Текст книги "Дочь Небытия (СИ)"

Автор книги: 1_Дмитрий_1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Оглядываюсь на неё и ловлю усмехающийся взгляд, она падает на кровать и привстаёт на локоть, делая широкий жест правой рукой.

– Выбирай всё, что твоя темная душенька захочет, – смеется, запрокидывая голову, когда я открываю шкаф и охаю. – Впечатляет?

– Угу, – задумчиво и глубоко, а потом оборачиваюсь к девушке и удивлённо проговариваю. – А почему не носишь сама?

– Честно? – спрашивает и пристально смотрит, как бы думая, сказать или нет.

– Да, – говорю и поворачиваюсь к дьяволице.

– У меня есть пристрастие, обожаю смотреть на платья, но ненавижу их носить, – прямо и немного грустно.

В недоумении смотрю на неё, замирая.

– Обожаю платья, но о них придётся забыть здесь, – отвечаю и вновь глазами пробегаюсь по вешалкам, ища то, что действительно нравится.

– Боишься, продует? – едкий смех.

Но она меня не обижает, мне нравятся её замечания, они искренние и идут не от злобы, а от движения сердца. Сосредотачиваюсь на поиске одежды и неожиданно нахожу тонкое шифоновое платье с глубоким декольте. Достаю его из огромного гардероба и поворачиваюсь к девушке, прикидывая его на себя.

– Прекрасный выбор, – говорит она.

А я подхожу к огромному зеркалу рядом со шкафом и скидываю с себя одежду, оставаясь в одних трусиках. Пальчиками скольжу по холодной поверхности ткани и неожиданно в отражении ловлю горящий взгляд Астарты. Ничем не прикрытое желание. Улыбаюсь одними кончиками губ, чувствую, что кожу щёк трогает лёгкий румянец стыда. Медленно тянусь за платьем и вижу, как Астарта поднимается с ложа и подходит ко мне, вставая со спины. Тело девушки пышет жаром. Откуда столько огня в худой фигуре? Она смотрит на меня в отражение, а её дыхание по-деликатному, нежно трогает волосы и плечо. Астарта проводит рукой по плечам и достает платье, скидывая вешалку. Я мигом напрягаюсь.

– Хочу помочь, – точно знает, что со мной, и её звонкий сопрано тонет в шелковистом шепоте, – подними руки вверх.

Немедленно выполняю просьбу, и начиная с ладошек меня вдруг охватывают бегущие в беспорядке мурашки: слишком медленные нарочитые движения Астарты и холодная ткань платья заставляют грудь налиться, а соски стать неожиданно твёрдыми.

Слышу лёгкий смешок и вновь шепот:

– Могу быть тем, кого пожелаешь видеть.

Платье льется ниспадающим шлейфом к моим ногам, а отражение пугает меня… на секунду. В зеркале вижу молодого, хорошо сложенного, обнажённого мужчину с копной пепельно-белых длинных волос и горящими карими глазами.

– Как? – тихо спрашиваю, боясь повернуться, как будто могу спугнуть.

– Это то, что я вынужден скрывать, – мне было странно слышать, как звонкое сопрано упало в бархатистый баритон, сейчас ласкающий мой слух вкусными фруктовыми нотами, как и запах, исходящий от него.

Я молчу, а он принимает моё любование им за страх.

– Я напугал тебя, – констатирует мужчина и мрачнеет, слегка отпрянув, словно бы он мог повредить меня, как дорогую хрупкую фарфоровую статуэтку.

– Нет, – произношу спокойно и не отвожу взгляда от того, кто в зазеркалье.

– Ты не ответила, – напоминает, он жаждет признания.

– Как тебя зовут? – с любопытством.

– Астарот, – демон расслабляется, а я вижу, как напряженные мышцы плеч, сделали ленивый перекат, как будто отпускают своего хозяина.

– Астарот, – произношу я вслед за ним и чувствую на губах вкус терпкого винограда, который опьяняет, улыбаюсь, ловя его удивленный темный взгляд – не боюсь, не оттолкну, приму.

Поворачиваюсь к нему и спрашиваю:

– А ты? Кем ты хочешь быть?

