Текст книги "Сапфировая скрижаль"

Автор книги: Жильбер Синуэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

– Это отец Антонио Маркена. Монастырский астроном. Он знает, что я прав. И обещал мне помочь. И я уверен, что поможет.

Моряк говорил, не замечая, что его не слушают.

Араб с евреем пристально глядели на севшего за стол напротив человека. На первый взгляд, ничто не отличало его от других монахов, разве что он был блондином и намного моложе остальных.

Сколько ему лет? Двадцать пять? Двадцать восемь? С лицом ангела…

Толедо, тот же день

– Ну вот, Ваше Величество, – подытожил Франсиско Торквемада. – Я вам все рассказал.

Он повернулся к Эрнандо де Талавере в поисках одобрения. Но тот стоял с непроницаемым лицом.

Торквемада скрипнул зубами.

Талавера всегда выводил его из себя. Конечно, не стоит забывать о слухах насчет его происхождения. Говорят, он внебрачный сын графа Оропесы и еврейки из Толедо. Бастард, короче! Да еще и прошлое у него мутное. Когда ему было около тридцати, он ушел в монастырь, вступив в орден иеронимитов, и стал приором монастыря Прадо. А потом – никто так и не понял, каким образом – ему удалось стать духовником Изабеллы. Но одно совершенно точно: в данный момент его авторитет очень высок как в политической, так и в финансовой сфере. Торквемада уже давненько его вычислил. С самой первой встречи он инстинктивно понял, что этого человека следует опасаться. И оказался прав. Разве не Талавера резко возражал против учреждения Инквизиции? Разве не он пытался убедить Изабеллу пересмотреть ее решение? Слава Богу, ему это не удалось. Неудача довольно-таки удивительная, если учесть его огромное влияние на королеву. Кому в Испании неизвестно, как произошла первая встреча Талаверы с Изабеллой? В прошлом королева имела обыкновение опускаться на колени возле сиденья или скамьи во время исповеди, тогда как исповедник слушал ее стоя. А в тот день фра Эрнандо нарушил эту традицию и сел. «Мы должны оба встать на колени», – тут же заметила королева. На что Талавера со свойственным ему спокойствием ответил: «Нет, сударыня, я должен сидеть, а Ваше Величество – стоять на коленях, потому что здесь творится Божий суд, и я здесь от Его имени». И Изабелла подчинилась.

Торквемада был глубоко убежден, что духовник королевы не понимает, какую драму переживает Испания. И все время старается сгладить углы. С обезоруживающей наивностью он проповедовал, что обращение в христианство должно быть добровольным, а не вынужденным. Чем доказывал, насколько плохо понимает еврейскую душу! И дело не только в евреях! Ислам в его глазах тоже имел свои достоинства. Талавера считал делом чести жить в добром согласии с мусульманскими священниками и следить за тем, чтобы мечети находились в хорошем состоянии. В этом абсурде он дошел даже до того, что потребовал, чтобы некоторые священники выучили арабский (как уже выучил он сам), чтобы лучше проповедовать христианство среди той части населения, которая не говорит по-испански. По правде говоря, это можно было бы счесть стоящей идеей, дай она хороший результат. А сейчас все указывает на то, что политика Талаверы терпит поражение.

– Фра Торквемада, я полагаю, вы уверены в том, что говорите. Это действительно заговор.

– Я слово в слово пересказал все дело Вашему Величеству. Вам одной судить. И все же, если позволите высказать мое мнение, то замечу, что не просто уверен в этом, но и, смею добавить, время нас поджимает.

Раздался уверенный спокойный голос Талаверы:

– Фра Торквемада, рискуя показаться вам не слишком понятливым, я все же не вижу, где тут упоминается заговор. – Он указал на лежащие перед королевой на столе листки. – Куча бессмысленных слов, лишенных всякой логики. Фразы, пересказанные слугой, который жаждет – и это его намерение от вас не ускользнуло – уничтожить своего хозяина… Я всячески изучал, анализировал и перечитывал эти сведения под разными углами и не увидел даже намека на заговор, нацеленный против безопасности государства и еще менее Церкви.

