Текст книги "Школа Детективов"

Автор книги: Жорж Байяр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

3

Робер сидел в библиотеке, с головой уйдя в изучение толстенного энциклопедического словаря в шести томах. От статьи «Монеты» он перешел к «Банкнотам», потом к «Гравированию»… И тут его сердце бешено заколотилось… Тщетно он старался не думать о том, что стоит за этими словами:

«Жидкость, которой пользуются при гравировании, состоит из азотной кислоты и воды…»

Он задумался. «Фальшивые банкноты, так же как настоящие, печатаются с помощью медных клише, – повторил он про себя. – А клише протравливается азотной кислотой». То есть… кислотой, которая пару недель тому назад исчезла из лаборатории! Почти против собственной воли он вынужден был взглянуть на ситуацию с другой, неожиданной точки зрения. «Но – зачем? – чувствуя нарастающее отчаяние, снова и снова спрашивал он самого себя: с отцом говорить об этом ему было стыдно. – Зачем Люсьену воровать для отца кислоту, которую без труда можно купить в магазине?»

Конечно, Робер был не настолько доверчив, чтобы, несмотря ни на что, безоговорочно оправдывать Люсьена, потому что ответ был слишком уж очевиден: если взять кислоту в лаборатории, то из числа возможных свидетелей исключается продавец магазина. А Люсьен, заявив учителю о пропаже, как бы выводил себя из-под подозрения…

Во время обеда мадам Манье была встревожена отсутствием аппетита у сына. Но взгляд мужа заставил ее промолчать.

Возвращаясь после обеда в коллеж, Робер был мрачнее тучи.

«Я-то переживал из-за раздоров в команде, – думал он. – А тут „вон какие дела!.. Что же будет делать Лулу?.. Теперь, когда его отец…“ Даже в мыслях Робер не мог произнести слово „тюрьма“. Ему невыносимо было представить себе бедного Дюмарбра за решеткой. Интересно, сопоставит Лори исчезновение кислоты с историей о фальшивых деньгах?..

Самым важным сейчас был однако другой вопрос: что делать ему – как товарищу Люсьена и как капитану команды? Как выяснить, виновен ли Лулу, был ли он сообщником своего отца? Дружеские чувства мешали ему поверить в это. Но проблема оставалась проблемой: в самом деле, почему исчезла кислота, которая могла пригодиться граверу-фальшив омонетчику?

Была только половина второго, когда Робер подошел к воротам коллежа. Но там толпился уже чуть ли не весь их класс.

– Прямо как в кино! – восклицал Нибаль. – Еще дверь не открыли, а все уже на стреме! – Рядом с ним был Бавер и несколько „салажат“, которые воспользовались напряженностью между двумя группами старших, чтобы пролезть в их ряды. – Боятся, „местов“ всем не хватит!

Шутка однако не имела успеха. С появлением Робера в толпе произошло некоторое движение, и он не мог этого не заметить. От него явно чего-то ждали; во взглядах, обращенных к нему, он видел надежду. Ведь наряду с любопытством, естественным, когда происходят такие события, многие тоже чувствовали растерянность, не зная, как теперь относиться к Люсьену, и именно от Робера, сознательно или неосознанно, ожидали помощи и совета.

А бедняга Робер сейчас сам отчаянно нуждался в подсказке. Но поведение Бавера, Нибаля и еще некоторых, не определившихся до конца, но готовых в любую минуту перебежать на их сторону, побудило его сделать вид, будто он знает больше, чем на самом деле. Разговор начал Разэн:

Боб, ты веришь в эту сказку про фальшивомонетчиков?

Робер видел: не менее двадцати пар глаз устремлены на него, ожидая, что он ответит. Он глубоко вздохнул и решил повторить то, что сказал отец:

Видишь ли, старина… Если полиция арестовала Дю-марбра, значит, у нее есть нечто, перевесившее презумпцию невиновности…

Слова „презумпция невиновности“ большинству были известны довольно смутно; но прозвучали они эффектно и убедили всех, что Боб говорит не просто так.

Ты знаешь, в подвале типографии нашли печатный станок и бумагу… на которой печатают деньги!

