Текст книги "Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага"

Автор книги: Жоржи Амаду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 41 страниц)

20

У входа в сад падре Винисиус встречается с Жоаном Нассименто Фильо, они обмениваются рукопожатием и столь обычными для данного случая фразами: «Надо же, еще вчера наш друг чувствовал себя вполне здоровым». – «Такова жизнь, никто не знает, что его ждёт завтра». – «Только Бог!» Жоан Нассименто исчезает в темноте улицы. Падре входит в сад, с ним ризничий, худощавый старичок, столь необходимый для отправления культа. Врач идёт навстречу священнику.

– Наконец-то, падре, я уже нервничал.

– Разбудить Клеренсио не так-то просто, и потом, я должен был зайти в церковь.

Клеренсио проходит внутрь дома, с Ниной он знаком много лет. Из сада доносятся ночные звуки: стрекочут цикады, ухает сова. Звезды меркнут, ночь на исходе, скоро появятся первые признаки нарождающегося утра. Падре Винисиус задерживается в саду с врачом, хочет знать, как это произошло. Когда врач ночью сообщил ему о случившемся, он еще не совсем проснулся. Теперь он хочет получить подтверждение услышанному.

– На ней?

– Ну да…

– О Господи, какой смертный грех!

– Если в том и есть грех, то грешны мы все, ведя супружескую жизнь или какую другую…

– Конечно, доктор, что тут поделать? И судить или прощать может только Всемогущий Господь.

– Я думаю, падре, что если доктор Эмилиано и попадёт в ад, то совсем из-за других грехов.

Вместе они входят в столовую, где ризничий слушает болтовню Нины. В спальне на стуле возле постели сидит растерянная Тереза. Услышав шаги, она поворачивает голову.

– Примите мои соболезнования, – говорит падре Винисиус, – кто бы мог подумать? Но наша жизнь в руках Божьих. Да будет он жалостлив к нам и доктору.

Только не это, нет, услышь это доктор, он бы был оскорблён, он испытывал ужас перед этим словом.

Падре Винисиус действительно печален. Ему нравился доктор, этот могущественный гражданин, такой культурный и такой любезный, с его смертью кончатся цивилизованные вечеринки в приходе, вдохновенные дискуссии, дегустация местных вин и привозных, доброе сосуществование. Возможно, он и будет служить мессу на заводе, как и крестить детей, и совершать свадебные обряды, но без доктора, того, что было, уже не будет. Ему нравится и Тереза, скромная и умная, заслуживающая лучшей судьбы, но в чьи теперь она попадёт руки? Недостатка в желающих лечь с ней в постель не будет. Будут и такие, которые заплатят ей хорошие деньги, но равного доктору не будет. Если она останется здесь, то пойдёт по рукам, которых дюжины, одни других богаче. А может, она поедет на юг, где её никто не знает, она такая красивая и приятная, что может и замуж выйти. А почему нет? Судьба каждого в руках Всемогущего. Судьба доктора – умереть на своей любовнице, во грехе, смилуйся, Господи, будь жалостлив к нему и к ней.

Открытые проницательные глаза доктора изучают страх падре Винисиуса перед Господом, он одержим сомнениями – глаза усопшего как живые. Самый большой грех доктора совсем не этот, врач прав. Неверующий, жестокий, не прощающий, гордый. Он видел его в кругу семьи и понял, что доктор одинок и разочарован, понял истинную причину появления Терезы в его жизни и её значение – она не только красивая и молодая любовница старого и богатого сеньора, но и друг, бальзам, радость. Этот мир Божий, перевернутый дьяволом, кто поймет его?

– Да поможет тебе Бог, Тереза, в этом горе.

Сострадательный взор падре переходит с лица доктора на окружающие предметы в комнате. На столах книги, серебряный нож, на стене фотография голых женщин, купающихся в пенных волнах. Огромное зеркало, бесстыдно отражающее постель. В руках усопшего роза. Никаких символов веры хозяина, сердце которого от неё свободно, и всё в соответствии с его вкусом, который поддерживала Тереза. Но должна приехать семья, Тереза, приехать с минуты на минуту, это народ религиозный, привыкший к отправлению культа, во всяком случае, внешне это так. Можем ли мы позволить, чтобы они нашли труп главы семьи без должных условностей, сопутствующих усопшему христианину? Будучи неверующим, Тереза, он всё равно был христианином, он приказывал служить мессу на заводе, присутствовал на ней, стоял рядом с супругой, братьями, кумовьями, детьми и племянниками, теми, кто работал в энженьо[39]39
  Сахарный заводик.


