Текст книги "Децима (СИ)"
Автор книги: 2sven
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
========== Часть 1 ======
Небо висит за нашей форточкой,
Боги сидят рядком на корточках,
Из белесоватой тьмы сидят и глядят как мы
Живем, и кривят худые мордочки.
(с) Т.Шельен “Рай”
– Ой нет, отберите кто-нибудь у папы гитару, – Итан закрыл лицо в притворном ужасе. – Пусть лучше танцует!
– Я и станцую тоже! Но потом, – Голд-старший решительно отодвинул от себя хохочущую жену. – Всего одну песню! Честное слово! В честь бойфренда нашего мальчика! Пока жарится мясо! Я уже сочинил!
– Это меня и пугает! – Итан попытался ухватиться за гриф, но его величественный и обычно скупой в движениях отец проявил внезапное пьяное проворство.
– Ладно, ладно, я послушаю! – Джастин примиряюще поднял руки. – Одну песню! Я согласен!
– Все равно есть пока нечего, – басом поддержал кто-то из родни.
Джастин впервые был в доме Голдов, его пригласили на «семейный ужин», и до прихода сюда он понятия не имел, что у Итана понятие семья включает даже младшего пуделя троюродной тетки. В дом набилось столько народа, что просто невозможно было запомнить, кого как зовут и кем он кому приходится. Конечно же, Джастину всех представили, он честно пытался впихнуть в себя максимум информации и даже добился определенных успехов: мама в синем платье, её зовут Сьюзан, это бабушка Барбара, удобно запоминать, дядя Хэнк – с бородой, блондинку сестру зовут… черт! Потом он только улыбался и кивал. Никто, впрочем, экзаменов ему не устраивал, и никого абсолютно не смущало, что он гей, ведь их любимый мальчик, Итан, тоже. Все пили домашнее вино бабушки Барбары, удобно запоминать, заедали какими-то еврейскими штучками, очень мелкими, с начинкой, их принесла немолодая женщина в балахоне. Под ногами носились дети, Джастин даже не пытался выяснить, сколько их и чьи они. Полный лысый мужчина громко цитировал свою новую книгу, ему хлопали и смеялись. Джастин не очень понимал, что всех так веселит в этих цитатах, но тоже хлопал. Вечер получался суматошный, бестолковый и веселый. И почему-то Джастину, не бог весть какому любителю шумных сборищ, тут было уютно. Итан радостно блестел глазами, он всю прошлую неделю ужасно волновался, понравится ли Джастину вечер в столь обширном семействе Голдов. Джастину нравилось, и Итан, поуспокоившись, перестал его везде сопровождать, даже сплясал с отцом и одним из мальчиков какой-то нелепый танец. Выдающейся силы хореографическая бездарность была у них явно семейной чертой, причем все об этом знали и радовались ей, как дети. Джастин хохотал до слез.
– Тихо всем! – прикрикнул отец, пытаясь настроить гитару. – Песня! Джастин, тебе!
Семейство, давясь смехом от предвкушения, примолкло. И стало слышно, как зашуршал под колесами гравий на подъездной дорожке.
– К нам ещё гости! – возвестила та блондинка, имя которой Джастин не запомнил.
– Может, Роза все-таки решила приехать?
– Нет, машина черная!
– Дерек?
– Он на конференции!
Гитара была забыта, семейство высыпалось из дома к дорожке. При виде высокого мужчины в черном, который вышел из машины, все заулыбались, но с объятиями кинулась только мама Итана.
– Брайан! Как хорошо, что ты заехал! Проходи, сейчас будет готова еда.
– Тоже родственник? – спросил Джастин, выглядывая из-за колонны. Они с Итаном не стали встречать машину, а воспользовались возможностью поцеловаться в углу, пока все ушли.
– Кто? – Итан выглянул тоже. – А, это мамин друг, они учились вместе. И друг семьи.
– Почему весь в черном? Вдовец? – целоваться Джастину вдруг расхотелось, в животе заворочалась тошнота.
– Неее… Страж округа. Ну чего ты вытаращился? У нас тут все люди непростые, сам видишь. Писатели, актеры, музыканты, ты вот художник. И нам повезло, что у мамы такой человек в друзьях, не приходится ходить к инспекторам, сидеть по приемным… Пойдем познакомлю!
