Текст книги "Улица Пратер"

Автор книги: Жужа Кантор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

6

В маленьком сарайчике было действительно темно. В щели между досками кое-где проникал свет, но на дворе уже заметно смеркалось. В темноте баскетбольные сетки, табуретки, лопаты, заступы, тачки казались странными, собирающимися прыгнуть на меня чудищами. И тишина стояла мертвая. Я осторожно ощупал стены: нет ли где лазейки? Нет, ничего похожего. И дверь крепкая.

Хорошо бы замок отжать. Я поискал по карманам свой складной нож, но, нервничая, не нашел его. Может быть, я выронил его на бегу? Словом, я нащупал в кармане только шоколад и сразу же подумал: что там, дома? И как мне объяснить все происшедшее «пингвинам»? Тем, что у тетушки Шаки всегда шумно, весело, много народу, а у нас одиноко, безлюдно? Маму свою я и не помню. Бабушка печально дремлет в кресле. Свет от лампы тусклый-тусклый. И тишина, ну точно как в этом складе. Никто не позвонит, никто не зайдет. Медленно тянется время.

Нет, этого «пингвины» не поймут. Я представил их снова сгрудившимися вокруг меня. Кривоносый Таши; огромный Клавора стоит, широко расставив ноги и засунув свои лапищи в карманы; Тот с невинным видом отвернулся в сторону, и Зеке довольно кивает головой, отчего помпон на его вязаной шапочке прыгает из стороны в сторону; Худак с рыжей челкой, опустившейся на самые глаза, весело потирающий руки; Ютка Гал, от смущения принявшаяся вдруг протирать очки. У Сиди глаза сделались еще уже, чем всегда, а на Жужу я сам не гляжу, стесняюсь. Вот Клавора произносит: «Чувствуй себя как дома». Сколько сарказма в его голосе! Десять против одного, что это он и карикатуру на меня нарисовал! Ничего, я еще расквитаюсь с ним, я еще… Но когда? И как мне сейчас-то отсюда выбраться?

Клавору я как-нибудь отделаю под орех. Нелегко, конечно, будет. Он страшно сильный. А Тот по арифметике отличник. Очкарик Гал – настоящий мудрец: лучшая ученица в классе, только я ни в чем не отличился. А впрочем… голова у меня варит, дедушка всегда говорит: хитрец! Вот возьму и переплюну всю эту компанию! Проведу их так, что только ахнут. Сейчас они, понятно, злятся. Ну и пусть! Сейчас моя первейшая забота – выбраться отсюда. Где же этот проклятый ножик?! А, вот ты где, наконец-то нашелся! Теперь быстрее за замок. Дома торт на столе стоит, меня дожидается. И бабушка ждет. Надо спешить!

Я трудился с таким усердием, что весь взмок. Врезной замок наконец поддался, а про висячий-то я совсем и забыл. Тщетно я упирался плечом в дверь – она не поддавалась. Огорченный, я уселся в углу немного отдохнуть. На улице пошел снег, и отдельные снежинки через дырявую крышу попадали и в сарай.

Когда же «пингвины» вернутся? И вернутся ли вообще? И почему они меня заперли? Ну ладно. Выберусь и без их помощи. Должен! Надо закрыть глаза, немного подумать, и способ будет найден.

Ага, есть! Нужно вырезать в двери дыру, просунуть через дверь руку и камнем сбить замок. Но где взять камень? Надо поискать в инвентаре…

Я долго рылся впотьмах, как вдруг снаружи до меня донесся какой-то звук, словно кто-то тронул замок. Я приподнялся, затаив дыхание. Нет, ничего не слышно. Показалось. Но на всякий случай я подошел к двери, нажал на нее плечом, и вдруг она совсем легко поддалась. Висячий замок куда-то исчез. Я был свободен. И никого нигде. Что это, колдовство? Я осмотрел весь двор, пристально вглядывался в каждый уголок. Двор был пустынен. Бесшумно сыпал снег, успев слегка припорошить землю, и я обнаружил на нем следы – маленькие, едва различимые. Кто-то бежал на цыпочках. Сюда, до сарайчика, и обратно. Кто-то, пришедший выпустить меня на свободу. Один из «пингвинов». Кто же? Жужа? И мне стало вдруг тепло, хотя еще миг назад я буквально коченел от холода. Я стоял в раздумье. Но тут я вдруг вспомнил о бабушке, о торте на столе. Я нащупал в кармане шоколад и стремглав помчался домой.