[Закрыть] и в поле, с людьми, пришедшими на мессу. Он был во главе всего и всех, он подавал всем пример.

– Не думаете ли, Тереза, что надо было бы зажечь хотя бы две свечи в ногах нашего друга?

– Как считаете, падре. Прикажите поставить.

Ах, Тереза, ты сама не попросишь принести свечи, не поставишь своими руками и не зажжешь их! Ты и твой доктор – гордецы. Будь к ним милостив, Господь, молит падре и зовёт Клеренсио:

– Иди сюда! Принеси подсвечники и свечи.

– Сколько?

Падре снова смотрит на отсутствующую Терезу, которой безразлично количество свечей, она неотрывно смотрит на доктора и поселившуюся в нём смерть.

– Принеси четыре.

В темноте ночи под кваканье лягушек движется фигура ризничего.

21

Всё прошло бесследно, так что никто, кроме самого доктора, не заметил даже намёка на какую-то горечь в поведении Терезы, точно воспоминание о случившемся ею было вычеркнуто из памяти раз и навсегда. Не вспоминали пережитого ни сама Тереза, ни Эмилиано. И всё-таки хоть редко, очень редко, но случалось, что глаза Терезы затуманивались и долго смотрели в пустое пространство, и это говорило доктору о вновь нахлынувших воспоминаниях, которые сменяла мягкая улыбка. Ах, их вызывало всемогущее отсутствие того, кто не пришёл в этот мир, не стал видимым и ощутимым, но был в её существе и был вырван из её чрева железными инструментами врача по приказу заводчика.

Никогда раньше Эмилиано Гедесу не приходило в голову, что он совершал насилие. Часто, почти ежедневно, землевладелец, хозяин завода, банкир и предприниматель, с кем-нибудь спорил и кем-то командовал, совершал несправедливости, насилия, попрания законов, действия спорные, наказуемые. И ни в каком случае не испытывал угрызений совести, не жалел, что совершил или приказал совершить. Все его действия были необходимы и справедливы. Как и в случае с Терезой, он защищал интересы семьи Гедесов и свое собственное удобство; руководствовался священными доводами, перед каковыми ничто не может иметь значения. Так почему же тогда бесформенный зародыш занозой сидел в его памяти, вызывая чувство неудобства?

Тереза лежала в постели, безразличная ко всему, доктор рассыпался в любезностях и, чтобы как-нибудь утешить, смешил её. В тот пустой и печальный день отношения между любовниками, оставаясь для постороннего глаза и даже для близких прежними, стали несколько иными: Тереза Батиста перестала быть для доктора Эмилиано игрушкой, дорогим развлечением, источником удовольствия, времяпрепровождением для старого богача, любящего книги и вина, изысканного сеньора, желающего сделать простую девушку из сертана совершенной сеньорой, с изящными манерами, тонким вкусом и элегантностью. К тому же он стремился и в постели: взрыв и половодье чувств Терезы он оправлял в продолжительные ласки, чтобы получить особое удовольствие от каждого момента в отдельности, в открытии и завоевании бесконечных ступеней сладострастия, делая из Терезы, таким образом, превосходную женщину и сеньору. Захватывающее времяпрепровождение, но ведь времяпрепровождение и каприз!

До печального для Терезы дня она считала себя в долгу перед доктором, переполнявшее её чувство благодарности было предпочтительным из всех прочих, которые она к нему питала. Ведь это он приказал выпустить её из тюрьмы, придя потом за ней в дом терпимости, он сделал её своей любовницей, стал обращаться с ней, словно она что-то из себя представляла, была личностью, и всё это с добротой и интересом. Дал ей человеческое тепло, нежность, время и внимание, поднял её, оторвал от позора, от безразличия к своей судьбе, научил её любить жизнь. И вот она сделала из него святого, Бога, того, кто выше всех остальных, преклонив перед ним колени. Нет, она не была ему равной, ни она и никто другой, и только в постели, в момент полуобморочного состояния, она видела в нём мужчину во плоти, но и тогда, давая и получая, он был превыше всех. Ни в проявлении обычных человеческих чувств, ни в любви ему не было равных, и не с кем было его сравнивать.

