Текст книги "Просто пространства: Дневник пользователя"

Автор книги: Жорж Перек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Двери

Мы защищаемся, мы баррикадируемся. Двери останавливают и отделяют.

Дверь разбивает пространство, разделяет его, препятствует единению, принуждает к разобщенности: с одной стороны, есть я и мое «у меня», личное, домашнее (пространство, перегруженное моей собственностью: моей кроватью, моим ковром, моим столом, моей пишущей машинкой, моими книгами, моими разрозненными номерами журнала «Нувэль Ревю Франсэз»…), с другой стороны, есть другие, мир, публичное, политическое. Из одного в другое невозможно перемещаться невзначай, из одного в другое не перебираются просто так, ни в ту, ни в другую сторону: нужен пароль, нужно пересечь порог, нужно выказать свою благонадежность, нужно наладить связь, как пленник связывается с внешним миром.

В фильме «Запретная планета» из треугольной формы и феноменальных размеров дверей делается вывод о некоторых морфологических характеристиках некогда исчезнувших строителей: идея так же образна, как и произвольна (почему именно треугольная форма?), но если бы дверей не было вообще, то умозаключения оказались бы еще более поразительными.

Как бы это сказать точнее? Дело не в том, чтобы открывать или не открывать дверь; дело не в том, чтобы «оставить ключ в двери»; проблема не в том, есть ключи или нет: не было бы дверей – не было бы и ключей.

Разумеется, трудно представить себе дом, в котором не было бы дверей. Однажды, несколько лет назад, такой дом я видел в Лэнсинге (Мичиган, Соединенные Штаты Америки). Его построил Фрэнк Ллойд Райт. Сначала мы шли по слегка извилистой тропе, слева от которой постепенно, незаметно и даже небрежно вырастал легкий подъем, сначала пологий, затем, понемногу, все более крутой. Исподволь, как бы случайно, невзначай, – ни на миг не позволяя нам заподозрить что-то, указующее на переход, прерывание, преобразование, нарушение продолжающейся цельности, – тропа становилась каменистой; то есть сначала была лишь одна трава, потом в траве начали попадаться камни, потом камней становилось все больше, и тропа все ощутимее уподоблялась аллее, выложенной плитами и заросшей травой, а тем временем слева отвал начинал смутно напоминать вал, а затем оформляться в низенькую стенку бутовой кладки. Затем появлялось что-то вроде решетчатой крыши, практически неотличимой от захватившей ее растительности. Но на самом деле было уже поздно задумываться, внутри мы или снаружи: в конце тропы плиты сходились вплотную, и мы оказывались на участке, обычно называемом входом и ведущем прямо в гигантское помещение, одно из продолжений которого завершалось террасой, украшенной большим бассейном. Дом был примечателен не только комфортом и роскошью, но еще и тем, что, казалось, он врастает в холм, как свернувшаяся клубком кошка вминается в подушку.

У этой истории в равной степени нравоучительный и прогнозируемый финал: штук двенадцать таких же, почти идентичных домов были разбросаны вокруг частного гольф-клуба; территория гольф-клуба была огорожена; единственные ворота сторожили охранники, вооруженные – как легко представлялось моему воображению – карабинами (в юности я видел немало американских фильмов).

Лестницы

О лестницах мало думают.

В старых домах не было ничего красивее лестниц. В современных зданиях нет ничего более уродливого, холодного, враждебного, мелочного.

Нам следовало бы учиться жить на лестницах почаще. Но как?

Стены

А стена – что происходит за ней?

Жан Тардъё

Я вешаю на стену картину. Затем забываю, что там стена. Я уже не знаю, что за этой стеной, я уже не осознаю, что эта стена – стена, я уже не понимаю, что такое стена. Я уже не осознаю, что в моей квартире есть стены, и что если бы не было стен, то не было бы и квартиры. Стена перестает быть тем, что ограничивает и определяет место, в котором я живу, что отделяет его от других мест, в которых живут другие; она всего лишь плоскость для картины. Но я забываю и о картине, я на нее уже не смотрю, я уже не знаю, как на нее смотреть. Я повесил на стену картину, дабы забыть, что стена существует, но, позабыв о стене, теперь я забываю и о картине. Картины существуют потому, что существуют стены. Надо уметь забывать, что существуют стены, но ничего лучше картин для этого не придумали. Картины стирают стены. Но стены убивают картины. Значит, следовало бы постоянно менять стену или картину, то и дело вешать на стены другие картины, либо одну и ту же картину все время перевешивать.