На бегу я уже прикидывал, что сказать бабушке, почему я так долго пропадал. Наверное, сердится на меня. Как мне ее умаслить? Ромовой вишне она, конечно, обрадуется. А вот, «Парад «пингвинов» не состоится – это уже точно. Но ничего, сам развеселю ее. Дам концерт своими силами. Буду ей рассказывать… Словом, развлеку. И торт сам съем – один за всех. Я теперь такой голодный!..

Пока я добрался до дома, уже совсем стемнело. Робко повернул я ключ в замке, с минуту постоял в кухне, чтобы прийти в себя и с веселым видом ворваться к бабушке, с порога крикнуть:

«Поздравляю с днем рождения!»

Только бы ее не очень огорчило мое опоздание! Я одернул пальто и вошел. Но слова приветствия застряли у меня в горле. Посередине стола в большой банке из-под компота красовался огромный букет цветов. Рядом с ним – остатки орехового торта и большое настенное украшение из дерева с изображением настоящего пингвина. Бабушка только руками развела:

– Как жаль, что тебя не было дома, Миши! Если бы ты знал, как мы тебя ждали! И где ты пропадал так долго? А тут твои друзья приходили. Они тоже сожалели, что тебя нет. Подождали немного, а потом этот весельчак Худак сел и написал тебе целое послание. Остальные тоже всё вертелись вокруг него, пока он писал, советовали, шептали, хихикали, а под конец попросили у меня конверт. Хорошо, что нашелся у меня один. Запечатали и сказали, что письмо секретное, только лично для тебя. Вот оно, бери. Не думай, я не вскрывала, я соблюдаю тайну переписки. Что ж это ты мне принес? Шоколад? Ромовые вишни! Ну, Миши, спасибо, ты молодец!

Руки у меня дрожали, когда я вручал бабушке шоколад, а как письмо начал вскрывать – и того больше. Первый раз пробежал прямо как был – стоя, в пальто, с шарфом на шее. Потом принялся сбрасывать с себя все: так мне вдруг жарко стало. А под конец я рухнул на диван: у меня подогнулись колени.

7

Потому что в письме было сказано следующее:

Наш дорогой бывший «командир»! Провалился ты сегодня у Таши, как ты, вероятно, соблаговолил заметить. Только не заметил ты, о хитроумнейший, что мы-то уже давным-давно заметили твое обманное «командирство». Не сегодня, а уже с самого первого дня и с той поры водили тебя за нос и разыгрывали. В самом начале, когда мы доложили начальнику штаба отряда, что выполнили его приказ, выяснилось, что ни он, ни кто-нибудь другой такого приказа не отдавал. После небольшого расследования мы распознали твой измененный почерк.

Мы отлично повеселились. Ты думал, что ты надуваешь нас, а на самом деле ты надул самого себя. Да так, как еще никто на свете. Мы решили: пусть потешится, а сами тем временем еще больше потешались над тобой. Забавно было, когда ты заказал Джимми «По уши» для бабушки, а еще забавнее – глядеть на тебя, когда мы разыграли, будто идем на доклад к председателю отряда. В конце концов ты так попался на крючок с этой грамотой, что нам даже жалко стало тебя. Мы попытались помочь тебе, подсылали к тебе Хоронскую, чтобы она добилась у тебя чистосердечного признания, но ты и ей ничего не сказал, хотя ты к ней хорошо относишься: это видно хотя бы из того, что в своих приказах ты постоянно поручал ей петь «Восковую куклу», но ведь эта песня ни твою бабушку, ни кого-либо другого не интересует, исключая тебя, и то только когда поет именно Жужа. Так вот, даже ей ты не сказал правды, и у нас не было другого выхода, как поймать тебя с поличным, что сегодня наконец-то нам и удалось сделать. И это хорошо, в основном, для тебя же самого, потому что ты совершенно запутался в этом своем «командирстве». Мы бы могли и дальше продолжать игру, больно уж хороша была потеха, но мы видели, что ты уже потерял самообладание. Поэтому мы прибудем к бабушке и без твоего приказа, но на этот раз и без «Восковой куклы», и мытья посуды: «пингвины» сами составляют для себя программу, это ты увидишь, если однажды мы примем тебя к себе в звено. Желаем тебе хорошего аппетита, хотя мы перестарались и от торта осталась для тебя только самая малость. А вообще докладываем, что твой последний приказ мы перевыполнили. Дощечку для гравюры мы сделали сообща, пингвина на ней выжигала Сиди. Правда ведь, хорошо получилось? И мы ждем, разумеется, за это похвалы! Или ее тоже не будет? Тогда – за око два ока! Кстати, и за то, что ты никогда не участвовал в мытье посуды, а приходил на кухню, садился на табуретку и читал Джимми «По уши». Нам отмщение, и мы воздадим! Именем всех «пингвинов».