Выбирая между Эмилиано и зародившейся в ней жизнью, Тереза, не колеблясь, решила отдать долг доктору. Нет, она и не могла колебаться и в жестокую минуту своей жизни отреклась от ребёнка, распорядившись чужой. В одно мгновение она взвесила свои чувства и предпочла любовь женщины любви материнской. Конечно, главную роль в решении этого вопроса сыграла благодарность к доктору. Не заметив этого, она вернула долг и получила от любовника неограниченный кредит. Они стали ближе друг к другу, и все с этого дня стало для них обоих более значимым.

Доктор был уверен, что при решении этого трудного вопроса на Терезу не давили соображения материального характера, так как он обещал поддержку и комфорт для матери и ребёнка, снимая с неё в то же время какие-либо обязательства или компромиссы. Пока я буду жив, ты и ребёнок ни в чем нуждаться не будете, он только не получит моего имени, а ты – меня. Деньги не интересуют Терезу, ведь Эмилиано сам внимателен к тому, что необходимо любовнице, хотя она не только ничего не требует, но и не просит. За шесть лет их сожительства у Терезы не появилось даже самого ничтожного денежного интереса, и если у неё в сумочке и окажутся какие-нибудь деньги, то по чистой случайности. Как раз накануне смерти доктор дал ей, как всегда с излишком, на домашние расходы и её личные. Личных, как правило, у неё не было: доктор ей привозил все необходимые наряды, туфли, кремы, духи, бижутерию, коробки шоколада, которым она угощала уличных ребятишек.

Нельзя сказать, что Тереза была безразлична к хорошему и приятному. Как раз наоборот, научилась отличать хорошее от плохого и ценить хорошее, она отдавала должное хорошим вещам, но рабой их не стала. Кое-какие подарки доктора, как, например, музыкальная шкатулка (маленькая балерина танцевала под звуки вальса), потрясли её. Она ценила каждый предмет, каждый подарок, каждый пустяк, но вполне могла без них жить, а вот без нежности, теплоты, внимания, дружбы и любви – нет. И если пришел час, когда ей нужно было сделать выбор, она выбрала любовника, потому что она ставила его превыше всех благ жизни и даже собственного ребенка: «Для меня главное – сеньор Эмилиано».

На следующий день после сделанного аборта врач сказал Терезе, что всё прошло хорошо, она может встать с кровати, гулять в саду, но всё же посоветовал больше отдыхать.

– Только не принимайтесь сразу за работу, кума, не злоупотребляйте своими силами, не уставайте. – Обращаясь к ней «кума», врач выражал ей свое уважение. – Я хочу видеть вас сильной и вёселой.

– Будьте покойны, я уже хорошо себя чувствую, или вы считаете меня вялой? Всё прошло, можете верить.

Тронутый мужеством Терезы и желая ей скорейшего выздоровления, врач, уходя, посоветовал Эмилиано:

– Когда вы поедете в Баию, привезите ей одну из этих больших кукол, которые говорят и ходят, это будет компенсацией.

– Вы так думаете, Амарилио, что кукла может заменить ребёнка? Я не верю. Я, конечно, привезу, и, думаю, много чего, во всяком случае, то, что встречу хорошее, но не куклу. Тереза, мой дорогой, не только молода и красива, она впечатлительна и умна. Она девочка только по возрасту, а по чувствам – взрослая женщина с характером и опытом, это же во всём сказывается. Нет, мой друг, если я привезу Терезе куклу, ей это не понравится. Если бы ей кукла могла заменить ребёнка, никаких проблем бы не было.

– Возможно, вы правы. Завтра я приду посмотреть её. До скорого, доктор.

Из ворот сада Эмилиано видел, как врач завернул за угол, держа в руке свой чемоданчик. То, что Тереза потеряла, то, чего я её лишил, поставив перед фактом, Амарилио, можно возместить только лаской, привязанностью, нежностью и дружбой. За это платят любовью.

Привязанность, ласка, дружба, подарки и деньги – конечно, это расхожая монета для расплаты с любовницами. Но любовь, Эмилиано, с каких это пор?