Торквемада усилием воли подавил раздражение.

– И все же я могу вас заверить, что так оно и есть. Подумайте. Автор этих записей, которые вы называете бессмысленной кучей слов, не просто какой-то бродяга. По отзывам фра Менендеса, это, по всей вероятности, «самый великий каббалист и теолог в мире». Зачем человеку таких познаний нужно было развлекаться подобным образом?

– Наверное, просто так, упражнение для ума.

– Тогда зачем ему вовлекать в это других? К тому же еще и араба?

Талавера не ответил.

– Если все это – лишь игра, то почему араб и его соучастник-еврей внезапно решили покинуть Гранаду и поехать в Севилью? Согласно последним сведениям, они находятся в окрестностях Уэльвы. Я…

– Значит, вы снова отыскали их следы… – резко прервала его королева.

– Да, Ваше Величество.

Талавера изобразил фальшивый восторг:

– Вам крупно повезло!

– Везение ту ни при чем, фра Талавера. Разве вы забыли, что у суда Инквизиции есть самая крупная из существующих сеть информаторов? Ее мобильность, солидарность ее членов, ее наличие на всей территории делают из нее очень эффективное орудие.

– Конечно, конечно, – согласился исповедник королевы.

– Мне вот что непонятно, фра Торквемада, – снова заговорила Изабелла. – Вы убеждены, что эти люди затеяли заговор против государства, и вам отлично известно, где они сейчас. Так скажите мне, чего вы ждете и почему их не арестовываете?

– Мне думается, Ваше Величество, что их арест сейчас – большая ошибка. Я вам объяснил, что этот план состоит из восьми частей, каждая из которых ведет в определенный город, чтобы привести к некоей конечной точке. Если мы сейчас арестуем этих людей, то так никогда и не узнаем ни конец истории, ни причину всей этой затеи.

– Ну, хорошо. Так что же вы посоветуете?

– Две вещи. Первое: продолжить за ними слежку. Не упускать из виду. Следить за каждым их шагом, жестом, все время будучи готовыми вмешаться, буде возникнет нужда. Что же до второго, то тут несколько сложнее.

– Мы вас слушаем, фра Торквемада.

– Я предлагаю внедрить к ним своего человека, в котором мы полностью уверены и задачей которого будет выудить у них как можно больше информации об их цели. Таким образом, мы не будем блуждать в потемках, а пойдем проторенным путем.

Королева кивнула, явно соблазненная перспективой.

– Интересная мысль. Однако тут есть серьезное препятствие: с какой стати эти двое согласятся на присутствие третьего? Если они действительно затевают бог знает что против Испании, вряд ли они потерпят постороннего.

– Ваше Величество все правильно понимает. У них нет на то никаких причин. Разве что… – Он сознательно выдержал паузу, прежде чем закончить. – Разве что этот третий будет им необходим!

– И каким же это способом?

– Я знаю один. Неотразимый. Могу вам его изложить во всех подробностях. Если пожелаете, я…

– Чем бы вы ни воспользовались, – сухо прервал его Эрнандо Талавера, – где вы найдете этого надежного человека, достаточно талантливого, чтобы не вызвать у них подозрений? Потому что, если я достаточно внимательно прочитал доклад, ваши заговорщики – вовсе не обычные бандиты. Разве не вы сами буквально только что утверждали, что автор этих записей «самый великий каббалист и теолог в мире»? В таком случае эти люди, которым он доверил свой план, не могу быть никем иным, как высокообразованными эрудитами. Так какой мужчина сможет обвести их вокруг пальца?

Торквемада с ироничным почтением поглядел на него.

– Разве я говорил, что это мужчина, фра Талавера? Нет, насколько я помню. – И повторил: – Я и не говорил о мужчине.

– Но тогда…

Вместо ответа Великий Инквизитор указал на кресло напротив стола королевы.

– Можно мне сесть, Ваше Величество? Мои объяснения могут сильно затянуться.