Мой вопрос ставит его в тупик, делится оторопью, что снежным ветерком овевает моё лицо. Он оглядывает его в поиске подсказки. Только я не даю готового решения, ведь он кроется только в его двойственной натуре, и значит, Астарот сам может ответить на него. Может быть, когда-нибудь он и ответит, и его не будут раздирать сомнения или он примет себя целиком. Я ощущаю плещущуюся в нем благодарность и тёплые ладони на талии. Он притягивает меня для поцелуя. А я не хочу сопротивляться. Он обнажил передо мною свою душу…

Ладони с узловатыми пальцами скользят по бедрам, вызывая лёгкое нетерпение, поднимая невесомую ткань выше, обнажая колени, бёдра, щекоча живот, будя соски, заставляя дыхание взрываться вулканом, перехватывая горло. Близость на пределе, моя грудь касается его. Его взор настолько тёмен, что непроницаем, ладони слегка прикасаются к разгоряченной коже, а мои продолжают изучать его тело, спускаясь вниз по бокам, по подрагивающим бедрам, вновь вверх, к груди.

– Не притворяйся, со мной так нельзя… – шепчу, когда он запрокидывает мне голову назад, слегка прикасаясь губами к шее, слышу его тихий смех.

– Я – демон, мой удел – обман и притворство, – его шепот становится дьявольски горячим, а мягкие влажные губы не дают мне возможность утихомирить разгулявшуюся плоть.

Но значение слов отрезвляет сознание, и я фокусирую на нем свой взгляд.

– Ты так поступал с тысячами до меня, реши: буду ли я тысяча первой, которую ты обманешь снова, или я буду первой, той, которая разделит с тобой то, что ты носишь внутри себя – и боль и радость? – чувствую, как мои слова заставляют его дышать глубже, жилка на яремной ямке нервно подрагивает, а с лица сползает дьявольская усмешка.

Губы со вкусом терпкого винограда прикасаются к моим легко, даже несмело, так, как будто я – самое большое сокровище на свете, боясь спугнуть, как будто уже был опыт, в котором его отвергли, растоптали, унизили. Его глаза открыты, а руки напряжены. Отрываюсь от него и всматриваюсь во взгляд, который темнее ночи. Мои пальцы очерчивают каждую венку на предплечьях и, скользя по грубоватой коже, кружат вверх, к плечам, завораживая мужчину, разгоняя тонны мурашек, обводя узлы мышц, чуть сжимая, попутно ощущая, как он расслабляется под моими настойчивыми прикосновениями. Вновь ловит мой взгляд, крепче прижимая к бедрам, фиксируя, давая понять, насколько я желанна для него.

Позволяю увлечь к постели, тону и выныриваю из бело-шампанной мягкости простыней, ощущая, как шелк на моей коже ползет вниз под его настойчивыми ладонями, как последняя преграда между нами. Его грудь часто вздымается, когда я развожу бедра перед ним. Он медлит, а я прикусываю губу, чтобы не вскричать от нетерпения. Голову начинает кружить… от его присутствия, от наших запахов, от того, как он смотрит на меня, как его тёплые ладони, начиная от щиколоток, неторопливо-нетерпеливо продвигаются вверх к внутренней стороне бёдер, как он склоняется надо мной и прижимается губами к чувствительному месту, его пальцы бархатом прикасаются ко мне. На мгновение закрыв глаза от удовольствия, как кошка, открываю и… вижу перед собой Астарту. Чёрные глаза внимательно следят за моей реакцией. Чертовка решила проверить меня! Улыбаюсь, оценив её (его) метаморфозы, и стону в ответ на движения пальцев. Вновь морок, и передо мной Астарот, тот же внимательный взгляд, и ему пары секунд достаточно, чтобы осознать, что его приняли… любым…