Нет, Робер ничего об этом не знал. На какой-то миг он пожалел, что у него такие нелюбопытные родители… но тут же одернул себя. Отец всегда внушал ему, что одно из главных качеств любого уважающего себя человека – терпимость и сдержанность, умение не совать нос в чужие дела. Мальчик решил, что не даст увести себя в сферу, где у него нет никаких точных сведений.

Это не самое главное, – заявил он. – Главное – Лулу. Я вот думаю: даст ли ему Меон вернуться в коллеж?..

Именно это был главный вопрос, который задавали себе остальные.

Наверняка! – с ехидной ухмылкой пробормотал Ба-вер. – Меон ведь собирался ввести у нас курс граверного дела. Люсьен Дюмарбр – самая подходящая кандидатура…

Робер сделал вид, что не расслышал.

Это было бы ужасно несправедливо… Люсьен тут ни при чем.

Как же, как же: совсем ни при чем! – снова вмешался Бавер. – Что ты нам мозги заливаешь? Хочешь сказать, в такой маленькой типографии, как у Дюмарбра, отец может печатать деньги, а сын ничего об этом даже не будет знать?.. Погоди, еще окажется, что он вовсю помогал папочке. Я лично ни капли не удивлюсь!..

В этот момент распахнулись ворота, и Роберу удалось скрыть свое замешательство. Он, против собственной воли, не мог не думать про бутыль с кислотой, так вовремя исчезнувшую из лаборатории. И не мог в глубине души не признать, что аргументы Бавера, при всем том что тот явно настроен против Люсьена, не лишены оснований.

Как бы там ни было, правду мы в конце концов узнаем, – заключил Разэн.

* * *

Робер решил в тот же вечер зайти к Антуану, в гараж, где тот работал. Антуан был его соседом по парте и неразлучным другом с первых школьных лет. Но недавно он потерял отца, мать его обладала слабым здоровьем, и потому Антуан вынужден был бросить школу и пошел работать учеником автослесаря. Разница в положении не помешала их дружбе. Менее начитанный, чем Робер, Антуан был ничуть не менее умен; кроме того, у него были золотые руки. Они часто встречались по вечерам за шахматной доской. Робер высоко ценил здравый ум своего друга

Робер вошел в большое помещение со стеклянной крышей; это и был гараж, где работал Антуан. В нос ему ударил горьковатый запах мазута и машинного масла С двух сторон находились подсобные помещения – для мойки, для смазки, для ремонта двигателя.

Возле мойки Робер заметил Мило, умственно отсталого восемнадцатилетнего парня, который был в городе больше известен под кличкой Чо-Маб. Собственно, это была не совсем кличка: прозвище это можно довольно часто слышать в Пикардии. Оно происходит от слов „чо“, сокращенного „петьо“, то есть „маленький“ по-пикардийски, и „маб“ – „шарик“ на местном диалекте. Так ласково-иронически зовут в Пикардии коротышку, невысокого человека – неважно, взрослого или ребенка… Мило, или Чо-Маб – как больше нравится читателю – встретил Робера безразличным, ничего не выражающим взглядом, а на вопрос о том, где Антуан, высунул толстый язык и, слегка наклонив массивную голову, задумчиво почесал в затылке. Его светлые глаза некоторое время бегали из стороны в сторону, как блестящие шарики; наконец он указал на соседнее помещение.

Вон там!

Робер дружески хлопнул его по плечу и направился в отделение профилактики. В первый момент он увидел лишь пару ног в испачканных мазутом ботинках, торчащих из-под небольшого грузовика. Он легонько толкнул один ботинок ногой.

Добрый вечер, Антуан! Ты там надолго?

Ботинки исчезли, и за подножку грузовика уцепились две руки; потом появилась растрепанная голова. Лицо Ан-туана казалось бледным из-за черных пятен, на лбу и подбородке, зато белые ровные зубы, открывшиеся в широкой улыбке, сообщали ему выражение приветливой мужественности.

– А, привет, Боб! Как дела? – И уже потом ответил на заданный вопрос: – Подожди минут десять, старик. Смажу вот задний мост – и я в твоем распоряжении.