ГЛАВА 9

Интуитивные открытия всегда должны проверяться логикой. В повседневной жизни, как и в науке, интуиция – мощное средство познания, но опасное. Иногда ее трудно отличить от иллюзии.

Алексис Каррель. Неизвестное в человеке. IV, II

С моря задул ветер. Добравшись до вершины холма, он овевал монастырь соленой прохладой. Три фигуры медленно шагали по аллеям. Самуэль Эзра и ибн Сарраг шли по бокам Рафаэля Варгаса – так звали молодого монаха. Молодой человек резко выделялся в троице. Светлые волосы с тонзурой контрастировали с седой шевелюрой раввина и лысиной шейха, нежные черты лица – с морщинами на их физиономиях. Глаза, ярко-синие, тоже отличались от темных глаз обоих путешественников. Даже его поступь, по-кошачьи грациозная, являла собой полную противоположность тяжелым шагам Саррага и неуверенной походке Эзры.

– Занятный малый этот генуэзский моряк, – заметил шейх. – Как по-вашему, фра Варгас?

– Лисица он хитроумная в первую очередь! После того как его проект отвергли Хуан Португальский, а потом короли Англии и Франции, сеньор Колон – его так зовут, Кристобаль Колон, – теперь пытается с помощью брата Маркены представить свое дело герцогу де Медина, чтобы тот профинансировал его предприятие.

– Заметьте, он кажется настолько одержимым своей идеей, что вполне может и преуспеть. И все же – какой риск! Фрахтовать корабли, отплыть в неизвестное, в направлении, которое опровергают все известные космографы. Прыжок в пропасть.

Варгас резко остановился.

– Прыжок в пропасть? Вы шутите? Колон отлично знает, куда направляется! Ему известны все подробности этого пути в Индию, он знает их наизусть! Говорю вам, это жулик!

– Должно быть, вы имеете в виду географическую карту, доверенную ему этим Тосканелли? – спросил Эзра.

– Доверенную? Да ни за что в жизни! Он украл эту карту из королевской библиотеки Португалии! Впрочем, она не больно-то важна.

– Не могли бы вы объяснить подробней?

– Это долгая история. Лет десять назад португальские корабли сновали между Лиссабоном и берегами Гвинеи, пользуясь тайными маршрутами, чтобы избежать встреч с нашим флотом. Для этого им приходилось идти много западнее островов Зеленого Мыса и пересекать зону, где зарождаются ураганы и циклоны. Забираясь все дальше и больше на запад. Туда, откуда шанс вернутся обратно ничтожен, чтобы не сказать – нулевой. – Немного помолчав, он продолжил: – Примерно года три назад одна из каравелл предприняла это опасное путешествие. И ее, как и несчастных предшественников, течением потянуло на запад. Через несколько дней дрейфа на горизонте показались острова. У экипажа не было иного выхода, кроме как заняться их изучением до того, как черви, обычно угрожающие кораблям в тропических морях, начнут пожирать корпус судна. Затем корабль был вынужден двинуться на восток и в конечном итоге потерпел крушение у берегов Мадейры, где и затонул. Нескольким морякам удалось запрыгнуть в шлюпки и добраться до Порто-Санто. Знаете, кто тогда жил на Мадейре? – Монах выдержал паузу для пущего эффекта. – Кристобаль Колон. В промежутке между плаваниями он жил у своего зятя, который в ту бытность был губернатором острова, и Колон в отсутствие последнего выполнял его функции. Тогда как раз был тот самый случай. Поэтому именно он оказал выжившим всю посильную помощь. К несчастью, все они умерли от истощения, кроме одного. Португальского кормчего по имени Альфонсо Санчес. На смертном одре он рассказал, как сменял безделушки на золото у смуглокожего человека на прекрасном острове какого-то архипелага. Он считал, что этот остров – часть Индии. Как только кормчий умер, Колон спокойно забрал его судовой журнал с лоциями, где были указаны наземные реперные точки, и карты с реками, рифами, отмелями и источниками воды. Уверяю вас, что в данный момент эти карты у него в руках. Чтобы подвести итог, скажу, что Колон настолько уверен, что откроет то, что откроет, словно это хранится у него дома под замком.