Худак

Я читал письмо, и каждое его слово ошарашивало меня все больше и больше. Уже и во второй раз я прочел его, а все не мог прийти в себя, будто оглушенный. Наконец бабушка поинтересовалась:

– Ну, что там написали тебе твои дружки? Не оставили и тебя без сюрприза?

– Да что-то в этом роде, – пробормотал я. – Но мне сейчас на минутку нужно забежать к одному из них. Ты не обидишься, бабушка? Я мигом обратно…

Сунув на ходу кусок торта в рот и чуть не подавившись им, я пулей вылетел из дома. Через несколько минут я уже стоял перед дверью квартиры Хоронских. Дверь отворила Жужа. И тут я вдруг совершенно лишился голоса.

– Жужа, – едва смог выдавить я из себя, – я пришел, чтобы узнать… кто открыл склад спортинвентаря? Замок кто снял? Скажи, это ты?

– Я, – засмеялась Жужа, – меня послали. Потому что мы хотели тебя запереть только на время выполнения приказа. И чтобы спокойно написать тебе письмо. Теперь ты понимаешь? И еще я должна признаться: моментальное фото сделала я. Я тебе давно об этом хотела сказать, да ребята не разрешали, говорили: успеешь. Только я никак не пойму: чего ты так взбеленился? Карикатуры рисовали даже на знаменитых людей. По-моему, вполне хорошая карикатура. Ты взгляни получше на рисунок. Ничего в нем нет оскорбительного. Ну что ты? Все же обиделся? И зря ты бежишь!

А во мне целый мир рухнул в тартарары. Так это была она? Именно она? Говорит еще – хорошая карикатура. Вот до чего договорилась!

Но дома я все же первым делом отыскал этот злополучный листок бумаги. Разглядывал я его долго – издали и поближе. Карикатура? Гм!.. Что на знаменитых людей такие штуки рисуют – это точно. И неплохая действительно. Есть в ней юмор. Зря я психовал. Даже наоборот. Если бы я знал, что это она…

Вернулся домой дедушка. Он тоже не забыл о бабушкином дне рождения. Он смущенно извлек из кармана букет оранжерейных фиалок.

– Это тебе, – сказал он бабушке. – Мне казалось, ты любишь их. А я только и делаю, что думаю о вас: о тебе и об этом вот хитреце…

И он поцеловал бабушку, а мне по-дружески дал тумака.

С этого времени прошло уже больше полугода. Теперь и я хожу в «пингвинах». Я стал летописцем звена, и Таши поручил мне написать историю этой ловушки, которую я расставил для них, а угодил в нее сам.

Как меня взяли обратно в отряд? Об этом я в самое ближайшее время напишу. Это уже тема другой хроники.

За́мок в тетради

1

В квартире женщины по прозвищу «Дези – гусиные лапки», иногда за глаза ее называли «Угорь», раздался продолжительный звонок, Дверь распахнулась.

– Это ты, Тони?

– Конечно, я, – ответил Тони и вежливо поздоровался: – Добрый день, тетя Дези! Я пришел к вам насчет металлолома. Накопилось еще что-нибудь? Вообще-то можно и макулатуру, тряпье тоже подойдет.

Продолговатое лицо тети Дези растянулось в улыбке.