Голова Антуана исчезла; Робер отошел в сторону. Некоторое время он наблюдал, как в соседнем помещении рабочий копается в разобранном двигателе: он только что заменил в нем поршневые кольца и теперь регулировал зазоры. Сложность и кропотливость его работы лишний раз убедили Робера, что науки, которые он осваивает в коллеже, – еще далеко не всё, и что Антуан и его коллеги, с их вымазанными в мазуте руками и черной каймой под ногтями, в синих блузах, испачканных отработанным маслом, обладают другими знаниями, которые по крайней мере столь же полезны и нужны людям, как знания чиновников, считающих себя высшей кастой только потому, что у них чистые руки.

Ну, вот и все… Тебе не пришлось долго ждать.

Антуан выбрался из-под машины, и Робер пошел вслед за ним к крану над ведром, который заменял здесь умывальник. Антуан долго и энергично тер руки ветошью, пропитанной бензином. Он был на полголовы выше своего товарища; на нем был американский комбинезон и старенькая ковбойка, плотно обтягивающая крепкие плечи. Всего на год старше Робера, Антуан из-за своего роста казался рядом с ним совсем взрослым. От его неторопливых движений веяло силой и уверенностью в себе; однако взгляд живых глаз показывал, что ум его далеко не медлителен.

Держу пари, что ты пришел из-за Лулу, – сказал он.

Не надо пари, ты выиграл.

Темная история, я тебе скажу…

Не переставая говорить, Антуан натирал руки специальным очищающим гелем, терпкий запах которого на мгновение напомнил Роберу аромат лимона, такой странный среди прогорклых запахов мастерской.

И что ты хотел мне поведать насчет Лулу? – продолжал Антуан, подставляя под струю воды запястья и локти.

Робер заколебался. Теперь, когда он собрался поделиться с другом своими соображениями, его вдруг опять охватили сомнения. Есть ли у него моральное право высказывать в адрес Люсьена – пускай и в предположительной форме– столь серьезное обвинение, которое опирается к тому же на шаткие, косвенные свидетельства?.. Но мысль, что на кого-кого, а на Антуана он может полностью положиться, придала ему решительности.

Я тебе все расскажу по дороге, – сказал он. – Знаешь, все это мне страшно неприятно…

Антуан ушел в раздевалку и через десять минут вернулся, одетый в джинсы, черный свитер с высоким воротником и бело-синие кроссовки.

Пошли, старик. Ты меня заинтриговал своим загадочным видом…

Они вышли из гаража, и Робер, набрав побольше воздуха в грудь, начал:

Ладно, чего ходить вокруг да около. Мне надо с тобой посоветоваться… Завтра вечером я собираю нашу футбольную команду. И уверен, первый вопрос будет таким: может ли Люсьен и дальше играть за коллеж? Антуан наморщил лоб.

Играть за коллеж? Старик, ты меня удивляешь! А в чем можно упрекнуть беднягу? Если даже его отец в чем-то и виноват, то к сыну ведь это все равно не относится, и я не вижу причин… – Несколько секунд подождав ответа, он добавил: – Впрочем, в отношении тебя я спокоен. Ребята, конечно, пойдут за тобой, и твое мнение будет решающим. Так что нечего тут ломать голову!..

Вот именно! Это мне и неприятно… Дело в том, что я сам не знаю, что думать…

Антуан потер указательным пальцем нос, что свидетельствовало у него о величайшем напряжении мысли.

Ты меня удивляешь, Боб… Не могу понять, что с тобой приключилось, почему ты колеблешься!..

И тогда Робер решился. Он рассказал другу историю исчезновения из школьной лаборатории целого литра азотной кислоты и не скрыл своих догадок, для чего эта кислота могла понадобиться… Антуан опять долго тер нос; потом спросил:

Ты уже сообщил об этом учителю?

Пока нет…

Робер собирался было продолжить, но вдруг замолчал. Потом ткнул Антуана локтем; тот обернулся. Следом за ними шагал Нибаль. Они не заметили его и теперь задавались вопросом, какую часть разговора тот успел услышать. А неразлучный друг Бавера, смущенно хихикнув, нагнулся и сделал вид, что завязывает шнурок на ботинке.