Шейх с большим скепсисом выслушал рассказ.

– Как вы можете быть столь уверены в этом?

– Потому что у меня эти сведения лично от фра Антонио Маркены, которому генуэзец доверился. Для него это был единственный способ заручиться поддержкой. – Он на мгновение замолчал, а потом спросил: – Скажите, сеньор Сарраг, как мне кажется, вы хотели поговорить со мной не только для того, чтобы обсудить судьбу сеньора Колона?

Шейх набрал побольше воздуха и произнес тоном человека, сообщающего ключ к некоей тайне:

– Абен Баруэль…

Молодой человек вздрогнул.

– Вы его знали! – вскричал Эзра. Рафаэль промолчал.

– Ну? Скажите нам!

– А вы? Вы его знали? – бесстрастно проговорил монах.

– Ну конечно! – бросил шейх, с трудом подавляя охватившее его нетерпение. – Иначе нас бы тут не было.

– В таком случае вы сможете это доказать.

Порыв ветра, более сильный, чем предыдущие, взметнул опавшие листья.

Рафаэль проговорил, возвысив голос:

– Да славится…

– Да славится И. Е. В. Е. в царствии своем, – хором подхватили Эзра с ибн Саррагом.

– И в этот миг вопросил я…

– Князя божественного присутствия.

– Я сказал ему: как имя твое?

– И ответил он мне: я зовусь…

– Отрок.

Обмен словам происходил под все усиливавшимися порывами ветра, будто стихию раздражали эти трое, разговаривающие на тайном языке. Да и они ли это говорили? Или то была та темная тень, закрывающая распятие у входа в Ла-Рабиду? Если только это не был шепот со звезд.

Исчерпав цитаты из первого Чертога, Рафаэль подытожил:

– Значит, это вы – эмиссары Абена Баруэля. Он меня предупреждал. Я знал, что когда-нибудь вы придете.

– Он вас предупреждал? Вы имеете в виду, лично? Вместо ответа молодой монах предложил:

– Давайте вернемся. Внутри нам будет удобнее продолжить этот разговор.

В монастырской библиотеке все пропахло воском. В слабом свете свечей виднелся лежащий на пюпитре раскрытый том «Canon de Muratori» на греческом. Редчайший экземпляр. На полках аккуратными рядами стояли сотни книг. Некоторые потрепанные, покрытые тонким слоем пыли, другие – в более хорошем состоянии. Авторы и тематика смешались в кажущемся беспорядке, от Протагорадо Фукикида вперемежку с Аверроэсом и Сенекой. На самом виду висел список произведений, запрещенных Инквизицией.

Варгас уселся за одним из столов, жестом предложив гостям последовать его примеру.

– Ну, – начал Сарраг, – не объясните ли вы нам, что вас связывало с Баруэлем?

– Прежде всего вам следует понять, что мои познания ограничиваются тем, что он пожелал мне сообщить. Вообще-то это от вас мне бы хотелось услышать пояснения.

– Вы с ним познакомились в Ла-Рабиде?

