Текст книги "Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага"

Автор книги: Жоржи Амаду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 41 страниц)

37

– Гнилая кровь, Тереза. Гнилая кровь – моя и моих родственников.

Прошло два часа, не больше, но они показались Терезе вечностью. Эмилиано рассказывал и комментировал события сурово и резко, не подбирая слов. Никогда Тереза не думала, что может услышать такой рассказ от доктора, да еще в таких выражениях, о братьях, сыне и дочери. В доме любовницы он никогда не говорил о семье, а если что-то и сказал за эти шесть лет их совместной жизни, то только положительное. Однажды он показал ей портрет Апы, молоденькой девушки с голубыми отцовскими глазами и таким же чувственным ртом. «Она прекрасна! – сказал он ей. – Это моё сокровище». Вечером того майского воскресенья Тереза поняла, сколь велико несчастье Эмилиано, оно было значительно больше, чем она могла предполагать, слыша какие-то намёки, брошенные в сердцах слова и разговоры друзей и недругов, обращала внимание и на молчание Эмилиано. Сколько же стоило ему труда держаться, быть сердечным, любезным, всегда улыбаться ей и друзьям, храня про себя горький опыт и накапливающуюся желчь. Потом чаша его терпения переполнилась, и он излил душу Терезе.

– Гнилая кровь, гнилой род, вырождающийся.

И всё же два человека из его близких не разочаровали его и не обманули доверия. Это Изадора и Тереза. Вспомнив Изадору, бедную портниху и образцовую жену, заводчик решил отменить данное Алфредану поручение относительно Тулио Бокателли: не убивать зятя, дать ему возможность проявить себя.

– Здоровая кровь, Тереза, у выходцев из народа. Что бы я ни дал, чтобы снова стать молодым и иметь от тебя детей, о которых я мечтал.

Плутая по скользким и крутым тропинкам воспоминаний, он дошел до клятв в любви. Высказав ей с горечью и злобой то, что никогда бы не мог доверить ни родственнику, ни компаньону, ни другу, доктор обнял её и, целуя в губы, посетовал:

– Поздно, Тереза, слишком поздно понял я то, что давно надо было мне понять. Теперь иметь детей поздно, но жить не поздно. В этом мире у меня ты одна, Сладкий Мёд, и как я мог быть таким мелочным и несправедливым?

– Несправедливым ко мне? Мелочным? Не говорите так, это неправда! Вы мне дали всё. Кто я такая, чтобы заслуживать большего?

– Прогуливаясь на днях с тобой по дороге к порту, я вдруг подумал: а вдруг я внезапно умру? Ты ведь останешься без гроша, и тебе придётся тяжелее, чем было прежде. Теперь твои потребности возросли. Ведь мы уже шесть лет вместе, а я даже о том не подумал. Думал только о себе, а не о тебе…

– Не говорите так, я не хочу это слышать.

– Завтра же утром позвоню Лулу и попрошу немедленно приехать, чтобы переписать этот дом на твоё имя и добавить пункт в моё завещание, который бы обеспечил тебя после моей смерти. Я ведь старик, Тереза.

– Не говорите так, пожалуйста… – Она повторила: – Пожалуйста, я прошу.

– Хорошо, больше ни слова, но необходимые меры я приму. Чтобы хоть как-то исправить несправедливость: ты мне даешь покой, радость, любовь, а я держу тебя взаперти, заботясь только о своем комфорте, держу как вещь или пленницу. Я – хозяин, ты – рабыня, ты ведь и сейчас называешь меня – сеньор. Я такой же плохой для тебя, как капитан. Другой капитан, Тереза, вылощенный, отутюженный, но, по сути дела, такой же. Эмилиано Гедес и Жустиниано Дуарте да Роза одинаковы.

– Ах, не сравнивайте себя с ним! Никогда не было, нет и не будет таких разных людей, как вы и капитан. Не оскорбляйте меня, оскорбляя себя. Если бы вы были таким же, я бы не была здесь и не плакала по вашим родственникам. Зачем? Если даже о себе я не плачу? Не сравнивайте себя с ним – это меня оскорбляет. Для меня вы были хорошим всегда, научили быть порядочной женщиной и любить жизнь.

Эмилиано словно бы воскресал от взволнованного голоса Терезы.

– За эти годы ты, Тереза, узнала меня со всех сторон – плохих и хороших – и то, на что я способен. Я сумел вырвать из своего сердца то, что там находилось, но пустым сердце не осталось, в нём есть ты. Ты, и больше никого.