– Входи, входи! Кое-что есть. В основном – бумага. Я набрала тут для тебя книжек, старых газет и прочего разного клама.

– Хлама… – поправил ее Тони. – Нужно говорить: хлам.

Тетя Дези радостно захохотала, сверкнув длинными лошадиными зубами.

– Ххлаам – вот здорово! Красивое слово, не правда ли? Очень красивое. Ну, проходи, проходи!

В углу чулана возвышалась большая груда бумаги. Книги, газеты, тетради, иллюстрированные журналы.

– Вот это да! – воскликнул Тони.

– Ну что, ты есть довольный?

– Доволен, – поправил Тони, который уже привык к тому, что все время исправляет тетю Дези, хотя познакомились они совсем недавно. Ее адрес дал Тони дворник из соседнего дома, Тихамир.

Тетя Дези еще сорок лет назад вышла замуж за венгра, приехала в Будапешт, но до сих пор так странно говорит по-венгерски. Сколько же ей теперь? Этого Тони не знал. Для него стариком был каждый, кому за сорок, а тем более – пятьдесят. Что же касается шестидесятилетних, то о них и говорить нечего. Хотя вообще-то старость не всегда зависит от возраста.

«Когда человек правильный, – думал Тони, – так он и под старость молодым остается».

А тетя Дези человек что надо, долговязая хохотушка.

– Дааволен, давоолен, – произносила на все лады тетя Дези, пока Тони запихивал в мешок старые газеты. Они заключили между собой небольшую сделку: тетя Дези оставляет металлолом и макулатуру для Тони, а он за это учит ее правильно говорить. – Все эти ваши «о», «е» – это так трудно. И сколько лет я живу здесь. А мне всио ищио надо учиться. А тебе нравится учиться, Тони?

Мешок был уже наполовину заполнен, а груда бумаги в углу почти не уменьшалась. Надо было, конечно, захватить мешок побольше, хотя можно прийти и еще раз. Тони никак не думал, что здесь окажется столько рваных книг и старых журналов, а главное – что все это попадет к нему в руки.

– Учиться? – Он вздохнул. – Если честно говорить, нет.

Тони был порядочным человеком и врал только тогда, когда это было абсолютно необходимо. А зачем ему врать тете Дези?

– Вернее, очень даже не нравится, – признался он. – Но в то же время было бы неплохо, например, научиться говорить по-английски, читать английские книжки. Это, к примеру, что такое? – И Тони начал листать попавший ему на глаза старый английский журнал.

Картинки в журнале успели выцвесть и слегка пожелтеть, но и в таком виде журнал показался ему очень интересным. Тетя Дези опять расхохоталась. Тони сидел на полу, и она тоже присела рядом с ним на старый бидон.

– Это? Один старый, стаарый иллюстрированный джёрнал. Он тебе нравится?

Теперь они рассматривали журнал вместе. На картинках были изображены элегантные мужчины во фраках, цилиндрах, с зонтиками и женщины в плиссированных платьях и в широкополых шляпах, настоящих птичьих гнездах. Тетя Дези, как бы оправдываясь, сказала:

– Я же тебе говорила, Тони, это стаарая-престаарая мода. Но она еще вернется. Вот увидишь. Длинные платья, плиссировка…

Тони вдруг охватила жажда знаний. Ходит же Лазар из их класса на курсы французского и прямо не расстается со словарем. Он у него вечно из кармана торчит.

– Как сказать по-английски «мужчина»?

– «Мистер» – так обычно говорят, – ответила тетя Дези.

Ну, это-то Тони уже слышал, это совсем просто.

– А вот о таком элегантном как говорят?

– Такого, к примеру, можно назвать «сэр» или «лорд».

Ага, теперь все в порядке. Звучит здорово и действительно по-английски.

А тетя Дези уже объясняла, что к женщинам нужно обращаться «леди» или «миссис» и что на картинке изображены настоящие аристократы на фоне их чудесных замков, садов и особняков. Вот, например, этот замок – на нем так и написано: «Принадлежит сэру Ричеру».

Ричер? Что это за имя?

Выяснилось, что по-венгерски это Ричард.