На стенах могли бы писать (как порой пишут на фасадах домов, на строительных заборах, на тюремных куртинах), но делают это очень редко.

Дом

1

Проект романа

Я представляю себе парижский дом, у которого снята фасадная стена, – подобно тому, как приподнимается крыша в «Хромом бесе» или изображается сцена игры в го в «Повести о Гэндзи», – таким образом, что с первого до последнего этажа все фасадные помещения видны сразу и одновременно.

Роман – под названием «Жизнь способ употребления» – ограничивается (если, конечно, этот глагол позволительно употребить в связи с проектом, чей окончательный вариант будет насчитывать страниц четыреста) тем, что описывает раскрытые таким образом помещения и происходящие в них действия, причем согласно формальным установкам, в подробности которых, думаю, сейчас нет необходимости углубляться, но уже одни определения которых представляются мне довольно увлекательными: задача «ход коня» (причем адаптированная к доске 10 x 10), псевдо-кенина ^{4} десятого порядка, греко-латинский квадрат десятого порядка (возможность существования подобных квадратов, отрицаемая Эйлером, была доказана в 1960 году Боусом, Паркером и Шрикхендом).

Источники этого проекта многочисленны. Один из них – рисунок Саула Стейнберга, воспроизведенный в «The Art of Living» (London, Hamish Hamilton, 1952), на котором изображен дом с меблированными квартирами (понятно, что меблированными, поскольку рядом с входной дверью висит табличка с надписью «No Vacancy»), чья фасадная стена снята, что позволяет видеть интерьеры приблизительно двадцати трех комнат (я говорю «приблизительно», так как частично видны и комнаты в глубине): в одном лишь перечислении – причем вряд ли полном – предметов интерьера и изображаемых действий есть уже что-то головокружительное:

3 ванные комнаты: на 4-м этаже – пустая; на 3-м этаже – с женщиной, принимающей ванну; на 1-м этаже – с мужчиной, принимающим душ;

3 камина разных размеров, но на одной оси. Ни один не работает (или, если угодно, ни один не зажжен); камины 2-го и 3-го этажа – с подставками для дров; камин 2-го этажа разделен перегородкой, которая рассекает также лепнину и розетку на потолке;

6 люстр и 1 мобиль в стиле Кальдера;

5 телефонных аппаратов;

1 пианино с табуретом;

10 взрослых лиц мужского пола, из которых:

1 что-то пьет из стакана,

1 печатает на машинке,

2 читают газету, один – сидя в креле, другой – лежа на диване,

3 спят,

1 принимает душ,

1 ест тосты,

1 пересекает порог комнаты, в которой находится собака;

10 взрослых лиц женского пола, из которых: 1 ничем не занята,

1 сидит,

1 держит на руках ребенка,

2 читают, одна – сидя, газету, другая – лежа, роман,

1 моет посуду,

1 принимает ванну,

1 вяжет,

1 ест тосты,

1 спит;

6 детей младшего возраста, из которых две явно девочки и двое явно мальчиков;

2 собаки;

2 кошки;

1 медведь на колесиках;

1 лошадка на колесиках;

1 игрушечный поезд;

1 кукла в игрушечной коляске;

6 крыс или мышей;

немало термитов (не уверен, что это термиты; во всяком случае, насекомые, которые живут в полах и стенах);

как минимум, 38 обрамленных картин или гравюр;

1 африканская маска;

29 ламп (помимо люстр);

10 кроватей;

1 детская кроватка;

3 дивана, в том числе один, используемый как (неудобная) кровать;

4 кухни, скорее кухонные уголки;

7 комнат с паркетом;

1 ковер;

2 паласа или прикроватных коврика;

9 комнат с напольным ковровым покрытием;

3 помещения, отделанных кафельной плиткой;

1 внутренняя лестница;

8 столиков на одной ножке;

5 журнальных столиков;

5 библиотек;

1 этажерка, заставленная книгами;