– Я не… Слушай, меня догнала птичка перепил, кажется…
– Да быстренько! В честь тебя же вечеринка, как это тебя и не представить! Не поймут!
– Мне не очень…
Вошедшему мужчине уже принесли бокал с вином, мать Итана о чем-то оживленно рассказывала, остальные члены семейства дружно улыбались, но стояли поодаль. Даже дети притихли.
– Брось! Он свой! Он мне как родственник, я его с детства знаю. Мне очень хочется вас познакомить, – Итан потянул Джастина за рукав. – Брайан!
Мужчина повернулся. На ярком свету стало видно, что он моложе, чем Джастину сначала показалось. Он прикинул в уме – Итану 21, значит, его матери за сорок… А по виду и не скажешь, что Стражу пятый десяток. Яркие каштановые волосы, точеный профиль. Мужчина улыбнулся Итану, после чего задержался пристальным взглядом на Джастине. Проклятое вино полезло наверх ещё неотвратимей, в глазах потемнело. Джастин мучительно улыбнулся и сжал руку Итана.
– Сейчас блевану, – пробормотал он, изо всех сил стараясь улыбнуться гостю и даже рукой помахал. В животе резко заурчало. Ещё раз жалко скривив рот в попытке извиниться, Джастин бросился через комнату туда, где по его представлениям находился туалет.
– Мальчик немножко перебрал, – сияющая мать Итана ободряюще кивнула растерянному сыну, мол, ерунда, со всеми случается.
– Бывает, – вслух подтвердил нежданный гость. – Вкусное вино. Домашнее?
– Это моё, – старуха расцвела в улыбке, подмигнула и подобралась ближе. – А есть ещё ежевичное. Налить вам?
– Хотел вас познакомить, – Итан виновато улыбнулся. – Мой бойфренд. Он замечательный.
– Надеюсь, ему станет лучше, и он к нам вернется, – отец вручил Итану бутылку с водой. – Сходи-ка проверь, все ли у него нормально.
Брайан проводил Итана взглядом, вернулся к старухе.
– В другой раз обязательно, Барбара. Сьюзан, у меня к тебе небольшой вопрос, – он взял мать Итана за локоть. – Мы можем…?
– Да, конечно, – Сьюзан ещё улыбалась, но на родственников старалась не смотреть: хорошо знавшие её люди заметили бы, что делает она это с трудом. Сьюзан Голд была талантливой журналисткой, но никудышней актрисой.
Они с Брайаном ушли в кухню, он закрыл за ними дверь.
– Что-то не так? – Сьюзан искала взгляда Брайана, и тот не стал отворачиваться.
– Ты знаешь, что этот мальчик сенс?
– Что?
– К тому же незарегистрированный.
– Нет, погоди, ты же его не видел…
– Я видел, – перебил Брайан. – А ты видела, что ему стало плохо.
– Он много пил…
– Сьюзан, не обманывай себя. Мне жаль, что тебе пришлось вот так об этом узнать, но это бы так или иначе случилось.
Сьюзан рассеянно покивала, думая о чем-то своем.
– Итан в курсе? – прервал её размышления Брайан.
– Я не думаю… Он бы сказал, ты знаешь, он очень открытый…
Брайан взял её за подбородок, посмотрел в глаза.
– Почему ты так реагируешь? Это Децима, сенсами являются 10% населения…
– Не нужно объяснять мне, как ребенку, – Сьюзан попыталась вырваться, но Брайан не собирался её выпускать, и она почувствовала вдруг, как наваливаются безразличие и вялость.
– В артистической среде их особенно много, для тебя это не новость, – продолжил Брайан. – Только у вас в семье Кайла, Хэнк…
– Дерек, – горько добавила Сьюзан.
Брайан вздохнул.
– Не все перерождаются. Далеко не все. С Дереком не повезло. Мне жаль.
– Почему их нельзя просто изолировать… – прошептала Сьюзан, борясь с подступающими слезами. – Почему обязательно надо…
– Потому что перерожденных невозможно изолировать, – Брайан крепко взял её за плечо. – Сьюзан. Мне очень жаль твоего брата. Я знал его много лет. Но все мы понимаем, никаких вариантов не было. И слава Двуединому, что никто не пострадал…
– Мы говорим всем, что он в Гааге на конференции, – прошептала она.
