Текст книги "Констанция. Книга вторая"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
– В самом деле? – изумилась девушка. – А я боюсь, не помню вас, хотя мне этого бы очень хотелось.
– Что ты, Констанция, ты меня и не можешь помнить, ведь тогдаты еще лежала в колыбели. Я опоздала на твои крестины и мне пришлось оправдываться перед твоей матерью.
Баронесса Дюамель казалась Констанции древней старухой, хотя той еще не было и пятидесяти. Молодость всегда надменно относится к старости, наивно полагая, что стареют все, кроме молодых. А может, виной такого впечатления было то, что баронесса Дюамель старательно пыталась скрыть следы прожитых лет.
Зато сама Констанция с первого взгляда понравилась Франсуазе.Наметанным взглядом баронесса определила, что девушка будет иметь успех при дворе и поэтому лучше всего подружиться с ней сейчас, сразу, не дожидаясь, пока она станет надменной, поняв всю силу своей сказочной красоты.
– Как ты находишь мою дочь, Констанция? – спросила баронесса, словно бы Колетта не была рядом.
– Она красива, – как-то неуверенно сказала девушка и добавила, будучи уже абсолютно искренней, – она очень похожа на вас, мадам Дюамель.
Но Франсуаза слишком много времени провела при дворе, чтобы обольщаться подобными фразами.
– Констанция, я конечно не обольщаюсь, что моя дочь красавица, подобная тебе, но она достаточно миловидна и может рассчитывать в будущем на успех у мужчин.
Глядя на Колетту труднее всего было подумать, что ей когда-нибудь придется вскружить голову хоть одному мужчине. Наивные до глупости глаза были бесцветны. Правда, сохраняя приличие, их можно было назвать голубыми. Светлые волосы яркие ленты собирали в две нелепых косички. Платье казалось великоватым только из-за того, что повторяло причуды взрослой моды. Но стоило Колетте улыбнуться, как всем тут же становилось ее жаль, такой растерянной была ее улыбка.
– Мама, – попросила Колетта, явно скучая за столом, – вы не позволите мне выйти прогуляться в сад? Франсуаза Дюамель хмыкнула и покосилась на дочь.
– Я составлю тебе компанию, – тут же нашлась Констанция, уже уставшая от долгого сидения в кресле.
Глаза Колетты засветились радостью. Ей льстило, что такая блистательная девушка, о которой она столько слышала, составит ей общество в прогулке по саду.
– Я благодарна вам, мадемуазель.
– Не стоит, – Констанция двинулась к выходу. Констанция смотрела на Колетту и поражалась: такая небольшая разница в возрасте и такое разительное отличие. Такой наивный взгляд на жизнь, на мир… И это живя в Париже!
Констанция поняла, что окажись Колетта на ее месте в те времена, когда она жила в доме Реньяров, то с девочкой не считался бы ни один из братьев, ни один из бандитов. Только теперь Констанция поняла, какой силой обладает, если ей могли повиноваться отпетые негодяи и люди, не знающие жалости.
А Колетта тем временем болтала о всякой чепухе, которая уже незанимала ум Констанции добрых пять лет. Но у девочки был и другой опыт, не известный Констанции, ведь ей самой никогда не доводилосьвоспитываться в пансионе. А Колетта говорила только о нем, ведь всущности и не знала другой жизни.
– Там ужасно неинтересно! – говорила Колетта и тут же задумывалась, поскольку не знала, как назвать ей Констанцию, ведьприходилась той тетей, а называть ее» дорогая племянница»у девочкине поворачивался язык.
Но ты же там многому научилась? – спросила Констанция.
– Учить-то там учат, – пожаловалась Колетта, – но толку отэтого никакого. Ну невозможно же научиться танцевать, танцуя сосвоей подругой! Для этого нужен юноша, – слово «юноша» прозвучало в устах Колетты как «старик». – Вы мне так нравитесь! – с восхищением внезапно произнесла Колетта.
– Что же во мне необычного?