Настойчивые пальцы, горячий язык, влажные губы в трепетных прикосновениях к моей коже и я, взрываясь тысячами галактик, разрушая уклад вечной бессмертной жизни, притягиваю к себе его… её. Она… он… себя уже не контролирует. Контуры тела меняются хаотично в танце тел. Прикосновение женских напряжённых сосков и на контрасте колдовства Астарота-Астарты жёсткие кубики на подрагивающем животе. Он шире разводит мои бедра, приподнимая их, а я не знаю, кто передо мной будет в следующую секунду, от этого «знания» кровь еще сильнее разгоняется по телу, сосредотачиваясь внизу. Влажное, теплое, острое проникновение, и я вскрикиваю, сжимая его предплечья, распахивая глаза, понимая, что вижу перед собой суть. Копна пепельно-белых волос нависает надо мной защитной громадой, а горящие черные глаза неотрывно смотрят. Движение моих бедер ему навстречу… и он подхватывает инициативу, устанавливая взаимный приятный ритм. Тела влажнеют сильнее, рассыпая жемчуг на теле, дурманящие, смешавшиеся запахи тела как желание обоих, стоны удовольствия, жадные поцелуи, укусы на грани боли… Ритм становится пунктирным, рваным, как и движения, как и звуки, окружающие нас, как и наши стоны, как и поцелуи, которыми мы обмениваемся. Мир перестаёт качаться и замирает, обозначенный его границами, которых нет, уже нет, которые он стер ради себя, ради меня, ради того, что хочет со мной. Он прижимает меня к постели, вздрагивая всем телом, и тянется за поцелуем. Мои губы отвечают затухающей страстью, которая неожиданно несет баланс и гармонию. И я ощущаю его улыбку в поцелуе, тающую на губах. Взаимный тихий смех и россыпь поцелуев по лицу и шее. Он собирается, подтягиваясь на вытянутых руках, не отрывая от меня теплых любимых глаз.

– Первая, – шепот дрожит всеми фруктовыми нотами, оставляя лёгкое, утомленное солнцем, щемящее от счастья послевкусие.

========== Глава 9. Одна вселенная на двоих (от лица обоих героев). ==========

Девушка закрывает глаза и начинает падать. Её тело как тряпичная кукла заваливается на меня и я, чертыхаясь, подхватываю её на руки. Всё вокруг словно бы вибрирует, разведчики пользуются боевыми драконами. Демоны и ангелы, служащие Мальбонте, воспользовавшись своей властью, забрали и этих существ. Субантры, драконы, демоны, ангелы… Этому чудовищу служат все, кто раньше был по обе стороны Равновесия. И так ли уж неправа Вики, говоря о том, что мы не знаем его истинных намерений и мотивов, раз так много последователей стоит за его спиной. Но ведь и моих сторонников немало, тех, кто понимает, что каковы бы ни были мысли – тебя определяют твои действия.

Медлю, осматривая помещение в поисках выхода. Выбежать на улицу под обстрел – полное безумие. Вижу в дальнем углу дверь и быстрым шагом приближаюсь, пинаю её ногой и, переступая через порог, осматриваюсь в темном помещении. Здесь есть кушетка и камин, а звуки разрушений приглушены, здесь можно переждать атаку и покинуть место так же незаметно, как они сюда прилетели. Я укладываю Викторию на кушетку и закрываю дверь. Щелчка пальца достаточно, чтобы оживший камин осветил помещение и начал обогревать. Не знаю, зачем это мне? Демону, который не ощущает температуру воздуха, который уже давно ничего не чувствует. Но сейчас знаю только одно: я хочу, чтобы Вики жила, потому что…? Что, Люцифер? С потолка падает штукатурка, я поднимаю взгляд, мельком окидывая потолок в каких-то рисунках.

Смотрю на Непризнанную. Она начинает поворачивать голову и тихо стонет. Я подхожу ближе и склоняюсь над ней. Её глаза распахиваются, а я вижу два глубоких колодца отчаяния. Боль. Она трогает висок и стирает с него кровь, в глазах застывают слёзы.

– Ты меня слышишь? – зачем-то кричу, перестаю сам себя контролировать, я обеспокоен, только не могу понять, почему: потому что она моя единственная надежда или она мне нужна не только поэтому?

Должен ли он знать, что мне очень больно, но боль отступает на второй план от того, с каким беспокойством он смотрит на меня, на ту, на которую так никогда не смотрели, до той, которой никому не было дела, должен ли он знать, что всё чему он меня учил: контролю – всё разбивается о его взгляд и прикосновение, становясь незначительным, и Небытие во мне замирает, оно останавливается ровно там, где начинается моё желание?