Брайан беспомощно опустил руку.
– Лучше сказать правду. Вас никто не упрекнет. Он не сделал ничего плохого.
И тут Сьюзан разрыдалась. Брайан обнял её и стоял молча, пока маленькая темноволосая женщина не перестала всхлипывать. Синее платье на ощупь оказалось неприятно шершавым.
– Мне жаль. Думаю, мне лучше уехать.
– Нет, что ты, нет-нет. Это будет выглядеть очень некрасиво. И я не хочу, чтобы ты уезжал. Ты не виноват… Я понимаю… Это судьба.
Брайан протянул ей новую салфетку взамен размокшей.
– Но взять в семью сенса… Привязаться…. А если он потом тоже…
– Мы все смертны, – голос Брайана стал жестким. – Все. И что теперь, детей не рожать, не жениться, не заводить друзей?
– У моей начальницы родился сенс, девочка, – Сьюзан вытерла щеки, потянулась за новой салфеткой. – Она в таком ужасе…
– Да нельзя точно определить, сенс младенец или нет, – раздраженно оборвал её Брайан. – И они такие же люди, как все прочие. Рождаются у кого угодно, сами в большинстве случаев рожают обычных детей. Никакой закономерности. Ничего сделать нельзя. Стабильные десять процентов населения.
– Я знаю, знаю, но жить и знать, что твой ребенок в любой момент может превратиться…
– Они превращаются только произвольно. И только взрослыми. Просто мы не знаем, почему они этого начинают хотеть. Нам не понять.
Сьюзан вздохнула, посмотрела в окно.
– Извини, Брайан, я закатила тебе истерику… Прости. Не думай, что я стану хуже к тебе относиться или…
– А к этому мальчику?
Сьюзан замолчала, все так же не отводя взгляда от темноты за окном.
– Твой сын влюблен в него.
– Нам тоже он понравился, но…
– Но? – Брайан тоже посмотрел в стекло, где отражались они оба, белесые призраки с огромными темными глазами – дырами в ночь.
– Дай мне время, – выдавила наконец Сьюзан. – Мне нужно поговорить с Робертом, он ведь отец…
– Нужно сказать Итану.
– Да, конечно…
– Не стоит затягивать. А мальчишке просто нужно встать на учет.
Сьюзан кивнула, отбросила истерзанную салфетку, выпрямилась.
– Давай вернемся к гостям, нас уже долго нет… И мясо, наверное, приготовилось…
Брайан кивнул и вышел первым.
Джастин лежал в темноте. Тикали часы. Рядом, под рукой, чуть шипела бутылка газировки: газ выходил из-под неплотно закрытой крышечки.
Тошнота прошла, но на смену ей пришло нечто гораздо худшее. Понимание, что ему нет здесь больше места.
И что эти три неполных месяца счастья были подарком судьбы. После всего, что пришлось пережить, после побега из дома, жизни в каких-то коммунах и общагах… Почти три месяца. Ему повезло, могло не быть и этого. И могло, конечно, побыть ещё хоть немножко…
Джастин зажмурился, чтобы не заплакать. К чему это соплежуйство, какая от него польза. Только голова разболится.
Но как все хорошо складывалось! Они прожили с Итаном прекрасные 12 недель… Он даже решил познакомить Джастина со своими родителями, и они так к нему хорошо отнеслись…
Все это было слишком хорошо.
Нужно было догадаться, что катастрофа близко.
Но кто мог подумать, что катастрофа придет на семейный ужин в облике этого красивого мужчины в черном.
Друг семьи…
Они бы приняли гея – в отличие от его собственных родителей, усмехнулся Джастин про себя. Они бы даже приняли голодранца без гроша за душой.
Но сенса они не примут никогда.
Обречь себя на риск… Никто не пойдет на такое.
Может, Итан и согласился бы… Но не сейчас. Сейчас он обидится за обман. Любой обиделся бы, о таких вещах предупреждают, а он, Джастин, скрывал три месяца и скрывал совершенно сознательно, понимая, что иначе…
Нужно уйти. Дать Итану время. Всем им. Так будет лучше.