– Вы красивая, ваше платье нарядное, не то что те, которые заставляют носить меня в пансионе. Это довольно глупо, – некстатизаметила Колетта, – но я ужасно боюсь темноты. А у нас в комнате, когда ложимся спать, гасят все свечи и тогда мне кажется, что я совсем одна – одинешенька осталась в этом мире.
Дать какой-нибудь дельный совет девочке, боящейся темноты, Констанция не решилась.
«Сейчас она начнет рассказывать, что боится мышей или даже пауков»– подумала Констанция и не ошиблась.
– Я вам скажу по секрету, в нашей комнате живет крыса. Она выходит ночью, когда все, кроме меня, спят. Однажды она даже попыталась устроиться греться у меня в ногах.
– Какая мерзость! – в сердцах произнесла Констанция.
– Да, а каково было мне! Я думала сперва, что это кот, ведь втемноте не разберешь – пушистое и теплое. И только потом я вспомнила: откуда взяться коту в спальне? Я закричала и разбудилавсех. Это и впрямь была крыса, она сидела у меня на кровати и, сложив на груди лапки, смотрела на меня. А потом убежала, и я еебольше не видела, наверное, крысу напугал мой крик.
Констанция уже начинала скучать в обществе Колетты, ведь вместо рассказа о придворной жизни ей приходилось слушать о какой-то крысе, забравшейся на кровать воспитанницы пансиона.
«Уж лучше бы я осталась в гостиной, – подумала Констанция, – там узнала бы что-то новое».
А Колетта тем временем испытывала прилив нежных чувств к Констанции.
– Говорят, вы умеете стрелять? – с восхищением спросила девочка, опасливо косясь на свою спутницу.
– В этом нет ничего сложного, это не труднее, чем продевать нитку в иголку.
– А я бы умерла от страха, – призналась девочка, – если бы меня окружили в доме бандиты.
«Да кому ты нужна такая?»– подумала Констанция, но вслух сказала:
– Я тоже страшно боялась, ведь они могли в любой момент ворваться в дом!
Но потом, спохватившись, спросила:
– А кто тебе рассказывал об этом?
– Моя мать.
– А ей кто рассказал об этом, не знаешь?
– Графиня Аламбер, наверное.
И Констанция принялась по крупицам выпытывать у Колетты то, что ей известно о ее прошлой жизни. Оказалось, история Констанцииобросла такими душещипательными подробностями, что и впрямь превратилась в легенду. Девочка рассказывала и рассказывала, присовокупляя все новые и новые детали. Но и без них Констанция без труда разобралась бы, кто же постарался рассказать о трагической вражде между Реньярами и Абинье этой не очень-то смышленной девочке.
«Конечно же, это графиня Аламбер, – в душе обозлилась на нее Констанция. – Если же и баронесса, пересказывая при дворе о том, что случилось со мной, добавит от себя несколько деталей, то я в конце концов, сама не узнаю, о ком говорят – обо мне или о ком-то другом».
Самое печальное, что в рассказе Колетты Виктор Реньяр выглядел не отъявленным мерзавцем, наделенным лишь крупицей жалости, а эдаким благородным злодеем, лишившимся земли и имения, пожертвовав ими для того, чтобы поквитаться с заклятым врагом своего отца.
И Констанция, чтобы как-то остановить девочку, дать ей разобраться во всем, сказала:
– А ты можешь представить себе, дорогая, что человек, называвший себя моим кузеном, Виктор Реньяр, убил собственного отца лишь потому, что он благословил мой предстоящий брак?
Но к удивлению Констанции девочка сказала:
– В Париже случается и не такое. Здесь бывает, родители убивают детей…
Наверное, последняя мысль прочнее всего и засела в несмышленной головке Колетты и ее собственная мать казалась ей чудовищем, способным задушить собственную дочь.
– А что бы ты сделала на моем месте? – спросила Констанция.
Девочка не долго думала.
– Мне бы пришлось выйти замуж за Виктора. Констанция в очередной раз удивилась наивности своей юной родственницы, ей бы даже не пришло в голову обдумать план сопротивления. «Пришлось бы»– вот и все, на что она была способна.
– А если бы он схватил тебя и потащил, а у тебя в руках был нож, ты бы смогла ударить?
