Текст книги "Сто лет жизни в замке"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

Глава VIII
Замок «сочинителей»

В ту эпоху было много знатных людей, бравшихся за перо, чтобы написать мемуары, или же занимавшихся историческими изысканиями, которые так и не были опубликованы и нетронутыми лежали в замках, к радости современных исследователей. То был еще один способ убить время и оторваться ненадолго от светской суеты.

По-другому обстояло дело с теми, кто в сочинительстве видел свое призвание. Они вели совсем другой образ жизни, а замки их были тихими, изолированными от внешнего мира, полными покоя: все делалось для того, чтобы увеселения не прерывали творческой работы. И если даже хозяева и вели великосветский образ жизни, это отнюдь не означало, что они погружались в тщетную суету света – ведь серьезной работы среди мирской суеты не напишешь. Для этой цели лучше всего уединиться за толстыми стенами замка, в деревне.

Впрочем, нельзя сказать, что все эти сочинители были отшельниками. Они не стеснялись участвовать ни в больших парижских праздниках, ни в аристократических охотах, ни в тех знаменитых балах, которые накануне войны 1914 года ослепили парижский свет: бал тысячи и одной ночи графини Шабрийан, Персидский бал графини Клермон-Тонер, Бал кринолинов герцогини Грамон, бал Драгоценных камней принцессы Жак де Брольи, где мадам Эфрусси красовалась в невиданных розовых жемчугах. Благородным мыслителям, о которых мы говорим, все эти увеселения давали отдых, особенно необходимый тогда, когда они, чтобы утвердить свои необъятные притязания, принимали должность мэра, депутата, сенатора.

Примером таких серьезных владельцев замков стало семейство герцогов де Брольи, несмотря на то, что время от времени они позволяли себе предаваться парижским безумствам…

Академики от отца к сыну

Герцог Виктор де Брольи женился в 1816 году в Пизе на Альбертине де Сталь, дочери знаменитой Жермены, что и определило облик их салона. Действительно, салон юной Альбертины стал одним из самых знаменитых во времена Реставрации и Июльской монархии. Здесь интересовались в основном политикой и литературой. Герцогиня, сохранившая верность своей протестантской вере, культивировала в себе самые возвышенные идеи, чем заслужила восхищение Ламартина, говорившего о ее «набожности, одухотворяющей меланхолическую красоту лица…»

Герцог Виктор, ее муж, придерживался либеральных воззрений, защищал маршала Нея на судебном процессе и энергично выступал против торговли неграми. Вскоре, разочаровавшись в Бурбонах, он переметнулся к Орлеанам, что впоследствии позволило ему занять несколько министерских постов и даже стать председателем Совета министров. В те времена в замке перебывало множество других нормандских аристократов-ученых: то были Токвиль и Гизо, и многие другие; а также Руайе Коллар из Шампани. Воспоминания о всех этих посетителях бережно хранятся в замке Валь-Рише, что в Оже. Незадолго до своего поступления во французскую академию в 1856 году герцог Виктор удалился в свои родовые владения, чтобы посвятить себя воспоминаниям. Его сын, герцог Альберт, стал членом этой славной, академии всего через шесть лет после отца, благодаря написанному им труду «Церковь и Римская империя в IV веке». Этот ученый эрудит сделал политическую карьеру, став послом в Лондоне, а затем в 1872 году – главой монархической оппозиции в парламенте, попытавшейся возвести на престол графа Шамборского.

Несмотря на неприятные интонации речи, он был великолепным оратором. «Он крепкий орешек, так что сражаться с ним – одно удовольствие», – говаривал Гомбетта. Женившись на Полине де Галар-Беарн, он имел от нее четырех сыновей, один из которых, принц Амадей, взял в жены Марию Сей.