Я беру девушку за подбородок и всматриваюсь в её глаза, она замирает. Мне хочется позаботиться о ней, но не просто, как об остальных, покровительствуя. Нет, я хочу заботиться о ней, как о ком-то, к кому бы я хотел возвращаться каждый день. Почему это знание ко мне пришло только сейчас? Не потому ли, что я мог потерять её? Приближаюсь и колючей щетиной касаюсь её щеки, как бы стирая слезы. Вновь отстраняюсь, но руки не отнимаю, водя большим пальцем по пересохшим полным губам. Она изумленно и растерянно смотрит на меня. А мне кажется, что вокруг нас повисает такая глухая тишина, что мы слышим в ней наш неспокойный сердечный ритм.

Ощущая вокруг нас создавшееся наэлектризованное поле, не вижу ничего, кроме его глаз. Они мерцают ярким кроваво-красным глянцем. Демон определился, и он предельно ясно понимает, что хочет то, что видит перед собой. Вот только понимает ли он, почему? Мне легче оттолкнуть его, чем объяснить ему. Делаю над собой неимоверное усилие и отстраняюсь, потому что и меня влечет к нему с бешеной силой.

Виктория не дает поразмыслить над заданным самому себе вопросом, она отстраняется, словно испуганная птичка, резко привставая, и снова стонет.

– Что со мной? – спрашивает приглушенно, похрипывая на крайних нотах глубокого голоса.

– Контузия, регенерация вступит в свои права, как только ты сумеешь сосредоточиться, – напоминаю сиплым голосом, откашливаясь.

Она хмыкает, и ей на глазах становится легче. А я усмехаюсь и понимаю, что передо мной прежняя Вики. Злая. Преданная ли?

– Где мы? – она хаотично осматривает комнату, на полу которой разбросаны листы.

– В библиотеке, как только разведчики покинут заброшенный город, мы улетим отсюда, – напоминаю.

Она кивает, а я сажусь рядом. Мы молчим, а мне чудится в этой тишине между нами диалог. Так, наверное, молчат рядом с близким человеком.

– Почему именно колыбельная? – спрашиваю и кожей чувствую, как она вздрагивает.

Вздрагиваю. Вижу, что ему интересно, как я докопалась до того, что его больше всего гложет. Смерть его матери. Не хочу видеть его своим даром, хочу понимать его, словно мы были бы людьми, словно бы мы пытались найти точки соприкосновения помимо физического влечения.

Мой взгляд на неё, она не отводит своего.

– Та, что пела её тебе, она не ушла, Люцифер, – Вики ввергает меня в смятение, но я хочу услышать её, – она всегда с тобой, твоя мама здесь.

Она указывает на моё сердце.

– Так же, как и мой дом? – насмешливо.

– Ты мне так и не ответил, был ли ты там счастлив? – она как заноза в заднице задает самые коварные вопросы.

– Это твой дар? – задаю вопрос язвительно, хочу, чтобы отстала и не отстала одновременно.

– Ты чувствуешь его? – опять вопрос на вопрос и тонкая улыбка.

Вынужден признать, что сейчас, здесь, в этой комнате, перед камином только я и она. Я отрицательно медленно мотаю головой.

– Моя мать умерла, когда я был еще ребенком, и это случилось из-за меня, – коротко глядя ей в лицо, я вижу недоумение, – сильные демоны, рождаясь, уносят жизнь своих матерей, обычно, сразу после рождения, но Лилит продержалась очень долго, так, чтобы оставить воспоминания о себе навсегда, потом это стало неким плацдармом к тому, чтобы я не сошел с ума в месте, которое считаю своим домом, – я вновь смотрю на неё, и я не могу контролировать себя, я начинаю дрожать, а она берет мою ладонь в свою, я чувствую тепло от неё, и мне становится легче, не от её пустоты, которая бы сейчас «всосала» в себя всё мрачное в этом моменте: мне становится легче от её молчаливого сочувствия, оттого, что она сидит рядом и не пытается залезть в душу, душу обнажаю я сам, потому что мне хочется, потому что это моё желание, – мне с детства твердили, что моё благополучие в моей силе, если я проявлял хоть малейшую слабость или не становился победителем, отец наказывал меня, о, поверь, это не то наказание как родительское научение, это методичное многодневное избиение.