Всюду вражеские уши, – сказал Антуан достаточно громко, чтобы Нибаль услышал его.

Тот покраснел.

Они двинулись дальше; Нибаль куда-то свернул. Теперь, когда его раскрыли, ему больше не было смысла идти за ними.

Так вот, возвращаясь к этой истории… Мне кажется, старик, ты правильно сделал, что ничего не сказал учителю!

Почему?

Все это – не более чем случайное совпадение.

Ты, конечно, можешь называть это совпадением…

Погоди, дай договорить. Уверяю тебя, полиция не смогла бы всего за две недели найти фальшивомонетчика, который изготовлял клише с помощью твоей кислоты… Кстати, если Дюмарбр действительно печатал фальшивые деньги, то вряд ли он сам еще и гравировал клише…

Но разве он не мог передать кислоту сообщнику?

Все равно клише были изготовлены гораздо раньше!

А что, если этот сообщник и донес на Дюмарбра?

Не получив доход от фальшивок?.. Слабо верится… Робер не выглядел убежденным на все сто процентов.

Аргументы Антуана, конечно, звучали заманчиво: ведь он так хотел верить в невиновность Люсьена. Но именно поэтому его продолжали терзать сомнения.

Но… – начал было он. Однако Антуан перебил его:

Вот что, Боб!.. Как говорит мой дед, каждый должен делать свое дело. Полиция свое дело знает, верно? А нам остается позаботиться о бедняге Лулу. Если тебя интересует мое мнение, ты должен держаться с ним так, будто ничего не случилось.

4

На следующее утро газета сообщила любителям сенсаций подробности происшедшего. Впрочем, подробностей оказалось не так уж много, и читатели сделали вывод, что, пока не будут обнаружены сообщники Дюмарбра, полиция не станет нарушать тайну следствия.

«Сотрудники полиции во главе с комиссаром Шартеном провели вчера обыск в типографии Дюмарбра. Результаты обыска: ручной печатный станок и запас специальной бумаги, пригодной для изготовления фальшивых купюр достоинством десять тысяч франков. Хотя Дюмарбр свою виновность полностью отрицал, вечером он был помещен в тюрьму Амьена. Следствие продолжается. Рекомендуем нашим читателям с особым вниманием относиться к десятитысячным банкнотам и по мере возможности проверять их подлинность в ближайшем отделении банка».

Перед тем как отправиться в коллеж, Робер успел наскоро пробежать статью. Кроме того, мать рассказала ему: она слышала, что маленькой Сюзанне Дюмарбр за два дня до ареста ее отца вернули десятитысячную купюру в одном из магазинов города.

Конечно, все это выглядит странно. Не понимаю, как мог отец дать фальшивую купюру собственной дочери… Ведь тем самым он сразу привлек к себе внимание. И еще: полиция, говорят, больше двух месяцев следила за районом, откуда, по-видимому, поступали фальшивые деньги…

Робер подскочил на стуле, услышав это.

Больше двух месяцев?! Точно, мама?

Да. Так сказал папа: ему удалось поговорить с начальником жандармерии. Так что в этом можно не сомне-. ваться.

Тогда здорово!.. Ты даже не представляешь, как это здорово, мама!

Мадам Манье улыбнулась; она привыкла к неожиданным вспышкам восторга у сына и спокойно ждала продолжения: Робер обязательно объяснит ей причину своей радости.

Если полиция ведет слежку уже два месяца, значит, Люсьен ни в чем не виноват!

О Господи!.. Виноват?.. Да в чем Люсьен-то может быть виноват?

Робер поведал ей историю исчезновения кислоты.

Н-да, – согласилась она, – действительно неприятное совпадение… Что ж, сделай отсюда вывод. Если верно, что истина иногда выглядит неправдоподобно, то верно и то, что очевидность тоже вполне может оказаться обманчивой. И вот лишнее этому подтверждение.

Однако Робер вдруг впал в задумчивость. Мадам Манье, заметив это, спросила встревоженно:

Тебя еще что-то беспокоит, мой милый?

Конечно, мама! Если кислоту украл не Лулу, то – кто?.. И зачем?

Мадам Манье, улыбаясь, покачала головой.

Да, конечно. Но… ты уверен, что ее украли?