Неожиданная робость подростка, просителя, почти беспомощного человека звучала в его голосе, который принадлежал господину, привыкшему повелевать, стойкому, дерзкому и храброму, когда того требует необходимость. И почти срывающийся, трогательный голос произнёс:

– Вчера на празднике началась наша новая жизнь, Тереза. Теперь нам принадлежит всё: время и мир. Я больше не буду оставлять тебя одну, мы будем всегда вместе – и дома, и вне дома, – ты будешь ездить со мной. Наша связь любовников кончилась.

И, прежде чем подняться и взять её на руки, он заключил её в объятия и сказал:

– Чего бы только я не отдал, чтобы стать холостым и жениться на тебе, Тереза. Хотя это мало что изменило бы в моём отношении к тебе, женушка ты моя!

Целуя его, она прошептала:

– Ах, Эмилиано, любовь моя.

– Никогда больше не называй меня сеньором. Где бы мы с тобой ни были.

– Никогда, Эмилиано!

Шесть лет прошло с того вечера, когда доктор Эмилиано Гедес взял Терезу из пансиона Габи. Доктор поднял Терезу на руки и внёс в супружескую спальню. Последние помехи между Эмилиано Гедесом и Терезой Батистой, седым стариком и девушкой медного цвета, были устранены.

38

Санитарная машина тронулась в путь, на тротуаре задержались любопытные, обсуждая случившееся и ожидая новых событий. Нина увела детей в дом и вернулась на улицу почесать язык.

В комнате ризничий собирал подсвечники и огарки свечей. Бросил последний завистливый взгляд на огромное зеркало – ну и развратники! – и ушёл. Падре попрощался еще раньше.

– Да поможет тебе Господь, Тереза!

Тереза кончает укладывать чемодан. На рабочем столе Эмилиано – кнут с серебряной рукояткой. Она думает взять его. Но зачем? Уж лучше розу. Покрывает голову черной шалью с красными цветами – последний подарок доктора, привезённый в прошлый четверг.

В саду срывает красную розу. Ей хотелось бы попрощаться с детьми и старой Эулиной, но Нина спрятала детей, а кухарка придёт только в шесть вечера.

Чемодан – в правой, роза – в левой. Шаль на голове. Тереза выходит на улицу. Проходит мимо любопытных, не глядя на них. Шаг твёрдый, глаза сухие. Спешит к остановке автобуса, чтобы успеть на первую идущую в Солгадо машину, где проходит железная дорога и поезд компании «Лесте Бразилейра».

Свадьба Терезы Батисты, или Забастовка закрытой корзины, или Тереза Батиста сбрасывает смерть в море

1

Добро пожаловать на террейро Шанго, садитесь, будьте как дома, пока я готовлю стол и бузиос[42]42
  Оправленный в серебро бараний рожок.


[Закрыть], чтобы исполнить вашу просьбу. Хотите рассеять сомнения? Навести справку, и только? Вы пришли сюда по рекомендации нашего уважаемого друга, и я к вашим услугам, можете спрашивать, ведь кроме ориша, кто приказывает и отменяет приказы, существует дружба – госпожа, которой я поклоняюсь.

Вы желаете знать Святого, покровительствующего Терезе, того, кто предопределяет её судьбу, охраняет от зла, так сказать, по-вашему, ангела-хранителя? Здесь, на перекрёстках Баии, вы, должно быть, слышали большую разноголосицу мнений и много несуразного? Это естественно и довольно часто случается, а всё потому, что в наше время все всё знают, никто не распишется в своем незнании, да и придумывать горазды.

Тогда как та, что присматривает за ориша, жизнь на то положила, будучи избранной Матерью Святого, и, если она не в силах разгадать тайну, то всеми силами старается смирить гром и молнию, листья зарослей и волны моря, радугу и пущенную стрелу. Но обмануть посвященных не может никто, и тому, кому не дано взять нож в час, назначенный эфуном, кто не получил ключа к разгадке, тому лучше не мешаться под ногами – это ведь вещи нешуточные, да и опасность смертельная. Я столько могу вам рассказать по этому поводу, но это тогда, когда у вас будет время и терпение меня слушать.