Хочу поделиться с ним и моей болью, потому что я понимаю его, потому что меня снедает та же боль, что и его, я это чувствую. Вопрошаю Небытие внутри меня, и оно молчит, оно не отрицает, знает, что я права, знает, что я сделала со своей матерью.

Я замолчал, а Вики не торопила меня, она лишь держала меня за руку, она лишь была рядом, она не развела сопли, она не жалела меня, ей было больно за меня… как за себя. Она дрожит, а я вопросительно смотрю на неё.

Моя жалость ему не нужна – она только унизит его.

– Мне иногда кажется, – слова даются ей с трудом, она не заплачет, и от этого жутко, она не сможет, потому что рана внутри иструпела, ссохлась, но беспокоит не менее раны кровоточащей, она не исчезнет и будет напоминать о себе постоянно. Как и моя… Как и моя рана, боль, память.

Смелая девочка продолжает дальше, а я ощущаю, как то, что в ней сидит, рвется наружу, она будет это сдерживать, пока однажды не сдастся, и вот тогда она избавится от неё, но навсегда ли и полностью? Как и я…

– Нет, не так, я точно знаю, что убила свою мать, – решаюсь сказать Люциферу то, что скрывала даже от себя, потому что я знаю, что он – единственное в этой вселенной существо, которое не осудит и поймёт, потому что даже не выслушав знает, что я хочу поведать ему, потому что внутри его сложной души так же не хорошо и не спокойно, потому что он знает, каково это – убить, безумно любя.

Его ладонь сжимает мою без слов – то, что мне нужно, он не жалеет, он живет в той же боли и пустоте, что и я.

– Было ли кому тебя поддержать? – тихо спрашивает он меня.

Киваю головой – из вакуума выныривает воспоминание об Энди. Моя благодарность ему – это спасение его из лап смерти, справедливый обмен. А может, это предначертание, и моя судьба быть здесь и сейчас?

– А тебя? – спрашиваю я.

– Меня всегда поддерживала Лилит, а затем Астарта, но я все равно перестал чувствовать боль вообще, стал дебелым и закрылся ото всего мира, а сегодня, – замер, глядя прямо ей в глаза, – я был напуган тем, что ты…

Я не договариваю фразу, и мой взгляд падает на мои трепещущие руки в её ладонях. Ненавижу себя в этих чувствах!

– Я жалок! – вскрикиваю, но мои слова тонут в плену её губ.

Это происходит настолько неожиданно, что моё дыхание перехватывает, словно жерло вулкана перед извержением, и я в который раз за наш сегодняшний кусок вечности замираю. Она отстраняется от меня, но недалеко, её дыхание опаляет мои губы.

– Самое трудное – признаться другому в том, в чем боишься признаваться даже самому себе, – и это говорит не пустота, это произносит сама Виктория.

Я никогда ни к кому не испытывала то, что испытываю сейчас. Весь спектр эмоций, когда понимаешь, что тот, кто сидит перед тобой – твой человек. Как я узнала? По его взгляду, по тому, как его руки стиснули мои ладони, как сбивается его дыхание, ток между нами, то, что не объяснить словами, не объяснить тому, кто не испытывал, мы бы поняли это, даже если бы находились друг от друга вдалеке или бы виделись только во сне. Расстояние, состояние, прочие внешние факторы ничего не решают. Всё решает магия между нами. И она только между нами. Небытие ушло, оно словно бы истерлось из меня, но я точно знаю, что это произошло не потому, что я лишилась своего дара (это бы убило меня, поскольку пустота и я не отделимы, это часть моей натуры, дополнительное чувство, как зрение или обоняние), оно замерло, словно бы чего-то ожидало.

Во мне оживает то, что я никогда не испытывал к женщине. Дыхания срываются в аллюр, я вижу, как пульсирует тонкая венка на её мраморно-белой коже шеи (такой бешенный контраст цветов в её внешности), как кровь грохочет в её жилах, как её губы приоткрываются, мигом пересыхая, как наши пальцы неосознанно переплетаются. Я притягиваю её к себе, помогая ей устроиться на моих бедрах, прижимаюсь лбом к её и грубовато ласкаю её лицо. Она тянется ко мне за поцелуем. И тут же получает его.

