к лестнице. Держась за стенку, к нему поднималась Мила со стаканом в руке.
– О, Юрка, – сказала она, остановившись и подняв на него взгляд. – Я думала, только я пока что нашла это место.
– Это же мужской этаж, – усмехнулся Юра, протягивая ей руку и помогая взойти на площадку, на которой стоял сам.
– Крыша-то общая, – дернула плечом Мила. – Дай сигарету.
Юра достал пачку из кармана, положил на широкий парапет, вспомнил про свою сигарету, затянулся. Мила поставила стакан рядом с пачкой, выцарапала из нее, не поднимая, сигарету. Вздохнула.
– Кто-то пьяненький, – съязвил Юра.
– Ой, ну вас всех, – поморщилась Мила, выпуская изо рта дым. – Не будешь с вами пьяной, когда вокруг такие разговоры. Любовь, все дела.
Юра отвел от нее взгляд, посмотрел на переливавшуюся башню.
– Да, Пхичит, конечно, выдал, – сказал он.
– Он молодец. Не каждый вот так вот может… ради любимой, – Мила почти легла на парапет, вытягивая вперед руку с сигаретой. Ее запястье безвольно повисло, как оборванный провод.
– Ей повезло, – коротко ответил Юра.
– И не только ей, – непонятно сказала Мила. Повернулась, не отрываясь от парапета, глянула на Юру. Рыжие волосы упали ей на лицо, и она попыталась сдуть их с глаз.
– И тебе тоже. У тебя Стэнли, Новый Год в Нью-Йорке, – пожал плечами Юра.
– Да мы с ним видимся раз в год по обещанию. И что-то он не особо часто зовет меня к себе. А мне ведь уже не восемнадцать.
Юра фыркнул. Нашлась тут самая старая.
– А вы все вон чего, – продолжала девушка, положив подбородок на вытянутую руку. – Витя с Юри поженились. Счастливы вроде. Это же видно, тут и к гадалке не ходи. Пхичит решил бросить любимое дело ради девочки. Прямо Ромео и Джульетта. Хотя я рада за него, ты не подумай. И Отабек еще, – Мила резко замолчала, глухо покашляла.
– А что Отабек? – напрягся Юра.
Вспомнились слова Отабека о том разговоре на пляже. Могло ли быть так, что Мила знала больше, чем он?
– Ничего, не бери в голову.
– Мила!
Мила прикрыла глаза. Тихо сказала: “да блин”.
– Говори, раз уж начала, – строго сказал Юра.
– Ну… Он же уехать хотел. Уже передумал, я так поняла, – медленно произнесла девушка. – Чтобы ты… чтобы тебе лучше было, в общем.
– Об этом я в курсе, – выдохнул Юра, снова облокачиваясь рядом с ней на парапет и вытягивая шею, чтобы рассмотреть, что было там – в самом низу, под прямой отвесной стеной отеля.
– Слышал? Чего тогда спрашиваешь?
– Думал, есть что-то еще.
– Не совсем, – ответила Мила. – Он просто переживал, что портит тебе отдых. И сам не мог… взять себя в руки.
– Мы уже это решили. Мы друзья. Теперь все будет нормально, – выдавил из себя Юра. Слова снова не шли, будто цеплялись за горло.
– Друзья… – прыснула Мила, покачала головой, сказала протяжное “а-а-а”. – Дураки вы, а не друзья. Ладно, я спать пошла.
– Чего это дураки-то? – обиженно спросил Юра.
Мила уже встала прямо и выглядела так, будто и не выпивала вовсе. Ее голубые глаза в таком тусклом свете ночного города выглядели совсем синими и блестящими. Она пожала плечами, махнула рукой и начала спускаться по лестнице. Едва Юра хотел снова вернуться к созерцанию Токио, он услышал тихое:
– Меня бы кто так любил, как он – тебя.
Юра открыл рот, чтобы переспросить, но Мила уже скрылась за поворотом лестницы. Сердце шарахнулось об ребра, как птица, налетевшая на стекло.
*
– Доброе утро, – когда Юра спустился на кухню, Отабек выглянул из-за стойки и помахал ему короткой металлической лопаткой.
– Привет, – отозвался Юра. – Ты что это там делаешь?