Джастин поднялся, нашел в темноте свой рюкзак. Старые привычки не подвели: смена одежды, кошелек, зубная щетка, альбом… Основное у него с собой. Случалось иметь и меньше.
Закрутил крышечку бутылки и сунул её в карман рюкзака. Пригодится.
Рама открылась легко – у Голдов дом не бедный. Второй этаж, ничего страшного.
Джастин выбрался на карниз, свесил ноги. Внизу газон, должно получиться.
От удара о землю из легких выбило воздух, на секунду Джастину показалось, что он умер, и эта мысль обрадовала: вот и всё, всё. Но пришла боль и стало очевидно – простых путей ему не дождаться. Он лежал, пока дыхание не наладилось, затем поднялся на ноги.
Вроде все было цело. Хотя болело колено и запястье.
Джастин поправил рюкзак, углубился в сад. Цикады заглушали голоса с веранды. Кто-то пел…
Забор у Голдов невысокий, декоративный. И до шоссе, кажется, не очень далеко.
– Думаешь, это хорошая мысль? – прозвучало из тени справа, и Джастин шарахнулся.
Щелкнула зажигалка, огонек высветил профиль, нахмуренные брови.
– Так всем лучше, – тихо ответил Джастин. – Они не поймут.
Брайан помолчал, затянулся.
– Зря ты им врал. Они хорошие люди, могли бы…
– Сами-то верите? – злым шепотом перебил его Джастин. – Кто примет сенса в семью?
– Почему нет? – пожал плечами Брайан. – Полно сенсов живут счастливым браком с людьми. Рожают детей…
– Я гей.
– Да без разницы. Но ложью ты все испортил.
– Это вы все испортили. Если бы вы не явились…
Брайан снова помолчал. Не считал нужным оправдываться? Давал возможность самому понять, как глупо назначать его виноватым?
Джастину хотелось развернуться и броситься бежать, но это выглядело бы так по-детски… Нет, он не побежит. И если этот… как его там… решит всех созвать – черт с ним! Джастин попрощается и потом все равно уйдет. Может, так даже лучше!
Вот только тошнит опять… И что если его поволокут в машину?
– Это с непривычки, – словно прочитал его мысли Брайан. – Я не давлю. Как ты ухитрился столько времени избегать регистрации?
– Я умный, – Джастин вызывающе поднял подбородок, что было довольно нелепо, кто это увидит в темноте. И от тошноты совершенно не помогало.
– Что в этом умного? Встань на учет и живи спокойно. Работай, учись…
– Ходи отмечаться, – Джастин не собирался поджимать хвост. В машину? Ну давайте вашу машину. Будет весело. И пусть вся семейка полюбуется, кто у них в друзьях!
– Свобода… – с непонятной тоской в голосе пробормотал Брайан. Окурок упал на землю, рассыпая искры. Брайан неторопливо их затоптал. – Подвезти до шоссе?
Джастин восхитился коварством замысла, качнул головой. Ещё один нелепый в темноте жест.
– Нет уж, я пешочком. Погода хорошая.
– Ну, иди… Постарайся не наделать глупостей.
– Вы меня отпускаете? – недоверчиво уточнил Джастин.
– Я Страж округа, – слышно было, что Брайан усмехается. – Ловить неучтенных сенсов не моя работа. Для этого есть рядовые.
– Слишком мелкая сошка?
– Да, – без обиняков признал Брайан. – Ты не опасен. Ты просто мальчишка, вообразивший себя борцом за свободу. Вас таких сотнями ловят, регистрируют и отпускают. И знаешь что? Никому не нужна ваша свобода.
– Брайан! – донеслось с веранды. – Идем, открываем ежевичное!
– Держи, – картонный прямоугольник ткнулся Джастину в руку, и от неожиданности он его взял. – Если что, обращайся ко мне лично. В каком-то смысле ты друг этой семьи, значит, ты можешь на меня рассчитывать.
Брайан развернулся и исчез так же бесшумно, как появился, но только потому, что трава в саду была густой и чуть влажной, а цикады заглушали даже голоса.
На какое-то мгновение высокий узкий силуэт уходящего мужчины стал виден на фоне освещенного окна, Джастин не стал смотреть дальше, он развернулся и потрусил к забору. Нужно добраться до шоссе, поймать попутку, а ещё лучше автобус. И ехать, ехать подальше.