2 часов с маятником;

5 комодов;

2 обеденных стола;

1 письменный стол с бюваром и чернильницей;

2 пары обуви;

1 табуретка в ванной комнате;

11 стульев;

2 кресла;

1 кожаный портфель;

1 банный пеньюар;

1 вешалка в прихожей;

1 будильник;

1 весы;

1 урна с педалью;

1 шляпа, висящая на вешалке;

1 костюм, висящий на плечиках;

1 пиджак, брошенный на спинку стула

сохнущее белье;

3 шкафчика в ванной комнате;

значительное количество бутылочек и флакончиков;

большое количество трудно определяемых предметов (например, каминные часы, пепельницы, очки, стаканы, блюдца с арахисом).

Это описание охватывает лишь «бесфасадную» часть дома. На оставшейся четверти рисунка можно заметить край тротуара, усеянный мусором (старая газета, консервная банка, три конверта), переполненную урну, некогда роскошные, а ныне обветшалые ворота и пятерых персонажей в окнах: на третьем этаже, среди горшков с цветами, – старика, курящего трубку, и его собаку, на четвертом – птицу в клетке, женщину и маленькую девочку.

Мне кажется, дело происходит летом. Время, должно быть, часов восемь вечера (удивительно, что детей еще не уложили спать). Телевидение еще не изобретено. Не видно и радиоприемников. Домовладелицей наверняка является дама, которая вяжет (но не на втором этаже, как мне показалось сначала, а, учитывая положение ворот, на первом; то, что я назвал первым этажом, на самом деле оказалось подвалом: в здании всего три этажа): из-за превратностей судьбы ей пришлось не только превратить свой особняк в доходный дом с меблированными комнатами, но еще и разгородить пополам две свои самые красивые комнаты.

При более внимательном разглядывании рисунка набралось бы достаточно подробностей для объемного романа: к примеру, очевидно, что в это время модны вьющиеся волосы (у трех женщин на голове бигуди); господин, который спит на своем неудобном диване, – несомненно преподаватель: это ему принадлежит кожаный портфель, а на его письменном столе лежит кипа бумаг, сильно смахивающих на домашние задания; ничем не занятая дама – мать сидящей девушки, и вполне вероятно, господин с бокалом в руке, который, облокотившись на камин, несколько озадаченно взирает на мобиль Кальдера, – ее будущий зять; что до ее соседа, обремененного четырьмя детьми и одной кошкой, то он, похоже, яростно терзает свою пишущую машинку, словно издатель вот уже три недели ожидает его рукопись…

2

То, что следовало бы время от времени делать систематически

В доме, где мы живем:

заходить к соседям, смотреть, что висит, допустим, на нашей общей стене; убеждаться или опровергать гомотопию жилья. Думать о том, как извлечь из этого пользу;

замечать, что некое чувство потерянности от необычности обстановки может наступать, когда мы идем по лестнице «Б» вместо лестницы «А» или поднимаемся на шестой этаж, хотя живем на третьем;

пытаться в границах одного дома представить основы коллективного существования (в одном старом доме 18-го округа я видел общий туалет на четыре семьи; домовладелец не хотел оплачивать освещение в указанном туалете, ни один из четырех съемщиков не хотел платить за трех других и не соглашался на установку единого счетчика с единой квитанцией, оплачиваемой всеми поровну. И вот вышеуказанный туалет освещался четырьмя лампочками, каждая из которых соединялась с выключателем, находящимся в соответствующей комнате: одна единственная лампочка горела бы круглосуточно лет десять и, разумеется, стоила бы дешевле, чем установка хотя бы одной из этих приватных электросетей).

В любых домах:

смотреть по сторонам;

поднимать голову;

искать имя архитектора, имя застройщика, дату постройки;

задумываться, почему так часто висит табличка «газ на всех этажах»;

если дом новый, пытаться вспомнить, что на этом месте было раньше;

и т. д.

Улица

1

Дома стоят рядом, один возле другого. Они выстроены в ряд. Предполагается, что они должны выстраиваться в ряд, а когда они выбиваются из ряда, то это расценивается как серьезное нарушение: тогда говорят, что они не держат равнения,а это значит, что имеется основание их снести, дабы затем поставить в ряд с другими.