– Нет. Здесь произошла наша вторая встреча. Впервые мы встретились прошлой осенью. Я находился в Толедо проездом, направлялся в монастырь. Дойдя до площади Сокодовер, я был вынужден остановиться. Площадь была запружена народом. Я увидел помост и лавки. Чей-то голос произносил то, что я распознал как символ веры. И я понял, что угодил в разгар аутодафе. Это было впервые в жизни. Так что я решил задержаться и присоединиться к зрителям. От подробностей церемонии я вас избавлю. К тому же ничего нового вы бы не узнали. – Он некоторое время молча смотрел на собеседников, потом продолжил: – Когда закончили перечислять грехи и приговоры, привели первую жертву. До сих пор помню имя: Леонора Мария Энрикес. Продемонстрировав знаки отречения, она поднялась на помост. Инквизитор спросил, чего она просит. «Милосердия», – ответила она. Тогда он спросил, в чем ее проступок, и тут она, как ни странно, замолчала. Инквизитор настаивал, приказывая ей признаться в грехах. Напрасный труд, женщина не раскрывала рта. И тогда инквизитор, отчаявшись добиться желаемого, провозгласил: «У святого трибунала нет иного выбора, кроме как предать вас огню, дабы защитить дело Господне!» В этот-то момент и случился инцидент. Стоящий рядом со мной мужчина, потрясая кулаками, закричал: «Будьте прокляты! Прокляты! Прокляты!» И еще громче повторил на иврите фразу, которая, как я позже узнал, значила «да отмстит Предвечный за ее кровь!». В мгновение ока в него вцепилось множество рук, отовсюду посыпалась брань и разъяренные вопли. Словно волчий вой. С него начали срывать одежду, и он должен был вот-вот рухнуть под ударами, что наверняка закончилось бы для него очень плохо. – На губах рассказчика мелькнула грустная улыбка. – Я совсем не герой. И, рискуя вас шокировать, признаю, что Святая Инквизиция не лишена достоинств. Но в тот момент внутренний голос велел мне действовать. Мне показалось недопустимым, чтобы этот человек – каким бы богохульником он ни был – стал жертвой слепой злобы. Я поспешил ему на помощь и, распихав народ локтями, смог, одному богу известно как, утащить его прочь от разъяренной толпы. Это было просто чудо, никаких сомнений. Этот человек…

– Это был Абен Баруэль, – предположил ибн Сарраг.

Рафаэль кивнул.

– И что было дальше?

– Я отвел его домой. Он истекал кровью. Раны не показались мне опасными, но в его возрасте хватило бы и их. Именно по этой причине я решил вопреки его протестам остаться ухаживать за ним. Помнится, мы с ним много беседовали.

– Не будет ли нескромным, если мы поинтересуемся, о чем вы говорили?

– Обо всем. О нем, обо мне, о его вере, о моей, о жизни и смерти. Откровенные разговоры из тех, что иногда бывают между двумя существами, которых разделяет все, но соединяет случай. Ближе к середине ночи, успокоившись относительно его состояния, я снова отправился в путь. И больше не слышал о Баруэле вплоть до того дня, когда он явился в монастырь. Это случилось где-то в середине января.

Рафаэль помолчал минутку, сильно взволнованный.

– Да, фра Рафаэль, я знаю, что вы не ожидали моего приезда.

Молодой монах отчетливо помнил хрупкого старого еврея, сперва стоявшего, а потом опустившегося на каменную скамью.

– Я хочу кое-что вам доверить. Я решил приехать к вам и поделиться тайной, самой грандиозной, самой невероятной тайной, вовсе не потому, что вы спасли мне жизнь. Если бы этого не сделали вы, то сделал бы кто-то другой. Я вас удивил? А, тем не менее, это правда. Было предсказано, что в тот день я не умру. Еще нет. Не раньше, чем исполню свое предназначение.

Еврей замолчал, тяжело дыша. Потом продолжил:

– Однако, как только я покину своды этого монастыря, как только покину вас, смерть набросит на меня свои сети. Я приму ее с радостью, более того – с облегчением.

Рафаэль не смог скрыть своего удивления, слыша то, что он в тот момент счел словами смертельно больного. И ответил банальностью:

– Никто не знает, когда придет его час. Вы проживете столь долго, сколько будет угодно Господу нашему.

На лице старого еврея мелькнула загадочная улыбка.

– Фра Рафаэль, Господу нашему уже угодно, чтобы я покинул этот бренный мир. И я знаю, что он прав. Никогда еще человеческое существо – не считая патриархов и святых – не покидало этот мир столь просветленным, столь наполненным радостью. Но вернемся к главному!

Он снял кожаный мешок, висевший на плече, и положил на колени.