В Питтсбург. Чем больше город, тем легче прятаться, это Джастин узнал на своем опыте давным-давно.
До того, как побыл счастливым.
====== Часть 2 ======
Джастин проснулся от того, что автобус резко остановился. Открыл глаза и обнаружил, что спал, уткнувшись в плечо немолодой женщины в пушистой синей кофте.
– Простите, – побормотал он.
Женщина посмотрела на него то ли с жалостью, то ли с завистью. Но точно не со злостью. Джастин попытался улыбнуться.
Утро было совсем раннее, серое, низинки за окном затягивал жидкий поземный туман. Поспал Джастин совсем немного, почти всю ночь тащился пешком по шоссе, машины, как назло, случались редко, уж больно час неурочный. Те, что были, не останавливались по той же причине. Может, это было и к лучшему, Джастин опасался иезуитской хитрости стражей – бери его тут тепленьким, сам в машину попросится. Желтый пригородный автобус нарисовался на рассвете. Продрогший и уставший Джастин бросился к нему, размахивая руками и внутренне готовый кинуться, если что, наперерез. Такие крайности не понадобились, автобус распахнул двери, принимая Джастина в душноватое тепло салона, и двинулся дальше.
Народу в нем было немного. Пара рабочих, девушка в свитере с высоким воротом и шапке, ещё одна с газетой и букетом роз, мужчина в гавайке. Когда Джастин выбирал себе место, сиденье рядом было свободно. Видимо, тетка в кофте подсела позже, на другой остановке, а он и не услышал даже.
Но эту остановку пропустить не смог бы никто.
Дверь с шипением распахнулась, двое мужчин в серой форме с длинной бахромой на груди встали в проходе.
Бахрома качнулась почти синхронно, Джастин невольно засмотрелся.
– Полевая жандармерия, плановая инспекция, всем поднять лица, – сухо объявили вошедшие и тут же, не делая паузы, двинулись к пассажирам, поочередно глядя в глаза каждому.
Джастин потер щеки и выпрямился. Нужно вести себя спокойно. Жандармерия не занимается сенсами, это не их ведомство, Джастин попадал под их инспекции уже много раз. Они ищут мертвых, до других им дела нет. Джастин обвел глазами салон. Откуда тут взяться мертвым. Жандармы прошли мимо рабочих и девушки в шапке. Тот, что шел по левому ряду, чуть задержался взглядом на Джастине, досадливо, как на помеху, поморщился. Они прошли мимо него и женщины в кофте. Бахрома покачивалась. Еле слышно пахло шалфеем. Мимо мужчины с коробкой и другого, в куртке. От оглушительного визга заложило уши, Джастин с перепугу вскочил, но жандармы среагировали ещё быстрее, они уже сцепили кольцом руки вокруг девушки с букетом и теперь конвоировали её к выходу. Букет, впрочем, валялся на полу, газеты не было видно, а девушка, совсем молодая, беленькая, выла страшно и тонко, на одной ноте. От этого звука выворачивалась душа, запах шалфея в салоне стал нестерпимым, а жандармы плавно и неотвратимо вели жертву по проходу, по ступенькам, и Джастин, так и не севший на место, видел через окно, как ещё двое людей в форме присоединились к товарищам, создавая круг и укладывая руки на плечи друг другу. В центре круга продолжала выть девушка, и тонкая блузка натягивалась на худенькой спине, когда она пыталась свернуться в комок, защититься, но хоровод серых фигур уже начал свое движение, бахрома покачивалась в такт, и запах, проклятый запах…
– Ты сядь, – женщина в кофте потянула его за рукав. – Не нужно на это смотреть… сниться будет…
Джастин очнулся от морока и тяжело упал на сиденье. Все отводили глаза, молчали, кое-кто открывал окна. Водитель рванул с места, даже двери не закрыв, торопясь уехать до того как, как начнется Танец.
Джастин никогда не видел, как танцуют жандармы. Но видел, что остается от того, кого затанцовывают.
И понимание, что это был не человек, а ревенант, вызванный кем-то в мир живых, мертвец, не притупляло ужаса. Они выглядят, как люди. Они кажутся людьми! И эта беленькая не сама пришла, её кто-то звал… любил...