– Нет, что вы, – испугалась Колетта, – я даже муху не могу убить, правда, один раз… – она растерянно улыбнулась, – я убила муху, а потом долго плакала.
– Почему? – Констанция обняла девочку за плечи.
– Потому что она тоже живая, а я убила ее просто так. Она жедаже не мешала мне.
– Ты странный человек, – подытожила Констанция, не находя более объемлющего определения.
– Я сама знаю об этом.
Девочка подошла к старому каштану и погладила его ствол так, как будто тот был человеком и мог что-то почувствовать от ее прикосновения.
– Тебе не холодно? – осведомилась Констанция. У Колетты уже посинели губы и зубы едва не стучали.
– Да, я думаю, стоит вернуться в дом, если вы, конечно, не против.
Констанция хоть и тоже замерзла, но не показывала этого, нельзя же, в самом деле, накинуть теплую шаль поверх такого платья.
Когда Констанция и Колетта вернулись в гостиную, то на маленьком столике между беседующими женщинами стояло четыре чашечки горячего шоколада.
Колетта с холода сразу же схватила в руки чашку и вскрикнула. Та была слишком горячей и девочка обожглась. Тонкая фарфоровая чашка полетела на пол, а горячий шоколад выплеснулся на подол платья Констанции.
Колетта тут же бросилась извиняться и даже попыталась своим платком вытереть пятно, но от этого то стало только больше.Констанция еле сдерживала свою злость.
«Это же надо, так нелепо получилось! – думала она. – Проклятая девчонка! Теперь, оказывается, я надевала это платье только ради нее. И почему его не принесли чуть попозже!»
А Колетта уже чуть не рыдала от досады. Она меньше всего желала обидеть Констанцию и показаться неловкой.
Баронесса сделала строгое лицо и принялась выговаривать дочери. А та уже плакала во весь голос и от этого еще больше стала походить на маленького ребенка.Радость от визита была испорчена напрочь.
Констанция, извинившись, удалилась к себе и Шарлотта, качая головой, принялась снимать новое платье, обезображенное огромнымтемным пятном.
– Теперь с ним уже ничего не поделаешь, – разглядывала пятно Шарлотта, – шоколад не отмоется.
«Ну почему, – спрашивала у себя Констанция, – почему мне так не везет?»
И она возненавидела Колетту, понимая, что в общем-то несправедлива к девочке. Мало ли подобных проступков было на счету и у нее самой? Но бывают вещи, которые прочно врезаются в память и потом, что ни делай, они все равно приходят на ум. Поэтому впоследствии, лишь только Констанции приходилось видеть Колетту, она сразу же вспоминала испорченное платье и неудавшийся визит.
Правда, у этого происшествия была и другая сторона. Констанциябоялась, что Колетта почувствует неприязнь, поселившуюся у нее в сердце, поэтому всячески старалась загладить впечатление от тех нескольких резких слов, произнесенных ею лишь только горячий шоколад расплылся на белоснежной материи.
Констанция иногда специально, узнав, что баронесса Дюамель направляется в пансион, ехала вместе с ней, чтобы проведать Колетту.И всегда привозила ей пару каких-нибудь безделушек, хоть и оставалась равнодушной к лишенной самостоятельности девочке.
А вот баронесса Дюамель нашла в лице Констанции благодарного слушателя и считала ее чуть ли не своей подругой, поверяя ей свои многочисленные секреты. Но учиться чему – нибудь у баронессы было сложно. Она хоть и провела большую часть своей жизни при дворе, почти ничего не вынесла оттуда в качестве опыта. Она упорно придерживалась раз и навсегда заведенного образа жизни. Но Констанции нравилось, что Франсуаза никогда не пытается ее учить, как и что следует делать. Чужая жизнь была для баронессы святым иона никогда без разрешения не пыталась туда проникнуть. А может, эта женщина была лишена любопытства, так свойственного женскомуполу. Так или иначе, но баронесса Дюамель была для Констанции довольно приятной собеседницей, с которой можно не особенно церемониться и подбирать нужные слова.