Робер долго ломал голову, пытаясь найти какое-нибудь иное объяснение, но ничего придумать не мог… Впрочем, это было не так уж и важно: ведь Люсьен, как Робер все более убеждался, к пропаже был непричастен.

Ты себе не представляешь, мама, какое это для меня облегчение! Остальное все – ерунда. Он будет и дальше играть в нашей команде, это главное!

* * *

В это утро Лулу появился в коллеже. Он был бледен, губы его подергивались; он явно еще не пришел в себя после случившегося. На всякий случай Робер и Разэн решили проводить его через двор: не дай Бог, какой-нибудь недоумок вроде Бавера или Нибаля захочет показать, как относится к фальшивомонетчикам. От этих типов можно было ждать чего угодно. У Робера кулаки сжимались, когда он думал о лицемерии и наглости некоторых своих одноклассников, которые, собравшись кучками по три-четыре человека, угрюмо смотрели на несчастного Люсьена, бормоча под нос что-то невнятное, смысл чего однако было легко угадать.

Лулу молчал. Его лихорадочно блестящие глаза были устремлены вперед. Это было нелегкое испытание для его друзей, которые не знали, как отвлечь его от тяжелых мыслей, заставить хоть ненадолго забыть драму, разыгравшуюся у него дома. Утро прошло без особых происшествий.

Первым после обеда был урок французского. Едва он начался, в класс зашел привратник и что-то сказал учителю на ухо.

Люсьен Дюмарбр, к директору, – объявил смущенно учитель.

С вещами, – добавил привратник.

По классу прошелестел изумленный шепот. Все головы, как по команде, повернулись к Люсьену, который сидел ни жив ни мертв. Разэн, его сосед по парте, помог ему собрать вещи. Лулу ушел следом за привратником.

Робер был ошеломлен. Взгляд его случайно упал на Бавера и Нибаля. Два недруга Лулу переглядывались и посмеивались… Но Роберу показалось, что Нибалю не по себе.

"Интересно, зачем ему было вчера шпионить за нами? – спрашивал он себя. – Он явно был совсем рядом, когда я рассказывал Антуану о пропаже кислоты… Не хватает еще, чтобы я, пускай и нечаянно, оказался причиной сегодняшних неприятностей. Но если так, этот мерзавец Нибаль дорого мне заплатит… Очень дорого!"

Но спокойствия это ему не прибавило. Ситуация по-прежнему оставалась тяжелой.

В коллеж Лулу больше не вернулся. А на уроке истории пополз слух, что его выгнали из-за литра азотной кислоты, который пропал из лаборатории. Правда, другие с не меньшей уверенностью утверждали, что дело обстоит совсем не так: просто некоторые родители написали директору, что не желают, чтобы их дети учились вместе с сыном фальшивомонетчика, и если Люсьену Дюмарбру не укажут на дверь, они вынуждены будут забрать своих детей из коллежа. Конечно, это были всего лишь слухи, но комментировали их оживленно.

Робер был возмущен до глубины души.

Нет, это уж слишком!.. Что же выходит? Ну хорошо, предположим, отец Лулу что-то там совершил – но почему Лулу не может теперь ходить в коллеж?.. Значит, его учеба окончена? Ведь то же самое будет везде. Где гарантии, что в другой школе с ним не обойдутся точно так же?.. Получается, у него теперь нет иного пути, кроме как подделывать деньги!.. И все потому, что некоторые считают, будто он отвечает за своего отца.

Некоторые соглашались с ним; большинство же отмалчивалось. В умах у многих мнение родителей, которые были сердиты на Дюмарбров за то, что те – "чужаки", вторгшиеся в чужие владения, пересиливало все другие мотивы.