Параллельный ряд двух цепочек домов определяет то, что называется улицей: улица – это пространство, ограниченное домами, обычно с двух своих длинных сторон; улица – это то, что отделяет одни дома от других, а еще то, что позволяет переходить от одного дома к другому, идя вдоль улицы либо ее переходя. К тому же улица – это то, что позволяет размечать дома. Существуют различные системы разметки; самая распространенная, в наши дни и на наших широтах, состоит в том, чтобы давать улице название, а домам – номера. Называние улиц – тема очень сложная и зачастую щекотливая, которой можно было бы посвятить не одну книгу. Что касается нумерации, то и она не так проста: во-первых, было решено давать одной стороне четные номера, другой – нечетные (но, как справедливо задумывается персонаж Рэймона Кено из романа «Пролет Икара»: «13 бис – это число четное или нечетное?»); во-вторых, следуя по улице в сторону увеличения номеров, четные оказываются справа (а нечетные – слева); и, в-третьих, вышеуказанное увеличение номеров обычно (хотя известно много исключений) определяется положением данной улицы по отношению к фиксированной оси, в частности, к Сене: параллельные Сене улицы нумеруются от верховья к низовью, нумерация перпендикулярных улиц начинается от Сены (разумеется, эти пояснения касаются Парижа; можно благоразумно предположить, что аналогичные решения придумывались и для других городов).

В отличие от домов, которые почти всегда принадлежат кому-то, улицы в принципе не принадлежат никому. Они довольно справедливо поделены на зону, предназначенную для автомобильного транспорта и называемую проезжей частью, и две, разумеется, более узкие зоны, предназначенные для пешеходов и называемые тротуарами. Некоторые улицы предназначены исключительно для пешеходов, либо постоянно, либо на время, при некоторых особенных обстоятельствах. Зоны соприкосновения проезжей части и тротуаров позволяют припарковаться автомобилистам, которые желают какое-то время не передвигаться. Поскольку количество автомобильных транспортных средств, желающих какое-то время не передвигаться, намного превышает количество свободных парковочных мест, возможность стоянки было решено ограничивать – в пределах некоторых пространств, названных «синими зонами», – лимитируя время стоянки либо, чаще всего, устанавливая за нее плату.

На улицах не часто встречаются деревья. Когда они есть, то их огораживают решетками. Зато большинство улиц оснащены специфическими устройствами, соответствующими различным услугам: так, есть фонари, которые загораются автоматически, при значительном ослаблении дневного освещения; остановки автобусов или такси; телефонные кабины, скамейки; ящики, куда горожане могли бы бросать письма и откуда почтовые служащие забирали бы их в определенное время; аппараты с часовым механизмом, предназначенные для получения платы за лимитированное время стоянки; емкости для ненужной бумаги и прочих отходов, куда некоторые люди, проходя мимо, испытывают непреодолимое желание заглянуть; светофоры.

Есть еще знаки дорожного движения, которые указывают, например, что следует парковаться на той либо другой стороне улицы в зависимости от того, какая сейчас половина месяца (это называется «попеременная односторонняя стоянка»), или что нужно соблюдать тишину, поскольку рядом находится больница, или, наконец, самое важное, что это улица с односторонним движением: поток автомобилей стал таким интенсивным, что движение было бы просто невозможно, если бы несколько лет назад во многих городских агломерациях водителей не обязали бы двигаться лишь в каком-то одном направлении, и это, естественно, вынуждает их порой выбирать длинные объездные маршруты.

На некоторых перекрестках, считающихся особенно опасными, обычно свободный переход от тротуара к проезжей части запрещен и загорожен металлическими столбиками, соединенными цепями: иногда такие столбики устанавливаются для того, чтобы помешать транспортным средствам заезжать и парковаться на тротуарах, что те нередко бы делали, если бы им это не возбранялось. И, наконец, при некоторых обстоятельствах – военные парады, проезды глав государств и т. п. – целые зоны тротуаров могут быть перекрыты составными заграждениями из легких металлических конструкций.

На некоторых участках тротуаров дугообразные понижения, называемые в просторечии «лодками», указывают на то, что во дворах зданий могут парковаться транспортные средства и следует в любое время давать им возможность выехать; на других участках маленькие квадратные фаянсовые плитки, выложенные по краю тротуара, указывают на то, что эта зона тротуара предназначена для остановки арендованных машин.

