сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Пользуясь отсутствием посетителей, Эдмонд спрашивает вполголоса:
– Вы заметили двух субъектов, только что тут сидевших? – он кивает в сторону столика у дверей.
– Да.
– Вы их знаете?
– Только и знаю, что они бывают довольно часто то у меня, то напротив, на площади.
– Они живут в этом квартале?
– Не думаю. Иногда они здороваются за руку с двумя или тремя местными хулиганами, но кажется мне, что они приходят снизу.
– Со стороны Бельвильского бульвара?
– Да, с той стороны. И на мой взгляд, это мазурики чистейшей воды.
Овернец произнес это с трещащими "р", звенящими "д", и тон его контрастировал с безразличной любезностью обычных его речей.
– У вас есть к ним дело?
Эдмонд колеблется.
– Да как сказать. Тот из них, что поменьше, – вы знаете, черный, с усиками, он здесь сидел.
– Да.
– Вы знаете его так же мало, как другого?
– Так же мало.
– Ну так вот… У меня есть младшая сестра. Вы ее, может быть, уже заметили… Этот шкетик, о котором я вам говорю, с некоторых пор, кажется мне, ударяет за нею.
– О, но в таком случае…
Хозяин по-видимому, очень взволновался вдруг. Он суетится за стойкой, хватается за передник короткими пальцами пухлой руки.
– О, в таком случае вам нужно понаблюдать за ними. О, я понимаю вас прекрасно… прекрасно.
Еще громче гремит его "р". Он хватает бутылку хинной с полки, откупоривает ее.
– Выпейте-ка. Да, да, я угощаю вас… Это вам не повредит. Разумеется, можно и ошибиться. Положительно утверждать что-либо я не берусь. Но людьми порядочными они едва ли могут оказаться. Ваше здоровье! Они бы не шлялись так, будь у них какое-нибудь ремесло. Это лодыри отъявленные.
– Из-за этого я сегодня утром на завод не пошел. Право, это мне покоя не давало. Я предпочел потерять полдня работы. Решил в этом деле разобраться. У меня еще вчера вечером было с сестрой объяснение…
– Он сюда не повидаться ли с нею приходил?
– Сейчас? Нет, нет. Она на работе. Далеко отсюда.
– Ах ты, беда какая. Представляю себе, будь это моя дочь… Послушайте, я хорошо знаком с одним сыщиком, он сюда заглядыает иногда. Хотите, я наведу у него справку об этом парнишке?… Помилуйте, в таких делах как не помогать друг другу. А вы тем временем ничего не предпринимайте. Не требуйте его к ответу. О, вы знаете, они друг с другом действуют заодно. Того и гляди подколют.
IV
МАСШТАБ АВЕРКАМПА В КОНЦЕ 1908 ГОДА
Аверкамп, выйдя из метро и располагая временем, поднимается пешком по Германской улице, полной утреннего возбуждения.
Он чувствителен к оживлению этой улицы. Шагает по ней бодро. Симпатизирует толпе, в которую вошел. Воспринимает каждый толчок, как подтверждение собственной жизненной силы. Но в такого рода впечатлениях люди, подобные ему, не стараются разобраться. Так же безотчетно предавался бы он блаженному самоощущению в ванне. Утонченная восприимчивость показалась бы ему извращенностью.
Он отнесся бы внимательно к Германской улице в том только случае, если бы она представляла интерес в смысле деловых возможностей. Но, на первый взгляд, их нет в той зоне, где движется Аверкамп. Ни пустырей, ни, вероятно, продающихся домов. (Порядка ради, Вазэм проверит это при ближайшем обходе.) Да и купить их не легко. Каждый домишко дает приют торговому заведению. Повсюду аренды, сервитуты. Ни к одному камню не прикоснуться без того, чтобы не закопошились спящие под ним претензии третьих лиц. Там и сям шестиэтажные здания, расположившиеся широко, с двумя хорошими магазинами в нижнем этаже; этим бы можно было при случае заинтересовать клиента, ищущего для своих денег спокойного помещения. Но дела такого рода не увлекают Аверкампа; и он предпочитает клиентов, не столь враждебно относящихся к риску. Зато Германская улица весьма интересна, должно быть, для посредников по купле-продаже торговых заведений. Он и сам подумывал о том, не заняться ли такими делами, по крайней мере для начала в виде побочной специальности. Но узкая специальность выгоднее. Конторе, занимающейся понемногу всем, не удается составить себе имя. Мелкие дела вредят крупным. Капиталисты не явятся в приемную, где до них ждали лавочники.