А вот он, Джастин, он тоже всем кажется человеком. В чем разница? Он не чувствует своего отличия от людей, может, и эти, мертвые, тоже? И тоже не понимают, почему их отвергают, уничтожают – так жестоко и бесстыдно, прямо там, где обнаруживают.
Даже бродячих животных не убивают на виду, увозят с глаз долой.
Потому что животные – живые.
А эти?
Но если ревенанты не живые, как же они живут среди людей? И люди не могут их отличить…
В чем разница?
Взять, к примеру, сенсов. Их тоже чуют только стражи. Для всех остальных сенсы – обычные люди, может, чуть более яркие, заметные личности. Люди бывают разными, а сенсы унылыми и заурядными – никогда. Они бывают щедрыми и добрыми, талантливыми и вдохновляющими, ораторами, профессорами, счастливыми многодетными матерями, заслуженными врачами и великими учеными… Это не спасет. Никому не будет никакого дела до того, каким ты был, как ты жил, перерождение – это однозначный приговор. Перерожденный подлежит немедленному уничтожению. Спасибо, что не так вот, у дороги, на виду у всех, но тоже неотвратимо...
Уснуть Джастин больше не смог.
Брайан курил за рулем, чтобы меньше хотелось спать. Светало.
Не нужно было допоздна задерживаться у Голдов, конечно, но не хотелось пугать их ещё больше своим внезапным отъездом. Они и так тяжело переживали случившееся с Дереком. Он и Сьюзан были двойняшками, только она человек, а он – сенс. Им это не мешало, брат с сестрой были очень близки, и Брайан дружил с ними обоими.
Если бы его кто-то спросил, есть ли в семье Голдов риск перерождения – четыре сенса все-таки! – он бы указал на истеричную Кайлу. Может, задумался бы насчет Хэнка или старшей дочери Розы, но о Дереке он даже мысли не допускал. Прекрасная карьера, благополучный брак, хорошие дети, куча друзей… Что могло заставить задуматься о перерождении человека, который добился в этой жизни всего?
Произошедшее с Дереком не огорчало Брайана как стража. Слишком давно он был в профессии, чтобы не знать – причины перерождения до сих пор выяснить не удавалось никому, на эту тему исписаны тома, существуют целые институты… Не существует только ответа.
Но как друга... Наверное, самонадеянно было считать, что если ты хорошо знаешь человека, ты поймешь, заметишь… Видимо, Брайан все-таки надеялся. И потому был совершенно потрясен, получив отчет о приведении приговора в исполнение. Это случилось за границей, Двуединый уберег Брайана от необходимости выносить приговор лично, но лишил возможности… Какой? Брайан затолкал окурок в пепельницу. От вина этого проклятого его на такие размышления повело, что ли? Хватит уже на сегодня.
Сначала разговор со Сьюзан, потом пришлось говорить с Робертом, а закончилось тем, что трепетная интеллигенция упросила его провести беседу с Итаном. Брайан не отказался только потому, что это был шанс дать мальчишке чистую, не окрашенную эмоциями информацию. Позицию родителей Итана Брайан не разделял и считал пораженчеством. От жизни не спрячешься. Можно отказаться от общения с сенсами, чтобы не дай бог не привязаться и не пострадать, случись перерождение. Но тогда нужно и собак не заводить, детей не рожать, жить в комнате с мягкими стенами и реанимационным отделением по соседству. Это точно не случай Сьюзан с Робертом! Они умные, незашоренные люди… Да только, видимо, сегодняшняя история с Джастином стала последней каплей даже для них.
Или он, Брайан, разучился понимать людей. Слишком часто приходится общаться с перерожденными… На приборной панели замигала желтая лампочка. Пять утра, пес! Брайан раздраженно ткнул в “Приём”.
– Да пребудет Порядок, патрон, – хмуро буркнул Майкл.
– Да пребудет. Разве ты сегодня в ночь?
– Нет, подняли. В Бренвуде стрельба, парень положил из винтовки четверых в супермаркете, не может объяснить, зачем. Беру вторую бригаду, выезжаем через пятнадцать минут.
– Удачи. До связи.
– Да, патрон.
Майкл отключился.
Проклятье. Только вечером бригада ушла в Джексвилль, загорелся экран во время вечернего сеанса, давка, паника, трое погибших.