После смерти своей жены он почти не покидал замка, в котором вел уединенный образ жизни, придерживаясь самого изысканного стиля. Каждый вечер он ужинал во фраке в полном одиночестве в приемной зале, и ему прислуживал его старый метрдотель. То была единственная роскошь, которую он себе позволял, поскольку большую часть своего состояния отдавал на благотворительность, почти ничего не оставляя себе. Спал он в библиотеке замка, которая, впрочем, была одной из самых богатых библиотек замка. Покидал он замок очень редко, когда же направлялся в Париж, то брал билет в третьем классе.

Умер он 21 января 1901 года – в годовщину смерти Людовика XVI. Замок и титул герцога унаследовал его старший сын Альфонс, к которому перешли также 1700 гектаров земли и многочисленные фермы. Его дочь, Полина, ставшая графиней де Памж, известной писательницей, удостоенной премии «Фемина», описала свои впечатления при посещении родового гнезда после длительного перерыва.

«Слуги, как угорелые, носились по всему громадному зданию, приводя его в порядок после многомесячного запустения – ведь старый герцог доживал свои дни в Париже на рю Сольферино. Просторная приемная была погружена во мрак, портреты знатных предков слабо освещались массивными керосиновыми лампами, мерно покачивавшимися у самого потолка. Улыбающаяся Альбертина де Сталь в изящном тюрбане вызвала во мне самую большую симпатию».

Да, к тому времени роскошные приемы, которые некогда устраивались в этом замке, остались в далеком прошлом, превратившись в предмет мифологии и семейной гордости: действительно, именно здесь маршал де Брольи (последний из трех) принимал в 1777 году императора Австрии Иосифа II, брата Марии-Антуанетты, в 1782 году некоего графа Северного, под этим псевдонимом путешествовал по Европе сын Екатерины Великой Павел.

Библиотека в сорок тысяч книг вызвала особый интерес юной Полины. «Книжные полки от пола до высочайшего потолка! Они покрывают все четыре стены комнаты. Днем, когда она хорошо освещена солнцем, лучи света причудливо играют на позолоте книжных корешков, инкрустации старинной мебели и паркете. Эта игра света производит уникальное впечатление. Три высоких окна открывают вид на дорогу. По миниатюрной винтовой лестнице можно подняться на галерею, расположенную у самого потолка, оттуда открывается идеальный обзор всех книжных полок. Галерея кажется хрупкой, словно подвешенной в воздухе, тем не менее, вот уже полтора века она выдерживает детскую беготню и горячие споры ученых-перипатетиков[18]18
  Т. е. философствующих во время прогулок.


[Закрыть]. Потолок покрыт деревянной мозаикой, но не тяжеловесной, а на удивление гармоничной и легкой. На полках библиотеки, особенно в верхних рядах, стоят книги мадам де Сталь, привезенные ею сюда из замка Копе после смерти сына Августа в 1827 году.»

В ту эпоху комната была по-прежнему заставлена старинной мебелью. На столах карельской березы были разложены древние манускрипты, вольтеровские кресла покрыты адрианопольским пурпуром. Здесь: же находилось и «роскошное бюро в стиле ампир, привезенное из Мальмезона». Тяжеловесная бронзовая статуя Моисея помещалась рядом с главным окном библиотеки. Моисей властвовал умом ученого владельца всех этих книг. Он был близок к Орлеанам и разочаровался в принцах, исповедовавших божественное право, а впоследствии стал тяготеть к библейскому законодателю, считая, что среди современников нет достойных образцов для подражания.

Новый владелец замка герцог Альфонс, ставший уже к тому времени депутатом от Шато Гонтье, решил продолжить ученую традицию своей семьи и для начала опубликовал небольшое сочинение об участии герцога Виктора де Брольи в войне за независимость Соединенных Штатов. К несчастью, у Альфонса было слабое здоровье, а впоследствии обнаружился диабет, который тогда еще не умели лечить. Он умер всего через пять лет после своего отца в возрасте пятидесяти шести лет, ночью 20 августа 1906 года в помещении на первом этаже замка, получив из рук епископа Эвре свое последнее причастие. Скромная надпись на его могиле контрастировала с велеречивыми текстами на могилах предков. Герцогиня распорядилась выбить только одну фразу:

«Я изнемог в жизненной схватке, я закончил свой путь, я сохранил свою веру».