Чтобы бросить на стол бузиос, ничего, кроме руки да дерзости, не требуется. Но для того, чтобы прочесть ответ на них, данный посвященными, нужно знать и различать светлое и тёмное, день и ночь, рассвет и закат, любовь и ненависть. Я своё имя получила задолго до моего рождения и начала учиться всему этому, еще будучи девочкой. Когда же подросла и прошла таинство конфирмации, заплакала от страха, но ориша дали мне силы, просветили меня. Обучалась я у моей бабушки, старых тёток и матери Аниньи. Сегодня я старшая, и здесь никто, кроме меня, голоса не имеет. Я преклоняюсь в Баии только перед иалориша кандомбле в Гантоисе, Менининьей, моей Сестрой Святого, равной мне в знаниях и возможностях. Поскольку я оберегаю высшие силы от зла и оговоров со всей строгостью, я могу войти в огонь и остаться невредимой.

Но если говорить о Терезе, то я могу открыть причину столь разноречивых мнений по её поводу, ведь даже тот, кто много знает, в этом случае становится в тупик, глядя на брошенные на стол бузиос. Многие пытались понять, но не приходили к единому мнению. Самые старые считали Янсан покровительницей Терезы, а те, что помоложе, – Иеманжу. Называли и Ошала, и Шанго, и Ошосси, не так ли? И еще Эуа и Ошумаре, так? Не забудьте об Огуне и Нанан, как и об Омолу.

Я тоже бросила бузиос и посмотрела на них со всем вниманием. И скажу вам: никогда не видела я ничего подобного за свои пятьдесят лет, что этим занимаюсь, и еще за двадцать, как оберегаю Шанго.

Кого я увидела прежде всего, так это Янсан с поблёскивающей кривой саблей, которая говорила: «Она отважна и смела в бою, она – моя, я – её хозяйка, и пусть кто-нибудь отважится причинить ей зло!» Но тут же я увидела Ошосси и Иеманжу. С Ошосси Тереза пришла к нам из густого леса, из суровых мест, из засушливой коатинги, выжженного скорбного сертана. Под охраной Иеманжу пересекла она залив, чтобы зажечь зарю в Реконкаво и потом сражаться везде, где только придётся. Жизнь, полная борьбы и сражений от самого рождения. Так вот, помогать ей в этой столь тяжёлой борьбе, кроме Янсан, подсуетились и Шанго, и Ошумаре, Эуа и Нана, и Оссаин, Ошолуфан, и старик Ошала, мой отец, открыл ей дорогу, чтобы могла уйти.

А Омолу, разве не он помогал Терезе бороться с оспой в Букине? Разве не он сжевал на золотом зубе эту болезнь и прогнал её? Да в Мурикапебе на празднике макумбы разве не Тереза была Терезой Омолу – богиней оспы?

Теперь вы видите сами создавшуюся сложность положения. У меня не было другого выхода, как призвать Ошум, мою мать, чтобы она как-то примирила всемогущих. Она пришла, кокетливая, в оранжевых одеяниях, с золотыми браслетами на запястьях, в колье, как всегда, и весёлая. Тут у её ног устроились ориша, и мужчины и женщины, начиная с Ошосси и Шанго, двух её мужей. Ну, конечно, и у ног Терезы, этой красавицы, что взяла от Ошуна томный взгляд, любовь к жизни и кожу цвета меди. Вот блеск черных глаз – это от Янсан, никто ничего другого не скажет.

Видя Терезу Батисту, окружённую вниманием и защитой со всех сторон – ориша были вокруг неё, – я и говорю ей, подводя итог: «Даже когда тебе будет совсем плохо, устанешь, ни за что не отступай, не сдавайся, верь в жизнь и иди вперёд».

Ведь бывают минуты, когда люди падают духом и даже самый сильный и храбрый сдаётся и отступает. Вот и с ней случилось такое, спросите и узнаете, почему. Но я сказать не могу, прежде чем сама во всем не разберусь.

Мне же ясно одно, что спас и привёл Жану к Терезе не кто иной, как Эшу. Он на это мастак. Кто лучше всех знает переулки и закоулки, кто любит кончать праздники? Хотя праздник и не закончился, но праздновалась уже не свадьба, а всеобщее веселье, как раз в то время, когда Жанаина для влюбленных распустила по воде свои зелёные волосы.

Принимая во внимание просьбу Вержера – сеньор знает, что Пьер волшебник? – я вам, сеньор, ответила на всё, я, здесь сидящая на своём троне иалориша, окружённая кружком оба, я, Мать Сеньора, Иа Нассо, Мать Святого Аше Опо Афонжа или кандомбле Санта-Крус-де-Сан-Гонсало-до-Ретиро, где я присматриваю за ориша и утешаю на своей груди обеспокоенных.

