Текст книги "Полосатая жизнь (СИ)"

Автор книги: Зинаида Порохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

  Глава 1

  Катя Минина переживала не лучшее времена. Проще говоря – самую тёмную полосу неудач в своей жизни.

  Подруга Милка, сочувствуя, наговорила ей всяких успокоительных сентенций. Мол, жизнь она полосатая – если сегодня не везёт, то завтра счастья привалит столько, что и посуды не хватит. Ну, или что-то подобное. По аналогии с присказкой, наверное, насчёт чаши, которую что-то там переполняет и потом... Дальше она не помнит. Ну не запоминаются ей всякие банальности. Хотя вот ещё одна – пришла беда, отворяй... Кого же? Забыла. Ну, в общем – отворяй! И, главное – держи хвост – или нос, что ли – по ветру. Или под пистолетом? Неважно это. Короче – держи!

  В эту её тёмную полосу входило несколько мрачных мазков:

  Первый это то что по окончании школы Катя, как ожидалось, не получила медаль. А всё потому, что во время сдачи ЕГЭ она поторопилась и в тест по математике вкралась досадная описка. Которую проверяющие посчитали полноценной ошибкой, снизив ей баллы.

  И ещё один маленький сумрачный замочек – эту ситуацию можно было исправить. Но, поскольку с класс ручкой Алиной Петровной Катя незадолго до окончания школы поцапалась, да и с директором Палыванычем тоже – хотя и не на прямую – то никто не стал ходатайствовать о том, чтобы она пересдала этот тест.

  А всё потому, что Катя проштрафилась, в один из последних дней учёбы хорошенько треснув Анджелу рюкзаком по голове.

  А как её было не треснуть? Если она в присутствии половины класса заявила, что Катя медаль не получит. Вот она – да, а Катя – нет. Потому что Катина мама простой бухгалтер, а папа – погибший полярник. Так в школе называли отцов, которые бросили своих детей. И поэтому договариваться о её медали некому. Вот за это Катя и треснула Анджелу. И вообще – та доставала Катю на протяжении десяти лет. В основном – и это всем было известно – из-за того, что Катя училась лучше неё. Хотя Анджела и считалась также отличницей, но это так, с натяжкой. Надо же было поставить точку в противостоянии отличниц. Поставила, то есть – треснула. В итоге: Анджела нажаловалась своему папаше, чиновнику городской администрации, папаша – директору Палыванычу, а тот накрутил хвоста их классручке Алине. И та, задержав класс после уроков, потребовала, чтобы Катя извинилась перед этой самой дочкой администратора.

  Ещё чего! Считая себя правой, Катя, хлопнув дверью, ушла. А Алина, разозлившись, после этого до самого ЕГЭ её игнорировала.

  И в итоге оказалось, что права, всё же, была Анджела, а не Катя. Может, она ведьма? Внешне – да и по характеру – очень похожа. И даже мама, как она и говорила – наверное, задурённая сдачей очередного отчёта или набегом на бухгалтерию очередного фининспектора – узнав об её обломе с тестом, действительно не пошла в школу – просить за неё. Только, отмахнувшись, сказала: «Что заработала, то и получай».

  И Катя не получила медаль. Хотя и заработала её.

  А Анджела получила, злорадно улыбаясь Кате на вручении.

  Второй мазок затемнённой Катиной полосы это был Антон. Катин бойфренд. Так высокопарно называли в школе мальчиков, крутивших романы с девочками. В доме Ярослава, где был сабантуй в честь их вступления во взрослую жизнь, этот бойфренд так напраздновался, что пришлось оставить его повзрослевшее усталое тело на каком-то диванчике. А страшно раздосадованная Катя ушла с остальными более-менее соблюдающими вертикальное состояние одноклассниками к озеру, традиционному месту встречи рассвета для выпускников школ города.