Его губы нежно прикасаются к моим, но еще несколько оборотов страсти, и он впивается удушающим поцелуем, не оставляющим мне ни единого шанса сохранить крохи сознания при себе. Он словно бы разрывает связь меня прежней со мной новой, забирая всё самое лучшее, я верю, что он ощущает то же самое.

Мне нравится жалить её поцелуем и чувствовать, как она расслабляется под моими горячими ладонями, я поддерживаю её за спину и прижимаю к себе плотнее, она должна чувствовать себя защищенной, так же как и я спокоен, когда она рядом. Пальцы пробегают по позвонкам, будя в девушке чувственную дрожь, а мой язык проскальзывает в её влажный горячий рот, и теперь приходит моя очередь потерять весь свой самоконтроль. Её неосознанное движение бедрами, и я стону ей прямо в губы, Вики вторит мне.

Мне нравится его грубая кожа под подушечками моих пальцев, нравится, что от его поцелуев и больно, и сладко одновременно, нравится тот альков наших душ, что мы только что сами создали.

Она оттягивает мои волосы, отклоняя голову назад, и я отдаюсь её поцелуям, от которых у меня мурашки по всему телу, мои глаза закрыты, но лишь на миг, в следующий она больно кусает меня, а я хрипло вскрикиваю и широко открываю глаза. И до меня начинает медленно доходить смысл того, что я вижу.

– Чёрт, Вики, – Люцифер насторожен.

Я недоумевающе смотрю на него и спрашиваю упавшим голосом:

– Я что-то не так сделала? Я причинила тебе боль?

Демон отрицательно мотает головой и указывает мне на потолок. А я не понимаю, что с ним. Он словно бы увидел привидение, разгадал тайну Бермудского треугольника, или понял, как мы связаны друг с другом.

На потолке не просто рисунки. Когда я только зажег камин и свет наполнил эту комнату, само провидение словно бы заставило меня взглянуть на фрески вверху. А ведь я уже тогда мог бы догадаться, если бы не думал о благополучии Вики, о ней как о девушке, если бы сосредоточился на деле… Девушка смотрит вверх и соскальзывает с моих бедер, оказываясь рядом.

– Люцифер, это же… – говорю я, и у меня перехватывает дыхание.

– Мы, Вики.

Комментарий к Глава 9. Одна вселенная на двоих (от лица обоих героев).

Эстетика – https://vk.com/photo-194439725_457240392

========== Глава 10. Ночь согласия (от лица Люцифера). ==========

Комментарий к Глава 10. Ночь согласия (от лица Люцифера).

Ребята, любимые жемчужинки, простите за долгое ожидание, ловите главу, читайте, вновь погружаясь вместе со мной в мрачную атмосферу проигранной войны, в ополчение оплота старого мира, где единственным лучиком света являются вспыхнувшие так не вовремя чувства Люцифера и Вики, наследников нашей с вами Вселенной!

Эстетика – https://vk.com/doc592086541_595755680

Мы обреченно смотрим на сводчатый, чудом сохранившийся потолок в этом разбомбленном городе, неизвестно для чего уничтожавшимся с такой методичностью, натиском и силой.

«Мы, – пролетает у меня в голове, я смотрю на Вики, которую начинаю понимать уже с другой грани. – Когда она успела так плотно засесть ко мне в мозги, что сейчас я говорю не я, а мы?!»

Внутренний ответ поражает меня, спешу спрятать в себе всё, что только что вытащил из себя наружу. Просто потому, что не ощущал подобного, просто потому, что не могу… А почему не могу? Вопрос так и повисает вопросом. Я не люблю копаться в себе, и мой внутренний диалог тому подтверждение, что еще я смогу ощутить в себе только потому, что карий взгляд этой девочки смотрит на меня не так, как все остальные…

– Люцифер, это же… – Вики, до этого внимательно рассматривающая потолок, теперь так же пристально глядела на меня.

Я киваю на её фразу, она может даже не договаривать.

– Кто-то знал, что мы встретимся, задолго до нашего рождения, – протягиваю я и опускаю голову на изголовье дивана, вглядываясь в рисунки.

– Это как-то связано с легендой о наших родителях? – снова вопрос, точный, какой я сам себе мысленно задаю.