2

Жизнь – штука сложная. Вот и второй раз Терезе Батисте предложили руку и сердце; первый раз, в общем-то, не в счёт – для такого торжественного момента уж очень был пьян претендент. Хотя винить его тоже несправедливо, ведь он, Марсело Розадо, – трезвенник, на редкость застенчивый человек и выпил только ради храбрости, которая может помочь объясниться в любви. Сдержанный, влюбленный в Терезу и готовый жениться, но вот боявшийся попросить её руки. От кашасы он осоловел, и, поскольку никогда не пил, с ним и случилось это самое несчастье: в самый ответственный момент его стошнило. А произошло это в доме свиданий Алтамиры, что в Масейо[43]43
  Столица штата Алагоас, соседнего со штатом Сержипе.


[Закрыть], где Тереза с ним (и некоторыми другими) иногда встречалась, когда была стеснена в средствах.

Тереза не обиделась, но и не сочла серьезным предложение бухгалтера могущественной фирмы «Рамос и Менезес». Как и не сочла нужным привести серьезные причины отказа, а просто обратила всё в шутку. Тем дело и кончилось. Чуть не сгоревший от стыда и оскорблённый пренебрегшей им избранницей Марсело Розадо исчез с оставшимися ему воспоминаниями о Терезе, забыть которую, как он понимал, ему никогда не удастся. Женщина, на которой он женился несколько лет спустя в Гойясе, где он обосновался, продолжая испытывать чувство стыда и кусая локти, напоминала ему по характеру, манере смеяться и взгляду несостоявшуюся невесту, ни с кем не сравнимую исполнительницу самбы из кабаре Масейо.

Танцовщицей кабаре, но теперь уже в Баии, была эта ни с кем не сравнимая девушка, время от времени появлявшаяся – жизнь вынуждала – в доме свиданий Тавианы, имевшем хорошую репутацию. И, как она сама признавалась, всегда имела больший успех в постели, чем на эстраде «Цветка Лотоса» – «феерического храма ночных развлечений», согласно рекламе, хотя и спорной, хозяина заведения Алинора Пиньейро.

Не имея больших расходов – она не играла в азартные игры и не содержала альфонсов, – Тереза старалась как можно реже появляться в доме свиданий, хотя спрос на неё рос с каждым днём. Красивая, хорошо воспитанная, с изящными манерами и прекрасно знающая своё дело, она не выказывала ни сексуальной, ни сентиментальной заинтересованности и была безразлична к мужскому полу. Клиентура её ограничивалась несколькими состоятельными сеньорами, избранными Тавианой, это были клиенты с большим стажем и тугим кошельком. Никогда ни один из них не вызвал у Терезы никаких чувств. Некоторые из них желали взять её на содержание, предлагая большие деньги, но Тереза не соглашалась. Нет, никогда больше она не повторит ошибку, которую совершила, когда стала жить с главным врачом медицинского поста в Букиме.

Со времён жизни в Аракажу Тереза не испытывала сильного биения сердца от брошенного на неё страстного взгляда. Для любви она вроде бы умерла. Но нет, это неправда. Любовь жжёт её сердце, кинжал, вонзённый в сердце Жануарио Жеребой, – её последняя надежда. Где ты, моряк бескрайнего далёкого моря?

В кабаре её осаждали надоедливые донжуаны, надеющиеся к ней прибиться, завоевав её внимание, но она этих красавчиков не выносила и гнала прочь. С завсегдатаями заведения Тавианы, где она доказывала знание дела, которым занималась, Тереза вела себя по-разному: с вежливыми вежливо, с хамами так, как они того заслуживали, ну, а если они выводили её из себя, кричала: «Оставьте меня в покое, отвяжитесь, играйте на своей шарманке в другом кабаре». Так однажды она спустила вниз по лестнице привязавшегося к ней щёголя Лито Собриньо, схватилась с таким, как Николау Живоглот, разбросала полицейских, которые вдруг решили, что она виновна.

Старая Тавиана, которая вот уже пятьдесят лет была хозяйкой дома терпимости, а двадцать пять – сводницей и хорошо знала профессию своих подопечных, как и человеческую натуру, познакомившись с Терезой, распознала в ней способность обогатить её заведение и её саму и даже была готова взять её в пай. Всем старым завсегдатаям она решила представлять Терезу как замужнюю женщину, честную, но бедную, жизнью вынужденную зарабатывать на хлеб в заведении Тавианы – печальная история! Таких историй у Тавианы было множество, и все всегда правдивые и всегда впечатляющие. Благодаря этой последней она надеялась поднять интерес и престиж своего дома, ведь нет более приятной и ободряющей клиента причины, чем необходимость помочь честной замужней женщине, попавшей в стеснённые обстоятельства, хотя это и делало мужа рогоносцем.