Сэр Ричард выглядел на картинке довольно прилично: высокий мужчина в цилиндре и фраке, со спокойным и немного мечтательным лицом. Интересно, чем он занимается? Что делает? Такие типы обычно только и заняты тем, что жизнь прожигают. А этот стоит и глядит вдаль, будто ждет кого-то. Замок у него, конечно, красивый, даже не замок, а целая крепость, с настоящими крепостными стенами и островерхими башнями.

Тони смотрел, широко раскрыв глаза. Он больше не листал журнал. И в конце концов совсем отложил его в сторону.

– Да, это вещь!

– Как это?

– Классно. Здорово.

Тетя Дези засмеялась.

– Ха, ха. Ол-райт. А это ты не возьмиошь?

– Потом, в другой раз.

Странно, но Тони было жаль отдавать это в утиль. Мешок и без того был набит. Тони бросил прощальный взгляд на сэра Ричарда и на его замок и, поднявшись, прошел вместе с тетей Дези в комнату. Тетя Дези никогда не отпускала Тони просто так, не угостив чем-нибудь вкусненьким. Сегодня это было анисовое пирожное, которое Тони принялся уплетать за обе щеки.

– Скажите, пожалуйста, а как будет по-английски мое имя.

– Энтони.

Энтони. Отлично. Стоит запомнить. А главное, легко запоминается. Тони было любопытно узнать, что сказала бы об этом Гизи. Ее имя наверняка не звучит по-английски так здорово, но на всякий случай он спросил. И удивился: Джизель? Вот это да! Странно. Ладно, ей он этого все равно не скажет, ведь он с ней не разговаривает. И с Длинным, и с Андрашем Чонтом тоже. Тони порвал с ними, ему и без них хорошо.

– Очень вкусное пирожное. Большое спасибо, тетя Дези.

– По-английски говорят «сенькью». Когда приходят – «хаудуюду», а когда уходят – «сиюэгейн». Вот видишь, сколько нового сегодня ты узнал. Но ты не отвлекайся, ешь!

Тони ел до тех пор, пока на подносе не осталось ни крошки. Лучи послеполуденного солнца проникли в комнату. Ее стены были оклеены обоями в цветочках, а в углу, на диване, лежало пушистое покрывало апельсинового цвета. Солнечные лучи легли двумя длинными полосами на стену, потом соскользнули на диван, запутались в покрывале и вдруг исчезли. И тогда стало заметно, что обои и покрывало на диване уже не новые.

– Ой, как поздно! – вскочил Тони. – Я мчусь.

Он схватил мешок и начал прощаться, спросив еще раз:

– А как это сказать по-английски?

Спускаясь по лестнице, он повторял: сенькьюмиссисдези, сиюэгейн. Уже после того как Тони сдал в утиль содержимое мешка и направлялся домой, до его ушей донесся грохот приближающейся тачки. Тони спрятался за угол дома. Конечно, это были они и, как всегда, шумели и кричали. Тони услышал, как что-то свалилось с тележки, наверное, какая-нибудь старая кастрюля, и узнал сердитый голос Длинного.

– Ты что, не можешь поосторожнее? Не видишь, что ли?

И тут поднялся такой крик, что Тони не смог разобрать больше ни слова. Понял только, что спорили Герцог, Длинный и Чонт. Значит, Лазар тоже не пришел. Ну что же, он, Тони, не пойдет и в следующий раз.

Тони скорчил презрительную мину и побрел дальше.

2

К трем часам у школьных ворот собралось почти все звено. Андраш Чонт разлегся на тележке, задрав ноги на старую корзинку.

– Вы повезете меня, – заявил он, – сам я не двинусь с места.

Длинный стоял, прислонившись к дереву. С мешком, переброшенным через плечо, он выглядел заправским старьевщиком. Герцог, как всегда, был элегантен, будто собрался на прогулку по острову Маргит[4]4
  Остров Маргит – любимое место отдыха жителей венгерской столицы.


[Закрыть]. Подошел Лазар, которого дразнили «Верзила-младенец», потому что, несмотря на высокий рост, у него было детское личико с толстыми щечками, маленьким ртом и мечтательными голубыми глазками. Из кармана у Лазара торчал словарь.

– К сожалению, я не смогу пойти с вами, – начал оправдываться он, – тороплюсь на курсы французского.