  А потом оказалось, что вместе с бойфрендом Антоном в доме осталась и Симка Шмелёва. Ну, Серафима – эта троечница, давно влюблённая в Антона. И, кажется, между ними за время рассвета что-то такое произошло. Потому что с этого дня, вернее – ночи, Симка стала везде ходить с Антоном в обнимку. А Антон при встрече делал вид, что едва знаком с Катей. А ведь они дружили целых два года! Это и школьные дискотеки, и походы в кино, и совместная подготовка к ЕГЭ. Конечно, безо всяких там глупостей, на которые намекали её одноклассники. И Анджела особенно. Хватит с Кати того, что мама одна её растила. А, может, Катя держала дистанцию, чтобы Анджелу обломать? Или не до такой степени была влюблена в Антона, чтобы голову терять? Хотя, всё равно обидно. Предатель!

  Ну и фиг с ним. Больно надо! Пусть катится со своей хитрой Симкой... Как это говорят? Колбаской по... чём-то там... маленькому... В общем – катится.

  Третий приличный мазок...

  Вот такого удара от жизни она и сама не ожидала.

  Катя не поступила в музыкальное училище. Хотя была уверенна, что оно у неё было в кармане. Или за пазухой? В общем – было. Да сплыло.

  А она-то думала, что скоро станет знаменитым на всю страну композитором или певицей.

  И у неё были для этого кое-какие задатки, как она думала. Музыкалку – по классу гитары и пианино – она окончила на отлично. Кроме того – играла в школьном ансамбле на электрогитаре и пела на школьных вечерах песни собственного сочинения. С которыми иногда выступала на городских праздниках и конкурсах самодеятельности. В одном даже взяла призовое место. А это вам не фунт изюма... лаптем хлебать.

  Катя твёрдо уверовала – у неё отличные вокальные данные и талант к сочинительству. Поэтому и подала документы в музыкальное училище: на вокальное искусство и, одновременно – на теорию музыки. Потом решит, что у неё лучше пойдёт.

  Однако не пошло ничего.

  При поступлении Катя спела перед комиссией свою песню, за которую на смотре получила первое место. Но... как она потом поняла: одно дело – мнение зала и жюри конкурса самодеятельности, и совсем другое – профессионалов в музыке. Прослушав Катю, экзаменаторы как-то странно переглянулись и попросили её спеть ещё что-нибудь. Не своё. Спела – «Ой, да не вечер». Поморщились. «Меццо-сопрано, но..., – пробормотал пожилой мужчина с бородкой. – А как насчёт классического? Например – арии? Вы гото...». Дама с высокой причёской остановила его: «Зачем? Я думаю, достаточно, Михаил Леонардович. Спасибо, Катя, вы свободны».

  В общем, пролетела она. И обрела полную свободу – от занятий в этом заведении.

  Михаил Леонардович потом ещё раз встретился ей, когда убитая горем Катя забирала из училища свои документы. Придержав её за плечо в вестибюле, он ласково сказал: «Катенька? Правильно? Вы меня извините, милая, но я хочу дать вам совет. Послушайте умудрённого жизнью человека – пение и музыка это не ваше. Поищите себе другое поприще. А то, знаете ли, многие очень милые девушки с заурядными данными вбивают себе в голову, что в музыке они – феноменальные личности. И экзаменаторы при отборе неправильно оценили их таланты. Поэтому пытаются поступать к нам вновь и вновь. Не делайте этой ошибки, Катенька. – Ну, прямо, будто её мысли прочёл. – Вы умница и у вас очень хороший аттестат – не теряйте зря времени». «Но как же? Музыкалка? Мои песни? Они всем нравились!» Михаил Леонардович лишь пожал плечами: «Мы – не все, Катенька. Здесь очень строгий отбор». «Но я могла бы учиться на дирижёрском ...» «Ни в коем случае! Зачем? У вас, Катенька, средние данные во всех этих областях, а мы ищем выдающиеся. Хотя, бывает, и со средними особо настойчивые иногда пробиваются. Но мне их только жаль, Катенька. По окончании училища они не знают, куда себя применить. Учитель музыки для детишек? Неинтересно. В церковном хоре петь для старушек? Обидно. Ведь они мечтали о большой сцене, о всенародном признании. Как вы, например. – Катя обиженно опустила голову – да, мечтала. – И это воспринимается как крах жизни. А могло быть по-другому. Мой вам совет, Катенька! Поступайте туда, где не требуется сольфеджио. Ведь у вас, молодых, богатый выбор и нерастраченные силы. Приложите их в любом другом направлении и добейтесь успеха. Пусть и не под овации».