Графиня Аламбер была рада тому, что баронесса и Констанция довольно сблизились. Она даже изредка, обманывая себя, называла это дружбой. Правда, Шарлотта была не в восторге от баронессы и ее дочери, о чем время от времени считала своим долгом сообщать Констанции.
– Они злоупотребляют вашим терпением, – часто говаривала Шарлотта, готовя свою госпожу ко сну.
– Что ты, мне приятно бывает поболтать с Франсуазой.
– А по-моему, это приятно ей, мадемуазель, – настаивала на своем Шарлотта. – Вы можете на меня сердиться, но я должна предупредить вас…
– О чем?
– Иногда случается, что даже близкие родственники или хорошие друзья становятся врагами.
– И когда же это происходит, Шарлотта?
– Вам пока нечего делить ни с баронессой, ни с ее дочерью, нослучись что – и я знаю, баронесса Дюамель не упустит случая завладеть всем, ничего не оставив вам.
– Я не понимаю тебя, – беззаботно качала головой Констанция, – нас никогда с ней не свяжут деньги и наши беседы – всего лишь светская условность, ни к чему никого не обязывающая.
– А ваши поездки, мадемуазель?
– Ты о безделушках? – смеялась Констанция. – Они же мне ничего не стоят, а проехаться за город – это развлечение.
– Не знаю, мадемуазель, но по-моему, они все-таки злоупотребляют вашим гостеприимством.
– Шарлотта, – Констанция начинала потихоньку злиться, – я понимаю, ты говоришь все это от чистого сердца, но пойми, идеальных людей не существует и каждый человек, делая что – либо, преследует прежде всего свои интересы.
– Но ведь у вас же, мадемуазель, нет интересов к ней, вы абсолютно бескорыстны.
– Мне хотелось бы в это верить, – вздыхала Констанция, не находя, что ответить.
– Да ладно, не обращайте внимания на мою болтовню, мадемуазель, – говорила Шарлотта, отбрасывая край одеяла, – время позднее и надо ложиться спать, потому что от недосыпания женщины быстро стареют.
Констанция смотрела на свою служанку и не могла понять, сколько же ей лет. Темная кожа, казалось, скрывает следы прожитых лет. Но сколько ни спрашивала Констанция свою служанку, та неизменно отвечала, что не помнит и кажется, никто никогда не говорил ей о дате ее рождения.
– Вот крещение я помню, – всегда пускалась в воспоминания Шарлотта, – я даже помню как испугался священник, когда его попросили окрестить меня. Вот тогда-то я и получила свое теперешнее имя – Шарлотта. А о прежнем забыла и не хочу вспоминать.
– Тебе, наверное, тоже пришлось многое пережить? – участливо спрашивала Констанция.
– Да нет, мадемуазель, если что и было, так я о нем ничего не помню. По-моему, я всегда жила в Париже, всегда находилась в услужении. Я насмотрелась и знаю многое, чего мне не следовало бы знать.
Но с Констанции пока хватало и свежих впечатлений, поэтому онане слишком-то расспрашивала Шарлотту о том, что ей известно.
ГЛАВА 7
Жизнь Констанции потихоньку входила в новое русло. Ее уже не изумлял огромный город, не удивляло большое количество без дела слоняющихся по улицам людей. Она уже сама стала составной частью Парижа, ведь девушка была принята при дворе и даже обратила на себя внимание короля.
Если бы она стремилась к большему, то возможно, жизнь ее сложилась бы иначе. Но Констанция всегда довольствовалась тем, что есть, находя счастье и радость там, где никто не мог разглядеть даже намека на новые возможности.
Графиня Аламбер твердо решила вернуться в Мато, но наотрез отказала Констанции в том, чтобы та сопровождала ее.
– Ты должна остаться здесь, дитя мое, – говорила старая графиня, гладя свою повзрослевшую внучку по волосам. – Твое счастье здесь и ты найдешь его обязательно. /
Констанции и самой не хотелось возвращаться, ведь она только входила во вкус новой, полной событий жизни. А заточать себя впровинции теперь уже не имело смысла.