– Я уже сказал вам, что вовсе не из чувства благодарности предпринят этот шаг. Дело в другом. К вашему сведению, я терпеть не могу проявления каких-либо чувств. Моя бедная супруга – да смилуется над нею Всемогущий – достаточно настрадалась из-за этой черты моего характера! Да, мое сердце отнюдь не каменное. Но для меня рука, "положенная на горящий в лихорадке лоб, сдавленное рыдание при виде страданий любимого существа – куда более значимые проявления чувств, чем клятвы в любви и заверения в дружбе. Нам всем дана возможность произносить сочувственные слова, но между словами и действиями пролегает пропасть! Я говорю это для того, чтобы вы лучше поняли, чего мне стоит признаться, что ночь, которую вы провели у моего изголовья, навсегда осталась в моей памяти.

Абен Баруэль выпрямился и прислонился к стене, глядя куда-то вдаль.

– Иногда, чтобы понять собственные чувства, чтобы оценить сокровища, хранящиеся в душе другого человека, требуется целая жизнь. И наша слепота столь велика, что зачастую нам это и вовсе не удается. Однако иногда все иначе. Так бывает крайне редко, чтобы между людьми все было сказано сразу, одним лишь взглядом. Именно такая связь и установилась между вами и мной, хотя мы сами этого не заметили.

Рафаэль Варгас молчал. Не потому, что сомневался в словах этого человека, а наоборот – потому что был полностью с ними согласен. И его молчание говорило само за себя.

– У меня есть сын, – продолжил Баруэль. – Он ваш ровесник. Когда в тот день в Толедо вы проводили меня, мне показалось, что у меня появился еще один сын. – Он медленно перевел дыхание и вновь заговорил, менее меланхолично: – Произошло одно событие, полностью перевернувшее мою жизнь. На самом деле это куда больше, чем событие. Я прикоснулся к пульсу бытия. Узрел незримое. Соприкоснулся с величественным светом, и глаза мои, дотоле закрытые, раскрылись. Большего, увы, я вам поведать не могу. – Он взял кожаный мешок и протянул его Рафаэлю. – Вот возьмите. Я вам его вверяю. Там вы найдете мною написанные рукописи. Можете с ними ознакомиться. Но должен предупредить, что вас ждет разочарование, потому что, как бы ни были вы талантливы, эрудированны, насколько бы хорошо ни знали теологию, вы ничего не поймете или поймете совсем немногое. И это немногое разочарует вас еще больше.

– Сеньор Баруэль, вы не должны мне ничего объяснять.

– Терпение. Через несколько недель к вам приедут двое мужчин. – И уточнил, как само собой разумеющееся: – Увидите, что это гении. Живые источники культуры и знания.

– Но зачем им понадобится меня видеть?

Баруэль постучал по мешку:

– Из-за этого. Из-за рукописи. Должен вас сразу предупредить: они попытаются у вас ее отобрать. Ни за что не поддавайтесь. Я разрешаю вам лишь поделиться ее содержимым с ними, шаг за шагом, Чертог за Чертогом.

– Чертогом? – переспросил окончательно растерявшийся Рафаэль.

В ответ Абен лишь погладил мешок, пробормотав:

– Вот увидите, дитя мое. Все здесь. Имейте терпение. Прочтете и узнаете.

Рафаэль невольно возмутился:

– Мне не хотелось бы казаться недостойным тех чувств, о которых вы говорили, но вы ставите меня в довольно-таки непонятное положение. Вы ничего мне не говорите ни о том событии, которое кажется столь важным, ни о содержании этой рукописи, ни о мотивах, которыми руководствуются те двое мужчин. Признайте, что вы никак не облегчаете мне задачу!

– Разве я не повторил уже дважды: терпение?

– Да, но…

Баруэль не дал ему продолжить.

– Варгас. Помните? В ту ночь мы с вами говорили о происхождении вашей фамилии. Не забыли?

Нет, Рафаэль ничего не забыл.