  Тогда Катя, сдерживаясь из последних сил, поблагодарила Михаила Леонардовича – за участие. А потом, выбежав из училища, два часа проревела на лавочке в соседнем парке. И, заново обдумав его слова – будучи здравомыслящим, хотя и разобиженным человеком – наконец, согласилась с ним. Глупо, не вняв голосу разума – в данном случае принявшем облик Михаила Леонардовича – из-за личных амбиций испортить себе жизнь. Ну, не Анна Нетребко она и даже не Пелагея. А в церковном хоре петь что-то не хочется...

  «Так что же выходит? – спросила себя Катя, поднимаясь с лавочки. – Надо выбирать иное направление, куда можно приложить мои нерастраченные силы? Но какое же?» Она не знала. К тому же, после нескольких обломов от фортуны этих сил у неё почти не осталось. Ни на какое направление.

  Катя даже не стала перебрасывать документы в один непопулярный вуз, где был недобор. Как ей это предложила Милка. Куда, кстати, она сама уже была зачислена, несмотря на свой весьма посредственный аттестат. И не потому отказалась, что это непрестижный вуз. И даже неважно что бы сказала на этот счёт Анджела, которая поступила аж в МГИМО. Просто она сдулась. Как тот шарик, из которого вышел весь воздух.

  Короче – и нос с хвостом держит не по ветру, и пистолет потерялся.

  Вот такие у Кати были неприятности в её юной, но уже очень полосатой жизни. Которые она пыталась пережить, забившись в свою комнату, и целыми днями, не снимая пижаму, валяясь в постели...

  Глава 2

  Катя с удивлением посмотрела на себя в зеркало: потухший взгляд, длинные растрёпанные волосы, разочарованно опущенные вниз уголки губ. Душераздирающее зрелище, как сказал бы ослик Иа. Анджела, дочь администратора, верно определила её статус: таким медали не дают. Но, даже пребывая в морально обрушенном состоянии, Катя была расстроена. Ей, всё же, хотелось относить себя к представительницам прекрасного пола, а не к инфернальным существам, обитающим в тени существующего мира.

  Интересно, а сколько же дней она провела в этой тени?

  Катя нашла на столе свой разряженный телефон, который, как оказалось, был ещё и выключен, и вставив в подзарядку, взглянула на число. Ого! Три дня? Она что, была в коме? Почему ничего не помнит? Только то, как вернулась из училища, а дальше...

  Но вот в туманных образах, навеянных оживающей памятью, начало что-то проклёвываться...

  Вроде бы, к ней приходила Милка, сидела вот здесь на краю дивана и что-то говорила.... Но что? Наверняка, очередные успокоительные банальности. Да-да-да! Что-то такое вспоминается! Типа: время – лебедь. Нет, как-то по-другому. Время лепит, что ли? Что лепит, зачем? И ещё: под лежачий камень вода затечёт. Нет, опять она что-то напутала – про подтекающую воду вряд ли звучит успокоительно. Хотя... Может, Милка, таким образом, хотела поднять её с дивана? Но память Кати, упершись, больше не выдавала ей никакой инфы. А, может, это был сон? Но вот ещё Катя вспомнила какую-то картинку. Кажется, иногда заходила мама, жонглируя при этом какими-то тарелками и чашками и открывая рот наподобие аквариумной рыбки. Но сами слова до Катиного переутомлённого сознания тогда не достигали. Как и судьба тарелок. Вполне возможно они разбились. Какой из мамы эквилибрист?

  Все эти личности – если они ей не приснились – не могли отвлечь Катю от размышлений о дальнейшем направлении её жизни. И, кажется, она кое-что придумала. Но об этом потом.

  Катя оказалась на кухне, где под салфеткой на столе было что-то спрятано. И тут у неё проснулся аппетит. Похоже, несмотря на жонглёрские усилия мамы, её дочь эти три дня ничего не ела. Бедная мама! Ведь для неё это самое страшное испытание.