– С этим и с нашими знаками на теле, – завершаю я.

Выражение её лица меняется, и я вижу всего лишь маленькую девочку, испуганную и потерянную. Я видел, какой она может быть, видел, что её сила двояка: она может быть смертоносной, а может лечить раны, забирая всё болезненное. Она хрупкая и сильная одновременно. А я сижу, как чурбан, и не могу подобрать слов, чтобы как-то успокоить её. Комок застревает в горле. Я накрываю своей ладонью её и чувствую, как она дрожит. Девушка тихо и облегченно вздохнула, и я понимаю, что правильно сделал, не прикоснувшись к ней более этого.

Мы почти синхронно вскидываем головы вверх и вновь рассматриваем рисунок. Когда я смотрю на Викторию, то её взгляд обречен. Но она молит меня им. Чтобы я что, Вики, м?

Звуки бомбёжки постепенно стихают, и я понимаю, что нам нужно выбираться отсюда. Подаю девушке руку и убеждаюсь, что она готова следовать за мной. Мы выбираемся, крадучись, хотя уже достаточно стемнело. Но осторожность не помешает. Раньше бы я действовал напрямую, руша всё на своем пути, но война сделала меня осторожным, а поражение – пессимистичным. Вики, буквально обрушившаяся на мою голову так внезапно и раскрывшая передо мной свой дар, становится благословением Небес, моим благословением и проклятием одновременно. Вопрос в другом: она слишком независима и задумывается о том, что делает, она неуправляема, и упряма, и… И еще тысячи «и», она всё, что мне не нравится, она непокорна и никогда ею не будет. Но сейчас её рука в моей, и неожиданно приходит четкое осознание того, что мне никто не нужен, кроме неё.

Мы взмываем в небо, ловлю себя на мысли, что, отпустив её руку, мне становится холодно. Возможно потому, что сейчас ночь и её прохлада остужает моё сознание и тело. Вики летит спокойно, ровно.

«Быстро учится», – усмехаюсь я.

Наверное, она послана мне в ответ на моё отчаяние как на безмолвную бестолковую молитву, как на просьбы, которые мною никогда не будут озвучены, потому что я не спрошу никого, я возьму то, что принадлежит мне, считая, что это моё по праву. А мне принадлежит Ад. Стал бы я биться за всех, если бы Ад был мой? Я часто задаю себе этот вопрос. И понимаю, что нет, если бы только я не видел тысячи глаз, возведенных на меня в надежде… Я не знал тогда, что судьба дарует мне Вики. Если бы только я знал, то не допустил бы одну ошибку… Я морщу лоб, мне не хочется об этом думать. Сейчас у меня есть Виктория, пешка, темная лошадка, та, о которой не знает Мальбонте, и я выиграю битву. Но готов ли я жертвовать ею?

Я слегка отпружиниваю от поверхности земли и смотрю на лагерь с горящими огнями, закрытый амулетом, как и лагерь сторонников моего противника. Вики глядит на меня удивленно, ей любопытно, почему мы приземлились на подступах к лагерю, а не прямо там.

– Ты хочешь, чтобы я сохранила информацию о фреске в тайне ото всех? – проницательно спрашивает она.

Я киваю и продолжаю смотреть на лагерь, готовящийся ко сну.

– Я могу прочесть то, что тебя гложет, но не буду этого делать, – неожиданно проговаривает она и старается не смотреть мне в глаза не потому, что сама скрывает что-то, а потому, что может узнать мои тайны, и я облегченно расслабляю ладони, было сжавшиеся в напряжении.

Я благодарно киваю и глазами провожаю её фигуру. Глубоко вздыхаю и лечу следом. Астарта встречает нас, стараясь скрыть дикое беспокойство. Вижу, что Вики пытается её успокоить.

– Что у тебя в голове, Люций? – гневно шипя, проговаривает подруга.

Я оборачиваюсь на проходящих мимо, они усиленно отводят глаза, стараясь не замечать конфликта.

– Обе, ко мне, – подавляю гнев, идя к своему шатру.