Можно, поэтому, рассеянно идти по Германской улице. Справа расположены более новые и интересные кварталы. Аверкамп решает побродить по ним после завтрака, когда начинающееся превосходное пищеварение будет содействовать умственной бодрости.
* * *
Впрочем, трудности первого периода остались позади; и когда Аверкамп оглядывается на них, то в достаточной мере доволен своей тактикой.
Неглупым шагом оказалось даже то, что он взял Вазэма и возложил на него задачу, которая была ему, казалось бы, далеко не по возрасту.
Как в этом вопросе, так и в других, классифицируя людей, Аверкамп не признает ходячих мнений. Он предпочитает руководствоваться чутьем или личными наблюдениями. На его взгляд, возможность пользоваться людьми, особенно молодыми, – это нечто крайне гибкое. Развитие "не по летам" явление обычное. После периода нерешительности, взвесить опасность которого должен ты сам, подростки приучаются к лежащей на них ответственности. Неспособность у подчиненных часто поддерживается начальством, а ребячливость у детей – взрослыми людьми. Аверкамп наблюдал мальчиков в ресторанах и гостиницах. В том возрасте, когда их сверстники играют в мяч, они исполняют точно, подчас и тонко, не всегда удобные поручения.
У Вазэма бывают ошибки, недосмотры. Для Аверкампа они с лихвой искупаются тем преимуществом, что при нем находится расторопный, сметливый сотрудник. (Как был бы медлителен и неповоротлив г-н Поль в той же роли!) А затем, если эксперимент с Вазэмом быстро не даст результатов, Аверкамп оборвет его, без всякой самолюбивой настойчивости.
В конце 1908 года Аверкамп еще представляет собою очень незначительную фигуру в деловом мире. Может даже показаться, если принять во внимание его годы (он уже перешагнул за тридцать), что покамест им мало достигнуто, что он потерял время на посредственные затеи. Кто стал бы судить о нем по внешним признакам, тот легко принял бы его за дилетанта. В действительности он уже обладает самыми важными качествами; и в этих посредственных затеях он сумел испытать и усовершенствовать умственные методы, для действенности которых единственными пределами будут пределы объекта их применения.
Прежде всего, в нем живет великий визионер. Смолоду почти ежедневно его посещали близкие к бреду по своей смелости мечты о могуществе и размахе. Но этот великий визионер обнаружил редкое терпение перед лицом жизни. Мирился со скромными обязанностями. Исполнял их, насколько мог, хорошо, не ощущая унижения, не проникаясь горечью, сомнением в самом себе, но и не привязываясь к ним. Ему случалось думать, что то или иное скромное ремесло вырастет у него в руках, станет орудием его счастья. Визионер относил свое видение к неудачно выбранной реальности. Рано или поздно замечал свою ошибку. Не выводил из нее скептического заключения ни относительно реальности вообще, ни относительно себя самого.
Еще и теперь, на заре предприятия, в которое на этот раз он верит, как в средство обогащения, он умеет предаваться склонности к мечтам тогда лишь, когда это не представляет опасности. Например, вечером, по окончании всей практической работы и усевшись на террасе пивной, или в постели, перед сном, или даже во время прогулки, возбудившись от ходьбы, между двумя остановками, цель которых – подробное изучение какого-нибудь дела. Тогда ему рисуются вдруг улицы, перекрестки между заборами пустырей; разрытые пригорки; целый квартал в стадии возникновения, с волнистым профилем. И в то же время кусок равнины на другом конце Парижа, разбитый на квадраты улиц. И в то же время участки земли на низовьях Сены, поросшие высокими травами. И в то же время, в очень старинном квартале, теснящиеся лачуги. И он, Аверкамп, во все это замешан, присутствует повсюду. Он суетится на новых улицах, между заборами. Он перекраивает земли. Он сносит пригорки. Он – фермент роста кварталов. Он разрушает кучу лачуг. Берет словно пинцетом заплесневелых обитателей и переносит в другое место. Здание Аверкампа вырастает из-под земли, уйдя в нее бетонными ногами. Здания Аверкампа возникают глыбами, образуют треугольники, четырехугольники. Он видит, как Париж разъедается со стороны периферии, со стороны центра, как поглощаются участки за участками. Он видит, как просачивается и распространяется по Парижу дело Аверкампа точно победоносная язва.