Длинный присвистнул.

– Ну конечно, Проф, – произнес он насмешливо.

– Конечно, Проф, – повторили все хором.

Что, собственно, они еще могли сказать? Лазар – лучший ученик в классе, но этого ему, видно, мало. Он без конца что-то учит, в школе, дома, на курсах.

– Я действительно не могу, – сказал Лазар. – Я пришел предупредить, чтобы меня не ждали.

Длинный засвистел как паровоз.

– Очень мило с твоей стороны, – выпалил он между двух свистков.

Лазар пожал плечами.

– У меня абсолютно нет времени…

Все засмеялись. Уж этот Профессор! Вечно вставляет иностранные слова, к месту и не к месту.

– Абсолютно катись отсюда. Сматывайся, и побыстрее! – скомандовал Длинный.

Лазар опять пожал плечами, потом подошел к Панни.

– Ты меня поняла, да?

– Конечно, – ответила та, – иди спокойно.

И Лазар пошел, не торопясь, вперевалочку. Раза два он обернулся и помахал на прощание рукой, а потом совсем скрылся из виду.

Дул колючий февральский ветерок. Панни поправила шарф. Обидно все-таки. Если кому-то действительно некогда, так он вообще не придет. В конце концов, все прекрасно знают, что надо собирать лом и бумагу, что их класс здорово отстает от других, даже у пятиклашек дела обстоят лучше. Когда захотим поехать на экскурсию, то на какие деньги? Небось поехать на экскурсию никто не откажется, а в кассу деньги собирать не упросишь.

В четверть четвертого явилась Гизи. Ей, как видно, ж в голову не пришло, что она опоздала. С самым безмятежным видом она подошла к тачке и сразу спросила:

– Пошли?

На ней были брюки и полосатое пальто. А на голове ничего. Только копна черных волос. Она подняла голубые глаза на Панни:

– Кого мы ждем?

Никто не сказал ей ни слова упрека. Главное, что она уже здесь. Актрисе все можно. Гизи – «звезда» драмкружка, игравшая множество ролей. Ходит она величаво, плавно, с высоко поднятой головой. Нижняя губка у нее слегка выпячена. Гизи знает, что она красавица, более того, считает себя центром Вселенной.

– Ну, тронулись!

Панни согнала Андраша Чонта с тележки, Длинный поплевал на ладони и ухватился за дышло. Остальные стали подталкивать тележку сзади. Ветер все усиливался, и ребята вдруг побежали, помчались наперегонки с ним. Корзина металась в тележке, грозя вот-вот слететь. Длинный залихватски свистел.

– Не зверей, Длинный!

А что, неплохо вот так разок! Всей ватагой неслись они прямо на прохожих. Тележка вдруг накренилась, корзинка все-таки слетела, и ветер погнал ее по мостовой. Ничего, когда будет полной, не свалится!

Прошло немало времени, пока они наполнили тележку разными железяками, а корзинку – старыми газетами и оберточной бумагой. За это время они успели обойти три больших дома и два магазина и здорово устали, но настроение у всех было хорошее. Теперь они двигались медленно и не галдели. Тележка скрипела, железо на ней дребезжало. Коренником был по-прежнему Длинный. Одна кастрюля вдруг упала, Длинный обернулся.

– Вы что, не можете повнимательней? Пошевеливайтесь, я стоять долго не собираюсь.

Рядом с тележкой, засунув руки в карманы, стоял Герцог и спокойно смотрел на свалившуюся кастрюлю.

– Ну что ты бесишься? Сейчас кто-нибудь поднимет. Чонт или Гизи. Да ты и сам можешь поднять, – не торопясь проговорил он.

– И ты, между прочим, тоже! – заорал вконец обозленный Длинный.

– Вот еще, он же Герцог, – засмеялась Гизи и откинула назад прядь черных волос. – Он боится испачкать свои великолепные джинсы!

– Оставьте в покое мои джинсы! Что плохого, если я не люблю ходить грязным?

Длинный даже покраснел от гнева.

– Не мели языком! Поднимай живее кастрюлю!

Герцог внимательно рассматривал свои ногти.

– Ну вот, так и знал. Ноготь на среднем пальце сломался…

– Перевязать? – И Длинный с угрозой двинулся в его сторону.