Нужно запросить статистику, складывается ощущение, что подобных случаев все больше, перерождения случаются чаще и чаще, и сенсы, которые вчера ещё ничем не отличались от обычных людей, превращаются вот в это, жадное до чужой крови...
Брайан потер глаза.
На обочине темной от утренней сырости дороги стоял серый фургон жандармерии, почти незаметный в легком тумане, только зелено-красный маячок мигал тревожно и коротко.
Двое в форме что-то делали, наклонившись. Потом подняли черный, блестящий пакет и отнесли в фургон. Брайан отвел глаза и задержал дыхание, проезжая мимо. Лишь бы не почуять проклятый запах…
Они еще на первом курсе заметили друг друга – геев в группе стражей-первогодок было ровно четыре человека. Легко как-то сдружились и пронесли эту дружбу через все годы обучения. Несмотря на богатые подробностями слухи, никто из них друг с другом не спал, они были сторонниками теории, что секс с друзьями ведет к ненужным осложнениям. Хотя если бы кто спросил тогда Брайана, он бы сказал, что Тед относится к Майклу, как робкий влюбленный. Впрочем, иногда Тед так же вел себя с Брайаном – ни дать ни взять гость на пороге, который смущенно улыбается и машет тем, кто уже внутри, но ни за что не войдет, пока хозяин не пригласит его как минимум дважды, а ещё лучше возьмет за локоть и заведет внутрь сам.
Брайана раздражали его заискивающие взгляды и вечно виноватая улыбка, тем более неуместные, что Тед был одним из лучших учеников курса. Умный, начитанный, симпатичный, с сильным чутьем – и этот парень ухитрялся вести себя, словно последний лузер. Как? При таких данных? Брайан не мог этого понять и не хотел размышлять о том, что должно твориться у человека в голове, чтобы он сам этого противоречия не видел. А когда на Родительском дне в колледже он увидел мать Теда, размышлять о чем-то стало просто незачем – та же просительная присогнутость и заискивающе-доверчивый взгляд. Казалось, сейчас она ещё сумочку прижмет к груди, и поза станет откровенно гротескной. Когда они стояли рядом, мать и сын, на это смотреть было больно. Хотелось треснуть его по напряженной спине и сказать – да расслабься ты наконец! Посмотри на себя со стороны, зачем ты ведешь себя, как она? У неё жизнь заканчивается, а у тебя только начинается! И надо учиться преподносить себя, пока не поздно, а то однажды очнешься, а тебе сутулые сорок лет, ты развалина и неудачник! Жизнь кончилась, а ты и не жил! Но Брайан молчал. Что-то ему подсказывало, что лучше не станет, а вот хуже – может.
Он не хотел относиться к Теду так же ласково-одобрительно, как Майкл и Эммет, и постепенно у них сложились свои особые отношения. Брайан раскопал в Теде золотую жилу – остроумие. Однажды расслышал, что там Тед бормочет себе под нос, явно не считая свои слова достойными внимания широкой аудитории, и ответил ему. Тед, запинаясь, продолжил пикировку и держался, наверное, минуты три, чего в их компании никто никогда не делал – Майкл после пары фраз закатывал глаза и менял тему, а Эммет был непредсказуем: мог обидеться и надуться, мог начать рассказывать Историю минут на 20, мог начисто игнорировать Брайана, а мог и снизойти до ответной колкости. Тед же перебрасывался словами, будто мячиком, так и норовя попасть в лоб, и что самое забавное, почти не поднимал при этом глаз.
Он вообще не слишком любил взгляды в глаза, ещё одна совершенно непостижимая для Брайана черта характера. Он же гей! Как можно кого-то раскрутить, сосредоточенно пялясь в пол?
Никого он и не раскручивал, конечно. Не потому, что как Майкл мечтал о настоящей любви – безусловное влияние Дебби, вот уж кто невыносимо сентиментален. Хотя следовало признать, что Эммет сентиментален тоже, все эти старые фильмы, но у него проблем со съемом никогда не было. И уж тем более, их не было у Брайана.
А Тед просто не умел смотреть в глаза и совершенно не выносил, когда смотрели на него, что делало миссию абсолютно невыполнимой. Зато он смешно шутил про высокие шансы на секс.