  «Так! Как говорит Милка: голод – не щётка. Пора прекращать эту хандру! – решила Катя. – Подумаешь – оваций не будет! Так что же теперь, от голода помирать? – Уселась за стол, откинула салфетку и, не ощущая вкуса, съела какие-то пирожки – то ли с печёнкой, то ли с картошкой, запив их горячим чаем. – Вот так! – удовлетворённо сказала она. – Что дальше? Какие ещё реанимационные мероприятия предпринять? А, точно! Не зря же говорят: старый друг борозды не портит», – легко выдала она знакомую банальность.

  И направившись в свою комнату, позвонила Милке. У неё сейчас была настолько плохая борозда, что даже Милка её не испортит.

  – Алё! Это ты, Кэт? – осторожно ответила та.

  – Я! – просипела Катя. Оказывается, голос тоже может заржаветь, если им долго не пользоваться.

  – Падра, дорогая! Ауф! – бешено заорал телефон Милкиным голосом, исторгая всякие молодёжные жаргонизмы, которыми она, дочь филолога, непроизвольно использовала лишь в минуты сильных потрясений. – Ты жива? А я-то думала, что твои траблы тебя окончательно рипнули.

  – Пока ещё жива, – просипела Катя. – И собираюсь окончательно воскреснуть. Есть предложения?

  Они были. Оказалось, Милкины родители, которых она радостно назвала – бумеры, слиняли на дачу – чилить. Наверное – отдыхать. Хотя какой отдых на грядках? Но этих родителей вообще не понять. Зато теперь Милкина квартира готова для самой интенсивной терапии души падры Кэт, пораненной полосатой жизнью. А Милкин внутренний врач прописал им средство: употребить внутрь – перорально, так сказать – сухого вина. Бутылку которого она умудрилась стащить с выпускного сабантуя. И когда только успела?

  – А чо? – сказала Милка сердито, понимая, что Катя этот криминальный поступок не одобрит. – Всё Ярославу оставлять, что ли? Дноклы уже у него собирались, в основном пацаны – водку допивать. Вино да ещё сухое им не в кайф, сама понимаешь, а нам как раз. Мы ведь тоже деньги сдавали! – оправдывалась она. – Так что давай, Кэт, ноги в руки! И ко мне! – приказала Милка, не давая ей времени на осуждение. – А я пока бутеров настругаю. Тебе с сыром, как ты любишь?

  – Ага! – ответила та.

  Это была уже другая Катя – медаль ей не дали, в училище не взяли, бойфренд её на Симку променял – пора начинать пить ворованное вино.

  Она быстренько переоделась, нанеся на лицо боевой окрас – тушь, брови, помада. Из зеркала на неё глянуло почти привычное лицо хорошенькой блондинки. Если не считать голубых теней под глазами, но это даже придавало ей некий шарм.

  Катя выгребла из вазочки остатки шоколадных конфет, написала матери записку – на случай, если поздно вернётся: «Я у Милки». И вылетела из квартиры, будто юная ведьма на метле – на шабаш у реки.

  Кажется, энергия – присущая, по словам Михаила Леонардовича, всем молодым – к ней снова вернулась. Значит – белая полоса в её жизни уже не за горами. Пора держать хвост по ветру. И найти, наконец, пистолет.

  Глава 3

  Катя осмотрелась.

  Что ещё надо сделать? А, вот полка с чаем полупустая. Сейчас!

  Она пробежала в подсобку, нагрузила на тележку коробки и вывезла её в зал. Стала раскладывать. Спину ломило от усталости, плечи болели. Ну, ничего – до конца смены уже немного осталось. Как говорит Милка: кучен день до вечера, когда делать нечего.

  Но и те три дня безделья, когда Катя провела в инфернальной тени этого мира, думая «про жизнь» и ничего и никого вокруг не замечая, не прошли для неё даром. И были той ещё кучей. Она тогда полностью поменяла все свои ориентиры, согласно которым и строила теперь свою жизнь.

  Во-первых, как и советовал Михаил Леонардович – о музыке и пении Катя решила забыть. Как об увлечении детства. Зачем – с её-то средними данными – морочить людям головы? Пусть слушают тех, у кого есть выдающиеся способности. Ну, или таких, кто умеет проторить себе дорогу к славе иными способами. Это не про Катю.