Стык проезжей части и тротуаров называется канавкой: это участок чуть-чуть наклонен, благодаря чему дождевая вода может стекать в канализационную систему, расположенную под улицей, а не растекаться по всей ширине проезжей части, что серьезно затрудняло бы автомобильное движение. Несколько веков подряд практиковалась лишь одна канавка, которая располагалась посреди проезжей части, но современная система считается более совершенной. За неимением дождевой воды поддержание чистоты проезжей части и тротуаров может осуществляться благодаря водонапорным кранам, имеющимся почти на всех уличных перекрестках и открывающимся Т-образными ключами, которыми снабжены муниципальные служащие, ответственные за уборку улиц.

В принципе всегда можно перейти с одной стороны улицы на другую, используя безопасные переходы, которые транспортные средства должны пересекать с предельной осторожностью. Эти безопасные переходы, устроенные перпендикулярно уличному движению, отмечены либо двумя параллельными рядами металлических гвоздей, головки которых имеют в диаметре приблизительно двенадцать сантиметров, отчего эти безопасные переходы назвали «подкованными», либо широкими полосами белой краски, нанесенными наискось во всю ширину улицы (в этом случае переходы называются «наглядными»). Похоже, разметка «гвоздями» или «зебрами» сейчас уже не так эффективна, как раньше, и зачастую приходится ее дублировать установкой трехцветных светофоров (красный, желтый и зеленый), что при их увеличивающемся количестве в итоге создает крайне сложные проблемы синхронизации, над решением которых непрерывно работают самые большие компьютеры в мире и математики, имеющие самую блестящую репутацию.

За происходящим следят дистанционно управляемые камеры, установленные в разных местах: одна – на крыше Палаты депутатов, как раз под большим трехцветным флагом; другая – на площади Эдмон-Ростан, в сторону бульвара Сен-Мишель; а еще на площадях Алезия, Клиши, Шатле, Бастилия и т. д.

2

Однажды на улице Линне я увидел двух слепых. Они шли под руку. Оба – с длинными и очень гибкими тростями. Совсем молодой мужчина и женщина лет пятидесяти. Концом трости женщина прикасалась ко всем вертикальным препятствиям, возвышавшимся вдоль тротуара, и направляла к ним трость молодого человека, поясняя ему, очень быстро и безошибочно, о каких препятствиях шла речь: фонарь, автобусная остановка, телефонная кабина, урна, почтовый ящик, дорожный знак (разумеется, она не могла уточнить, на что именно указывал знак), светофор…

3

Практические задания

Рассматривать улицу время от времени, более или менее систематически и тщательно.

Прилежно. Неторопливо.

Отмечать место: терраса кафе на перекрестке Бак-Сен-Жермен

время: семь часов вечера

дату: 15 мая 1973 года

погоду: ясно

Отмечать то, что мы видим. Все примечательное, что происходит. Умеем ли мы видеть то, что примечательно? Что именно нас поражает?

Нас ничто не поражает. Мы не умеем видеть.

Надо отмечать, неторопливо, почти бездумно. Заставлять себя описывать то, что не вызывает интереса, самое очевидное, самое заурядное, самое невыразительное.

Улица: попытаться описать улицу, из чего она складывается, для чего служит. Люди на улице. Машины. Какие машины? Дома: отмечать, что они по большей части комфортабельны, по большей части солидны; различать жилые дома и административные здания.

Магазины. Что продают в магазинах? Нет продуктовых магазинов. Ах нет, есть, вот булочная. Подумать о том, на какой рынок ходят местные жители.

Кафе. Сколько кафе? Одно, два, три, четыре. Почему мы выбираем именно это? Потому что мы его знаем, потому что оно на солнце, потому что в нем есть табачная лавка. Другие магазины: антиквариат, одежда, музыкальная техника и т. д. Не говорить и не писать «и т. д.». Заставлять себя исчерпывать тему, даже если это кажется гротескным, пустым или глупым. Мы еще ничего не успели рассмотреть, мы лишь отметили то, что уже давно было замечено.