У Брайана с Эмметом, кроме роста и успехов в деле съема, было ещё кое-что общее.
Они оба любили плавать.
Автобус довез пассажиров до автовокзала, они один за другим покидали салон – девушка в шапке, мужчина с коробкой, рабочие. Тетка-соседка поправила кофту, ухватила за ручки объемистую сумку и обернулась на оставшегося сидеть Джастина.
– У тебя все в порядке?
Утреннее солнце сделало её рыжую шевелюру ослепительной, и Джастин только сейчас заметил, что на висках у тетки заколки-бабочки с крылышками из розовых бусин, нелепо, конфетно детские.
– Конечно, – он широко улыбнулся. Такая улыбка всегда срабатывала, как транспарант: не бродяжка, благополучный мальчик, проходите мимо. Но этой тетке улыбаться было легко и приятно, было в ней что-то располагающее. – Классные заколочки.
– А то! – тетка качнула головой, бабочки затрепыхались. – Пойдем кофе попьем? А то я до родной Либерти без топлива не дотяну.
– Меня должны встретить… – пролепетал растерявшийся Джастин.
– Меня тоже должны были, да отменилось. Позвони, скажи, что ты кофе пьешь. Сядем вон у окна, оттуда всю стоянку видно, не пропустишь.
– Вы тут часто бываете, что ли?
– Это мой город, милый, – тетка подмигнула.
– Вы странная, – признался Джастин, но встал.
– Не видал ты странных. Я Дебби.
– Я Джейкоб.
– Вот и славно. Возьми-ка у меня сумочку, милый, я что-то и без неё еле иду.
За полчаса, проведенные с Дебби в кафе, Джастин получил ударную дозу разнопестрой информации. Он знал теперь, что Дебби официантка, что существует Либерти-авеню, где он непременно станет звездой, как только там появится, что у её сына скоро свадьба, что помидоры очень вкусно есть со свежемолотым перцем и что ему, Джастину, надо сменить прическу, есть чудесный мальчик, он частенько заходит в кафе...
Джастин видел, что тетка не так проста и болтовней своей маскирует попытки выведать о нем побольше, но держал ухо востро, отделывался шутками и общими фразами.
Не известно, сколько продолжалась бы эта невидимая миру борьба, выпиты были по три чашечки кофе, под шумок ушлая тетка накормила его пончиками, и сосредоточившийся на пикировке Джастин забыл уже, что наврал про встречающих, но тут Дебби начала рассказывать о своем сыне, который оказался одним из старших офицеров Стражи.
Джастин продолжал улыбаться, но голова тут же стала ясной и холодной. Он вспомнил свою легенду, сделал вид, что кому-то звонит, после чего душевнейше распрощался с Дебби, даже обнял её и с рюкзаком и массой добрых напутствий отправился с вокзала.
Ощущение было, что он в последние секунды вырвался из капкана.
А ещё было чуточку жаль, что в очередной раз хорошее, встретившееся ему в жизни, оказалось кратковременной обманкой.
Джастин никогда не слышал, правда, чтобы стражи использовали агентов в штатском, но почему бы нет. На войне все средства хороши.
А может, эта тетка просто энтузиаст и помогает сыну по своей воле. Хотя минутку. Как она может узнавать, кто человек, а кто нет? Ведь и стражи, и жандармы всегда мужчины. По какой-то причине люди с чутьем не бывают женщинами, таких случаев просто не знала история.
Впрочем, говорят, некоторые сенсы умеют распознавать “своих”. Сам Джастин слишком мало этих “своих” видел, чтобы понять, может он их чувствовать или нет.
И ему трудно было поверить, неужели и правда есть сенсы, одобряющие унизительное положение собратьев и готовые защищать систему, в которой каждый десятый ущемляется в гражданских правах? Регистрация и учет, ограничения на профессии, предрассудки… Это все равно что геи-гомофобы. Хотя, говорят, и такие бывают.
Джастин ушел с вокзальной площади в переулок, сел на первую попавшуюся скамейку. Идти ему было совершенно некуда, никакого плана он не успел составить. От автобусного получасового сна он больше устал, чем отдохнул, и теперь, сытый, совсем не мог думать ни о чем серьезном, хотелось спать, спать и ни о чем не помнить.