  Во-вторых, Катя не собиралась и дальше сидеть на шее у матери. Большая уже тётенька – рост под метр восемьдесят – хватит руку засовывать в мамин кошелёк. Свой пора иметь. И устраиваться на работу.

  Но, самое главное – и это в третьих, Катя решила, что обязательно будет учиться в самом крутом московском вузе, переплюнув даже Анджелу. Поэтому, получив курс интенсивной вино-терапии у Милки, Катя на другой же день нашла в инете пару-тройку подходящих московских вузов. И остановила свой выбор на международном экономическом. Который, кстати, имел заочную форму обучения. И даже внедрил такую новинку, как обучение на удалёнке. Изучив этот вариант, Катя решила, что он подходит ей идеально – по статусу, по уровню преподавания и по стоимости обучения. Она была в разы ниже, чем на заочном. Причём в Москву ей даже ездить не требовалось – в их городе был филиал этого вуза. И в него, на удалённую форму обучения, принимали документы раз в месяц. Какая удача – она подсуетилась вовремя. И то, что её не взяли в музучилище, было просто везением.

  После онлайн-собеседования Катя была принята на первый курс.

  Ура! Как говорит Милка: спелость города берёт! Ну, или что-то подобное.

  Теперь, в четвёртых. Согласно плану ей требовалось устроиться на работу. Ведь раз в полгода ей необходимо было теперь вносить плату за обучение. Мама, очень довольная выбором дочери, конечно же, сразу заявила, что возьмёт ещё надомную подработку и будет вести бухгалтерию какой-нибудь фирмы – чтобы платить за её учёбу. Но, ясное дело – ей пришлось бы сидеть с этими отчётами за полночь, а годы уже не те. Катя не могла этого допустить.

  Она взрослая и может позаботиться о себе сама.

  Но осуществить эту часть плана оказалось не так-то просто. Поскольку резюме Кати состояло из одних прочерков – профессии нет, стажа нет, нужных корочек и подавно нет. Даже медаль – и та близко была да сплыла. Одна радость – ей уже исполнилось восемнадцать лет. Как хорошо, что она родилась в сентябре! И что ей пришлось пойти в школу на год позже, почти в восемь лет, о чём она когда-то очень горевала.

  Но и тут ей повезло – она быстро нашла работу. Катю с радостью взяли на должность кассира в магазин, принадлежащий к известной торговой сети. В нём, увы, или – ура, была сильная текучка кадров. Годились все, кого прибило к ним в отдел кадров волной: иди хоть грузчиком, хоть кассиром, хоть продавцом – на почасовую или постоянную работу.

  Пройдя за неделю ускоренные курсы обучения и, получив самую настоящую корочку, Катя радостно села за кассу. Её рабочий график – два рабочих дня через два выходных, её очень даже устраивал, давая возможность уделять время и учёбе. Правда, оклад был не велик – двадцать-тридцать тысяч, в зависимости от рабочих часов. Но Кате было не до жиру – бить бы жилу. Приходилось и перерабатывать, задерживаясь или приходя раньше, и не получая за это надбавки к зарплате. А если очереди к кассе не было, надо было раскладывать товары на полки в торговом зале и переклеивать ценники. Но она была молода и полна энергии, о которой с таким уважением говорил незабвенный Михаил Леонардович. С работой Катя справлялась. И почти не получала нареканий и штрафов. Ну, разве что иногда приходилось возмещать недостачи, объясняемые руководством воровством – то ли сотрудников, то ли покупателей. Поди, разберись. Кстати, ещё одной обязанностью Кати было следить за этими самыми покупателями, потенциальными похитителями казённого добра. И, согласно статистике, в основном это были старики и дети. То есть – малоимущий класс. Что её очень смущало. Ну, не умела она, и не хотела, незаметно следить за бабушками и подсматривать за детворой. Но однажды Катя действительно увидела, как два мальчишки-школьника потихоньку стянули с полки шоколадные батончики. Она сделала вид, что занята раскладкой и не заметила этого. Мальчишки выглядели голодными и неухоженными. Явно их мама с папой чаще покупали кое-что другое, более горькое, не думая о своих школярах.