– Да я тут… Вот, – Отабек перегнулся через стойку и поставил на столик тарелку с тостами. В Японии продавали гигантский тостовый хлеб, очень вкусный и чуточку сладковатый. – Масла нет, я три магазина обошел, так что с маргарином. Возьмешь в холодильнике?
– Офигеть, – присвистнул Юра, выполняя просьбу. – Тосты без тостера.
– А тут вот такая штука есть, – Отабек, дождавшись, пока Юра повернется и посмотрит на него, потряс в воздухе небольшой решеточкой с заклепками. – Для духовки. Кофе?
– Да я сделаю, – Юра положил на стол упаковку маргарина – вроде, он, по крайней мере на ощупь под оберткой и по форме – и полез в шкафчик за чашками. – Ты будешь?
– Я уже пил, – отозвался Отабек. – Ты чего как рано встал? Все еще спят.
– У тебя могу спросить то же самое.
– Ты же знаешь, я долго не сплю, – спокойно сказал Отабек.
Юра знал. Алтын вечно вскакивал раньше него, как будто на поезд опаздывал. Всегда очень резко просыпался и сразу вставал, не разлеживаясь, как Юра ни уговаривал его поваляться еще. И шел варить кофе. Вкусный, со специями, которые все время прятал от Юры и просил угадать.
Юра так и не угадал.
– Ты вчера так резко ушел, что-то случилось? – спросил Отабек, когда Юра насыпал в чашку мелко молотый кофе – опять что-то среднее между растворимым и нормальным – и залил кипятком из термопота.
– А? Не-не, – Юра замотал головой, отплевался от тут же прилипших к губам волос. – Я выход на крышу нашел. У нас в конце коридора.
– Я там был утром, – кивнул Отабек, отрывая края упаковки от маргарина. – Красиво. И не жарко еще было.
– Во сколько же ты встал?
– Не знаю, часов в семь, может.
– Охренеть, ну ты даешь, – Юра отхлебнул кофе, обжигая язык.
Не говорить же, что он слышал и когда Отабек вернулся ночью в номер – по тихому щелчку соседней двери, – и как он утром выходил в коридор и шел в ванную. И как шумела вода. Слова Милы не шли из головы и вертелись там, как белки в колесе, по кругу раз за разом. Почему она так сказала? Что имела в виду? Юре несколько раз, когда он коротко засыпал, снилось, как он догонял ее на лестнице и все же задавал все эти вопросы. Но он просыпался, не дожидаясь на них ответов. Наверное, даже его подсознание не могло найти правильных слов.
Отабек улыбнулся, пододвинул к руке Юры, лежавшей на столе, тарелку с уже намазанным слоем маргарина тостом. Почти как в Алматы. Почти как в Питере, когда Отабек приехал с ответным визитом на Рождество. И они с Юрой полночи гуляли, пока не промерзли до костей, а утром Отабек тоже готовил. Какой-то диковинный омлет с кучей всего, что осталось в холодильнике. И тогда можно было встать, обогнуть стол, рухнуть на колени, обнимая за шею, уткнуться носом в пахнувшие шампунем волосы на макушке и не думать, не сдерживать себя в этом простом желании – всего лишь прикоснуться.
Юра сжал руку в кулак, отпил еще кофе.
Вскоре на кухню подтянулась сонная Мила в компании с хмурым Поповичем, который тут же схватил кружку и пошел наливать себе воду из кулера. Через пару минут появились и все остальные.
– Куда мы сегодня? – спросила Мила, вгрызаясь зубами в хрустящий тост – Отабек доставал их из духовки, как из скатерти-самобранки.
– В Акихабару, – ответил Юри. – Потом можем поехать в парк развлечений, там классное колесо обозрения.
Мила закивала и потянулась за кофе. Юра встретил ее взгляд, и девушка тут же отвела глаза, как обожглась. Ее лицо было каким-то виноватым, и Юра не мог понять, о чем она так жалела. Сказала то, что не должна была? И какой вообще был смысл в ее словах, если они с Отабеком уже давно все решили?