– Я обязательно устрою прощальный бал, – сказала графиня Аламбер. – В наш дом будет приглашено очень много гостей и среди них очень знатных. Если до этого, Констанция, ты блистала в чужих домах, то теперь должна создать славу собственному. Ты останешься жить здесь и понемногу все забудут его прежнюю владелицу, все станут говорить: «Ах, да это дворец виконтессы Констанции Аламбер!Как он хорош! Как он со вкусом обставлен!»
– Мне будет не хватать вас, бабушка.
– Я уже сыграла свою роль в твоей жизни, мне больше нечего тебе дать, и я только отягощу твою жизнь. Как-нибудь, когда тебе станет совсем скучно, приезжай в Мато, побудь со мной пару денькови возвращайся обратно. Большего мне не надо, изредка напиши мне ине обижайся, если я буду писать слишком часто. Это не значит, что на каждое из моих посланий ты обязана отвечать.
Констанция прикусила нижнюю губу, ей хотелось расплакаться, но она сдержала себя.
Я всегда буду любить вас, бабушка, что бы ни произошло.
– А ничего и не может произойти, – ласково сказала графиня Аламбер, беря Констанцию за руку.
– Но ведь жизнь идет, – возразила ей внучка.
– Жизнь идет – и в то же время стоит на месте. Все стремятся чего-то достичь, но остаются теми, кем их создал бог.
– А для чего создана я? – задала Констанция вопрос, на который не существует ответа.
– Ты, дитя мое, создана для того, чтобы тобой восхищались. И помни об этом. Когда – то и я была такой, ты не веришь?
На губах Констанции появилась улыбка. Трудно было представить себе эту седовласую женщину красавицей, к чьим ногам бросались знатные вельможи.
– Но почему же… – не очень уверенно ответила девушка.
– В том-то и дело, что теперь, глядя на меня, такого не скажешь.А раньше… – глаза графини затуманились, – раньше из-за моей красоты умирали. Так что не упускай времени, внучка, красота быстротечна и ты не успеешь оглянуться, как она уйдет в прошлое. Глядя в зеркало, тебе будет казаться, что ты еще способна очаровывать, но не давай стеклу обмануть себя, лучше смотри в глазамужчин и в глаза женщин. Если первые будут любить тебя, а вторые ненавидеть, значит ты все еще красива.
– К чему эти слова?
– Это то немногое, по-настоящему ценное, что я могу передать тебе.
– Но вы говорите, бабушка, так, словно мы никогда больше не увидимся.
– Кто знает, – вздохнула графиня, – произойдет это завтра или через десять-лет. И я, Констанция, хотела бы умереть раньше, пока ты еще молода.
Девушка поднялась с колен и обойдя графиню сзади, обняла ее заплечи.
– Я так благодарна вам за все, что вы для меня сделали!
– Это мой долг, ведь ты моя внучка.
– Нет, по-моему никто не делает даже для своих детей так много.
– Но ты же у меня одна, – как будто пыталась оправдаться графиня Аламбер, – к тому же тебя столько лет не было рядом со мной. Должна же я была выплеснуть всю свою любовь и нежность, накопившуюся за долгие годы.
– Спасибо вам, – Констанция поцеловала графиню в щеку.А та, в свою очередь, удержала ее руку.
– Значит, решено. Мы с тобой рассылаем приглашения на прощальный бал. Графиня Аламбер отбывает в Мато, а ее место при дворе займет прекрасная Констанция.
И наконец долгожданный день настал.
Констанция встречала его с тревогой в сердце, и для этого быломного причин. Впервые она являлась хозяйкой бала, но ей предстоялорасстаться с графиней Аламбер, быть может навсегда. Странно прощаться с человеком так, как будто он умер, когда на самом деле, он еще жив.
Путь до Мато был неблизким, и Констанция прекрасно отдавала себе отчет в том, что не сможет приехать быстро, если ее бабушка серьезно заболеет.
Графиня Аламбер и ее внучка стояли у начала лестницы и встречали гостей. Старая графиня приветливо улыбалась и не забывала нашептывать Констанции, кто пришел к ним в дом.Некоторые из гостей были уже знакомы девушке, других она видела впервые. Никто особенно не запомнился, лишь двое мужчин, пришедших вместе.