  А в общем Кате её работа даже нравилась. Удобный график – за два дня она успевала по учёбе почти всё, лишь иногда прихватывая ночь. А работа, кроме столь необходимого заработка, помогала ей узнавать жизнь, весьма полосатую и у других. За день такого насмотришься! Как говорят классики – блеск и нищета, принц и нищий. На кассе это хорошо видно. Вот бабушка, пересчитывающая медяки дрожащими руками – за молоко и горсточку ирисок. А вот эти господа набирают в тележку такого, что кажутся Кате переодетыми калифами. И почти аистами. Тут тебе и икра, и колбасы, и креветки, выпивка по баснословной цене. Но не раз она, за свой счёт, отпускала товары – хлеб, консервы, дешёвые сигареты – всяким опустившимся... на обочины жизни личностям. Жалко их было. Может кто-то из них был Катин спившийся полярник-отец...

  А вот этого покупателя Катя отметила сразу. Да его только слепой бы не заметил.

  Высокий парень вошёл в двери магазина, пятясь и таща за собой рюкзак на верёвке. Причём, на нём была ветровка, надетая шиворот навыворот, и летняя голубая панамка – такие, с кружевами, носят только бабушки. Что за Иван-дурак? Катя даже привстала из-за кассы, чтобы лучше его увидеть. И убедиться, что у него в руке не собака на поводке, с которыми вход сюда был строго воспрещён. Но зрение её не обмануло – верёвка крепилась именно к чёрному рюкзаку с болтающимися лямками. Катя даже не нашлась, что сказать этому чудаку. Больше ведь было некому следить здесь за порядком. Другая кассирша, Маша, была сейчас на выкладке товара. Товаровед-консультант Ирина Петровна, которая всегда ошивалась поблизости, куда-то некстати отлучилась. Так что странный посетитель, не встретив препон, неспеша потащился со своим рюкзаком на поводке дальше, петляя меж рядов.

  А с другой стороны – ведь ни в одной инструкции не сказано, что в магазине запрещено ношение бабушкиной панамки, и что сумки здесь можно только носить, а не волочить. Так что если нравится – пусть себе. И Катя, с интересом поглядывая в ту сторону, куда ушёл чудак, продолжила отпускать покупателей.

  Зато вслед за ним хищной птицей устремилась уборщица баба Клава, сердито шуруя позади него шваброй с тряпкой. Мол, «ходють тут всякие, бациллы сыплют по полу своими оклунками». Она, как всегда, ощущала себя здесь негласным замдиректора. Кстати, фискаля ему обо всём. Но парень даже не оглянулся. И она, побурчав, ускакала со своей шваброй за другим подозрительным покупателем. Вдруг слямзит чего? Она этого не дозволит – плати потом за них свои кровные!

  Вскоре этот чудак подошёл к Катиной кассе – с кругом краковской колбасы, надетой наподобие нимба на голову, вернее – на панамку, и держа в одной руке бутылку с кефиром, а в другой – верёвку. Катя, выбив чек, хихикнула. Он, подмигнув ей и расплатившись, вышел, волоча следом рюкзак, в который засунул свой кефир, и оставив краковскую на своей бедовой голове.

  Обитатели магазина проводили это странное шествие оторопелыми взглядами. Но тут же о нём, похоже, забыли. Своих забот хватает. Но у Кати потом весь день почему-то было хорошее настроение.

  Интересно, а она бы смогла вот так? С верёвкой? По магазину? Ну, уж нет! Может, у него там тяжёлые кирпичи были, потому и волок? Катя фыркнула – зачем класть кирпичи в рюкзак? Парень выглядел качком, только что вышедшим из тренажёрного зала. И мог бы даже и с кирпичами себе на плечо такой рюкзак закинуть, не охнув.

  Когда Катя вечером за ужином рассказала эту странную историю маме, Тамаре Львовне, та только махнула рукой.

  – Он, наверное, сумасшедший.

  – Нет, не похож, мам. Только одет странно. Навыворот. И эта панамка...

  – И ведёт себя по-дурацки, да? – хмыкнула Тамара Львовна. – А так – ничего. Катюша, конечно же, он сумасшедший! Сейчас таких, если они не буйные, выпускают из психушки. До очередного кризиса.