Девчонки спешат за мной следом. Я немного нервно прохожу взад и вперед по помещению, в котором еле тлеют свечи. Астарта, видимо, успокаивая себя, принимается зажигать дополнительные, голубые огоньки мелькают в её ладонях. Шатёр освещается, и я вижу бледное лицо моей подруги. Я смягчаюсь. Она любит меня, успела прикипеть к Вики…

– Астарта, – начинаю было я.

– Не смей никого использовать, Люцифер, – говорит она.

Я поражаюсь тому, как чётко она передает то, от чего я пытаюсь убежать в отношении своих близких. А я больше отец, чем я думал сам о себе, я не думаю о близких, я думаю о цели и о том, как я могу достигнуть её. Я мыслю, как мой отец, я мыслю, как будущий правитель. Встряхиваю головой, стараясь прогнать от себя эти мысли прочь, но понимаю, что мой отец где-то глубоко внутри меня посеял ростки самого себя. Вот только как я сумею распорядиться его наследием во мне? Буду ли я жесток или останусь справедлив? И не одно ли это то же в сложившихся условиях ежесекундного выбора?

Астарта возмущена, Виктория молчалива, но в её взгляде я улавливаю еще что-то, то, что толкает к ней сильнее всех чувств, то, что не испытывал ни от кого. Её преданность. Но улетучится ли это чувство, как только она узнает обо мне чуть больше?

– Астарта, я никого не держу насильно, я никого не пытаюсь удерживать или толкать на тот путь, по которому кто-то не хочет идти, все здесь добровольно, все, – проговариваю я и смотрю на Вики, мне важно то, что думает эта девушка, мне важно, думает ли она так же, как и я.

Ресницы трепещут, она не смотрит на меня, но мне и не надо, я знаю, что она солидарна со мной. Астарта умолкает и с сожалением цокает языком, качая досадливо головой, она ищет ответы в глазах Вики, но та молчит и смотрит в пол.

– Отдохните, нам нужно собраться и подумать над тем, что делать дальше, – говорю я девушкам, видя, как Астарта берет Вики за руку, а та бросает на меня двусмысленный взгляд.

Обе покидают меня, а я, опираясь кулаками о поверхность стола, внимательно смотрю на карту, наскоро расстегивая рубашку и снимая её. Я уже всё решил. Поддержит ли Вики? И не изменю ли я своё решение в последний момент? Мне становится трудно дышать, я не могу находиться один и не хочу компанию, противоречу сам себе, хотя всегда собран и целен. Но что же со мной происходит? Выхожу из шатра и иду, не разбирая дороги, мне хочется вытоптать из себя то, что делает меня слабым, и я оказываюсь около палатки Виктории.

– Какого хуя здесь делаю? – бормочу себе под нос, я словно бы стараюсь сам себя остановить, остудить.

И смотрю неотрывно на вход, плотно закрытый брезентом. Почему-то мне надо видеть её сейчас же, сию же минуту. Безотчетно, без смысла, поддавшись какому-то внутреннему чувству. Я решаюсь. И захожу к ней, никак не обозначая своего прихода. Она встречает меня в ночном, в чём-то легко-прозрачном. Её глаза немного испуганны, но она быстро собирается.

– Зачем ты здесь? – любопытство, она смотрит на меня как на того, от кого можно ожидать что угодно.

– Я хочу что-то тебе сказать, – говорю я и подхожу ближе.

Она выжидающе смотрит, и… я не решаюсь.

– Ты хочешь, чтобы я сама увидела? – предполагает она, и эти слова бьют в «яблочко» моего ожидания, она еще ни разу не «мажет».

Киваю.

– Нет, – твердо-отрицательно произносит она и делает шаг ко мне.

От неё исходит простое человеческое тепло, я не чувствую её пустоты, она послушна мне. И запах мяты… Мне кружит голову от её близкого присутствия, оттого, что она не бежит от меня, оттого, что я хочу её поцеловать и не только. Я глазами исследую её лицо, спускаюсь вниз, замечаю бешено бьющуюся венку под полупрозрачной бледной кожей стройной шеи, чувствую, как я, еще не прикоснувшись, бужу в ней тысячу эмоций и то, как тело реагирует на моё дыхание, только касающееся её кожи, которая мгновенно покрывается мурашками. Острые соски с кружевными ареолами отчетливо обозначаются сквозь тонкую ткань ночной рубашки.