– В таком случае я не жду от вас слепого подчинения во имя нашей внезапной дружбы, а хочу, чтобы вы действовали во имя ваших великих предков, гордых рыцарей, ведомых лишь чувством долга, стремлением к идеалу и желанием совершить невозможное. Могу пообещать вам, что если вы согласитесь довериться мне, то у вас появится возможность – может быть, единственная за всю вашу жизнь, – прожить полностью в соответствии с этими тремя принципами.

Монах не мог понять, что и почему в этом человеке так его будоражило. Любой здравомыслящий человек должен был бы отказаться от столь несуразной просьбы. Но Рафаэль так и не смог на это решиться. Более того, ему хотелось лишь одного: согласиться. Проникнуть в тайну. Ответить на зов.

– Хорошо. Можете на меня положиться. Я буду соблюдать вашу волю.

Тогда Баруэль протянул руку к висевшему на груди монаха распятию и приподнял его.

– Поклянитесь на этом святом кресте.

Варгас какое-то едва уловимое мгновение колебался, потом произнес:

– Клянусь.

Монах завершил свой рассказ, и повисло молчание.

На лицах ибн Саррага и Эзры появилось одинаковое разочарованное выражение. Ни тот, ни другой не проявляли ни малейшего желания продолжить разговор, опасаясь получить подтверждение сделанным выводам. Не сговариваясь, они совершенно одинаковым, словно отрепетированным заранее жестом достали хранящиеся у каждого рукописи и открыли на странице со вторым Чертогом. Раввин начал читать слегка дрожащим голосом:

– Первый малый Чертог.

Да славится И. Е. В. Е. в царствии его.

Имя есть 6. Вспомни сына вдовы…

Шейх продолжил тоже дрожащим голосом:

– Сказано, что на гробницу его положили…

– Я знал лишь одного ангела… — сменил его раввин.

– Но некогда…

– Избранный Яхве…

Раввин оборвал чтение и стукнул кулаком по столу.

– Нет! – вскричал он. – Нет! Ваш текст и мой не совмещаются! Даже если их соединить, получается ерунда! Дайте вашу страницу.

Сарраг не стал спорить и протянул бумажку.

– Вы ведь видите, что фраза «Вспомни сына вдовы…» по-прежнему неполная! Увязывание ее со следующей – «сказано, что на гробницу его положили…» — напрочь лишено логики! Более того, так будет и со всеми остальными Чертогами, которые нам предстоит расшифровать! Хотите убедиться?

– Незачем.

Они замолчали, окончательно сникнув.

– Сеньор, – вмешался Рафаэль, – не хотите ли мне объяснить? Хоть я и обладаю некоторыми дедуктивными способностями, я ничего не понял из ваших высказываний.

Сарраг отреагировал первым:

– Не могли бы вы принести те листки, что вам доверил Абен?

– Конечно. Но разве в этом есть необходимость? Я их знаю наизусть.

– Все?

Монах кивнул.

– Удивительно… Но все же нам бы хотелось их посмотреть.

– Хорошо. – Монах предостерегающе поднял палец. – Но не ждите, что я вам их отдам. Помните – я поклялся.

– Ну да, на вашем святом кресте! – не удержался от раздраженного восклицания Эзра.

Глаза Варгаса возмущенно сверкнули.

– Как вы смеете таким презрительным тоном отзываться о распятии?

– Потому что не испытываю ни малейшего пиетета перед орудиями пыток.

– А еще?

– Потому что я еврей.

– А вы? – повернулся Рафаэль к ибн Саррагу. – Тоже еврей?

– Храни Аллах! Я сын ислама.

Молодой человек пристально оглядел их одного за другим. Он собрался было что-то сказать, но удержался и направился к двери.

– Ребе Эзра, не говорил ли я вам, что вы могли столкнуться с кем-нибудь похуже, чем мусульманин?

– Но почему? Чего добивается Абен? То, что он связал нас с вами, это еще туда-сюда… Но вводить третье действующее лицо? Да еще католического монаха?! Я начинаю задаваться вопросом, а не наплевать ли мне на всю эту затею.