  – Жалко, – вздохнула Катя. – Молодой ещё. И симпатичный. Глаза такие синие, а сам брюнет. На Урганта похож. И он мне подмигнул, когда выходил. Представляешь?

  – Ты с этим поосторожнее! Глаза, брюнет, – нахмурилась Тамара Львовна. – Пристанет, не отвяжешься. И если что – у него справка.

  – Да ну тебя, мама! – рассердилась Катя. – Нафантазировала тут... целую медицинскую карточку. По-моему, он просто дурачился.

  Глава 4

  И снится Вере Павловне сон...

  То есть, нет, не так.

  В эту ночь Катеньке приснился удивительный сон:

  Будто плывёт она по бушующему морю на утлой лодчонке без паруса. Штормовой ветер болтает её вверх-вниз, волны захлёстывают – вот-вот лодка пойдёт на дно.

  Катя, как может, держится за борта лодки, но обессиленные руки постоянно соскальзывают, а ураганный ветер норовит сбросить её в пучину. И тут, когда лодка в очередной раз взлетела на гребень, Катя увидела вдали, за высокими волнами далёкий, чудный остров.

  Там шторма не было и в помине. С безоблачного неба светило яркое солнце, зеленели шикарные пальмы, цвели яркие цветы, играла приятная музыка, по пирсу гуляли люди в лёгкой светлой одежде, а на берег набегали ласковые прозрачные волны...

  Катя протянула к этому чудесному острову руки, но тут ветер швырнул её в сторону, а пенный мутный вал захлестнул лодчонку...

  Она проснулась от собственного крика.

  На часах было шесть утра. И хотя до выхода на работу была ещё пара часов, уснуть она больше не смогла.

  Приснится же такое! От вида гигантских волн её до сих пор бросало в дрожь. И – ах, как же прекрасен был тот солнечный остров! И как недоступен...

  ***

  Когда Катя подошла к входу в магазин, расположенному, для персонала, с тыла здания, на её пути встал охранник Костя, бывший военный.

  – Привет, Катюш! – хмуро сказал он. – Сегодня работы не будет! Водопровод ночью прорвало и магазинчик наш затопило.

  – Так, может, помочь надо – товар выносить? Воду вычерпывать? – воскликнула Катя.

  – Вынесли уже всё, милая! Грузчиков ночью вызывали, – отозвался кто-то сзади. И, обернувшись, Катя увидела сиротливо сбившуюся в углу двора кучку работников магазина – товароведы, кассиры, уборщица баба Клава. Говорила именно она. – Только не ведаем – куды и сколько? И кто за убытки платить станет? – сварливо заметила она.

  – Да что вы, баб Клав, панику разводите! – отозвалась кассир Маша. – Спишут всё! Только нам-то что теперь делать?

  – Вот именно! – согласилась товаровед Ирина Петровна. – Хотя... Сами ж договор подписывали – нам платят только за отработанные часы. Значит, теперь получим ноль без палочки.

  – А то вы не знаете, что делать? – буркнул Костя, прикуривая. – В отпуска отправляйтесь, за свой счёт. К морям. На юга. Отдыхать!

  – На юга? Какой ты добрый! А денег где взять? Кто за мою квартиру заплатит? – обиделась Ирина Петровна. – Муж вон алименты уже третий месяц не шлёт. А Кольке на физкультуру новую форму надо – растёт, балбес, как на дрожжах. Ольге – сапоги на зиму. Нет, мои дорогие! Мне без денег – никак!

  – А кого они волнуют, твои сапоги? – пуская дым, философски заметил Костя. – Если никак – то ищи себе, Петровна, другую работу. А тут ремонт будет. И не быстрый. Вон весь кафель на фиг отпал.

  – Чо так быстро-то? – удивилась баба Катя. – На патоку, что ль, его клеили?

  – Может и так, – пожал плечами Костя.

  – А вот теперь комиссия и разберётся – что, на что и как, – мстительно сказала Ирина Петровна.

  Катя их почти не слушала.

  Теперь ей был понятен смысл её вещего сна. Вот они мутные воды, захлестнувшие её хлипкую лодчонку. И южный остров вдали, отдыхать на котором так щедро предлагал охранник Костя. Она, усмехнувшись, вспомнила очередную Милкину банальность: близок островок, да не укусишь. Нет, что-то не то – зачем его кусать? В общем – близок. А лодка на дно пошла.