Но глупая Тереза отказалась, не желая постоянно заниматься столь тяжелым и неприятным делом. Со временем они стали друзьями, и Тавиана, покачивая головой, говорила:

– Нет, Тереза, ты родилась для другой жизни. Родилась, чтобы быть хозяйкой дома, матерью. Тебе нужно выйти замуж.

3

Возможно, именно поэтому Тавиана и познакомила Терезу Батисту с любезным и разговорчивым Алмерио дас Невесом, хозяином пекарни. Не будучи богатым, он был вполне состоятельным человеком. Со сводницей его связывали старые узы дружбы. Лет пятнадцать назад он здесь же, в доме свиданий, познакомился с Наталией, прозванной Кровь с Молоком из-за её цвета лица, девицей скромной и с хорошими манерами, недавно начавшей заниматься этим ремеслом, но из тех, кто родился, чтобы стать матерью семейства.

Начав в то время свое ремесло, Алмерио работал день и ночь, чтобы достичь процветания своей пекарни, находившейся неподалёку от теперешней. После нескольких встреч с Наталией он услышал от неё рассказ о том, как её прогнал из дома отец, узнавший, что её соблазнил один молодой ловелас. Зазвав её в свою студенческую комнату, тот её обесчестил и тут же исчез, переменив место жительства. Алмерио проникся состраданием и воспылал страстью к молодой и столь привлекательной жертве, возненавидев презренных студента и отца. Он взял Наталию из публичного дома и женился на ней – столь достойной супруги не нашел бы он и среди монастырских монахинь. Она была честная и работящая женщина. Но бездетная. И это был её единственный недостаток. Спустя годы, когда дела в пекарне пошли лучше и Наталия могла не работать кассиром булочной, где она торчала целый день, они решили усыновить ребенка – круглого сироту. Мать ребёнка умерла при родах, а отец, помощник пекаря, спустя шесть месяцев умер от пневмонии. Алмерио и Наталия взяли мальчика, всё оформив в нотариальной конторе, дав ему новую фамилию. Если первые годы их жизни были спокойными и счастливыми, то два последних, когда они видели, как растёт их сын, были восторженными. И вот семейное счастье погибло под колесами бешено мчавшегося без какой-либо цели автомобиля отпрыска богатой семьи. Он сбил Наталию прямо против пекарни, оставив безутешным Алмерио и вновь осиротевшим ребенка. В поисках утешения вдовец пришел к Тавиане, старой приятельнице, и там познакомился с Терезой.

Тереза приходила в заведение только в условленный день и час для встреч с богатыми клиентами. Закончив встречи с банкиром или судейскими чинами, она иногда, бывало, задерживалась в зале с Тавианой и разговаривала. В один из таких дней Тавиана и познакомила её с Алмерио дас Невесом, очень уважаемым ею с давних времён, когда он ещё был молодым человеком, а она, как всегда, старухой. Сколько же лет Тавиане, или она без возраста?

Светлый, упитанный мулат, любящий шутку, миролюбивый, разговорчивый, Алмерио дас Невес источал спокойствие и уверенность. Чтобы сделать Тавиане приятное, Тереза согласилась встретиться с ним через три дня, оставив за ним вечер.

– Утешь немного моего друга, Тереза, он недавно потерял супругу и ещё в трауре.

– В моей душе траур останется вечно.

Приятный и скромный Алмерио после второй встречи с Терезой (клиенты Терезы очень сожалели, если первая встреча была последней) заговорил с ней, рассказав подробности своей жизни, особенно о Наталии, сыне и булочной, теперь гораздо большей, чем прежняя, которая вполне может конкурировать с пекарнями испанских монополистов – хозяев рынка. Настанет день, у меня будет не булочная с пекарней, а настоящее предприятие.

– Как оно называется?

– Хлебопекарня «Господь наш Бонфинский».