Его сыновья Морис и Луи продолжат ученую традицию, они станут членами не только Французской академии, но и Академии наук.

Род де Брольи существует и поныне, все такой же блестящий, еще более включенный в дела современности. Мы еще вернемся к нему, сейчас же упомянем лишь то, что его представители по прежнему украшают Французскую академию.

Существуют традиции, которые стоит бережно охранять.

Арнага. Басский дворец Эдмона Ростана

15 марта 1900 год в театре «Сара Бернар» состоялась премьера «Орленка» Эдмона Ростана. Пьеса имела грандиозный успех, его можно было сравнить лишь с постановкой «Сирано де Бержерака» в театре Порт Сен-Мартен. Всего за два года до того великая Сара выкупила Театр Наций, став его владелицей. И вот новая пьеса принесла ему славу. Вот только главная исполнительница не отличалась молодостью. В свои 56 лет она играла герцога Рейхштадского, которому по пьесе было лишь двадцать, но такова уж была магия игры этой женщины и талант автора пьесы, что публика пришла в полный восторг и вызывала ее более тридцати раз. Зрители стоя скандировали имена Сары Бернар и Эдмона Ростана. Однако автор не смог разделить восторгов публики. Вот уже сутки он лежал в постели с приступом острой пневмонии. В это время ему как раз исполнялось тридцать два года, но он уже давно страдал легочными недомоганиями, а теперь у него появились первые признаки туберкулеза. Врачи были неумолимы: необходим чистый воздух, нужно немедленно покинуть Париж.

С этой целью консилиум рекомендует ему длительное проживание в Камбо-Ле-Бэн, в департаменте Нижние Пиренеи. Тамошние свежий воздух и мягкий климат были особенно показаны при таких заболеваниях, как у него. И вот Ростан отправляется в сопровождении своей жены поэтессы Розалинды Жерар – внучки маршала Жерара, и двоих сыновей Мориса и Жана. Дело происходит в ноябре 1900 года. Камбо сразу же пленяет их сердца, и семья Ростана навсегда привязывается к этому месту. И ничего удивительного: многие из лечившихся здесь в конце концов обосновывались в Камбо навсегда. Однако для поэта, которого вот-вот должны выбрать во Французскую академию, думать об этом слишком рано. После временного улучшения он возвращается в Париж, но оттуда, добившись избрания в академию, он едет снова в Камбо и встречает здесь невиданный прием. «Навстречу ему выезжает кавалькада кавалеров, его ландо едет по дороге, усыпанной цветами, люди салютуют вы стрелами из ружей. Итак, заключает Жорж Пуассон, слава теперь повсюду преследует автора Сирано…»

Однажды, прогуливаясь в окрестностях Камбо, Ростан, уже твердо решивший построить здесь дом, открыл прелестное местечко, отчего его сердце затрепетало от восторга: небольшое плато, размером примерно 15 гектаров, слегка возвышавшееся над городом. С него открывался великолепный вид на цепь Пиренеев, живописную долину Нивы и множество средневековых деревушек… В июле 1902 года состоялась покупка; участка, и началась разбивка парка во французском духе, с бассейном и фонтаном. Для этого поэт повторяет подвиг Беатрис Эфрусси в ее имении Сен-Жан Капферра: участок выравнивается, на телегах завозится чернозем для удобрения почвы, потом привозят деревья, причем вовсе не маленькие саженцы, а взрослые растения.

Ростан не терпит худосочной растительности. Сам поэт так описывал работы: «В течение месяца продолжалась эта странная процессия деревьев своего рода движущаяся аллея. Невиданный спектакль. Огромные растения пересаживаются, как простая спаржа. Все это изумило обычно невозмутимых басков…» Воду для орошения участка пришлось перебрасывать из источника, находившегося на расстоянии двадцати километров. Именно поэтому имение Ростана стало называться Арнага – так назывался этот источник.