А говорил ли ему вообще Отабек, что больше его не любит? Юра такого не помнил. Он вообще мало что помнил из того их разговора. Все было, как в тумане. Это было просто решение, которое Отабек предложил, а Юра со злости принял, осознав, что после такого вместе быть просто невозможно. Если уж один задумался о таком, как быть, как доверять дальше, если человек говорит, что лучше будет разойтись? Кому лучше, Юра не знал. Точно не ему. Но было ли вот это – “я тебя больше не люблю”? Отабек редко говорил о любви к Юре, всего пару-тройку раз за все время, но Юра всегда чувствовал ее и никогда не сомневался.
Так ли сильно в поведении Отабека что-то изменилось?
Юра взглянул на него, и Отабек, встретившись с ним глазами, улыбнулся и предложил еще кофе. Помнил, что Юра в выходные дни, когда не нужно было на тренировку, пил две чашки, а не одну.
Кружка едва не выскользнула из ставших каким-то слабыми и резиновыми пальцев. Отабек нахмурился и отобрал ее у Юры, чтобы тот не облился кипятком. Заварил кофе сам, передал обратно.
Сердце зачастило, стало жарко, и Юра подергал себя за воротник футболки, подул за шиворот. Значила ли любовь к другому человеку, что нужно обязательно быть рядом, обязательно встречаться или как там это называлось? Или можно было любить тихо, не говоря об этом, на расстоянии? Уйти в тень, как говорил тогда в синкансэне Витя, рассуждая о заботе.
Юра сквозь пар, поднимавшийся из кружки, снова посмотрел на Отабека.
Есть ли у любви срок годности?
Комментарий к 4.2. Минами-Сэндзю
[1] Катакана – японская азбука, которой записывают заимствованные слова, некоторые названия и иностранные имена.
========== 4.3. Одайба ==========
Комментарий к 4.3. Одайба
♫ Loren Allred – Never Enough
Дорогие мои, я очень редко о чем-то вас так настойчиво прошу, но эту песню, пожалуйста, послушайте обязательно!
“Towers of gold are still too little,
These hands could hold the world but it’ll
Never be enough!
Never be enough
For me”
Акихабару Юра не любил за странную разношерстную толпу, которая сновала из одного угла улицы в другой (а это целый перекресток в минутный светофор) по совершенно непонятной траектории. Попадались и обычные японцы, спешившие на работу, и странные чудики, готовые провести в этом районе целый день, бродя по многоэтажным торговым центрам и затариваясь всем, что плохо лежит, и туристы с круглыми глазами и вязанками пакетов в руках, и девушки-косплеерши в коротеньких юбочках. Они впихивали в руки рекламные листовки, в которых Юра хорошо, если понимал два-три иероглифа, но все равно брал – из вежливости к тяжелому промоутерскому труду.
Встречались и целые коридоры и залы с выходами прямо на улицу, заполненные полумраком с проблесками клубного света, где играли в видеоигры. Одни спины торчали, как будто все эти откровенные задроты обиделись на реальный мир и окончательно утопали в виртуальный.
Может, и правильно сделали, думал Юра, рассматривая футуристические здания, выстроенные и выкрашенные явно под лозунгом “я художник – я так вижу”.
Будучи на соревнованиях в Токио, он как-то поехал погулять в Акихабару. Как же прибыть в Японию и даже не взглянуть на весь этот прогресс, который буквально выпирал в этом районе на каждом углу? С ним еще тогда Лилия увязалась, сделав подарок и отменив вправление мозгов после короткой программы в обмен на прогулку с ней по магазинам. Оказалось, что шопинг она не любила так же, как и Юра, поэтому в тот раз он легко отделался тремя торговыми центрами и то, казалось, для галочки, потому что ничего, кроме навороченных часов, Барановская не купила. И те были мужскими. Юру терзали смутные сомнения, но спрашивать у раздраженной суматохой и случайным заходом по незнанию в секс-шоп Лилии он тогда ничего не стал. Увидел часы у Якова на запястье на банкете, и все вопросы отпали сами собой.
Компания в восемь человек на улицах Акихабары – это много. Это невыносимо, преступно много. В этом Юра убедился, когда потерялись Гоша и Мила. Понять, куда они делись, было невозможно – с тротуара можно было зайти в какой угодно магазин, подняться по наружной лестнице на какой-нибудь этаж торгового центра или просто свернуть в проулок. Дороги путались и, несмотря на пестроту, казались одинаковыми, как черные носки после стирки.