Лишь только дверь отворилась и дворецкий назвал имена, старая графиня тут же зашептала:
– А вот на этого, что справа, Констанция, обрати пристальное внимание. Это виконт Анри Лабрюйер. Я еще помню, как он родился, ведь я была дружна с его матерью. Это очень интересный молодой человек.
– Тот, что повыше? – спросила Констанция, изображая на своем лице прелестную улыбку, ведь гости уже спешили к ним.
– Нет, Констанция, тот, который поизящнее. Девушка с интересом посмотрела на молодого человека, в чьем лице было много женственности и в то же время он оставался чрезвычайно привлекательным для женских глаз. Темные, почти что черные волосы с каштановым отливом ниспадали ему на плечи, а взгляд карих глаз был томным и немного презрительным, словно он уже устал от жизни.
Его спутник был почти на полголовы выше своего приятеля и выглядел куда более прозаично. У него было лицо типичного вояки, не отягощенное раздумьями о смысле жизни. Жесткие русые волосы обрамляли волевое лицо.
– Это шевалье де Мориво, – успела напомнить графиня Аламбер своей внучке, когда гости были всего в шаге от них.
Мужчины одновременно склонились, желая поцеловать руку Констанции и тут же рассмеялись. Исправляя оплошность, виконт Лабрюйер уступил руку девушки своему соседу, а сам взял в свою ладонь дряблую руку графини Аламбер.
– Вы чудесно выглядите, – сказал Анри старой даме, – и по-моему, совсем не изменились с того дня, как покинули Париж.
– Вы мне льстите, виконт, я знаю цену словам мужчин и поэтому принимаю их как простую любезность.
– Вы боитесь, графиня, что ваша красота исчезнет бесследно? Нет, графиня, она передо мной, – виконт выпрямился и взял в пальцы руку Констанции, а шевалье де Мориво приблизился к графине Аламбер.
Наконец, с дежурными любезностями было покончено, и гости направились в зал.
– А что особенного к виконте и его спутнике? – спросила Констанция.
– Его спутник, шевалье де Мориво, в общем-то заурядный человек, правда, занимает довольно высокую должность. Он командует полком королевской гвардии, искусный фехтовальщик, в общем-то и все. А вот виконт Лабрюйер – удивительный человек. Он умеет с первого взгляда понравиться женщинам.
– Да, он красив, – сказала Констанция.
– Есть много красивых мужчин, но мало кто из них умеет пользоваться своей красотой. А виконт следит за своей внешностью словно женщина, и он успел, если верить слухам, совратить более двухсот молоденьких девушек, пять из которых, оставленных виконтом, покончили с собой.
– Неужели? – Констанция обернулась, пытаясь отыскать взглядом среди гостей виконта Лабрюйера.
Тот стоял возле одной из дам и восторженно ей о чем-то повествовал. Та смеялась, запрокидывая голову, и даже, чтобы не упасть от смеха, придерживалась за плечо виконта.
Его же спутник шевалье де Мориво стоял немного поодаль и дажене улыбался.
«Возможно, – подумала Констанция, – ему приходится по десять раз на дню выслушивать шутки своего знакомого, и он знает их все наизусть. Но тогда почему он не повторяет их за Анри?»
Но тут зашли следующие гости, и Констанции не пришлось додумать мысль до конца.
После того, как все приглашенные вошли в дом, графиня Аламбер отправилась к гостям, а Констанция поднялась на галерею и посмотрела на всех сверху. Она уже понимала, что смотрит не просто так, ее взгляд отыскивает в толпе Анри Лабрюйера, но того нигде не было видно.
Человек становится интересен нам, если мы узнаем о его злодеяниях. А виконт совсем не был похож на разбойника или на бессовестного похитителя женских сердец.
Зато шевалье де Мориво Констанция отыскала сразу. Он был очень приметен благодаря своему могучему телосложению. Но в то же время он не смотрелся, потому что был грустным. Он стоял в одиночестве, поглядывая на дам, и лишь презрительно кривил губы, как будто ни одна из них не была его достойна.
И тут за спиной у Констанции послышался тихий голос:
– Вы всегда любите подсматривать за тем, как кавалеры любезничают с дамами?