Панни торопливо подняла кастрюлю. Не хватало еще драки! Водрузив ее поверх металлического хлама, отчего загремела вся куча, Панни сказала:

– Можем трогаться!

Но никто не шелохнулся. Никто.

– Ничего, – проговорил Герцог, – успеем. Давайте передохнем. Я здорово устал.

Гизи неожиданно поддержала его:

– А что, мы и так достаточно поработали! Лазар вон сидит себе на курсах.

Она сказала таким тоном, будто это только сейчас пришло ей в голову, и уселась на перила, отгораживающие тротуар от мостовой.

– Мог бы и на другой день перенести, – заявил Чонт, – или пропустить. Я тоже три раза в неделю хожу в секцию, а все-таки пришел.

– Ему каждый день надо что-нибудь учить, – вступилась за Лазара Панни, хотя и была зла на него. – Он там загружен по горло. Потому и не пришел.

Чонт потянулся, разминая уставшие ноги.

– А Кочиш? Почему он не пришел?

Наступила тишина. Длинный, усмехнувшись, объяснил:

– Он обиделся. На меня и на Гизи. Может, еще на кого-нибудь. Это его дело. Я из-за него сегодня единицу по истории схватил, так он мне подсказывал.

– И он же еще и обиделся?

– Да. А с нами решил не знаться, собирает в одиночку.

Длинный тоже пристроился на перилах.

– Ха-ха-ха, – сказал насмешливо Герцог, – дайте мне платочек поплакать! – Он присел на край тележки.

Андраш Чонт прислонился к афишной тумбе и, сняв ботинки, вытряхивал из них песок.

– Кочиш и на меня зол, – вставил он, – потому что на днях я ему пару раз врезал.

– Ничего удивительного, – размышлял вслух Длинный. – Тони первый полез. Он вечно лезет на рожон.

Герцог сосал больной палец.

– Тони всегда лезет в драку, – пробормотал он, – и всегда получает. Так ему и надо. Лопоухий воображала…

Гизи засмеялась.

– Лопоухий?

– Да, лопоухий. – Герцог устроился поудобнее.

– Твои уши, конечно, бесподобны! – Панни не на шутку рассердилась. – Все-таки это безобразие: Тони каждый день возвращается домой с синяками. И о чем только думают его родители?

Длинный пожал плечами.

– О чем думают? Да ни о чем. Матери у него нет, а отец все время за границей. Он с теткой живет, а она, по-моему, совсем древняя.

– Все равно безобразие, – сказала Панни.

Длинный пренебрежительно махнул рукой.

– Был я у них. Там своих забот хватает. Им вместе приблизительно двести сорок лет…

– Что ты болтаешь? Как это двести сорок лет?

Длинный вытянул ноги. Он был таким долговязым, что казалось, состоял из одних рук и ног. Задумчиво запрокинув голову, он проговорил:

– Возможно, даже больше, кто знает. У тетки Кочиша вечно сидят в гостях еще две старухи. Смехота. Три старые девы. Пьют чай и языки чешут. А Кочиш что хочет, то и делает. Они на него ноль внимания.

Герцог вытащил изо рта больной палец.

– Пьют чай, – произнес он задумчиво, – это хорошо. Чай с ромом, хлеб с маслом…

Все почувствовали, что проголодались и основательно замерзли. Ветер утих, но заметно похолодало. Стало темно. Панни посмотрела на часы.

– Понеслись, – сказала она, – а то приемный пункт закроется, прежде чем мы добежим!

Длинный спрыгнул с ограды, поплевал на ладони и впрягся в тележку. Андраш Чонт стал подталкивать сзади.

– Включай мотор, зажигание, четвертая скорость – 120 километров! «Ягуар», «форд», «мустанг»!.. – закричал Герцог.

– Ты, нахал, сейчас схлопочешь!

Они снова кричали, смеялись, ржавые железки дребезжали на катящейся со скрипом тележке. Их вопли слышались издалека, и грохот, который они создавали, еще долго висел в воздухе после того, как они скрылись из виду. Потом слышался только свист Длинного, наконец исчез и он. Стало тихо, на узенькие улочки опустился вечер.