Все это время архитектор Турнер разрабатывал план просторного особняка, приводя его в соответствие с притязаниями Ростана. Первый камень был заложен лишь в 1903 году. «Целые тонны строительных материалов были привезены на телегах, запряженных быками, и стройка закипела. Однако потребовалось целых три года, чтобы закончить строительство…» Зато результат превзошел все ожидания! То был просторный басский дом с башенками, деревянными балконами, гигантской крышей. Строение никак не походило на замок: ему не хватало древности; и на виллу тоже: в нем не было изощренности. То был своего рода дворец. Когда смотришь на этот дом, сразу представляешь себе самого Ростана. Это был действительно дворец Эдмона Ростана, построенный для него и его родных. Интерьер красноречиво говорил об этом. Он совершенно невероятен – на грани безумия и дурного вкуса, сравнимый, разве что, с интерьерами замков Людовика Баварского. «Арнага, – напишет Морис Ростан, – это не дом, это большая лирическая поэма, созданная незаурядным поэтом театра…» Чтобы посетить это невероятное строение, воспользуемся путеводителем Жоржа Пуассона, генерального инспектора музеев Франции и, возможно, лучшего знатока древностей, в них содержащихся. «Входная дверь расположена в правой стороне дома. Над крыльцом красуется четверостишие поэта:

 
Кто б ни был ты – под сенью крова
Души отраду обретешь,
Лишь о людской молве ни слова.
Как только ты сюда войдешь.
 

Прямо за дверью – маленький салон. Первоначально он предназначался для детских игр, а потом стал местом сбора всего семейства. Он отделан канадским ясенем, инкрустированным перламутром, и украшен росписью, изображающей аллегории старинных французских песен… Несколько дальше находится вестибюль и начинается парадная лестница, выдержанная в стиле Людовика XV.

Дальше – огромный зал во всю длину дома с монументальными аркадами и паркетом с геометрическим рисунком… На стенах – семейные портреты. К залу примыкают еще две комнаты. Одна из них – овальный салон в духе Людовика XV с камином, украшенным бронзой. Во времена Ростана его покрывал кромандельский лак, привезенный в подарок шурином Пьером де Маржери, который был тогда послом в Пекине. В другой комнате библиотека, камин там еще роскошнее, его украшают изысканные скульптуры. Здесь же можно увидеть и две картины Элен Дюфо: прекрасные обнаженные женские фигуры аллегорически представляют времена года. Однажды Ростан застал священника Камбо, с интересом разглядывающего картины.

– Господин кюре, вас не смущают эти аллегории? – спросил он.

– Отнюдь! Я знал, что Бог сотворил природу прекрасной, но только теперь понял, насколько она красива…

Для содержания такого дома требовалось, конечно, большое количество слуг. Их здесь было не меньше, чем в настоящем замке: человек тридцать, не считая садовников, псарей, конюхов.

Именно здесь Ростан пишет свой знаменитый «Шантеклер», именно здесь он работает над пьесой, которая, как он надеется, завоюет еще больший успех, чем «Сирано» и «Орленок». Обычно он пишет прямо в постели, разбрасывая черновики по простыням, – ведь состояние его все ухудшается и ухудшается. Редактору журнала «Жиль Блаз», посетовавшему на его затянувшееся молчание, поэт ответил:

 
Чем занят я теперь? – Прогулками в лесу,
Не разбирая троп, порой ломая ветки
Кустарников, – ну что ж, я вырвался из клетки
И все, что я люблю, в душе своей несу…
Когда хочу я пить, я просто припадаю
К журчащему в тиши лесному роднику,
И вновь в глубины чащ свою тоску влеку,
О прошлом не грущу, о смерти не гадаю.
Чем занят я теперь? – Порой иду на брег
Стремительной, как жизнь, голубоструйной Нивы,
Гляжу на скакунов, на их гнедые гривы,
На юных дев гляжу – какой же в этом грех?
А дождик зарядит – я дома остаюсь,
И за своим столом мечтаю и тружусь.
 