22

Ризничий зажигает свечи, два высоких подсвечника в ногах, два – в головах. Войдя в спальню с молитвой на устах, он крестится, но не спускает сального взгляда с Терезы, представляя её в момент смерти Эмилиано: может быть; она тоже получала удовольствие? Хотя сомнительно, ведь эти молодые женщины в постели со стариками играют, чтобы надуть этих растяп, а истинную страсть сохраняют для других – молодых парней.

Нина, которая всегда всех поносит, утверждает, что Тереза держит себя с достоинством и честью, она не знала случая, чтобы та кого-нибудь тайком принимала. Ну, конечно же, боясь мести, ведь эти Гедесы – тираны. Или чтобы обеспечить себе комфорт и жить в роскоши. Честная женщина?! Может быть, но не уверен. Эти обманывают и Бога, и Дьявола, особенно когда старик дряхл, а служанка безграмотна.

Ризничий переводит глаза с Терезы на падре Винисиуса. А может, падре? Да и падре он, Клеренсио, никогда не уличил в обмане, в неверно сделанном шаге. Вот что касается падре Фрейтаса, то здесь совсем другое дело: в его доме – крестница, привлекательная женщина, да и на улице сколько угодно. Хорошая возможность для ризничего погреть руки, поставляя бесстыдниц. Падре Винисиус молод и подтянут, у него хорошая речь, со святошами он терпелив, но сплетен их не любит. Однако вся добродетель и надменность не мешают падре посещать этот дом – вертеп прелюбодеяния, жилище греха, здесь он до отвала ест и пьёт, ублажая свой живот. Только ли живот? Может быть. В этом мире чего-чего только не бывает, встречаются и падре-девственники. И все же Клеренсио удивлён не будет, если вдруг окажется, что падре Винисиус и Тереза грешили. Падре и девица вполне хороши для ада, и кому это лучше знать, как не распутному ризничему.

Тереза сидела на стуле, погруженная в свои мысли. Клеренсио еще раз бросает на неё взгляд: лакомый кусочек, если бы ему удалось её… Ах! Вот это был бы подарок судьбы. Но не в эту ночь, когда она полна смертью. Ризничий вздрагивает: грязная девка. Ризничий и падре выходят. Клеренсио идёт к Нине и Лулу, чтобы поболтать, падре – чтобы встретить родственников усопшего.

За потоками дождя начинается рассвет. Но в спальне ещё ночь; горит четыре свечи, пламя низкое и колеблющееся; здесь Тереза и доктор.

23

Потом они стали появляться на улице вместе. Вначале это были утренние прогулки на реку – любимое удовольствие доктора. С тех пор как он поселил любовницу в Эстансии, он регулярно купался у водопада Кашоэйра-до-Оуро на реке Пиауитинге. Один или в обществе Жоана Нассименто Фильо, он шел рано утром на реку.

– Купание – залог здоровья, сеу Жоан.

По возвращении из первой поездки доктора в столицу после сделанного Терезой аборта он привез ей много всяких подарков, среди которых был купальный костюм.

– Это чтобы мы могли ходить купаться вдвоём.

– Ходить купаться? Вдвоём?

– Да, Сладкий Мёд, вдвоём.

Тереза надевала под платье купальный костюм, доктор – плавки, они пересекали Эстансию и шли по направлению к реке. Несмотря на ранний час, прачки уже били бельё о прибрежные камни, жуя табак. Тереза и доктор принимали естественный душ водопада Кашоэйра-до-Оуро. Место здесь было великолепное: сбегая по камням под тенью огромных деревьев, река разливалась, образовывая заводь кристально чистой воды. Туда они отправлялись, обходя разложенное на камнях прачками бельё.

Здесь в самом глубоком месте вода доходила доктору до плеч. Вытянув руки, он поддерживал Терезу на поверхности, обучая её держаться на воде. Водовороты, игры в воде, смех, поцелуи, которыми они обменивались в воде, он обнимал её за талию, ловил выскальзывающую из его рук грудь Терезы, походившую на выскальзывавшую рыбку. То была прелюдия любви, разжигавшая желание, которое, вернувшись домой, завершалось в постели. Ах, эти утра в Эстансии! Их никогда больше не будет.