Девушка резко обернулась. Тот, кого она высматривала в толпе, стоял перед ней.
– Виконт? – произнесла Констанция.
– Я столько слышал о вас, но не мог как следует рассмотреть, даже пару раз специально проезжал мимо ворот вашего дома. Но вы, – тут виконт Лабрюйер развел руками, – как назло не появлялись в саду.
– Вы искали встречи со мной? – немного холодно поинтересовалась Констанция.
– Искал встречи… – воскликнул виконт, – я всего лишь хотел посмотреть на вас вблизи, ведь не часто удается встретить в Парижестоль отчаянную девушку.
– По-моему, у вас были немного другие планы, – напрямик сказала Констанция, сверкнув глазами.
Виконт, конечно же был красив, любезен, изящен, но не был мужчиной ее мечты.
Ведь образ Филиппа навсегда отпечатался в памяти Констанции и теперь она невольно сравнивала каждого только с ним. А в Филиппе никогда не было ни женственности, ни нахальства.
Виконт, даже не спрашивая разрешения, стал рядом с девушкой ипринялся смотреть с галереи вниз.
– Вы, наверное, скучаете? – спросил он.
– Я скучаю и сейчас, – не думая о последствиях, сказала Констанция.
– Это интересно слышать, еще ни одна женщина не говорила мне подобного. Скучать рядом со мной?
– Но, вы, по-моему, не бродячий актер.
– И это тоже, – добродушная улыбка тронула губы виконта Лабрюйера. – Вам, наверное, уже успели рассказать обо мне всякие страшные вещи, как будто бы я людоед и питаюсь исключительно молоденькими девушками. Но посмотрите, я же не дракон, похищающий даму у доблестного рыцаря, я всего лишь смертный, такой же как и вы. И всегда честно предупреждаю своих жертв.
– Так вы, виконт, заранее знаете, что они обречены?
– И они это знают, – радостно закивал Анри, – они знают все отсамого начала, но почему – то предпочитают мое общество, а не одиночество.
– Вы что, никогда не обещаете жениться, прежде чем соблазнитьюную девушку?
– Больше, дорогая виконтесса, – я сразу же говорю и заставляюповторить за мной, что первая ночь – она же будет и последней. Меня не интересует продолжение. К чему повторять изо дня в день одно и тоже? Ведь это не приносит облегчения ни уму, ни сердцу. Я сразу же теряю интерес к женщине, лишь только овладев ею.
Констанция смотрела на своего собеседника и не могла взять в толк, юродствует тот или говорит серьезно.
– Да нет, – сказал виконт, словно прочитал мысли девушки, – я говорю совершенно серьезно.
– Уж не считаете ли вы и меня одной из своих жертв? – надменно проговорила Констанция.
– Все женщины одинаковы, – сказал Анри и развел руками, – и вы, моя дорогая, не исключение. Сознайтесь, стоя на галерее, вы высматривали меня?
Констанция вспыхнула.
– Откуда вы догадались, виконт?
– Это очень просто. Все стоят внизу и только мы с вами наверху.Если бы вы высматривали кого-нибудь другого, то обязательно увидели бы.
Констанция чувствовала себя так, будто ее поймали за каким-то непристойным занятием.
– Я просто никогда прежде не видела людоедов.
– Но, наверное, он оказался на поверку не таким уж страшным, – рассмеялся виконт. – Вы не откажете показать мне дом?
Констанция от неожиданности согласилась.
– Да, – и тут же прокляла свое решение. Но слово было дано и отступать было некуда. Констанция водила его из комнаты в комнату, рассказывая то о знаменитой картине, то о прекрасной китайской вазе.Она слово в слово повторяла слышанное от графини Аламбер.А виконт и не скрывал, что его не интересуют сейчас ни картины, ни скульптуры и смотрел на Констанцию. Сперва, во время рассказа о морском пейзаже, он оценивающе прошелся взглядом по бедрам девушки. Когда они остановились у мраморного римского торса, Анри уже разглядывал ее лицо, а в следующей комнате он уже беззастенчиво пробирался взглядом в вырез платья.