Не случайно в рукописи «Шантеклера» много реминисценций, связанных с Арнагой…

Двери Арнаги всегда были открыты для тех, кто хотел посетить знаменитого писателя. Розалинда активно поддерживает его гостеприимством. Даже здесь, вдали от столицы, она создает изысканное общество. Впрочем, это было не так уж сложно – их семейство никогда не страдало от недостатка друзей. Среди последних немало известных актеров: Кокелен, Муне-Сулли, великая Сара Бернар, юная Сесиль Сорель. И, конечно, писатели – Куртелин, причудница Анна де Ноай, д'Анунцио и даже молодой Анри Барбюс; не говоря уже о соседях: Лоти приезжает сюда из Эндайи, Френсис Жамли – из Аспаррене. Здесь часто бывает и Альфонс XIII, испанский, половину времени живущий во французских замках. И, наконец, писателя навещают политики: Пуанкаре, Леон Блюм, Эдуард Эррио…

Появляется в Арнаге и молодой Кокто, однако вскоре после прибытия доставляет Ростану немало хлопот: писателя тревожат странные наклонности старшего сына Мориса и то, как они быстро сошлись друг с другом. Я после того, как юноши организовали в городе «голубой балет» и устроили настоящий скандал, Ростану пришлось вмешаться и предложить Кокто больше не посещать его владения.

Словом, Арнага могла бы стать домом, где царит счастье, если бы не… – но всегда есть какое-то «не» – пристрастие поэта, несмотря на туберкулез продолжавшего увлекаться женской красотой, что очень омрачало его семейную жизнь и ставило в трудное положение Розалинду… Что говорить, его увлечения были достаточно серьезны. Среди его возлюбленных была не в меру утонченная Анна де Ноай и блестящая комедийная актриса мадам Симон. В прекрасном саду не раз разыгрывались интимные сцены. В конце концов обессилевшая Розалинда встала на тот же путь и завела себе любовника, с которым она впоследствии сочеталась законным браком. С Ростаном она рассталась незадолго до войны 1914 года. Розалинда вернулась в Париж со старшим сыном Морисом, тогда как Жан, уже проявлявший наклонность к наукам, остался с отцом Вскоре он был мобилизован в армию.

Итак, больной Ростам остался в Карнаге один. Однако он не выносил одиночества и скоро тоже отправился в Париж, где встретил свою последнюю любовь.

То была юная и прекрасная актриса Комедии Франсез мадам Марке, «несравненная Диана», грациозная и изящная. Словом, Ростан вновь потерял голову от любви. Он торопил развод, желая сочетаться с актрисой законным браком, а летом 1916 года увез ее в Арнагу. То была его последнее лето, и оно оказалось наполненным любовью и радостями В то же время поэт тяжело переживал несчастья своей родины. Однако он был уверен, что война скоро кончится победой. Осенью он настоял на возвращении в Париж. Вряд ли тогда Ростан догадывался, что больше не увидит Арнагу.

Через несколько дней после заключения перемирия он заразился испанским гриппом, эпидемия которого свирепствовала тогда в Европе, и его не стало.

Наследники Ростана продали Арнагу. Несколько раз дом менял хозяев. Пока наконец в 1962 году его не выкупили власти Камбо, открыв здесь музей поэта.

Романтический Комбур

Хотя Шатобриан и умер в 1645 году в Париже, по большому счету это ничего не меняет: его имя продолжает ассоциироваться с Комбуром, который, однако, ему никогда не принадлежал. Владельцы Комбура стали хранителями памяти о нем, почти жрецами его культа. Впрочем, одна из хозяек замка, а именно графиня де Дюрфор, жившая в начале века, была в девичестве Сибиллой де Шатобриан. Итак, вспомним, чем был для писателя Комбур, какой прилив вдохновения он испытывал каждый раз, оказавшись здесь.