  Теперь ей впору было вскричать, как Ирина Петровна – кто за мою учёбу заплатит? Ведь скоро выплата. Мама? Сколько можно перевешивать на неё свои... как это Милка говорила? А, траблы – то бишь, проблемы. Нет, без работы ей никак. А где её взять?

  Тут к ней подошла Маша.

  – Что делать будешь? – сказала она. Катя пожала плечами. – Другой такой магазин аж за рекой, – сказала Маша. – Далеко ездить. Если возьмут, конечно.

  – Это ничего, лишь бы взяли. Мне за учёбу платить.

  – А мне – за садик. Причём – частный. Думала, хоть из дому, наконец, выберусь. И неважно было, что вся зарплата на Василиску уйдёт. А то – что ж за развитие у ребёнка, сидя дома?

  Тут двери магазина открылись и на его порог вышел директор Сергей Владимирович – тучный вальяжный мужчина, которого обожал весь коллектив. Особенно товаровед Ирина Петровна.

  Он устало осмотрел своих разочарованных сотрудников, подошедших поближе, развёл руками и сказал:

  – Ну, вот, такие дела – подтопленцы мы теперь.

  – А что случилось? – спросила Ирина Петровна. – Откуда вода?

  – Комиссия разберётся. Предварительная версия – дело в гидравлическом ударе и изношенности труб. Здание-то не новое.

  – А мы теперь куда, Сергей Владимирович? – задала резонный вопрос Маша.

  – Ну, кто хочет – в отпуск за свой счёт. И ждать конца ремонта. Но, сами понимаете – быстро его сделать не получится. Поэтому, как в фирме принято – распределим вас по другим магазинам. Конечно, только на подработку. Штаты везде укомплектованы. Или ищите другую работу.

  Толпа недовольно загудела:

  – Подработку? За гроши? Другую? А жить на что? У нас семьи!

  – Я вас понимаю! Но, увы! – снова развёл руками Сергей Владимирович. – Непредвиденный форс-мажор! – Он достал из кармана листочек и, прикрепив его на стене, объявил: Здесь поимённый список: кто и куда направляется. Конечно, если вы изъявите желание. А вас, Ирина Петровна, я пока оставлю здесь. Поможете с описью товаров. А там посмотрим.

  Та радостно шагнула к нему.

  – Да-да, я согласна, Сергей Владимирович!

  – А то нет! – буркнула баба Клава. И крикнула: Так, может, и я сгожусь, Владимыч? Уборки-то много, небось!

  Тот немного подумал и махнул рукой:

  – Действительно – много. Хорошо, Клавдия Ивановна. Пока оставайтесь.

  И директор, будто король, сопровождаемый свитой – состоящей из счастливых товароведа и уборщицы, скрылся за дверями магазина.

  Остальные подтопленцы устремились к листочку.

  ***

  Катя быстро привыкла на новом месте – том самом магазине за рекой. Работа знакомая, коллектив, вроде, хороший. Правда, её заработок заметно упал. Поэтому вскоре она планировала начать подыскивать себе другое место.

  Сегодняшняя смена была вполне обычной – касса, раскладка, мелькание людей у кассы.

  Очередь двигалась быстро.

  Так, что тут? Кефир, кольцо краковской, пачка сигарет...

  Надо же, как у того чудака. Она подняла голову и увидела его: строгий костюм, белая рубашка, галстук. Синие глаза. Не может быть! Что за дресс-код? Наверное, просто похож.

  – Привет! – сказал он, подмигнув. – Ты как сюда попала?

  – А ты?

  – Я тут рядом работаю.

  – И я теперь тут работаю.

  – Рад новой встрече, Катя! – сказал он, взглянув на её бейдж. – Я Дима. Встретимся как-нибудь?– И, быстро черкнув, улыбаясь, положил перед ней листочек. – Вот мой телефон, Катя. Позвони, если надумаешь.

  Затем, не дав ей опомниться, он провёл карточкой над терминалом, сложил покупки в пакет и быстро вышел.