И он еще собирался. издавать здесь газету! – восклицал кое-кто, вспоминая попытку Гюстава Дюмарбра основать в кантоне еженедельник под названием "Мессаже дю Сантер". Попытка провалилась именно потому, что Дюмарбр не был своим. Старожилы сочли, что нечего постороннему, никому не известному человеку лезть в чужой монастырь со своим уставом…

В общем, все шло как нельзя хуже. Футбольная команда коллежа, которая до этого возглавляла таблицу в молодежном чемпионате Севера, проиграла один за другим сразу два легких матча. Бавер и Нибаль играть отказались, чтобы показать, что они не согласны с Робером, который защищает Люсьена. А отсутствие Лулу, который уже не имел права выступать за коллеж, окончательно дезорганизовало команду. Только Разэн, Патош и Жюстен Варже (по прозвищу Пигуй) оставались на стороне Робера

Местная газета очень скоро утратила интерес к делу Дюмарбра; полиция так и не нашла его сообщников.

Однажды Робер увидел на улице мадам Дюмарбр. Он растерялся, даже покраснел, не зная, как себя вести. Заметив его, бедная женщина поспешно отвела взгляд, как всегда, когда встречала кого-нибудь из друзей сына. Робер представил, что ей приходится выносить в лавках, когда она ходит за покупками. Пускай люди не говорят неприятные вещи в глаза: он видел перед собой их притворно сочувствующие взгляды, слышал лицемерно-любопытствующие вопросы– и понимал, что это куда страшней, чем прямые враждебные выпады. Робер был сердит на себя за то, что не подчинился первому порыву, не перешел улицу, чтобы выразить этой женщине, которой сейчас так тяжело, свою искреннюю симпатию, а заодно и спросить про Лулу.

Он был еще под впечатлением этой встречи, когда, вечером того же дня, встретился с Антуаном.

Старик, – сказал он ему, – пора что-то делать Нельзя же все это так оставить! Надо придумать какой-то способ, чтобы помочь мадам Дюмарбр.

На сей раз указательный палец Антуана тер нос особенно долго. Но ответ его был лаконичен:

Какой-нибудь способ?.. Согласен. Но… какой?

* * *

Это единственное, что можно сделать, – заявил Робер через несколько минут. – Как мы раньше об этом не подумали!

Не говоря уж о том, что Дюмарбры сейчас вряд ли купаются в деньгах…

И друзья направились к площади Тьер, убежденные, что визит к Дюмарбрам просто необходим. Нужно было показать Люсьену, что его друзья не остались равнодушны к его беде и, насколько возможно, пытаются ему помочь. Они пока смутно представляли себе, что это будет за помощь, но были уверены, что добрая воля подскажет им решение.

Площадь была почти пуста. Увидев это, Робер на минуту испытал облегчение… И тут же ему стало стыдно за себя. В конце концов то, что они с Антуаном задумали, не может считаться предосудительным, и никакое общественное мнение не помешает им слушаться собственной совести.

Как ты думаешь, тут просто входят… или нужно звонить? – спросил Антуан.

Металлические шторы на окнах лавки были опущены. Робер нажал на ручку двери; дверь открылась, внутри зазвенел колокольчик. Они очутились в пустом, темном помещении, тускло освещенном падающим из кухни светом. Потом зажглась лампочка под потолком, и в тот же момент колыхнулась занавеска на кухонной двери. На полках лежало несколько пакетов с конвертами, образцы афишной бумаги, огромный рулон оберточной бумаги и моток бечевки; покрывающий все вокруг толстый слой пыли говорил о том, что типография переживает тяжелые времена

Кажется, клиентов тут бывает немного, – вполголоса заметил Антуан.

У мадам Дюмарбр, наверно, и без того голова идет кругом, куда тут заниматься лавкой, – так же тихо ответил Робер.

Не говоря уж о том, что лавка напоминает ей времена, когда муж был дома..

Стеклянная дверь наконец открылась, и на пороге, старательно вытирая руки о голубой хлопчатобумажный фартук, появилась немного смущенная мадам Дюмарбр. На ее лице, еще молодом, Робер заметил глубокие тени: это были следы выплаканных слез.

Добрый вечер… господа! Чем могу служить?

Ребята переглянулись, словно говоря друг другу: "Начинай ты!" Потом Антуан решился:

В общем, мы… А Лулу дома? Мадам Дюмарбр колебалась.

Позвать его?.. Он в мастерской. Или, может, сами к нему пройдете?

Если мы вас не слишком побеспокоим, – отозвался Робер, – то, конечно, лучше мы сами.