Первый раз он побывал в Комбуре еще совсем ребенком, вскоре после того, как его отец приобрел этот замок. Здесь в обстановке патриархальности и стабильности протекало его детство, Феодальный замок интриговал мальчика, будоражил его воображение. Разве в той самой башне, где была его комната, не увидел он привидение с деревянной ногой? То был древний владелец замка Мало де Коэткен, отличившийся некогда в обороне Лилля и потерявший ногу при Мальплаке. Неизвестно, откуда появилась легенда о том, что каждый год в ночь на Рождество он появляется в коридорах замка и бродит по ним в сопровождении черного кота.

Перечтем «Мемуары у гробовой плиты» и погрузимся в ту полную очарования атмосферу туманных мечтаний, в которой рос юный Рене. Известно, что у его родителей было десять детей, однако здесь, в Комбуре, он проводил время исключительно в обществе своей сестры Люсиль. Эта странная девушка, «любившая одиночество, наделенная красотой, незаурядной духовностью и глубоко несчастная», была для него больше, чем другом, больше, чем сестрой. Именно она уверила его в том, что у него настоящий талант. Она выслушивала его длинные рассказы, вдохновенные рассуждения и говорила: «Ты должен написать все это». Шатобриан признавал, что она стала для него путеводной звездой.

После смерти отца замок унаследовал старший брат писателя, женившийся на дочери Малерба.

Он отважно защищал короля Людовика XVI перед судом Конвента, а в 1794 году вместе с женой погиб на эшафоте. Революция пронеслась над замком, как буря: он полностью был разграблен. Впоследствии внук погибших на эшафоте отреставрировал замок, придав ему стиль Виоле-ле-Дюк, модный во времена Второй империи.

В зрелом возрасте Шатобриан побывал в замке всего четыре раза: на бракосочетании своего брата, во время революции, перед своим отъездом в Америку и, наконец, после возвращения – в 1801 году. Однако воспоминание о родовом гнезде всегда жило в его душе. Позднее он признавался в письме к мадам де Сталь: «Именно в лесах Комбура я стал самим собой, именно здесь я ощутил в себе ту меланхолию, которую пронес затем через всю жизнь, ту особую грусть, которая стала мукой моей жизни и заменой счастья…»

Внучатый племянник писателя, отреставрировавший и перестроивший замок, свою единственную дочь назвал Сибиллой. Писатель Прэнге знавал ее еще до ее брака с Дюрфором. Он описывал ее как девушку «ослепительной красоты, одетую во все розовое…» За несколько недель до этого Прэнге ехал со своей матушкой поездом в Динар Неожиданно поезд остановился на каком-то полустанке. Кондуктор объяснил, что поезд всегда останавливается в Комбуре, когда на нем едет графиня де Шатобриан… То были прекрасные времена, когда еще наша республиканская демократия глубоко чтила графский титул и писательскую славу.

Прекрасная Сибилла по характеру удивительно походила на знаменитого предка. Естественно, она возглавила французское отделение общества друзей Шатобриана и в качестве его председателя принимала в замке интеллектуалов и ученых. Сама Сибилла жила то в Париже, то в Комбуре. В: ее отсутствие главным «жрецом культа Шатобриана» становился ее верный друг и преданный поклонник каноник Мунье. Именно ему было предоставлено право вслух читать графине отрывки из мемуаров писателя. Вместе они с головой ушли в архивную работу, открывая все новые и новые письма, черновики и подробности о жизни писателя.

Однажды графиня и каноник обедали у мадам Альфонс Доде в обществе писателя Жюля Леметра, который, как известно, ненавидел романтизм, да и весь XIX век. Бесцеремонный Леметр принялся критиковать Шатобриана. Возмущенная графиня не стала демонстрировать своего гнева, а лишь спросила каноника, что он обо всем этом думает.

– Пусть эта моська полает на нашего слона, – ответил тот.