И вот со временем коммерсант сделался завсегдатаем заведения Тавианы. Приятные беседы он продолжал с Терезой и за столиком «Цветка Лотоса». Поскольку Тереза не могла уделять ему больше одного вечера в неделю, Алмерио стал посещать кабаре, где Тереза была «воплощением бразильской самбы». По контракту (устному), заключенному с Алинором Пиньейрой, Тереза должна была появляться в десять вечера и оставаться в кабаре до двух ночи. Около полуночи она в карнавальном костюме баиянки танцевала самбу, а всё остальное время, до и после, должна была принимать приглашения танцевать и подсаживаться к столикам с обильной выпивкой, прося для себя вермут или чай с бузиной. Этим деятельность Терезы в «Цветке Лотоса» ограничивалась, она не принимала приглашений завсегдатаев пойти с ними в находящиеся поблизости пансионы или прочие заведения. Из кабаре Тереза прямёхонько отправлялась в свою комнатку, снятую у доны Фины, старой уважаемой гадалки. Комната была чистой и приличной. «Принимай мужчин где угодно, но только не у меня, я женщина уважаемая», – предупредила её дона Фина, симпатичная старуха с уставшими глазами, которые то и дело вынуждены были созерцать хрустальный шар, что помогал старухе, которая любила слушать радио и была кошатницей – четыре кошки в доме, – предсказывать будущее.

Пока пекари месили тесто и готовили печь, Алмерио появлялся в «Цветке Лотоса» то на одну самбу, то на один блюз, то пропустить пивка с единственной целью перекинуться словом с Терезой. И очень часто вечером провожал Терезу домой, прежде чем вернуться в пекарню. Тереза ценила его общество, мягкую и приятную манеру разговаривать. Ни разу он не предложил ей постель. Постель, и притом профессиональная, была один раз в неделю в доме свиданий у Тавианы, все же остальные встречи дружеские.

Вечером накануне того дня, когда Алмерио собирался сделать ей предложение, он задержался в «Цветке Лотоса» до конца рабочего дня Терезы; он танцевал, пропускал рюмочку и беседовал. У выхода из кабаре он предложил Терезе поехать с ним в Бротас, чтобы посмотреть его пекарню – на такси это не займёт много времени, полчаса, и она будет дома. Хотя Тереза и сочла это приглашение несколько странным, она не видела причин, чтобы отказаться: он так много говорил ей о большой печи и об оборудовании пекарни, что ей действительно захотелось всё увидеть своими глазами.

С гордостью собственника, которому самостоятельно удалось выбиться в люди – он начал с нуля, вначале носил на голове корзины с хлебом, продавал булки, ходя по домам, – Алмерио показывал ей оборудование, рассказывал, как организован труд пекарей и их помощников, показывал горячую печь, огромные деревянные лопаты, переднюю часть пекарни с четырьмя дверьми, открывающимися на улицу, где обслуживаются покупатели.

– Пекарня ещё будет крупным предприятием. О, если бы моя незабвенная Ната не умерла! Мужчина работает с рвением тогда, когда у него есть жена, которую он любит.

Тереза похвалила, как и следовало, пекарню и булочную, с улыбкой приняла первую свежеиспеченную булку и направилась было к такси, но Алмерио попросил её заглянуть на минутку в его дом. Дом был выкрашен в синий и белый цвета, окна были увиты вьющимися растениями, при доме маленький, но уютный сад, очень ухоженный.

– Когда она была жива, надо было видеть и дом, и сад! Сейчас всё пришло в запустение.

Он не пригласил её в сад, а повел по коридору в детскую. В кроватке лежал мальчик, сжимая в руке плюшевого медведя, соска лежала у него на груди.

– Зекес… Его зовут Жозе, а Зекес – это зову я.

– Какая прелесть! – Тереза коснулась личика мальчика, тихонько погладила его вьющиеся волосы.

Задержалась у кроватки, любуясь ребенком, затем на цыпочках вышла, чтобы не разбудить. А в такси поинтересовалась:

– Сколько ему?

– Уже два. Даже два с половиной.

– Кроватка мала.

– Да. Нужно купить новую, куплю сегодня же. Ребёнок без материнской ласки, никакой отец не умеет так ласкать, как мать.

Тереза поняла, почему вчера была приглашена Алмерио в пекарню и дом, только на следующий день, когда он предложил ей прогуляться. В такой поздний час? Да, ему нужно ей кое-что сказать.

Такое же предложение он сделал пятнадцать лет назад Наталии, женщине с молочной кожей и очень застенчивой. Теперь его будущая невеста цвета меди, она горяча и порывиста. Какая бы ни была страсть, в любом случае слова одинаковы:

– Мне необходимо вдохновение.