О, разумеется. Я вас провожу. Сюда, пожалуйста! Антуан и Робер вошли в небольшую кухню, где еще стоял

запах чего-то печеного, и, удивленные, остановились на пороге: у ^адам Дюмарбр был гость.

Добрый вечер, мсье Брюнуа! – произнес Робер, который первым пришел в себя.

Добрый вечер, мсье! – эхом откликнулся Антуан. Толстый, очень аккуратно одетый человек повернулся к ним. Стул под ним жалобно заскрипел.

Кого я вижу! – улыбаясь, воскликнул он. – Какие милые мальчики! Держу пари, вы пришли подбодрить вашего приятеля… Что я вам говорил, мадам Дюмарбр? – не дожидаясь ответа, продолжал он. – Видите? Эти молодые люди не считают, что если у вашего мужа неприятности, то вы должны страдать из-за этого. Они по-прежнему дружат с вашим сыном, который этого вполне заслуживает. Он храбрый мальчик, и он выбьется в люди. Это я вам говорю, а уж я-то знаю!..

И он пустился в пространные рассуждения о том, как должен вести себя в подобной ситуации человек. Заключил он словами:

Люди у нас очень плохо информированы! Я веду свое маленькое расследование! Есть вещи, которые ускользнули от внимания полиции… Я пока не могу ничего сказать… и рассчитываю на вашу сдержанность… Но уверен, что я на верном пути. А пока, если вам потребуется моя помощь… без раздумий обращайтесь ко мне, мадам Дюмарбр. Я всегда к вашим услугам!

Робер почувствовал облегчение, как будто эти слова относились к нему лично. Значит, есть в городе человек – пуекай пока один, – который не считает, что за обвинение, выдвинутое против Гюстава Дюмарбра, должна расплачиваться его семья… Но что имел в виду Брюнуа, когда говорил про собственное расследование? Может, он считает, что Дюмарбр стал жертвой судебной ошибки?.. Робер пожалел, что Брюнуа, с его состоянием и авторитетом, занимает в городе слишком видное положение, – иначе он все-таки попытался бы поподробнее узнать его мнение по этому делу. Во всяком случае, человек этот, несмотря на свою расплыв-шуются фигуру, стал ему глубоко симпатичен. "Сколько же ему лет? – подумал Робер. – Волосы его основательно поседели… Сорок пять? Пятьдесят?.."

Веки Брюнуа выглядели тяжелыми, как у очень усталого человека Но умный, проницательный взгляд вступал в противоречие с выражением апатии, казалось, прочно застывшей на его одутловатом лице. "С ума сойти, как он напоминает своими манерами майора Шарена! – подумал Робер. – Брюнуа – по меньшей мере офицер в отставке. Видно, что он привык командовать. Во всяком случае, то, что он сделал, просто великолепно! Не побоялся прийти к Дюмарбрам, когда от них отвернулся весь город".

Простите, мсье, – сказал он, проходя мимо него.

Передайте Люсьену, пускай не отчаивается. Я убежден, что его отец скоро вернется домой.

Спасибо, мсье. Мы тоже очень на это надеемся.

Мадам Дюмарбр извинилась перед Брюнуа: она вынуждена оставить его одного, чтобы проводить Робера и Антуана в мастерскую.

Не беспокойтесь, мадам! – заявил Брюнуа. – Мне составит компанию этот милый ребенок.

Сюзанна Дюмарбр, младшая сестренка Люсьена, сидела, склонившись над школьной тетрадкой, сосала кончик ручки и морщила брови, поглощенная какой-то трудной задачей.

Выведя мальчиков во двор, мадам Дюмарбр повела их к одной из построек, в окнах которой желтел слабый свет. За соседским забором залаяла собака

– Он там… Я вас оставлю. Вы легко найдете дверь. Робер понял: из деликатности она не хочет мешать их встрече с Люсьеном. Они вошли в мастерскую, тускло освещенную одной-единственной лампочкой под зеленым абажуром, к которому был прикреплен козырек из пожелтевшей бумаги. В помещении стоял такой же горьковатый запах, как и в гараже Антуана; может быть, даже более едкий… Это был запах типографской краски.