Когда в 1944 году каноник в возрасте девяноста лет скончался, его престарелая служанка утешалась, говоря сквозь слезы:

– Господин каноник наконец-то счастлив. Теперь он сможет встретиться на небесах с виконтом де Шатобрианом…

Каноник оставил дневник, впоследствии изданный, который ярко свидетельствует о том, что этот скромный человек мог бы быть не только читателем, но и прекрасным писателем. Впрочем, в своем дневнике он пишет о графине Сибилле куда больше, чем о ее дедушке.

Так, например, 15 февраля 1915 года он пишет: «Видел графиню де Дюрфор, которая поведала мне о том, что Комбур на время войны превращен ею в госпиталь. На башнях реют белые флаги с красными крестами. Столовая и зал превращены в больничные палаты. Графиня жаловалась на недостаток перевязочных средств и на то, что девушки Комбура безбожно флиртуют с несчастными ранеными. (Особенно этим отличается дочь фармацевта). В настоящий момент в госпитале тридцать четыре пациента».

Каноник горько сетовал на то, что французские раненые и немецкие военнопленные, присланные сюда префектом для очистки замкового пруда, изгнали из Комбура дух старины и память о великом писателе. Однако опасения оказались беспочвенными. Рано или поздно войны заканчиваются, и все возвращается на круги своя.

В наше время о Комбуре заботится новая хозяйка – графиня де Ла Тур дю Пен.

У мадам Альфонс Доде

Когда Альфонс Доде женился на Жюли Аллар, чей дед был мэром Бувре, он еще служил секретарем у герцога Морни, хотя уже был к тому времени известным писателем. Сборник стихотворений «Воспоминание» и три пьесы для театра вывели его в «первый эшелон» писателей своего времени.

В браке Альфонс был счастлив. Он любил свою жену, та платила ему взаимностью и всегда оставалась по-настоящему преданной и верной своему мужу. У них было трое детей: сыновья Леон и Люсьен и дочь Эдмея. Семейное благополучие, исключительно благодаря мудрости Жюли, не нарушали даже многочисленные любовные похождения Альфонса. Впрочем, мог ли он устоять под натиском многочисленных экзальтированных поклонниц, которых привлекали не только его талант и слава, но и красивая «арабская» внешность?

Однако во всех любовных безумствах писатель неизменно превыше всего ставил семейные интересы, а супруга не позволяла себе опускаться до сцен ревности и всегда оставалась первой почитательницей его таланта. Она охотно взяла на себя обязанности его помощника и секретаря. Жюли не только редактировала рукописи, но и записывала в особый дневник все суждения и высказывания мужа.

Она завела у себя в доме литературный салон, в котором блистал остроумием супруг и формировался талант сына Леона. То был один из трех самых известных литературных салонов Парижа (Двумя другими были салон мадам де Кайаве, вдохновлявшей Анатолия Франса, и Мадлен Ле Мер, открывшей дарование молодого Пруста) Правда, существовал еще четвертый и весьма серьезный литературный салон Эдмона де Гонкура. Последний всегда был дружен с четой Доде, а впоследствии даже породнился с ними, оказавшись родственником супруга их дочери. Злые языки утверждали, что Жюли Доде без памяти влюблена в Эдмона.

Жислен де Дисбах писал в своих воспоминаниях:

«Находясь в апогее славы, Альфонс Доде не подозревал, что жизнь его близится к своему финалу. Недолеченный сифилис, которым он переболел в юности, неожиданно дал о себе знать. Самые известные врачи оказались бессильны. Они смогли добиться лишь кратковременного улучшения. Несмотря на жесточайшие страдания, не раз подводившие его к грани самоубийства, несмотря даже на утрату способности ходить, писатель сохранял шарм и юношеское обаяние, всегда привлекавшие к нему женские сердца. Вплоть до самого конца дом его осаждали толпы поклонниц, некоторые пытались даже проникнуть в дом под теми или иными предлогами и увидеть кумира на смертном одре. Однако супруга проявляла твердость и не пускала интриганок на порог…»

Писатели, художники, журналисты, даже политики были завсегдатаями салона мадам Доде на улице Бельшасс, а затем на улице Университета. Сюда Рейнальдо Хан привел молодого Пруста, которому был оказан радушный прием. Впрочем, дом мадам Доде славился не только изысканностью и разнообразием интересов, но и очень теплой атмосферой.