Поначалу Эмилиано и Тереза возбуждали всеобщее любопытство, в окнах торчали головы старых дев, сожалевших о переменах в поведении доктора, который раньше вел себя осторожно и вызывал уважение, а теперь вдруг утратил всякий стыд и стал потакать капризам молодой девушки. А той ведь ничего не надо, как показаться на людях с богатым любовником, обнимая его у всех на глазах и выказывая тем самым неуважение ко всем семьям. И какая мерзость: он почти голый, не хватает еще, чтобы на виду у прачек они занимались любовью. Нет, не на виду у прачек, нет, им это не удалось увидеть, но несколько раз Тереза, когда никого нигде не было, сидела верхом на докторе и, умирая от удовольствия, боялась, что кто-нибудь появится. И хотя это было, ханжи и сплетницы даже не могли себе представить, что каждый раз перед тем, как идти на реку, Тереза задумывалась о последствиях.

– Вместе? Сплетницы будут судачить, вмешиваться в вашу жизнь.

– Пусть судачат, Сладкий Мёд. – Он брал её за руки и говорил: – Да уже прошло то время…

Какое время? Да то, когда он был полон недоверия. Ведь, когда они встретились и познали друг друга, они еще не до конца были знакомы, не знали, кто на что способен: она, познавшая грубость жизни и жаждущая ласки, он – пытавшийся, как мог спокойно, руководить ею. Время проверки, когда Алфредан следил за ней на улице, слушал и передавал ему разговоры, охранял дом, гнал взашей ухажеров и сплетников. Тереза, когда была спрятана в саду и в доме, подчинялась требованиям и внимала советам доктора. Несмотря на достойное обращение и комфорт, постоянное внимание и растущую привязанность, начало их сожительства воздвигало чуть ли не тюремные стены и решетки. И это происходило с каждым из них: Тереза была сдержанна, боязлива, угнетена недавним прошлым. Доктор, видя её красоту, ум, характер, пламя в её черных глазах, готов был потратить на неё время, деньги и терпение, чтобы превратить этот необработанный алмаз в бриллиант, ребёнка – в идеальную женщину, и только потому, что испытывал к ней чувственный интерес, настойчивое неконтролируемое желание, желание старика к девочке, ничего больше. Да, время проверки, время испытания семян на всхожесть, время непростое.

И семена дали всходы: Тереза стала улыбаться, сладострастию доктора стала сопутствовать нежность, в девочке он признал честную женщину, достойную доверия и уважения. Тут пропали и все сомнения у Терезы, теперь она принадлежала доктору не только телом, но и душой, видя в нём Бога, перед которым она должна была преклонить и преклонила колени. То было время осторожности и сдержанности. Тогда они выходили вместе из дома только к вечеру, после ужина, выбирая безлюдные места, у себя принимали только врача Амарилио и Жоана Нассименто Фильо, не считая Лулу Сантоса – первого из друзей.

Да, те времена прошли, да, начались новые, и начались в самый тяжкий день для Терезы, в день смерти неродившегося ребенка, или в день одиночества. В тот день могла как кончиться, так и восторжествовать скрытая до сих пор любовь. Любовь, сплавленная из всех прежних чувств, ставшая единой, цельной, окончательно оформившейся.

Доктор зачастил в Эстансию, дольше прежнего здесь задерживался, превратив её в постоянное место жительства. Теперь в Эстансии он принимал не только друзей за обедами и ужинами, но и визитеров из числа знатных людей города: судью, префекта, священника, прокурора, полицейского инспектора. В Эстансию же он вызывал и директоров Межштатного банка, акционерного общества «Эксимпортэкс» для обсуждения текущих дел и принятия решений.

Тереза перестала быть дикаркой из сертана, попавшей в тюрьму и пансион Габи. Благодаря доктору она стала забывать прошлое, стала красивее, элегантнее, грациознее – женщина во всём великолепии молодости. Будучи замкнутой, она стала весёлой и общительной, будучи грустной, она раскрылась в радости.

Время любви, когда один становится необходим другому, Любовь Бога, странствующего рыцаря, сверхчеловеческого существа, сеньора к простой деревенской девчонке, теперь воспитанной и утончённой, любовь глубокая и нежная, очищенная от желания.

Теперь для Эмилиано каждое расставание с Терезой было тягостным, а дни, проводимые без Эмилиано Терезой, были самыми длинными. За несколько дней до смерти доктора один из руководителей банка оценил положение, создающееся для других коллег из совета директоров, которые пользовались полным доверием Эмилиано Гедеса:

– По тому, как идут дела, я думаю, главная контора банка будет скоро переведена из Баии в Эстансию.