Эти видения – та рюмка спирта, та регулярная доза опия, которую он разрешает себе. Но в промежутках, если даже можно допустить, что они продолжают на него производить тоническое действие, он не дает им ни малейшей доли участия в практических операциях ума. Проглотив рюмку спирта, он вновь обретает весь свой здравый смысл. Видения никогда не затмевают расчетов. Они образуют минутный отдых в трудовом его дне.
Итак, Аверкамп – великий визионер, умеющий ставить свои видения на их места. В отличие от большинства людей, маленьких визионеров, постоянно увязающих в своих видениях. В этих людей образ реального поминутно затемняется порывом мелочной спеси, предрассудком воспитания, банальным опьянением мысли.
У него ясное зрение остается нормальным состоянием. В октябре, обосновавшись на бульваре Палэ, он позволил себе два-три дня витать свободно в мечтах. Даже согласился на несколько ребячеств. Но затем сразу же вернулся к холодному, внешнему и внутреннему анализу.
Благодаря счастливому темпераменту, ни самопознание, ни строгая оценка положения не располагают его к разочарованиям, сомнениям, горечи, как это случается с чисто рассудочными людьми, для которых познание является или становится, в конце концов, целью, даже когда с виду их задачей является поступок. В его глазах, впрочем, самопознание – это не такая глава, на которой стоит задерживаться. Знать себя – это значит не обманываться относительно средств, которыми ты располагаешь для достижения определенной цели. (Для чего же еще нужно знать себя?) Начал он с того, что откровенно признался себе: "В общем я совершенно не знаком со своей новой профессией. Мне надо решительно всему научиться". Но в отношении приобретенных знаний у него нет ни капли самодовольства, и он абсолютно убежден, обходясь без логического обоснования этого чувства, в своей способности ознакомиться с предметом, приобрести в нем компетентность и ловкость в той самой мере, в какой это будет ему желательно. Такое убеждение происходит не от самоуверенности. Оно сводится вот к чему. В определенном направлении человеческой деятельности он не видит, что могло бы помешать его умственным способностям проявиться, не представляет себе препятствия, которые бы парализовали их. И это совершенно безличное чувство. Он не говорит себе: "Такой выдающийся человек, как я, Аверкамп…" Он просто сознает в себе ту силу человеческого ума, какую имеет человеческий ум при должном усердии. Опьянение от самолюбования, мания величия, экзальтация от идеи "Аверкамп" – все это, не имеющее ничего общего с точной работой ума, находит себе выход в "видениях".
Прежде, чем разработать в деталях свою тактику, он установил ее принцип: "Моя цель – быстро перейти к операциям крупного размаха. Так как у меня нет собственных капиталов, то я могу орудовать только чужими капиталами, а для этого надо поднять на ноги крупных клиентов. Я не привяжу к себе этих крупных клиентов, не буду их иметь в своих руках, если не начну удовлетворять их исключительным образом. Следовательно, я должен работать по меньшей мере не хуже самых лучших посредников".
Почти вся вторая половина октября ушла у него на посещение других посреднических контор по недвижимости, одной за другою, причем он старался улавливать их принципы работы, подмечать достоинства и недостатки. Выдавал он себя, смотря по обстоятельствам, то за покупателя, то за посредника.
В работе почти всех этих контор он обнаруживал крайнюю умственную апатию. В них требуют от посетителя, пришедшего в качестве возможного покупателя, чтобы у него вполне определилось намерение. Он должен точно указать, какого рода недвижимость имеет в виду, какая цена ему подходит, какое место ему по душе и чуть ли не название улицы. Если он выказывает некоторую нерешительность, растерянность при этом допросе, то на лице у владельца конторы или у служащего, который его заменяет, выражается вдруг неудовольствие. Этот клиент их не интересует. Рука у них, сделавшись вялой, продолжает перелистывать справочник, картотеку. Но они еле роняют слова в ответ. Посетитель чувствует себя назойливым, извиняется, уходит и не возвращается.