Заставлять себя видеть все одинаково ровно.

Выявлять ритм: проезды машин – машины едут потоками, потому что дальше вверх или вниз по улице они стояли перед светофорами.

Считать машины.

Смотреть на номера машин. Различать номера парижские и прочие.

Отмечать отсутствие такси, хотя, кажется, многие как раз их и дожидаются.

Читать написанное: рекламные тумбы, газетные киоски, афиши, дорожные указатели, граффити, брошенные на землю проспекты, магазинные вывески.

Красота женщин.

Мода на слишком высокие каблуки.

Расшифровывать кусочек города, выводить очевидности: например, навязчивое стремление к собственности. Описывать действия, которые совершает водитель транспортного средства, паркуясь лишь для того, чтобы выйти и купить сто граммов мармелада:

– припарковаться, совершая некоторое количество манипуляций

– выключить зажигание

– вытащить ключ, приступив таким образом к первой стадии противоугонной защиты

– выйти из автомобиля

– поднять стекло передней левой двери

– ее закрыть

– проверить, заперта ли задняя левая дверь; если нет, то:

ее открыть

поднять внутреннюю ручку

хлопнуть дверью

проверить, действительно ли она заперта

обойти машину; если нужно, проверить, заперт ли на ключ багажник

– проверить, заперта ли задняя правая дверь; если нет, то повторить все манипуляции, уже произведенные над задней левой дверью

– поднять стекло передней правой двери

– закрыть переднюю правую дверь

– ее запереть

– перед тем как отойти, оглядеться вокруг, как бы желая удостовериться, что машина все еще на месте и никто ее не заберет.

Расшифровывать кусочек города. Схему его путей: почему автобусы идут от того пункта до этого? Кто прокладывает маршруты и исходя из чего? Вспомнить, что маршрут парижского автобуса intra muros ^{5} определяется по двузначному числу, в котором первая цифра соответствует номеру конечной остановки в центре, вторая – номеру конечной остановки на периферии. Найти примеры, найти исключения: все автобусы, чей номер начинается с цифры 2 отправляются от вокзала Сен-Лазар, с цифры 3 – от Восточного вокзала; все автобусы, чей номер заканчивается цифрой 2, прибывают, как правило, в 16-й округ или в Булонь.

(Раньше были буквы: любимый маршрут Рэймона Кено «S» стал называться номером 84; с ностальгией вспомнить об автобусах с открытой задней площадкой, о форме билетиков, о кондукторе с компостером на ремне…)

Люди на улице: откуда они идут? Куда они идут? Кто они?

Торопливые люди. Медлительные люди. Пакеты. Осмотрительные люди, захватившие плащи. Собаки: единственные животные, которые попадаются на глаза. Птиц не видно – однако известно, что они есть, – и даже не слышно. В принципе, можно было бы заметить, как кошка пролезает под машину, но этого не происходит.

В общем, не происходит ничего.

Пытаться классифицировать людей: местные и неместные. Туристов, кажется, нет. Время не то, да и место не особенно туристическое. Какие в этом районе достопримечательности? Особняк Соломона Бернара? Церковь святого Фомы Аквинского? Дом № 5 по улице Себастьяна Боттена?

Время идет. Пить свое пиво. Ждать.

Отмечать, что деревья встречаются дальше (там, на бульваре Сен-Жермен и на бульваре Распай), что нет ни кинотеатров, ни театров, что не видно никаких явных строек, что большинство домов, кажется, дали свое согласие на покраску.

Собака редкой породы (афганская или африканская борзая?).

«Ленд Ровер», который оснащен как будто для пересечения Сахары (против своей воли мы отмечаем лишь необычное, особенное, мало-мальски исключительное, а делать следует как раз наоборот).

Продолжать

до тех пор, пока место не станет невероятным,

до тех пор, пока вдруг на миг не возникнет ощущение, что мы в чужом городе, или, еще лучше, пока мы не перестанем понимать, что именно происходит или не происходит, до тех пор, пока место не станет совершенно чужим, и мы не забудем, что это называется городом, улицей, домами, тротуарами…

Вызвать потоп, сровнять с землей, заставить порасти травой, заменить людей коровами, увидеть, как на пересечении улицы Бак и бульвара Сен-Жермен, возвышаясь над крышами домов метров на сто, появляются Кинг-Конг или раздутая мышь Тэкса Эвери!