Лулу появился из тени, которую отбрасывал козырек на лампе. Когда он вышел на свет, светлые спутанные волосы его заблестели. Привычным жестом он пригладил их. Увидев > друзей, он побледнел и замер с приоткрытым ртом. Может быть, он казался таким бледным в полутьме…

Добрый вечер, Лулу, – просто сказал Робер.

Добрый вечер, – повторил за ним Антуан.

Привет, ребята… – с видимым усилием ответил Люсьен. Последовала мучительная пауза. Робер решил прервать ее, дабы не усугублять неловкость, возникшую между ними. Лучше всего было перейти прямо к делу.

Мы с Антуаном подумали: может, тебе помощь нужна? – начал он. – Знаешь, мы много размышляли обо всем этом… и решили, что ты не имеешь отношения… к тому, что случилось.

В общем, – подхватил Антуан, – мы хотим сказать, что ты можешь на нас рассчитывать.

Люсьен Дюмарбр свел брови; в глазах его вспыхнул огонек оскорбленной гордости.

Погодите, погодите!.. Вы очень добры… но что вы хотите сказать? Что значит: не имею отношения к тому, что случилось? Вы что, тоже считаете, что папа в чем-то виновен? Если так, то скажите сразу и проваливайте, как пришли!

Друзья стояли в замешательстве. Конечно, это естественно, что Лулу не верит, будто его отец виновен… Но ведь полиция… Они не знали, как им себя вести.

Вы представить себе не можете, – тихим, дрожащим голосом сказал Люсьен, – каково это – понимать, что твой отец ни в чем не виновен… и все же находится в тюрьме.

В его словах звучала такая глубокая боль, такое негодование, что Антуан и Робер ощутили настоящее потрясение.

Мы потому и пришли, – ответил Робер, – что тоже сомневаемся в его вине.

Эта простая фраза, кажется, немного успокоила Люсьена.

Это, конечно, здорово… Только я не пойму, как вы…

Вот мы все сейчас и обсудим!

Несмотря на уверенный тон Робера, дело было совсем не таким простым. Тем не менее он продолжал:

Скажи, когда приехала полиция… у вас было много заказов?

Да. А что?

Робер объяснил: они хотят помочь ему в типографии. Люсьен, грустно улыбнувшись, ответил:

Троим тут нечего делать. Программки кино, афиши футбольных матчей – вот и все. Для программок есть готовые клише, нужно только впечатать названия фильмов. Управляющий "Селекта" предупредил маму, что следующий заказ он разместит в другом месте. И не только он! Председатель спортклуба передал то же самое… Ему даже не хватило смелости сообщить это лично, он письмо прислал…

Робер почувствовал, что энтузиазм, еще недавно переполнявший их с Антуаном, лопнул, как воздушный шарик.

Ерунда! – сказал он наконец, и в тоне его было больше решительности, чем в душе. – Работать все равно нужно. Управляющий "Селекта" воевал вместе с моим отцом, я поговорю с ним…

Нет, Робер! Я не хочу, чтобы ты просил своего отца о чем бы то ни было. Понимаешь, папа не виновен, я точно Знаю, и он скоро будет дома… Нужно, чтобы клиенты сами вернулись к нему…

Робер не настаивал. Он лишь жалел, что у него слишком длинный язык. Да, такую помощь он не должен был предлагать Лулу…

Ладно, пустяки… Тогда скажи, что нам делать. Давай сейчас возьмемся за программки кинотеатра, а там видно будет.

Очень скоро он убедился, что, если реальной помощи от них с Антуаном было немного, их присутствие все-таки оказалось совсем не напрасным. Лулу, увлекшись объяснелиями, почти забыл про свое горе. Когда, чуть позже, они приступили к набору, он весело расхохотался, услышав, как днтуан жалуется:

Черт побери, ну и работка – набирать слова задом наперед!

Даже мадам Дюмарбр, заглянув к ним и увидев, что у них дым стоит коромыслом, не удержалась от улыбки. Возвращаясь в тот вечер домой, Антуан заявил:

А ведь неплохо получилось, а, Робер?

Да, старина. И чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что папаша Дюмарбр – такой же фальшивомонетчик, как я…

Тогда почему полиция не ищет настоящих фальшивомонетчиков?