И Констанция впервые пожалела, что не заказала портному платье, застегивающееся под самое горло.
– Ну что, виконт, думаю, удовлетворила ваше любопытство?Хотя вряд ли вы помните, что изображено на тех картинах, о которыхя вам рассказала, вы же смотрели не на стены.
– Да, – признался виконт, – я хотел получше рассмотреть вас и послушать ваш голос. Вы очаровательны.
Чего нельзя сказать о вас, – вырвалось у Констанции.
Но виконт ничуть не обиделся на эти слова.
– Я знаю себе цену, моя дорогая, – довольно бесцеремонно говорил Анри, – ведь если верить слухам, уже более двухсот девушек и неизвестно сколько замужних женщин сгорели в моем огне, и вы не исключение.
Злость поднялась в душе Констанции на этого бесцеремонного молодого человека.
А он все с такой же любезной улыбкой на губах подошел к девушке и обнял ее.
Констанция на какое-то мгновение оцепенела от подобной наглости.
Они стояли в дальнем углу галереи, совсем недалеко от балюстрады. Здесь даже был различим шум голосов и звук музыки.
– Так вы любите меня? – спросил виконт. Констанция молчала.
– Я люблю вас, Констанция, – прошептал он и попытался поцеловать девушку в шею.
Но не зря раньше Констанция не боялась одна выезжать из дому Реньяров, у нее всегда наготове было с собой оружие. Конечно, носить пистолет за поясом бального платья не очень разумно, поэтомутеперь девушка предпочитала иметь с собой короткий стилет, спрятанный в складках подола.
Она слегка нагнулась, выхватила оружие и прижала острый какигла кончик клинка к шее Анри Лабрюйера.
– Если вы сейчас же, виконт, не отпустите меня, я не буду звать на помощь, а просто всажу клинок в вашу шею. Не сомневайтесь, мне приходилось в жизни убивать.
Анри испуганно глянул в глаза девушки: нет, та не шутила.
– Осторожнее.
Он медленно разжал объятия и отступил на пару шагов.
– Такого мне не приходилось видеть, а вернее будет сказать, переживать, – он потер указательным пальцем маленькую вмятинку на шее, оставленную острием клинка.
Но тут же его лицо расплылось в улыбке.
– Да конечно же, вы шутите, у вас и в мыслях не было меня убить, – и он, бросившись к Констанции, повторил свою попытку.
На этот раз девушка действовала гораздо быстрее и острие клинка неглубоко погрузилось в плечо молодого человека. Но вместо испуга в его глазах зажглась радость.
– Так значит, я не ошибся и вы действительно не любите меня.
Виконт Лабрюйер стоял перед Констанцией, зажимая рукой неглубокую рану, из которой сочилась кровь.
– Я вам говорила это и раньше.
– А я не поверил. Пока не убедишься на собственном опыте, нельзя верить.
– Вы слишком высокого о себе мнения, виконт.
– Теперь я понял, что ошибся в вас. Анри наклонился и поднесладонь Констанции к своим губам.
– Простите, виконтесса, что был с вами груб. Но в этом виноваты и другие женщины, они приучили меня к тому, что я могу позволять себе с ними все, что угодно.
– Вы довольно злы по отношению к женщинам.
– И к мужчинам тоже, – Анри пожал плечами.
– И что, виконт, вы долго собираетесь стоять как изваяние?
– Я хочу предложить вам дружбу, – торжественно сказал Анри, падая на одно колено. – Дружбу, но самую преданную. Вы, Констанция, поразили мое воображение больше, чем любая другая красавица во всем королевстве. Вы единственная решились противиться собственному счастью и чуть не убили меня на радость всем мужьям.
И тут Констанция поняла, что этот насмешливый человек в самомделе интересен и такая дружба может пригодиться.
Она шутливо вскинула свой стилет и опустила узкое лезвие плашмя на плечо виконту.
– Я посвящаю вас, месье Лабрюйер, в мои рыцари. Вы обещаете восхищаться мной, но только издали, только на расстоянии. А я со своей стороны, обещаю вам быть преданным и верным другом.