Или еще: постараться как можно точнее представить себе под сетью улиц переплетение канализационных труб, разветвление туннелей метро, невидимое подземное разрастание проводов (электричество, газ, телефон, вода, пневматическая почта), без которого никакая жизнь на поверхности невозможна.

А ниже, еще ниже воссоздать эоцен: жерновой известняк, мергель и галечник, гипс, сентуанский озерный известняк, бошанские пески, грубый известняк, суасонские пески и лигниты, мягкую глину, мел.

4

Или же:

Черновик письма

Я думаю о тебе, часто

иногда захожу в кафе, сажусь у двери, заказываю кофе

выкладываю на столешницу из искусственного мрамора пачку сигарет, коробок спичек, блокнот, фломастер

долго мешаю ложечкой в кофейной чашке (хотя кофе я не слащу, а пью его с сахаром вприкуску, как жители района Норд, русские и поляки, когда они пьют чай)

Я делаю вид, что чем-то занят, что размышляю, словно перед принятием какого-то решения

В правом верхнем углу страницы я помечаю дату, иногда место, иногда время, я делаю вид, что пишу письмо

я пишу медленно, очень медленно, как можно медленнее, я вывожу, выписываю каждую букву, каждое ударение, я проверяю знаки пунктуации

я внимательно рассматриваю меню, цену мороженого и десерта «Тайна» из меренг с кремом, металлическую подставку, козырек, желтую шестиугольную пепельницу (на самом деле это равносторонний треугольник, в скошенных углах которого сделаны полукруглые выемки для сигарет)

За окном не так уж солнечно

кафе почти пусто

два маляра у стойки пьют ром, хозяин дремлет за кассой, официантка чистит кофеварочную машину

я думаю о тебе

ты идешь по улице, на улице зима, ты подняла воротник шубы, ты улыбаешься, ты так далеко

<…>

5

Места

(Заметки по ходу работы)

В 1969 году я выбрал двенадцать парижских мест (улицы, площади, перекрестки, переулок), в которых я жил или с которыми меня связывали особенные воспоминания.

Я решил каждый месяц описывать по два таких места. Одно описание производится в первом выбранном месте и, желательно, как можно нейтральнее: сидя в кафе или идя по улице, с блокнотом и ручкой наготове, я стараюсь описывать встречающиеся мне дома, магазины, людей, афиши и т. д. – в общем, все подробности, привлекающие мой взгляд. Другое описание осуществляется во втором месте: там я стараюсь описать первое по памяти и воссоздать в связи с ним все воспоминания, которые оно навевает, события, которые там происходили, или людей, которых я там встречал. По завершении я вкладываю эти описания в конверт и запечатываю воском. Неоднократно я приводил на подлежащие описанию места приятеля (приятельницу) с фотоаппаратом, который (которая) произвольно или по моим указаниям делал(а) фотографии, которые я потом, не глядя (за исключением одной), вкладывал в соответствующие конверты; бывало так, что в эти конверты я вкладывал еще и предметы, которые позднее могли служить документальным свидетельством, например, билетики метро или билеты в кино, квитанции пли проспекты и т. д.

Каждый год я возобновляю эти описания, пытаясь с помощью алгоритма, на который уже ссылался (двойной греко-латинский квадрат 12-го порядка), во-первых, описывать каждое место в разные месяцы года, во-вторых, никогда не описывать в один и тот же месяц одну и ту же пару мест.

Таким образом, этот проект, идея которого не может не напомнить принцип «мины замедленного действия», продлится двенадцать лет и закончится, когда все места будут описаны дважды двенадцать раз. Я был слишком занят съемками фильма «Человек, который спит» (где, кстати, встречаются многие из описываемых мест) и пропустил 1973 год; следовательно, все 288 текстов, запрограммированных экспериментом, мне удастся получить (если, конечно, не будет других задержек) лишь в 1981 году. Вот тогда я и пойму, стоило ли вообще его предпринимать. На самом деле, все, что я от него ожидаю, можно назвать свидетельством тройного старения: самих мест, моих воспоминаний и моего описания.