Они, по-видимому, и не подозревают, что именно такой клиент может оказаться наиболее интересным, покладистым, и что его нерешительность покамест вполне естественна. Ведь это не магазин шляп. Сюда не приходят за определенной фетровой шляпой светлосерого цвета за десять франков, размер 57. (Да и в магазине шляп немало есть колеблющихся покупателей, которых тем не менее надо отпустить в головном уборе, удовлетворяющем их вкус.) Посредническая контора – это скорее комиссионный магазин. Сюда входят в надежде на неопределенный "случай". Или же клиент приходит сюда, как пошел бы к фондовому маклеру, потому что ищет помещения для своего капитала и готов поместить большую или меньшую его часть смотря по тому, какой случай представится и насколько ловок будет советчик.
Аверкамп заметил также, что очень часто владельцы контор сами не знают дел или же довольствуются тем, что переписывают сведения, с которыми пришел к ним продавец. И если даже посылают на место первого попавшегося служащего, то не подвергают критике его сообщений. Когда они подчас утруждают себя сами обследованием, то оставляют невыясненными множество деталей.
Если речь идет об участке земли, даже в Париже, они не знают, как он расположен, каков его грунт, каковы особенности его поверхности; не обременен ли он сервитутами. Не всегда знают, принадлежит ли городу прилегающая к участку улица. Будучи совершенно незнакомы с местными обычаями, они даже не подозревают, что на обязанности владельца может оставаться ремонт тротуара, если улица была выкуплена городом или присоединена к городским владениям. (Аверкамп знал эту деталь уже спустя неделю.) Тем более неспособны они сказать покупателю, не расположены ли под участком каменоломни. Пусть этим интересуется архитектор, когда придет время строить. А не будет ли поздно?
Когда речь идет о доме, они не знают точно, сколько лет он стоит, из каких материалов и хорошо ли построен. Часто не имеют понятия о средних расходах на текущий его ремонт, на уплату налогов. Если даже теми или иными из этих данных они располагают, то потому лишь, что продавец счел нужным их сообщить; и они их записали небрежным пером.
В редких только случаях интересуются они недвижимостями, продающимися в судебном порядке. Даже не следят за такими объявлениями. Им показалось бы нелепым рекомендовать такого рода дело клиенту. Прежде всего, это не их специальность. А главное, они думают, вероятно, что клиент, имея в дальнейшем возможность обойтись без них на торгах и заявить, что он узнал об этой продаже из газет, не уплатит им комиссионного вознаграждения, к тому же пониженного.
Аверкамп считает жалкими такие соображения. На одного нечестного клиента придется не меньше пяти-шести дорожащих своим словом и готовых, если они останутся делом довольны, пойти с вами на другие дела. Да и неважно, если вас оставит в дураках какой-нибудь, очевидно, посредственный, клиент. Больше он не появится. (И, в конце концов, не товар же вы ему отпустили.) Главное – это вербовать, путем отбора, клиентов надежных и более или менее крупных.
Поэтому Аверкамп не торопился делать дела. Чтобы нужда в деньгах его не понукала, он сократил свои личные расходы. У него последние полтора года была любовница. Он с нею порвал. Этот разрыв, помимо того, что был целесообразен с точки зрения временной бережливости, произошел кстати и в отношении его чувств: ему надоела эта женщина. К тому же, когда настанет время для новой связи, он сможет свободно взять любовницу "более высокого полета".
Закончив обход контор, он постарался окончательно наладить собственную организацию. "Принцип: клиент должен видеть с моей стороны такое обращение, какое я желал бы видеть на его месте. Ему должно казаться, что основное мое стремление – удовлетворить его; тогда он не пожалеет, что утрудил себя этим визитом. Он должен сознавать, что первая награда, которую я жду от него, – уважение; что о денежном вознаграждении всегда будет время поговорить. Идея комиссионных пусть не будет с первых же слов направлена на клиента как пистолет".