– Можете это сделать в любой момент, – заметил шейх и уточнил, не питая, впрочем, никаких иллюзий: – При условии, что отдадите мне вашу часть рукописи.

– Издеваетесь?

Вернулся Варгас с несколькими листочками бумаги в руках.

– Вот. И что вы теперь намерены делать?

– Теоретически, – объяснил шейх, – у вас должен быть текст под названием «Первый малый Чертог». Он должен следовать за «Первым главным Чертогом». Можете это подтвердить?

– Конечно, – не колеблясь кивнул монах. – Первый малый Чертог… Думаю, нет необходимости говорить вам, что смысл этого названия мне непонятен.

– Нам тоже. Но ничто нам не мешает вернуться к решению этой проблемы позже. А пока что я буду читать вам Фразы, а вы их продолжите.

И тут же начал:

– Да славится И. Е. В. Е. в царствии его. Имя есть 6. Вспомни сына вдовы…

– … из колена Неффалимова, того, кто умер тройной смертью, но который воскрес.

– Говорят, что на гробницу его положили…

– … терновую ветвь с цветами молока и крови…

– Я знал лишь одного ангела…

– Но некогда…

Араб жестом остановил монаха и обратился к раввину:

– По-моему, никаких сомнений быть не может, не так ли? Раввин прикрыл глаза.

– Да простит меня Адонаи… мы пред вратами Ада.

– Да объясните вы мне, в конце концов! – Варгас начал проявлять раздражение.

– Безусловно, – заверил его ибн Сарраг. – Точнее… – Он обратился к раввину: – Не могли бы вы дать ему письмо Абена? Оно стоит тысячи объяснений.

Эзра так и поступил.

Варгас тут же погрузился в изучение письма. По мере того как он читал, на лице его поочередно сменялись изумление, оторопь и, наконец, беспомощность.

– Ну, что скажете? – поинтересовался раввин.

– Странное дело. Я всегда считал, что такая скрижаль могла существовать. Это была лишь мысль, интуиция, но мне доводилось об этом думать. В истории человечества произошло так много сверхъестественных событий. Да, я верю, что такая скрижаль существует.

Шейх с раввином быстро переглянулись. Было совершенно очевидно, что отныне их не двое, а трое. Ибн Сарраг поднялся и встал перед монахом.

– Фра Рафаэль, поскольку вы всегда в это верили, то, что этот поиск вам даст, кроме возможности прикоснуться к Скрижали? В конце концов, вы ведь человек верующий. А разве верующий нуждается в доказательствах?

– К чему вы клоните, сеньор?

– Давайте рассмотрим проблему под другим углом. Есть ли у вас хоть малейшие сомнения в существовании Бога?

– Никаких.

– Представьте себе, пусть на мгновение, что этот ваш Христос – не сын Божий, а пророк наподобие Моисея и Мухаммеда?

– Против такого предположения восстает вся моя сущность.

Губы шейха расплылись в довольной улыбке.

– Ну, вот мы и договорились! Ваша часть рукописи вам совершенно ни к чему! Значит, будет справедливо, если вы нам ее отдадите.

– Вы упустили два момента, сеньор Сарраг. Во-первых, я поклялся Абену Баруэлю, и не в моих правилах нарушать клятву. Во-вторых, ни моя вера, ни мои убеждения не могут перевесить мое желание найти послание. Совсем наоборот. Вы позволите?

Рафаэль протянул руку и взял письмо Баруэля.

– … я читал. Задыхаясь, пробирался по пустыням и зеленым долинам, поднимался к звездным небесам, отчаянно пытаясь сосчитать звезды. Я познал восходы отчаяния и закаты мудрости. Но ничто – слышишь, Самуэль? – ничто и близко не походило на тот смысл того послания, что было мне доверено. Это значит, что через нас Господь решил обратиться ко всему человечеству. Уж не думаете ли вы, что я посмею нарушить Его волю? Я отлично понимаю, что такая перспектива вас совсем не радует, однако ни вы, ни я ничего не можем с этим поделать, сеньоры. Мы с вами связаны, как пальцы одной руки.