После смерти любимого мужа Жюли стала уезжать на все лето в свой маленький древний замок на берегу Луары, вокруг которого стараниями Люсьена был разбит великолепный парк. Сюда приезжало куда меньше гостей, чем в Париже, но, проигрывая в количестве, провинциальный салон мадам Доде, безусловно, выигрывал в качестве: кружок становился более интимным, отношения в нем – более доверительными. В замок на Луаре приезжают Анна де Ноай, Рейнальдо Хан, Пруст, к тому времени уже известный и быстро сблизившийся с хозяйкой; Шарль Моррас и представители немногочисленного, но блестящего румынского землячества: принцесса Бранкован (мать мадам де Ноай), композитор Энеско и, наконец, знаменитая поэтесса Элен Бакареско… Знаменитая не только и не столько любовными стихотворениями, сколько любовными по хождениями. Перед ее женским обаянием не смог устоять даже благочестивый каноник Мунье, записавший в своем дневнике, что поэтесса «ослепительно, неправдоподобно красива».

Элен Бакареско принадлежала к знатному валашскому роду. В юности, едва появившись при Дворе, она так приглянулась королеве Румынии Елизавете, что та предложила ей стать чтицей королевской семьи. Большая честь для молодой аристократки, только что вышедшей в свет! А дальше… события приняли неожиданный оборот. В нее влюбился наследник престола принц Фердинанд, и прекрасная Бакареско твердо решила женить его на себе. Она считала себя достаточно знатной, чтобы претендовать на роль будущей королевы. В своей новелле «Принцесса Бибеско» Жислен де Дисбах так описывает дальнейший ход событий.

«Наследный принц стремился к этому браку не меньше, чем его обезумевшая от любви и честолюбивых притязаний пассия. Ко всеобщему изумлению, их поддержала романтичная, вдобавок всегда стремившаяся противопоставить себя суровому и старомодному мужу Елизавета. Однако король положил конец бурному роману сына, отправив Бакареско за границу. Та уступила непреклонной воле короля и силе государственных интересов, но наполнила все европейские столицы громкими жалобами. Даже во время аудиенции у папы Льва XIII она не постыдилась представиться ему как «несчастная невеста» наследного принца Румынии. Возмущенный папа вскричал: «О безумная!», – и жестом повелел ей выйти вон. Позднее, когда герцогиня де Роган спросила, что больше влекло ее: любовь или трон, Бакареско, не моргнув глазом, призналась – перспектива окружить себя блестящим двором.

Не став королевой, честолюбивая Елена вскоре добилась литературного признания и стала претендовать на роль королевы поэтов Претензии подкреплялись красотой и любвеобильностью – это делало многих критиков снисходительными. Но ее глубоко уязвил успех другой румынской писательницы принцессы Марты Бибеско. Принцесса была восхитительно хороша и намного моложе Бакареско, и все интриги последней, пытавшейся развенчать молодое дарование, не увенчались успехом.

Впрочем, Елена вообще не переносила какого либо успеха других женщин. Ничуть не меньше она ревновала и к славе графини де Ноай, а нежелание последней вступать в воину раздражало ее еще больше. Вот почему, когда графиня приезжала в Комбур, Елена спешно его покидала.

Время все расставило по своим местам, знатоки поэзии продолжают высоко ценить утонченность де Ноай, но кто теперь вспоминает о любвеобильной Бакареско?..

«Месье» Франс в бордосском краю

Капиан – небольшая, утопающая в садах и виноградниках деревенька, где проживает пятьсот-шестьсот человек. Она расположена рядом с Лангуараном на Гароне и украшена живописными развалинами феодального замка. Неподалеку находятся Кадиллак и импозантный замок герцогов Эпернонов. Край этот редкостно красив, и вина его великолепны. Их относят к лучшим сортам бордосского.